***
На долю секунды мир вокруг Шерлока замирает. Шерлок встречается взглядом с таксистом: глаза бледно-голубые, под ними мешки, потёртая твидовая кепка, старомодный кардиган, как минимум трёхгодичной давности, хорошо сохранившийся, но плохо сидящий. Всё поверхностное, ничего глубже, очевидно, намеренно. Тот тип личности, с которым вы можете работать вместе несколько лет и только потом осознать, что совсем его не знали. Мрачный, неприятный сорт плюща: ползучий и крадущийся, огибающий свет. Абсолютно ядовитый. А затем Бет Давенпорт начинает кричать. Это высокий, странно забитый рвотой крик. Она подрывается с пола и одновременно с этим Джеймс Филлимор валится с края журнального столика, на котором он сидел, и пытается кинуть валяющийся на полу ботинок, который он, разумеется, не может поднять. Джеффри Паттерсон перестаёт бессвязно булькать на Лестрада и вместо этого начинает несвязно орать на таксиста, а рвота вытекает из его рта и капает на галстук. Из всех возможных подтверждений это чертовски сильное: они определённо его узнали, и они определённо ненавидят его, и они определённо пытаются это продемонстрировать. Вероятно, это было бы ужасающее зрелище, если бы только кто-то, помимо Шерлока, мог это видеть. — Джон, — тихо произносит Шерлок, надеясь, что остальные, занятые поисками телефона, его не услышат. Джон, находящийся на другом конце комнаты, поднимает голову, как пёс, настораживающий уши, и оборачивается к Шерлоку, жестом показывая на себя: «Я?». Шерлок, чуть не умирающий от прилива любви и тепла, кивает. Джон за полсекунды пересекает гостиную и встаёт рядом, и это напоминает Шерлоку о том, что было у подножия лестницы; о том, каково быть прижатым к стене силой Джона, его жаром и его ртом, и решительно не смотрит на таксиста, обрамленного дверным проёмом. — Это он, — произносит Джон. Это не вопрос, и Шерлок любит Джона за это. — Мне нужно пять минут. Шерлок ещё не закончил, а Джон уже качает головой. — Нет. Нет. Нет. — Я должен знать, как, — настаивает Шерлок, понижая голос ещё сильнее, когда в их сторону косо смотрит Донован, как будто пытаясь подслушать. — Жертвы… Призраки… Джон, я должен иметь возможность сказать им, почему они призраки. Как ты не понимаешь? Я должен выяснить, как отправить их дальше. — А мне нужно, чтобы ты не превратился в одного из них, — отвечает Джон. Это настоящий удар в поддых: слышать это неожиданное отчаяние в голосе Джона, слышать как он умоляет о том же самом, о чём умолял сам Шерлок с того момента, как Джон Ватсон впервые вошёл в дверь лаборатории Бартса; с того момента, как Джон Ватсон впервые зажёг фейерверк, прошедшийся по позвоночнику Шерлока и расплескавшийся по коже, рукам и губам: «Пожалуйста, Господи, пусть он живёт». Шерлок делает шаг назад — шаг ближе к двери, пытаясь скрыться от мольбы в голосе Джона. — Я должен… Я должен, — повторяет он беспомощно. Рот Джона кривится с недовольной решимостью, и он повторяет за Шерлоком его шаги и, снова оказавшись напротив, приподнимается на цыпочки. — Две минуты, — уступает он. — А потом я иду за тобой. И он крепко целует Шерлока в уголок губ. Когда Шерлок разворачивается и тихо растворяется за дверью, минуя на своём пути неслышимый и невидимый гам мертвецов, никто живой не смотрит в центр гостиной, на Джона, как будто они не заметили, как настойчиво он его целовал. Как будто для них там не было, на кого смотреть. Шерлок делает глубокий вдох и сбегает по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, уже отсчитывая: одна минута и пятьдесят девять секунд, одна минута и пятьдесят восемь секунд, и понимает, что раньше у него никогда не было кого-то, кто отправился бы за ним. С улыбкой, которую у него не получается до конца задавить, он сбегает по последним ступеням и выходит в ночь.***
