***
Следующие дни я провела в петле времени. Ко мне редко кто-то заходил. Дальше туалета и столовой я не ходила. Первые два дня спуститься поесть — и правда казалось достижением, так все болело. Когда вечерами маленьким вихрем врывалась Никки, я точно знала, что время близится ко сну. Она приносила огромную, в потрепанной истертой обложке книгу сказок — старший брат ее надоумил — забиралась на кровать и слушала, слушала, постепенно проваливаясь в волшебный мир сновидений, пока не появлялся Эван, чтобы отнести сопящую сестру в ее комнату. Мэри заглянула всего один раз. Она пришла поздно вечером, кажется, четвертого дня. Эван забрал Никки, и я уже выключила светильник, собираясь спать, как в дверь коротко постучали. Через пару секунд в проеме показалось бледное лицо с выпученными глазами. Мэри шепотом бросила «Можно?», не дожидаясь ответа, юркнула в комнату и плотно закрыла дверь. Прислонив ухо к двери, она вслушивалась в отдаляющиеся шаги старшего брата, и только когда они стихли, присела на самый краешек кресла. Она беспокойно жевала губы, собираясь вывалить на меня то, что вряд ли могло обрадовать, и я ее не торопила, подозревая, что не о платьях она пришла пошушукаться. Я хорошо помнила это зловещее молчание, его ни с чем не спутаешь. Оно заставляло сердце ныть и тоскливо сжиматься прежде, чем ужасающая весть беспощадно разобьет его. Дар это или проклятье, но пока ты остаешься в неведении, твой худший кошмар и случился, и нет одновременно, будто кот Шредингера, с разницей только в том, что кот был вымышленным, а мои друзья — нет. Стоило этой мысли промелькнуть — и от нее уже было невозможно избавиться, она назойливой мухой зажужжала в голове. Не выдержав тишины, я спросила: — Что-то случилось? Что-то с Тайрой и Эйлин? Мэри отрицательно покачала головой, уставившись на свои колени, а я с облегчением откинулась обратно на подушки. Значит, что бы там ни было, оно меня не касалось. — Тогда что? — спросила я, но Мэри не ответила. Она комкала пижамные штаны, бросала на меня пытливые взгляды, теребила кулон на шее и продолжала молчать. Я ждала от нее хотя бы пары слов, но вместо них тишину нарушала лишь барабанная дробь дождевых капель, отскакивающих от крыши и подоконника. Тонкие девичьи пальцы в такт барабанили по худым коленкам. Бам-бам-бам. Бам-бам-бам. Я уже начала думать, что Мэри увлеклась и вовсе забыла, зачем пришла, когда она вдруг выпалила: — Нет, это все ерунда. — Ты о чем? — не поняла я. — Забудь, — отмахнулась она и вылетела из комнаты, оставив меня наедине с мыслями — одна хуже другой. Я еще долго не могла уснуть, пытаясь разгадать, что же Мэри хотела мне сказать. Еще через пару дней после ее загадочного визита я чувствовала себя гораздо лучше и уже собирала вещи, готовая отправиться с рассветом обратно в Уиннипег, не представляя, как буду объяснять мистеру Хиду свой внезапный уход. Этот милый, маленький старичок всегда переживал за нас и заботился по мере своих сил и возможностей, выбирая что-нибудь не слишком сложное, но с хорошей оплатой, что иногда вызывало праведный гнев других зачищающих, но нас это ни капли не смущало. Я любила Тайру и Эйлин, любила мистера Хида и его осиротевшего внука Оливера, по пятам следующего за погруженным в работу дедом. Даже нашего менеджера, вредную ворчащую мисс Тейм, благодаря которой нас сюда занесло, я тоже по-своему любила. Возможно, потому, что больше у меня никого не осталось, ведь ни один нормальный человек не согласится на такую работу, если его ждут дома. Нас никто не ждал, поэтому я даже немного завидовала Фейдерам — они все еще были не одни, и пусть их семья страдала от потери, она не исчезла окончательно. Мои размышления прервал топот ног. Похоже на Никки, которая совсем не умела ходить пешком, а только бегать, но с растрепанными волосами и раскрасневшимся лицом вместо нее влетела Мэри. Она кинулась ко мне и, схватив за плечи, встряхнула с такой силой, что внутри снова все заныло. — Эв сказал, ты увольняешься. Это правда? — спросила она, измеряя комнату беспокойными шагами, — Куда теперь пойдешь? Тебе есть куда пойти? Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, стараясь унять боль после встряски и собраться с мыслями. До эпидемии мой дом был на севере, в Ситхе, где хозяйничал холодный пронизывающий до костей ветер, и темное синее море облизывало шершавыми языками-волнами каменистый пляж, где на пристани качались рыбацкие лодки, убаюканные колючим приливом, а туманный еловый лес шумел, нашептывая древние как мир, сказания северных племен. Теперь я была слишком далеко от него. Последние мои полтора года пришлись на Уиннипег, к которому я так и не привыкла, не сложилось. Будучи неуверенной, что смогу найти в городе какую-то другую работу за те же деньги, я растерянно пожала плечами. А ведь действительно, где и как жить дальше? Может, лучше пока поработать, накопить денег, а потом..? — Не обдумала ничего, да? — снова вопрос. Я неопределенно повела плечами. Ее в любом случае это не касается. Мэри молчала, закусив губу. — А ты… ты не хочешь остаться здесь, у нас? — выпалила она, избегая моего взгляда, точно что-то