Наверное, это ужасная идея

Если Кирк и извлекает какой-то урок из тех пятнадцати лет, что прошли с того момента, как он открыл для себя секс, так это то, что процесс завоевания чьего-либо расположения сильно переоценен. Он никогда в жизни так не старался, как сейчас, и он просто ненавидит все это. Но все же продолжает. Он уже начинает удивляться, почему, несмотря на все получаемые удары по морде, пытается снова и снова, когда любой разумный человек уже давно сдался бы. Но это не просто упрямство — то, что побуждает его опять и опять флиртовать со Споком, невзирая на тот факт, что он так ничего и не добился, и это заставляет его чувствовать себя особенно жалким. И не то чтобы это было из-за всех этих воспоминаний, пусть даже его сны о прошлом и будущем становятся уже по-настоящему болезненными. Нет, если бы Кирку пришлось назвать причину, почему он все еще держится, — если бы кто-то приставил фазер к его голове с угрозой спустить курок, если он не признается, почему продолжает упорствовать после почти трех сотен дней усилий без единого ответного отклика, — то он бы ответил, что все дело в глазах. Спок очень редко смотрит Кирку прямо в глаза. Кирк замечает это далеко не сразу, фактически, если бы он не был столь зациклен на том, чтобы заставить Спока чуть раскрепоститься и ответить на его заигрывания, то не заметил бы этого вообще. Спок смотрит в его сторону, но на самом деле не смотрит на него. Обычно он фокусирует взгляд на лбу Кирка или на его ухе, а когда Кирк сдвигается, чтобы поймать его глаза своими, взгляд Спока плывет, скользит в сторону, вновь оказываясь вне досягаемости. Иногда — и Кирк вполне отдает себе отчет, как нелогично это звучит, нелогично, но правдиво — иногда, сидя в капитанском кресле, он чувствует взгляд Спока на своем затылке. Но стоит ему обернуться, и он обнаруживает, что Спок смотрит в свою консоль или же куда-то поверх кирковой головы. Складывается ощущение, что взгляд Спока просто скользит над ним, и пытаться его поймать — все равно что ловить воду, уходящую сквозь песок. Так что Кирк в итоге приходит к выводу, что Спок избегает его. И это именно то, что заставляет его продолжать, потому что Джеймс Т. Кирк — склонный к мазохизму ублюдок. Проходит уже десять месяцев, Кирка окончательно достает как собственное поведение, так и вся ситуация в целом, и он наконец-то решает обернуть дело в свою пользу. Он капитан Звездного флота. Он блистательный и чертовски привлекательный капитан Звездного флота. Спок не хочет даже смотреть на него? Отлично. Он даст Споку хренову кучу поводов не смотреть. Вот почему в данный момент Кирк, по пояс раздетый и покрытый блестящей пленкой пота, стоит, прислонившись плечом к стене коридора недалеко от турболифта. Спок как раз возвращается к себе по окончании бета-смены. Он видит Кирка и останавливается, на секунду замирая, чтобы рассмотреть его. Джим почти слышит гудение его вулканских логических микросхем: Кирк проснулся на несколько часов раньше своей смены, он полуобнажен, суставы замотаны защитными лентами, он вспотел, но дыхание уже не учащенное. Первоначальное заключение — Кирк участвовал в спарринге. Процесс обработки информации продолжается, и Кирк видит, как Спок вносит коррективы: нет, Кирк занимался в зале, возможно, колотил грушу, готовясь к спаррингу. Оптимальные спарринг-партнеры в данный момент, как и сам Спок, отдежурили бета-смену, что позволяет резонно и логически заключить, что Кирк пришел сюда в поисках подходящей компании для завершения своей тренировки. — Ну привет, — говорит Кирк, — было что-то интересное? — Нет, — отвечает Спок, — в противном случае, могу вас заверить, вы были бы уведомлены надлежащим образом. — Просто спросил. Спок делает движение, будто собирается пройти мимо, но затем останавливается и вновь глядит на Кирка. Тот мысленно засчитывает себе очко как блистательному и чертовски привлекательному капитану Звездного флота. — Вы ищете кого-то конкретного? — Вообще-то, да, — отвечает Кирк, приваливаясь спиной к стене, — хочешь оторваться? Спок поднимает бровь: — Я не вполне осведомлен о смысле данного выражения. — Ну, знаешь, — поясняет Кирк, поправляя низко сидящие на бедрах штаны, — пропотеть как следует. Поразмяться после сидения на мостике. — Ясно, — говорит Спок, разглядывая линию ключиц Кирка, — вы хотите схватки со мной. — Да. Какой вид спарринга предпочитаешь? — Кирк сильнее расправляет плечи, заставляя напрячься мускулы на груди. Спок выдыхает. — Это представляется мне нелогичным. Насколько я помню, наша предыдущая схватка закончилась для вас неблагоприятно. — Хотите меня поддеть, мистер Спок? — Кирк чувствует жар, разгорающийся в животе. Он скользит вдоль стены, и Спок разворачивается к нему лицом к лицу. Внезапно Кирк понимает, что так он почти заперт между Споком и стеной. — Всего лишь констатирую факт, — отвечает Спок, после чего между ними воцаряется долгое молчание. Кирк ощущает эту натянутость, ненадежность и опасность, что возникла между ними. Сейчас Спок физически так близко к нему, как не был с того дня, когда душил Кирка на панели управления. Это воспоминание заставляет Кирка вспыхнуть, а жар перетекает из его живота, сворачиваясь клубком в основании позвоночника. Кирк отгоняет эти мысли и глядит на Спока, замечая, как неестественно тот застыл на месте, не сводя глаз со рта Кирка. Усмехаясь, Кирк собирается что-то сказать, кончик