В которой наступает худшее время. Время флешбеков
***
Заготовленные слова напрочь вылетают из вашей головы, как они повадились делать всякий раз при наступлении момента для важного разговора. Не зная, куда себя деть от переживания, вы сверлите взглядом мягкий серый пол, отчаянно пытаясь собрать свои мысли в кучку. Гастер ждёт молча и терпеливо. Тишина вгрызается в ваши нервы. «Как долго он готов ждать? Что, если он не знает? Что, если всё это было напрасно?» — вопросы громоздятся друг на дружку, вырастая в целую гору тревожности, но эта куча оказывается напрочь сметённой, словно карточный домик, когда вы слышите восторженное хихиканье. Захваченные врасплох, вы поднимаете взгляд и видите Фриск, что бегает и прыгает вокруг, пытаясь что-то поймать. — Ах, прости, что мы прервали твои размышления, — произносит Гастер, заметив, на что обращено ваше внимание. — Всегда столь любопытный малыш заскучал и сейчас пытается исследовать мои руки. Ох-хо! Ловко! — восклицает он, когда Фриск, наконец, умудряется схватить одну из его ладоней и не отпускает, когда та поднимается выше. — Всё ещё держишься? Несомненно, ты исключительно сильный ребёнок. То, как он нахваливает дитя, заставляет вас одновременно умилиться и расстроиться. Вы всегда относились к нему с подозрением, ожидая, что он окажется, как минимум, психом или хотя бы чуточку злым, но пусть даже его кривая улыбка слегка жутковата, этот монстр никак не может быть злодеем. Тот, кто был столь решительно настроен принести извинения своим друзьям, тот, кто плакал у всех на глазах, получив прощение, тот, кто сейчас с таким энтузиазмом играет с Фриск, не оставляет в вас места для сомнений. Ему даже удаётся вести себя вполне обыденно, проведя перед этим бог знает сколько времени в состоянии между жизнью, смертью и безумием. Чувство вины захватывает ваш разум, и вы обнаруживаете, что шепчете: — Я даже и представить не могу, насколько тяжело тебе пришлось… Гастер умудряется услышать ваши слова и, спустя мгновение замешательства, его улыбка становится ещё шире. — Ох, поверь мне, тебе лучше и не представлять! Видеть всё и всех, всё время и пространство, всё бесконечное множество альтернативных вселенных, но быть неспособным что-либо поделать с этим знанием, да и вообще хоть с чем-нибудь… Это был тот ещё своеобразный ад! Что же до других версий меня, заточённых вместе со мной? Не лучшая компания, что ни говори. Некоторые из них были довольно милы, некоторые даже умнее меня, но сколько же было недалёких, жадных до власти, совершенно поехавших… Уф! Добрая половина из них представляла собой худших маниакальных ублюдков, которых только видел свет. И это ДОБРАЯ половина! Естественно, я более чем рад снова быть просто собой. — Боже… — это всё, что вы можете ответить на такое откровение. — Если я и могу назвать одну хорошую вещь, что произошла там со мной, то я бы сказал… Что это встреча с тобой, душенька! — Ты… что? — вы встряхивяетесь, словно кто-то внезапно ткнул вас иголкой. — Ты встречал меня прежде? Типа, меня, как человека?! Ты что-нибудь помнишь? Потому что я… я ничего не помню! — Хм. Насколько сильно ты жаждешь получить эту информацию? — его лицо быстро меняется, теперь выражая эмоции того, кто жалеет, что обмолвился большим, чем планировал, но вас это не волнует. — Да что за вопрос? До чёртиков сильно! Мне нужно знать моё прошлое, чтобы двигаться дальше. Мне необходимо узнать, кто я на самом деле. Возможно, это поможет нам придумать, как вытащить меня из тела Санса. Так что, если ты что-нибудь знаешь, выкладывай! — Что