скрывала. — Я? У вас? Бред какой, — невесело рассмеялась я. Правда, с чего бы это? Еще в первый день она жаждала вышвырнуть нас вон. — Что-то случилось? — Ну-у-у, — протянула Мэри, снова сомневаясь, говорить или нет, — мне нужна твоя помощь, — уклончиво ответила она. Трудно было не заметить, с какой неохотой далось ей это признание, будто сам факт просьбы ей был противен. — В чем? Нужно кого-то убить? — озвучила я первое, что пришло в голову. Глаза девушки округлились от удивления, сменившегося презрением. Боже, кого я об этом спросила? Но ведь ничего другого я не умела, разве что еще неплохо отстирывала кровь и кишки. — Издеваешься что ли? — вскипела Мэри, взмахнув руками. — Ты убила их! Маму и Томми убила! Ты не представляешь, как мне мерзко иметь дело с тобой, только просить больше некого. Ты мне должна! Должна пообещать, что останешься здесь, с ними. Что вернешься сюда, когда уволишься. Эта мелкая заноза будет только рада, а Эв… он попсихует и смирится — другую няньку ему все равно не найти. Уж перебьется как-нибудь. — О, интересно… Все-таки уволюсь, значит? — снова рассмеялась я, проклиная Эвана за наглое вмешательство. Он не имел права заявлять, что я увольняюсь. Да, я хотела, правда хотела и даже сказала об этом Тайре, но еще ничего не решила. Многое еще предстояло обдумать и обсудить прежде, чем принять окончательное решение. — Уволишься и отдашь мне свое место! — потребовала Мэри, с силой сжимая мои ладони в своих. — Там же нужны люди? Я пойду работать вместо тебя, ты вернешься сюда. Ты должна мне. Мэри вела себя самоуверенно и нагло, и был здесь какой-то подвох. Как же у этой девчонки все было просто. Слишком просто. Так не бывает. — Я ничего тебе не должна, — возразила я, выдернув руки. Мое чувство вины давно исчерпало себя. — Объясни, что случилось и зачем тебе это? Ты же можешь просто уйти. — Господи, да не могу я! Не могу! И какая тебе к черту разница? Тебе все равно некуда идти. Трудно тебе что ли? — Не неси чушь. Я не буду жить в чужом доме только потому, что тебе так взбрендило. В зачистке для тебя найдется такая же девчонка как ты, которая будет давить на совесть и заявит, что теперь ты ей должна. Тоже сразу уволишься? Думаешь, потянешь такую работу? — Да я потяну что угодно, лишь бы вырваться отсюда! — вскрикнула Мэри, рухнув на кровать и закрыв лицо руками. — Я устала. Устала! Не могу я больше. Никки целыми днями ноет: мама то, папа это… они ей даже не родные! Ее мамаша была такой… Господи, она понятия не имела, от кого залетела! Папа тогда так злился на нее, ведь она ему столько проблем подкинула, крутилась с отбросами, подсела на наркоту, но он все равно помогал… «Мэри, она же моя племянница, у нее больше никого нет». А когда он узнал, что его ненаглядная Дженни после очередной дозы захлебнулась в собственной блевотине, что он сделал? Правильно! Забрал ее соплю домой, такую же избалованную и тупую, как ее безмозглая мамаша. Эвану легко с ней возиться, ведь его здесь не было, когда папа притащил ее в дом и свалил на меня. Ой, взрослый Эван у нас, понимаете ли, учился! Ему всегда было на нас плевать, у него свои важные дела, важнее всех нас. Все, чтобы выслужиться перед отцом! Мотается по ночным вызовам, чтобы заштопать очередного его дружка, или еще лучше, когда эти их дружки среди ночи приезжают к нам в дом... Это все из-за них! Если бы папа не влез в это… и Эв, вместо того, чтобы все прекратить, решил продолжить эти сборища алкашей. Ради чего? Дожидается, когда нас всех перебьют? Все держалось на маме, она так старалась, чтобы все обошлось… моя мама. Если я не уйду, то совсем здесь свихнусь, понимаешь? Я ничего не понимала. Какие-то дела отца, ночные выезды Эвана, сборища… меня это все не касается. Ничего из этого я знать не должна и не хочу. Мэри хочет втянуть меня во что-то, напоминающее полный пиздец, а сама — сбежать. Делать мне нечего! Еще и Никки досталось… Мэри не особо баловала ее своей любовью, но чтобы так? Маленькая наивная девочка даже не подозревает, насколько ее привязанность к старшей сестре может быть не взаимна. Я присела на кровать и схватилась за голову. — Да уж, — вздохнула я, переваривая услышанное. — Даже не знаю, что сказать… Ты можешь пойти со мной в Уиннипег, в зачистке всегда нужны люди, но свое место я тебе не отдам. Мэри ничего не ответила. Она все так же лежала на кровати, зарывшись лицом в сложенный плед. Услышала ли она меня? Кто знает… Когда молчание стало совсем невыносимым, я вышла из комнаты. Раз уж мне нельзя было сильно напрягаться, а занять себя было нужно, я решила помыть посуду. Эван все еще сидел за столом после ужина, обеспечивая меня молчаливым присутствием. Он делал вид, что читает газету, но я чувствовала, как его напряженный взгляд упрямо и жестко сверлит мою спину. Казалось, будто он вот-вот доберется до позвоночника и пересчитает все и без того ноющие позвонки. Я вздрогнула, когда в спину прилетел вопрос: — Что она успела наплести? — О чем ты? — Я даже отсюда слышал ее слезливую тираду. Что будешь делать? Потащишь ее в свой гадюшник? — последнее слово парень выплюнул с презрением. — Вовсе нет, — тяжело