— Такси для Шерлока Холмса. Таксист терпеливо ждёт на улице, прислонившись к боку чёрного такси, всем видом показывая, что никуда не спешит, как будто он не просто ждал, а знал, что Шерлок выйдет один. Улица вокруг них пустынная и тревожно тёмная. «Одна минута и сорок пять, — считает Шерлок, успокаивая себя. — Одна минута и сорок четыре, одна минута и сорок три». — Я не заказывал такси. — Это не значит, что оно вам не нужно, — таксист улыбается елейной самоуверенной улыбкой, от которой у Шерлока кровь стынет в жилах. — Как насчёт поездки, мистер Холмс? Быть может, вы попадёте туда, куда вам нужно попасть? — Скажите мне, — спрашивает Шерлок вместо ответа. — Что было раньше: водитель такси или серийный убийца? Хотя, я полагаю, если проводить целый день в обществе обычных людей, то кто угодно сойдёт с ума, не так ли? — Я это такси вожу… хм, двадцать с лишним лет, — задумчиво отвечает таксист. — Повидал всякое, это точно. Шерлок думает о том, что таксист до дрожи спокоен, он как будто облит каким-то покрытием, как масляной завесой, за которой скрывается что-то злобное. Каждый раз, как Шерлок думает, что ухватился за занавес, чтобы отдёрнуть его, дедукция соскальзывает, занавес убегает, и Шерлок остаётся лишь с режущей неуверенностью в животе. — Но я не убийца, мистер Холмс, — продолжает таксист. — Я всего лишь поговорил с теми людьми, и они сами себя убили. Шерлок думает о Джоне, оставшемся наверху, о Джоне, сидящем на заборе между самоубийством и мыслями о самоубийстве. «Одна минута девятнадцать, одна минута восемнадцать, одна минута семнадцать». — И что вы им сказали? — «Что бы ты сказал ему?». — Должно быть, хорошая была речь. Таксист снова улыбается. — Вы в самом деле хотите узнать? Холод, источаемый выражением его лица, окрашивается острым любопытством. Шерлоку это внезапно напоминает кормление полярных медведей: красное, сырое крошево из жертвы, размазанное по снежной тундре Арктики. Он подавляет порыв оглянуться на окна 221Б, проверяя, наблюдает ли за ним Джон, но выходит с трудом. «Пятьдесят восемь, пятьдесят семь, пятьдесят шесть». — Вы знаете, что хочу. — В таком случае позвольте вас подвезти, — таксист кивает в сторону заднего сиденья. — Сегодня поездка за мой счёт. — Что если я не поеду? — медленно спрашивает Шерлок, подсчитывая количество шагов, отделяющих его от такси… отделяющих его от входной двери в 221Б. — О, я сдамся без шума, — уверяет его таксист. — Вы можете прямо сейчас позвать копов, и я не доставлю неприятностей. Признаюсь во всём. Но… — его улыбка расплывается шире, обнажая все зубы. — Вы никогда не узнаете, что я им говорил. Вы никогда не узнаете, как я это сделал. «Тридцать четыре, тридцать три, тридцать два». Шерлок думает. Он думает о Джеффри Паттерсоне и Джеймсе Филлиморе, проведших несколько месяцев с забитыми рвотой ртами в ожидании следа, который Шерлок не мог найти, об их ярости и опустошении из-за неспособности всего-навсего поднять карандаш и написать подсказку. Он думает о Бет Давенпорт, о её лице, залитом слезами, о её пальцах, дрожавших, когда она касалась пиксельной фотографии лица своей дочери. Он думает о Дженнифер Уилсон, о её спешке, её нетерпении, её гневе, её мертворожденной дочери. О людях, которых она оставила позади, и о людях, ожидающих