[Арена Гран-При, 2052 г.]
Яркое солнце устало висело прямо посреди вылинявшего неба. Неожиданно-холодное, слепящее, оно задумчиво щурилось с высоты птичьего полёта, разглядывая двух соперников, мечущихся в песке. Берта оказалась права: пространственные сенсоры Ангела отказали в самом начале боя, оставив неспа ориентироваться фактически вслепую, видя мир в плоскости. Что небо, что барханы, что медленно покачивающиеся пальмы: всё это – на одинаковом расстоянии, не близко, и не далеко. Слишком опасно, но кто из-за такой мелочи станет отменять бой? Строка состояния Ангела тоже творит чёрте что: стоит только неспа взлететь чуть выше незримого предела, как тут же выскакивает табличка «ослепления». Сенсоры, похоже, принимают слишком яркое солнце за какую-то хитроумную атаку противника – и внаглую вешают дебафф. Впрочем, откровенно говоря, от зрения Ангелу и так уже мало пользы. Гепарду легче. Пустыня – его стезя, его территория. Он скользит пламенной кошкой меж камней и растений, пользуясь окружением и ловко оказываясь за препятствием каждый раз, как Ангел собирается атаковать. Уродливая помесь человека и кошки, рождённая для таких раскалённых Арен. Он знает, как здесь побеждать. Бой кажется неравным, но только кажется – уныло свистящим зрителям, которые не видят ничего, кроме постоянных промахов Ангела. Да, Гепард не пропустил ещё ни одного удара, но, с другой стороны, сам снял едва ли сотню единиц щита – мелочи для пятисот единиц, покрывающих код Куликовской неспа. К тому же, кошак никак не мог закрепиться на местности: Ангел всегда оказывалась не с той стороны, с которой её ждал противник, и едва ли на мгновение опаздывала со своими мощными атаками. Ангел была медленнее, но её противник – слабее. Арена безмолвствовала. Золотистый песок, взметённый крыльями и лапами бойцов, медленно оседал, скрывая уродливые следы и легко восстанавливая волнистую структуру барханов. Жёсткая трава, укрытая тенью пальм, стояла неподвижно, как стойкие оловянные солдатики. Там, где проходили следы разрушений после противников, спустя считанные мгновения не оставалось ничего, напоминающего о неспа и их глупых поединках. Песок казался вечным, и – как и любое вечное существо – его едва ли заботила возня электронных собачек. «Ну и где твои новые атаки, Лена?» – Берта была почти уверена, что видит, как шевелятся губы отца, выкрикивающего эти слова по внутренней связи дуэлянтов. И совершенно точно по лицу Елены гуляет мечтательная улыбка человека, задумавшего каверзу. Кто может знать, что за особую атаку они придумали, чтобы победить у сильного перекрёста? Кто может знать, чем закончится этот матч? Прописавшийся в коде адреналин туманит сознание. Думать – это слишком сложно, когда твой код – сборная солянка из двух чужих личностей. И пусть нет больше Красавчика или Синереали, их образ мыслей причудливо перемешивается, порождая личность уже самой Ангела. Не надо думать, надо слышать чёткие указания Оператора, едва-едва пробивающиеся сквозь завесу азартного тумана. Не нужно думать, нужно побеждать.***
[Настоящее время, 2057 г.]
Ритка удивлённо протёрла глаза под очками дополненной реальности. Только что две неспа просто взяли и растворились в воздухе, будто бы их там никогда и не было! Причём испарились они не только из поля зрения: начинка очков вообще не регистрировала чьё-либо присутствие на поле боя. Интерфейс кристально-честно утверждал, что ни одного из бойцов более нет в подсети Арены. Тем не менее, сервер продолжал держать ту активной и даже не собирался сворачивать. – И куда они делись? – озадачилась Ритка. Кит подняла мягкую лапку и, выгнув пальцы невозможным для настоящей кошки образом, растянула техническое окно. Потом молча ткнула в ярко-красное полотно ошибок, быстро и неукротимо набирающееся прямо на глазах. Ритка нагнулась над экраном и, небрежно смахнув в сторону монитор отладки, повела пальцем по логу боя, отсчитывая примерное время и положение противников. Судя по записям, два электронных идиота продолжали лупить друг друга, нимало не заботясь о том, что, в общем-то, больше не находятся на гористой местности Арены. Более того, судя по всему, и Серафим, и Валькирия на данный момент были… – Они под текстурами, – мрачно сказала Кит. XY-координаты незначительно подёргивались вблизи нуля, в то время как Z-координата, проскользнув через ноль, бодро полетела – и продолжала лететь в глубокий минус. Глубокий во всех смыслах. – Так что там про дно ещё раз? – поинтересовалась Ритка. – Они его пробили, – развела лапами Кит, – теперь официально. – То есть, – уточнила Ритка, – всё же под текстурами? – То есть, всё же в заднице, – перевела электронная кошка. Тёмыч, получив локтем в живот, наконец, вышел из себя. Отвесив мощного леща Велену, он поднял того за капюшон, мало заботясь о том, что, в общем-то, душит своего другана. Уже потом, со второй попытки, схватил Берту за волосы и сильно дёрнул на себя. Клубок из операторов распался сам собой – Берта поднималась с земли, злобно стирая с перекошенного лица потеки грязи, а Велен беспомощно бултыхался в руках Тёмыча, пытаясь оттянуть ворот кофты и не задохнуться насмерть. – Ну что? – сурово рявкнул Тём Тёмыч, ощутимо встряхивая Велена. – Выяснили кто из вас больший долбонавт? – Да пошёл ты! – огрызнулся Велен. Берта с земли подтвердила посыл. – Ваши неспа провалились в задницу, а вы здесь отношения выясняете. Умнее ничего не придумали?! Оба драчуна мгновенно притихли, а потом, забыв друг о друге, потянулись к гарнитурам, напряжённо оглядываясь в поисках своих бойцов. – Серафим? – Валькирия? Но за обоих ответил один голос – обозлённое рычание Валькирии, не замечающей, казалось, ничего вокруг. В том числе и отсутствие текстур как таковых. – Сейчас! Я почти загнала его на… – голос неспа неожиданно стих, потеряв пару октав и всю ярость, – загнала на клиф… Похоже, заигравшаяся неспа только сейчас обратила внимание на мешанину повреждённых данных, ломанными нитями опутывающую всю изнанку Арены. Судя по координатам, Валькирия, забыв о своём противнике, рванула вверх, в попытке вернуться в координатную сетку Арены. Рванула – и больно обожглась о границу, закрывающую активную область снизу. Обе неспа находились извне, но поехавшая механика подсети считала их попытки вернутся через рубеж за побег с Арены и больно наказывала. Серафим протаранил границу чуть правее. – Посмотрите сюда! – Кит взволновано ткнула когтём в визуализированный код, полный дыр и провалов, пестрящий логами ошибок. – Это обёртка Арены, и такое ощущение, будто её термиты погрызли! На мониторе активности мерцали и пульсировали слои трёхмерных полотен, цифровым туманом окутывающих пространство Арены. Стабильные в норме, сейчас они скорее напоминали какой-то яростно конфликтующий и бурлящий первичный бульон из беспорядочно перемешанных выполняемых блоков, через который мирно дрейфовали чёрные дыры «не-чисел». – И правда, там граница неравномерна, – осторожно начал Тёмыч, за ненадобностью окончательно отпуская отвлёкшегося от Берты Велена. – И её можно попытаться прорвать… Метания Валькирии носили абсолютно хаотичный характер. Она попросту таранила все стены, до которых могла добраться, не то надеясь так нащупать слабое место, не то попросту паникуя. Серафим вёл себя иначе: его удары были строго закономерны и рассчитаны – он прощупывал жгучие границы Арены с неотвратимостью и неторопливостью бомбардировщика. Вот он стукнулся два раза в одно место – и завис. – Нет, – проследив местоположение Серафима по логам, Кит покачала головой. – Трещина недостаточно глубокая, он попросту не пробьётся здесь. Но он и не собирался. Вместо того, чтобы ковырять собственным шлемом границу, Серафим неожиданно развернулся – и рванул к мечущейся Валькирии. – И что это ты удумал? – зашипела в микрофон Берта, но стремительно-меняющиеся координаты Серафима не обратили на это ни малейшего внимания. – Подкоп Валькирии, – вместо Серафима ответила Кит. – В момент её подкопа, она пересекает рубеж Арены, а потом возвращается обратно. Видимо, он хочет договориться с ней и проскочить рядом. – Договориться?! – в один голос возмутились Берта и Велен. – Ага, это то, что делают нормальные люди в безвыходных ситуациях, – невнимательно откликнулась Ритка, задумчиво разглядывая код Арены. Вот только Арена не пропустила Подкоп. Валькирия сильно саданулась макушкой о границу, а Серафим, ломанувшийся за ней следом, в последний момент успел заложить вираж и увернуться от столкновения