Эльфёныш

Бильбо явно переоценил свои силы, думая, что сможет легко взобраться на бочку и с комфортом доплыть до самого Озёрного города. Бочка оказалась ненадёжным судном: выскальзывала, переворачивалась и норовила утопить хоббита всякий раз, когда он пытался выкарабкаться из воды. Промокшая одежда сдавила тело в липких холодных объятиях, а плотный плащ отяжелел и упрямо тянул под воду. Бильбо наглотался ледяной воды, из последних сил борясь с душащим его плащом. Наконец, одной рукой отчаянно цепляясь за влажную древесину, другой он дотянулся до впившейся в шею застёжки, рванул её, и плащ в мгновение ока унесло вниз по реке стремительным течением. Бильбо вновь ухватился обеими руками за бочку, пытаясь отдышаться и прийти в себя. В холодной воде пальцы угрожающе немели, и хоббит боялся, что рано или поздно они окончательно перестанут его слушаться, и тогда он попросту утонет, погубив и себя, и несчастных спутников. Вскоре скалистые берега сменились равниной, и бурный поток, разлившись вширь, превратился в спокойную реку. Бочки осели и приняли почти вертикальное положение – это означало, с тревогой думал Бильбо, что внутрь просочилась вода. Он старался обуздать волнение и не позволить ему перерасти в бесконтрольную панику. По крайней мере, теперь ему удалось взобраться на одну из бочек. Закатное небо почти полностью отцвело, и кое-где уже стали появляться первые бледные звёздочки. Бильбо, хоть и был измучен, не мог даже помыслить о том, чтобы уснуть. Возможно, он несколько раз проваливался в рваный сон на исходе ночи, но не был в этом полностью уверен. Тусклый и серый рассвет застал хоббита на сузившемся участке реки, сильно заросшем осокой и рогозом. Бочки одна за другой остановились, застряв в речных зарослях. Бильбо несказанно обрадовался долгожданному концу этой опасной речной прогулки, но его ликование оказалось преждевременным: несколько бочек сильным течением отнесло далеко от спасительного зелёного островка. Хоббит, терзаясь бессилием, обречённо наблюдал, как полдесятка бочек невозмутимой гурьбой проплыли мимо, дразня своей недосягаемостью. Выбора не оставалось: с тяжёлым сердцем Бильбо посталкивал так удачно застрявшие в осоке бочки обратно в воду, и путешествие продолжилось. Однако хоббит не терял надежды, что на пути встретится излучина, замедляющая речной бег. В середине пасмурного дня чаяния Бильбо оправдались: река круто изгибалась, намывая на пологий берег речной песок. На эту песчаную отмель вынесло несколько бочек, остальные болтались неподалёку на мелководье, глухо стукаясь друг об друга дубовыми стенками. Сюда же прибило и сброшенный накануне плащ – он плавал на поверхности воды и, казалось, размеренно дышал, похожий на гигантскую тёмно-зелёную медузу. Вытянув плащ из воды и скинув на траву мешавший колчан вместе с луком, Бильбо, не теряя времени, принялся поспешно выкатывать все бочки на берег, чтобы, не приведи Элберет, ни одну из них снова не унесло. Работа была невыносимо тяжёлой, особенно для и без того измученного хоббита. Вытащив тринадцатую бочку, хоббит свалился, намертво скованный по рукам и ногам усталостью. Мокрая одежда противно леденила тело, от земли веяло замогильным холодом. Бильбо чудилось, что его раздели и бросили в сугроб в разгар лютой зимы, но ему всё равно не хотелось шевелиться. Однако немного отдышавшись, он пересилил себя и подобрался к ближайшей бочке. Достав из наруча широкий кинжал, лезвие которого напоминало остроконечный лист ясеня, Бильбо подцепил плотно подогнанную крышку и, навалившись всем своим весом, словно рычагом, откупорил бочку. Перед хоббитом предстал Бофур: бледный как привидение и весь в крови. Бильбо обомлел от ужаса, но Бофур ободряюще улыбнулся, утираясь рукавом. Оказалось, гном всего лишь