Наверное, это ужасная идея

Кирк открывает глаза. Он не знает, сколько они спали, но Спок уже проснулся и сидит на кровати. — Дбрутро, — говорит Кирк. Он тянется обхватить бедро Спока. Тот не отвечает. Кирк смотрит на Спока, фокусируя взгляд. — Привет? Спок не смотрит на него. И только теперь Кирк замечает его позу. — Хм, — говорит он, — ты в порядке? И это мера того, насколько Спок не в порядке, — он кивает. — Ты пытаешься соврать мне? — спрашивает Кирк. Спок по-прежнему неподвижен. Затем он кивает снова. — Эй, — говорит Кирк, переполненный человеческими инстинктами. Он садится рядом и обнимает Спока, — я здесь. Я никуда не уйду. Спок издает короткий звук и каменеет в его руках, и Кирк отпускает его. — Прости, — говорит он, — слишком много? — Спок собирается кивнуть снова, и Кирк продолжает: — Окей, понял, никаких обнимашек прямо сейчас, угу, все в порядке. Все хорошо. Я все равно здесь. Хочешь поговорить? Спок поднимает руку, Кирк тянется к ней, но когда Спок не откликается, он сжимает пальцами его ладонь. Спок молчит, и спустя несколько минут Кирк думает, что, возможно, тому требуется побыть некоторое время одному, чтобы перепсиховать по-вулкански, и потому вновь сворачивается под одеялом. — Нет, — внезапно говорит Спок, — я не могу. — Почему? — спрашивает Кирк, не совсем понимая, что тот имеет в виду. Он неслышно вздыхает — он знал, что все прошло слишком легко. — Ты не поймешь. — Да все я пойму, — Кирк лжет убого, но, по его мнению, этого достаточно. Он снова хватает Спока за руку, сжимая ее сильнее. — Ты не можешь говорить об этом? — Нет, это не так. — Тогда что? — Кирк садится. — Скажи мне, прошу. Я хочу помочь. Я… могу помочь. — Это все… слишком, — говорит Спок. Ага, думает Джим, вот в чем дело. — Это… — он прерывается, тянется через их сжатые руки, пульсируя, ища свет разума Спока и находя его, — это не то, что случается каждый день. Но это не делает все случившееся неправильным. — Это… это переполняет, — Спок отстраняется, и Кирк чувствует, как тускнеет свет в его голове. — Вот не надо мне тут этой хрени с телепатической эмоциональной перегрузкой. Не сейчас, не после… — Кирк указывает на свой собственный лоб. — Ты думаешь, только ты один переполнен? Что, это так ужасно — что-то чувствовать? Спок закрывает глаза. Кирк знает это выражение — Спок им разочарован. Он заставляет себя продолжить. — Ты видел уничтожение своей планеты, истребление твоей расы, гибель матери, и тебе все равно хватило присутствия духа сопровождать меня в том, что ты посчитал практически безнадежным делом, — Спок хмурится, пытаясь его прервать, но Кирк ему не позволяет. — Ты месяцами вместе со мной управлял кораблем, когда любого другого горе бы просто поглотило. Ты каждый день смотрел в лицо ужасу, и я ни разу не видел, чтобы ты дрогнул. Ни разу. Не думаю, что ты можешь убедить меня в том, что тот, кто делал все это, может быть переполнен этим? — Джеймс Кирк, прошу, замолчи, — в голосе Спока отчаяние. — Я боюсь не за себя. Я боюсь за тебя. — За меня? Ха. — Не будь таким легкомысленным. Ты должен выслушать меня, — Спок усиливает хватку на руке Кирка, и тот слышит слабое эхо голоса в своей голове. Прошу, пойми меня, t’hy’la. Ради всего, чем мы когда-то были. Выслушай. Это заставляет Кирка умолкнуть. Спок продолжает. — Тот, другой я, который показал тебе все это, который заставил тебя поверить в то, что ты хочешь меня добиться, он… сохраняет спокойствие и контроль. И он любит тебя, он любит Джима. Кирк кивает. — Да, брат, друг, любовник, я