ж… Возьмём, например, меня. Знать всё: прошлое, будущее, каждый возможный исход. Ты знаешь каково это? Вы думаете, что некоторое представление у вас имеется, но подумав ещё, медленно качаете головой. — И Я НЕ ЗНАЮ! — он взрывается ликующим смехом. — Я едва ли хоть ЧТО-ТО помню о том проклятом месте и, чёрт побери, я очень этому рад! Даже малые отрывки, что всё ещё хранятся в моей памяти, вне всяких сомнений, разрушили бы менее стойкий разум… Хорошо… что я… — по мере того, как он говорит, его глазницы темнеют, голос замедляется до такой степени, что он начинает звучать, словно заглючившая запись, — очень… даже… вменяем… — Гм… — сказать, что вам некомфортно, – значит ничего не сказать. Вас словно посадили перед жертвой укуса зомби, и вирус, наконец-то, начинает проявляться. — Гастер?.. — Ась?! — учёный чудик вздрагивает, втягивая обратно ниточку чёрной жижы, повисшую с края его рта, и промаргивается, возвращая огоньки света в глазницы. — Ох… Всё верно. В точности, как я и говорил. Котят по осени не считают! Вы передёргиваетесь всем телом, словно прогоняя всё, что не относится к теме этого разговора, и спрашиваете не без лёгкого раздражения в голосе: — Итак? Ты собираешься рассказать мне, или как? Гастер вздыхает: — Видится мне, не в моих силах изменить твоё решение, так ведь? — В конце концов, я упёртая красная человеческая душа. Ты и так в курсе, что не смог бы остановить меня, даже если бы попытался, — отвечаете вы в своём привычном решительном стиле, и всё же, вас начинает лихорадить от того, насколько упорно он пытается вас переубедить. — Я сомневаюсь, что это хоть как-то тебе поможет, но… Дело твоё, — он закрывает глазницы. Его лицо приобретает скорбное выражение. — Мне очень жаль. Ваша упёртая красная душа уходит в пятки. — Когда я застрял в пустоте, — издалека начинает он, — я был нигде, но повсюду. Я мог видеть всё во вселенной. И в какой-то момент в этой бескрайней вечности я обнаружил прореху в реальности, образовавшуюся по вине нашего беспечного творца и ведущую в другую, иную вселенную. Через этот разрыв я увидел город. Город, полный людей. В вашем несуществующем горле встаёт ком, и вам становится трудно дышать. — Там… Я не уверен точно, что именно произошло, но там было много толкотни и шума, исходящего от группы людей, столпившихся подо мной. Именно тогда я заметил душу… Человеческую душу, летевшую по направлению к трещине, прямо ко мне в руки. Твою душу. Ни сердца, ни ушей, и всё же гулкие удары отдаются в ваших барабанных перепонках. — И, знаешь… По какой-то необъяснимой причине, заглянув в твой мир, я ощутил такой прилив сил, словно я каким-то образом вновь стал целым, — его голос звучит задумчиво, и он замолкает, прежде чем продолжить с куда большим энтузиазмом: — Это был шанс, который я не мог упустить! Я не мог проникнуть в этот мир или забрать душу самостоятельно, но с той малой толикой силы, что была мне предоставлена, мне удалось направить её в другое место. Выбор был, можно сказать, случайным, хотя я и пытался привести её к тому, кому мог доверять. Как нетрудно догадаться, она оказалась у Санса. По вашей коже ползут мурашки, ваше сердце сжимается, а мозг закипает. — Я думал, что он сможет забрать душу себе, но кто же знал, что твоя душа настолько сильна, а его – слаба в сравнении, и что в результате ты получишь контроль? Я УЖ ТОЧНО НЕ ЗНАЛ! Можешь представить себе, насколько ВОЛНУЮЩЕ не знать чего-то?! И сделать что-то, чтобы повлиять на сложившуюся ситуацию?! Спустя вечность бытия всё-знающей-всё-видящей-ни-на-что-не-способной рухлядью? Это НЕОПИСУЕМО, друг мой, НЕ-О-ПИ-СУ-Е-МО!! Гастер невероятно возбуждён. Вы же лишены дара речи. Ошеломлены. Словно окаменели. Вы слушаете его болтовню, но не слышите и половины слов. Фантомная боль, вызванная его признанием, становится всё сильнее и сильнее, пока полностью не захлёстывает вас. Вы теряете сознание.***
