Way To A Dream

‒ Сыльги, послушай... ‒ Да что тебе нужно от меня, в конце-то концов?! ‒ мысленно выругавшись и едва не выронив из рук только-только налитый стакан молока, Сыльги резко обернулась к замершему на пороге кухни в общежитии и перекрывшему ей все пути к отступлению Кюхёну, всем своим видом показывая, что она крайне недовольна таким положением дел. Еще бы. После той странной выходки этого идиота и их разговора на кухне Сыльги с виртуозной легкостью избегала любых встреч и контактов с Чо Кюхёном. Особенно наедине. Чтобы не дай бог в порыве ярости не прикончить этого придурка. И у нее же прекрасно получалось это! И вот надо же именно сегодня, когда пределом ее мечтаний было принять душ, поесть и поспать хотя бы пару часов перед ночным дежурством в палате Хёкджэ, которое она взяла на себя, чтобы все остальные могли выспаться и хорошенько отдохнуть перед завтрашней пресс-конференцией! И еще тогда, когда в общежитии, как назло, нет никого из них. Это же надо было так точно подгадать время. Хотя с этого идиота станется, что он специально сидел и высчитывал, когда лучше всего застать ее врасплох. Ну точно полный придурок. И даже эта футболка с Суперменом на нем, так хорошо подчеркивающая разворот плеч и сильные грудные мышцы, тоже совсем идиотская! И его вечно растрепанные волосы! И эти глаза! И постоянно скривленные в ехидной усмешке губы! ‒ Да чего ты орешь на меня-то?! ‒ не сдержавшись, передразнил девушку Кюхён и тут же влепил себе мысленную оплеуху, поняв, что, кажется, это не самый лучший способ начать разговор, к которому он так долго готовился. ‒ Я просто хотел поговорить... ‒ А я не имею ни малейшего желания разговаривать с тобой, так что, будь добр, захлопнись и уйди с дороги, ‒ зло прищурилась девушка, делая пару шагов навстречу Кюхёну и словно прикидывая, удастся ли ей снести его с ног в случае чего или нет. Но поскольку он вдруг оказался выше нее почти на целую голову и почти в два раз шире в плечах, то... Черт-черт-черт! Ну почему именно сегодня? Почему она вообще познакомилась с этим идиотом и он прилип к ней хлеще, чем репей к собачьей заднице?! ‒ А если не уйду? ‒ скривив губы в усмешке, спросил Кюхён, а затем облокотился о косяк, с удовольствием демонстрируя, что он даже не собирается сдвигаться с этого места, и без стеснения начал разглядывать эту нахальную, такую забавную в своем недовольстве девицу. И что его больной мозг (или все-таки сердце? а может, вообще какой-то другой орган) только нашел в ней? Мелкая, костлявая, неухоженная, одета как парень, не накрашена, волосы торчат во все стороны, ногти на руках съедены до крови, глаза злющие, губы обветренные и растрескавшиеся, язык острый как бритва. Кюхёну вообще никогда не нравились такие девицы. Он любил милых, ухоженных, не обремененных интеллектом и моралью, зато обремененных другими, более округлыми и материальными достоинствами девушек, которые смотрели на него снизу вверх и готовы были умереть от восторга лишь потому, что он просто обратил на них внимание, что уже говорить про все остальное. А эта... Неужели поговорка про «любовь зла» ‒ сущая правда? И ему досталась своя личная, очень злющая и очень бодливая коза? Или это такая месть вселенной за всех тех женщин, что он обидел? Хотя... нет. Ведь большинство его любовниц уходили от него утром очень даже довольными. За исключением тех случаев, когда он был настолько пьян и обдолбан, что просто не мог совладать с собственным членом, но таких инцидентов было слишком мало для столь жестокой, злющей, драчливой и непримиримой кармы. ‒ Тогда я буду кричать, ‒ практически прошипела Сыльги, отчаянно