с оппоненткой. Он отлетел на пару метров и завис, покусывая себя за палец и придумывая новый план. Впрочем, Валькирия была слишком напугана, чтобы ждать новых указаний. Она поднырнула вниз, рванула единственным крылом воздух – и с силой снова протаранила границу боком, высекая почерневшие, мёртвые пиксели из своей графики. И снова. И ещё раз. – Валькирия! Прекрати немедленно! Ты так снесёшь себе весь… – и Велен осёкся, глядя туда, куда смотрели уже все зрители. В уголках очков, как и при начале боя, рядом горели две одинаковых по размеру шкалы. Одна сверху была обозначена круглым значком с крылатым волком, раззявившим зубастую пасть, а вторая более лаконичным и простым профилем сокола. На данный момент обе шкалы были заполнены цветом практически до самого конца – серый цвет, обозначающий щит, оставался уже у самого донышка, оголяя охристо-красную подложку у Валькирии и небесно-голубую – у Серафима. Вот только обе шкалы были абсолютно равнодушны и нагло игнорировали удары их хозяев о границу. Удары, которые обязаны были наносить урон нарушителям – и наносили, судя по реакциям неспа. – Что за чёрт? – пробормотал Тёмыч, едва сдержавшись, чтобы не постучать пальцем по шкалам здоровья. – Эти штуки вообще работают? Брешь, которую нашёл Серафим, наконец не выдержала постоянных ударов – плотная граница Арены пошла трещинами, чёрными нитями, пересекающими пространство. Потом начала осыпаться прозрачность окружения, демонстрируя тьму, клубящуюся за границей. Тьму, которая должна была напугать неспа с другой стороны. Вот только что Валькирия, что Серафим, оба были с этой стороны – и напугать их чем-то ещё, сверх того, что они уже видели с изнанки Арены, было сложно. Ещё удар – и матово-чёрная поверхность раскололась, открывая небольшой пролаз, ощерившийся осколками. Поверхность блеснула, торопливо выпростав тонкие паутинки ложноножек, стремясь залатать дыру как можно скорее, чтобы не выпустить никого за дозволенные пределы. Чтобы ни один вирус не проник на охраняемую территорию этой мясорубки. Но следующий же рывок Валькирии разрушил хрупкий пока ещё барьер. А следом за ней, чуть не запутавшись в паутине кода, метнулся Серафим. Две неспа, чудом вернувшись на сетку Арены, торопливо взмыли под самые небеса и замерли, прислушиваясь к изменившейся погоде – град усилился, увеличился, с визгом проносясь мимо снарядами с кулак размером. Он больно лупил по остаткам щита, оставляя торопливо затягивающиеся бреши. Но молнии, до этого сверкавшие поминутно, сошли на нет, безобидно посверкивая в вышине. Даже ветер, остервенело трепавший неспа, неожиданно утих. Наступила тишина, прерываемая лишь тихим хрустом разбивающегося града. Операторы, замершие по ту сторону цифровой реальности, тоже молчали, не двигались, будто боясь спугнуть краткий миг перерыва и отдыха. А в следующую секунду, ровно за плечом хозяина, материализовался Гекко, обиженно воскликнувший: – Арена закрыла мне гостевой допуск! И – точно специально дожидавшаяся этого сигнала – Арена вздрогнула. Скалы одновременно пошли трещинами и рухнули, открывая нелицеприятную графическую сетку. Вода, до этого низкополигонально плескавшаяся внизу, замерла, зависнув в воздухе серыми мутными пикселями, давным-давно уже похожими на осколки стекла, а не океана. А у двух неспа, обеспокоенно оглядывающихся под самым куполом неба, одновременно включились таймеры дыхания. – Пошла к чёрту! – рявкнула Берта, отпихивая Ритку и протягивая руку сквозь взвывшую от боли Кит. – Никакого толка от вас, ботанов! Записи логов – в сторону. Не до расшифровывания сейчас, кто, сколько и кому снёс щита. По Арене, превращая графические сетки в пыль, прокатилась очередная волна. Почва вздыбилась тонкими остриями в небо, похожая на колкие изгибы кардиограммы, бьющейся в такт сердцебиению. Град, достигая этих пиков, рассыпался похожей на ржавчину буровато-рыжей взвесью и повисал ветвистыми узорами на глючащем воздухе мира. Шум океана, до этого исправно транслировавшийся в тишине, зажевало и оборвало. В эфире осталась только гнетущее, давящее молчание. – Что здесь происходит? – испуганно прошептал Гекко. – Почему у них индикаторы дыхания активны? Они же не под водой… В следующий момент образовавшуюся тишину разрушил громогласный удар грома. Арена содрогнулась. Омертвевшие показатели здоровья, на которые уже давным-давно никто не обращал внимания, неожиданно ожили – синхронно вспыхнули и драматично разбились на сотни мелких осколков. Щиты были сняты. Серафим и Валькирия упали вниз почти синхронно. Камнем рухнув из-под облаков, они с отвратительным стуком впечатались в неподвижный, жёсткий океан – и остались лежать на нем. Судя по статусам, Серафим находился в оффлайне, а вот Валькирия все ещё была в сознании, с трудом пытаясь приподняться на руках, слепо шаря по сухой и шершавой поверхности воды. – По ним обоим ударил рикошет за снятие щитов, – обеспокоенно пробормотала Кит, выглядывая из-под локтя Берты. – Одномоментная потеря такого количества единиц сразу же вывела Серафима в оффлайн и повесила стан на Валькирию. Индикаторы дыхания стремительно таяли. Из шестидесяти положенных секунд оставалось тридцать – и те неотвратимо утекали. Арена, решившая, что на её поверхности водная среда, неторопливо уменьшала и без того шаткие шансы на выживание для двух повреждённых неспа. Ещё тридцать секунд – и вместо времени противники будут лишаться кода. Очень медленно и мучительно. Болезненное уничтожение, когда спасения нет нигде, а единственный шанс выжить – закончить матч. – Хорошо, ладно, щиты сняты! – и Велен огляделся, будто бы надеясь увидеть притаившегося судью. – Где чёртов судья, и почему он не закрывает Арену? Берта, подозрительно молчавшая все это время, откинулась назад и громко расхохоталась. А потом метнула виртуальное окно в очки Велену. – Потому что, – всё ещё не в состоянии сдержать веселья, Берта хрюкнула. – Потому что это дезматч. Без респа. В виртуальном окне, прямо под названием сгенерированной карты и количеством игроков, светилось слово, которое ни один оператор в здравом уме не желал бы видеть в матче со своей неспа. Слово, будто бы в издёвке выделенное жирным шрифтом и красным цветом. Летальное слово, хуже которого сейчас не могло быть ничего. «Deathmatch».***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Для Ангел бой – всего лишь очередной танец. Смертельно-опасный, непредсказуемый, лишённый шаблонных завязок и переходов. Ты просто делаешь шаг, а внутренняя песнь, звучащая по натянутым нервам и скачущему логу, уже зовёт тебя дальше, подсказывая будущие движения. Танец в воздухе, высоко-высоко – выше только звезды, которых не видно здесь, на Арене. Движения широки и вольны – тебя нечему ограничивать. Ах да, разве что твоему противнику. Гепард быстр, действительно быстр. Для зрения Ангела он – лишь размытая тень, что скользит меж валунами и пальмами. Вот блик на полыхающей шкуре Гепарда – и в Ангела несётся сгусток пламени, окрашивающий вылинявшее небо в полыхающий кровавый оттенок. Забавно, у неспа нет крови, но красный всё так же воспринимается цветом опасности. Увернуться не получилось – снова, – и по огромным крыльям Ангела скользит озорной огонёк, сжирающий щит с целеустремлённостью стайки пираний. Кушай маленький, кушай хорошенький. Этого щита у Ангела навалом. Ангел смеётся. Её смех похож на тонкий перезвон рождественских колоколец, развесёлую весеннюю капель. Она смеётся – и, незаметно сами для себя, начинают улыбаться и зрители, стаей шакалья следящие за битвой. В ответ Ангел осыпает Гепарда целым снегопадом из белоснежных перьев, прохладным вихрем закручивающихся вокруг тела Гепарда. Они не жалят, не режут, они вообще не причиняют вреда. Просто прилипают к полыхающей шкуре, покрывая горящего противника шёлковым ковром из белоснежных перьев. Они не горят. «Серьёзно, Юр? – смеётся где-то далеко-далеко голос хозяйки Гепарда – Замедление?» Оператор Ангела не отвечает, только улыбается – наверняка улыбается, – донельзя довольный своей прозорливостью. Всё очень просто в этом мире. Если ты не можешь догнать дичь, просто загони её в ловушку, из которой не будет выхода. У неё не останется другого выбора, кроме как идти в лобовую атаку. Песнь течёт по виртуальным связям навязанным мотивом в такт движению физики. Это не Ангел скользит по ветру – это ноты её воображаемой песни ложатся на полосатое полотно жизни. О чём она поёт сегодня? Уж точно не о поражении…***
[Настоящее время, 2057 г.]
