Служебный Роман

Ранним утром, проезжая питерские улицы, Хованский чувствовал себя глубоко несчастным человеком. Весь вечер по прибытию домой его голову не покидали мысли о самом худшем. В том, что его уволят, у Юры даже не возникало сомнений. Пугал мужчину только предстоящий разговор с Лариным, и самую малость то, что его начальник мог написать в его трудовой книге. Представив злобный взгляд Дмитрия, Юра помотал головой и решил не изнурять себя мыслями о том, что и так случиться, и отправился спать, хлебнув перед этим бутылочку «Жигулевского». Добравшись наконец к своему рабочему месту, мужчина стал раскладывать на столе многочисленные бумаги. Не обошёл его руки и переделанный отчёт. Чёрт его знает, зачем Юра решил переделать его, всё равно ведь уволят сегодня, но стыд за свои слова заставил его сделать всю работу на совесть. Погрузившись в раздумья, Хованский совсем не заметил, как к нему подошёл Самохвалов: — Привет, дебошир, — Анатолий Григорьевич замолчал на секунду, слыша от Юры тихое «Привет», и воспользовавшись заминкой, поздоровался с промелькнувшей Шурочкой, — Какая тебя муха укусила? — Слушай, не мучь меня, я и так толком не спал, — Юра зашипел и сжал переносицу. На Толино «Ладно, не переживай. Пойди извинись» Хованский резко встрепенулся и запротестовал, — Что ты, я не знаю как на глаза теперь показаться! — Ха, любишь кататься — люби и саночки возить, — тем временем мимо них прошла молоденькая сотрудница, приветливо поздоровавшись с мужчинами. Как только она отошла на приличное расстояние Самохвалов задал Юре весьма резонный вопрос. — Слушай, как фамилия девушки? — Не помню, — в голосе Юры явно читалось раздражение, он перекладывал отчёт с места на место, сердито пыхтя и как будто на что-то решаясь. Спустя несколько секунд после того, как его отчёт оказался в руках Самохвалова, от греха подальше Хованский всё-таки решился, — Ладно, я схожу! Может, повезёт и он меня не примет сегодня. Самохвалов на это только фыркнул, отдавая отчёт в руки его непосредственного хозяина.

***

Как обычно, Дмитрий Ларин пришёл на работу раньше всех. И казалось бы, этот день ровно такой же, как и чреда предыдущих. Но в отличии от другого подобного утра, на столе начальника статистического учреждения лежала папка, на которой витиеватым почерком было выведено «ЛИЧНОЕ ДЕЛО: Хованский Юрий Михайлович». При открытии папки, в глаза первым делом бросилось фото. Хованский выглядел на нём удивительно спокойным, и Дмитрий даже отметил про себя, что это один из тех редких случаев, когда можно нормально разглядеть лицо своего сотрудника. Тем временем в пред покои забежала Верочка. Женщина быстро закинула берет на вешалку и поспешила занять своё место. В том, что её начальник уже на месте, у неё не возникало ни малейшего сомнения. Поднимаясь к себе в кабинет, Анатолий Григорьевич поздоровался с Верой: — Доброе утро, Верочка! У себя? — Самохвалов показал пальцем на кабинет Ларина, переходя на шёпот. Услышав насмешливое «Как всегда», он достал из кармана своего пиджака блок жвачек и положил их на стол, — Сувенир из Швейцарии. — Я взяток не беру, — сказала, посмеиваясь, Верочка, сортируя бумаги. — Хах. О, спасибо, оперативно, — проговорил он, указывая на приоткрытую дверь своего кабинета. — Фирма, — только Вера успела проводить взглядом Самохвалова, как заметила на пороге топтавшегося Хованского. Жестом она приказала Юре сесть, как вдруг селектор зазвонил и на все пред покои пронеслось «Вера, зайдите ко мне и захватите почту». В ту же секунду женщина схватила бумаги, которые буквально пару минут назад перебирала, и рванула в кабинет, бросив Хованскому «Посидите». — Вера, вы всё про всех знаете, — начал вдруг Ларин, перебирая почту. — Такая у меня профессия. — Что вы знаете о Хованском? — Ларин не любил ходить вокруг да около. Бросив бумаги, он выжидающе глянул на свою