Монохромные дни

Не слышавший живого человеческого голоса уже месяца четыре, Дирк удивленно отшатывается от двери, но тут же снова припадает к ней. Металл холодит щеку, и Дирк задерживает дыхание на миг — неужели ему показалось? Он сходит с ума и ему начинают мерещиться голоса? Это опять не по-настоящему? — Хей, ты чего притих?  — тихо вопрошает высокий женский голос с той стороны. Дирк приходит к выводу, что это вряд ли может быть голосом его подсознания, потому что принадлежит он…девочке? Скорее девушке, но не суть. — Кто ты? — ничего получше в голову не приходит — кажется, после стольких дней бездействия и одиночества логические способности пришли в упадок. Медленно, но с нарастающей скоростью начинают двигаться шестеренки генератора мыслей. — Погоди-ка, я и сам могу ответить — ты тоже объект, других вариантов быть не может, но… что ты там делаешь? Как ты выбралась из своей камеры? Каждое утро, когда его ведут в столовую, или на процедуры, или на испытания, он видит длинные коридоры и десятки дверей с символами. Некоторые знаки он без труда узнает, другие остаются загадкой, и порой он развлекает себя, придумывая тех, кто может жить за одной из таких дверей. Но если слишком долго об этом думать, становится страшно от мысли, что кроме него на базе застряли десятки, а может и сотни таких же пленников, как он. Таких же проектов. — О, я делаю так… иногда. С моей особенностью это не проблема. — А дежурные? Разве они тебя не… Ох, — он внезапно все понял и даже слабо улыбнулся, — они тебя не видят, верно? С той стороны ответа не последовало. Дирк спросил как можно аккуратнее: — Ты невидимка? Голос молчал пару секунд — потом послышался тихий вздох и явно неохотный ответ: — Что-то вроде того. Не совсем. Некоторые меня все же видят, но не все. — Как интересно, — Дирк устроился на полу поудобнее, приготовившись вести долгий разговор. Ему просто необходимо было поделиться с накопившимся хоть с кем-то — после такой долгой изоляции любой человек, заговоривший с ним, немедленно превращался в лучшего в мире собеседника и приятеля. Но для начала — вопросы. — Ты говоришь, тебя видят некоторые — и кто же они? Чем отличаются эти «некоторые» от остальных? Кстати, ты здесь уже долго? Какое тебе дали имя? И почему я не слышал тебя раньше? Или тебя слышат тоже не все? И — — Полегче, — прервала его новая знакомая, и Дирк явственно услышал смешинку в ее голосе. Улыбается. — Ты всегда столько вопросов сразу задаешь? Ты звучишь…странно. — Ты первый человек за четыре месяца, чей голос я услышал, поэтому нет ничего удивительного в том, что я звучу странно, так что насчет вопросов? — Я здесь уже полгода. И…я обычно не ухожу так далеко от своей комнаты — опасаюсь, что кто-то все-таки может заметить, а еще эти…тепловизоры, знаешь? Это в общем-то главная причина моего нахождения здесь. Я бы давно уже сбежала. — А сквозь стены ты проходишь? Сквозь металл? Было бы неплохо разговаривать прямо так, а не через железную преграду. — Дирк оглянулся, вновь наткнувшись взглядом на черное полотно темноты, скрывающей комнату. Повернулся обратно — и отчего-то приложил ладонь к металлической поверхности двери. Стало легче. — Увы. Знаешь, я вроде как обычный человек — не призрак или что-то вроде этого, вдруг ты подумал… — Нет, нет, ты что, — заверил ее Дирк, хотя если начистоту, такая мысль тоже промелькнула в его голове в определенный момент. — А какими способностями обладаешь ты? — неожиданно спросила девушка, и Дирк быстро ответил — пожалуй, даже слишком быстро: — У меня нет способностей. Никаких. Совсем. Я так долго пытаюсь убедить их в этом, но всем, кажется, плевать. Они думают, что я как компьютер, вычислительная машина, выдающая результат тогда, когда им захочется. Но это совсем не так работает! Эти опыты — они бесполезны… Дирк отчаянно замолчал, прижавшись лбом к двери. По ту сторону тоже было тихо. — Эй, — позвал Дирк, и тут же добавил, смутившись: — Я забыл спросить твое имя. Вместо ответа прозвучала плохая новость: — Кажется, сюда идут. Меня могут услышать. — Голос говорил торопливо, Дирк подумал, что ответа он уже не дождется, но нет. — Я Трис. Еще увидимся…если можно так сказать. Дирк улыбнулся. Этот короткий разговор очень помог ему — после него справиться с темнотой казалось не таким сложным. И теперь, вновь оставшись наедине с собой, он даже смог заснуть.

