Лабиринт памяти

Soundtrack — Enigma «Simple Obsession» Он не мог оторвать от Гермионы глаз. Когда ошеломлённо чувствовал уже совершенно чужие губы Эл на своих, когда оцепенел от осознания сложившейся чудовищной ситуации, когда видел, как быстро, всего за несколько грёбаных секунд, уничтожилось всё, что они так старательно выстраивали с Грейнджер неделями... И её глаза... Он был готов всё отдать — только бы не видеть эту боль, это чёртово разочарование и безмолвное «Как ты мог!» в её взгляде. Она вновь выглядела такой хрупкой, такой беспомощной в своём почти белом платье, как брошенная перед самым алтарём невеста, что Драко захотелось взвыть. И невинная, неземная красота Грейнджер как будто померкла от накрывшего её, словно саваном, обманчивого понимания. Нет, Гермиона, всё не так. Не так, слышишь? Эл начала что-то быстро говорить, отстранившись от него. Интересно, она обратила внимание, что он не ответил на поцелуй? Что не сделал ни одной долбаной попытки хотя бы просто её обнять?! Он вообще не делал ничего, только чувствовал, как сквозь стену ужаса и ошеломления пробивается отчаяние, вколачивается в его мозг, в его душу, во всё его существо, пропитывает своим нещадным зловонием всё вокруг. Да, Драко совершенно чётко понял, что такое настоящее, невыдуманное, неприкрашенное отчаяние, когда увидел: Грейнджер сделала шаг назад. Нет. — ...и мне было так сложно тебя найти! Как же я рада, Драко... Эл назойливо пыталась привлечь к себе внимание, и, только когда она взяла его лицо в свои ладони и насильно развернула к себе, Драко наконец посмотрел ей в глаза. И в этот миг уловил, что Грейнджер сделала ещё шаг. Ещё один шаг от него. — Ты меня совсем не слушаешь! А я ведь так скучала, Драко... Но он лишь неосознанно мотал головой, пытался вырваться из её холодных рук, когда заметил то, что привело его в чувство- взгляд Элисы. Она могла сколько угодно пытаться его обмануть, но Драко осознавал: за этой наигранной беспечностью, за радостью встречи, за показным счастьем таится что-то, вмиг сжавшее его сердце. Что-то тёмное, мучительное и знакомое. Оно плескалось в глубине её глаз, било наотмашь, кричало: «Очнись! Очнись, очнись, очнись!», и Драко понял. Эл всё знает. Но старается не верить, старается не знать, что между ними всё уже... — Нам нужно поговорить. Такой чужой хриплый голос. Неужели его собственный? Всего доля секунды, когда её глаза обнажили истинные чувства — и он убедился, что прав. Всего доля секунды - и она вновь скрылась под маской неведения. Взяла его за руку, но этот холод кожи... Почему она такая холодная? «Ты знаешь почему», — стучало в висках, а взгляд снова поймал движение справа. Грейнджер. Пошатнувшись, вновь сделала шаг. Пыталась уйти, но почему-то медлила. Драко почти повернул голову в её сторону, когда Элиса потащила его прочь. Вернее, попробовала это сделать. — Пойдём танцевать. Я так мечтала потанцевать с тобой на этом балу, Драко! Её голос прозвучал выше обычного, почти сорвался на звуке его имени, и, кажется, он услышал в нём слёзы. Но когда попытался заглянуть в лицо — Эл уже успела отвернуться, упрямо шагая в круг к танцующим. И он попытался остановить её, хотя хотел остановить Грейнджер, которая теперь быстро пятилась, закрыв руками рот. Нет! Нет, Гермиона, не надо! Мать твою, остановись! Просто не уходи, пожалуйста. — Эл, ­— произнёс он напряжённо, переводя полный паники взгляд с неё на Грейнджер и обратно. — Осталось так мало вальсов, а ведь это один из моих любимых танцев... ­­— словно силясь заглушить его слова, громко сказала та. — Эл... — Дядя говорил, что в конце вечера будут одни фокстроты, но это же так скучно! — Элиса, стой! Драко почти прокричал это, когда увидел: Грейнджер побежала из зала прочь. И он уже был готов рвануть за ней, схватить за плечи, развернуть к себе и, наплевав на всех, прижать так сильно, шепча, уговаривая, обещая, что она бы наверняка поняла, не смогла бы не понять, как сильно он в ней нуждался. Только в ней. Ни в ком больше. Но он этого не сделал. Потому что единственное, что его могло сдержать в этот момент, единственное, что не давало чувствам окончательно поработить разум, было здесь. Мерзкое, липкое, тошнотворное. Чувство вины перед той, которую он когда-то... любил? Любил ли? И Элиса обернулась. Драко с каким-то болезненным удовлетворением наблюдал, как её лицо наконец показывает то, что она так старательно пыталась скрыть. То, что не скрывала Грейнджер. То, что чувствовал он сам. Боль. Концентрат из боли прямо в центре груди. Наверняка он заслужил это, но она — точно нет. — Нам нужно выйти, — уже гораздо тише сказал Драко, но Элиса упрямо сжала губы, гордо вскинув голову. — Нет, — нахмурившись, ответила она дрожащим голосом, а потом фальшиво улыбнулась. — Я только пришла и хотела бы потанцевать со своим парнем, если он всё ещё таковым является, конечно. Да, в этом была вся Эл: бороться до последнего, устроить мини-спектакль и при этом не забыть уколоть словами. Обычно ей это удавалось, но не сегодня. Её глаза блестели от слёз, горели отчаянием, а она изо всех сил держалась за последнюю возможность сделать вид, что всё как прежде. И от этого Драко было во сто крат хуже, ведь он знал: Эл никогда не позволяла себе быть слабой, но сейчас была. И Драко ненавидел себя, потому что почти жалел её, зная, насколько она не выносит жалость: это чувство говорило о её уязвимости, которую она годами прятала, училась жить без неё. Эл заставляла других поверить, что может всё, что её не сломить ничем, и те, «другие», верили. Все, кроме него. Но теперь её старания разъела отчаянная боль, которую она никак не могла скрыть. А Драко даже и не пытался это сделать. — Элиса, прошу тебя, — почти с мольбой произнёс он, посмотрев на неё, и она наконец сдалась. Всхлипнув, Эл резко выдернула ладонь из его руки и, в последний раз бросив на него взгляд, полный горечи, быстро зашагала к выходу, бесцеремонно расталкивая встречавшихся на её пути волшебников. Драко шёл следом, пытаясь поскорее исчезнуть из этого жуткого, смердящего разочарованием места, которое своей издевательской весёлостью только ещё сильнее напоминало, что он в полном дерьме. Эл почти перешла на бег, и он старался не потерять её из вида, хотя сам в тот миг думал лишь о Грейнджер. Должно быть, он погряз во всём этом гораздо глубже, чем предполагал, раз мог в такой момент беспокоиться о ней. Драко было почти смешно: волнение за Гермиону в момент, когда ему через какие-то мгновения предстоит объясниться с Элисой, казалось чем-то вопиюще неправильным, чем-то абсурдным. Тем не менее Драко не мог ничего с собой поделать. Просто это нежное лицо с карими глазами, распахнутыми в ужасе, раскрытыми от ощущения предательства и мнимого понимания, так крепко отпечаталось в памяти, что его было невозможно забыть. Грейнджер, дай мне время, прошу. Они миновали аллею, украшенную сотнями магнолий, прошли мимо местных метрдотелей, но стоило им только завернуть за угол - Эл резко остановилась. Драко мог ожидать чего угодно, но не того, что она сделала в следующую секунду: повернулась к нему и, прижавшись щекой к его груди, притянула к себе. — Прости, я не должна была уезжать. Miocaro, это я во всём виновата, ведь если бы я не уехала - всё было бы... — она осторожно подняла на него полный надежды взгляд. — Драко, давай обо всём забудем. Мы все делаем ошибки, и если тебя мучает чувство вины за какие-то поступки - пожалуйста, знай: я тебя уже простила, так прости и ты меня за всё! Я бываю такой дурой! Просто я хочу быть рядом с тобой, нам же было так хорошо вдвоём, правда? Я люблю тебя, слышишь? Люблю! Эти слова сразили его наповал, потому что он видел: Элиса в отчаянии. Её последняя попытка удержать его в случае неудачи могла обернуться чем угодно, и Драко понимал: при любом раскладе станет только больнее. Он чувствовал себя мудаком, омерзительным моральным уродом, но у него уже не было выбора. Давно не было, хоть он и осознал это лишь сейчас, когда смотрел в красивое, утончённое лицо Элисы, а думал о другой. О той, рядом с которой ему сейчас по-настоящему хотелось оказаться. И Драко принял решение. — Эл, прости меня, прошу, но я не могу быть с тобой. Эти слова, словно долго ждавшие свободу птицы, так легко выпорхнули из его рта, что он ужаснулся. А Элиса, не веря своим ушам, изумлённо уставилась на него, медленно качая головой. Но вскоре её