пытаясь вспомнить, когда же в общежитии окажется кто-то, кроме них двоих. И какого черта вообще здесь Кюхён, когда он сейчас вместе с новым менеджером, Ынхёком, Чонуном, Донхэ и Хичолем должен быть в больнице и готовиться к выписке Ынхёка и к завтрашней пресс-конференции? А начальник Ли встречается со следователями полиции, а потом тоже сразу должен поехать в больницу. Полная засада. Нет, правда, почему этот идиот здесь, а не вместе со всей группой? Конечно, можно было бы спросить у него, но Сыльги не собиралась задавать этому придурку вопросов. Вообще никаких. ‒ Отлично. Можешь начинать. Я с удовольствием послушаю, ‒ вопреки всем ожиданиям Сыльги, совершенно не испугался и даже не подумал сдвинуться с места Кюхён. ‒ Кстати, хочу напомнить тебе, что дома никого нет и тут отличная звукоизоляция. Так что твоими воплями буду наслаждаться только я. ‒ Просто прекрасно, ‒ возмущенно фыркнула девушка и, подумав, что вряд ли стоит уподобляться этому идиоту и начинать орать, устало поинтересовалась: ‒ И что мне нужно сделать, чтобы ты избавил меня от своего общества? ‒ Просто дать мне пару минут и выслушать то, что я тебе скажу, ‒ с готовностью ответил Кюхён, честно говоря, не ожидавший, что эта стерва сдастся так просто. ‒ И? ‒ до побеления сжав в пальцах злосчастный стакан с молоком, за которым ей явно не стоило сюда идти, вопросительно вскинула бровь Сыльги. ‒ Что ‒ и? ‒ Ну говори же ты, хватит тянуть резину! ‒ недовольно воскликнула до глубины души пораженная тупостью этого пещерного человека девушка. Хотя... куда этому изнеженному хлюпику до такого. Он не то что не сможет мамонта подбить, но даже с разведением огня вряд ли справится без зажигалки. ‒ Ты мне нравишься, ‒ рвано выдохнул Кюхён, пристально глядя на Сыльги, на лице которой не дрогнул ни единый мускул после этих слов. И Кюхён не понимал, в чем причина: в хорошей выдержке или в том, что ей было глубоко плевать на него и все его нежные чувства. Но... почему ему так хотелось, чтобы истинной причиной все же была первая? ‒ И что? Это все, что ты хотел сказать? ‒ недоуменно нахмурилась Сыльги, действительно почему-то ничуть не удивленная этим признанием, ведь все было так очевидно. И тупо. Как всегда у этого идиота. А может, она просто слишком устала, чтобы по-настоящему удивиться хоть чему-нибудь. ‒ Вообще-то, я тут пытаюсь признаться тебе в чувствах, могла бы иметь хотя бы каплю уважения и... ‒ до глубины уязвленный такой реакцией на свое признание, начал было Кюхён, но Сыльги недовольно оборвала его: ‒ А я вот не имею, ‒ зло фыркнула девушка, прикидывая, хватит ли у нее сил, чтобы дать этому придурку по яйцам и убрать его с дороги, или все-таки нет. ‒ Я... ‒ возмущенно снова попытался объяснить всю серьезность своих намерений Кюхён, но эта стерва опять не дала ему закончить: ‒ И скольким девицам до меня ты так признавался в чувствах, чтобы затащить их в постель? Десяткам? Сотням? ‒ насмешливо поинтересовалась девушка. ‒ Что?! Нет, ты не понимаешь, ты мне правда... ‒ Правда нравлюсь? А мне плевать. Это твои проблемы, и, будь добр, держи их при себе. А я хочу сейчас в душ и спать, и ты своими идиотскими разговорами и фальшивыми признаниями мешаешь удовлетворить эти две жизненно важные потребности, так что, будь добр, захлопнись и уйди, пожалуйста, с дороги вместе со своими признаниями! ‒ практически на одном дыхании выпалила Сыльги, со злорадством видя, как стоящий напротив парень бледнеет буквально от каждого ее слова. ‒ Значит, так? ‒ скривившись, с трудом выдавил из себя Кюхён. ‒ Ну хорошо. Я сейчас уйду отсюда со своими признаниями и проблемами и оставлю тебя в