секретаршу. — Ну, недотёпа, холостяк без явных перспектив, — Вера задумалась на пару секунд и добавила, — Вы Лизу Леонтьеву помните из строительного отдела? Ну такая, светленькая такая, смазливенькая такая, с косой. Она сейчас у нас не работает. — Нет, честно говоря, не помню, — Ларин вернулся к книгам. Пока что сведения о Хованском напоминали ему простые сплетни. — Ну вот они встречались года 2, хотели денег собрать и пожениться, но она закрутила роман на стороне. — М-м-м, — об этом Ларин не слышал. Получив короткое «Угу» от Веры, он вернулся к бумагам, обдумывая тем не менее ситуацию с Хованским. Юра тем временем был белее полотна и со всех сил сжимал отчёт. — Зачем же ей было оставлять Хованского именно в тот момент, когда они уже долго жили вместе и собирались пожениться? — Хах, Леонтьева. Да с самого начала было видно, что ей от него нужны были деньги. А как только она, как это сказать, «почву прощупала» да поняла, что не даст он ей ничего, так и укатила. А Хованский что? Тихий, мягкий, безобидный человек. Слова грубого не скажет, — продолжила Вера. — Н-да. Безобидный… — задумчиво проговорил Ларин, отправляя Веру на рабочее место. — Ну, всё, Хованский, Ваше дело труба. Мой старик вами сильно интересуется. Личное дело изучает. — Меня увольняют с работы, — на удивление спокойно сказал Юра. — За что? — Верочка недоверчиво покосилась на мужчину, но тот лишь пожал плечами и ответил «За хулиганство». — Верочка, узнайте у него, может он меня сейчас не примет, — со всей надеждой в голосе проговорил Хованский, что не скрылось от секретарши. — Угу, посидите, — Вера быстро зашла в кабинет, а Юра в это время придвинулся к двери, стараясь услышать хоть что-то, — Тут Хованский пришёл. — Я его не вызывал, — удивлению Ларина не было предела. Надо же, Хованскому ещё хватило смелости приходить к нему без приглашения. — Хорошо, я скажу что вы заняты. — Нет, это не совсем удобно. Скажите, пусть войдёт, — в последнюю минуту Ларин остановил Веру. Всё же в его голове блеснула мысль о том, что это может быть интересно. — Ну? — как только Верочка вышла из кабинета, Юра весь подобрался, но после слов «Надо идти» весь его боевой дух куда-то улетучился, — Надо, так надо. А как он? — Ой, — Вера только махнула рукой. Юре это никакой уверенности не придало, и он направился к двери мыча про то, что «Всё равно ничего уже…», как его остановило пожелание удачи от Веры. Юра поднял кулак вверх и говоря стандартное « К чёрту!», зашёл в кабинет. — Здравствуйте… Александр… Дмитриевич*. Я при-пришёл… Я не-не знаю что в-вчера… вот, — выпалил на одном дыхании Юра, — Меня вчера муха укусила. — Да, я это заметил, — тон, с которым Ларин говорил это, пугал Юру даже больше, чем его взгляд. — Или я с цепи сорвался, — добавляет осмелевший Хованский. — Это уже ближе к истине, — Ларин снисходительно кивает. — Значит, я с цепи, — понимающе кивает Юра, и получает короткое «Да» от начальника. — Садитесь, Хованский. Юрий Михайлович, — Ларин особенно выделил два последних слова, не слушая возражения работника. — Нет, не надо. Лучше умереть стоя, — Хованский опустил взгляд на свои ботинки, изучая их так, как будто видит их впервые в своей жизни. — Садитесь, не робейте, — настойчивый тон Ларина всё же убедил Юру, и он поспешил присесть напротив начальника, не забыв перед этим сказать «Спасибо», — Сделайте одолжение, располагайтесь. Вчера Вы, — Юра уже хотел встать, желая спастись позорным бегством, но после короткого «Сидеть», вернулся на место, — Позволили себе утверждать, что во мне нет ничего человеческого. — Ну что вы, мало ли чего я вчера болтал. На меня не надо обращать внимания, — старался успокоить начальника Юра. — Нет, надо. Почему же «не надо»? Тем более, что вы являетесь выразителем мнения определённых слоёв нашего коллектива. — Ларин начал расхаживать по своему кабинету, заставляя шею Юры неестественно выгибаться, пока он старался уследить за начальником, — Вчера вы меня публично оклеветали, оскорбили, всё, что вы говорили — возмути-возмутительная ложь. И я с вами кате-категорически не согласен. — Возмути-возмутительная ложь, да. И я тоже кате-категорически… — Юра тихонько поддакивал, стараясь не смотреть Ларину в глаза. — Почему вы всё время виляете? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить! — уже в явном раздражении проговорил Дмитрий. — Я не виляю! Не надо меня кусать! Зачем раскусывать? — Ну как же, вы утверждали, что я чёрствый! — перешёл в нападение Ларин. — Почему? Мягкий! — Бесчеловечный! — Человечный! — Бессердечный! — с каждым разом тон Ларина становился всё злее. — Сердечный! — Сухой! — вспомнив в конце-концов самое громкое оскорбление, торжествующе проговорил Ларин. — Мокрый! — Выпалил Юра и в ту же секунду пожалел, что научился когда-то говорить, — Господи, извините, Дмитрий Александрович! Ради Бога! Я мо… Я не… Я не понимаю почему у меня вырвалось это слово. Мокрый… Я хотел сказать «Добрый», Дмитрий Александрович. — Я не понимаю, за что вы меня так ненавидите. Что я вам такого сделал, — Юра боялся повернутся, потому что сейчас он слышал грусть в голосе начальника. А видеть таким Ларина… будет странно, — Я вас не подсиживал*, премию вы регулярно получали, я вас с должности не снимал. — Нет. Пока ещё нет, — решился всё-таки вставить свои пять копеек Юра. — И если я критиковал ваш отчёт, то я имею на это право. — Ну что вы… Мы вас любим… в глубине души… где-то очень глубоко… — Очень глубоко! Так глубоко, что я этого даже не замечаю! — Нет, это заметно, должно быть заметно… — Ну что вы несёте, Ей-Богу! — нервы Ларина начинали сдавать, но в то же время Дмитрию было интересно. Хованский единственный, кто мог так быстро вывести его из себя. — Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем? — с некой тоской в голосе спросил Ларин. — Не надо преувеличивать. Не все… не таким уж чудовищем… — витиевато ответил Хованский. — Нет, ну это невыносимо. Вам говорили, что Вы вообще не умеете успокаивать? — Говорили, наверное. Просто вы расстроились — и как будто вы нормальный… И это меня потрясло… — повисла неловкая тишина, которую прервал Самохвалов, входя в кабинет. — Толя, не сейчас, — запротестовал Юра вытолкнул друга, который только и успел крикнуть «В чём дело?», как дверь перед ним закрылась на замок. — Что там происходит? — Самохвалов поворачивается к Вере. — А, он увольняет его за хулиганство, — на удивление спокойно говорит Вера. — Знаете, если вы можете не только злится, то не всё потеряно, — Юра осторожно подходит к замершему в паре сантиментов от него начальнику и обнимает его, отмечая про себя, что выше начальника на пол головы. Они стояли так минуту, пока один из телефонов Ларина не начал звонить. Юра нехотя оторвался от начальника и начал поднимать все телефоны подряд. По иронии судьбы нужным оказался самый последний. — Алло, министр? Он занят, позвоните попозже. — Министр? — Ларин встрепенулся и уже поспешил к телефону, как на его глазах Хованский положил трубку, — Ну что вы сделали? Даже я себе не позволяю так говорить с министром. Вы совершенно потеряли рассудок. Уходите. Не хочу вас ни видеть, ни слышать. В это время к кабинету подошла Рыжова: — Хованский ещё там? — она кивнула на кабинет Ларина. — Представляете, заперлись в кабинете на ключ, — не без удивления ответила Вера. — Может, прийти ему на помощь и выломать дверь? — вполне серьёзно осведомилась Ольга Петровна. — Да вы что, совсем уже? — спросила Верочка продолжая печатать. Это место понемногу стало напоминать дурдом. Юра нашёл Ларина на крыше. Оглядевшись, он удивился: добрая половина площади была обставлена цветами, хлам, который ещё давно решили выбросить на крышу, за отсутствием свободной кладовки, смещён в угол, а среди всего этого