взгляд вновь затопило болезненное понимание - она разжала руки и сделала, пошатнувшись, шаг назад. — Нет, Драко, нет... — очень тихо, так, что он едва услышал, начала говорить она. — Прости. И вмиг в её глазах вспыхнула злость. — Значит, это правда! Дядя говорил: мне не стоит возвращаться, потому что ты не для меня. Наверняка он имел в виду, что это я недостаточно хороша для тебя! Признайся, Драко, ты ведь никогда меня не любил, верно? — Эл, пожалуйста, позволь мне сказать... — Не стоит, не говори, что тебе жаль. Я сама во всём виновата. Я же всегда знала: ты меня не любишь! Ты никогда не принадлежал мне, Драко, но я всегда была твоей! Только твоей, слышишь?! — она почти перешла на крик, изо всех сил сдерживая слёзы. — И, конечно, какой я была дурой! Ведь я догадывалась, что ты любишь её. От последних слов Эл Драко застыл на месте. Что? Он хотел так много сказать, но просто потерял дар речи. Элиса заметила это и с мрачным торжеством произнесла: — О да, думаешь, я не обращала внимания, как ты смотришь на неё? Думаешь, я не видела: ко мне ты не испытываешь и доли того, что чувствуешь к ней?! — Нет, Эл, всё не... — пытаясь прийти в себя, начал он и внезапно осознал, что ещё не готов говорить об этом. О том, что могло оказаться катастрофической правдой. Нет, ещё не время. Пожалуйста, не надо. Но Элиса горько рассмеялась, запрокинув голову, а затем подняла на него полный боли взгляд. Где-то недалеко волны яростно ударились о скалы. — Всё так, Драко, — констатировала она с горечью. — Дядя намекал мне, просил подумать, а я рвалась к тебе. Надеялась, он врёт, но он был прав: по-настоящему ты любил лишь однажды. И той, кого ты любил, к сожалению, была не я. Ему нужно было опровергнуть это, сказать что-то, хоть немного уменьшающее боль, которая душила их двоих, но он не мог ничего сделать. Он просто стал окончательно недееспособным от осознания слов Элисы. Он не мог поверить, что говорит с ней о... — Но я... Я ведь любил тебя, — наконец то ли спросил, то ли утвердительно изрёк он, и это прозвучало настолько жалко, фальшиво и мерзко, что ему захотелось сжевать свой язык. А по лицу Эл уже текли слёзы. Она покачала головой и быстро смахнула их рукой. — Нет, Драко, ты никогда не любил меня. И, хотя дядя говорил: мужчина всей моей жизни ещё ждёт меня впереди, я верила, что уже встретила его. Как жаль, что я ошиблась. С этими словами она сорвалась с места и быстро зашагала прочь. Она уже была на расстоянии нескольких метров от него, когда Драко быстро пошёл следом. — Но откуда ты знаешь? — задал он отчаянный вопрос, который давно вертелся на языке, но никак не мог оформиться, потому что Драко не понимал, о чём именно хотел спросить. Он не понимал этого до сих пор, или не хотел понимать. Элиса замерла и устало повернулась к нему. — Ты никогда ни на кого не смотрел так, как сегодня на неё, — просто ответила она с исказившимся в муке лицом. — И я больше не смею мешать тебе. Прощай, Драко. Я надеюсь, ты будешь счастлив. Он схватил её за руку и попытался притянуть к себе, чтобы успокоить, но она вывернулась из его объятий. — Нет, пожалуйста, не надо! — почти истерично прокричала она, захлёбываясь слезами. — Пожалуйста, Драко, отпусти меня, иначе я совсем перестану себя уважать. Хватит унижений на сегодня. — Эл, нет, это ты меня прости, прошу! Я не хотел... Пожалуйста, пойми! Я не знаю, почему так вышло. Этот грёбаный курорт всё перевернул с ног на голову, и я, мать его, совершенно запутался во всём, что происходит, — горячо заявил Драко, ужасно злясь на всё вокруг, но в первую очередь на самого себя. Неожиданно взгляд Элисы смягчился, и она медленно подошла к нему, вмиг успокоившись. Какое-то время она смотрела ему в глаза, а затем едва ощутимо провела рукой по щеке. — Я понимаю, Драко, и знаю: мне нужно отпустить тебя. Честно говоря, я всегда знала: когда-нибудь мне придётся так поступить, но не думала, что это будет так больно. — Скажи, что мне сделать, — напряжённо начал Драко, схватив её за плечи. — Что угодно, лишь бы... Так много боли. Они задыхались, беспомощно барахтались в ней, и он отчаянно хотел помочь хотя бы Эл не утонуть. — Просто отпусти. Не иди за мной, не жалей меня, не мешай мне пытаться забыть и, пожалуйста, не возвращайся в зал. Я постараюсь потанцевать сегодня, притвориться, что всё хорошо, но у меня не выйдет, если ты будешь рядом. Пообещай мне, что я тебя больше не увижу на этом курорте, — на одном дыхании с жаром выпалила она негромким, но настойчивым голосом. Драко глядел в её глаза и чувствовал, как постепенно его заполняет уважение к этой сильной женщине, которая с таким достоинством сейчас встречала его взгляд. Того, кто её предал, кто причинил ей столько боли, а теперь даже не понимал, что делать в следующий миг, кроме как... — Обещаю. Это всё, что он мог. Уголки её губ слегка приподнялись, и она, прежде чем уйти, со слезами на глазах прошептала: — Спасибо. Драко мог бы её любить. Сильную, красивую, независимую, но в то же время ранимую, хрупкую и уязвимую. Он должен был её любить. Пережившую с ним горести, разогнавшую его печали, умевшую отвлечь и увлечь. Он хотел её любить. До дрожи хотел почувствовать что-то тёплое, трепетное в душе от того, что она просто рядом, от того, что она с ним, несмотря ни на что, но испытывал это к другой. С которой вопреки всему хотел быть сам. Драко двинулся с места. Он должен был найти Грейнджер. * * * Блейз был трезв. Он выпил гораздо больше, чем ему обычно требовалось, чтобы перестать связно мыслить, но сегодня всё было иначе. С самого начала, с момента, когда он пришёл на дурацкий бал-маскарад в одиночестве, было ясно, что для него вечер станет поистине одним из самых ужасных в жизни. Правда, он не думал, что это будет опять настолько раздражать — видеть Джинни рядом с Поттером, довольно обнимающим ту за талию. Не то чтобы Блейз не смирился, что этот придурок скоро станет её мужем, нет - за долгие дни борьбы с собой он научился жить с этой мыслью. Вернее, почти научился, ведь ему даже удавалось какое-то время об этом не вспоминать, ровно до тех пор, пока она не появлялась в поле зрения и не мозолила глаза своим цветущим и сияющим видом. И тогда он снова из последних сил старался совладать с собой, уговаривал себя уйти и только потом выплеснуть всё, что наболело, кулаками о стены своего бунгало. У него получалось. Путём невиданных усилий, с последствиями в виде обезображенной от ударов мебели и глупыми попытками залить боль алкоголем. Чёрт, он ненавидел эту жизнь, это хреново благородство, которое заставило дать ей уйти, дать ей шанс быть счастливой с другим, хотя, возможно, она могла стать такой с ним. И лишь это «возможно» удержало его в тот день от соблазнительной, манящей идеи: сделать всё, чтобы они с Джинни вновь были вместе. Лишь поэтому он ещё раз отпустил её и перестал бороться. Но правильно ли это? Она улыбалась Поттеру, танцевала с ним и смеялась так, словно тот был самым остроумным мудилой на свете. И Блейз злился. Стоял возле фуршетного стола, облокотившись на колонну, осушивал бокал за бокалом, стискивая стекло так, что пальцы белели, и молча смотрел, как та, которую он любил, порхает всего в нескольких метрах, даря всю себя не ему. И, когда объявили древний вальс, когда Блейз осознал, что обязательно станцует с Джинни, в его душе расцвела гадкая надежда: хотя бы на краткий миг, пока они будут танцевать вместе, она будет только его. На протяжении всей мелодии он предвкушал встречу, жил ожиданием близости, и это ощущение не мог испортить даже Малфой, который устроил целое представление с Грейнджер. Они снова вместе. Смешно было ожидать другого. Лишь на секунду Забини с тоской задумался, как легко он потерял друга, пытаясь помочь той, которая, несмотря на любовь к нему, вскоре станет чужой женой. Уже потом он осознал, что Драко всё равно когда-нибудь поймёт, узнает причины, хоть это и будет означать, что он, Блейз, старался зря. Предал дружбу из-за женщины. Браво, Забини! Ты жалок. Можешь выпить ещё огневиски или утопиться в нём. Лучше утопиться. А затем... Затем он танцевал со многими, заканчивая быстрее, чем это было нужно, и, когда уже под финал мелодии увидел перед собой её лицо, на какое-то время впал в ступор. Они смотрели друг на друга всего секунду, одинаково оцепенев, но это была самая длинная секунда из всех, что ему удалось пережить. А в следующую - Джинни