разбил нос, но в остальном был в полном порядке. Бильбо лихорадочно кинулся к следующей бочке – пережитый испуг придал ему сил. Вдвоём с Бофуром они извлекли из неё Ори: бедняга дрожал от холода, а вдобавок набил здоровенную шишку почти в середине лба. В третьей бочке оказался Торин. Его бочка набрала чересчур много воды – чёрные космы вымокли и несчастно повисли, облепив лицо. Торин, опираясь на подрагивавшие руки, выползал наружу, кашляя и отплёвываясь. Бильбо бросился помочь ему, но Торин протестующе вскинул руку, заставив Бильбо замереть на месте. Бильбо заметил, что костяшки его пальцев нещадно стёсаны и покрыты корочками запёкшейся крови. Откашлявшись, Торин поднялся на ноги, отжал мокрые волосы и, как ни в чём не бывало, присоединился к освобождению своих соплеменников из деревянного плена. Следом на свободе оказались Дори и Кили. Молча осмотрев племянника, Торин вернулся к ждущим своей очереди бочкам. Чем больше гномов освобождалось и принималось помогать друзьям, тем быстрее шло дело. Вымотанный Бильбо сидел на земле возле скомканного мокрого плаща и, облокотившись спиной о пустую бочку, отрешённо следил за ходом событий. Спасённые гномы, как постепенно выяснялось, отделались ушибами, царапинами, вырванными клочками волос и бороды, особо неудачливые – выдранными ногтями. И только когда последняя бочка была вскрыта и обнаружилось, что все живы и относительно целы, Торин с облегчением выдохнул и кивнул Бильбо в знак признательности. Бильбо с трудом осознавал происходящее: горло саднило, разговаривать и даже дышать было больно, в покрасневшие глаза будто насыпали песку. Вдобавок мерзко ныла спина, а поднявшийся промозглый ветер пробирал до костей. Но сидеть на пустынном берегу без костра и укрытия было бессмысленно и опасно. Посему изрядно измученная компания поплелась вдоль берега в надежде найти хоть какое-то подходящее место, чтобы пережить неумолимо надвигающуюся ночь и не замёрзнуть насмерть во влажной и не по погоде лёгкой одежде. Бильбо сгибался под тяжестью обычно невесомого лука и полного колчана стрел, и упрямо тащил за собой отсыревший плащ. Так они набрели на заброшенное рыбацкое поселение. Ветхие дома, понатыканные то тут, то там у кромки воды, заросли и насквозь пропахли плесенью. На полусгнившей пристани валялись пришедшие в негодность снасти, лодчонки с пробитым дном и глиняные черепки. Спутанные клубком рыболовные сети источали застарелый смрад тухлой рыбы. Задерживаться посреди этого зловонного запустения совершенно не хотелось. Беглецы мечтали побыстрее добраться до Эсгарота, где был шанс получить тёплый ночлег и горячую пищу. На берегу покинутой деревни нашлась всего одна целая лодка. Вид у неё был, мягко говоря, жалкий, зато на плаву она держалась как надо. Но вот загвоздка: в четырёхместную лодку четырнадцать путников ну никак не посадишь. Решили наскоро связать плот из подручных материалов, благо, их тут водилось в достатке. - Что у тебя с рукой? – вдруг покосился Торин на старшего племянника. - Не знаю. Побаливает, – уклончиво ответил Фили. Бросив доску, Торин приблизился к Фили и взялся за его плечо. Фили дёрнулся и зашипел от боли. Тут же подбежал взволнованный Кили, выясняя в чём дело. - Ремень, – скомандовал Торин. Кили проворно снял свой кожаный ремень и протянул дяде. Повелев Фили закусить ремень, Торин взял его запястье в правую руку, а левой очень осторожно ощупал плечо. Сделав выводы, он расставил пошире ноги, надёжнее упираясь в землю. - Потерпи, парень, – строго молвил Торин и резко дёрнул, вправляя вывих. Стоявший рядом Кили вздрогнул, а Бильбо поморщился, представив себе эту зверскую боль. На глазах у Фили невольно выступили слёзы, но он не проронил ни звука, впившись зубами в кожаную полоску ремня. Кили оторвал