её впереди, когда она сможет к ним уйти. Он думает о Майкрофте, ждущем уже почти двадцать лет, который уже оставил всякую надежду когда-либо уйти. Он думает о Джоне. О Джоне и о том, здесь ли Джон или он ушёл, или он где-то ещё; завяз ли Джон в после-смерти, или же он до сих пор жив. О том, как он мог умереть, если он мёртв; о том, куда он может пойти, если он уже в начале пути. Он думает о Джоне и о том, оказываются ли все они в одном и том же месте после. О том, могут ли мертвые в конце быть вместе? «Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать». Он думает о Джоне. «Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре». Он садится в такси.***
Лондон мчится потоком мимо окон — яркие цирковые огни, которые кажутся головокружительно неуместными в напряжении, разлитом в такси. Таксист не говорит, куда они направляются. «Ты только что сел в такси к человеку, который убивает людей, попадающих в его такси, — думает Шерлок, пытаясь сохранять ясность мыслей, несмотря на то, что его сердце скачет сильнее и сильнее. — Он выводит их из такси в незнакомом месте, и они не поднимают шума. Есть яд, и они принимают его сами. Должно быть какое-то принуждение, но без излишнего насилия». «Что он будет делать? Что я буду делать?» «Что бы Джон сделал?» Шерлок смотрит в зеркало заднего вида, проверяя выражение лица таксиста. Нейтральное, разумеется. Вероятно, лондонские таксисты приобретают покерфейс естественным путём. Пониже зеркала находится лицензия на такси с фотографией и именем Джефферсон Хоуп и какая-то семейная фотография с примерно на четверть отрезанным и залохмаченным краем. Тупые ножницы под стать поношенной одежде. Интересно, но вряд ли это самая важная вещь, чтобы зацепиться и продолжить. Шерлок достаёт телефон и собирается писать новое сообщение. Если он должен к чему-то подготовиться, ему нужно быть готовым ко всему. Не имеет смысла говорить Майкрофту, в какой они части Лондона, или номер такси, или то, что Джефферсон Хоуп белый мужчина средне-преклонного возраста с редкими седыми волосами, среднего роста и с небольшим брюшком. Если что-то из этого имеет смысл знать, Майкрофт, несомненно, это уже знает. В любом случае, вопрос не в том, что Шерлок может сказать Майкрофту. Вопрос в том, что Майкрофт может сказать Шерлоку. Слышал, ты сегодня встречался с Джоном Ватсоном. — ШХ Всего миг, и приходит ответ. Интересный малый, не так ли? — М — Если вы рассказываете кому-то, как вас найти — это вам всё равно не поможет, — вмешивается Хоуп. — В любом случае, не там, куда мы направляемся. «Значит, что-то сложное, с большим количеством комнат», — думает Шерлок. Он игнорирует угрозу и вместо этого посылает Майкрофту ещё одно сообщение. При других обстоятельствах ему могло бы стать немного стыдно за такую прямолинейность, но, учитывая, что он в такси с человеком, который уже убил четверых, он решил, что его можно простить. Он жив или мёртв? — ШХ — Всё думал, столкнусь ли я с вами. Хотя и не предполагал, что это произойдёт так буквально, — Хоуп издаёт смешок — беззаботный, но Шерлоку он кажется слегка натянутым. Он старается отвлечь, сбить с толку. Шерлок полон решимости этого не допустить. — Шерлок Холмс на капоте моей машины! Хорошо, что у меня тогда не было пассажира. Вы могли бы меня тогда поймать. Шерлок, разве ты это ещё не выяснил? Не думал, что тебе понадобится столько времени. М Это вопрос определённой важности. Если не возражаешь. Мёртв или жив? — ШХ Такси поворачивает на пустынное ответвление улицы и останавливается