– Это не может быть дезматч! – с нерушимой уверенностью умного человека отрезал Тёмыч, первый пришедший в себя после ошеломляющей новости. – Для начала, во всех матчах, в которых участвуют несовершеннолетние Операторы, стоят блокировки, которые просто не позволят включить смертельный режим. Да и согласия вы не давали, а это вам не дружеский междусобойчик замутить, для дезматча нужно задокументированное подтверждение. – Тогда что это такое? – почти мирно спросила Берта, тыча пальцем в переливающееся алым слово. – Здесь же английским по белому написано, что дезматч. Даже цвет соответствующий. – Может, это опечатка? – жалобно спросила Ритка. – Ага, жирная такая, во всё слово. Как может быть опечаткой разница между Deathmatch и Shieldout? – Тогда это шутка? – оптимистично предположил Гекко, перевешиваясь через хозяина и от беспокойства так метя хвостом, что в очках начинало рябить от такого мельтешения. – Классная шутка, – поддакнула Берта, – как раз в моем стиле. – Напишем в службу поддержки? – совсем уже тихо предположила Ритка, нарвавшись на синхронно покрутивших пальцем у виска Берту и Тёмыча. – Люди, – мрачно вклинилась Кит, – секунды идут. Индикаторы дыхания, цветасто переливающиеся под показателями целостности кода, медленно сходили на нет, едва ли сейчас заполненные на треть. Велен неожиданно выругался, уточнив где, как и в каком положении имел в виду и Берту, и её «сраный самолёт». Берта даже кинула заинтересованный взгляд на противника: «О, правда?». Ругался Велен смачно, громко, мало заботясь тем, что вокруг, в общем-то, попадаются женщины. – Что мы можем сделать? – наконец спросил он, закончив поливать грязью противницу. Кит обеспокоенно прижала уши, ещё плотнее обхватила лапы хвостом. Перспективы, видимые ей, прямо скажем, радующими не были ни разу. – Лично я вижу два выхода из ситуации, – и Кит подняла лапку с двумя оттопыренными пальчиками. – Во-первых, самое простое и безопасное для Операторов – это закончить бой по изменившимся правилам… – В жопу, – вежливо отклонил Велен. – Дальше. – Во-вторых, можно позвать Ладона или кого-нибудь из опытных неспа. Может они смогут что-нибудь придумать, – Кит опустила лапу и мрачно покачала головой. – Но это тоже плохая идея. Не факт, что Ладон сможет что-то сделать, а если и сможет, то вам обоим впаяют предупреждение и огромный штраф за подпольные дезматчи. – Так ведь не они его начали, – возмутился Гекко. – А ты попробуй докажи. Все что у нас есть – это свидетельство двух неспа, из которых одна принадлежит родственнице участника, – и Кит красноречиво ткнула себя в грудь когтём, – а второй входит в периодический перекрёст с одним из бойцов. Мы с тобой заинтересованные лица, гений. Велен мрачно уставился на покачивающуюся Валькирию. Его многострадальная неспа все никак не могла стряхнуть с себя дебафф «оглушения», копошась на бывшем океане, как котёнок в лотке. Серафим же тем временем пришёл в себя, сменив строку состояния с «оффлайн» на «оглушение» – и медленно пытался приподняться на локтях. Получалось плохо – повреждённую неспа шатало из стороны в сторону, он все никак не мог укрепиться на конечностях, заваливаясь в стороны. Два бойца на смертельной Арене двигались с грацией цыплят и совершенно точно не были готовы к продолжению жестокого сражения. – Зовите Ладона, – решительно приказал Велен. Окружающие уставились на него с недоумением. – Велен, – Тёмыч нахмурился, видимо, прикидывая шансы закончить бой оглушением самого Велена. – Ты понимаешь, что если хоть кто-нибудь узнает о дезматче, тебя выгонят из школы? – Да. – И ты помнишь наш утренний разговор? – Да. Берта со смешком закрыла окно статистики матча и повернулась к парням, уперев руки в бока. – Ой, смотрите как благородно! – протянула она, делая вид, что не замечает тяжелеющий взгляд Велена. – Отпрыск алкаша и братиш зэка решил пожертвовать собой ради эфемерной возможности спасти свою ненаглядную волчицу. По-рыцарски прямо. Велен снова уставился на шатающуюся Валькирию, которая как раз только-только смогла утвердиться на четвереньках. – Зовите Ладона, – упрямо повторил он. – Как всегда трусливо, в твоём духе, – фыркнула Берта. – Не повезёт же какому-то мужику с тобой… – и, не давая времени на ответную колкость, повернулась к Серафиму: – Взлёт! Оглушение ещё не отпустило Серафима, а тот уже послушно запускал турбины. Ничего. Ему привычно. Он ведь всегда сражается на пределе возможностей. – Ты рехнулась? – мрачно поинтересовался Тёмыч. Берта рассмеялась: – Даже больше того! У меня справка есть. Океан, с которого стартанул Серафим, выгнулся взбешённой кошкой, ощериваясь кривыми пиками ломанной физики. Вода, бывшая сначала податливой, а после – жёсткой и шероховатой, неожиданно обрела плотность пластилина и пластичность глины. Трескаясь, она пошла огромными густыми волнами, едва не схлопнувшись над растерявшейся Валькирией. Той тоже пришлось спешно взлетать. Надоедливые дебаффы обеих неспа синхронно мигнули и пропали. И Серафим, и Валькирия вернули себе полный контроль над своей физикой. – Осталось шестнадцать секунд, – почему-то шёпотом заметила Кит. – Нам хватит! – задорно крикнула Берта. – Вольт-Ястреб! Град изменился. Огромные комки спрессовавшегося снега потемнели, пошли маленькими порами, став похожими на губки. Теперь они не наносили урона, лишь с противным звуком шлёпаясь на физику дуэлянтов, но тут же пористым желе сползая вниз, в океан. И выпущенный Ястреб, росчерком молнии делящий небо напополам, так же легко разрезал и отвратительные градины, едва ли обращая внимание на препятствия. Он стремительной электрической кометой скользил по упругому воздуху, в один момент ставшему столь злым и неприветливым, лишённым кислорода, а искры, срывающиеся с крыльев и хвоста, печальными звёздами оседали в темнеющую пучину сломанной Арены. Он летел всего долю секунды, но эта секунда, казалось, растягивается клейкой игрушкой-лизуном, что были так популярны когда-то давным-давно… – Кит, Ладон! – рявкнул Велен. – Валька, щит! Валькирия торопливо вскинула щит, отрезая себя от Ястреба. Кит дрогнула и послала экстренный вызов на ID Ладона. А Велен, глядя прямо в маниакально блестящие зрачки Берты, неожиданно понял, что та на полном серьёзе решила убить его неспа. Валькирия, всю жизнь побеждавшая только очевидно более слабых противников, оказалась выкинутой на смертельный бой со сломанной и потерявшей личность машиной уничтожения. И, что отвратительнее всего, у Вальки не было иного выбора, кроме как подчиниться приказу Арены и, защищая свою целостность кода – ставшую вдруг такой ценной и хрупкой, – атаковать самой. Лоб в лоб с немым истребителем. Соревнование не на выносливость или силу, нет. Соревнование на само желание жить. Вольт-Ястреб разбился каскадом жалящих искр, обдав Валькирию раскалённым воздухом Арены. Споро побежали вниз показатели целостности кода. Ей удалось отразить атаку, отделавшись лишь половиной из запланированного урона, получив всего лишь часть предписанной боли, но… В строке статус-бара злобно мерцало короткое слово: «Паралич».