от своей рубахи более-менее ровную полосу ткани, и Торин подвязал Фили руку, а затем распорядился, чтобы Оин проследил за его выздоровлением. Неугомонный Фили пытался помогать гномам конструировать плот одной здоровой рукой, не обращая внимания на протесты Кили и Оина и суровые взгляды Торина. Вечерело. Последние лучи закатного солнца растворялись в воде и растекались по речной глади. От реки начал подниматься туман и робко заползать на берег. Неказистый, но прочный плот был к тому времени готов. В найденную лодку посадили Фили, Кили, Оина, Ори и Бильбо, назначив Кили рулевым. Во всём поселении отыскалось только одно весло, другое было наспех связано из доски и крышки от бочки. Остальные гномы разместились на плоту, Торин и Двалин встали по бокам с длинными шестами, чтобы править самодельным судном. В таком виде компания и отправилась вниз по реке в сгущающихся чернильных сумерках. К их счастью до Эсгарота оставалось недалеко – всего через полчаса показались огни города, ярко отражавшиеся в тёмной воде и рождавшие иллюзию, будто на дне озера тоже стоял город. Путники пристали к пирсу, мысленно готовясь к неприятной встрече с городской стражей. Но их никто не задержал. На улицах вообще было подозрительно безлюдно: или квартал, в котором они оказались, был негусто населён, или попросту все были заняты какими-то домашними делами. После короткого совещания, гномы решили идти прямиком к правителю города. Ошибиться было трудно – даже с пирса был виден терем, возвышавшийся над всеми остальными постройками. Пробравшись по узким переулкам, путники затаились за углом. Вблизи терем выглядел по-настоящему громадным и ко всему прочему был богато украшен деревянной резьбой и ярко освещён. Внутри, судя по оживлённому гулу голосов, шло застолье. Вход преграждало трое стражников, распивавших одну кружку на всех и увлечённых приятельской беседой. Торин уже собрался было идти и убеждать их в необходимости аудиенции у правителя, но Бильбо остановил его. - Я отвлеку их, – сказал Бильбо и исчез за углом. Через некоторое время стражники и впрямь повскакивали со своих мест и, заслышав какой-то подозрительный шум, всей троицей бросились на звук. - Ну, чего застыли? – шепнул Бильбо, появившись словно из ниоткуда. – Путь свободен! *** При виде вошедших гномов среди сидящих за столом эльфов прокатился ропот, некоторые даже привстали со своих мест. Торин, насупившись, вышел вперёд, заслоняя собой Бильбо и свой немногочисленный отряд. - Фаирионд! Наугрим сбежали и взяли его в плен! – послышались возгласы эльфов. Бильбо выбрался из-за широкой спины Торина и склонил голову в знак приветствия. - Suilad, gwedyr! Я не пленник, я здесь по своей воле. Передайте владыке Трандуилу мою бесконечную благодарность за его мудрое покровительство и сообщите, что я добровольно отправился в изгнание. Торин торжествовал, глядя на вытянувшиеся лица эльфов. - Позвольте объяснить, что здесь происходит? Кто эти чужаки? – вмешался правитель Озёрного города, опомнившись наконец от неожиданного вторжения. - Милорд, это разбойничая шайка гномов, которая промышляла в наших владениях, – ответил один из эльфов. - Ложь! – рявкнул Торин, и головы всех приветствующих повернулись к нему. – Я Торин, сын Траина, внук Трора – Великого Подгорного Короля! Лесные эльфы незаконно удерживали меня и моих сородичей в заточении, вымогая у нас сокровища. Но никаким темницам не под силу нас удержать! Мы возвращаемся в Эребор – наше древнее королевство и наш родной дом, как и было предначертано. Любой, кто встанет у нас пути, горько пожалеет! Торин, несмотря на свой потрёпанный в опасном путешествии вид и невнушительный среди людей рост, говорил настолько пламенно и сурово, что все благоговейно внимали его словам, и даже эльфы в