напротив двух идентичных зданий. — Вот мы и здесь, — произносит Хоуп, и в его голосе проскальзывает нота раздражения. Значит, ему не нравится, когда его игнорируют. — Где здесь? — спрашивает Шерлок, несмотря на то, что уже знает. — Вы совершенно точно знаете, где это здесь, мистер Холмс, — говорит Хоуп. Сказать — значит испортить удовольствие. — М Чёрт побери, Майкрофт, это важно. Мне нужно знать сейчас. — ШХ Но Майкрофт не отвечает, а Джефферсон Хоуп открывает дверцу со стороны Шерлока и наставляет на него пистолет. — Выпрыгивайте, — предлагает он с кривой усмешкой. Шерлок с пренебрежением оглядывает пистолет. — Ох, скука. — Будет лучше, — обещает Хоуп, взмахом пистолета вынуждая Шерлока выйти из машины. Шерлок закатывает глаза, но делать нечего, он выбирается из машины и позволяет Хоупу указывать, куда идти.***
На столе между ними две бутылочки с двумя пилюлями, но не сказать, что Джефферсон Хоуп ужасно заинтересован о них говорить. — Шерлок Холмс, — произносит он, как будто пробуя имя Шерлока на вкус. Шерлока передёргивает. — Прямо здесь, во плоти. Я слышал о вас, разумеется. У вас есть фанат. Он рассказал мне всё, что только можно узнать. — Фанат? — с насмешкой переспрашивает Шерлок. — О, конечно, — кивает Хоуп. — Читает ваш сайт. «Наука дедукции». Там и впрямь есть блестящие штуки. Разумеется, вы никогда не упоминаете о том, что действительно в вас особенного, не так ли? — он усмехается скользко и масляно, как маленький мальчик с увеличительным стеклом, который только что нашёл муравейник. — Вы никогда не рассказываете о том, что вы можете видеть. Алый бутон страха расцветает в кишках Шерлока — глубокая кровавая рана кислого ужаса где-то глубоко внутри. — Я вижу всё, — говорит он, стараясь выдержать ровный тон. — Это моя работа. Хоуп смеётся и качает головой. — Так, так, мистер Холмс. Никакого вранья. Здесь только вы и я, нечего скрывать. Вы знаете, что я имею в виду. — Уверен, что нет, — холодно отвечает Шерлок. Хоуп смеётся, смеётся и смеётся, и звук его смеха оседает в груди Шерлока, как пригоршня мелочи. Этот звук совсем не похож на смех Джона Ватсона, и Шерлоку интересно, как давно истекли его две минуты. — Разве вам никогда не было интересно, на что это похоже, мистер Холмс? — спрашивает Хоуп, когда затихает его смех. — Спорю, что, на самом деле, вы всё об этом знаете. Как всё это работает: все эти запутанные нюансы, которых никто не ожидает, пока не подходит их срок. Собственно, нам стоит провести эксперимент. Проверить, о чём вообще речь. Посмотреть, что вам известно. Шерлок сглатывает. — Посмотреть, что мне известно о чём? С широкой и уродливой улыбкой Хоуп перегибается через стол. — Об умирании, мистер Холмс.***
— Это до смерти просто, — объясняет Хоуп, и его уродливая усмешка становится всё шире. — Есть хорошая бутылочка и плохая бутылочка. Выбираете пилюлю из хорошей бутылочки — и будете жить; выберете пилюлю из плохой бутылочки — умрёте. Вы выбираете бутылочку, и какую бы вы ни выбрали, я приму пилюлю из второй. — И вы, разумеется, знаете, какая из них какая? — Ну, разумеется, знаю. — Зачем мне вообще выбирать? Мне это не нужно. Я могу уйти отсюда прямо сейчас, и вы всё равно отправитесь в тюрьму, — Шерлок поднимается, подчёркивая свои слова, даже достаёт телефон, но Джефферсон Хоуп лишь снова ухмыляется. Шерлоку хочется, чтобы он перестал это делать. — Вы могли бы, — приветливо соглашается Хоуп. — Но никогда не узнали бы, оказались ли вы правы. И кроме того, — он делает драматическую паузу. — Как