отвела взгляд и нахмурилась, так и не сказав ни слова. Он только услышал едва уловимый вздох в момент, когда притянул её к себе, хотя это могло ему лишь показаться. Блейзу отчаянно хотелось завести разговор, но он не знал, что может сказать в этот миг. Вновь рассуждать об их неудавшихся отношениях? Глупо. Пытаться с помощью слов вернуть её? Смешно. И уж точно он не хотел спрашивать, как скоро Джинни станет грёбаной миссис Поттер. Он лучше вывернет себе кишки и задушит себя ими, чем позволит себе вспомнить об этом. Но вальс совсем скоро должен был закончиться, поэтому он всё же начал говорить, пусть тема и была второй в его личном списке «Лучше умереть, чем обсудить». — Похоже, наши старания бесполезны. Вряд ли хоть что-то способно отвадить Грейнджер от Малфоя. Она подняла на него удивлённый взгляд, а затем насупилась. Её глаза зло блеснули. — Наши старания? По-моему, только ты имеешь свойство лезть не в своё дело! Какого чёрта ты ей наговорил тогда в гримёрке? Блейз опешил. Как? Она не понимает?! — Я делал это ради тебя, и ты не хуже меня знаешь: это была неплохая попытка призвать её к морали. Кто предполагал, что Грейнджер окажется куда аморальнее, чем я думал! — непонимающе покачал он головой. — Но ты... Почему ты злишься? Я ведь просто пытался помочь! — Мне не нужна твоя помощь! Особенно если учесть, что всё уже бессмысленно! Её слова потонули в шквале аплодисментов, и Блейз нетерпеливым жестом указал ей на выход. На удивление, она не стала спорить, а вихрем понеслась туда. Когда они оказались в глубине магнолиевой рощи, Джинни вновь начала говорить. Её лицо пылало. — Я хочу, чтобы ты окончательно уяснил: это больше не твоё дело, как, впрочем, и не моё. Что бы ты там ни думал, знай: я не собираюсь во всё это лезть. Будь что будет! И очень прошу тебя перестать «помогать» мне. Я прекрасно справляюсь сама. Блейз невесело рассмеялся и посмотрел на её самоуверенное лицо, освещённое призрачным сиянием цветов. — Прекрасно справляешься? Ну-ну. Я заметил, как ты справляешься, минуту назад. Как думаешь, при таком раскладе сколько ей потребуется времени? Неделя, день, а может, час? Джинни на секунду стушевалась, а в её взгляде поселилась неуверенность, вмиг сменившаяся злостью. — Ну и что! Уже неважно. Разве ты не видишь, что вся эта идея с самого начала была провальной? Я поверить не могу, что согласилась! Я не должна была соглашаться. — Уже поздно сожалеть об этом! Но ты можешь попытаться всё исправить. Если они не будут вместе, то есть шанс... Джинни отчаянно замотала головой. — Нет никакого шанса, Блейз, — уже гораздо тише продолжила она. — Я вижу её счастливой и понимаю, что не смею отобрать у неё это. Не сейчас, не теперь, когда я поняла, насколько чудовищной ошибкой было тогда согласиться. — Но ты не понимаешь другого, — он сделал шаг навстречу и склонился к её лицу. — Если правда вскроется - всем от этого будет только хуже. Она молчала, опустив глаза, и Блейз осмелел: он почти вплотную подошёл к ней. — Джинни, только представь, каково будет тебе, если она узнает, — тихо произнёс он и мягко дотронулся до её щеки. — Именно поэтому я пытался тебе помочь, хотя теперь могу сказать, что у меня стало на одного друга меньше. — Зачем? Резкий вопрос и пристальный взгляд застали его врасплох. Внезапно захотелось отойти от неё, но он быстро подавил это желание. — Я же уже сказал, что... — Зачем ты беспокоишься обо мне? — перебила его она, и он прочёл в её глазах то, что придало ему уверенности, но лишило способности отвечать за слова и поступки. — Зачем до сих пор это делаешь? — Ты же знаешь ответ, так зачем спрашиваешь? — не сводя с неё взгляда, ответил Блейз, и что-то разрушилось. Какое-то невидимое, невесомое соглашение между ними было разорвано, ведь они снова коснулись темы, говорить на которую уже не было смысла, но так хотелось. И если это последний вечер - почему бы не позволить себе такую слабость? Он наблюдал, как зрачки Джинни слегка расширились от понимания, а рот приоткрылся в изумлении. Она уже собиралась что-то сказать, когда Блейз неожиданно даже для самого себя выдал: — Я весь вечер наблюдал за тобой. Вряд ли ты выглядела когда-нибудь прекраснее. — Блейз... — настороженно начала Джинни и сделала медленный шаг назад, почти упёршись спиной в ствол дерева. — Хотя ты всегда была ослепительно красива, даже когда носила несуразную школьную робу, даже когда просыпалась утром, одетая лишь в мою мятую рубашку... — Прошу, не... — И твоя кожа, — он вновь провёл по её щеке тыльной стороной кисти, — такая же нежная, как и несколько лет назад. Ты помнишь, как я прикасался к ней пальцами... — Блейз! — ... губами, языком. Помнишь? Слова лились сами, и он не понимал, что говорит, а главное - зачем. Конечно, Блейз мог бы подумать, что виной тому немалая доза огневиски, которая наконец дала о себе знать. Но дело было не в этом. Просто он был одурманен ею, а ещё видел в глазах Джинни что-то, выдававшее её желание слушать. И сейчас, когда её грудь тяжело вздымалась под корсетом, когда щёки ещё сильнее покраснели, а во взгляде читалась боль, смешанная с желанием, он не смог себя заставить прекратить то, что начал. — Я бы всё отдал, чтобы вернуть время, когда мы были вместе. Но уже ничего не исправишь, ведь так? Он спросил это почти шёпотом, всматриваясь в её глаза и ожидая ответа, но она молчала. И это молчание окончательно свело его с ума. Наверняка что-то в выражении его лица заставило её отвернуться, и, как только она это сделала, Блейз не смог удержаться. Он притянул её за талию и, прижавшись губами к едва загоревшей шее, начал покрывать нежную кожу неторопливыми пьянящими поцелуями. Ощутив это, Джинни сначала возмущённо воскликнула, но уже в следующую секунду с её губ сорвался несмелый стон, когда Блейз задел чувствительное место недалеко от ключицы. — Так, Джинни, или нет? Его руки нежно ласкали её спину, в то время как язык не спеша двигался вверх по бархатной коже. — Блейз, прошу... Он слегка прикусил мочку уха и прошептал: — Я знаю, ты всё ещё хочешь меня, Джинни. Посмотри, как ты дрожишь от моих прикосновений, послушай, как бьётся твоё сердце. Разве есть хоть что-то, ради чего ты захочешь отказаться от этого? И почувствовал, как она его оттолкнула. Всё ещё тяжело дыша, с раскрасневшимся лицом, она стояла, гордо вскинув голову, и уверенно смотрела на него. — Да, Блейз, есть: я люблю Гарри, и он меня тоже любит. Я выхожу за него замуж через несколько недель и собираюсь прожить с ним всю жизнь. И знаешь почему? — произнесла она дрожащим голосом и сделала шаг к нему. — Потому что он боролся за наши отношения, несмотря на то, что думал: всё потеряно. И теперь я понимаю, что приняла правильное решение, согласившись выйти за него. Он — моё настоящее, а прошлое должно оставаться прошлым. Думаю, ты согласишься с этим. Ему словно кто-то зарядил под дых. Блейз не мог поверить в то, что услышал. Ведь это означало крах, окончательно и бесповоротно, конец всем его затаённым надеждам. И сейчас все его прошлые попытки смириться казались смехотворными, до боли жалкими. — Но я... — Я уверена, что согласишься, — слегка повысила тон Джинни, а затем с сожалением посмотрела на него. — Блейз, ты понял это ещё два года назад. Если бы не этот курорт, мы бы, возможно, так никогда и не встретились вновь. Осознание, что она была права, разрасталось с каждой секундой всё быстрее, и ему не оставалось ничего, кроме как признать: нет смысла надеяться, и слишком поздно во что-то верить. — Я не смогу отпустить тебя, — после недолгого молчания проговорил Блейз, словно со стороны слыша свой тихий голос, показавшийся незнакомым. Лицо Джинни смягчилось, и он увидел, что в её глазах стоят слёзы. Он отстранённо наблюдал, как медленно она подошла к нему, а затем провела рукой по плечу. — Ты уже сделал это. Несколько лет назад, — почти шёпотом сказала она и едва ощутимо коснулась губами его щеки. — Прощай. Её «прощай» звучало в голове ещё очень долго, и даже слова песен, игравших на маскараде, складывались только в него. Конечно, ему было хреново, но, с другой стороны, после третьего бокала огневиски, Блейз понял, что чувствует вместе с тем странное облегчение: он наконец избавился от ощущения чего-то тяжёлого, годами живущего в душе, столько времени тяготившего сердце. Джинни сказала ему то, что он долго не хотел признать, зато теперь понял, как глупо было держаться