Служебный Роман

Ларин сидел в своём кабинете, тщательно анализируя недавние происшествие. Что же нужно Хованскому? Чего же он пытается добиться? Дмитрий пока не мог дать ответы на эти вопросы, и это его напрягало. Руководитель всегда должен знать, что происходит в его коллективе. Хороший, по крайней мере. Так и не найдя ответы на все мучающие его вопросы, Дмитрий продолжил изучать отчёты. Тем временем товарищ Бубликов продолжил свою незамысловатую охоту на женские ноги. Каждый раз, когда мимо проходила симпатичная женщина, он передёргивал плечами и прятал взгляд. Прозвенел звонок, оповещающий работающих в учреждении людей о конце рабочего дня, и все без исключения мигом собрали свои вещи и поспешили к выходу. Во всей этой суматохе остался сидеть только один человек. — Ты чего копаешься, Юр? — обратилась к сидевшему другу Оля, уже собираясь уходить. — Я ещё поработаю, — Хованский даже не поднял глаз. — Ааа, — многозначительно протянула Рыжова. Работать сверхурочно? На Юру это не похоже. Решив, что разберётся со всем завтра, Оля схватила сумку и попрощалась. На улице шёл дождь, и сотни людей с разнообразными зонтиками вываливались из статистического учреждения и брели кто куда. В этой толпе можно было заметить и Ольгу Петровну Рыжову, которая направлялась к знакомой машине. — Толя! Можно тебя на минуточку? — Оля подошла к Самохвалову, который был так занят, что даже не заметил свою подругу, — Может мы встретимся завтра вечером? — Ох, Оленька, я завтра не могу, — Самохвалов чувствовал неловкость из-за того, что врал, но другого способа более вежливо отделаться он не находил. — Э-э-э, завтра мы едем к родственникам. — А-а-а, — неловко протянула Рыжова. Она уже жалела, что начала этот разговор, — А послезавтра? — А послезавтра у моего приятеля день рождения, — Самохвалов повернулся к ней, пожимая плечами. — А после послезавтра будут показывать хоккей? — разочарованно уточнила Оля, — В выходные нетрудно выбраться из дома. — Ты же сама всё понимаешь, — ободряюще похлопал по плечу Олю Самохвалов. — Ладно, поезжай! Тебе же надо отдохнуть от вчерашнего, - с улыбкой напомнила Ольга и, после короткого прощания, затерялась в толпе прохожих. Юра тем временем беспокойно поглядывал на часы. Когда в здании статического учреждения уже не было никого из работников и во всю трудились уборщицы, он погасил настольную лампу и направился в кабинет к Ларину. Руки вспотели, и Хованский участливо вытер их о свои брюки, потоптался на входе в кабинет начальника, постучал, и только потом решил войти. — Разрешите, Дмитрий Александрович... — к величайшему удивлению Юры, кабинет начальника статистического учреждения встретил его абсолютной пустотой, тем не менее, мужчина решил не сдаваться и позвал ещё раз, — Дмитрий Александрович? В ту же секунду в здание статического учреждения вошёл Ларин, не спеша направляясь в свой кабинет. Юра тем временем осмотрел кабинет. Странно, что он не успел сделать этого раньше, но в некотором роде чем реже он видел этот кабинет, тем лучше было для него. Взгляд работника опустился на чёрное кожаное кресло, и Хованский не смог противиться искушению. Воровато оглянувшись, Юра присел на кресло и удивился этим новым ощущениям. Как же всё-таки хорошо быть руководителем! Окидывать грозным взглядом провинившихся, хвалить выдающихся работников, получать отчёты... было в этом что-то. Вдруг на глаза мужчины попали оставленные Лариным на столе очки. Ни секунды не задумываясь, Юра взгромоздил их на переносицу и насупил брови. Конечно, Дмитрий Алексеевич так не делал, но Юра был уверен, что любой работник узнал бы в нём образ Ларина. Грозный и требовательный, привыкший держать всё в своих руках. И всё же добрый, одинокий человек, который открылся именно ему, Юре. Работнику с плохим отчётом. — Вера, вызовите-ка мне, пожалуйста, самую светлую голову нашей с вами... современности, — Юра активировал селектор, казалось бы полностью вживаясь в роль руководителя, — Как кого? Хованского, разумеется! Входите, товарищ Хованский, присаживайтесь! — Юра был так занят своим сценическим образом, что не услышал шагов. Ларин застыл на пороге, ошарашенно наблюдая за новым представлением. Дмитрий решил участливо не вмешиватся в этот театр одного актёра и посмотреть, что же будет дальше. Юра тем временем и не собирался останавливаться. — Дорогой Юрий Михайлович, мне хочется воздать вам по заслугам! Как говориться «каждому по способности»*, не правда ли? — Юра повернулся к стене, устроил очки Ларина на своём ботинке и продолжил, — У нашего руководства, то есть у меня, родилась, как ни странно, мысль: назначить Вас, одного из ведущих работников отечественной статистики, чего там скрывать, ха-ха-ха, начальником лёгкой, лё-ё-ёгинькой промышленности. Как вы на это