думаете, как долго Джон Ватсон будет вас ждать? У Шерлока замирает в груди. — Откуда вы знаете о Джоне? Это не тот вопрос, который следовало задавать. Шерлок сразу же понимает это, и Хоуп понимает тоже: вопрос делает Шерлока слишком уязвимым, открытым и выставленным напоказ. Ракушка показного бесстрашия раскалывается, обнажая нежную плоть. В том, что касается Джона, у Шерлока нет защиты. Ажиотаж от встречи с ним, знакомства и любви к нему еще слишком нов, чтобы скрыть его должным образом. Всё что Хоупу нужно — суметь воспользоваться этим. — Я знаю то, что важно знать о Джоне Ватсоне, — говорит Хоуп. — Я знаю, что он мёртв. Кровоточащая рана страха разрывает живот, превращая его в раззявленную пасть, и Шерлок неожиданно садится назад. — Это ложь, — говорит он автоматически. «Он играет тобой, — повторяет он себе. — Он нашёл твою уязвимую точку и использует её против тебя». Но за этот вечер уверенность Шерлока получила слишком много ударов: Лестрад, который не спросил, кто такой Джон или почему он был с Шерлоком на месте самоубийства Дженнифер Уилсон; и миссис Хадсон, которая тогда, у лестницы, смотрела сквозь Джона. Майкрофт, который всегда был чрезмерно осторожен с сердцем Шерлока и который исполнял роль старшего брата, как будто за это давали награду, и который отказался сказать Шерлоку то, что он хотел услышать. Я знаю, что он мёртв. — Интересный человек, этот Джон Ватсон, — продолжает Хоуп, игнорируя полный шок. — Должен сказать, вашему фанату это не очень-то понравилось. Не мог понять, в чём его привлекательность. Но я объяснил ему, я сказал ему: «Видите ли, в этом нет никакой проблемы, потому что Шерлок Холмс не такой человек, который таскал бы за собой бедную душу, не дав ей ответа. Нет, если только это в его силах». Нет, я сказал, что вы скоро отправите его своим путём, не так ли? — Хоуп оглядывает Шерлока: сжатые кулаки, подрагивающий подбородок — с почти хищной улыбкой. — Вы не единственный, кто видит всякое, мистер Холмс. И ваш фанат наблюдал очень пристально. Умозаключения, переполняющие голову Шерлока, не имеют смысла. Не единственный, кто видит всякое — ты никогда не рассказываешь о том, что можешь видеть — наблюдал очень пристально — откуда ты знаешь о Джоне Ватсоне? В конце цепочки информации маячит неизбежный вывод, но Шерлок не может заставить себя протянуть к нему руку. Это не имеет смысла. Это не имеет смысла, потому что это невозможно. Даже Майкрофт не такой же как Шерлок — он не мог видеть, пока не умер. — Он мёртв? — отваживается Шерлок. Это единственное, о чём он может думать. — Мой фанат. Тот, кто рассказал вам всё это, он должен быть мёртв. Хоуп снова смеётся. — Вы думали, что вы единственный? Конечно же, нет. Однако, он в вас очень заинтересован. Он с нетерпением ждёт вашей встречи. Это то, что Шерлок всегда хотел, что Шерлок всегда отметал как невозможное: кто-то еще, способный видеть мёртвых. Кто-то ещё, кому знаком страх и ужас, кто способен видеть отвратительный мир, в котором они живут. В таком, какой он есть, и кто будет знать, каково это — жить рядом со смертью каждый день и спать с ней в постели каждую ночь. Кто-то, кто поймёт. Майкрофт никогда не мог понять — не так, как нуждался в том Шерлок. Он страшился не жизни с мёртвыми — он боялся быть мертвецом среди живых. Но Шерлок никогда не ожидал найти такого человека. В особенности, не на стороне серийного убийцы. — Кто он? — Есть имя, которое никто не называет, — легко отвечает Хоуп. — Я тоже не собираюсь его произносить. Это всё, что вам нужно о нём