за прошлое, которое сам же отпустил несколько лет назад. Им двоим давно нужно было двигаться дальше, и, наверное, к счастью,что встреча на этом курорте помогла это осознать. Внезапно его внимание привлёк звук разбившегося справа бокала. — Ой, простите, сеньор! Кажется, я немного пьяна, — извинялась сидящая по другую сторону фуршетного стола брюнетка с волосами до плеч перед стоящим рядом мужчиной в белых брюках, на которых расползалось красное пятно от вина. — Вам пора прекратить пить, юная леди. Вы однозначно перебрали! — неодобрительно отозвался волшебник, палочкой вычищая ткань. — У меня разбито сердце, разве это не служит оправданием, как считаете? — с этими словами она неловко отсалютовала новым бокалом и повернулась к Блейзу. Он удивлённо моргнул. Чёртов свет. Перед ним сидела Элиса, прекрасная итальянка, по всей видимости, недавно отвергнутая его лучшим другом. Конечно, для Блейза это было вполне ожидаемо, хотя он, наверное, никогда не поймёт предпочтений Драко при выборе женщин. Глядя на красивое, утончённое лицо Эл, изящную фигуру и стать, сложно было представить, что такую девушку можно бросить. — Привет, крушительница стекла, — наконец, вскинув бровь и усмехнувшись, сказал Блейз первое, что пришло в голову. — Прости, а мы разве знакомы? — захмелевшим голосом спросила она, склонившись чуть ближе, и внезапно её лицо озарилось. — Ах точно! Я вспомнила тебя. Ты же друг Драко, верно? — Ну, во всяком случае, был другом, ­— удручённо откликнулся Блейз и отпил из своего бокала. — И я была его другом, представляешь? Как оказалось, только другом и была. Видишь, как много у нас общего, — Элиса ответила ему такой же невесёлой улыбкой. — Вот только у тебя вряд ли разбито сердце, поэтому ты не пойдёшь танцевать, в надежде на минуту забыть, что тебя совсем недавно бросили. Губы Блейза непроизвольно растянулись в ухмылке. — Пока что я вижу только одно различие: я не бью бокалы, в отличие от тебя. Но в остальном — ты права: у нас действительно много общего. Поэтому, что касается танца двух неудачников, почему бы и нет? — Так тебя тоже бросили? — недоверчиво посмотрела на него Эл. — А то, — отозвался он. И в миг, когда они обменялись понимающими взглядами, сдобренными мрачными усмешками, Блейз понял, что этот вечер вовсе не такой ужасный, как он представлял. * * * Казалось, он целую вечность барабанил в бунгало Грейнджер. И наверняка продолжил бы это делать, если бы не испуганный домовой эльф, который, увидев его состояние, осторожно сообщил, что «сеньориты» нет дома, а затем быстро исчез. Это было правильным решением: услышав эти слова, Драко впал в состояние неконтролируемой ярости, отчего с особым остервенением ударил кулаком в упрямую дверь. Он потратил уже добрый час, чтобы найти Грейнджер, но пока поиски были безуспешны. Драко прочесал почти все окрестности «Магнолии», старательно избегая лишь места проведения бала-маскарада, пару раз навестил бунгало Гермионы в надежде, что она наконец-то откроет долбаную дверь, и даже набрался наглости спросить у идиота Уизли, уединившегося на лавочке со своей девицей, не видел ли тот Грейнджер. Конечно, Вислый сильно удивился такому вопросу и уже явно собирался изрыгнуть всё, что об этом думает, если бы не глупая брюнетка, которая притянула «Ронни» за руку, и, прошептав тому что-то на ухо, заткнула его поцелуем. В другой ситуации Драко не преминул бы сострить на эту тему, но не когда ему катастрофически необходимо было её найти. И если он посчитал, что Уизли поможет в этом - очевидно, он в дерьме даже больше, чем мог себе представить. Драко медленно развернулся и, прислонившись спиной к стене, обессилено сполз по ней на пол. Чёрт, как же он устал! Этот вечер так прекрасно начался, кто бы мог подумать, что он закончится так отвратительно. Конечно, этого стоило ожидать — приезда Эл. Но, мать его, не так, не в такой миг, когда он был по-настоящему счастлив, хотя это и было не главным. Главным было, что тогда была счастлива Грейнджер, счастлива с ним. «Я догадывалась, что ты любишь её». Отлично, блин. «Ты никогда ни на кого не смотрел так, как сегодня на неё». Превосходно. Вновь в его голове слова, которые он никак не мог забыть. Слова, вспоминая которые, Драко чувствовал, как что-то внутри переворачивалось, а затем разрасталось тревожным клубком и норовило окончательно довести его до ручки. Он обязан был в этом разобраться, но точно не собирался этого делать, пока не увидит Грейнджер. Последняя мысль заставила его подняться на ноги. Нужно было решить, куда идти дальше, ведь он побывал уже практически везде, разве что, как и обещал, не вернулся на бал. А что если Гермиона там? Обдумала всё своей умной головой и, послав к чёртовой матери, поспешила продолжить веселье? Просто вычеркнула его из своей жизни и нашла утешение в объятиях какого-нибудь смазливого придурка наподобие Матео или тех, кто глазел на неё весь вечер? Кулаки Драко сжались, и он уверенно зашагал в сторону главного пляжа. Ну уж нет. Он заставит её выслушать, заставит понять, что на самом деле, чёрт возьми, происходит. Он вывернет душу наизнанку, препарирует своё сердце, позволит ей увидеть, насколько она ошибается. Нужно только её найти, и раз он не сможет сам зайти в зал - непременно отыщет способ узнать, там Грейнджер или нет. Уже показались яркие огни и люди в карнавальных масках, когда Драко замедлил ход, почувствовав вину за своё эгоистичное поведение. Он обещал Эл, что она больше не встретит его на курорте. Та хотела забыться — так ли невелика вероятность, что она сейчас, скажем, прогуливается по магнолиевому саду или разговаривает с кем-нибудь неподалёку? И если она увидит его - это непременно причинит ей ещё больше боли, а Драко не мог себе позволить заставить её страдать сильнее. Элиса не заслуживает такого отношения, однозначно, да и сам он привык исполнять свои обещания. Но как быть с Грейнджер? Чертыхнувшись, Драко стал напряжённо всматриваться в лица волшебников, находящихся у входа, и в тот миг искренне надеялся, что увидит Гермиону. Но с такого расстояния было достаточно сложно что-то рассмотреть, поэтому он сделал осторожный шаг вперёд, выходя из тени. И, когда он вновь в сомнении замер, совсем рядом послышался глубокий низкий голос: — Можешь не стараться, мой мальчик: её там нет. Драко удивлённо повернулся и увидел того, кого совсем не ожидал сейчас встретить. — Лоренцо? — спросил он, безуспешно пытаясь скрыть изумление. Тот слегка приподнял уголки губ и сделал шаг к нему, протянув руку. — Не могу сказать, что рад видеть тебя, Драко, однако я ждал нашей встречи. Несколько секунд Малфой находился в каком-то странном оцепенении, бестолково уставившись на его ладонь, а затем медленно её пожал и посмотрел в чёрные глаза Лоренцо. Вмиг перед ним пронеслись воспоминания об их первой встрече, а затем вспомнились слова Элисы, которые заставили Драко нахмуриться. — Позвольте поинтересоваться, почему вы ждали встречи? — мрачно изрёк он, не разрывая рукопожатия и зрительного контакта. — Полагаю, у тебя возникли вопросы, не так ли? — вскинув бровь, с лёгкой усмешкой поинтересовался тот, и Драко, почувствовав острое раздражение, выдернул руку. — Вы сказали, её там нет. Кого вы имели в виду? — спросил он, чтобы окончательно определиться, как много тот знает. Лоренцо пристально на него посмотрел, всё так же слегка ухмыляясь, и произнёс: — Ты знаешь кого. Драко ощущал, как постепенно негодование перерастает в самую настоящую злость. — Прошу меня простить, но я сегодня не настроен играть в шарады, — холодно выдавил он. — В таком случае ты согласишься, что вряд ли ищешь мою племянницу, — улыбка на лице Лоренцо потухла, и Драко шагнул к нему, ошеломлённый внезапной догадкой. — Вы... Вы всё знали, с самого начала, — опасно начал он, сощурив глаза. — Что ты подразумеваешь под словом «всё», Драко? Знал ли я, что вы с Эли не предназначены друг другу или что ты увлечён другой девушкой? В любом случае ответ — да. Глаза Драко слегка расширились от изумления. В голове было столько вопросов, и он едва смог взять себя в руки, чтобы задать хотя бы один. — Если вы знали, почему не сказали этого раньше? Почему позволили всему этому, — он неопределённо повёл рукой, — произойти? Лоренцо какое-то время молчал, задумчиво смотря на него, а затем ответил: — Скажем так: есть вещи, в которые я не смею вмешиваться. — Не смеете вмешиваться?! Забавно