Way To A Dream

‒ Так что... как-то вот так вот... ‒ пожал плечами Ынхёк, закончив свой рассказ, который он постарался сделать до предела лаконичным. Чтобы лишний раз не волновать Хёкджэ. Но даже в таком исполнении, без особых подробностей, эта история звучала откровенно дерьмово. Хотя... разве она вообще могла звучать иначе? ‒ Вот же... ‒ Хёкджэ замялся, пытаясь подобрать нужное слово, но в его значительно прояснившуюся после рассказа брата голову не приходило ни одного емкого, а самое главное ‒ в полной мере подходящего этому человеку определения. ‒ Псих, ‒ решив не ругаться, недовольно поджал губы он и пробормотал: ‒ Он же производил такое хорошее и надежное впечатление, я даже не думал на него. И не подумал бы. Мне казалось, это Сонмин... ‒ Сонмин? Серьезно? ‒ поёрзав, чтобы поудобнее усесться на слишком узкой больничной койке рядом с Хёкджэ, насмешливо фыркнул Ынхёк, которому даже одна мысль о том, что их новоиспеченный менеджер мог сделать что-то подобное, казалась полным абсурдом. ‒ Да он же безобиднее плюшевого котенка, это скорее его все обижают, чем он бы мог кого-нибудь, ‒ тихонько рассмеялся Ынхёк, но буквально спустя пару мгновений резко замолчал и посерьезнел, награждая Хёкджэ пугающе мрачным взглядом: ‒ На самом деле я... я... я понимаю, что это полнейший бред, все уже случилось и это ничего не исправит, но я... я бы хотел попросить у тебя прощения. Это все... оно случилось из-за меня. Ты не должен был пострадать, и... ‒ И если ты сейчас не заткнешься, то я укушу тебя за нос, ‒ недовольно глядя на брата, пробурчал Хёкджэ, которому совсем не нужны были эти оставляющие неприятный осадок слова Ынхёка. Все и так было ясно. Они все так или иначе были виноваты в произошедшем. И зачем мусолить это еще раз? Лишние, никому не нужные слова. ‒ Просто ты... Просто я... Мне нужно знать, что... ‒ снова попытался завести свою пластинку Ынхёк, но Хёкджэ прервал его: ‒ Все хорошо. Вот что тебе нужно. И вообще, единственная причина, из-за которой я на тебя по-настоящему злюсь, ‒ сурово нахмурив брови, поспешил сменить тему он, ‒ так это потому, что у меня есть родной племянник, а я даже не подозревал о его существовании! ‒ Хёкджэ смешно надулся и попытался повысить голос, но снова накатившие на него приступ боли и слабости не дали ему сделать это. ‒ Я просто не... ‒ Что ты «не»? Как всегда не подумал? Не удосужился сообщить мне, что стал отцом? ‒ так же недовольно поинтересовался Хёкджэ, все дальше и дальше уводя Ынхёка от всех разговоров о произошедшем и его совершенно ненужных извинений. ‒ Или решил, что я не достоин того, чтобы познакомиться с твоим сыном? ‒ продолжал и продолжал гнуть свою линию он, все сильнее смущая Ынхёка, которому очень долго пришлось доказывать своему крайне недовольному близнецу, что он даже и думать не думал ни о чем подобном, просто... просто ему почему-то даже не пришла в голову мысль о том, чтобы познакомить Хёну и Хёкджэ. Но теперь... И почему он был таким идиотом? Хёкджэ совершенно точно должен был одним из первых узнать о том, что у него есть племянник, и познакомиться с Хёну, ведь его сын... так похож характером на своего дядю. Они наверняка бы понравились друг другу. Но, слава богу, у них еще был шанс убедиться в этом. Ынхёку пришлось ровно восемнадцать раз клятвенно заверить Хёкджэ в том, что, как только ему станет чуть лучше, он сразу же привезет Хёну прямо сюда, в клинику, а еще Ару. Просто потому, что он должен познакомиться с женщиной, которая, как ни крути, являлась членом их семьи. Навсегда. И лишь только тогда бодрящийся из последних сил Хёкджэ соизволил немного смягчиться и оттаять, но... это потепление быстро улетучилось, стоило ему только услышать внезапное и совершенно безумное предложение брата занять его место в группе, которое тот вдруг ляпнул прямо посреди разговора о Хёну и Аре. И что вообще к чему? И пусть некоторую часть неадекватности происходящего Хёкджэ был готов списать на свое состояние, но Ынхёк... Интересно, его проверяли психиатры? Потому что то, что он выдал, не укладывалось ни в какие рамки. ‒ Петь? Я? В группе? В SFS? Хочу? Сам? ‒ даже не скрывая скепсиса в голосе, слегка охреневший от такого предложения Хёкджэ посмотрел на выдавшего эту ересь с совершенно гениальным видом Ынхёка, как на умалишенного, пытаясь понять, кто же все-таки из них двоих тут тронулся: он или брат. А может, они оба вместе? С чего это вдруг Ынхёк сам добровольно решил уступить ему свое место, о котором он так мечтал и