одиночестве. Только смотри не пожалей об этом, ‒ процедил сквозь зубы он и, желая как можно сильнее уязвить эту жестокую стерву, с самой сладкой улыбкой из всех возможных добавил: ‒ Ты же в курсе, что твой благоверный влюблен в нашего лидера? Причем у них все настолько взаимно и серьезно, что ему уже давно плевать на тебя, да? Не боишься остаться одна, детка, а? ‒ Лучше одной, чем с таким ублюдком, как ты, ‒ прошипела Сыльги и, не сдержав копившуюся все это время ярость, кинулась к парню, внезапно ставшему для нее концентратом всего зла в этом мире, и, с удовольствием вмазала этому ничего не успевшему сообразить придурку по яйцам и вылила ему на голову стакан молока. И пока тот с горестными воплями смертельно раненого тюленя ощупывал самую ценную часть тела, она пулей вылетела из кухни и, добежав до ванной, закрылась в ней, жадно глотая воздух и даже не пытаясь остановить внезапно побежавшие по щекам горячие слезы. Да, Сыльги лучше всех знала, что Хёкджэ любит совсем не ее. И она знала это раньше всех. Еще тогда, когда он в первый раз вернулся из Сеула, а уж во второй раз... Все было так же очевидно, как сейчас. Когда она смотрела на проклятого Ли Донхэ, один за другим отобравшего у нее каждого из братьев Ли. Сначала Ынхёка, а затем Хёкджэ. Она правда знала. И уже давно смирилась с мыслью, что ей никогда не будет принадлежать сердце ни одного из них, но услышать это вот так вот... от этой нахальной и явно собирающейся в порыве ярости вынести дверь в ванную сволочи... Нет, она просто еще была не готова. Ведь все это было... до сих пор слишком мучительно, страшно и одиноко. Просто больно. А Сыльги должна была улыбаться. Как всегда. И быть поддержкой для Ынхёка и Хёкджэ, которые сейчас так сильно нуждались в ней и были ее единственной семьей. А она ‒ их. И если между ними никогда не будет большего, то... неважно. Хватит и того, что есть. Но сообщать об этом ей точно должен не этой вопящий так, словно она его кастрировала, и долбящийся в двери идиот! В какие-то уж очень хлипкие двери, которые, кажется, вряд ли выдержат еще хотя бы пару ударов. И... может, молоко все-таки было лишним? Интересно, если сказать ему, что она просто хотела остудить его и ей искренне жаль его бедные, несчастные, пострадавшие в неравной борьбе яйца, это поможет? Хотя, наверное, он все-таки догадается, что ей совсем не жаль. Будь воля Сыльги, она с удовольствием влепила бы ему еще пару раз коленом по этому же месту, но вряд ли ей еще хотя бы раз предоставится подобная роскошная возможность. Нет, ну почему, в конце-то концов, нельзя сделать в этой чертовой ванной нормальные, невыбиваемые с двух ударов двери?! Хотя у этого сборища звезданутых идиотов, кажется, все не как у нормальных людей! А ей страдать из-за этого и разбираться со всякими ненормальными психами, просто так берущими и на раз-два-три вламывающимися к бедным, несчастным, расстроенным и злым дамам в ванные и, кажется, имеющими намерения этих самых бедных и несчастных дам придушить, невзирая на все нормы морали, законы и слова мамы о том, что, вообще-то, обижать девочек не принято. Даже если они только что дали тебе по яйцам и бесят тебя так сильно, что кажется, что ты вот-вот просто сойдешь из-за них и их возмутительных выходок с ума. Или уже сошел, потому что, даже несмотря на все это, влюблен в них до темноты в глазах и боли в сердце. Ну и в травмированных в порыве страсти нежной детородных органах. Куда же без этого. Вот она, оказывается, какая, эта пресловутая настоящая любовь. Никакая не красивая и романтичная, а... больная и сумасшедшая. Но, кажется, в этом и есть ее главный кайф.