знать. В этой жизни, по крайней мере. — И как вы сюда вписываетесь? — меняет тактику Шерлок, пытаясь найти ниточку, которая распутает весь узел. — Зачем обращаться, используя вас, если он такой фанат? Почему бы не прийти прямо ко мне? Зачем убивать четырёх людей, только чтобы привлечь моё внимание? Хоуп ухмыляется. — Я не убивал тех четверых, мистер Холмс. Я их пережил. Шерлок откидывается на спинку стула. — О, понимаю. Это ведь совсем не имеет отношения к моему фанату, не так ли? Нет, на самом деле. Это всё вы. Ваша смерть, а не их. Вся ваша одежда, по меньшей мере, трёхлетней давности. В хорошей сохранности, но не по размеру — вы потеряли вес. У вас мешки под глазами — плохо спали. Вы держите в своём такси фотографию детей, но кого-то с неё отрезали — вероятно, их мать. Следовательно — сложный развод; если бы она умерла, вы бы её там оставили. Она получила детей, а вы… вы получили диагноз. Улыбка на лице Хоупа истончается и перекашивается. — Аневризма, — подтверждает он, постукивая пальцами по голове. — Прямо вот тут. Каждый вздох может оказаться последним. — Ходячий мертвец. — С другом, который видит мёртвых. Изящно, правда ведь? — Он вам что-то пообещал, не так ли? — внезапно понимает Шерлок. — Способ обмануть смерть. Он, должно быть, сказал вам… не все возвращаются. Они идут дальше. Но вы не хотите идти дальше, не так ли? Вы хотите остаться здесь и наблюдать за своими детьми. Быть к ним даже ещё ближе… Вам ведь не разрешено с ними видеться? Но если вы мертвы, то вас нельзя остановить. Всё что вам нужно — это уверенность, что вы здесь останетесь, когда ваш мозг наконец-то лопнет. — Он работает над решением, ваш фанат, да. Каждая жизнь, которую я забираю, приближает его к нему, — кивает Хоуп. — И вы не возражаете против игры, так как считаете, что ключ в насилии, — развивает теорию Шерлок. — Вы подвергаете себя опасности каждый раз, когда предлагаете этот выбор, — он указывает пальцем на пилюли. — Потому что думаете, что это ваш лучший шанс на возвращение. — Четыре человека умерло и четыре человека вернулось, мистер Холмс. Это не шанс — это статистика. — Но вы всё ещё не уверены, в чем действительно ключ, иначе вы бы уже были мертвы. Насилие ли это? Или неожиданность? И что произойдёт, если вы просто очень сильно этого захотите? Этот фанат — на самом деле он не знает, а у вас недостаточно веры в него, чтобы выяснять. — И вот тут-то появляетесь вы, — соглашается Хоуп. — Вы и я — мы сыграем в эту игру, и кому-то придётся умереть, не так ли? И, в любом случае, это будет кто-то с мощной мотивацией вернуться; кто-то, кто знает, что это выполнимо. Шерлок пожимает плечами. — И зачем мне возвращаться? Что если я не хочу? — Ох, но вы хотите, — по лицу Хоупа снова расползается улыбка — гадкая и полная зубов; и страх, о котором Шерлок почти забыл под влиянием загадки, внезапно снова пронзает его. — Вы хотите вернуться ради Джона Ватсона. «Джон Ватсон мёртв», — пытается сказать Шерлок, но не может себя заставить. Он не хочет произносить эти слова, делая их реальностью. Отрицание заставляет его чувствовать себя маленьким ребёнком — маленьким мальчиком, сидящим надувшись на ступеньках лестницы в родительском доме, когда он не хотел, чтобы произошло что-то, что всё равно неминуемо произойдёт. «Закон вероятности за то, что он мёртв, брат мой», — слышится в голове голос Майкрофта. Шерлок трясёт головой. Невероятное не означает невозможное. Сам Майкрофт тому доказательство. Фанат — кем бы он ни был — тому доказательство. То что Джон Ватсон