triple d

      Когда Хиджуну надоедает переключать каналы в поисках хоть чего-нибудь нормального и не раздражающего, он вырубает телевизор, поднимается, наконец, с не самого чистого пола и спрашивает: – И что будем делать?       У него в голове ни одной мысли на счёт того, как можно или нельзя обращаться со старшим в таком состоянии, для Хиджуна его диагноз как нечто из параллельной вселенной, с которой О ничего общего не имеет, да не очень-то и хотелось. «Учти, что я очень хуёво умею заботиться», – всё, что у него нашлось сказать на просьбу Чжихуна остаться на ночь дома у Инсона. Ким и не отрицал, но, так или иначе, свалил на работу, бросив их наедине и ничего толком не разъяснив. – Не знаю, – Инсон плотнее закутывается в одеяло. Ему хочется спать после недавно принятых лекарств, а ещё сильнее – попросить Хиджуна лечь рядом и просто остаться так на какое-то время, хотя бы пока он не сможет закрыть глаза без страха не проснуться больше. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой: Инсон даже не уверен, что младшему не досадно тратить целый свободный вечер на кого-то вроде него, не неприятно находиться в этой старой квартире, насквозь пропитанной его отчаянием и болью. Даже не понятно, что хуже: засыпать под утро в холодной постели или бояться лишний раз вздохнуть в присутствии человека, фотографиями которого забита запароленная папка в галерее телефона.       Хиджун притаскивает ему с кухни кружку с какао, причём даже не горячего, а идеально тёплого. Инсон пробует с опаской, но напиток оказывается на удивление вкусным (старший не помнит, когда последний раз в его холодильнике водились нормальные продукты, но, скорее всего, об этом позаботился Чжихун). О бесцеремонно облокачивается на одеялковый свёрток с Чоном и предлагает потупить вместе в какие-то дурацкие видео с животными. Инсона не приходится долго уговаривать. Ему, в принципе, без разницы, что смотреть, только бы младший подольше не убирал голову с его плеча. Пальцы сами тянутся погладить Хиджуна по щеке, но Чон вовремя одёргивает себя. «Не стоит, лучше не надо», – голос здравого смысла звучит как отговорка к бегству, которое он продолжает выбирать.

***

      В жизни Чангу бывают дни, когда в груди всё сжимается от невыносимой боли без особой на то причины. Когда по пробуждении хочется немедленно выйти на улицу и скурить дохуя, одну за другой. Когда за собственной жизнью он наблюдает будто со стороны, по инерции пьет чай, который остыл ещё вчера, читает книги, не понимая ни слова. Чангу ни с кем не говорит об этом, но неотступно следующий за ним в стенах университета и после занятий Йенан помечает в мысленном списке чужих привычек, что с Ё творится что-то неладное в дождливые дни. Улыбчивый и яркий парень, который, как солнце комнатных масштабов, освещает его однообразные и, что скрывать, весьма унылые будни, замолкает на полуслове и подолгу смотрит сквозь собеседника невидящим взглядом.       Йенан надеется, что это пройдёт с наступлением холодов, но вот, за окнами кафе, куда они зашли погреться, крупными хлопьями падает снег, и Чангу застывает в дверях на выходе. – Красиво как, – вздыхает китаец, успешно избежав столкновения с чужой спиной. Он выставляет вперед ладони, которые сразу же становятся мокрыми. – Смотри-смотри, эта ещё не растаяла!       Ё не оборачивается, стоит и смотрит на внезапно пришедшую в вечерний город зимнюю сказку, давя подступающие слёзы. – Давай на выходных сходим на каток, Чангу-я? – Йенан берёт его под руку, бережно, как будто боится разбить или пораниться ненароком. Глупый. Чангу, конечно, тоже не слишком умный, потому что не смог отпустить или хотя бы не вспоминать так часто, несмотря на прошедшие несколько лет.       «А помнишь, хён, я боялся кататься один, и ты таскал меня за собой по льду, а потом упал и начал отжиматься, как будто так и было задумано?» Чангу прячет зажигалку в карман куртки и сам цепляется за локоть Йенана. Потому что наоборот неудобно, Хонсок ему когда-то целую лекцию успел прочитать на эту тему. Когда-то.