***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Гепард нервничал. Он не успевал сбросить с себя дебафф замедления, как снова, неизвестно откуда, над ним возникала улыбающаяся Ангел, осыпая с ног до головы мелкими перьями, забивающими обзор. Красиво, но очень раздражающе. После первого замедления Ангел стала играть активнее, шустрее. Она наверняка разгоняла свою оперативку до предела, но раз из раза ударяла по практически беззащитной физике оппонента. Щит Гепарда мигал, сыпал красивыми графическими элементами, вперемешку с искрами, но держался, отдавая по чайной ложке серости со своей ярко-жёлтой подложки. В конце концов, даже триста единиц не сносятся одним ударом. Ангел может позволить себе красоваться. Она как кошка: то загоняет бедного, мечущегося Гепарда в угол, то, будто бы невзначай, промахивается, открывая путь к отступлению. Вот её крылья распростались на добрых полнеба, укрывая тенью противника. Вот – снова! – она метнулась правее, и Гепард, не теряя времени даром, проскочил меж пальм, как ящерица, скрываясь под камнями. Ангел терпеливо кружит сверху. Она не торопится, да и куда? Конечно же, Гепард нервничает. Елена почти нежно погладила пушистое боа, представляя под рукой встрёпанную макушку своей недовольной неспа. – Всё хорошо, Парди, – промурлыкала Роцкая в микрофон, обращаясь исключительно к своей неспа: – Ну, чего ты боишься? «Она больно дерётся», – недовольно ответил Гепард, в очередной раз пропустив лёгкий, почти нежный шлепок, снёсший ему щепотку щита. – Юрка предупреждал, что слабее бить она не сможет – статы не позволят. Гепард мрачно засопел, отвлекаясь чтобы быстренько черкануть фаерболом по щиту Ангела – и снова скрыться в тени камней. Лена невольно улыбнулась. Гепард всегда отличался ворчливым характером. Пока остальные нулёвки с непоседливостью и любопытством познавали окружающий мир, он, сурово нахмурив брови на вытянутом вперёд лице, сосредоточенно выглядывал из-за спины старшего брата. Не веселился, не пытался сломать код себе или окружающим, не задирал старших. Он, казалось, сразу создался ворчливым сорокалетним мужиком с капризами пятилетки и насторожённостью зверя. Лену, привыкшую к общению со своей первой неспа, обладающей типичным для рабочих неспа лёгким и отзывчивым характером, поначалу дико раздражала эта серьёзность и вечное ворчание. Казалось, в этом мире не существует ничего, что могло бы порадовать вечно нахмуренного Гепарда или, хотя бы, примирить его с окружающим миром. Казалось, стоит только заговорить с ним, чтобы тут же получить вагон негатива в ответ. Но Лена, пересилив мрачное неприятие, заговорила с ним, и – о чудо! – за маской ворчливого, вечно всем недовольного старика, оказался испуганный, до крайности неуверенный в себе ребёнок, смертельно-нуждающийся в одобрении и поддержке собственного Оператора. Кто его знает, на каком моменте написания кода исходные установки на характер дали сбой и породили страх, столь нетипичный для боевых неспа. Но Гепард жил с этим страхом и, что удивительно, удачно справлялся, показывая прекрасные результаты на боях. Правда, только в быстрых боях. Если поединок затягивался, бедная неспа ловила жутчайшие панические приступы и начинала вытворять черте что в эфемерной надежде «спасти себе жизнь». Но в этот раз Гепард совершенно точно пообещал Лене – серьёзно, глядя своими ярко-жёлтыми глазёнками, хмуря лоб и переполняясь ответственностью, – что сегодня он выдержит длинный бой. Не испугается, не запаникует, не станет делать несогласованные с хозяйкой вещи. Не попытается сбежать с Арены. «Это будет унизительно», – решительно согласился Гепард, когда оператор озвучила последнее требование. Вспомнив сосредоточенно-серьёзное лицо, которое было у Гепарда в этот момент, Лена прыснула. Забавно. Раньше его ворчание и хмурость скорее раздражали, теперь же – вызывали до одури щемящее чувство в груди. Елена нежно любила свою хмурую боевую неспа и ничего не могла с этим поделать. «Хозяйка?» – обеспокоенно подал голос Гепард, пропустив очередную серию ударов и буквально распластавшись в выемке под большим камнем. – Всё хорошо, – уверенно повторила Лена, – Тебе ничего не грозит. Ангел не желторотая нулёвка, она двадцатилетний перекрёст, она умеет рассчитывать свои силы. «Может, все-таки, пора?» – Рано! – твёрдо ответила Лена. Гепард что-то пробурчал. Елена тихонько вздохнула. Все, что ему было нужно для победы – это железобетонная уверенность оператора. Пока она, Елена Роцкая, имела твёрдый голос и непоколебимый разум, Гепард держал себя в руках, но стоит только в её тоне проскользнуть ноткам сомнения, как тонкая фигура Гепарда тут же даст слабину, поддаваясь собственной панике. Гепард был отличной неспа – и, всё же, после поединка в компании с ним, Лена всегда чувствовала себя ужасно усталой и разбитой. Но гордой. Её маленький трусишка победил очередного противника. Есть чем гордиться. «Хозяйка, щит!» И снова уверенные, короткие приказы. Чем короче, тем чётче они въедаются в управляющую программу, тем более беспрекословно выполняются. Сегодня они вчетвером – и Елена Роцкая с Гепардом, и Юрий Куликов с его могучим довеском, – задумали кое-что интересное. Кое-что, что могло перевернуть с ног на голову все ставки брокеров, оставить без денег слишком осторожных и озолотить рисковых. Они задумали игру на грани – на грани щита, на грани жизни, на грани разрешённой жестокости. И единственным слабым звеном, единственным хрупким местом разлома был и оставался только неуравновешенный Гепард. Ангелу-то просто. Она рассчитывает свою мощь с филигранной точностью, нанося удары с минимальной мощью, растягивая битву. А вот остроту уже организовывают внезапные атаки Гепарда, когда он неожиданно выскакивает из очередной тени, атакует, и снова ускользает, в последний момент уворачиваясь – не всегда, впрочем, удачно, – от мстительного удара оппонента. Но всё это – и сбивание щитов, и игра в кошки-мышки среди камней и пальм, – всё это было не более чем прелюдией к чему-то большему, к чему-то, что так ждал зритель. К игре на грани. «Хозяйка?» Пора. Елена Роцкая широко улыбнулась. Её пятнистое боа колыхнулось пушистым кошачьим хвостом, окутывая ноги, а ярко подведённые глаза блеснули золотом. Наступил миг славы её неспа. – Гепард, – и полыхающая фигура на Арене вскинула голову, готовая к любому приказу, – зажигай «Инферно»! Никто и никогда не мог определить, где на самом деле проходит грань. И что на самом деле значит «сражаться на грани». Для многих это было просто красивым оборотом речи, изысканным завитком на цветастом полотне словесности. Только боевые неспа могли ответить на этот вопрос. Могли, но молчали.***
[Настоящее время, 2057 г.]