это слышать, особенно если учесть, что за время поездки вы успели многим поделиться со своей племянницей. Даже не знаю, что звучит бредовее: что я любил лишь однажды или, что Эл недостаточно хороша для меня. — То есть ты думаешь иначе? — скрестив руки за спиной, Лоренцо иронично вскинул бровь. — Конечно иначе! Не знаю, что вы там себе напридумывали... — К слову, я не говорил Элисе, что она недостаточно хороша для тебя, Драко, — вкрадчиво вставил тот. — ... но вам не нужно было вмешиваться. Мы бы сами во всём разобрались! — Просто ей нужен другой мужчина. Ты был её первой любовью, и ей не с чем сравнить, но, поверь, я знаю: она ещё полюбит по-настоящему, и, к счастью, эти чувства наконец будут взаимными. Драко недоверчиво смотрел в лицо Лоренцо, пытаясь унять злость. Он просто никак не мог принять, что этот самодовольный итальянец всё знал, в то время как они с Эл бились в агонии сомнений. — Пойми, Драко, я всего лишь хотел её подготовить. — Подготовить? Ох, только не говорите, что... — Да, я знал, что ты разобьёшь ей сердце, ведь твоё собственное уже давно принадлежит другой. Брови Драко взметнулись, а в голове воскресло воспоминание об их первой встрече. Ему захотелось рассмеяться. — Вы хотя бы послушайте себя со стороны. Несколько недель назад вы соглашались, что я люблю Элису, а сейчас признаёте: моё сердце давно принадлежит кому-то другому. По-моему, ваш источник сообщает вам неверную информацию, иными словами, путается в показаниях. Лоренцо грустно улыбнулся, но когда начал говорить, от улыбки не осталось и следа. — Боюсь, Драко, ты ошибаешься. Я никогда не соглашался, что ты любишь Элису, но соглашался, что ты любишь. Понимаешь разницу? Разумеется, он понимал разницу, но абсолютно не понимал, какого чёрта всё это значит. Видимо, заметив замешательство на его лице, Лоренцо произнёс: — Не пытайся сейчас понять смысл моих слов, мальчик . Придёт время, и ты всё узнаешь, хотя, видит Мерлин, я бы не хотел, чтобы это произошло. Их диалог длился считанные минуты, а мозг Драко, казалось, уже начал закипать. Чем дольше он разговаривал с Лоренцо, тем меньше понимал. Конечно, можно было предположить, что тот несёт чушь, но что-то внутри него нашёптывал: услышанное — правда. — Если вы так много знаете, то наверняка можете назвать имя той, которую я, по вашему мнению, давно люблю, — пренебрежительным тоном наконец выпалил Драко, хотя внутри всё похолодело. Лоренцо покачал головой. — Могу, но не вижу в этом необходимости. Ты сам знаешь её имя, — он посмотрел в глаза Драко долгим взглядом, и тот замер. В голове сразу нарисовался образ: длинные каштановые локоны, вздёрнутый носик с редкими веснушками и тёплые шоколадные глаза, с нежностью смотрящие на него. Грейнджер. Нет. Да. Грейнджер. Драко медленно замотал головой и сделал шаг назад. — Не может быть, вы лжёте. — Ты так не думаешь, — почти сочувственно взглянул на него Лоренцо. — Ещё как думаю! Это бессмыслица — то, о чём вы говорите. При любом раскладе я не мог её полюбить раньше, чем... — он осёкся, вмиг пожалев о вырвавшихся словах. Чёрт. — Любовь — самое удивительное на свете чувство. Порой так легко понять, в какой момент ты разлюбил человека, но так сложно определить, когда полюбил, — задумчиво перевёл взгляд куда-то вверх Лоренцо. — Докажите, — зло процедил Драко, буравя глазами стоящего перед ним волшебника. — Что, мой мальчик? — вновь устало посмотрел на него тот. — Докажите, что это правда. Что я действительно... У него просто не повернулся язык договорить начатую фразу. Это было чем-то настолько пугающим, огромным, вопиющим, что он никак не мог набраться смелости даже как следует поразмыслить над этим, не то что говорить. — Драко, ты же видел пегасов, верно? — после недолгого молчания сказал Лоренцо, пристально посмотрев глядя ему в глаза. — Какое отношения это имеет к моему... — Так видел или нет? Ответь, — требовательно перебил Лоренцо, и что-то, заставившее Драко повиноваться, мелькнуло в его взгляде. — Да. — А вот я их не видел ни разу. Знаешь почему? — Понятия не имею, и не то чтобы меня это волновало, — фыркнул Драко, ожидая, что Лоренцо продолжит говорить, но тот лишь молча изучал его таким пытливым взглядом, что это уже начинало раздражать. — Хорошо, Драко, я скажу, — вздохнул тот, и в его глазах мелькнуло сочувствие. — Пегасов могут видеть далеко не все люди, хотя многие бы хотели встретить этих животных... И внезапно Драко вспомнил, вспомнил ту старую книгу о волшебных существах с яркими картинками, которую они вместе с матерью рассматривали давними вечерами. Он читал про пегасов так много лет назад, что даже забыл об этом. Понимание бесцеремонно ворвалось в его сознание и вихрем снесло остатки и так сомнительного спокойствия. Ведь если он всё правильно понял, то... И прежде чем он успел предупредить, чтобы Лоренцо замолчал, тот произнёс последние слова, которые поразили Драко до глубины души. — ... потому что эти существа являются только тем, кто хотя бы раз в жизни по-настоящему любил. Нет. Не может быть. Неужели он в самом деле... Драко в ужасе отшатнулся от Лоренцо, который сочувственно наблюдал за его сумасшествием. — Тебя это пугает — понимаю. Но, поверь, совсем скоро всё встанет на свои места. — Идите к чёрту, — медленно отступая, отозвался Драко, словно тот виноват во всём, что с ним случилось. Словно Лоренцо виноват в этом. — Прощай, Драко. Вряд ли мы увидимся вновь: пришло время мне покинуть этот курорт навсегда. Но помни, всё, что с тобой здесь произошло, приведёт в конечном счёте к лучшему, — проигнорировав его слова, продолжил Лоренцо и слабо улыбнулся. — А теперь иди к ней и перестань сомневаться. Ты знаешь, где её искать. Драко не нужно было повторять дважды: он давно мечтал убраться отсюда, а потому быстро развернулся и, ошеломлённый, пошёл прочь. Сказанное Лоренцо, осознание правдивости сказанного — всё это повергло его в самый настоящий шок, но с каждым шагом, с каждой секундой в нём разрасталось тягучее, поразительное удовлетворение, что, наконец, он разобрался во всём происходящем между ним и Грейнджер. Он смог смело посмотреть неуютной, ужасающей, но такой необходимой правде в глаза и неожиданно понял: это придало ему ещё больше сил, ещё больше уверенности, что он должен найти Гермиону. Неважно, что скажет он, что скажет она, просто нужно её увидеть, нужно сделать так, чтобы она тоже узнала. Им двоим уже нечего терять. Последнее, за что ещё можно было держаться, безвозвратно уничтожено. Карты раскрыты, маски сброшены, души вывернуты. Всё. Хватит жить в вечном притворстве, в мнимом неведении. Они давно осознали, что всё это значит. Вдвоём падали в бездну, боясь открыть глаза, но теперь... Вот он, прямо здесь, момент прозрения и режущей взгляд истины. Драко не мог позволить ей оставаться слепой. Она должна это увидеть, должна узнать, даже если в это будет трудно поверить, даже если это всё на грани абсурда, за пределами любого понимания, вопреки всему и несмотря ни на что. Поодиночке им не справиться, и даже вместе не убежать от правды, зато можно выстоять и отдаться этому безумному мигу принятия. Разве не об этом они оба втайне мечтали? И внезапно он понял, что знает, где её найти. * * * Дрожь в теле не утихала, и причиной тому вряд ли был прохладный ночной воздух, извещавший о приближении дождя. Если даже и так, Гермиона всё равно бы этого не почувствовала. Откровенно говоря, она не смогла бы почувствовать хоть что-то, даже если бы внезапно начался ураган, выпал снег, а температура опустилась градусов на тридцать. Единственное, что она испытывала в этот миг, когда сидела в своём красивом платье на песке возле самого берега моря — боль. Подобно бушующим волнам, она яростно вбивалась в тело, накатывала с каждой секундой сильнее, вымывая то светлое, что хранилось в её душе, разрушая самое главное — надежду на счастье, пусть неумело вылепленное, пусть не совсем дозволенное, но всё-таки счастье, которого так быстро не стало. Неприятный ком вновь подкатил к горлу, а слёзы, которые она так старательно сдерживала, уже норовили выступить из глаз, но Гермиона до боли сжала кулаки, впиваясь ногтями в кожу, закусила губу, наверняка до крови — сделала всё, чтобы не позволить себе заплакать, и у неё в очередной раз получилось. Ты сильная. Появление Элисы, мысли о которой она старательно гнала прочь, было подобно внезапно вспыхнувшему