его языка скользит между зубов, когда Спок переводит глаза выше. Большие, карие, они так близко, что Кирк внезапно чувствует головокружение и частое биение пульса, будто кто-то стремительно включает и выключает свет, оставляя на его сетчатке кружащиеся красно-синие пятна. Он резко дышит, совершенно забыв, что собирался сказать. Спок разрывает зрительный контакт. — Несмотря на то, что мне требуется существенно меньшее время отдыха, чем членам команды земного происхождения, в настоящее время я нуждаюсь во сне, — говорит он, поворачиваясь, чтобы уйти. Пульс все еще стучит в мозгу Кирка, но теперь чуть тише, сдержаннее. — Успешной вам тренировки. Увидимся на следующей смене. Кирк так и стоит на месте, все еще оглушенный, когда из-за двери выворачивает Сулу: — Хэй, капитан, заблудились? — Нет, все в норме, — отвечает Кирк. — Как насчет боя? — Спрашиваете! Сейчас только переоденусь. *** С тех пор Кирк все чаще чувствует эту пульсацию. Не так остро, как в первый раз, скорее, это похоже на солнечный свет, просачивающийся через тяжелые шторы. Она становится сильнее, когда взгляд Спока скользит по его лицу, и затухает, стоит тому отвернуться, но это затухание с каждым разом все слабее. Кирк превращает это в игру — как долго он может заставить Спока смотреть на него? Он начинает надевать ту форму, что наиболее выгодно подчеркивает его внешность, заставляя глаза Спока скользить по его плечам, бедрам, широкой груди, изгибу ягодиц, задерживаться дольше — Кирк готов поклясться, что чувствует это. В конце концов, он начинает ощущать это даже когда Спок не смотрит на него, словно он несет что-то в себе, что-то, что остается с ним все это время, или словно что-то маячит за пределами его зрения, то, что никак не удается разглядеть. Однажды ночью, после особенно трудного и суматошного дня, Кирк вдруг думает, а что, если все нужные ему ответы уже есть в его собственном мозгу? Он никогда не пытался изучить те воспоминания, что передал ему старый, проблематичный Спок. Хотя он и перестал пытаться бороться с ними, обычно он просто сидел, позволяя нахлынувшим воспоминаниям омывать его разум. Те, что он уже видел, безнадежно перепутаны, и чрезвычайно затруднительно хоть как-то их систематизировать, да к тому же, чтобы жизнь медом не казалась, в них намешаны как собственные воспоминания обоих Споков, так и те, что получены через мелдинг с другим Джимом Кирком. Кое-что Кирк все же узнает. Например то, какой у Спока горячий рот, и что он предпочитает неторопливые, легкие, почти целомудренные поцелуи, сперва лишь касания губ и щек, и только потом уже языка. Или то, что другой Джим был с ним возбуждающе осторожен. Чего Кирк не знает, так это когда впервые Спок поцеловал его и почему, он не знает, как Спок вообще решился на такое, но полагает, что может выяснить, если очень сильно постарается. Ночью он лежит на кровати, дыша медленно и размеренно, и ждет наплыва воспоминаний, которые обычно приходят к нему перед сном. Если то, что он делает, и смахивает чуток на всякие медитативные практики, Кирк не собирается в этом признаваться, поскольку это уже территория мозгоправов — вот почему он никогда не расскажет о всех этих мелдинговых штучках Маккою. Воспоминания приходят — вкусом кожи, рта, зубов. Он закрывает глаза и концентрируется на них, собирая вместе все те моменты, когда Спок целует его, пытаясь расположить их по порядку, а затем пролистать, словно книгу. Но ничего не выходит — его мозг не может вычленить более ранние поцелуи, поскольку все эти воспоминания не содержат никаких временных отметок, да даже если бы и мог — Кирк не думает, что будет так легко просто пролистать их от конца к началу. Он прерывается и начинает заново, в этот раз сосредотачиваясь на ощущении губ, горящей от румянца кожи, пытаясь разобраться в эмоциях Спока, что сопровождают эти воспоминания. Есть ли в них неожиданность? Удивление? Ощущение открытия, новизны? Что-то, хоть что-нибудь, что укажет на момент соблазнения, на то, как это было, когда Спок впервые пришел к Джиму, впервые касался его, впервые любил его. Он чувствует легкое прикосновение к своему лицу, пальцы мимолетно скользят по его скулам, спускаются к шее. Он встряхивает головой, прочищая мозги, и начинает заново. Но скоро, слишком скоро, сон начинает одолевать его, заставляя терять даже тот немногий контроль над воспоминаниями, что у него был. Его разум уплывает, и, внезапно, его затапливает воспоминание о теле Спока, его жестких линиях и длинных конечностях. Он чувствует руки, гладящие его бедра, скользящие между ними, чувствует сухую кожу и горячую пульсацию. Он стонет, оказываясь в этом теле, теле его возлюбленного, чувствуя, как твердеет еще сильнее. Кирк окончательно бросает все попытки разобраться, сжимает себя рукой, безжалостно толкается, пока не изливается в простыни, вспоминая при этом лихорадочный шепот другого любовника, в другой жизни. Он спит урывками, не видя снов. Первую годовщину поражения Нерона они отмечают на планете, которая, по словам Скотти, держит рекорд по Федерации по размаху питейного кутежа. Вся поверхность планеты покрыта барами и пьяными, спотыкающимися, полуодетыми счастливыми гуляками. Кирк надевает свои самые тесные брюки, которые, как он знает, вполне могут послужить причиной межкультурных происшествий. Спок едва удостаивает его взглядом. Кирк не может смотреть ни на кого другого.