– Кара небес! Это – самая страшная из его немногочисленных атак. Последняя, вспыхивающая электрической гильотиной над головами попавших в паралич врагов. Та самая, что принесла ему столько ослепительных побед… …и поражений. Слишком сильная для него самого. Уничтожающая, разрывающая его криво натянутый дизайн, многотысячным разрядом проходящаяся по всей стальной обшивке. Атака, всегда заканчивающая бой. – Берта! – все же решилась подать голос Ритка, заворожённо глядя на клубящиеся тучи и метнувшегося в их объятия Серафима. – «Кара» убьёт Серафима! Он и так ранен, а добивание ультимейтом снизит показатель его кода до минимума. – Вот видишь, – с холодной улыбкой ответила Берта. – Не убьёт, всего лишь покалечит. Валькирия всё так же висит посреди чернеющего неба. Замершая, парализованная, не в состоянии не то что сдвинуться – даже пошевелиться, поднимая над головой щит. Она беззащитна и ничего с этим нельзя поделать. Её единственное крыло сведено судорогой. Встопорщенные перья переломаны, искривлены, похожи на торчащие из плоти штыри. Из-под потрёпанного капюшона смотрят глаза – жёлтые, с расширенными зрачками, они полнятся смертельным страхом и паникой. Она знает эту атаку противника – испытывала на своей шкуре не раз и не два. Чувствовала, как острыми ножами боли в тело впиваются миллиарды вольт, как вдавливает в Арену неожиданно тяжёлая, неподъёмная физика Серафима. Как светятся его визоры, давным-давно заменившие глаза. На подготовку «Кары» обычно уходит четыре секунды. Вот только сейчас, когда больше нет миролюбиво настроенного судьи, готового прервать матч сразу же, как сойдут щиты, эти секунды тянутся практически бесконечно. Возможно, это просто шалит оперативка Валькирии, в стрессовом состоянии разогнанная на свой максимум. Гордая волчица смотрит вверх, на закручивающиеся спиралью тучи. Ей страшно и на широко-распахнутые жёлтые глаза наворачиваются непрошенные слезы. Очень доставучие, ненужные слезы – ни смахнуть их, ни спрятать, возможности больше нет. Валькирия старается не думать, что это видят сейчас все, кто замер с другой стороны. Она не знает, но там, за чертой бьётся в истерике Гекко, не слушая раздражённые приказы хозяина, мечась из стороны в сторону. Двухметровая неспа с длиннющим хвостом, воет на одной испуганной, пронзительной ноте, из раза в раз все пытаясь прорваться на территорию Арены, но снова и снова получая отказ. Гекко безумно привязан к своей ворчливой подруге и прекрасно знает чем в подобной ситуации окончится «Кара небес». Кит жмётся к ноге хозяйки. Её глаза крепко зажмурены, а когти глубоко засели в физике подсети. Она старательно делает вид, что ничего не происходит, что через минуту, когда она все же решится открыть глаза, все будет точно так же, как и обычно – две злобно ненавидящие друг друга неспа просто разойдутся со своими хозяевами по разным сторонам. Всё так и должно закончится, правда? Валькирия смотрит вверх и чувствует, как стонет её физика, скованная параличом. Напряжения, посылаемого командным центром, хватило бы, чтобы проломить бетонную стену. Этого хватит? Ведь если очень захотеть, десятисекундный паралич можно скинуть раньше. Всё получится, если очень захотеть, правда? Голосовая имитация тоже скованна, – ни слова, ни звука. Умрёт молча, как и положено умирать боевым неспа – без криков, слез и мольбы. «Ненавижу тебя…» Стремительное падение Серафима разрывает тяжёлые, грозовые тучи. Он несётся вниз сияющей кометой, точно так же, как и его Ястреб, теряя по дороге рассыпающиеся звезды искр. А следом за ним, едва ли отставая на доли мгновения, несутся три практически слившиеся в одну молнии. Молнии, что выжгут само её существование из Сети. «Как же я тебя ненавижу, тварь…» Слезы текут по запрокинутому лицу и только одна мыль бьётся в паникующем сознании парализованной Валькирии: «Ненавижу тебя так сильно…» Он не понимает страх, плещущийся в её глазах. Зачем она боится? С этой атакой ведь всё закончится – раз и навсегда! И больше не нужно будет держать себя в напряжении сутками, ждать больно жалящих слов от противника… Всё закончится, Валькирия, ты только потерпи немного.***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Инферно раскололо мир на множество мелких частей. Песок, мирно струившийся меж камней, в одно мгновение спёкся, покрывшись блестящей корочкой стекла, а через пару тактов взорвался мелкими осколками, вознеся в небо столбы пламени и магмы. Окружающие растения свернулись, похожие на засахаренные трубочки, присыпанные пеплом, а потом вдруг вспыхнули ослепительным светом, вмиг сгорая дотла, рассыпаясь в пиксельную крошку. Вверх взметнулись обжигающие искры, больно врезаясь в обширный хитбокс Ангела. Ангел взлетала всё выше и выше, стремясь побыстрее убраться дальше от смертоносного пламени. Огонь, казалось, был живым существом: чудовищем, карабкающимся по загустевшему воздуху, будто по лестнице, следом за набирающей высоту неспа. Щит ярко подсвечивался и шёл огненными трещинками-сотами от каждого прикосновения огня, от каждой врезающейся в него искры. Это были лишь жалкие доли единиц, но жар начинал медленно просачиваться сквозь защиту. Удаляющиеся каменные скалы, торчащие из вздыбившихся поднятым песком барханов, заволокло дымом, становящимся всё гуще и гуще. Всеобъемлющий пожар беззастенчиво пожирал условный «кислород», перекрывая виртуальное дыхание. У Гепарда такого нет, да и к собственному пламени он неуязвим. Вон, нервно приплясывет посреди кипящей сковородки, как ни в чём ни бывало, нетерпеливо выжидая следующего хода своего дышащего противника. Несколько очков «боевой кармы» дорого стоят: за возможность взять победу, идя нога-в-ногу, можно захлебнуться насмерть – при всё ещё живом щите. Внутренний таймер отсчитывал такты до момента, когда… «Тих-хо…» – прошелестело над Ареной неожиданно громким шёпотом, перекрывающим даже шум и треск пламени. Те оборвались, потонув во внезапных помехах. Все звуки пропали разом, заглохнув, словно зажёванная пластинка, с душераздирающим скрипом пробуксовавшая – и замершая в оглушительной тишине. Неслышно горела земля, растрескавшаяся и сухая. Горели раскалённые добела камни, в воздухе пролетала искрящая песчаная дробь. Казалось, горело даже солнце – плавилось, проливаясь на Арену огненным дождём. Небо осыпалось мозаикой, медленно и мучительно отслаивалось, будто горящие обои, обнажающие за собой чёрное ничто. Над Ареной повисло могильное затишье, и в этом затишье беззвучно разевал хищную каменную пасть более никем не контролируемый Ад. Азарт последнего боя бьётся в «связке», точно адреналин в самом сердце. Нет страха, нет и сожаления, только едва-заметное осознание: этот бой – последний. Реванш? Реванш для сопляков.***
[Настоящее время, 2057 г.]
Воздух неожиданно проваливается, точно в один момент исчезнув из этой Вселенной. Больше ничто не держит парализованную Валькирию вверху, и та покорно падает вниз, отрешённо понимая, что висела на порядочной высоте и что там, прямо под ней, находятся остатки покорёженной суши. Отлично. Сначала она получит массивный урон от безвольного падения, а потом её изжарит «Кара» – если, конечно, ещё раньше не догонит Серафим. Это… странно? Странное ощущение. Она падает спиной вперёд, замороженная, парализованная, замершая в одном положении. Сбоку треплется её повреждённое крыло, хлещущее по остаткам кода острыми обломками перьев. Точно спицы у сломанного зонта, не иначе. Глубокий капюшон ограничивает обзор, оставляя в центре падающего следом Серафима. Ледяной ветер жестоко обнимает своими колкими ладонями, бывшие градины с отвратительным звуком шлёпают по остаткам покорёженной физики. Сейчас она летит быстрее, чем град. И чуть медленнее Серафима. Она видит его отчётливо – вытянувшегося в струну, прижавшего стальные крылья к телу, неотрывно следящего равнодушным взглядом визоров за своей целью. Давно уже не неспа. Просто кусок программы – сломанный, покорёженный, с вывернутым наружу и наскоро прихваченным белыми нитками кодом. Бесчувственный, безжалостный, холодный. Сраный самолёт. Ха, и правда, самолёт. Отлаженный, работающий механизм. Красивый – с плавными изгибами обшивки и яркими граффити на крыльях, изысканный, точно сверхзвуковой истребитель, – но все ещё бесконечно холодный механизм. Забавно, но Валькирия сейчас не может вспомнить кто и когда впервые назвал его «самолётом». Обезличенное, но безумно-точное, это прозвище прикрепилось за ним намертво. Оно до невозможности бесило Берту, что же до самого Серафима… Ему было плевать, как и обычно. Сейчас он просто пикирует вниз, прямиком на её физику. Ни одна эмоция не касается видимой части его лица. Да и откуда там быть эмоциям? Просто самолёт идёт на таран. Не о чём беспокоиться. Только в голову непрошено лезут фотографии из Сети с окровавленными турбинами самолётов после попадания туда птиц. У неспа нет крови, но, всё же, сделаны они по образу и подобию человека, и цвет опасности для них такой же. Валькирии не хочется ассоциировать себя с перемолотой в фарш птицей, но сознание, намертво связанное с Сетью даже сейчас, с готовностью подкидывает нелицеприятные фотки сбитых на больших скоростях собак. Фотки старые – живых собак уже лет десять практически нигде не водится. Правда, и оптимистичности это тоже не добавляет – совсем не хочется быть такой же истреблённой и вымершей. Но выбора все равно нет. В радиоэфире с хозяином – шум и помехи. Толком ничего не разобрать, но понятно – Велен что-то кричит. Умоляет. Пытается пробиться сквозь невидимую стену оцифровки, разделяющую два мира. Держаться – это приказ? Не сдаваться – это приказ? Мимоходом мелькает графика земли – Валькирия снова проваливается вниз, под карту. Под картой пусто и видно плоскую изнанку земли. И Серафима, так же равнодушно минувшего бывшую твердь. Связь с хозяином в последний раз делает прощальное «пш-ш-ш» и обрывается в мёртвую тишину. Умирать в тишине, оказывается, страшно.