Carpe mori

      Серый дымок сорвался с губ, растворяясь в воздухе; горло мерно начинало драть теплой болью. Дазай в очередной раз притянул к губам фильтр, чтобы снова затянуться, но его сигарету перехватили чужие пальцы, и в поле зрения попал холодный взгляд сине-зеленых прищуренных глаз, хитрый, игривый.       — Завязывай, — сказал Ацуши хрипло, но он имел в виду не привычку Осаму в целом, а только эту сигарету — она была уже пятой за последний час.       Дазай подтянул колено к груди и попытался ответить смеющейся пошлой улыбкой, но получилось слишком мило, по крайней мере, Накаджиме так показалось. Тигр перетянулся через Осаму, чтобы потушить окурок о пепельницу на прикроватной тумбочке, и навис над ним, едва касаясь губами его губ, скользя рукой по его голому животу ниже, к бедру, чтобы оттянуть красный шелк простыни и огладить мягкую плоть ненавязчиво, расслабленно. Дазай закусил губу.       — Я снова заведусь, ты же знаешь, — пожаловался мужчина, закидывая руку Ацуши на плечо в нежном легком объятии.       — Знаю, — мурлыкнул парень, теперь целуя его шею, используя только губы — никакого языка и зубов, а то ведь и вправду заведется. — Я тебе запрещаю.       Осаму вздрогнул и разобиженно вздохнул, невольно толкая бедра навстречу ласкающим его пальцам, а потом... о, Боги, Накаджима применил способность и теперь стал едва касаться его кончиками тигриных когтей — Дазай изо всех сил сосредоточился на том, чтобы не сорвать свою способность и продлить эту будоражащую пытку. Член начал твердеть, наливаясь кровью, Ацуши ухмыльнулся, направив свой сосредоточенный взгляд вниз, на дрожащее тело Дазая, но все же прекратил мучить его, отзывая тигриную лапу и наваливаясь на любимого сверху, кожа к коже, соприкасаясь головками.       — Ах... Ац-цу...       — Господин, — напомнил Накаджима.       — Мы... все еще играем? — поинтересовался Осаму, обнимая его теперь обеими руками и осторожно заглядывая ему в глаза.       Вся кровать была усыпана следами их игрищ: кляп, ошейник, кожаные наручники и наножники, несколько фаллоимитаторов и один вибратор, «волшебная палочка» от Hitachi — Дазай в принципе его обожал, а с Ацуши его любовь к этой игрушке возросла втрое; Черный Тигр вытворял ей с ним настоящие чудеса. На простынях кое-где были видны темные пятна смазки, спермы и крови — Накаджима снова глубоко укусил мужчину в зверином порыве, но быстро зализал и исцелил рану, чтобы не причинять Осаму неудобства.       — Если хочешь... — ласково протянул Ацуши, поддевая его подбородок пальцем и касаясь поцелуем уголка его губ. — Но я не настаиваю.       Дазай сглотнул, нежно краснея и пряча взгляд, тихо выдохнул:       — Хорошо, г-господин. — И все же он не ответил на поцелуй, обнимая парня крепче и переворачиваясь с ним на бок, чтобы уткнуться лицом ему в грудь. — Или... Ох, я устал.       — Конечно ты устал, — Накаджима нежно потрепал его по волосам, даже поцеловал в белую макушку, прижимая к себе и просовывая колено между его ног, но не чтобы раздразнить, а чтобы улечься поудобнее. — Кончить четыре раза за сессию; по-моему, это слишком много, Осаму-чан.       — Я-я... Эт-то...       Не зная, как оправдаться, Дазай замолчал и надул губы, благо, Ацуши этого не видел — а то заставил бы этими губами делать всякие непотребства в наказание за свою наглость так выражать свои противоречивые эмоции. Да, Осаму был легковозбудимым и ничего не мог с этим поделать, его могло завести невольное прикосновение, жест, даже ехидная улыбка, нередко играющая на лице Тигра, порой это заходило слишком далеко, но...       — Честно говоря, — Накаджима обнял его за талию, мягко поглаживая его прохладные и влажные от пота бока, — мне это даже понравилось. Доводить тебя до оргазма снова, снова и снова... Ты очень красивый, когда кончаешь.       — Господин... — Дазай засмущался еще сильнее, но не просто потому, что эти откровения заставляли его сжиматься от пылкого стыда, теплящего щеки, но и потому, что они сносили крышу новой порцией возбуждения. Между ног снова мягко запульсировало, прямо под головкой, будто дразня. — Пожалуйста, прекратите.       — Нет, не прекращу, мой маленький гиперсексуальный мальчик.       Осаму прерывисто вздохнул, ткнувшись носом Ацуши в ложбинку между ключиц; обращение к нему, как к маленькому, тоже сводило с ума, и о возрасте в такие моменты хотелось совсем-совсем забыть. Он... потек, пачкая бедро Тигра своей смазкой и надеясь, чтобы тот этого не заметил, но Накаджима не только заметил, но и начал двигать ногой так, чтобы примять член Дазая между их телами, потираясь, делая приятнее и мокрее.       — А-ах... — выдохнул Осаму, и Ацуши прекратил двигаться, вынуждая его помучиться от вспыхнувшего желания.       — Хочешь еще? — проникновенно, интимно спросил Накаджима, почесывая затылок Дазая, и сжал белые прядки в своих пальцах, оттянул их, заставляя посмотреть на себя. Блестящие чуть прикрытые глаза, искусанные губы и выражение чистого секса на фарфоровом личике.       — Я-я, — Осаму заикнулся и подавился воздухом, набираясь сил, чтобы сказать что-нибудь нормально. «Трахни меня еще, в рот, в задницу, возьми сзади, как любишь, придуши, ударь, дай кончить, пожалуйста, хочу кончить еще», — его собственные мысли были против него, но Дазай все же сказал: — Нет, правда, нужна передышка, — неловко и скомканно, словно он говорил не свои слова, а чью-то чужую реплику, вырванную из конца сценария, когда играть нужно было начало. — У меня до сих пор гудят яйца от вибрации, и... Поцелуй меня, пожалуйста, — неожиданно выпалил он, бросив фразу, словно смятую салфетку. — Пожалуйста, поцелуй меня прямо сейчас.       Кажется, он действительно больше не мог продолжать играть — или мог, но действительно хотел сделать перерыв. Как бы то ни было, Ацуши сразу притянул мужчину к себе, нежно обхватив ладонями его лицо, и трепетно поцеловал. Губы к губам, мягко и тепло, скользящий по краешку рта язык и жаркий поцелуй, осторожный, медленный, немного ленивый, но... Идеальный. Не сильно глубокий, такой, чтобы можно было перехватывать порции необходимого кислорода, вдыхая его через нос, но влажный и головокружительный, сносящий крышу ощущением соприкосновения мокрых мягких языков. Осаму, что удивительно, отстранился первым — хотя просто обожал целоваться — и вновь спрятал лицо у Ацуши на груди, отчаянно прижимаясь к нему. Накаджима усмехнулся, укрывая его краешком сбившейся простыни.       — Отдыхай, малыш, — мурлыкнул Тигр, прикрывая глаза. — А потом я трахну твой маленький грязный ротик, не давая тебе дышать.       Дазай вздрогнул.       И довольно улыбнулся.