пожару, уничтожившему порочное, шаткое, непрочное, зато нужное, просто необходимое, желанное что-то, название чему Гермиона до сих пор не могла подобрать. Это чувство — как долго оно её мучило, терзало своей очевидностью и неправильностью и поначалу казалось чем-то грязным, абсурдным, аморальным. Но с каждым днём, с каждой дурацкой минутой, проведённой вместе с Малфоем, Гермиона прозревала: оно становится другим. Словно омытое временем, пониманием, доверием, это неожиданно перестало пугать, и в какой-то момент она осознала, что ощущает себя абсолютно счастливой. Она всерьёз думала, что Драко чувствует то же самое. Даже смешно, как много она об этом думала! Идиотка. Слёзы почти выступили из глаз, а где-то рядом раздался раскат грома. Гермиона со злостью стиснула челюсти и сильно обхватила колени руками, уткнувшись в них подбородком. Ей бы сдержаться, проглотить боль, и тогда, может быть, удастся успокоиться и забыть. Ты сильная. Она всерьёз думала, что он изменился. Полагала, он расстался со своей девушкой, переступил через себя и наконец смело принял их странные отношения. Дура. Всерьёз думала, что для него это не просто желание самоутвердиться, развлечься в отсутствие Элисы, а нечто большее. Дура. Думала, знает всё о его чувствах, ведь она видела их отражение в его глазах. Хотя, наверное, она видела просто, что хотела, а сегодня в конце концов столкнулась с правдой: Малфой встречается с Элисой, и та совершенно точно не в курсе его «отношений» с другой. С той, которая является лишней в этой игре. С той, которую, словно пешку, убрали с шахматной доски. С той, которая пыталась в эти секунды крушения выстоять, приняв удар, но всё равно упала, спасаясь бегством. Дура. А разве дуры бывают сильными? Только сейчас она поняла, что плачет. Море бушевало, птицы истошно кричали, а ветер безжалостно трепал кроны пальм, будто отражая, обнажая её собственные эмоции и заглушая рвущиеся наружу рыдания. Этот пляж, который раньше был тихой гаванью для них двоих, теперь стал только её островом безнадёжности, и в этот миг Гермиона искренне желала, чтобы капли дождя обрушились на землю, смывая с лица следы слабости. Внезапно, настолько неожиданно, что она поначалу не поверила, раздалось: — Грейнджер! Гермиона на какую-то секунду поражённо замерла. Какого чёрта? Она гневно смахнула слёзы и, резко поднявшись на ноги, опасливо повернулась. — Что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом спросила она, глядя на Драко. Тот тяжело дышал, словно после бега, и, нахмурившись, прожигал её твёрдым, а если быть точнее, чересчур уверенным взглядом, что не понравилось Гермионе. Он что — решил её окончательно добить, выложив всю правду? Решил признаться, что эти странные и по большей части надуманные «отношения» были ошибкой? Что-то внутри вновь болезненно сжалось. — Я искал тебя. Какого чёрта ты наложила на пляж заклятия, сбивающие с пути? —двинулся Драко навстречу, на что она отреагировала двумя шагами назад. — Мне не хотелось никого видеть, Малфой, и тебя в том числе. Она заметила, как он, уловив её движения, помрачнел ещё больше, а в его взгляде скользнуло что-то, заставившее её подавить очередной всхлип. Мерлин, как же это было невыносимо: смотреть на него — такого прекрасного, дьявольски красивого в этой своей чёрной парадной мантии, но уже совершенно чужого. Хотя, он всегда был чужим, просто ты об этом предпочитала не вспоминать, да, идиотка? — Нам нужно поговорить, — его голос смягчился, и он уже явно намеревался сделать ещё один шаг в её сторону, но замер, как только она снова отшатнулась. — Нет, Малфой, даже не смей. Он стиснул зубы и на пару секунд молча воззрился на неё. А потом вместе с раскатом грома решительно произнёс: — Гермиона, ты выслушаешь меня сейчас же, и мне плевать, что ты думаешь по этому поводу! Ты должна выслушать. От внезапно вспыхнувшей злости она двинулась к нему. — Я тебе ничего не должна, Малфой! Хватит! Всё, что я должна была, я уже узнала и так. Прошу, уйди! Прекрати делать из меня идиотку. — Если ты думаешь, что я уйду — ты точно идиотка, Гермиона, — рыкнул Драко и сократил между ними расстояние. — Нет! — вскрикнула она, ощутив его ладонь, плотно сомкнувшуюся на запястье. — Отпусти сейчас же! И перестань называть меня по имени, ты, ублюдок! Она видела: боль отразилась в его взгляде, но он лишь сильнее сдавил её руку. — Я буду звать тебя так, как захочу, Гермиона. Она почувствовала, что отчаяние охватило всё её существо. — Что тебе от меня нужно? Хочешь увидеть, насколько ты мне делаешь больно, просто находясь здесь? Хочешь насладиться тем, как удачно ты мною воспользовался, затеяв всю эту игру в отсутствие своей девушки? Что ж, радуйся! Смотри, как я теряю последнюю надежду быть хоть каплю не униженной, хотя бы немного не раздавленной! Смотри, Малфой! Последнюю фразу она почти прокричала ему в лицо, уже не пытаясь скрыть слёзы, утаить боль, которая сквозила в каждом её слове. Волны яростно обрушились на берег, на миг поглотив его ещё сильнее. — Так ты думаешь, для меня всё это было лишь игрой? Думаешь, я хотел тебя унизить?! Значит, ты ни черта обо мне не знаешь, Грейнджер! — выплюнул Драко, слегка склонившись к ней. — Я знаю самое главное, Малфой! Тебя ждёт Элиса, и, если ты насладился дурацким представлением в виде моего окончательного унижения, лучше бы тебе вернуться к ней! В его лице что-то переменилось, и Гермионе это не понравилось. — Мы расстались, — уже гораздо спокойнее произнёс он, и хватка его руки ослабла. — Спасибо, что известил, Малфой: я поняла, что нашим жутким недоотношениям пришёл конец, — едко бросила Гермиона, пытаясь выдернуть своё запястье, но Драко тут же вновь крепко сжал его. — Ты точно дура, Гермиона, — он сказал это как-то слишком мягко. И прежде чем она смогла ответить хоть что-нибудь, чтобы его остановить, услышала: — Я расстался с Элисой. — Что? — изумлённо спросила Гермиона. Драко немного опустил голову, не прерывая зрительного контакта. — Я с ней расстался. Первой реакцией было искреннее удивление, быстро сменившееся недоверием. Гермиона заторможенно покачала головой. — Нет, ты врёшь, — тихо вымолвила она дрожащим голосом. Драко молчал и смотрел на неё взглядом, полным... Сожаления? Мольбы? Злости? Сложно было выбрать какое-то одно чувство среди тех, что Гермиона прочитала в его глазах. И она догадалась. Просто поняла, сопоставив факты. По его молчанию, по взору, по нежеланию её отпускать. Он говорил правду. — Зачем? Зачем всё это? — в конце концов вымученно отозвалась Гермиона, ощущая, как слёзы текут по щекам. Мерлин, дай мне сил. С новым раскатом грома начался мелкий дождь, только в нём уже не было необходимости: она плакала в открытую, не стараясь больше скрыть своё болезненное отчаяние. — Разве ты ещё не поняла? — Драко сделал маленький шаг в её сторону — на этот раз она не отшатнулась. Потому что предполагала, что он имеет в виду, но от этого лишь чувствовала, как горло сковывают рыдания. Она совершенно запуталась, погрязла в паутине переживаний, слов, эмоций, а самое главное — вновь начала ему верить. После всего, что было, она снова ему верила. И это так сильно пугало! — Я лишь хочу... — медленно начал Драко. — Нет, не надо! — на полуслове попыталась оборвать его Гермиона и вырвала руку из его пальцев. — ... чтобы ты была уверена. Это не было игрой. Наши отношения не были простым развлечением. — Что же это тогда было, Малфой? Её голос звенел от безнадёжности, а он молчал. Пристально смотрел ей в глаза — почему он так смотрит? — и молчал. Где-то рядом пронзительно закричала птица, а затем беспокойно взметнулась ввысь. — Что, Драко? Ответь мне! — уже громче спросила Гермиона, стерев ладонью слёзы с лица. И он наконец начал говорить. — Мы видели пегасов, Гермиона. Она подумала, что ослышалась. Какого чёрта он несёт? Снова издевается?! — Пегасов? — нахмурившись, переспросила она. — Ты и я. Мы видели пегасов, — странно взглянул на неё Драко. Гермиона слегка повернула голову. — Какое это отношение имеет к нашему разговору? Это сейчас ни черта не значит! —со злостью воскликнула она, и в глазах Малфоя вспыхнула искорка гнева. — Сейчас это значит всё, Грейнджер! Ведь, если мы их видели... — он начал говорить, но неожиданно замолк, всматриваясь в её лицо, очевидно, пытаясь найти хоть каплю того, что могло бы означать: она поняла. И внезапно болезненной стрелой её пронзило понимание. Наверняка