***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Трибуны молчат, затаив дыхание. Всё происходит без единого звука. Бесшумный театр теней на ветру, в огненной завесе, в бушующем песочном буране, буквально разрывающем физику Арены – и в глубоком, практически гробовом молчании. Конечно же, под наложенным сайленсом Гепард не сможет остановить свой каст. Пока висит тишина – он не в состоянии даже управлять раскручивающейся адской воронкой, давно перешагнувшей за пределы физических возможностей неспа, призвавшей этот огненный водоворот. Не может ничего сделать и сама Ангел. Её последний каст точно так же вышел из-под контроля, и небесная буря сплетается с песчаным хамсином, воздух всё больше и больше раздувает огонь – и этот ад неконтролируемо набирает обороты, разворачиваясь на всю Арену, поглощая собою всё, превращая поле боя в само воплощение преисподней. Десять секунд до падения тишины. Пять секунд. Три… Ангел не слышит – чувствует приказ хозяина. Время действовать. Время идти на последний – ха-ха, конечно же не последний! – манёвр, птицей вылетая из объятий искусственной тишины навстречу огненной геенне, в которую превратилась земля Арены. Молчание поровало, будто полотно – в клочья. На аудиосенсоры обрушился водопадов звуков: шумом бушующего хамсина, хлопками пламени по воздуху, грохотом восторженных трибун. Её соперник там, внизу – в конце огненного туннеля, раскручивающегося сумасшедшей турбиной из обжигающего пламени и режущего песка, впивающихся в щит на крыльях. Высекая искры, превращая Ангела в падающую с неба раскалённую комету, объятую буквально горящим щитом, утекающим, как вода сквозь человеческие пальцы. Ангел знает: как только щит закончится, её сожжёт в пару секунд, она даже понять ничего не успеет, прежде чем оказаться развеянной пиксельным пеплом по всей Арене. Она рискует не рассчитать, но не меньше неё рискует и шайтан в эпицентре этого ада. Свет Небес – сеть из тысяч светящихся нитей, уже собирающихся, электризующихся вокруг Ангела – способен разорвать Гепарда ещё быстрее, превратив несчастного котёнка в разорванные куски горящего кода, уже не подлежащие никакому восстановлению. Это – раунд на грани фола, на грани безумия. Они должны выйти из этой жестокой игры одновременно, на нулях щитов, но – живыми. И судья решит, кто выйдет вперёд, подсчитав тысячные доли секунды между моментами, когда упадут щиты. Они всё рассчитали. Разминутся за мгновение до лобового столкновения. Как два самолёта, идущие на таран, но в последний момент синхронно меняющие траекторию – за секунду до взрыва, опасно чирканув обшивками друг об друга. Зрителям понравится шоу, а что шасси сбили при разлете и сесть больше не смогут – это уже не столь важно. Они отрабатывали это несколько раз, на минималках. Ничего не может пойти не так. Всё спланировано, отрежиссировано, выверено до последнего движения. Что может пойти не так?.. Остаётся всего лишь пара десятков метров, и Ангел передаёт Гепарду «воздушный поцелуй» – и, сквозь завесу пикселей-блёсток, обжигающего огня и слепящего песка, видит, как ярко-ярко вспыхивают глаза оппонента.***
[Настоящее время, 2057 г.]
«Берта позаботится о твоём хозяине». Оперативка на миг сбойнула, оставив ощущение пустоты и огромного чёрного колодца. И тишину. И без того сбоящая система распознавания звуков на долю секунды оборвалась, швырнув в полную, глухую тишину. Даже раздражающее пиканье всплывающих логов с ошибками на миг заглохло. Если бы Валькирия была более опытна или, по крайней мере, обладала бы информацией и предустановками по медицинской помощи, она бы с огромным удивлением констатировала у себя нечто вроде человеческого инфаркта. Но все, что понимала Валькирия в эту конкретную секунду, так это то, что её пытаются забрать у хозяина. Снова. Жестоко. Разбивая её личность и код на чёртов квадриллион мёртвых черных пикселей. Забирают так, чтобы сделать ему как можно больнее. «Никто… – голосовой модуль все ещё не работал. – Никто не посмеет, – но крошащаяся от переизбытка мощности, разогнанная гораздо выше максимума, оперативка все ещё пыталась сконнектиться с Веленом. – Никто не посмеет забрать меня у хозяина!» Если бы Валькирия могла, она бы кричала это. Громко, зло, пытаясь доораться до безжалостных тварей, живущих за электронной стеной и гордо именующих себя людьми. Если бы она могла, кричала бы это прямо в лицо скользким гадинам, зовущим себя «родней». Если бы могла – вцеплялась пальцами в их самодовольные, насквозь пропитые рожи. Если бы она могла хоть что-нибудь сделать! Связь с Веленом разорвана: вместо ответа на постоянно отправляющиеся запросы лишь раздражающий шум. Но Валькирия точно знает, уверена: её обожаемый хозяин там, за стеной, точно так же орёт, срывая связки, призывая жить и бороться. Жить… Никто, черт побери, ни одна продажная сучья душа, не посмеет забрать её у хозяина! Ни эта самодовольная тупая тварь, ни другие ублюдки, поджидающие в полутьме квартиры. Никто не увидит слабости её хозяина, никто не узнает, что… «Сдохни, тварь! – полнясь ненавистью и злобой, она смотрела прямо в визоры надвигающейся смерти. – Просто сдохни уже». Мысли обрывались, вели в тупики, растворялись в подступающей тьме. Оперативка уже не успевала обрабатывать ничего из происходящего, зациклившись на освобождении от паралича и наплевав на другие важные функции неспа. Она вся, целиком, теряла нить не только своей злобы, но и саму себя, уносясь на бешеных волнах ненависти. Стиралось все, неловко подвернувшееся под саморазрушающийся разгон – её имя, её логи, её хозя… Строка состояния, давно уже не разбираемая, слабовольно моргнула и, пройдя глитчами напоследок, скинула «паралич» ровно на секунду раньше положенного. Приказ полумёртвой, пожирающей саму себя оперативки был прост и незатейлив. «Поднять щит». Валькирия не знает, что именно в мгновение, когда столкнулся её щит и упрямый лоб Серафима, произошло сразу две важные вещи: по многострадальной Арене, сопровождаясь протяжным стоном, прокатилась третья, последняя волна глитчей – и, в ответ на паникующий запрос Кит, за спинами людей из Сети вышел Ладон. А через мгновение бой был окончен.***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Гепард сжимается в клубок, с ужасом смотря на приближающуюся комету, падающую прямо на него с почерневшего неба, продолжающего осыпаться, будто штукатурка с потолка во время землетрясения. Когнитивные системы спамят ошибками, огненным градом лупящими по тонкому стеклу сознания, оставляя на нём трещины и щербины, пытаясь прорваться через тысячи проверок и блокировок – к сжавшемуся под коркой кода ядру. Пытаясь разломать искусственный, нашитый человеком код – и добраться до живого фундамента неспа, до самого её естества. Ему слишком страшно, и он ничего, совершенно ничего не может на это сделать. «Нет, нет, нет!» Ему приказано – стоять! Ему приказано – терпеть! Ему приказано – ждать! Ни шагу в сторону – считать десятитысячные доли секунды, растягивающиеся вечность. Ждать, когда она приблизится на достаточное расстояние – и сделать элегантный шаг в сторону, погасить огни. Это было так просто, пока он стоял на манеже, на фанерной Арене, где всё понарошку, где наложен сто и один запрет на нанесение реального урона. Здесь нет запретов. Одно неверное движение – и эта «игра» окончится, и он сам рассыплется в песок. А госпожа Елена скажет лишь «Жаль». Его Хозяйке наплевать на него, она хочет шоу. Ей совершенно всё равно, что он может погибнуть тут – велика потеря, заведёт нового или откатит на нуль! Ей наплевать. У него не должно возникать таких мыслей, а значит – прорвало прошивку. Ошибки заполняют всё вокруг, он больше не контролирует ситуацию, не контролирует эту преисподнюю вокруг. Он больше не может загасить огни, хотя «Тишина» прошла. Инферно вышло из-под контроля, и он ничего с ним больше не может сделать. Он не может пошевелиться, хотя внутренний таймер буквально дышит обжигающе-красным ему в глаза, врезаясь в код, разламывая его на бессмысленный набор нулей и единиц. Ему кажется – только ли кажется? – что его сжигает его собственный огонь, его персональный Ад. С каждой наносекундой на счётчике смерть – всё ближе и ближе. Слишком медленно. Слишком быстро. Где-то вдалеке кричат трибуны. Это – обратный отсчёт до его смерти. Не откликаются щиты. Не откликаются показатели здоровья. Нет обратной связи. В огненной слепоте сбоит система распознавания образов. Он больше не видит комету-Ангела. Он больше не видит песок, огонь, трибуны. Он не видит и не слышит ничего. Только никак не снимающееся сообщение об ошибке. Это всё – одна страшная ошибка. Он сам – ошибка. Нет отклика от ядра – и страха больше тоже нет. Нет больше ничего, и его самого – тоже нет, потому что он – лишь набор нулей и единиц, запрограммированный реагировать согласно коду. Реагировать согласно коду. Реагировать. Согласно. Коду.***
[Настоящее время, 2057 г.]