Белые пятна в вашей памяти неистово взрываются цветом. Словно бурная чернильная река, ваше прошлое врывается обратно в русло. … Слепящий свет. Крик. Ваш крик. Боль. Страх. … Двое огромных существ склоняются над вами. Не страшно. Безопасно. Вы в безопасности. … Те же существа, всё ещё большие, но уже не настолько. Это мама и папа! Вы держитесь за их руки и смеётесь, ковыляя по белой хляби. … Учитель, разглагольствуя, меряет шагами кабинет. Ничего не понятно. Так скучно. Вы просыпаетесь под смех класса, ворчание учителя и чувство жгучего стыда. … Вас окружает тёплая вода, пахнущая хлоркой. Вы всплываете и ныряете, чувствуя себя дельфином или акулой. Вы замечаете, как какой-то хулиган стянул трусики прямо со смущённой девочки. Спокойно просите его вернуть их, но получаете грубый ответ. Злость, драка. Боль, выбитый зуб. Ваш рот наполняет вкус крови и победы. Получаете благодарность от девочки. Затем упрёки от матери. А после – тайную похвалу от отца. … Ветер треплет ваши волосы, пот скатывается по лбу, энергия наполняет тело. Разлетающийся в стороны снег похож на взрыв миниатюрного фейерверка, когда ваши лыжи приземляются в очередной сугроб. Ваши друзья остались далеко позади, они смеются и кричат вам притормозить. Ну уж дудки, вы не собираетесь давать им поблажек. … Это было долгое восхождение на гору, и вершина всё ещё далеко впереди. От разреженного воздуха у вас кружится голова, но чириканье птиц, ослепительный свет солнца, вид, от которого захватывает дух – всё это стоит того. Головокружение резко усиливается, пока мир не взрывается. Земля ускользает из-под ваших ног. Вспышка боли. Темнота. … Белый потолок. Запах медикаментов. Боль. Невыносимая боль. Темнота. … Боль. Группа врачей с серьёзными лицами, мрачный отец, плачущая мать. Боль. … Скука. Безвкусная еда. Боль. Лекарства. Меньшая боль. … Наконец-то возвращение домой. Испуг от неожиданного появления друзей, приготовивших вечеринку с пожеланием «Поскорее поправляться». Радость. … Экзамены быстро приближаются. Вы нервничаете, волнуетесь, совершенно не мотивированы. Боль и головокружение едва ли позволяют вам сосредоточиться. Провал. Сожаление, стыд и доля облегчения. Ссора с родителями. И ещё одна. И ещё. Злость. … Никаких гостей месяцами. Скука обволакивает ваше существование, словно душащая подушка. Чувство одиночества вскоре проходит. Боль так и не отступает. Равно как и злость, заодно с чувством сдавливающих стен. … Боль. Усталость. Чувство собственной бесполезности. Мир, который вы знаете, постепенно увядает и разваливается вокруг вас. … Фаст-фуд, мультики, игры. Время летит, словно бы дни стали секундами. Попытки забыть боль. Попытки забыть одиночество. Все терпят неудачу. … Всё больше и больше погружаетесь в интернет. Плывёте по течению. Хоть какое веселье, хоть какая компания, хоть какая надежда. Это и есть счастье? … Жаркая солнечная погода превращает вашу комнату в печку. Игривые лучи дневного светила манят вас на улицу. Всего-то нужно прихватить чего-нибудь в ближайшем магазине, пока родители не вернулись с работы. Нет нужды использовать инвалидную коляску. Всё ещё горит зелёный, вы успеваете. Головокружение. Оглушающий визг тормозов. БОЛЬ. БОЛЬ. БОЛЬ. БО… С шумом втянув воздух, вы возвращаетесь