Way To A Dream

Ынхёк думал, что это будет сложно. Выйти на сцену и спеть. После всего. Самому. Зная, что еще месяц назад вместо него на этой сцене стоял его брат, способный лишь одним своим голосом любого довести до истерики. И пел эти же самые песни. Песни, которые написал он. И только он знал, как нужно петь их так, чтобы они звучали по-настоящему. Однако... На деле все оказалось совершенно просто. Ынхёк любил сцену. А она любила его. Он обожал выступать, он обожал фанатов, группу и обожал каждую песню, которую написал для него Хёкджэ. Потому что это была ЕГО жизнь, и он не просто умел ей жить, он ХОТЕЛ ей жить. И обожал ее. Это был его воздух. И его воплотившаяся мечта. Одна из тех, которые ты каждый вечер прокручиваешь в голове перед сном. Вот только вся разница в том, что у большинства людей эти мечты так и не случаются. А у него... случилась. По-настоящему. И разве это не настоящее счастье и удача? Несмотря ни на что. Да, у него не было такого яркого таланта и способностей, как у его брата, но Ынхёк много и усердно работал, тренировался и учился, поэтому выступление... прошло гладко. Даже хорошо. Ынхёк был уверен, что ни одна из бьющихся в зале в истерике фанаток даже не заметила те две шероховатости, когда он чуть не залажал, но все же сумел вырулить. Без сучка без задоринки. Что бы кто ни говорил, а он умел петь. Ведь Хонки мог натаскать правильно выдавать партии на сцене даже петуха, так что... Просто с фонограммой было проще. Не нужно было так напрягаться и много репетировать, и оставалось больше времени... на что-то другое. И лишь сейчас Ынхёк увидел в этом нечто неправильное. Слишком поздно. Жаль, что случившееся уже не изменить. Но еще можно изменить настоящее. И будущее. Смешно, но Ынхёк понял это только сейчас. Стоя на сцене. Перед тысячами людей. Ведь только здесь он внезапно смог обрести кристальную чистоту разума и тишину. Внутри себя. Вокруг грохотала музыка, орал и шумел зал, а внутри него... был полный штиль. Не было больше ничего: ни лежащего в больнице Хёкджэ, ни этого человека, ни похищения, ни пяти, а может, даже шести последних лет, ни расставания с Донхэ, ни жгучего разочарования в самом себе. Ни-че-го. Он вдруг внезапно просто стал Ынхёком из SFS. Ярким, счастливым и беззаботным. Без истории. Без проблем. И без огромного груза за своими плечами. И ему внезапно стало так легко, что Ынхёк и правда захотел петь. По-настоящему. И улыбаться. И он пел. Так, как раньше, вкладываясь в песню на все сто и не замечая, как одобрительно и с облегчением поглядывают на него Кюхён и Донхэ, как восторженно приоткрывший рот Хичоль ловит вместе с фанатами его каждое движение и каждый звук, и как впервые за последние дни за его спиной по-настоящему улыбается зараженный радостью и его уверенностью в том, что все будет хорошо, Чонун. Ынхёк не знал, что впоследствии это его выступление назовут одним из самых лучших и самых ярких и оно станет первой ступенькой к совершенно новому уровню в его карьере, ведь все это случится слишком потом. А сейчас... он просто пел. И наслаждался этим моментом, тем, кто он сейчас есть, где он и что делает.

***

‒ Ты был великолепен, ‒ на правах лидера Донхэ первым решился нарушить тишину в гримерке, в которую они просто молча завалились после выступления, занимая все горизонтальные поверхности вплоть до того, что Хичоль, скинув всю косметику и прочие причиндалы (исключительно в качестве маленькой мести за неподдержанную идею с кимоно!) Марка, умудрился завалиться на один из туалетных столиков, пока их несчастный менеджер там снаружи отбивался от атак алчущих взять у них интервью репортеров, потому что сегодня, после первого выступления Ынхёка на сцене после всей этой истории, ТАКОГО выступления, они однозначно не собирались болтать с прессой. К тому же нагнать лишней интриги еще никому и никогда не мешало в их бизнесе. ‒ Слушай, а ты точно того... Ынхёк? ‒ прищурившись и скрестив на груди руки, Кюхён насмешливо смотрел на их вокалиста ‒ так внимательно, словно и правда хотел найти в нем какой-то подвох. ‒ Тебя никто не покусал? Хёкджэ, например? ‒ Да вроде бы я, ‒ устало усмехнулся развалившийся на стуле, абсолютно счастливый и довольный сейчас Ынхёк, с наслаждением почесав правый глаз и размазав так старательно нарисованные на нем Марком смоки. ‒ Но если ты вдруг забыл, то Хёкджэ мой брат, близнец. ‒ Ну ты сейчас, блять, прямо мой мир перевернул, ‒ раздраженно цокнул языком Кюхён, который, кажется, впервые за все время после их поездки к Аре пытался разговаривать с Ынхёком. Не цедить что-то сквозь зубы, когда у него просто не было выбора, а... правда просто разговаривать с ним. Как обычно. ‒ Не за что, ‒ с искренним удовольствием передразнил его Ынхёк и собирался уже было пошутить на тему того, что у него вообще в последнее время прекрасно получается переворачивать чужие миры, но его, слава богу, прервал ворвавшийся в гримерку Сонмин, которому, конечно же, не удалось избавиться от всех журналистов, поэтому им в срочном порядке пришлось приводить себя в порядок и давать два «малюсеньких» интервью с парой фото и записывать еще пару обращений, что в итоге заняло почти три часа. И когда уставшие как собаки, злые и голодные SFS наконец-то снова смогли вернуться в гримерную, то их там ждал сюрприз. И не слишком-то приятный. Огромная охапка кремовых роз, которую первым, конечно же, увидел побледневший и потерявший равновесие и окружающее пространство Ынхёк. И если бы не Чонун, так вовремя подхвативший его за локоть, то он, наверное, просто взял бы и грохнулся на пол прямо на пороге. ‒ И что это за хуйня? ‒ спросил Кюхён, глядя на злосчастный букет, как на врага народа, под гулкое буханье в ушах своего собственного сердца. Ведь он прекрасно знал, что все это значит. Все они знали. ‒ Нужно срочно вызвать сюда охрану и Тэмина... ‒ начал было Донхэ, но его перебил звонкий, полный недовольства голос Хичоля: ‒ Боюсь, что это не то, о чем вы все подумали, ‒ который был единственным, кто заметил помимо цветов в букете россыпь ярко-розовых конфет на палочке ‒ своих любимых ‒ и открытку, напечатанную на столь же кислотно-розовой бумаге, которую он, невзирая на всеобщие возражения, бесцеремонно цапнул из букета и прочел, убеждаясь в своей догадке. ‒ Тупой престарелый ушлепок, это же надо было... ‒ закончив читать до тошноты сладкое послание и смяв в руке чертову открытку, горько рассмеялся под изумленными и полными недоумения взглядами одногруппников Хичоль, но быстро успокоился и поспешил объясниться: ‒ Это не Ынхёку. Это мне. От одного урода. И вы как хотите, а мне срочно нужно напиться до розовых бабочек и поплакаться кому-нибудь в жилетку. Желательно всем вам. Так что давайте наконец-то перестанем страдать хуйней, а выпьем и поговорим по-человечески. Я уже, честно, заебался и больше не могу делать вид, что мир вокруг прекрасен и у нас все в порядке...