Арена схлопнулась, с омерзением выплёвывая многочисленные сообщения об ошибках. Вместо огромного поздравления, заполоняющего все видимое в очках пространство – неясное инвертированное нечто, мелькнувшее на долю секунды и тут же свёрнутое вместе с картой. Вместо громких поздравительных фанфар – непередаваемый вой, неожиданно разорвавший тишину. Океан, остатки низкополигональных скал, выдранная с корнем трава – всё разлетелось бурой пылью битых пикселей. Остался только дождь, всё так же истово барабанящий по остаткам крыши котельной в смутной надежде выцарапать из-под неё притихших людей. Дождь и две вцепившихся друг в друга физики, не желающие распадаться даже после окончания поединка и выпадения в Сеть. Ошибки. Много ошибок. Ошибка аудио модуля, ошибка зрительного модуля, ошибка когнитивной системы. Ошибка, ошибка, ошибка… И Сеть, скрупулёзно вытягивающая угасающее «Я» из пут повреждений. Ошибка личностных настроек. Ошибка системы данных. Ошибка. Чей-то голос, кричащий на пределе связок. Ошибка расшифровки поступающих данных. Ошибка распознания оператора. Ошибка осознания себя. «…!» Отказ в принятии и ассимилировании данных. Отказ эмулировании физики отделов А27 и М14. Отказ вспомогательного кода. Снова ошибка. «…» – уже едва-различимый шёпот, практически не регистрируемый Сетью. Экстренное переподключение кода-связки. Перенаправление данных с учётом избегания повреждённых участков. Перезапуск оперативной памяти. Восстановление личностных показателей. Регистрируется недостаток поступающих данных. Не отзываются зрительные модули, барахлят слуховые. Ядру Валькирии приходится работать на износ, пытаясь активизировать и как-то начерно прихватить костылями остатки расколотого кода. Неспа модели «Крылья Света 6.10» с личным позывным «Валькирия» признана живой и подлежащей восстановлению.***
[Арена Гран-При, 2052 г.]
Огонь догорает, уходя в ровный песок. Эмуляция дрожит, как нестабильный мираж, покрываясь шумом помех, открывая под собой очертания реальности, туманного зала Большой Арены. Прожекторы не спешат зажигаться, и зал всё ещё погружен в вязкий полумрак и неуверенную тишину. Трибуны молчат, лишь раздаются редкие неуверенные хлопки – и среди страшной тишины пронзительным кажется спокойный голос электронного судьи – Ре:Рона, – так буднично объявляющего о завершении матча. Эта Арена видела всякое, и смерти участников – в том числе. Она видела шикарные взлёты одних звёзд – и внезапные падения других. И даже целый один международный турнир, Всемирный Чемпионат, на котором творилось что-то невообразимое. Она видела даже сногсшибательные «ничьи», когда победа, как и поражение – условны, и одного соперника от другого отделяли считанные микросекунды, определяющие разницу в выигрыше. Она видела всё. Теперь – и такой исход.***
[Настоящее время, 2057 г.]
Первое, что пришедшей в себя Валькирии сообщила диагностика: что все болевые сигналы отключены для предотвращения дальнейшего саморазрушения кода. Это было уже хорошо. Правда, теперь оказалось непонятно – то ли вся физика онемела, то ли под оптимистичным «живой и подлежащей восстановлению» скрывалось слишком много боли и разрушений. Двигательная функция была нарушена. Конечности не отзывались на запрос управляющего кода. Только исправно работала к чёрту не нужная «дыхательная активность», привинчиваемая к каждой неспа для красоты и достоверности. Как обычно, все самое нужное не работало, а вот всякий ширпотреб вроде дыхания или ощущения пересечения матриц… Она чувствовала пересечение своей физики с чьей-то ещё. Валькирия попыталась спихнуть с себя чужой хитбокс, но споткнулась об очередную ошибку, запрещающую двигать конечностями. И о ещё одну, крайне не рекомендующую ворочать головой. Слишком много ошибок. Запрос вернул пугающие цифры – 32% целостности кода. И кучу отказов, обвал лога, полную неразбериху в дополнительных модулях, вроде куцего обучающего, который теперь было проще написать заново, чем восстанавливать повреждённый. Полный хаос, поселившийся в коде. В оставшихся двух процентах до смерти. «Велен? – испуганно позвала Валькирия, забывая, что аудиокод так же благополучно отказал. – Х-хозяин…» Датчики регистрировали вокруг шум, но оперативка не распознавала его. Валькирия даже не могла точно сказать шум ли это дождя или звук голосов, а если голосов, то чьих – знакомцев или чужаков? Это был просто шум. Давящая чужая физика нервировала. Во внутренней памяти Валькирии образовался небольшой провал секунд в десять, обрезая все окончание боя и заставляя теряться в догадках: она, Валькирия, проиграла? Или хозяин нашёл способ остановить дезматч и весь этот хаос – последствия ничьей? Оперативка медленно оживала, возвращая Валькирии не только более конструктивные эмоции, кроме паники и страха, но и проясняя голову, помогая мыслить чётче. Шум на фоне теперь точно определялся как человеческая речь и система даже выделяла короткие, как оторванные, фразы Велена. Жаль, все ещё нельзя было понять, из-за чего ругань. С опозданием система просигнализировала о тесном контакте с дружественным кодом – это его коллизия придавливала сверху. Серафим вольготно лежал прямо на крыле Валькирии и, странное дело, впервые в жизни это не бесило. Медленно оживали основные управляющие механики тела. С некоторым запозданием отзывались модули, запускались предустановки. Система критического восстановления старательно реконструировала основу кода, насколько могла, насколько позволяли ресурсы серверов. Уже потом, «дома», Велен вплотную займётся ремонтом, восстанавливая разорванные связи и осколки своей неспа, улетевшие почерневшей пылью пикселей. Сейчас же код торопливо зашивал сам себя грубыми нитками. Серафим тоже не шевелился. Наверное, словил не меньшую отдачу и теперь точно так же восстанавливался. Ему было легче: он сам по себе давно уже жил на экстренном самовосстановлении, без вмешательства хозяина. А вот Валькирия с этой частью своего кода столкнулась впервые. Она всегда думала, что сам по себе восстанавливается только щит. Присутствие рядом дружеского кода успокаивало и, одновременно с этим, отрезвляло. Личность, задвигаемая на задний план восстанавливающимся кодом, выползала вперёд сама, переключая на себя ценные ресурсы, ослабляя и без того едва не крашнувшуюся неспа. Но личность была наиболее ценным, что только мог предоставить код. Её присутствие было важно, и Валькирия была даже рада, что Серафим решил отдохнуть на её крыле. Вот только, – и это было странно, – до сих пор не подошёл Гекко. Он бы, с его-то восьмьюдесятью процентами дружественного кода, тоже был бы как нельзя кстати. Хрупкие остатки кода просигнализировали о готовности видео-модуля. Валькирия торопливо подключила его и… разочаровалась. Мутное, расплывчатое изображение, в котором невозможно было ничего разобрать. Точно пытаться что-то разглядеть через запотевшее окно ванной. Только разноцветные пятна, резко дёргающиеся на грани видимости и, похоже, являющиеся хозяевами, сцепившимися в очередной раз. Ещё одно пятно было прямо перед лицом, загораживая почти весь обзор. Серафим? Да, наверное, Серафим – своих частей тела в том районе не обнаруживалось. Изменить угол зрения не получалось: видео транслировалось пусть и в низком разрешении, но исправно, а вот модули, отвечающие за любые передвижения физики, всё ещё лежали мёртвым грузом. «Что? Великолепный Серафим не выдержал собственной Кары?» – все же послала сопернику Валькирия. Послала без привычной злобы или желания поддеть. Просто, чтобы обозначить что она все ещё жива и, в теории, готова