в настоящее. Последние секунды ваших свежеобретённых воспоминаний выворачивают ваше тело в приступе сильнейшей агонии, которую вы когда-либо испытывали. Вы умирали множество раз, и всё же самый первый из них был наиболее болезненным, вы осознаёте это теперь, когда наконец его вспомнили. Да, вы помните всё. Всё до мельчайшей детали отпечатано в вашем сознании, словно вы никогда этого и не забывали. Ваша жизнь, ваши друзья, ваши родители, имя, которое они вам дали. Этого вы жаждали, но праздновать вас не тянет. Вы чувствуете, что готовы расплакаться. Вашего тела нет. Ваше собственное человеческое тело мертво. Ваши друзья, ваши родители – для них вы мертвы. Вам некуда возвращаться. Никто даже и ждать не может вашего возвращения. И, оглядываясь назад, вы понимаете, что это было очевидно с того самого момента, как вы осознали, что Санс находится в одном теле с вами, и что вы вовсе не поменялись телами. Человеческая душа может существовать без тела, но тело человека не способно жить без души. Так что вы даже не знаете, на что вы надеялись. Сейчас это всё столь очевидно. То, насколько вас тянуло влезать во все авантюры, лишь бы не оставаться на одном месте. Насколько привычны вы были к боли, к постоянной усталости и низкому уровню обзора Санса, схожему с ростом обычного человека, сидящего на стуле. Или на инвалидной коляске. Вы больше не хотите думать. Думать больно. Вы хотите просто лечь на землю и полностью отключить все чувства. Так что именно так вы и поступаете. «какого чёрта только что произошло?» — следует запоздалая реакция от владельца вашего тела. «Ты ничего не видел? — интересуетесь вы без тени эмоций, словно ваш разум не больше каморки, и весь ваш позитивный настрой и энтузиазм был вытеснен прочь обилием ваших воспоминаний, а затем добавляете: — Хорошо…» «ягодка. что-то не так, — не вопрос. Прямое утверждение. После его голос смягчается: — я слушаю». Однако вы не знаете, что сказать. «послушай, ягодка, знаю, я…» — но и без того тихий голос Санса заглушает Гастер, который, похоже, наконец-то замечает ваше поведение. — Ох, прошу, не надо так! — Гастер кладёт руку вам на плечо и сжимает его. — Да, ты можешь никогда не вернуться домой… Это… не хорошо. Но взгляни с другой стороны! Ты можешь жить здесь, обрести новых друзей, помогать нам! — Да… Конечно, — говорите вы, только чтобы удовлетворить его ожидание ответа. — Вот, давай я помогу тебе подняться на ноги. Что ж, пятая точка тоже пойдёт, — замечает он, сумев подтянуть вас лишь в сидячее положение. — Так-то лучше! Фриск обнимает вас со спины, обеспокоенно пыхтя через нос. Кажется, этому малышу всегда точно известно, что сделать, чтобы вам стало лучше. — Ах, вы такие замечательные маленькие человечки! Мне безумно повезло найти вас, и сейчас я понимаю, что эта удача, на самом деле, гораздо более невероятна, чем я думал изначально! Вы могли бы злоупотребить своей силой решительности, вы могли бы причинить боль стольким монстрам, вы могли бы навредить моим братьям, но вы не стали этого делать. Одно это – достижение для любого человека! Аха-ха-ха! Вероятно, как человека, вас это должно было оскорбить, но его смех почему-то оказывается заразителен. — Спасибо, Гастер, — вы натягиваете дрожащую улыбку. — Нет-нет! Слишком официозно! Давай остановимся на каком-то более лаконичном прозвище, мм? — Спасибо… Гаст? Гас? Гм… Джи? — ваша несколько неловкая усмешка становится более искренней. — Так-то лучше! Я скучал по улыбке на лице своего брата. От этого замечания ваше настроение омрачается. — Теперь, раз уж с этим мы