вздохнула я. Этот разговор не предвещал ничего хорошего. — Пусть сама решает, не маленькая. — Сомневаюсь, что ты ей откажешь. Я лишь неопределенно пожала плечами, решив промолчать. Не получив ответа, Эван не выдержал: — Ну, так что еще она тебе рассказала? Вот прицепился! Я снова вздохнула, откладывая вымытую тарелку в сторону: — Ничего интересного. Я не лезу в чужие дела и надеюсь, что в мои тоже никто лезть не будет. Если ты переживаешь, что я кому-то что-то разболтаю, то можешь расслабиться. Болтать мне некому и незачем. — Да брось, пташка, не похожа ты на человека слова, — усмехнулся Эван. — Пока что твои слова больше напоминают сентиментальный треп. Поплакалась, что ненавидишь работу, убивать не хочешь и жалко тебе несчастных мертвецов. В конце концов, не об этом ты, бедная, мечтала, да? Я все это понимаю, но только делать ты ничего не собираешься, все мечтаешь о будущем, которое само себя сделает. Какие с тебя гарантии, ну? Не смеши. Еще и Мэри втянули в свое дерьмо, никак не отцепитесь. Так вот к чему он клонил. Думает, нам в команде жизненно необходима Мэри? На остальные слова мне нечем было возразить, слишком правдивыми они оказались, и слишком болезненными, чтобы пропустить их мимо ушей. Я столько всего натворила, что когда пришло время отвечать — оказалась не готова, вот и все. Страх сломаться под тяжестью ответственности заставлял избегать ее всеми возможными способами. Избегать перемен. Стараясь унять дрожь в руках и придать голосу твердости, я спросила: — Это все? — Если у тебя нет ответа, то разумеется. — Тогда спокойной ночи, — бросила я, прежде чем отправиться спать. Когда я зашла в комнату, Мэри уже не было. Я не знала, уйдет ли она со мной завтра утром, но всей душой надеялась, что нет. Ее можно было понять, и все же она мне не нравилась, и менять свое мнение у меня не было никакого желания. Мы с ней были так похожи в своем желании сбежать от проблем, что это только подливало масла в огонь. Она, как и я, очень сильно запуталась. Все вещи были упакованы, и я залезла под теплое одеяло. Никки пришла за положенной ей сказкой на ночь — единственное, что в этой семье было неизменным. Она протянула книгу, и я не сдержала смешок. — Брат выбирал? — усмехнулась я, рассматривая цветастую обложку. — Эван сказал, ты знаешь ее наизусть, потому что она у тебя в крови, — виновато пожала плечами Никки. — Я не понимаю, что это значит, но звучит страшно. Я рассмеялась. Мифы северных индейцев у меня в крови, значит. Хорошо, признаю, это оказалось забавно. Часть мифов я действительно знала из детства, а другую часть видела впервые и с радостью окунулась в них, почти позабыв о неприятном разговоре. Когда я проснулась, Никки уже не было, и книга закрытая лежала на столе. Рассвет робко прошмыгнул в дом, намекая, что пора уходить. Вещи собраны, волосы заплетены в две черные косы, лук — за спиной, катана — на бедре. Все, как полагается. Осталось только одно маленькое дельце. Я на носочках спускалась на первый этаж, когда услышала крики на кухне. Не потребовалась напрягать слух, чтобы понять — Мэри была в ярости: — Какого черта ты несешь?! — звонкий звук пощечины, и на несколько секунд воцарилась тишина, снова прерываемая девушкой: — Как ты не понимаешь? Я не могу больше! — Я как раз-таки все понимаю, но это не повод становиться убийцей. Ты сама всегда была против, нет разве? Неужели Мэри решила уйти со мной? Я бросилась на кухню. Дверь была открыта, и я чуть не налетела на Эвана, вовремя затормозив. Мэри стояла спиной к нам, вцепившись в бортик раковины, будто это было единственным, что удерживало ее на ногах. — Вы, значит, смогли, а мне нельзя? И почему? Не женское это дело — убивать, или что? Не доросла еще? — В твоем случае оба варианта, — Эван оперся на спинку стула и, прикрыв глаза, потер переносицу, будто успокаивал головную боль. — Ты сама-то чего добиваешься? — Да чего угодно! Что угодно будет лучше всего этого! — резким взмахом руки Мэри обвела кухню, — Сидя дома с соплячкой я разве чего-то добьюсь? Не забывай, что это ты смог вырваться и уехал учиться, а я осталась здесь! Это ты занимался чем угодно кроме помощи семье! А я должна еще несколько лет просидеть здесь домработницей и нянькой для нагулянного наркоманкой ребенка? Ничего я не должна! Я оставалась здесь ради мамы, но ее… ее нет из-за вас! Она закрывала глаза, а я не буду. Я ухожу! — Ладно, хорошо, я тебя услышал. Но ее-то зачем втягивать? — взглянул на меня Эван. На его щеке красовался пунцовый след от ладони. — Серьезно надеялась с ее помощью сбежать от проблем? Чтобы она вместо тебя готовила, драила дом и нянчилась с Никки? Нашла себе такую же бестолковую замену, которая сама не знает, чего хочет, и плачешься, жалеешь себя, кричишь о каком-то взрослении… Ну смешно же? Ни хрена ты, Мэри, не повзрослела. — Я все решила, — ответила она, разворачиваясь. — Тебе всегда было плевать на нас, как и папе. Вас и дома-то никогда не было, все решали свои проклятые дела! Так решай их дальше, командуй его шайкой, из-за которой он теперь в могиле, но решать за меня ты не будешь! — Разве я что-то тебе запрещаю? Поступай, как