в курсе. Я весь внимание. Спок молча смотрит на него. — Я — не он, и я не могу любить тебя так, — Кирк протестующе шевелится, но Спок настойчив. — Я знаю, что ты скажешь — что мы с ним одинаковы. Он, как и я, вырос в мире, нетерпимом к человеческой уязвимости, и он, как и я, выбрал покинуть его и пойти в Звездный флот. Но он жил своей жизнью до того, как пришел на твой корабль, на наш корабль. Он мог путешествовать далеко от Вулкана, он ставил под вопрос многие вулканские обычаи, но он по-прежнему имел родной дом и семью, а также имел часть себя, принадлежащую только ему. Он словно сталь, закаленная временем, испытаниями и битвами. Но он не сломался. — Ты не сломлен, — говорит Кирк, проклиная себя за то, что он так беспокоился о том, что не так хорош, как другой Кирк, и не осознавал при этом, что Спока могут терзать сомнения в собственной полноценности. — Ты можешь поспорить со мной, но ты должен понять, что я никогда и не надеялся быть таким, как он. Ты должен это понять — ты знаешь, он искал высшей чести нашего народа, стремился очистить себя от всех эмоций, но в итоге не смог — из-за любви ко всему человечеству. Но я… — Спок глядит на Кирка, и его карие глаза темнеют, — я никогда даже не думал попытаться. Я поглощен собственным гневом, он сопровождает меня каждый миг моей жизни,  — Кирк снова пытается возразить, и Спок зажимает ему рот рукой. — Нет, я контролирую себя, сейчас я способен поддерживать этот контроль, но ты знаешь, что это срабатывает не всегда. Ты… ты особенно способен… приводить меня в ярость. Пожалуйста, дай мне договорить, — но он молчит несколько минут, вместо слов протягивая руку и лаская щеку Кирка, потирая большим пальцем кожу в уголке его глаза. — Ты… ты такое совершенное отражение моей ярости. Кирк поворачивает голову, утыкаясь лицом в ладонь Спока. Такая теплая. Спок говорит, будто бы не думая. — О, ты жесток, золотой мальчик. Я овладею тобой. Я возьму тебя, — его рука скользит по лицу Кирка, и тот на миг думает, что Спок коснется пальцами его висков. Но затем его рука падает, и, хотя Кирк издает короткий беспокойный звук, больше не стремится коснуться его. — Но ты принадлежишь не только мне, понимаешь? Ты сияешь так ярко, ты тянешь за собой нас всех. Все мы — Сулу, Чехов, Ухура, даже доктор Маккой, все мы помним павших в битве и все мы чувствуем гнев. Все мы хотим крови. Посмотри на ту жизнь, воспоминания о которой дал тебе Спок, и сравни ее с той, что у нас есть сейчас, и ты увидишь разницу. Прибытие Нерона заставило нас повзрослеть слишком быстро, слишком рано начать нашу совместную жизнь, и это изменило всех нас, — голос Спока становится тише и странно торжественнее*. — И тебя больше всех. Твоя жизнь была исковеркана с самого твоего рождения, и потому нас всех так тянет к тебе. Мы пойдем до края вселенной, чтобы отомстить за наших призраков. И ты поведешь нас. А потом, однажды, ты умрешь, и мы все будем уничтожены нашей потерей, один за другим, сражаясь за тебя до самой нашей смерти. — Это просто смешно, — отвечает Кирк. — Ты считаешь, я капитан такого сорта? — Лучшего сорта, — говорит Спок. — И я буду рад следовать за тобой до самой смерти, — он отстраняется и отворачивается. — Но я не могу быть твоим любовником. Кирк смотрит на его профиль. Разглядывает линии его плеч, челюсти, прямых бровей, изгиба его уха. Его волосы, все еще немного растрепанные. Он видит оставшееся разочарование, несмотря на все попытки Спока обуздать его силой своей преданности. Кирк видит усталость. Видит