зелёного буйства стояло два белых плетёных кресла, и на одном из них сидел Ларин. — Я ведь ничего плохого не хотел. Это моё кос-косоязычие. От природы я вообще-то думаю нормально, а выражаюсь…выражаюсь, — проговорил Юра, садясь напротив Ларина, и добавил, — красиво у вас тут, вы сами это всё…? — Вам нравится? Да, сам. Хорошо иногда посидеть… — опомнившись, Ларин тряхнул головой и спросил, — Ладно, а что сказал министр? — Да чёрт его знает. Мне кажется, он меня не понял. Я как-то не очень привык разговаривать с министрами. — А вдруг он меня вызывает? Как же я теперь пойду… — Знаете, просто притворитесь, что ничего не было, — учтиво посоветовал Юра. — Вам помогало? — осведомился Ларин, поднимая взгляд на работника. — Да, но не будем об этом. Хотите я вас развеселю? — О, нет. Я, пожалуй, откажусь, — поднял руки в защитном жесте Ларин. — Ну вот, видите, вы улыбаетесь. — Знаете, я первый раз здесь сижу с кем-то. Я ведь совсем один, если так подумать. Утром встану, пойду варить кофе. И не потому, что хочу позавтракать, а потому, что так надо. Заставляю себя поесть и иду на работу, — Ларин вздыхает и продолжает говорить, — Вот этот кабинет и всё это практически и есть мой дом. А вечера? Если бы Вы знали, как я боюсь вечеров. Засиживаюсь на работе допоздна, пока вахтёр уже не начнёт греметь ключами. Делаю вид, что у меня масса работы, а на самом деле мне просто некуда идти. Что дома? Дома только телевизор. Я ведь даже собаку не могу завести, потому что её некому будет днём выводить, вот и все дела, — за всё это время Юра не сказал ни одного слова, внимательно наблюдая за Лариным. Он смотрел на всё того же мужчину, но это был как будто другой человек. — Конечно, у меня есть друзья и знакомые, но у всех семьи, дети, домашние заботы. Вот видите, превратил себя в старика, а мне ведь всего 30. — Как 30? — с нескрываемым удивлением спросил Юра. — Да-да, 30. Я не намного старше вас, Хованский, — Ларин рассматривает дороги и крыши домов, но вдруг поворачивается к Юре и задаёт довольно-таки странный вопрос, — А на сколько я выгляжу? — М-м-м… на двадцать…девять, — немного подумав, оглашает свой вердикт Юра. — Опять врёте, товарищ Хованский, — Юре кажется, или Ларин расстроен? — Вы только одеваетесь мрачновато, без лоска, — Ларин хмыкает и осматривает свою одежду. — Хм, не замечал, — Дмитрий поправляет рубашку и задумывается о чём-то своём. Тем временем в пред покои залетела Шурочка и сразу же начала галдеть «Расписывайтесь и сдавайте по 50 копеек, у Баровских юбилей — 50 лет со дня рождения. Так что по копейке — это не дорого». — Юбилей теперь не в моде, — дельно замечает Вера, вытряхивая с кошелька последние деньги. — Верочка, будет вам 50 лет — Вам тоже соберём, — пообещала Шурочка. — Я не доживу. Я на вредной работе, — жалуется Вера и расписывается в журнале. — Ну ладно, Юрий Михайлович, идите к себе, у меня действительно масса дел. И кстати говоря, нужно узнать, зачем звонил министр, — Юра удивляется своему открытию. Ларин вроде бы вот, стоит, такой же, как и всегда. А что-то всё-таки поменялось. Существенное. — Не сердитесь на меня, не ругайте, — просит Хованский, глядя на начальника. — Да и Вы меня тоже. За то, что я с Вами тут так… разоткровенничался, — Юра уходит ничего не говоря. Не замечает он и грустный взгляд, брошенный мимолётно в его сторону. Хованский действует как будто на автомате, всё думая и переваривая информацию. Дверь открывается и Юра выходит в пред покои. — Ну что, Юр? — учтиво спрашивает Ольга Петровна. — Хованский, с вас 50 копеек, — пронзительный голос Шурочки слышится после. Рядом стоит Самохвалов, пытавшийся дозвониться в кабинет Ларина. — Ну что, уволил Вас старик? — с сочувствием интересуется Верочка. Юра молча уходит в сторону лестничной площадки, но в дверном проёме он резко останавливается, и говорит, качая головой: «Он не старик».