разобрались, не следует ли нам, наконец, перейти к той проблеме, с которой тебе потребовалась моя помощь? Вы открываете рот, но не находите в себе силы хоть что-то сказать, словно бы вас кто-то держит за горло. Мысли переполняют ваш разум: — «А он может мне помочь? Есть ли способ? Есть ли вообще смысл?» — всепоглощающее безразличие змеёй обвивается вокруг вашей шеи, ползёт по вашим плечам и затем свивается клубком у вас в голове. — «Я труп, так что мне некуда возвращаться. Санс мне не доверяет. Всё, что я делаю, – это занимаю его тело. Так что и здесь для меня нет места». Впившись взглядом в одну точку, вы думаете, что было бы хорошей идеей, по крайней мере, спросить. Было бы неплохо выразить свои чувства. И всё же вы не можете заставить себя сделать это. Тогда у вас возникает другая мысль. Если себя спасти никак не получится, быть может, есть шанс хотя бы для братца козлёнка. Вы практически слышите, как безразличие внутри вас взрыкивает и с крайней неохотой плетётся прочь. Но не слишком далеко. — Ты знаешь… В смысле, ты ведь должен знать об Азриеле, верно? — осторожно спрашиваете вы, озираясь так, словно позади вас уже стоит некто с занесённым домокловым мечом, готовый отпинать вас за игнор ваших же проблем. Сразу же вы замечаете иллюзорное лицо Санса, многозначительно глядящее на вас. Похоже, позже вам предстоит разговор с ним. Сейчас же вы приступаете к своим вопросам: — Но знаешь ли ты, что он всё ещё здесь? Мне бы хотелось как-то спасти его. Я чувствую, что это возможно, но мне мозгов не хватает придумать, как. — Конечно, конечно, — кивает Гастер, опуская ладони в область образных подмышек, в небрежной имитации скрещенных на груди рук. — Гибель принца Азриеля. Кто не слышал эту трагичную историю? Всё ещё здесь, говоришь… Думаю, у меня сохранились некие расплывчатые воспоминания об этом. Итак, раз ты полагаешь, что такая возможность есть, тогда я приложу все свои усилия к тому, чтобы спасти его! — Дело в том, — произносите вы, морщась от поднимающегося раздражения на его приторный энтузиазм, — что у меня есть веские основания предполагать, что у него нет души, лишь старые воспоминания и пустая оболочка. Можем ли мы дать ему человеческую душу и убедить его оставить её себе? Будет ли решительности давно почившего человека достаточно, чтобы поддерживать в нём жизнь? — Я… не уверен. Человеческие души, вне всяких сомнений, сильны. В идеальных условиях это мощный источник энергии, но проблема в том, что они, в большинстве своём, своенравны, скупы и вольнолюбивы. Даже одну такую “дикую кобылку” трудно долго удерживать в узде. Вероятно, две души могут вступить в симбиотические отношения, но если они не сольются вместе, став неотделимыми, то человеческая душа взбунтуется. Чем больше душ объединятся, чем они моложе и сильнее, тем выше вероятность их скорого высвобождения. Кто знает, как это… — не окончив предложение, он застывает со всё ещё открытым ртом. Вы уже начинаете беспокоиться, что он снова «очень даже вменяем», как вдруг он пугает вас взрывом хохота. — Аха… Аха-ха-ха-ха! А-ХА-ХАХ! Я ПОНЯЛ! — Ч-что? — Это же так просто, мой глупенький человеческий друг! Почти тупо, я бы сказал! Я в абсолютнейшем восторге! — Да что вообще за… — Мы вернём ему ЕГО душу! — ДА ЧТО ВООБЩЕ… — но затем до вас доходит, и вы тоже приходите в восторг. — Машина времени? Мы собираемся вернуться назад во времени?! — Нет-нет, тот проект оказался тупиковым. Мне довелось уяснить это на своём горьком опыте… Пока Гастер продолжает бубнить что-то себе под нос, вы чувствуете, как вас кто-то тянет