Way To A Dream

‒ Домой? Ты уверен? ‒ Ынхёк с удивлением посмотрел на брата, совершенно точно не ожидав от него такого ответа. Ладно сцена и группа ‒ здесь он на уровне подсознания был готов к его отказу, но... уехать? ‒ Да, ‒ повернув голову к Ынхёку, выдавил из себя очередную улыбку Хёкджэ, думая, как сильно он соскучился по дому, магазину, своей оранжерее и орхидеями и по тихой предсказуемой размеренной жизни в Мокпо, в которой он мог предсказать абсолютно каждый свой день на десять лет вперед. И это было нормально. И ему нравилось. По крайней мере сейчас Хёкджэ казалось именно так. Да. ‒ А как же я? ‒ этот вопрос сорвался с губ Ынхёка прежде, чем он успел подумал, насколько же нелепо тот звучит. Примерно так же нелепо, как и весь этот разговор. Полная чушь. Они же жили столько лет раздельно, умудряясь ограничиваться парой встреч в год, а в последние несколько лет ‒ так и вовсе сообщений. Но почему-то Ынхёку совсем не хотелось, чтобы это так и продолжалось. А еще сильнее ему не хотелось сейчас отпускать Хёкджэ от себя. Держать его в поле зрения, сидеть вот так вот рядом с ним и разговаривать обо всем, как раньше, открыто и откровенно, знать, где он, как он, что он делает и просто что с ним все в порядке, ‒ сейчас это было на уровне жизненной необходимости. И Ынхёк... Нет, он не хотел и не собирался отпускать Хёкджэ. Даже домой, в Мокпо. ‒ Ну я же, в конце концов, не на Луну улетаю. Или ты уже совсем забыл дорогу до дома? ‒ с улыбкой, немного насмешливо спросил Хёкджэ. А Ынхёк внезапно подумал о том, что слишком соскучился по этим ехидным ноткам в его голосе. Практически до слез. И когда он только успел стать таким сентиментальным? Может быть, когда думал, что никогда не увидит брата, потому что сдохнет в том подвале? Или когда до паники боялся, что в том подвале может умереть Хёкджэ? Нахрен. Разве это важно? Главное, что он понял, каким был придурком. И у него был роскошный шанс исправить все те ошибки, что он сделал. ‒ А Донхэ? ‒ решив не ходить вокруг да около, совершенно бесхитростно спросил Ынхёк, но, увидев, как вздрогнул и болезненно поморщился Хёкджэ, тут же пожалел о том, что, кажется, спросил что-то неуместное. Или его брат снова решил принести себя в никому не нужную жертву ради всеобщего блага, которое этим самым благом не являлось и вовсе? Это было бы вполне в его стиле. ‒ А что с ним? ‒ с трудом совладав с собой, севшим голосом спросил Хёкджэ. Нет, все-таки он не был готов к этому разговору. Совершенно. Интересно, если он сейчас прикинется мертвым, то это сработает? С его братом ‒ точно нет. ‒ А ты как будто не знаешь, ‒ недовольно фыркнул Ынхёк. ‒ Или ты думаешь, что я не знаю? ‒ нахмурившись, пристально посмотрел на брата он. ‒ Ты о чем? ‒ Хёкджэ изумленно посмотрел на Ынхёка, догадываясь, к чему тот клонит, но... откуда он знает? Или это... Донхэ? ‒ О том, что ты любишь его. А Донхэ любит тебя, ‒ спокойно, так, словно он сообщал о прогнозе погоды, констатировал Ынхёк и, видя, что Хёкджэ уже открыл было рот, чтобы возмутиться, недовольно осек его: ‒ И даже не смей спорить. Это же очевидно. Ты же не думаешь, что я конченый идиот и не догадался об этом? И вообще, ты мог бы остаться и мы могли бы что-то придумать и сделать... вместе. ‒ Не думаю, что это хорошая идея, ‒ не зная, что и как сейчас сказать брату в ответ на ТАКОЕ заявление, отрицательно покачал головой Хёкджэ, в голове которого эти три слова Ынхёка никак не могли сложиться в единую целую мысль. Донхэ. Любит. Его. Разве такое вообще возможно? Нет, отрицать собственные чувства у Хёкджэ сейчас не было ни сил, ни желаний. К тому же делать это перед Ынхёком, который все равно знал и чувствовал его лучше всех на этой планете, было бы глупо. Но вот Донхэ... любит его? Это было бы похоже на полный бред, если бы Хёкджэ все еще не чувствовал на