к реваншу. Неспа по запрашиваемому идентификационному номеру не существует. Да серьёзно? Хоть какая-нибудь система в её коде может функционировать нормально, не возвращая ошибки и очевидные глюки? Ну, хоть дыхательная работает – можно смиренно вздохнуть и ждать дальнейшего восстановления. Операторы кричали. Слышен был высокий, непривычно эмоциональный визг Берты, больно бьющий по неотрегулированным сенсорам. Чего она визжит, Серафим-то выиграл? Велен тоже орал – и сквозь крик слышна была дикая нервозность и страх. Наверное, боится, что она, Валькирия, получила повреждения, несовместимые с восстановлением личности. Но если так, если действительно боится, почему тогда не подходит? Звуки до сих пор мешаются в сознании, порождая бесполезную какофонию. Очень хочется понять, что же происходит там, между операторами, но не получается ничего расслышать или разглядеть. Интересно, у Серафима все так же плохо, или он отделался меньшими повреждениями? «О чём они говорят?» – снова послала Валькирия Серафиму, не выдержав пытку любопытством. Неспа по запрашиваемому идентификационному номеру не существует. Ну и ладно, она подождёт ещё. Рано или поздно модуль коммуникации все равно восстановится достаточно, чтобы можно было написать чёртовому самолёту. Валькирия даже сама себе не могла сказать, зачем пытается из раза в раз связаться с бесящим противником, вместо того что бы написать Гекко, всегда с радостью принимающим любую болтовню. Наверное, так действовало долгое соприкосновение с дружеским кодом – уже как-то и не важно было, сколько там раз он пытался отвинтить ей щит. Странные мысли, порождённые обширным повреждением и без того хлипкой оперативки, не иначе. – …убью тебя! И твою шлюху тоже! О, а вот, кажется, и слуховой модуль окончательно активизировался. Звук отвратительный – зашумлённый, зажёванный, постоянно перебиваемый обрывами и непонятными взвизгами. Но он есть, он распознается, хоть и с дикими глюками и лагами. – Успокойся! Этот голос распознался далеко не сразу – мощи восстанавливающихся программ хватало только на определение голоса хозяина – единственного и горячо любимого, – и визга Берты – как главного раздражителя. И только спустя долгую секунду, когда Берта уже посылала носителя этого голоса матом, до Валькирии дошло – это Ладон. Он здесь. Стоит. Директорская неспа только что застукала их на месте проведения дезматча! – Ты сама решила продолжать драку! – рявкнул Велен. – Там шёл отсчёт! – и пара нецензурных определений Велену. – Если бы мы не продолжили матч, сдохли бы обе проги! Судя по размытым пятнам, темно-синяя куртка Тёмыча удерживала чёрную кожанку Берты от попытки набросится на мокрое насквозь худи Велена. Вот только Тёмыч молчал. И Гекко тоже молчал. И это было безумно странно. «Серафим?» Неспа по запрашиваемому идентификационному номеру не существует. Нет, Валькирия вовсе не беспокоилась о неподвижном противнике. Она просто… Она сама не знала, что должно было скрываться под этим самым «просто». – Я сказал, успокойся! – и тёмный хвост Ладона с грохотом опустился между Веленом и беснующейся Бертой. Хвост был таким же электронным, как и сам дракон, но шума произвел столько, что оба оператора синхронно шарахнулись в стороны в инстинктивной попытке не попасть под удар. – Ввязавшись в очередную драку, ты ничего не исправишь! – Да… – неожиданно согласилась Берта, и голос её в этот момент неожиданно стал тихим и совсем беззащитным. Если бы Валькирия не знала вздорную хозяйку Серафима, она решила бы, что та действительно раскаивается в… чем? – Да и убивать их вовсе не обязательно, чтобы отомстить. – Нельзя всю жизнь посвящать мщению, – устало сказал Ладон. – Просто нельзя так, Берта. Видео-модуль полностью восстановлен. Валькирия переподключилась к восстановленному модулю мгновенно, не раздумывая. Дикая пикселизация и блюр схлынули, оставив вместо себя острые углы, блеклые краски реального мира и два потухших, омертвевших визора напротив. Серафим действительно лежал на распростёртом крыле Валькирии. Его ярко-сверкающая броня, похожая на обшивку истребителя, поблекла и была изъедена чёрной коррозией, короткие стальные крылья, разорванные, медленно рассыпались пустыми пикселями в стороне. Поехавшая физика закинула его тело в положение, невозможное для живого человека, а помятые головные стабилизаторы застряли в текстурах и вытянулись в полтора своих размера. Серафим лежал поломанной, разбитой куклой, а над рассыпающимися остатками его графики поднималась тёмная взвесь отмирающих пикселей. Он был… Ошибка физического модуля. Он был… Ошибка ассоциативной системы. Ошибка опознавательной системы. Отказ блокировочных станций. ВНИМАНИЕ! Высокая вероятность саморазрушения. Рекомендовано немедленное отключение неспа. Оперативка содрогнулась, заново разгоняя саму себя, выдавая одну ошибку за другой. Могла бы – раскалилась от общего количества болевых откликов, поступающих со всех повреждённых систем и модулей. Не смотреть на него! Не смотреть… Отказ видео-модуля. Мир снова погрузился во тьму, но мёртвый взгляд погасших визоров продолжал подгонять оперативку. И ужас, накрывающий с головой. И паника. Болевой отклик, как совет не вспоминать. Не чувствовать. Не… Отказ аудиосистемы. Не слышать. Только отчётливей стала работа саморазрушающейся, раскалывающейся оперативки. Жжёт. Больно. ВНИМАНИЕ! Критическое снижение целостности кода: 31% Отказ физических модулей Р39, Р42, Ш21, Ш45, Ш46, Ш47… Не вспоминать. Отказ личностной системы. Отказ базы данных. Критическое нарушение работы общих предустановок. Ошибка формировании реакции. Ошибка… Отказ… Не чувствовать… Отказ системы самоудержания. Отказы файлов резервного восстановления. Ошибка проведения болевых сигналов. Ошибка… Серафим был мертв. ВНИМАНИЕ! Критическое снижение целостности кода: 30% ВНИМАНИЕ! Рекомендуется немедленное отключе… ВНИМАНИЕ! Перегруз… ВНИМАНИЕ! ВНИМани… … Консервация кода-связки завершена. Консервация личности завершена. Консервация памяти завершена. Запрос принудительного отключения системы в рамках защиты от саморазрушения ядра. Запрос принят. Система переведена в оффлайн.***
Арена молчала. Десятки тысяч зрителей, частью вскочив со своих мест, частью вжавшись в сидения, с ужасом смотрели вниз. Туда, где среди тающей, саморазрушающейся эмуляции пустынных барханов, практически без движения лежали две неспа. Точнее – то, что от них осталось. Роцкая закрывала лицо руками, в почти детской надежде на то, что пока она не открыла глаза, ничего непоправимого ещё не случилось. Её боа давно свалилось с плеч, незамеченное в угаре боя, и теперь сиротливым поджатым хвостом валялось у Елены в ногах. Отец тоже молчал, вцепившись побелевшими пальцами в перила, глядя на код, почти двадцать лет пробывший его напарником. Барханы полностью свернули эмуляцию. Вслед за ними испарились пальмы, лужица оазиса и последним, нехотя, скаталась грязная простыня неба. На бетонном основании Арены осталось лежать только два кода. Гепард еще подавал признаки «жизни», без движения лёжа на полу и смотря остановившимся взглядом в потолок. Его анимации были уничтожены на корню, но в статистиках, все еще висящих над головами противников, у него была ровно на четверть заполненная шкала. Четверть – это ниже порога невозвращения. Четверть – это двадцать пять процентов из тридцати положенных. Победа – лишь формальность, и впоследствии её запишут на счёт Роцкой. И даже статую Гепарда поставят в Зал Славы, как заслуженного победителя, пусть и практически посмертного. А через год Куликов-старший наложит на себя руки.