это отразилось во взгляде, и выражение Драко смягчилось. Нет. — Да, — тихо произнёс он, словно прочитав её мысли, и она стала не спеша отступать. Перед глазами мелькали воспоминания, огромные куски о том, как она зачитывалась древними волшебными мифами в библиотеке Хогвартса, как проглатывала книгу за книгой, изучая все виды магических существ. Поразительно, как она могла не вспомнить этого раньше, ведь вспомнила же, что пегасы любят творчество, редко являются людям, но абсолютно забыла о причинах их появления. — Нет, — уже вслух сказала она. Драко молча не сводил с неё пытливого взгляда, и в этот миг Гермиона ощутила, как сердце с каждой секундой начинает биться быстрее, как учащается дыхание, как все чувства обостряются, а шок наполняет всё её существо. — Гермиона, стой, — предупреждающе начал Малфой, осторожно шагая в её сторону. — Нет, Драко, нет... — тихо откликнулась она, пытаясь найти в его лице хоть что-нибудь, что могло бы опровергнуть душащее её осознание. — Это правда. Мы действительно друг друга... Но, прежде чем он смог договорить свою фразу, она бросилась прочь. Гермиона бежала что есть сил, не обращая внимания, как ветер яростно овивает всё её тело, как от её босых стоп разлетаются брызги, как под ногами путается платье, подол которого уже безнадёжно намок. Просто она в последний раз пыталась скрыться от неизбежного, мучительного понимания, словно это могло чем-то помочь. И в момент, когда её талию обхватили сильные руки, её озарило: всё — это конец. Вместе они рухнули в воду, почти у самой её кромки. Драко крепко её держал, пока она исступлённо пыталась вырваться, ругая, проклиная всё на свете, и, прежде чем Гермионе удалось подняться на ноги, он перевернул её на спину и прижал запястья к песку возле головы. Они оба тяжело дышали, мокрые, злые, обессиленные, и смотрели друг на друга так, будто корили один другого в том, что от них двоих уже давно не зависело. Наверняка Малфой почувствовал: она больше не собирается сопротивляться, а затем увидел в её взгляде, что она окончательно сдалась, когда он медленно отпустил её и аккуратно обхватил руками её лицо, пылающее от смеси стыда, отчаяния и постепенно разрастающегося желания. — Что будет с нами дальше, Драко? Скажи мне, что? — дрогнувшим голосом произнесла Гермиона, с мольбой посмотрев на него. Вода мягко омыла их ноги, ещё сильнее промочив одежду. — Я... Я не знаю, — устало ответил он, и на этот раз Гермиона была уверена, что он говорит правду. Волна вновь настигла их, укрыв тела почти полностью, когда Драко резко притянул Гермиону к себе и отчаянно обрушился на её губы в поцелуе. Она ответила, сдалась сразу же, раскрываясь ему навстречу, позволяя его языку завладеть ртом. Руки смело вцепились в мокрую рубашку, в то время как его ладони так восхитительно требовательно, властно заскользили по телу. Похоже, в этот миг они оба сошли с ума, прекратили своё бесполезное сопротивление, осознали, что теперь этой одержимости точно нет конца. Ведь она таила в себе нечто глубокое, нечто, не ограничивающееся примитивной похотью, простым желанием обладать. И они прекрасно знали, что это было. — Ты...моя... теперь...только...моя... Гермиона слышала его слова и выдыхала, стонала своё «да», пока Драко поцелуями спускался ниже, ловко развязывая ленты корсета её платья. Она выгнула спину, чтобы помочь ему справиться с этой задачей, и тогда ему удалось сдвинуть ткань вниз, обнажив грудь, которую он тут же встретил ртом. С губ сорвался громкий стон, и Гермиона ощутила, как Драко, не отрываясь от неё, скользнул руками под юбку, сминая мокрый шёлк по направлению к бедру. Она неосознанно качнулась вперёд, встречая его, и почувствовала твёрдость, готовность наконец перешагнуть черту, перестать ходить по краю, слушая свои и чужие запреты и мысли по этому поводу. Теперь у них было оправдание. Теперь им двоим уже просто нечего терять. Осталось лишь одно — одержимость друг другом. Настоящая одержимость. Гермиона дрожала и на этот раз была уверена, что причина явно не в том, что её платье промокло насквозь, что холодный ветер порывами настигал её, что волны беспощадно накрывали их с Драко с каждым разом всё сильнее. Нет. Она дрожала от нетерпения, от возбуждения, от желания ощущать его, чувствовать его, быть с ним. О, как бесстыдно она сейчас себе в этом признавалась! В ответ на её движение Драко тихо зарычал и, оторвавшись от её груди, на мгновение посмотрел на неё тёмным, полным безумия взглядом, в котором отражались её собственные чувства. А в следующую секунду его пальцы оказались там, где она больше всего на свете хотела их почувствовать, где хотела ощутить его самого. Тело выгнулось навстречу, когда Драко мягко скользнул внутрь. Она судорожно ловила ртом воздух, пыталась схватиться хоть за что-то, чтобы удержаться, окончательно не обезуметь от этой пытки, когда его пальцы так восхитительно медленно двигались внутри, растягивали её, даря потрясающее чувство наполненности. — Только... Моя... Его движения стали настойчивей, и Гермиона почувствовала, что больше не может сдерживаться. Кое-как совладав с собой, она, судорожно всхлипнув, потянулась к брюкам Драко и дрожащими руками расстегнула их. Но в миг, когда она собиралась обхватить его твёрдую плоть, тело её предало, абсолютно отказавшись слушаться, когда большой палец Драко накрыл клитор. Все ощущения обострились в сотни, нет, в тысячи раз, и она уже не понимала, стонет ли она, извивается ли под лаской его рук, а может, делает что-то ещё, но с каждой секундой она всё сильнее чувствовала бешеное, уже почти невыносимое возбуждение, которое почти, вот-вот, так скоро должно было выплеснуться в нечто по-настоящему потрясающее. Она поняла, что сама двигается навстречу его пальцам, лишь, когда Драко выругался. На секунду ей удалось зафиксировать взгляд на его глазах, которые горели желанием, и в этот момент вместе с настойчивыми, умелыми, такими правильными его движениями её тело сотряслось от оглушительного оргазма. Гермиона коротко вскрикнула и вцепилась ногтями в руки Малфоя, ощущая, как сокращаются мышцы её живота, как рассудок стремительно покидает её, а всё существо переполняет невероятное наслаждение. Сквозь туман, застилавший сознание, она почувствовала, как пальцы выскользнули из неё, а затем сильные руки Малфоя подняли её и мягко опустили на что-то. Рассеянно нащупав рукой приятную ткань, Гермиона поняла, что это парадная мантия Драко. И только сейчас осознала, что теперь волны не омывают их, хотя от этого вряд ли что-то изменилось бы: одежда была насквозь мокрой, да и какое это имело значение в такой миг? Они оба были окутаны пониманием, спасены или окончательно подавлены им — неважно. Важно было другое: они приняли оглушающую, кричащую, в это мгновение кажущуюся чем-то по-настоящему верным правду. Они друг другом одержимы. Они друг без друга не могут. Они друг друга... Начиная немного приходить в себя, Гермиона потянулась к Драко и за шею привлекла его к себе. Поразительно, прошла какая-то минута без ощущения его губ, а ей уже так мучительно их не хватало. И, когда она сама нашла их в поцелуе, Драко выдохнул её имя. Это придало ей уверенности, прояснило ум, и она торопливо начала расстёгивать его рубашку. Её руки дрожали, тело ещё до конца не отошло от потрясающего наслаждения, так умело подаренного им, но уже просило большего. В конце концов она нетерпеливо стянула с Драко бесполезную ткань и медленно провела ладонями по его накачанной груди, спускаясь ниже по мышцам рельефного пресса. Его тело — как часто втайне она мечтала ощутить его, прикоснуться к нему, почувствовать обнажённую кожу Малфоя под своими пальцами. И сейчас, когда желанное осуществлялось, ей просто необходимо было смотреть на него, чтобы поверить — это правда. Лицо Драко было напряжённым, словно он в любой момент ждал, что она оттолкнёт его, и когда она оттянула резинку трусов, намереваясь обхватить его плоть, его рука резко перехватила её запястье. — Ты... уверена? — вымученно спросил он, очевидно, пытаясь не потерять остатки самообладания. Вместо ответа она не спеша убрала руки и немного отстранилась. Гермиона видела в его взгляде разочарование и покорность и почти усмехнулась этому, когда в следующую секунду поднялась на ноги. Драко, слегка нахмурившись, непонимающе следил за ней, в то время как она на секунду замерла, пытаясь найти в своей