смятении замолчали. Правитель Озёрного города тоже оказался в замешательстве: с одной стороны, пусть и своенравные, но давние торговые партнёры-эльфы, с другой – толпа разъярённых гномов, вломившихся без спросу, и с ними ещё миролюбивый, но зато вооружённый до зубов коротышка, по виду какой-то эльф-недоросток. Четверть эльфа, если быть точнее. И правителю меньше всего хотелось оказаться в центре чужого конфликта и уж тем более принимать чью-то сторону. Возможно, удастся мирно отделаться от незваных гостей и сохранить нейтралитет, понадеялся он. - Вы идёте в Эребор, дорога в который, как известно, пролегает через наш скромный город. Мы ни в коем случае не намерены вас задерживать или чинить препятствия на вашем пути. Вы вольны продолжать свой благородный поход. Я, как бургомистр Эсгарота, гарантирую вам неприкосновенность! – «спровадить их, спровадить как можно скорее» – лихорадочно билась в голове у бургомистра единственная мысль. - Мы ценим ваше дружеское отношение и не потревожили бы покой славных жителей Эсгарота, но лесные эльфы вероломно выкрали у нас наше оружие, доспехи и все припасы, – Торин сверкнул грозным взглядом в сторону сидящих за столом эльфов. – Нам предстоит смертельная схватка с драконом, и мы не можем позволить себе явиться под Гору неподготовленными. Мы нуждаемся в крепком оружии и надёжных доспехах, а также в дорожных припасах, чтобы добраться до нашей заветной цели и одержать судьбоносную победу. «Я и не подозревал, что Торин умеет вести такие красивые речи на публику, – растеряно подумал Бильбо. – Теперь понятно, почему его сородичи последовали за ним в этот гибельный и безнадёжный поход». - И у вас есть чем заплатить за все эти товары? – бургомистр с сомнением оглядел видавшие виды лохмотья на гномах: всё же в первую очередь он был деловым человеком. - Нам принадлежат несметные сокровища наших предков. Все богатства Горы по праву наши. И когда мы их отвоюем, мы не только оплатим стоимость снаряжения, но и щедро наградим тех, кто не остался в стороне и помог нам в трудный час. Верно, ребята?! – Торин развернулся к одобрительно зашумевшим гномам, и бургомистр увидел блеснувшую рукоять страшно огромного меча у него за спиной – это стало дополнительным аргументом в пользу Торина. - Что ж, тогда добро пожаловать в Эсгарот, достойные сыны Эребора! Люди радостно приветствовали решение правителя, а эльфы, опозоренные заявлениями Торина, хмуро молчали. Бургомистр мудро распорядился выделить место для новоприбывших гостей как можно дальше от эльфов. За столом Торин усадил Бильбо подле себя и собственноручно налил ему чарку вина. Простуженный Бильбо смог только вымученно улыбнуться и с трудом отхлебнуть обжигающую воспалённое горло жидкость. Он чувствовал себя из рук вон плохо, и с каждым часом ему становилось только хуже: он не различал аромата еды, отяжелевшие веки непреодолимо слипались, в голове шумело. Бильбо был настолько измождённым и сонным, что даже не замечал частых обеспокоенных взглядов Торина в свою сторону. Пир закончился за полночь, а тем временем весть о гномах разнеслась по городу быстрее ветра. Сменившиеся вечером стражники и ушедшие пораньше гости подняли небывалую шумиху среди горожан. Люди Озёрного города, несмотря на промозглую ночь, высыпали из домов на улицу, взахлёб обсуждали случившееся и чуть не передрались за право приютить у себя путников. Недовольный нездоровым возбуждением народных масс правитель, не желая терять контроль над ситуацией, выделил гостям пустующее левое крыло своего чересчур просторного дома. После утомительного путешествия и долгого пира с обилием крепкой выпивки, гномы проснулись на исходе дня, когда солнце почти коснулось горизонта. Торопиться было некуда, и они слонялись по дому, тихо общались, ели, пили, дремали и залечивали раны. Отёк с плеча у Фили почти спал, но нагружать руку ему всё равно пока не позволяли. По настоянию Оина Фили кормили яблоками, и он уже их видеть не мог. Но Кили, не отходившему от брата ни на шаг, каким-то образом удавалось примирять его с назначенным лечением. Проведав Фили, Торин вышел проветриться на улицу. На крыльце он обнаружил хоббита – тот сидел закрыв глаза и выпрямив спину и глубоко размеренно дышал. Лучи закатного солнца ложились огненными бликами на его лицо и золотили волосы. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Бильбо открыл глаза и увидел стоящего рядом Торина. - Я захворал, – ответил Бильбо на его немой вопрос. – Мне надо побыть на солнце, послушать птиц... но здесь слышно только как вода плещется между домами. - Прекращай эти эльфийские бредни, – решительно вмешался Торин и затащил его с вечерней прохлады в жарко натопленный дом. Вскоре он принёс хоббиту огромную кружку горячего эля, в котором плавали размятые пучки полыни. Бильбо, морщась от обжигающей горечи, мужественно выпил предложенное варево, но на этом лечение не окончилось. Торин отвёл его на второй этаж в спальню, укутал шерстяным одеялом до самого носа и приказал лежать. Спустя всего пару минут Бильбо стало невыносимо душно. - Всё, Торин, я больше не могу, – категорически заявил Бильбо, выбираясь из-под одеяла. - Я сказал лежи! – повысил голос его суровый лекарь. - Мне дышать нечем! – взбунтовался хоббит. - Тебе надо уснуть. - Но… Торин жестом остановил дальнейшие препирательства, присел на край кровати и негромко запел: - Мы придём чрез Мглистых гор хребет В пещеры, где не брезжит свет, Наш путь лежит сквозь тьмы гранит… Бильбо притих, боясь перебить Торина и спугнуть хрупкое волшебство момента. Глубокий низкий голос окутал его плотнее одеяла, а тягучая мрачноватая песня была так не похожа на звонкие и переливчатые трели его эльфийских друзей. Торин выглядел таким спокойным – почти мечтательным – заворожённый Бильбо не мог отвести глаз от его лица, и даже не заметил, как плавно провалился в сон. *** Утром Бильбо проснулся без жара, со свежей головой, но с сильной слабостью и почувствовал, как не на шутку разыгрался аппетит. Вся честная компания уже собралась за столом и радостно приветствовала мистера Бэггинса. Бомбур вручил хоббиту миску с тёплой похлёбкой, Дори поставил перед ним тарелку с добрым ломтём хлеба, а Бофур, сидевший рядом, протянул свою трубку, предлагая как следует затянуться. Оглядевшись, Бильбо обнаружил, что Торина, Балина и Двалина за столом не было. Как потом выяснилось, Торин, взяв с собой товарищей, распоряжался насчёт припасов и оружия. Вернувшись в дом и с удовлетворением отметив, что Бильбо заметно пошёл на поправку, Торин объявил, что через трое суток отряд выступает к Горе. Гномы как следует отдохнули в гостеприимном городе и жаждали двигаться вперёд. Одинокая Гора – конечная цель их дерзкого похода – была так долгожданно близка, что не давала им спокойно спать. Охваченные нетерпением и странной смесью восторга и страха, спутники Бильбо стали сами на себя не похожи. В глубине души все чувствовали, что им предстоит столкнуться с судьбой, и исход этой встречи непредсказуем. Пока гномы были вовсю заняты подготовкой, Бильбо целыми днями бродил по Озёрному городу, а вечерами наблюдал, как звёзды отражаются в тёмных водах и покачиваются на волнах, отчего казалось, что город летит по воздуху в окружении звёзд, словно корабль легендарного Эарендила. Заблудившись мыслями среди звёздного света, Бильбо вполголоса твердил эльфийские стихи. Но однажды в памяти всплыла околдовавшая его песня Торина. Слов хоббит, конечно, не запомнил, но ещё долго сидел в одиночестве и напевал себе под нос успокаивающий мотив.