знаешь, но не оправдывай свои страхи чушью вроде каких-то перемен, — на удивление спокойно сказал Эван. Его лицо не выражало ничего, кроме глубокой усталости. —Я знаю, от чего ты бежишь, и ты в праве на меня злиться. Просто будь осторожна. Пока Мэри переваривала услышанное, ее брат вышел из комнаты, оставляя последнее слово за собой. Девушка пробежалась по мне рассеянным взглядом, будто не замечая моего присутствия. Сглотнув ком в горле, она медленно закрыла глаза и глубоко вдохнула. — Ему действительно плевать на нас, — тихо произнесла Мэри, не открывая глаз. — Раньше он бы злился, хрен бы меня куда-то отпустил, даже с друзьями погулять, а сейчас ему плевать. Мне страшно, понимаешь? Я не могу здесь остаться, только не здесь. Я не хочу в этом всем участвовать. — Все в порядке, я понимаю, — сказала я как можно спокойнее, хотя внутри поднималось негодование. Мэри, как когда-то я сама, трусливо сбегала, бросив остальных расхлебывать проблемы. Я жалела о содеянном, и не хотела, чтобы жалела она. С тем же багажом за спиной я не имела права ее осуждать, но мне не хотелось, чтобы она уходила. Мэри подошла к двери и распахнула ее, словно ей это ничего не стоило, словно здесь она не оставляла свою семью, словно впереди ее ждало легкое путешествие и никаких сожалений — светлое будущее, которое было невозможно абсолютно так же, как была невозможна в раскаленных пустынях Африки снежная буря. — Уиннипег, значит? Тогда встретимся там, — сказала Мэри и покинула свой дом. Я не долго смотрела ей вслед прежде чем закрыть за ней дверь. Оставалось одно незаконченное дело, выполнять которое теперь совсем не хотелось. Что уж говорить, мне было обидно, что меня назвали бестолковой заменой, но дело было важнее обид. Наспех позавтракав вареным яйцом и кофе с тостом, я поднялась по лестнице и остановилась напротив двери. Постучала. — Ты еще не бежишь вприпрыжку за Мэри? — отозвался Эван, открывая дверь. На его лице не было ни грусти, ни сожаления. Будто правда было все равно. — Чего тебе? — Не обязательно грубить. Я вообще-то хотела отдать кое-что, — я в раздражении шарила в кармане. Неужели потеряла? Может, в рюкзак засунула? — Ох, сейчас, минуту… — Господь всемогущий, ты издеваешься надо мной? Пришла, чтобы все пустые карманы передо мной вывернуть? — Нашла, — выдохнула я. — Ты не подумай, я не украла, ничего такого... Ну, точнее, стащила у Элли, но вообще я никогда не воровала… в общем, думаю, тебе они будут нужнее, чем ей. Эван в недоумении смотрел на меня и на мою протянутую ладонь: — Обручальные кольца? Ты мне предложение делаешь? — Это не мое, это твоих… твоих родителей. Я подумала… Договорить я не успела. Эван выхватил кольца и поднес их ближе, чтобы разглядеть. Безразличие на его лице сменилось растерянностью. Он нахмурился, открыл рот, чтобы что-то сказать, и передумал. Рука безвольно опустилась. Ладонь сжалась в кулак. Он закрыл глаза, запрокинул голову, и сделал глубокий, тяжелый вдох. У него больше ничего от них не осталось. Совсем ничего. Я не знала, что делать, как утешить, чем помочь, хотя казалось, что с началом эпидемии проходила это тысячу раз. Наверное, лучше будет оставить его одного. Я на носочках шагнула назад и потянулась к рюкзаку, чтобы поднять его с пола, когда Эван схватил меня за руку, дернул на себя, и сгреб в охапку. Я оказалась в его объятиях, уткнувшись в плечо. Как себя вести? Что говорят в такой ситуации? — Мне так… — Да, знаю. Помолчи, — выдохнул он. Я умолкла, вслушиваясь в его сбитое дыхание. Мэри говорила, что ему плевать на нее, на родителей, но сейчас Эван остался один, и зажатая в его руках, я чувствовала, как колотится его сердце. Сколько всего мы прячем там, глубоко в нем, даже от самых близких. Сколько всего не видим. — Спасибо, Доул. Спасибо. Плечи Эвана содрогнулись раз. Второй. Моя ладонь неловко, почти не касаясь, прошлась по его спине, легла где-то под лопаткой и сжала футболку. Я зажмурилась, крепче прижимаясь к нему. Господь, за что мы, люди, такие хрупкие? Если бы можно было забрать хотя бы часть чужого горя… Пожалуйста, хотя бы малую часть… Ребра больно ныли, напоминая о падении, но в глазах защипало совсем по другой причине.3. When the body speaks
19 марта 2021 г. в 20:40
Пробуждение выдалось тяжелым. Тяжелым было все: чугунная голова, слипшиеся веки, одеяло, прибившее меня к кровати бетонной плитой, даже думать было тяжко. Когда глаза привыкли к темноте, я с разочарованием признала, что по-прежнему не имею понятия, где нахожусь.
Голова раскалывалась, силясь воспроизвести в памяти последние события. Взволнованные лица, голоса, ледяная поверхность под спиной, похоже на металл, «не дергайся», слепящий свет, механическое жужжание, туманное поле, кишащее мертвецами, крики, слезы, бесконечная дорога до моста и невнятное бормотание — все смешалось в макабрический калейдоскоп. По спине пробежал холодок, пальцы машинально вцепились в одеяло. Помню, что свалилась в яму, помню запах пота, скрип половиц и неразборчивый шепот:
— Она же могла там сдохнуть, долбаный ты…
— Элли, ради бога, заткнись. Ты ее разбудишь. Собралась присматривать — веди себя тихо.