своих губах тепло его поцелуев, но... он чувствовал. И от этого все становилось лишь еще запутаннее, непонятнее и больнее. ‒ Почему? ‒ Ынхёку пришлось повторить свой вопрос три раза, прежде чем провалившийся куда-то в бездну своих мыслей Хёкджэ наконец-то услышал его: ‒ Что-что? ‒ с трудом оторвавшись от своих размышлений и слишком, до дрожи приятных воспоминаний, глупо хлопнул глазами он, даже не расслышав вопроса. Ни одного из трех. ‒ Почему ты думаешь, что это НЕ хорошая идея? ‒ Я? Думаю? Потому что... потому что... ‒ окончательно запутавшись в этом разговоре и своих собственных мыслях, промямлил Хёкджэ, лихорадочно пытаясь придумать причины, которые хотя бы отдаленно напоминали бы убедительные. ‒ Потому что… я хотел бы заниматься маминым магазином. Она же попросила заботиться нас о нем, и мы… то есть я должен... ‒ Ты ничего никому не должен, ‒ недовольно осек брата Ынхёк. ‒ И мама вряд ли бы обрадовалась, если бы узнала, что ты решил похоронить себя в нем заживо, отказавшись от нормальной жизни. ‒ Но... ‒ Никаких «но», ‒ снова перебил Хёкджэ Ынхёк и, рвано выдохнув, с отчаянием и мольбой посмотрел на брата: ‒ Давай мы хотя бы попытаемся? Ты поправишься, подумаешь над этим, и мы... мы попробуем что-нибудь изменить. Хорошо? ‒ Хорошо, ‒ устало кивнул Хёкджэ, чувствуя, что в нем сейчас нет ни сил, ни желания спорить. Да и вообще, откровенно говоря, единственным его желанием сейчас было закрыть глаза и хотя бы на чуть-чуть отключиться от этой реальности. Но больше всего от боли, терпеть которую с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее. И этот разговор... отнял слишком много его сил, и Хёкджэ все еще держался лишь на собственном упрямстве и нежелании расстраивать брата, которому он и так всегда доставлял достаточно волнений и проблем. ‒ Вот и молодец, ‒ широко улыбнулся Ынхёк, искренне радуясь этой своей маленькой, почти ничего не значащей, но все-таки победе, ведь раньше Хёкджэ категорически отказывался даже думать о переезде и о том, чтобы заняться чем-нибудь другим, а сейчас... Пусть Ынхёк и воспользовался его слабостью и рассеянностью, но это определенно был шаг в нужном им обоим направлении. Просто один из них еще не до конца понимал это. ‒ Ладно, я, наверное, пойду, ‒ поднявшись с места и стараясь не обращать внимания на неприятное покалывание в ногах, немного неловко пробормотал Ынхёк. ‒ Куда ты?.. ‒ Вообще-то, врач разрешил заходить нам только по одному, и в коридоре стоит целая очередь из желающих с тобой пообщаться, ‒ широко улыбнулся Ынхёк и, не сдержавшись, наклонился над постелью брата и дрожащими пальцами погладил его по шершавой щеке. ‒ Серьезно? Кто? ‒ Хёкджэ изумленно распахнул глаза. ‒ Много кто, ‒ тихонько рассмеялся Ынхёк. ‒ Но первым однозначно будет Донхэ. И мой тебе совет ‒ не будь идиотом, не отталкивай его. ‒ Но ты... ‒ Я? ‒ удивленно вскинул брови Ынхёк. ‒ Мы расстались с ним очень много лет назад, и между нами уже давно ничего нет. Так что даже не смей использовать это в качестве отговорки! ‒ Ынхёк недовольно посмотрел на брата, у которого, разумеется, помимо этой в кармане была припасена еще сотня причин, чтобы не позволить себе быть счастливым. Как всегда. ‒ А Сыльги... ‒ Сыльги ‒ взрослая умная девочка, и она уже давно сама все поняла, ‒ со смешком перебил Хёкджэ Ынхёк. ‒ И вообще, если я не ослеп и правильно все заметил, то у них есть некая взаимная симпатия с Кюхёном... ‒ Ты думаешь? ‒ Хёкджэ, даже не подозревавший ни о чем подобном, недоверчиво посмотрел на брата. ‒ Я уверен, ‒ кивком подтвердил Ынхёк и, чуть помедлив, при всей своей нелюбви к пафосным и высокомерным фразам все-таки добавил: ‒ Как и в том, что тебе пора выходить из роли жертвы и начинать бороться за себя и свои мечты, ‒ думая, что его брату просто нужен пинок в нужном направлении и пришла пора его дать.