за которое столько боролся? Место, которое Хёкджэ, честно говоря, нахрен не сдалось. Те месяцы, что он провел с группой в шкуре брата, за исключением некоторых, очень краткосрочных и малочисленных моментов, стали для него пыткой похлеще сегодняшнего дня, и он даже в самом кошмарном сне не мог желать их продолжения. ‒ Ну... да? ‒ уже не так уверенно посмотрел на брата Ынхёк, пожалуй, впервые задумываясь о том, что, возможно, мечта жизни Хёкджэ вовсе не занять его место, а... нечто другое? ‒ Ты же всегда хотел петь в группе. А сейчас попробовал ‒ и всем понравилось, и... ‒ И ты просто снова ведешь себя как полнейший идиот и несешь полную чушь! ‒ зло оборвал брата Хёкджэ. ‒ У нас что сегодня, день идиота? Или абсурдных предложений? Я понимаю, что у меня, может быть, с головой еще не все в порядке, но ты... тебя же вроде как выписали и ты сказал, что нет никаких последствий? ‒ Хёкджэ с подозрением посмотрел на окончательно стушевавшегося брата, который выглядел таким потерянным сейчас, что ему внезапно захотелось обнять его. А нечего сыпать столь «гениальными» предложениями! ‒ Да, но я... ‒ Если да, то, будь добр, перестань нести всякую чушь. SFS ‒ твоя группа, и поешь в ней только ты, потому что ты хочешь этим заниматься и тебе нравится это, а я занимаюсь маминым магазином, потому что это нравится мне и я хочу заниматься этим. Мы же договаривались. Какие тут вообще могут быть вопросы? ‒ выпалив эту тираду на одном дыхании и наградив брата еще одним недовольным взглядом, Хёкджэ устало прикрыл глаза, делая глубокий вдох и пытаясь успокоить судорожно колотящееся сердце. Да уж, пожалуй, его желание увидеть брата и поговорить с ним прямо сегодня было слишком самонадеянным и опрометчивым. Он просто не рассчитал свои силы. Зато... зато он хотя бы был уверен в том, что с Ынхёком все правда хорошо и что это действительно его брат с кучей его безумных идей и таких знакомых и горячо любимых Хёкджэ тараканов в его дурной голове. Несмотря ни на что Ынхёк даже сейчас был таким Ынхёком. И это... не могло не злить и радовать одновременно. ‒ Но тебе же нравится петь... ‒ не ожидавший такой отповеди от Хёкджэ, Ынхёк растерянно посмотрел на брата, понимая, что это «нет». Четкое и категоричное. Как всегда у Хёкджэ. И... было ли правильно то, что он испытал практически физическое облегчение, услышав этот отказ? Ведь свое место в группе... Нет, если бы Хёкджэ захотел, то Ынхёк бы, конечно же, уступил его. Но, наверное, это было бы чуть болезненнее и тяжелее, чем он предполагал. ‒ А еще мне нравится гладить и стирать, но это не значит, что я хочу провести остаток своей жизни в прачечной, ‒ Хёкджэ тяжело вздохнул. ‒ Я сказал тебе свое «нет» почти 15 лет назад, и за все это время мой ответ не изменился. Так что давай закроем эту тему и больше никогда не будем ее поднимать. Я устал. И еще... я... ‒ голос Хёкджэ задрожал, когда он подумал о том, о ком так старательно пытался не думать с того самого момента, как открыл глаза: ‒ Я хочу домой. В магазин и оранжерею. Страшно представить, что стало с моими орхидеями за это время, ‒ открыв глаза, устало улыбнулся он, делая вид, что судьба любимых цветов, о которых дядюшка Пак даже при помощи Сыльги и Интернета, вряд ли сумеет правильно позаботиться, ‒ самая страшная проблема, которая сейчас волнует его. А вот все эти гипсы, полностью отсутствующее ощущение трех конечностей из четырех, волнами накатывающая тошнота и мигрень, настолько дикие приступы боли, что от них темнеет в глазах и хочется провалиться в обморок, просто чтобы не чувствовать это, ‒ сущая ерунда, с которой он сможет справиться на раз-два. Как и так и прорывающиеся в его голову мысли о Донхэ, вкус последнего поцелуя с которым, там, в коридоре общежития, все еще чувствовался на губах Хёкджэ. Мятный. С привкусом зубной пасты. И особой горечи, потому что... это был их последний поцелуй. Во всех смыслах. Теперь Хёкджэ знал об этом. Но его завядшие и так не распустившиеся орхидеи, как и наверняка пошатнувшиеся дела магазина, разумеется, были куда важнее этого. Ведь цветы ждали его, там, в Мокпо, и, наверное, большинство из них еще можно было спасти. А вот Донхэ... вряд ли ждал его. И то, что между ними было, вряд ли подлежало сомнению. Нет. Вообще не подлежало. Совершенно точно. Ведь никто это произошедшее между ним и вовсе не собирался спасать. В отличие от орхидей и магазина. О которых, вообще-то, Хёкджэ стоило заботиться и думать куда больше, чем он это делал в последние месяцы.