— Да ты посмотри на ее спину!
— Элли!
Больше ничего, ноль. Ясно было одно — где бы я ни находилась, Эйлин вызвалась за мной присматривать. Нянька из нее была не самая лучшая, но даже от такой няньки была польза, ведь подняться самостоятельно оказалось невозможным — в позвонки и ребра будто вонзилась дюжина гвоздей. От боли на глазах навернулись слезы, и я со стоном повалилась обратно на подушки. Должно быть так чувствуют себя мертвецы, когда Эйлин колотит их своей битой. Отвратительно. Тело ныло, горло першило то ли от желчи, то ли от жажды, но попытка позвать подругу не увенчалась успехом — вместо твердого голоса вышел лишь сиплый шепот. Из угла комнаты донеслись звуки возни, сменившиеся сопением. Так до нее не добудишься.
Вот если бы рядом на столике был стакан воды, если бы... Слабо веря в чудо, я вытянула руку и — хвала небесам! — он действительно там был, только вот пара сантиметров оставалась непреодолимым препятствием — пальцы едва скользнули по прохладному стеклу, глухо брякнув по столешнице. Злясь на собственное бессилие, я ударила по столику так, что стакан завалился на бок и гулко покатился к краю. Звон бьющегося стекла не сильно меня расстроил, все-таки он разбудил Эйлин, и теперь мои шансы не умереть от обезвоживания увеличились в несколько раз. Потревоженная, она закопошилась, по комнате пронесся жалобный скрип — так скрипит старое кресло, — и сонные шаги окончательно оборвали тишину. Подруга опустилась рядом с кроватью, маяча светлой макушкой. Она не ругалась, не ворчала себе под нос, и я, успокоенная ее молчаливым присутствием, в внезапном порыве благодарности запустила пятерню в копну ее светлых волос:
— Элли, я...
Озноб пробежался от кончиков пальцев до волос на затылке — это была не Элли. На меня уставились два огромных угольно-черных глаза. В ужасе я отдернула руку. Это не может быть он! Лицо мертвенно-бледное. Взгляд холодный, неживой. Вьющиеся волосы. Передо мной сидел Томми. Его левый глаз чернел, расплывался, превращаясь в кровоточащую дыру, оставленную моими же руками. По щеке, вниз к подбородку зазмеилась бурая струйка крови. Он захрипел точно так, будто я снова держала его за горло.
Я схватилась за голову, и в нос ударил мерзкий, тошнотворный запах железа. Ладони задрожали, они были в чем-то склизком и липком. В крови. В его крови.
— Боже, нет, не может быть... Это все сон, сон, сон, — как мантру повторяла я. — Мне просто надо проснуться, тогда все закончится. Просто проснуться…
— Посмотри на меня, — цепкие пальцы требовательно сомкнулись на моих запястьях, не позволяя вырваться из ночного кошмара. Он хотел, чтобы я увидела, что натворила, на что способны мои руки. Но я уже видела, видела и больше видеть не хотела!
— Прости… прости меня, я не хотела. О, господи, мне так жаль! Если бы можно было... если бы не…
Могильный холод расползался по комнате, пробирался под одеяло ледяной змеей. Меня зазнобило так, что зуб на зуб не попадал. Я мычала сквозь плотно сжатые губы, размахивала руками, стараясь стряхнуть видение, стряхнуть ледяные руки со своих запястий, но они не исчезали, только больше походили на явь. Тело ныло от каждой попытки вырваться.
— Что ты там бормочешь? — пальцы мертвеца сильнее впились в кожу. — Доул, посмотри на меня.
— Нет-нет, я б-больше не могу… Пожалуйста, я хоч-чу проснуться.
— Да хватит уже! Успокойся, Вивиан, слушай меня. Ты слышишь?
Что слышу? Слышу того, кого не должна? И как тут успокоиться? Ничего не понимая, я тряхнула головой, надеясь, что он исчезнет.
— Почему ты здесь? Ты пришел за мной?
Вздох вместо ответа. Неожиданно прохладная ладонь отняла мои руки от лица и опустилась на лоб. С щелчком на столе мягким светом загорелась лампа. Тьма отступила. Я нехотя разлепила глаза и в неверии уставилась на призрака.
— У тебя жар. Возможно помрачение сознания, — заключил он. — Узнаешь меня?
Я растерянно всматривалась в заспанное, совсем не детское лицо, изможденное бессонными ночами, пугающе спокойное. Оба глаза целы. Крови нет.
— Эван? — промямлила я, приходя в себя. Он утвердительно кивнул. — Но тут был Томми, он сидел прямо напротив меня. Он был тут, клянусь!
— Это я. Томми здесь не могло быть, я похоронил его вчера утром. Не помнишь?
Я неопределенно мотнула головой, обхватила лицо липкими ладонями и вновь расплакалась — тошнотворный запах крови никуда не делся.
— У м-меня руки в… в крови. Поч-чему они в крови?
— Потому что ты работаешь в зачистке, — тихо хмыкнул Эван и добавил уже громче: — Успокойся, у тебя чистые руки.
— Нет-нет, они точно в крови, я знаю, — даже если мальчик мне померещился, то стоявшая вонь не могла быть плодом воображения. — И лицо теперь все в ней.
— Тебе так кажется, потому что ладони вспотели. Посмотри и сама поймешь.
