Просто представьте (сборник)

Окончание съемок, разномастная толпа креативной группы, гримеров, операторов. Отдельной группой сидят воронежцы. Антон смеется, пьет пиво, поет вместе со всеми. Весело. Оно и понятно, ведь очередная смена подошла к концу. Единственный человек, которому улыбаться не хочется — это он, Арсений. Стоит, подпирает стенку, выпивает, оглядывается по сторонам на очередной радостный гогот толпы, словно не понимает, где он находится и что здесь делает. А действительно, что он забыл здесь, в этой тесной комнатенке? Здесь ужасно душно и не от температуры в помещении, а оттого, что напротив сидит та, которую Попов был рад видеть меньше всего. Ира Кузнецова сегодня тоже здесь, веселится, улыбается, поет вместе со всеми "Алые паруса". — Антон, нам надо поговорить, — бросает мимолетно мужчина, когда Шастун зачем-то подходит к Димке Журавлеву. Антон внимательно смотрит, выдавливая из себя улыбку. — Позже Арс, ладно? Дим, курить идем? — Ага, — кивает здоровяк и подхватывает со стола пачку сигарет. Шастун ускользает в который раз за вечер, ускользает намеренно, словно избегает этого разговора. Он другой, буквально за вечер рядом с ней он отдалился настолько, что между ними, кажется, пролегает пропасть. "Арс, тебе больно? А-а-арс, больно что ли?" — воспоминания со съемок врываются в его голову, и Арсений замирает, сжимая в руке пластиковый стакан. Антон, шутя, бьет его карнизом по каске. Смешно же, ну. Арсений отворачивается, снимая каску, и оборачиваться не спешит. Больно ли ему? Нет, не больно. — Не больно, Шаст, все хорошо. Ты что, не видишь? — Арсений в глаза не смотрит, потому что только они его выдают. За весь вечер они так и не пересекаются взглядами. Больно ли ему? Нет, не больно. Весело же, ну. Тихо лужи покрывает лед, помнишь мы с тобою Целовались ночи напролет под шум прибоя Это лето не вернуть уже я знаю Но когда печаль в моей душе я вспоминаю Яхта, парус, в это мире только мы одни Ялта, август и мы с тобою влюблены Яхта, парус, в это мире только мы одни Ялта, август и мы с тобою влюблены — Арс, ты едешь? — рядом появляется Матвиенко, молниеносно застегивая куртку и отказываясь от предложенных кем-то бутерброда и колы. А где он был весь вечер, собственно говоря? — Да, еду, — Арсений кивает, отставляет стакан и оглядывается по сторонам. — А где Шастун? — Так они уехали минут пять назад, — Журавлев, добрая душа, тут как тут. Перебирает струны гитары, душа компании, веселит народ. Темные улицы, проспекты, в машине тихо играет музыка. Арсений вглядывается в ночь за окном, в окна домов, сжимает в руке телефон, словно ждет, что он разразится спасительной трелью звонка. Молчит. — Ты не помнишь, у нас есть пельмени? — Сергей оборачивается, и Арсений безразлично пожимает плечами. — Я тогда закажу, а то мало ли. Кстати, ты утром посуду помыл? — Не помню, — выдыхает темноволосый мужчина и одним движением пальца зажигает экран телефона. — А ты чего такой? Стас че-то бузил или не того? — Забей, — Арсений пожимает плечами, вынимая из кармана пачку сигарет. — Нет, нет, только не в машине! Арс, серьезно, сейчас пешком пойдешь. Что Шаст, что ты, вечно в машине курить тянет, — Сергей замолкает и внимательно смотрит на товарища. — Ты что, из-за него тут трагедию разыгрываешь? Да плюнь, слышь? Чего, в первый раз что ли? — Серег, смотри на дорогу, — Арсений вздыхает и прикрывает глаза, ломая в пальцах не зажженную сигарету. Телефон по прежнему молчит, хоть на знакомый номер отправлена уже хренова туча СМС-сообщении и сделано пять звонков. Больно ли ему? Нет, не больно. Когда пельмени съедены, а на уютной холостяцкой кухне Матвиенко уже начинает закипать чайник, Сергей врубает трансляцию. Так себе способ поднять настроение. Около часа ночи, самое время позабавиться. Арсений пробует улыбаться, но выходит как-то невесело. А еще очень хочется курить, впускать