за рукав. — Фриск? Что такое, дружище? До вас доносится всего одно слово, произнесённое шёпотом, но от этого слова вас бросает одновременно в жар и в холод: — Чара. — Ч-ч-что?! Чара з… Малыш поспешно мотает головой, и вы выдыхаете, держась за рёбра дрожащей рукой. — Друже… Меня сейчас чуть кондрашка не хватила. Вы слышите хихиканье, но затем ребёнок дёргает ткань своей кофточки на груди с крайне серьёзным выражением лица. Вы анализируете это движение, затем мысленно прокручиваете у себя в голове то, о чём только что шёл разговор, и ваши глазницы округляются. — Ты и Чару хочешь спасти? Улыбка и радостный кивок, прямо как вы и ожидали. Вы повторяете движение, словно заядлый заговорщик. — Хо-хо. Это говорит ваша человеческая солидарность? — встревает в ваш односторонний диалог Гастер. — Великолепно! Если нам удастся найти душу нашего принца, то я совершенно уверен, что и душа его приёмного родственника тоже будет там. Но! Поумерим пыл! Если я и научился чему-то на своих прошлых ошибках, так это тому, что нельзя спешить, когда речь заходит о времени. А также тому, что никто не может просто взять и скакнуть во времени. Чтобы попасть в прошлое, сперва нам нужно отметить точку возврата в «сейчас». А иначе мы столкнёмся с риском застрять на одном из концов. А то и хуже. Между ними. Как это случилось со мной. — Чёрт… О, погоди-ка! Значит, нам нужно что-то вроде точки сохранения? — Что, прости? «гас – занятой перец, — объясняет Санс. — у него не было времени играть в игры, так что такие штуки вне его понимания». Вы призадумываетесь, пытаясь подобрать слово, которое было бы хорошей альтернативой вашему любимому игровому жаргону. — «Что ты делаешь, когда хочешь к чему-то вернуться? Типа, чтобы не забыть, на чём именно ты остановился, читая книгу… точно!» — Закладка! — с энтузиазмом восклицаете вы. — Нужно сделать закладку! — Гениально! Это то, что надо! — одна из вездесущих ладоней Гастера хлопает вас по спине. Вы шипите от боли. — Да, нужно «заложить» момент времени, в который ты хочешь вернуться, но при этом ты также не можешь сделать это по своему желанию, — учёный вскидывает вверх палец, особо подчёркивая своё утверждение. — Лишь когда ты переживаешь сильный эмоциональный всплеск – обычно страх, но на самом деле это может быть любая эмоция – это разжигает твою решительность жить и достигать чего-либо очень важного для тебя, и вот тогда-то появляется эта самая «закладка». — Иии?.. — подначиваете вы его. — Нет, — он с горькой улыбкой качает головой. — к сожалению, мы не можем создать её. Мои тесты, равно как и тесты Альфис, показывают, что никакое количество искусственной решительности не может соответствовать красной живой душе, также как и души других цветов не могут достичь таких уровней, — из его рта вырывается грустный смешок. — Это так смешно… Я был так близок. Очень, очень близок. Если бы я только знал, что должно быть две точки, и что нельзя вернуться дальше момента моего рождения… Эксперимент был бы успешен. Что ж во всяком случае, мне так кажется. Это всего лишь теория. Видишь ли, если другая из моих теорий верна, окружающий нас барьер и создал временную аномалию. Впрочем, нет, я все свои кости ставлю на то, что так оно и есть! Также, как и то, что никто не может сбросить время на поверхности, так как там слишком много людей с разным уровнем решительности! Но здесь, внизу… любой способен на это. Любой с решительностью достаточной, чтобы пересилить остальных. Здесь мы чётко это видим, благодаря нашим дорогим человечкам, — рука, с которой играет Фриск, подлетает