вообще существует — тому доказательство. Вместе с тем вероятность нельзя полностью проигнорировать, и Шерлок должен принять возможность того, что Джон, несмотря ни на что, несмотря на то, как сильно Шерлок этого не хочет, действительно может быть мёртв. И если это так, если Джон застрял , мёртв-но-не-совсем-мёртв, цепляется за нелепую, неосознаваемую полужизнь человека, который ещё не понял, что умер; неспособный быть увиденным и нежелающий видеть, что он исчез, ждущий осознания того, чего он даже не знает, что он ждёт. Хоуп прочищает горло, прерывая размышления Шерлока. — Это ваш выбор, мистер Холмс. Вы можете встать и выйти отсюда, послать Джона Ватсона предназначенным путём, как и должно, и никогда не увидеть его снова. Или вы можете сыграть в игру и вернуться за ним, чтобы мы могли уйти вместе, — он смеётся. — Или вы можете сыграть, и, возможно, я умру, и тогда вы, по крайней мере, поймаете серийного убийцу, чтобы, по крайней мере, всё было ненапрасно. Шерлок смотрит на две пилюли в двух бутылочках. «Это ловушка, — думает он. — Это ложь. Он в любом случае сказал бы, что Джон мёртв, потому что ложь вписывается в его игру». И тем не менее… Джефферсон Хоуп не дал ему ни единой причины думать, что он обо всём врёт. Он признался в вещах, в которых ни один нормальный человек не пожелает признаваться. Он несомненно подпустил Шерлока к сути игры, к мотивам, стоящим за ней. Он дал понять о существовании третьей стороны, практически открытым текстом говоря, что за Шерлоком следили, и угроза за маниакальной улыбкой Хоупа была очевидной. Это была угроза не только Шерлоку. Это была угроза Джону. — Что вы решили? — тихо спрашивает Хоуп, подталкивая Шерлока. — Сыграйте, мистер Холмс. Итак, две бутылочки. Действительно ли шансы пятьдесят на пятьдесят, или же у Хоупа иммунитет к яду, который он использует в игре? Даст ли Хоуп — человек, отчаянно желающий умереть, но слишком трусливый, чтобы сделать это самому — даст ли он второму игроку хорошую бутылочку, надеясь убедить себя, что это было вне его контроля, или же он даст ему плохую бутылочку, желая держать страховочную сеть поближе? Голос Хоупа тихий, ободряющий. Подзуживающий. — Что вы действительно думаете? Сможете меня победить? — он наклоняет голову набок. — Как вы считаете, в чём действительно победа в такой игре? Смерть и шанс быть с ними вечно? Или жить и потерять их? Шерлок тянется к ближайшей пилюле, потом передумывает и хватает ту, что на другом конце стола, перед Хоупом. Стеклянная бутылочка холодит ладонь. — Интересно, — произносит Хоуп. — И что же у нас здесь? Жизнь или смерть? Пробка откручивается с некоторым усилием — её использовали лишь однажды. Шерлок вытряхивает пилюлю из бутылочки и подносит её поближе к свету. Она довольно невзрачна: очевидно, самодельная, но внешне ничего необычного. По её виду — это может быть всего лишь таблетка снотворного. Хоуп тяжело наваливается на стол, уже зажав свою пилюлю между двух пальцев, готовый начать. — Он мёртв, — выдыхает Хоуп, настойчивый от нетерпения. — Или он жив? Если Шерлок ошибся — если Шерлок умрёт — будет ли он вместе с Джоном Ватсоном или без него? Он мёртв или жив? Шерлок выдыхает. Вспоминает, как там, у подножия лестницы ощущал Джона, который держал Шерлока, словно он важен, вжимаясь в него, как будто он хрупкий и желанный. Руки Джона на нем: осторожные, но сильные, прижимающие Шерлока к себе, как будто он нуждался в нём, как будто он не мог дышать, если только это не воздух из лёгких Шерлока. Вспоминает, как Джон