смотрите, Юрий Михайлович? — обратился Юра к башмаку и выжидающе замолчал. Решив, что ждать уже бесполезно, в разговор вмешался Ларин: — Отрицательно, Александр Дмитриевич*, — и тут же с удовольствием наблюдал, как его работник упал со стула. Как только Хованский поднял голову над уровнем стола, начальник продолжил, подходя ближе, — Я безынициативен, нерасторопен, неловок, а так же робок, Дмитрий Александрович. Я вам захвалю всю работу отдела лёгкой, лё-ё-ёгинькой промышленности. — Входите, — неловко потянул Хованский и нацепил очки Ларина на переносицу, чтоб со всей точностью вжиться в образ, — присаживайтесь, товарищ Хованский. — Спасибо, слушаюсь, — добродушно ответил начальник с лукавой улыбкой. — Меня зовут Юрий Михайлович. — Я это запомню, товарищ Хованский, — выдохнул Юра, поправляя волосы. — Ох, стоит ли затруднять себя подобными пустяками, уважаемый Дмитрий Александрович? — Стоит, тем более, что я считаю Вас самым трудолюбивым, — после этих слов на лице Ларина появилось чистосердечное удивление. — Что вы, что вы, Дмитрий Александрович, стоит ли так меня баловать? — Все ушли, а вы, как болван, остались, — внимательно всматриваясь в лицо Ларина, проговорил Юрий, и если бы Дмитрий чуть внимательнее присмотрелся, он бы увидел, как горят его уши. — Я остался, как вы совершенно справедливо заметили, как болван, потому что вы раскритиковали мой отчёт. И справедливо раскритиковали. — Ваша скромность делает Вам честь. — Хм, моя скромность ничто, по сравнению с вашей бесконечной прозорливостью*, уважаемый Дмитрий Александрович, — Ларин наблюдал как его работник снимает очки и опускает взгляд. Игра затянулась. — Извините меня, — стушевался работник под насмешливый взглядом начальника. Ларин на это только хмыкнул. — Прекрасно. Нет, почему же, это даже интересно. Это вам к лицу. — Извините ещё раз, прошу присаживайтесь, — Юра встал с кресла и жестом пригласил Ларина сесть. — Да нет, почему же, Вам там удобно, — продолжил издеваться Ларин. Юра хотел провалиться сквозь землю в этот момент. — Нет-нет, давайте мы туда-сюда, — неловко засмеявшись, Юра показал условное перемещение и замер от внимательного взгляда. — Только почему же вы считаете меня таким уж плохим работником? — А чего же вы не ушли домой со всеми остальными сотрудниками? Откуда такое рвение? — Юра благодарил Бога за то, что Ларин не видит его лица сейчас, пока тот выключал свет и ставил стулья на место, готовясь закрывать кабинет. Этот вопрос поставил его в тупик и смутил. А действительно, почему? Возможно из-за того, что Ларин оказался таким... одиноким? То, что он говорил тогда на крыше совершенно разрушило образ того тирана, что строился годами. Решив, что молчание затянулось, Хованский на ходу придумал оправдание: — А-а-а, вы сами говорили — мой плохой отчёт. Да. — Да-а? И для этого вы пришли в мой кабинет? Странная идея, — несколько выжидающе проговорил Ларин. — А я думал, что вы поможете мне исправить его, — тут же нашёлся Хованский, улыбнувшись. — Опять врёте, товарищ Юрий Михайлович, — безапелляционно заявил Ларин, и Юра очень удивился, услышав обращение, которое использовал его начальник. — Вы остались потому, что пожалели меня. Сегодня утром я имел неосторожность пожаловаться при вас, и, должно быть, от слабости наговорил лишнего, а вы, хах, вы поверили. А всё у меня отлично и превосходно, — выключая свет во всём учреждении заверил Ларин, — лучше и быть не может. Дело, знаете, не только в личной жизни. Личная жизнь, подумаешь. Есть много других вещей, — пока Юра проводил Ларина до выхода, он услышал, как дрожит голос начальника, — Я руковожу большим учреждением, работу свою люблю, многие меня уважают, некоторые даже бояться. Кстати сказать, я только что от министра и он меня хвалил, — вдруг Дмитрий Александрович остановился и посмотрел Юре прямо в глаза, — так что я не нуждаюсь ни в вашем сочувствии, ни в вашем покровительстве. — Я думал, вы сегодня утром были настоящим, но я ошибся. Настоящий вы сейчас, — Юра говорил это невероятно тихо и грустно, от чего Ларину стало неловко. — Ну... ладно, идите домой. Идите скорее, слышите? — и повернулся, чтобы уйти, как в зал забежала Шурочка и остановила его. — Так, всем наплевать! А я сижу одна, ломаю голову, чтоб такое подарить Баровских, чтобы он получил удовольствие! Присмотрела бронзовую лошадь в комиссионке! — и обратилась к Ларину, — Дмитрий Александрович, я вас очень прошу, отпустите завтра Хованского, а то я одна эту лошадь не дотащу! — Ларин, казалось бы, даже не обратил внимания на забежавшую женщину, но её последние слова вывели его из себя. Он последний раз глянул на своего работника пронзительным взглядом и стремительным шагом покинул здание статического учреждения, оставляя позади краснеющего Хованского.