и взъерошивает растрёпанные волосы, — сводящим на нет решительность друг друга. — Ну, ладушки, — вы не уверены, что поняли всё из только что им сказанного, но вы определённо не слышали, чтобы он предлагал решение. — Так… Что нам нужно с этим делать? — Понятия не имею! Ваше лицо кривится настолько, насколько это вообще возможно. — Ну, вообще-то есть одна идея! Но тебе она точно не понравится. Нам нужен тот, у кого решительности будет гораздо больше, чем у вас двоих, вместе взятых. Или… — он делает неловкую паузу. — Кто-то из вас должен умереть. Безвозвратно. Если бы взглядом можно было убить, амбициозный учёный канул бы в лету, как раз туда, где он и находился до своего чудесного спасения. — Разумеется, это не вариант! Дайте мне время и, уверен, я придумаю что-нибудь, не включающее в себя чьё-либо убийство. Странный звук отвлекает вас от этого убийственного разговора. Звук, напоминающий вам о рвущейся ткани. — С… Стены… — шепчете вы, неистово оглядываясь по сторонам. — Какого хрена творится со стенами? Эти самые стены трескаются, каким-то образом производя услышанный вами звук рвущейся ткани. Трещины расползаются всё быстрее, а звук становится всё громче и громче. Вы в панике мечетесь по комнате, пока вы не замечаете то, что заставляет вас забыть обо всём, совершенно оцепенев от потрясения. Из одной трещины в стене показывается золотой цветок. Он улыбается, и его чрезмерно дружелюбная улыбка источает яд. — Кто-то упомянул убийства? Божечки, да я хоть сейчас могу провернуть пару-тройку отличнейших убийств! — цветок игриво подмигивает одним из своих мультяшных глазков. Затем выражение на его лице сменяется чем-то более серьёзным и мрачным. — Хех. Шуткую. Серая комната окрашивается зеленью в резком взрыве листвы. Жестокий сад вторгшихся корней оживает, хватая всех, заключая вас и остальных в колючие коконы, прежде чем вы успели бы среагировать. Вы больше не способны двигаться, и ничего не видите, а можете лишь слышать приглушённый высокий голосок где-то около того места, где вы в последний раз видели малыша. — Итак… Фриск… Чем это ты занимаешься? — не дождавшись ответа, он продолжает: — Что, нечего сказать в своё оправдание, а? Так я и думал. И только попробуй шевельнуться! — вскрикивает голос, едва только раздаётся сразу же стихнувший звук какой-то возни. — Я думал, что мы друзья, Фриск! Я думал, что ты хороший человек! Я думал, что ты лучше меня, даже лучше Чары… Но теперь я вижу, что ты просто эгоистичное ничтожество! Удар сотрясает комнату, лозы и всё ваше тело. — У нас был уговор! — завывает Флауи. — Тебе всего-то и нужно было, что прекратить сбросы и просто спокойно жить вместе со всеми! Неужели это так трудно? Но неееет! Нет! — окружающие вас корни со свистом хлещут по воздуху. — Кого вообще заботят обещания, ага?! Ведь так весело играть в прятки с этой лыбящейся мусоркой и другими идиотами! У тебя что, нет занятий получше, чем пытать всех? — каждое его слово словно брызжет кислотой. — А вот знаешь, что? Я нашёл тебя. И я больше не собираюсь позволять тебе играться с жизнями моего народа! До костей пробирающий шёпоток проползает по комнате: — Фриск, готовься к последнему раунду. В этот раз я не проиграю. Внезапно всё замерло. Стихло. Опустело. Вы чувствуете усталость. Невероятную, ни с чем не сравнимую усталость. В вас не осталось практически ничего, кроме этого всепоглощающего чувства переутомления. Все вокруг вас уже спят. Они спали годами. Десятками лет. Веками. И у вас нет иного выбора, кроме как присоединиться к этому празднику несчётных сновидений.