изнеможение. И ничто из этого не заставляет его принять слова Спока всерьез, ни на секунду. — Ты любишь меня? — спрашивает Кирк. — Ты не знаешь, о чем спрашиваешь. — Ты. Меня. Любишь? — спрашивает Кирк, облокотившись на споково колено и подчеркивая каждое слово кивком головы. Спок отворачивается. — Для тебя будет лучше соблюдать соответствующую физическую дистанцию. Кирк игнорирует его. — Ты пытаешься увильнуть от ответа и дерьмово с этим справляешься, — Кирк вскарабкивается на его колени, и Спок закрывает глаза. — Ты любишь меня, я чувствую это в тебе. — Прошу, — говорит Спок, — прошу, просто уйди. — Нет, я не буду тебя слушаться, пока ты не ответишь. — Уходи, — голос Спока падает, и Кирк едва может его слышать, — пока не стало слишком поздно. — Тебе нужно кое-что получше, чем это, чтобы убедить меня. Помнишь? Да брось. Я знаю, ты немного говоришь на нелогичном человеческом. Это в твоих генах. Что-то в Споке ломается. — Я не человек, — он стремительно бросается вперед, сгребая Кирка за плечи и приподнимая его над постелью. Прежде чем Кирк успевает отреагировать, его уже выволакивают из кровати и швыряют через всю комнату. Он врезается в стену и сползает на пол, задыхающийся и ошеломленный. Он сидит на полу, открыв рот, пытаясь взять себя в руки, а затем поднимает взгляд и видит Спока, стоящего у другой стороны кровати, тоже глядящего на него. Лицо Спока бесстрастно, хотя руки и сжаты в кулаки. Он совершенно обнажен. Кирк начинает хохотать. Спок не шевелится. Кирк хохочет сильнее. — Тебе нехорошо? — спрашивает Спок. — О, боже мой… — Кирк уже почти плачет от смеха, — ты… ох… ха… о господи… Спок сцепляет руки за спиной. — Ты что, только что вышвырнул меня из постели? — Кирк встает, держась за стену, а затем вновь хлопается на кровать. — Ты на меня разозлился и вышвырнул из постели? Спок все еще неподвижен. Кирк задыхается, улыбаясь, а затем ползет к нему через кровать. — Ты никогда не изменишься, так? — говорит он, сжимая руками бедра Спока. — Иди сюда. — Я останусь стоять. Я просил тебя уйти. Кирк садится на краю кровати, лицом к Споку. Ноги Спока врезаются в его колени. Кирк смотрит на него — Спок выглядит смущенным и в то же время изо всех сил пытающимся скрыть это смущение. Это восхитительно. — Ты меня любишь? — Я полагаю, для тебя лучше было бы выбрать другую линию… — Что, швырнешь меня через комнату? Или вмажешь меня в стену? Или придушишь? Снова? Спок вздрагивает. — Я знаю, ты не можешь солгать, — говорит Кирк. — Просто скажи мне. Скажи мне, что не любишь меня, и я уйду. Скажи, что не любишь меня, и я сделаю все, что пожелаешь. — Я… это нелогично, — голос Спока почти не слышен. Кирк придвигается ближе. — Спок, — говорит он, — посмотри на меня. Спок поворачивается к нему, его глаза блестят. — В жопу логику, — говорит Кирк. — Джим… Кирк придвигается вплотную, устраивая подбородок на животе Спока. — В жопу ее. Спок медленно вдыхает, очень медленно, а затем поднимает руку и запускает ее в волосы Кирка. — Я люблю тебя. — Ну и все тогда, — говорит Кирк. — Я причиню тебе боль. — Давай, попробуй. — Я никогда тебя не отпущу, Джим, — говорит Спок так, словно разговаривает с ребенком. — Такова вулканская природа. Если… если мы это сделаем, если ты и я станем едины, больше не будет никого другого. Я буду… — слова покидают его, Спок вцепляется в волосы Кирка и тянет, заставляя откинуть голову и открыть горло. Спок наклоняется к нему, почти касаясь губами уха. — Если ты отдашь мне себя, ты мой навсегда. — Я уже твой, — говорит Кирк.