Что пойму? Пойму, что схожу с ума? Но я не сумасшедшая. Я сжала пальцы, ногтями царапая влажные ладони, соскабливая свернувшуюся кровь. Нет, такое не может просто показаться. Я была уверена в своих ощущениях, но заставила себя опустить взгляд и не поверила своим глазам — руки действительно были чистыми. Но как? Откуда тогда этот запах? Тыльной стороной ладони я вытерла мокрый от слез нос и в замешательстве уставилась на руку.
— Черт, подожди, — бросил парень, вскакивая на ноги, — у тебя кровь из носа пошла.
Стараясь привести мысли в порядок, я зажала кровящий нос и закрыла глаза, вспоминая вчерашний день. Я помнила, как уснула под деревом, а очнулась уже в яме. Помнила, как Эван кромсал мертвеца. Помнила, как опорожнила желудок. Помнила, только никак не могла связать все это воедино. Когда парень с аптечкой присел рядом, я уже знала, что хочу спросить:
— Как я оказалась в могиле?
— Я поздно заметил кадавра и…
— Кентавра?
— Кадавра, Доул, живого мертвеца. Работаешь в зачистке и не знаешь таких слов? Только сказки читаешь? — фыркнул Эван, смачивая вату перекисью и протягивая мне. Я покачала головой.
— Кадавр, — растерянно протянула я, откидываясь назад и затыкая ватой ноздрю. Почему у него больше информации о мертвецах, чем у меня?
— И кто вас учит голову запрокидывать? При носовом кровотечении нужно сидеть прямо, если не хочешь глотать кровь и блевать дальше, чем видишь.
— Не могу подняться, — пожаловалась я, чувствуя, как кровь стекает в горло. От солоноватого вкуса железа действительно затошнило. Эван подхватил меня под мышки и усадил, подоткнув под спину подушку. Я невнятно буркнула «спасибо», облизывая пересохшие губы и сильнее кутаясь в одеяло.
— От тебя одни проблемы, — нахмурился он, вертя в руках отколовшееся дно стакана.
— Пить хотела, не дотянулась.
Кивнув, парень поднялся и вышел из комнаты. Я слышала скрип половиц под его ногами и взволнованный шепот. Когда он вернулся, я тут же засыпала его вопросами, жадно глотая воду:
— Кентавр или как там… в общем, мертвец… Его я видела перед отключкой?
— Да, некогда было тебя будить, проще стащить в яму. Еще эти идиотские сапоги… Думал, из-за них придется рыть могилу побольше.
— И как ты его..?
— Убил? Вылез и разнес лопатой череп, как еще? Я же говорил, что ей можно не только копать. Твоя железка не пригодилась.
Я дернулась, вспомнив про катану. Как я могла так глупо потерять подарок Тайры? Только начала справляться с оружием, и потеряла его. Молодец!
— Я передал ее рыжей девчонке, — опередил мой вопрос Эван. — Успокоилась?
Я покачала головой. У меня было еще много вопросов, не дающих покоя.
— А девочки, где они? Я их слышала, слышала Эйлин, она должна была присматривать за мной, разве нет?
— Девочки, — фыркнул Эван, усаживаясь обратно в кресло, — та, что громче всех матерится, присматривала за тобой первую половину дня, пока ты была в отключке, а теперь твои девочки высыпаются перед зачисточкой, — передразнил он меня.
— Как это перед зачисткой? Из офиса перезвонили? Там знают, что я не могу идти? Им нужен третий, ведь вдвоем опасно и…
— Да-да, они это и без тебя знают, — перебил он. — Поэтому вместо тебя пойдет Мэри.
Это что еще за новости? Она не может. Она ничего не знает о нашей работе и ничего не умеет. Ее нельзя брать.
— Это шутка такая?
— Я сейчас похож на шутника?
Нет, не похож, но и Мэри не похожа на зачищающую. Позавчера она готова была убить меня, и вдруг захотела на мое место, на место падальщика? Лучше бы Эван оказался шутником.
— Но как? Почему? Бред какой-то. Она же не может.
— Это ты не можешь, — с нажимом ответил парень. — Мэри вызвалась сама, никто не уговаривал.
— И ты так просто ее отпустишь?
— Я ее брат, а не хозяин. Она вызвалась только чтобы показать мне, какая она взрослая, и никто ей не указ. Так что если Мэри хочет рубить лишнюю гниль — пусть рубит, — пожал плечами Эван и откинулся назад. — Хотя, как по мне, то, чем вы занимаетесь, херня полная.
— Что ты подразумеваешь под лишней гнилью?
— Ты действительно работаешь в зачистке, Доул? — спросил он, выгнув бровь. — Такое ощущение, что мимо проходила. Кадавры, непригодные для мертвой полиции, что еще? Вам приказано оставлять молодняк, поэтому вы сожгли родителей и Томми, чтобы от начальства по жопе не попало.
Я нахмурилась, уставившись в другой конец комнаты. Откуда ему так хорошо известны наша структура и приказ оставлять «молодняк»? На ум пришла Никки. За завтраком она похвасталась, что их отец защищает весь город. Точно. Наверное, он был полицейским. Полиция тоже завязана на сохранении новообращенных и не сильно отличается от нас. Уж не им нас упрекать. Но мертвая полиция — это еще что такое?
— Приказано, — кивнула я, — но ими занимаются специально подготовленные отряды. А вот откуда об этом слышал ты? И что еще за мертвая полиция? Мертвецы нужны для тестирования вакцины.
— О-о-о, ты же наивный птенец, верящий каждому слову из радио… Запей жаропонижающее, отстань с расспросами и спи.
— Я не заставляю тебя сидеть и нянчиться со мной, можешь идти, — поучительный тон начинал раздражать.