в легкие дым и задыхаться от него, а не от горького кома в груди. Матвиенко сегодня в ударе, веселится за двоих, даже приглашает в трансу Журавлева. — Ребят, а хотите спою, какие вы классные импровизаторы? — улыбается Димка, отмахиваясь от кого-то на заднем плане. — Ага, это пока Антоха спит? — Арсений пробует улыбнуться, но получается как-то коряво. — Дим, а он не рядом? — вклинивается Матвиенко, слегка толкая Попова плечом. — Антоха… Антоха ночует сегодня в другом отеле, — смеясь выдает Журавлев, и улыбка медленно сползает с лица темноволосого мужчины. О чем говорят дальше, он уже не слушает, выходит из кадра и исчезает в дверях кухни. Еще один набор номера, да плевать, что время позднее. Длинные гудки, очень длинные. Наконец трубку берут. — Да? — голос Антона чуть хриплый, спал или еще чем занимался, не понять. — Шаст, я… Прости, что поздно. — Арс, давай завтра, хорошо? Ты не понимаешь разве? — в трубке что-то хлопает, судя по всему, Антон куда-то выходит. — Зачем она пришла? — вырывается непроизвольно, и Арсений выдыхает, тяжело опускаясь на стул, стоящий у стола. — Зачем, Шаст? Ведь это наше… Ведь я хотел... — Что ты хотел, а? Какого черта ты нагнетаешь, Арс? Завтра поговорим, — Антон выдыхает и добавляет чуть тише: — Прости, Арс, правда поздно. Да, блять, ну как мне тебе объяснить? Ну что, мне ее выгнать надо было? Чего вы мне нервы трепете оба?! — судя по всему, Антон закуривает, и Арсений жалеет, что оставил сигареты в гостиной. — Ты разве не понимаешь, что только хуже делаешь? Ты не понимаешь? — разочаровано выдыхает Антон, и на мгновение повисает тишина. — Я не могу без тебя, — шипит вдруг Шастун, и по коже бегут мурашки. — Но и с тобой я быть тоже не могу, — выдыхает парень и затихает. — Спокойной ночи, Антош, — как у Арсения получается выдавить это из себя после того, что он только что услышал, загадка. — Спокойной, — бурчит Антон и добавляет: — Не обижайся, Арс, ладно? — Ладно. "Арс, больно что ли? Арс!" — эхом, набатом, тупой болью отдается в голове. Нет, ему не больно, просто хочется тупо задохнуться в дыму. Судя по всему, Матвиенко трансляцию продолжает, и Арсений подсаживается ближе, словно и не уходил. И пока Сергей стебется над каким-то парнем, Арсений выверенным движением достает сигарету, затем зажигалку. Сухой щелчок, словно выстрел в висок, маленькая смерть — и легкие наполняются спасительным дымом. Арсений выдыхает и снова затягивается, не обращая внимания на недовольно покосившегося на него Сергея. Он думает о чем-то, известном только ему одному. Крепкий кофе… Сигаретный дым… Как же хочется Сейчас быть рядом с ним. Одна сигарета, вторая, спасительный дым заполняет легкие и комнату. Матвиенко молчит, за что ему большое спасибо, на балкон не гонит, все понимает, только хмурится, открывая окно на проветривание и впуская в помещение промозглый ветер. — Арс, хорош. Давай спать. — Да, сейчас, — Арсений вздрагивает, словно ото сна, кивает, трет глаза, которые уже слезятся от дыма или по другой причине, сейчас не важно. Кажется, он пропустил тот момент, когда транса у Матвиенко закончилась. — Пепельницу вытряхни хоть и чашки помой, — Сергей отчаянно пытается навести хоть какой-то порядок в этом доме, и это даже кажется милым. — Хорошо, — сизый дым поднимается к потолку, а ветер ерошит короткие волосы, вызывая по телу мурашки. Свет под потолком гаснет, и Сергей оглядывается уже в дверях. — Арс… Это… Можешь курить в комнате, только окно потом закрой, ладно? Ответом служит тишина, и яркий огонек тлеющей сигареты в пальцах. Он то угасает, то делается ярче. Арсению кажется, что он — тот самый огонек, едва теплится, держится на плаву, но, кажется, долго не выдержит, сгорит, рассыпется в длинных пальцах пеплом. Мужчина прикрывает глаза, ощущая невероятную усталость от прошедшего дня и пустоту, которую так и не смог заполнить дым. Арс, тебе больно?