Дым сигарет с ментолом и прочие неприятности

— А о твоём голосе не пишут! — мстительно заявил Тевильдо. — Ну... почти не пишут, ты в основном на арфе играешь. Или на фортепиано. Или ещё на чём-нибудь, столь же возвышенном. И не поёшь! Вернее, поёшь, но об этом лишь упоминают. А голос не описывают! Вернее, описывают, но сравнениями, от которых у меня клыки сводит. Маглор, оторвавшись от нарезания лука, задумчиво посмотрел на усевшегося у кухонной двери кота. — Мой голос сравнили с жужжанием бормашины? — спросил он. — Нет, я, конечно, могу и так, если захочу, но тебе не кажется это не поэтичным и не романтичным? Или ты наконец нашёл тексты, где я не умею петь и где мой талант — выдумка отца, чтобы не было стыдно за бездарное чадо? — Отцу за тебя умолчанию стыдно, почти во всех текстах, — надулся Тевильдо. — Не голос твой описывают, а сравнения нанизывают, эпитеты, метафоры и нет им числа. Может, в тебе и правда не голос самое интересное, а? Как-то люди матчасть вокального искусства не изучают для фичков своих, даже музыку не слушают, как мне иногда кажется, а я всё-таки домашнее животное музыканта! Зато про муки там или про это самое... — кот многозначительно подёргал носом, — во всех вариантах, — это изучать и заучивать да, всегда. Насчёт применения на практике, правда, не знаю, не проверить. Верибельность обычно проседает, но спишем на вдохновение. Понимаешь, к чему я клоню? За муками следует удовольствие! — Ещё слово про замуж — отправлю мышей ловить, — предупредил Маглор кошака, ссыпая нарезанное на сковороду. — Куда-нибудь на склад. Надоел. Вдруг может, встретишь там кошечку своей мечты, м? И сразу добреть начнёшь. — О замуже ты первый сказал, — Тевильдо надулся ещё сильнее. — Может, пора признать, как страдаешь в одиночестве и тебе не хватает заботы и крепкого плеча? — Пока я страдаю только от твоего воображения, — вздохнул Маглор, залезая в холодильник и доставая оттуда тарелку, прикрытую крышкой. — И мне очень интересно, как ты увязал отсутствие описаний моего голоса с моим одиночеством. Якобы одиночеством, — тут же добавил он, увидев, что Тевильдо уже готовится к очередной тираде. Тевильдо, однако, не смутился. — Значит, хочешь о голосе, — кот даже кивнул. — Хорошо, у тебя уникальный голос! Подобного больше ни у кого нет и не будет никогда! Верхние ноты — контртенор, нижние — бас-профундо! Даже если это невозможно, мне безразлично, это же ты, всегда можно добавить, что ты один такой на свете есть. Чего бы ещё туда... Ах, да, твой голос притягивает, как магнит. Раз услышишь — и ты только пой, Маглор, пой! Все очарованы, покорены, толпятся за автографами и ждут, когда ты запоёшь вновь. Доволен? — Допустим, — Маглор усмехнулся и, наконец, снял лук с плиты. — Только у тебя тоже верибельность просела, хотя, думаю, ты уже в курсе. Тевильдо вздохнул, не забыв подобраться поближе к столу и наверняка прикидывая, будет ли там что-то, кроме жареного лука. — Поверь, читателю безразлично, — проникновенно сказал он, глядя, как Маглор перекладывает лук со сковороды в вынутую из холодильника тарелку. — Никто, совершенно никто не будет лезть в энциклопедии и проверять, возможно ли описываемое. Ну... почти никто. Главное же душа, понимаешь? Эмоциональная отдача от происходящего. Маглор кивнул. — Пожалуй, тебе пора почитать мои музыкальные энциклопедии, — и, подхватив, кушанье, вышел вон, оставив удивлённого кота в компании с грязной сковородкой на столе и сиротливо лежащей рядом с ней крышкой.