наблюдал за тем, как он исчезает на лестнице, следуя за серийным убийцей, и отсчитывал две минуты — настороженный и желающий защитить; несогласный, но понимающий, готовый позволить Шерлоку делать то, что ему нужно делать, но уверенный, что Шерлок не должен заниматься этим в одиночку. Шерлок не хочет, чтобы ему приходилось заниматься этим в одиночку. Он кладёт пилюлю в рот и… … слышит грохот, треск и глухой, мясистый шлепок, и… … стекло позади Шерлока рассыпается. От удивления он роняет пилюлю. Она катится по столу, замедляется и останавливается. Хоуп издаёт звук, как будто из него внезапно вышел весь воздух, и их окружает запах пота и железа, и тогда Шерлок видит: красный бутон крови, распускающийся, как цветок, в нагрудном кармане Хоупа.***
— Что? — тупо спрашивает Шерлок. Хоуп наполовину спотыкается, наполовину падает со своего стула, как будто, если он отойдёт от него, это обратит время вспять, и пуля вылетит из его груди. Он падает на пол, пытаясь вздохнуть — смерть уже хрипит в лёгких, а Шерлок вскакивает на ноги, даже не задумываясь. В окне позади него дыра. Когда он смотрит в неё одним глазом, то видит разбитое стекло в окне здания напротив. Однако там никого нет. Кто бы это ни был — полиция? MI6? Фанат? — он уже убрался. Он оборачивается к Хоупу, который уже почти умер на полу. Пилюля, которую Шерлок выронил при звуке выстрела, всё ещё лежит на столе. Он хватает её и присаживается на корточки, нависая над головой Хоупа. — Эта? Которая из них? — спрашивает он, размахивая пилюлей. — Которая? Хоуп смотрит на него, но не видит; как будто глаза отказываются фокусироваться. Рана оказалась слишком близко к сердцу, он умрёт через несколько секунд, истекая кровью на линолеуме и забирая все знание с собой: всё, что он знает о ком-то ещё, ком-то, таком же, как Шерлок, кто видит то, что видит Шерлок. Кто знает то, что знает Шерлок, кто может знать даже больше. Например, что будет «потом», или как заставить кого-то идти дальше. Который угрозами повёл Шерлока к смерти и угрожает окружающим его людям. Руки Шерлока трясутся и трясутся, а сердце ломится в горло. — Не умирай! — приказывает он Хоупу, выкидывая пилюлю — она больше не важна. — Расскажи мне о фанате. О том, который рассказал тебе, что я вижу. Скажи мне его имя. Хоуп качает головой, слабо кашляя. Он втягивает воздух и выдыхает: — Нет. — Ты умираешь, — Шерлок чувствует себя пламенем, яростным, возвышающимся и неуправляемым. Ему нужно это имя. Ему нужно знать. Нет ничего, что бы он ни сделал, чтобы защитить Джона Ватсона, и он вдавливает ногу в цветок крови на плече Хоупа. — Дай. Мне. Его. Имя! В болезненном вздохе Хоупа слышится бульканье. Тонет в собственной крови. Шерлок давит сильнее на его плечо; ему нужно это имя, прежде чем Хоуп умрёт. — Имя, — требует Шерлок. Он кричит, но не слышит себя. — Имя! Хоуп делает один судорожный вздох за другим и наконец в последнем вздохе кричит: — Мориарти! Потом он содрогается, его тело сотрясает последняя дрожь боли, прежде чем оно замирает и тяжелеет. Вес под ногой Шерлока меняется, почти незаметно, но достаточно — тело больше не напрягается, не двигается. Это просто нейтральный, пассивный вес. Он мёртв. — И даже не возвращайся, — выплёвывает Шерлок, тяжело дыша. У него взбешённый, даже паникующий голос, но он не может остановиться. — Твои дети не посмотрят на тебя, даже если ты вернёшься. Комната остаётся пустой — только Шерлок и тело Джефферсона Хоупа — пока окна не освещаются синими и красными огнями, и в комнату не вламывается полиция.