Way To A Dream

Ынхёку впервые за последние месяцы снилось что-то, кроме кошмаров. Это был легкий, почти неуловимый, но такой приятный до дрожи в кончиках пальцев сон. Ему как будто снова было 18, и он был тем не побитым опытом и славой подростком с горящими глазами, который только-только начал свой путь на вершину мирового музыкального Олимпа. И он снова как будто жил в общежитии, и у него сегодня был такой долгожданный выходной, в который можно было с утра поваляться в мягкой, удобной, пахнущей чистотой и почему-то братом постели, краем уха прислушиваясь к уже царящей в общежитии суете, ведь все в группе, кроме них с Кюхёном, были слишком рьяными жаворонками и умудрялись даже в такие редкие и драгоценные выходные подниматься ни свет ни заря. Особенно Донхэ. Он уже, наверное, как всегда, сварил им кофе и какао персонально для Хичоля. И, конечно же, напек блинчиков и сделал яичные роллы. Донхэ всегда печет им блинчики и яичные роллы на завтрак по выходным. И варит рисовую кашу. Не такую вкусную, как его мама, но куда лучше той склизкой серой массы, что обычно выходила у Ынхёка или Кюхёна. А затем, когда Донхэ закончит с завтраком, он, конечно же, придет будить его, тихонько заберется в постель и будет долго-долго атаковать его поцелуями со вкусом сладкого теста и апельсинового джема ‒ самыми вкусными поцелуями, что были в жизни Ынхёка. Или... Хёкджэ? Нет, при чем здесь брат? "Хёкджэ". Это имя, произнесенное знакомым голосом где-то далеко-далеко, на грани сознания болезненным шурупом ввинтилось в сознание Ынхёка, заставляя того резко открыть глаза и сесть на постели, жадно глотая воздух. Хёкджэ. Он в опасности. Теперь Ынхёк точно знал, что этот гребаный психопат нацелился на него, но... как ему предупредить брата? Ынхёк все еще не знал. Ослепленный болезненным ужасом за брата и собственным бессилием, Ынхёк не сразу понял, что что-то не так. Но... что-то и правда было не так. Определенно. Хотя бы потому, что его глаза слезились от яркого света, который он не видел в своем подвале очень и очень давно. А еще потому, что матрас под ним был куда мягче обычного. И он мог спокойно сесть. Потому что его запястья больше не были пристегнуты наручниками к изголовью кровати. Это просто был не подвал, в котором он провел последние пару месяцев, а... Его комната в общежитии? Их с Донхэ комната. Серьезно. И стоящий в дверях этой самой комнаты с каким-то совершенным диким выражением лица, почти совсем не изменившийся (за исключением разве что цвета волос) Донхэ только подтверждал эту догадку. Вот только Ынхёк, как бы сильно ни хотелось ему и правда сейчас находиться именно там, на постели в их с Донхэ комнате в общежитии группы, прекрасно осознавал, что это очередная садисткая фикция его сознания. Сон или бред. Не суть важно. Даже четко понимая, что все это ‒ лишь очередной выкидыш его больной фантазии, Ынхёк просто не мог отказать себе в том, чтобы насладиться этим моментом. Сладким, едва уловимым воспоминанием из прошлого. Возможно, последней искрой радости в его уже почти угасшей жизни. Он уже и на надеялся выбраться из этого проклятого подвала, и вот хотя бы его подсознание решило подарить ему глоток свободы напоследок. И Донхэ. Растянув сухие, растрескавшиеся и саднящие губы в улыбке, Ынхёк жадно рассматривал Донхэ, размышляя о том, что он совсем не похож на воспоминание. Разве воспоминания могут взрослеть? Разве у них растет щетина и меняется цвет глаз? Или это просто очередные линзы от Марка, которые тот закупал практически оптовыми партиями и заставлял носить вся и всех? И почему Донхэ так странно смотрит на него? Как будто… боится? Хотя, наверное, у Ынхёка сейчас был тот еще видок. Он прислушался к себе и своему ноющему и словно рассыпающемуся на молекулы телу. И-зу-ми-тель-но. Даже собственные галлюцинации не делают ему никаких поблажек. Неужели уже даже сам он не может представить себя здоровым и красивым? Да когда он вообще был таким в последний раз? Нет, не может. Кто бы знал, как Ынхёку сейчас хотелось коснуться кончиками внезапно заледеневших пальцев чуть колючей щеки Донхэ, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать его тепло, а потом рассмеяться и поцеловать его в эту самую колючую щеку и наигранно заворчать о том, что ему почаще нужно бриться, чтобы не превращаться в лешего. Но... если честно, сейчас Ынхёк боялся даже дышать, чтобы не дай бог не спугнуть это странное, такое болезненно сладкое наваждение. ‒ Ынхёк? ‒ полный изумления и какого-то глухого ужаса голос Донхэ прозвучал слишком реально и как-то уж очень обидно для такой приятной иллюзии, заставляя Ынхёка удивленно вскинуть брови и немного нервно хмыкнуть: ‒ А ты ожидал здесь еще кого-то увидеть? ‒ спросил Ынхёк и тут же скривился от своего противного, сухого и скрипучего голоса, который скорее напоминал скрип древнего пня в лесу или голос какого-то седого старика. Но не его собственный. Отвратительно. ‒ Но... как ты?.. Здесь?.. ‒ для сна Донхэ задавал как-то слишком много слишком невнятных вопросов. Хотя... кто знает, какие правила в этой реальности? Но Ынхёк в любом случае собирался задержать в ней как можно дольше. ‒ А где мне еще быть? Ведь это, в конце концов, и моя комната, ‒ очевидно подхватив язвительное бешенство Кюхёна, продолжил насмешничать он, даже немного наслаждаясь растерянностью и изумлением Донхэ. Давненько Ынхёк не видел его таким... выбитым из колеи. По крайней мере по отношению к себе. ‒ Н-н-но... где Хёкджэ? ‒ имя брата из уст Донхэ резануло Ынхёка по ушам, заставив его вздрогнуть и подавиться собственным вдохом: ‒ Х-х-хёкджэ? При чем здесь Хёкджэ? ‒ растерянно переспросил Ынхёк, где-то далеко-далеко на грани сознания начиная ощущать подвох, который с каждым мгновением чувствовался все отчетливее и отчетливее. Комната в общежитии. Донхэ, замерший на пороге. Боль и страх в его глазах. Хёкджэ. Донхэ ищет Хёкджэ. Потому что, очевидно, сегодня утром в этой комнате и в этой постели ожидал увидеть вовсе не Ынхёка. А Хёкджэ. Его брата. Потому что он заменял Ынхёка, пока тот сидел в подвале у этого психа. Ынхёк же знал об этом. А еще в это самое мгновение он осознал, что все это не галлюцинация и не сон. А правда. Которая происходит на самом деле. И что он действительно в общежитии. В этой комнате. Проснулся и сидит на кровати. По-настоящему. И что это действительно настоящий Донхэ. Стоит перед ним. И спрашивает его о брате. О Хёкджэ. О настоящем Хёкджэ. Которого здесь нет. По той же причине, по которой Ынхёк здесь есть. Потому что... потому что... ‒ Он забрал его... КАК ТЫ МОГ ПОЗВОЛИТЬ ЭТОМУ УБЛЮДКУ ЗАБРАТЬ ЕГО?!