— Разумеется, — усмехнулся Эван, будто только и ждал подобной реакции, — только мне не нужно твоего разрешения — я у себя дома.
За неимением ответа я отвернулась к стене, разглядывая узор на обоях — ярко-желтые звезды на темно-синем фоне. Какому ребенку они не понравятся? Вздрогнув от внезапной догадки, я испуганно провела рукой по одеялу. Кажется, сидя на крыльце, парень говорил, что спал в комнате младшего брата. Может, оттого он мне привиделся, что…
— Это его кровать?
— Да, была. Еще вопросы?
Я представила, как всего лишь пару дней назад Томми засыпал в этой кровати, разглядывая звезды, и наверняка был от них без ума. Возможно, он мечтал, как однажды отправится в космос, как откроет новую планету и станет известным на весь мир космонавтом. В детстве мир так огромен, необъятен, вот он, перед тобой — скорее хватай и крепче его держи! Томми не успел, сорвался вниз, в темную пропасть, в пустоту, где детские мечты уже никогда не исполнятся. Он должен был сейчас лежать в этой постели. Он, не я.
— Ну, чего разнылась? — спросил Эван, услышав мой судорожный полувздох-полувсхлип.
— Это все… это несправедливо. Разве такого детства заслуживают дети?
— Да ты еще наивнее, чем я думал, — хмыкнул он и, немного подумав, продолжил, — ищешь справедливость там, где ее нет. Забила голову идеалистической чушью, но все равно нацепила клеймо падальщика, а теперь оказалась не готова убивать всех без разбора? Не плачься мне о том, на что сама пошла.
Я вспомнила тот день, когда подписывала договор в кабинете мистера Хида, тогда мне хотелось вырваться из круговорота тоскливых мыслей, обязанностей секретаря, бесконечных звонков и бумажной волокиты. Готова ли я была убивать? Признание далось нелегко:
— Я тогда вообще об этом не думала.
— Нахрена тогда поперлась? Ради денег?
А еще ради огромного особняка и мужа-содержанта, конечно же! Что за бред? Каждый, кто оказался в зачистке, так или иначе бежал от чего-то, а не за чем-то. Я вот бежала от совершенной ошибки, стоящей мне всего, от одиночества; Тайра — от невыносимых воспоминаний и пустующего дома, а Эйлин уже и не вспомнит, какая именно из всех ее потерь загнала ее в зачистку. Да, все мы бежали от прошлого, которое ни за какие деньги уже не исправишь.
— Я не ради… — ком в горле с трудом позволял говорить, — не ради денег, я…
— Все, понял, закрыли тему, а то еще опять разревешься тут, а мне не до твоих соплей, — перебил Эван, вскидывая руки. — Есть хочешь? За последние сутки ты ела только землю в поле.
— Не думаю, что на это хватит сил, и нам нужно завтра уходить.
— Забыл сказать: Мэри проявила излишнее гостеприимство, и твои коллеги остаются еще на день, пока разбираются с соседним домом.
— А я? К утру мне станет лучше? — знала, что нет. Толку от меня и до этого было мало, но теперь я стала балластом, который просто необходимо сбросить, чтобы двигаться дальше.
— Ты себя видела? Тебе лежать минимум неделю.
— Но я не могу столько лежать.
— Лежать — это единственное, что ты сейчас можешь. У тебя сильный ушиб и возможно небольшое сотрясение. Отлежишься, придешь в норму и можешь валить на все четыре стороны, но не завтра. Завтра ты проковыляешь дюжину шагов и будешь валяться на полу, не дойдя до двери и корчась от боли. Оно тебе надо?
— Тогда мне нужно поговорить с девочками, до того, как они уйдут.
— Решила сказать им, что увольняешься?
— Что? — после такого заявления Вимент захочет хорошенько врезать битой, и с моей больной спиной ей даже не придется меня догонять. — Точно не сегодня и не завтра. У меня пока не достаточно здоровья, чтобы озвучить эти мысли вслух.
— Ты все еще не поняла, что вокруг происходят вещи похуже твоего увольнения? Хотя, чего я тебя учу… В восемнадцать быть пупом земли с юношеским максимализмом — это нормально.
— Двадцать два, — закатила я глаза, — мне двадцать два. И откуда эта насмешка? Разве ты в восемнадцать не был уверен, что сможешь горы свернуть только потому, что ты такой особенный?
— Я был таким, поэтому сейчас оказался здесь, — зевнул Эван, всем видом показывая, что разговор ему наскучил.
Меня раздражали его самоуверенность и учительский тон, но благодаря перепалке я почувствовала, как уходит нервное напряжение после привидевшегося Томми.
— Хочешь поговорить? — внезапно выпалила я.
— Мне казалось, я ясно дал понять, что не настроен на болтовню.
— С твоих слов мне лежать минимум пять дней, я могу только слушать и говорить, и спать совсем не хочется.
— Могу дать книгу, если среди чистильщиков кто-то еще умеет читать.
— Неси, — махнула я рукой. — Научусь.
Эван поднялся, взял с полки совсем тонюсенькую книгу и протянул ее мне. Она была настолько не внушительна, что ее твердая обложка в сумме давала почти тот же объем, что и страницы. Я усмехнулась от мысли, что у людей часто бывает так же — за внешним видом некоторых, за их внушительным образом почти ничего не стоит, «читать» в них нечего, и остается только наслаждаться цветастой обложкой, но эта книга оказалась не из их числа — Жюль Верн «Двадцать тысяч лье под водой». Тот редкий случай, когда «мало» не равнялось «скучно». Но хороша она была для детей; не для взрослого, которому предстоит лежать пять дней и пять ночей.