***

Тодд кутается в тонкую, совсем не греющую джинсовую куртку, удрученно вздыхает. Они ночуют в машине, на часах — половина четвертого, а сна ни в одном глазу. Непонятно, от чего проснулся — то ли от очередного кошмара (впрочем, сейчас все его сны — кошмары), то ли от плохого предчувствия, то ли от страха за собственную жизнь. На соседнем сидении спит Барт, от которой можно ожидать чего угодно. И Тодд теперь с ужасом понимает, что ее там нет. Место пусто. Быстро, но одновременно с этим стараясь не разбудить Фару, спящую на переднем сидении (она единственная, кому повезло спать лежа, а не сидя), Тодд вылезает из машины и торопливо оглядывается. — Что? — Барт сидит на багажнике, поджав колени к груди. Тодд вздыхает с облегчением. — Какого черта, Барт, — он подходит ближе, садится рядом. — Что ты тут делаешь? Лицо холистической убицы, обычно перепачканное и вселяющее бессознательный страх у каждого, кто ее видит, сейчас выражает странную отрешенность и грусть — очень необычное зрелище. — Я не могу спать, — просто отвечает она и хмурится. Переводит взгляд на звезды. — Кен рассказал мне, что у звезд есть имена. Представляешь, у каждой звезды, ты знал об этом? — Да, Барт. — Тодд вздыхает и тоже смотрит в небо. — Все знают об этом. — Я не знала, — она опять сдвигает брови, — Зачем кому-то давать имена светящимся точкам на небе? Тодд не знает, что ответить, а потому молчит, думая совершенно о другом. Например, о том, что они с Барт преследуют одну и ту же цель: спасти лучшего друга, и что будет очень плохо, если она не найдет Кена на базе. Тодду будет действительно жаль. Еще он думает о том, что никогда не чувствовал такой удушающей пустоты — никогда не испытывал такого острого одиночества, как сейчас, когда Дирк пропал. Раньше, когда они еще только начинали расследовать их первое дело (а в тот момент Тодд был категорически против этого), он думал, что будет очень рад, если этот невыносимый гиперактивный британец в желтой куртке, так беспардонно ворвавшийся в его жизнь и перевернувший все с ног на голову, наконец исчезнет, и тогда все снова вернется на круги своя. Казалось бы, сейчас — вот он, этот самый момент, Тодду бы не морочить себе голову, а отправиться домой, найти работу, забыть о холистической ерунде и продолжать жить, то есть, продолжать существование в привычном ему ритме. Но нет. Вот он Тодд, вот машина и бесконечные поиски Дирка, такого внезапно привычного и необходимого. — Тодд, — слышать собственное имя от Барт почему-то очень странно. Голос у нее тусклый и хриплый, какой-то бесцветный. — Дирк ведь твой друг? — Конечно, — отвечает Тодд, чувствуя неловкость и все еще не понимая цели вопроса. — Просто хотела извиниться за то, что пыталась его убить, — убийца пожимает плечами, а Тодд наконец может расслабиться. — Ты…скучаешь по нему? — Очень, — выдыхает Тодд и еще сильнее закутывается в куртку — ночь холодная; на улице ведь уже осень. Как же быстро летит время. — Я тоже скучаю по Кену. Барт слезает с багажника — на этом неожиданные откровения заканчиваются, а Тодд еще долго сидит, обдумывая их разговор, пока не наступает холодный рассвет.

***

Трис иногда приходит ночью — действительно редко, как она и говорила. Разговоры с ней помогают отвлечься, но ненадолго: надежда на спасение тает с каждым днем, и Дирк чувствует отчаяние, постепенно захватывающее все его мысли. «Жизнерадостность — признак мудрости, » — говорит однажды Трис, — «Так что не смей сдаваться так быстро!» Дирк отвечает: «Хорошо.» Хотя ничего хорошего в этом нет и не предвидится. Он рассказывает Трис про Тодда, Фару, про агентство, которое они хотели открыть, о прошлом деле, и в какой-то момент история ему самому начинает казаться выдумкой. Вдруг он придумал себе друга? Придумал все приключения, а на самом деле ничего не было, и он всю свою жизнь провел здесь, в Черном Крыле? Такие мысли он поспешно загоняет в самый дальний угол сознания, но они неизбежно возвращаются раз за разом. Трис оставляет в его камере подарок — однажды Дирк возвращается после испытаний и находит на кровати бумажного журавлика. — Я стащила лист из кабинета доктора Ли, — со смехом рассказывает Трис той же ночью, а потом они оба слышат голоса дежурных. Трис не успевает вовремя вернуться в камеру, и ее, конечно, ловят с поличным. — Что она там делает! — кричит кто-то из старшего персонала, — уведите сейчас же! Следите за камерами, ей-богу! — Почему они все меня видят, — слышит Дирк ее испуганный шепот, — почему — Но ее уже ведут обратно в камеру, поэтому он так и не узнаёт, что Трис хотела сказать. После этого инцидента Дирк лишается последней радости в этом черно-белом аду. Он даже не сопротивляется (да что там — даже не удивляется), когда его ведут в операционную второй раз за день и не по расписанию, а потом, вернувшись, он никак не может вспомнить, откуда в его комнате бумажный журавлик и кто его сделал.