душе хотя бы каплю, хотя бы частицу сомнений. Но их больше не было. Правда уничтожила их, но подарила взамен необходимую уверенность. Так что — да: Гермиона была уверена, что всё происходящее — самая правильная вещь на свете. И, когда она плавно расстегнула молнию на платье, когда полностью освободилась от корсета и позволила ткани свободно упасть к ногам, она поняла, что ещё никогда не была такой смелой и не чувствовала себя такой желанной, как сейчас, стоя обнажённой на линии берега маленького пляжа перед мужчиной, которого, похоже, искренне... Драко, до этого с восхищением наблюдавший за ней, оттолкнулся и резко притянул её к себе за талию, вновь впившись в губы поцелуем. Они опустились на землю, не размыкая объятий, и его руки, они ещё никогда не были так трепетны, так нежны с ней, как сейчас, когда он медленно изучал ими каждый изгиб её нагого тела. Это было по-настоящему восхитительно и удивительно одновременно: на любое его прикосновение всё её существо откликалось новой волной возбуждения, с губ срывались бессвязные фразы и стоны, ведь она просила, нет, пыталась его просить не останавливаться. Было ощущение, что Драко знал каждую её чувствительную точку, каждую сводящую с ума ласку, как будто они уже давно были любовниками. Мерлин, она никогда в жизни никого так не желала, как его в эту секунду. Её дрожащая рука наконец смело освободила его плоть и обхватила её. В ответ на это движение Драко издал стон и на мгновение дёрнулся, чтобы её остановить, но Гермиона уверенно посмотрела на него, а следом провела пальцами по всей длине. Она наслаждалась тем, какую власть имела над ним: её ласки, похоже, окончательно сводили его с ума, почти так же, как это делал с ней он. Как давно он уже делал это с ней! — Хватит, — рыкнул Драко и прижал её руку к земле, навалившись на Гермиону. Она всхлипнула, ощутив потрясающий вес его тела, почувствовав, как её обнажённая кожа встретилась с его. — Пожалуйста... Я хочу... — попыталась сказать она, а затем увидела, что, если и оставалась ещё в Драко частичка самообладания, эти слова бесповоротно уничтожили её. Не сводя взгляда с её лица, он не торопясь освободился от брюк и белья, и Гермиона рассеянно подумала, что совершенно не заметила, когда он стянул с неё трусики. А самое главное, в ту секунду в ней не было и капли стыда, сожаления, да хоть какого-то чувства, заставляющего усомниться в правильности происходящего. Прогремел новый раскат грома, дождь крупными каплями начал падать на их обнажённую, разгорячённую кожу, и когда Драко вновь накрыл Гермиону своим телом, разводя её ноги в стороны, когда упёрся в неё своей плотью, они оба замерли, посмотрев друг другу в глаза. Вот он — миг, которого они так страстно желали, так отчаянно ждали, которому так самозабвенно противились слишком долго. Им столько раз мешали, что уже не верилось: это в самом деле вот-вот произойдёт. Осталось только качнуться навстречу, толкнуться внутрь и... — Гермиона... Её имя, сорвавшееся с его губ, имя-утверждение, нет, имя-вопрос, удерживающее их двоих от того, чтобы окончательно раствориться в близости, стать чем-то единым, неразделимым, необратимым. — Я хочу тебя, Драко, я лю... И, прежде чем она смогла договорить, он двинул бёдрами и мягко вошёл в неё, убив последнюю возможность ясно мыслить и изъясняться словами. Остались только стоны, всхлипы и смешанные с дождём слёзы от того, насколько это было прекрасно: чувствовать его внутри себя, чувствовать потрясающую наполненность пока он постепенно продвигался ещё глубже. И в момент, когда Драко вошёл полностью, Гермиона осознала, что её тело сотрясает крупная дрожь, а слёзы никак не могут остановиться. — Гермиона, я сделал тебе больно? Мне прекратить? — услышала она его обеспокоенный, звенящий от напряжения голос, в то время как его тело замерло. О Мерлин, как он не понимает? Неужели не может понять, что она плачет не от боли, а от того, насколько ей сейчас хорошо? — Нет, прошу... Драко, пожалуйста... Продолжай... — только и смогла вымолвить она, выгнув спину и нетерпеливо придвинувшись к нему. Взгляды встретились, и она увидела, что он в конце концов понял. Малфой с тихим рыком подался назад и, когда она почувствовала, что он почти вышел из неё, вновь качнулся бёдрами, одним мощным движением заполняя её до конца. Громко ахнув, Гермиона вцепилась ногтями ему в спину, ощущая, как медленно он двигается внутри, растягивая её, даря невозможное, ненасытное, желанное чувство удовлетворения. Боже, как часто она мечтала об этом, думала, как бы это могло быть, если бы они вдвоём, вот так, с ним, вместе... Ох... — Гермиона, пожалуйста... Он что-то говорит? Ему хватает сил что-то сказать? В любом случае она не могла задуматься об этом дольше, чем на секунду, когда его толчки участились, а её тело в ответ на это лишь подалось навстречу, помогая, встречая его. Она и не думала, что можно получать такое удовольствие, не сравнимое ни с чем. — Пожалуйста... Он вновь просил её, и Гермиона, совладав с очередным стоном, готовым сорваться с губ, еле слышно проговорила: — Что? — Смотри на меня. И она, заставив себя открыть глаза, встретилась с его помутневшим от настоящей страсти взглядом. И в эту секунду поняла: они бесповоротно утонули друг в друге, окончательно захлебнулись и ушли на дно своего желания, своей похоти и своей... Драко перестал сдерживаться, наверное, просто больше не смог. Движения участились, толчки стали настойчивей и сильнее, и теперь он уже входил в неё так глубоко, как хотела она сама. И Гермиона абсолютно потерялась в своих томных, сводящих с ума ощущениях, когда он нашёл правильный угол, правильный ритм, и она падала, падала, падала и не могла остановиться. — Драко! Голос слился с ветром, с шумом прибоя, с его стонами, с её дыханием, а тело трепетало, неосознанно металось из стороны в сторону от ощущения пульсирующего наслаждения. И в этот миг она не знала, где находится, но знала с кем, и это лишь ещё больше вводило в состояние исступлённого экстаза, смешанного с пониманием, что она больше никогда не сможет никому принадлежать. Она всегда будет только его. — Что ты сказала? Гермиона сфокусировала взгляд на Драко. Неужели она произнесла это вслух? Он слегка замедлил темп и, опёршись на локти, обхватил её лицо руками. В его глазах было столько потрясения, желания, теплоты — она просто не смогла ему отказать, она не хотела отказывать в том, чтобы повторить: — Я всегда буду только твоей. — Ещё. Скажи ещё раз, — постепенно увеличивая темп, попросил он, сильнее склонившись к её лицу. — Только твоей. Всегда. И она не знала, кто в следующую секунду подался навстречу, чтобы встретиться в поцелуе. Наверное, они сделали это одновременно, обнимая, притягивая друг друга ближе, сливаясь всё сильнее, настойчивей. Драко, не отрываясь от её губ, одной рукой резко схватил её волосы и намотал их на кулак, удерживая, словно боялся, что она сейчас исчезнет. Неужто он всё ещё сомневается? И, когда его вторая рука, протиснувшись между ними, нашла заветную точку, дотронулась там, где она снова, нет — всегда желала ощущать его прикосновения, Гермиона вместе с полувсхлипом—полустоном надрывно сказала: — Твоя... Навсегда... Слишком быстро вокруг неё всё начало рушиться, вновь терялась реальность происходящего, и, казалось, где-то вдали она слышала слова Драко, так много слов: нужных, выстраданных, необходимых, с самого дна души, которые лишь ещё сильнее опускали её в глубины наслаждения, вожделения, желания. Всё смешалось! Его толчки, его ласки, его голос. Её стоны, её метания, её ощущения. И, только когда она выгнулась, встречая его сильные бёдра в последний раз, чувствуя финальное движение его руки, только когда почувствовала: вот он — миг, к которому они так долго, слишком долго, бесполезно долго шли, вдруг поняла, что больше не может сдерживаться. Они оба больше не могут сдерживаться. А потом услышала своё имя, ощутила, как сильно он притянул её к себе, она же в ответ вжалась в его тело так, словно хотела в нём раствориться. И с последним толчком они одновременно, окончательно, бесповоротно отдались безумному, болезненному, до слёз прекрасному мигу наслаждения. Тьма поглотила их, но они так крепко держались друг за друга, что никакая сила в мире не смогла бы их сейчас разделить. Просто они теперь знали наверняка: если им падать, блуждать во тьме — только вместе. Вместе навсегда.