— Это моя первая книга, по ней я учился читать. Думаю, и у тебя получится. За неделю осилишь, — сказал Эван, похлопав меня по плечу, — я в тебя верю.
Решив ответить на его саркастичный вызов, я дождалась, когда он усядется обратно в кресло, открыла первую страницу и, прочистив горло, громко и четко прочитала:
— Глава первая: «Плавающий риф». Тысяча восемьсот шестьдесят шестой год ознаменовался удивительным и необъяснимым явле…
— Все-все, хватит. Я уже понял, что по букварю ты здорово продвинулась. Дальше можешь про себя.
Не могла. Черт знает, сколько мне потом куковать в этой комнате в одиночестве. Даже если Эван не хочет со мной разговаривать, сидеть в тишине я не собираюсь. Буду читать вслух, пока не заклонит в сон.
— …явлением, которое, вероятно, еще многим памятно. Оно крайне взволновало жителей приморских городов, сильно возбудило умы в континентальных государствах и особенно встревожило моряков...
Я не спала, когда рано утром Тайра на цыпочках прокралась в комнату, присела на краешек кровати и прошептала:
— Ну как ты, Вив?
В поисках ответа я покосилась на прочитанную книгу. Взгляд скользнул по пустому стакану, креслу в углу комнаты и уперся в потолок. Как я? Книга кончилась, Эван уснул, и из развлечений остались только недосчитанные звезды на обоях. Прости, Томми, но глаза бы мои их не видели. Не найдя ответа на вопрос Тайры, я пожала плечами.
— Вчера позвонила Тейм, мы уходим зачищать дом Фолтов, он недалеко отсюда. Мэри проведет нас.
Я вспомнила, что Мэри заняла мое место в команде, они пойдут без меня. Обида, что замена нашлась так легко, скребла горло острыми когтями, жадно выцарапывала добрые слова, оставляя их непроизнесннными, и я нехотя улыбнулась и прошептала: — Удачи.
Улыбка вышла натянутой, позорно вымученной, и я отвернулась, избегая проницательного взгляда подруги. Я снова боялась, что подвожу команду, что бросаю их в ответственный момент. Нельзя оставлять работу именно сейчас, когда Мэри не кажется надежным человеком. Она им и не была, и, тем не менее, заняла мое место. Я закусила губу, сдерживая невысказанные опасения, но Тайра без слов поняла, что меня тревожит, и кивнула:
— Мэри идет с нами, но это так…
— Да, знаю, все в порядке, — мы обе видели, что нет никакого порядка, но мне хотелось закончить неприятный разговор как можно скорее.
— На самом деле порядок сомнительный, Вив... я передала мистеру Хиду, что ты приболела и заглянешь в офис через неделю. Он переживает, попросил не задерживаться.
Я закрыла глаза и усмехнулась — стоит мне заглянуть к мистеру Хиду, и выглянуть обратно будет ой как непросто.
— Ты не сказала, что я хочу уйти?
— Что? Ну уж нет, — Тайра нахмурилась, давая понять, какую глупость я ляпнула. — Если ты все-таки решилась — скажешь ему сама, и Элли тоже.
Эти двое были последними, с кем мне хотелось обсуждать мое увольнение. От этой парочки можно не ждать легкого разговора.
— Они меня убьют, — простонала я.
— Да ну, брось. Разве что Хид заболтает тебя до полусмерти, а Элли немного поколотит, но жить будешь, не накручивай себя раньше времени. И еще кое-что: после зачистки мы… в общем, мы сразу уходим.
В груди снова заныло. От каждого слова Тайры становилось только хуже. Мало того, что сегодня я с ними не уйду, так еще застряну одна в чужом доме с незнакомыми людьми. Они были мне не рады, и это было взаимно. Ну что, Вивиан, довольна, что избавилась от нелюбимой работы? Не спалось ночью, тиканье часов бесило? Теперь-то ты его наслушаешься до тошноты.
— Может, я смогу как-то с вами…
— Я предупредил, что нельзя вставать, но если хочешь валяться на земле каждые полмили — дело твое, — ответил хриплый голос с другого конца комнаты. Эван только проснулся, а уже был готов язвить.
— Слышала? Врачу виднее, — пожала плечами Тайра.
Я лишь недовольно фыркнула. Хорош врач, который чуть не сломал мне хребет, а теперь умничает. Подруга накрыла теплой ладонью мою холодную и легонько сжала:
— Давай не раскисай и догоняй. Еще увидимся.
Она поднялась на ноги и уже собиралась уходить, когда я схватила ее за руку:
— Элли не зайдет?
— Элли сказала, что если ты попадешься ей на глаза, она переломает тебе ноги, чтобы в следующий раз тебе не пришло в голову искать приключения посреди ночи, — усмехнулась Тайра и, махнув на прощанье рукой, вышла из комнаты.
Стоило двери захлопнуться, как Эван спросил:
— Боишься, что без твоих подруг мы тебя убьем и закопаем в лесу?
— Не убьете, потому что сразу станете главными подозреваемыми, — ответила я. — О моем местоположении знают уже минимум четыре человека с работы, так что долго искать не придется.
— Можно было бы конечно свернуть тебе шею, закопать подальше в лесу вместе с телом и уликами так, чтобы ищейки не нашли, но ты серьезно думаешь, что я из последних сил тащил тебя сюда, чтобы потом тащить обратно?
Я пожала плечами, не желая спорить. Да и возразить было нечем. Мне нужно было решить один вопрос.
— Ты можешь позвать Элли? — судя по хмурому взгляду Эвана, эта затея ему не понравилась. — Пожалуйста. Это очень важно.