All shall fade

      Уиннипег встретил меня привычным запахом гари и звуком полицейских сирен. Язык не поворачивался назвать этот город своим домом. Около главного офиса в мусорном танце на ветру кружились обрывки газет и объявлений о пропаже, заполонивших едва ли все поверхности автобусных остановок и первые этажи зданий. Людей пропадало столько, что властям впору бить тревогу, но никто не бил. Все уяснили простой урок: если чье-то лицо оказывается в объявлении — он уже мертв.       В офисе кипела жизнь, звенели телефоны, стучали карандаши и ручки, сновали туда-сюда агенты по зачистке, пожимая друг другу руки и хвастаясь уловом. Кто-то даже поинтересовался, как я себя чувствую и где умудрилась подцепить заразу в такое-то время. Знала бы я еще, о какой заразе шла речь, было бы проще выкручиваться. В надежде, что мне приписали что-то не из ряда сифилиса, про который могла ляпнуть Элли из своего желания поиздеваться, я протараторила «Ой, сама не знаю, но мне уже гораздо лучше, спасибо», и, избегая дальнейших расспросов, рванула к кабинету мистера Хида.       Мисс Тейм по-прежнему занимала когда-то мой рабочий стол, за которым я несколько месяцев проработала секретарем, зарываясь в бумагах и отвечая на бесконечные звонки. Так что о прелестях жизни офисного планктона я знала не понаслышке.       — Здравствуй, Вивиан, — сухо бросила Тейм, не поднимая головы. Даже если эта женщина сидела и маялась от безделья, стоило кому-то зайти в приемную, как у нее тут же находилась тысяча дел, отвлекать от которых своими дурацкими вопросами имел право только сам господь бог.       Кэрол Тейм была из тех людей, кто считает, что разница в полтора десятка лет дает право отчитывать всех и вся и требовать к себе уважения не меньше, чем к начальнику всех начальников. В тридцать пять у нее не было ни мужа, ни детей, ни даже одной худой кошки. Носки, пеленки и кошачья шерсть — это последнее, что она хотела видеть в своей вылизанной квартирке в центре города. Ее безупречно гладкий пучок на макушке как всегда блестел под слоем лака так, что ни одна прядь даже не мечтала о побеге, а кричащий маникюр на ногтях давал понять, что мытье посуды и другая ручная работа — это удел бедняков. Черт знает, откуда у нее было столько денег, но мне за этим столом не платили даже одну десятую от ее расходов.       — Здравствуйте, мисс Тейм. Мистер Хид у себя?       — Он не в духе. Зайди завтра, — ответила она. Я хмыкнула, надеясь, что Кэрол так и не удалось оттереть круги от моей чайной чашки, и, судя по ее недовольному виду, они до сих пор выводили ее из себя.       — Но мы с ним догов…       — Завтра! — рявкнула Тэйм.       — Завтра ты найдешь другую причину, старая карга, — пробубнила я, направляясь в кабинет Хида. Таковой я ее конечно не считала, но надавить на больное неприятному человеку приятно всегда.       Постучав три раза и услышав «Да-да?», я заглянула в кабинет:       — Мистер Хид, можно?       — Ох, северная девочка, конечно можно. Проходи скорее, — приглашающе махнул он, уткнувшись в свои бумаги. Казалось, за последний месяц этот обычно бойкий, шустрый дедуля постарел лет на пять. Меж его седых бровей пролегла упрямая складка, а губы, сжатые в тонкую линию, застыли в сердитой ухмылке.       — Садись. Чего дверь сторожишь? — пробормотал он.       Возможно, если бы Эван не разнес меня в пух и прах своим дерзким монологом о моем страхе перед ответственностью, я бы снова отложила предстоящий разговор в долгий ящик, но моя решимость достигла нужного уровня, и всю дорогу до Уиннипега я готовилась, сочиняя убедительные отговорки на заманчивые уговоры начальника. Перешагнув порог, я замерла, подбирая заранее заученные слова.       — Мистер Хид, я хотела с Вами кое о чем поговорить…       — Да знаю, знаю, — мужчина устало взглянул на меня из-под полукружий очков и нахмурился, — у тебя все на лице написано. Говорю сразу — заявление твое я не приму.       — Но я правда не могу…       — Закрой дверь и присядь, Вивиан, — вздохнул Хид, снимая очки и потирая переносицу. Он откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы в замок. Каждый раз, когда я слышала из его уст свое полное имя, это означало только одно — разговор будет нелегким. Я села в ближайшее кресло, готовая слушать и спорить.       — Жалко было бы тебя отпускать, девочка, очень жалко, но я бы отпустил, будь у меня такая возможность. Сейчас у меня этой возможности нет — приказ сверху.       Я закатила глаза и цокнула языком. Опять в локальной зачистке не хватает рук, никого нельзя уволить. Вполне обычная повестка дня.       — Да ну, мистер Хид, бросьте… Я же могу просто взять и не выйти на работу, пока тут все не уляжется.       — Можешь, — кивнул мужчина и тяжело вздохнул, — но ничего не уляжется, тебя убьют.       Невеселый смешок сорвался с губ. Я непонимающе уставилась на Хида, пытаясь поймать смешинки в его глазах, получить хоть какое-то доказательство, что это неправда, но он, избегая взгляда, нарочно отвернулся к окну. Пальцы впились в подлокотники, тревожное чувство заворочалось в груди, цепляясь за ребра и подступая к горлу.       — Это неудачная шутка, мистер Хид, — прошептала я, облизывая пересохшие губы, — очень.       — Да если бы я шутил, Виви! — всплеснул он руками. Весь его гнев обрушился на ни в чем не повинные стопки бумаг, разметавшиеся по столу. — Нас подставили и теперь выставляют идиотами, не сумевшими отличить «Фолт» от «Фейдер»! Тебе нельзя увольняться. Если ты уволишься, у Андерсона к тебе будет еще больше вопросов, и тогда я уже не смогу тебя защитить.       — Кого-кого? Кто такой этот Андерсон? Он, наверное, просто что-то напутал.       — Просто напутал… Думаешь, я не могу тебя уволить, потому что некому работать? Да я бы на это даже смотреть не стал, но наверху свои игры, Виви. Вы встретились не с теми людьми, у которых ты к тому же умудрилась застрять, уж не знаю, при каких обстоятельствах, почти на неделю. Не скажу, почему это так важно, но теперь у отдела по борьбе с мародерством к тебе очень много вопросов. Андерсон там один из главных следователей, дело крупное. Мне пришлось попотеть, чтобы тебя не скрутили прямо в офисе и не потащили на допрос.       — Чушь какая-то... Мы не мародеры! Это не наша вина, что Тейм напутала с домом, мы же не знали, что он жилой!       — Повторяю: Кэрол дала вам правильные координаты, никто из нашего отдела не виноват. Дом был тот, он должен был быть пустым.       — Так а в чем тогда наша вина? Мы должны были убить ту семью вместе с ребенком? Мы с мертвецами работаем, а не с живыми людьми. Я ничего не нарушала!       — Успокойся, Виви, я знаю, но уже и так сказал тебе слишком много, — покачал головой Хид. — Сейчас ты поедешь в офис спецов, дашь Андерсону показания, расскажешь, как все было, и забудешь об этом, как о страшном сне. И я тебя очень прошу, сиди тихо, не срывайся и не суй свой нос в их дела.       Срываться было не по моей части, как и совать нос в чужие дела, но мы оба знали тех, кто с удовольствием этим занимался. Нетрудно догадаться, почему Хид опасался, что все пройдет не совсем гладко.        — Тайра и Эйлин уже были там?       — Да, вы увидитесь, как только ты закончишь все дела. Будешь отвечать по делу и без глупых вопросов — сразу отпустят. Ничего страшного и сложного, простая формальность. Ты меня услышала?       — Услышала, мистер Хид, — кивнула я и улыбнулась, делая вид, что поверила. Он успокаивал меня, потому что сам очень боялся. — Тогда до завтра!       — Удачи, северная девочка, — кивнул Хид и сделал вид, что поверил моей натянутой улыбке.       Прежде, чем закрылась дверь, я увидела, как его рука потянулась к нижнему ящику стола, где был его маленький секрет — тайник с бутылкой бренди, поэтому ничего удивительного, что про него знал весь офис.       Уже на выходе я увидела Тайру. Она разговаривала с одним из менеджеров, точнее, слушала его, вперив задумчивый взгляд в пол и поджав губы. Я окликнула ее и приветственно махнула рукой, на что она выпучила глаза и дернула головой, мол, тише, не сейчас. Я пожала плечами и уже хотела молча пройти мимо, когда она схватила меня за рукав, не глядя сунула клочок бумаги со словами «Элли недавно переехала, вот новый адрес», и снова отвернулась, давая понять, что разговор окончен. Я поблагодарила подругу и вышла на улицу.       Ветер все крутил пожелтевшие листовки, тоскливо выл в закоулках, навевая тревогу. Я нахмурилась, сжимая в озябших пальцах клочок бумаги. Странно, что Вимент так внезапно решила переехать и ничего об этом не сказала. «Кто ты мне, чтобы я перед тобой отчитывалась?» — ответила в моей голове Эйлин. И в самом деле, чего это я? Пора уже привыкнуть к ее отстраненности. Недовольная, я раскрыла листок и растерялась. Почерк Тайры, но содержимое не было похоже на адрес:       «Ты упала с лестницы, старших не видели»       Рука дрогнула. Допустим, «упала с лестницы» это причина моей отбитой спины и легких. Но старшие — это кто? Родители Фейдеров? Больше никаких старших нам не попадалось. Или это про Эвана и Мэри? Тогда вообще ерунда получается.       Разорвав записку, я нехотя зашагала в центр города, где гордо возвышалось здание спецзачистки. Обидно признавать, но выглядело оно солиднее нашего. И не мудрено. Рядом с ними мы были бестолковыми олухами, вооруженными камнями и палками. В локальной зачистке каждый ходил с тем, с чем хотел и мог. На команду выдавались один-два пистолета и настойчивое пожелание их не использовать — каждый патрон был на счету. Спецзачистка таких проблем не знала. Оружия и экипировки у них было на целую армию, чем они по своей сути и являлись, но от чего всячески открещивались.       На входе стояли два огромных охранника. Стоило мне подойти, и один из них гаркнул суровым басом:       — Куда? — К Андерсону.       — Оружие, — скомандовал он, протягивая мозолистую руку. Вторая его рука покоилась на кобуре пистолета.       Я послушно сняла лук со стрелами, отцепила катану и достала из кармана нож. Амбал насмешливо разглядывал мое снаряжение, взглядом просканировал меня с ног до головы:       —М-м-м, опять мойщики ковриков из локальной. Вас с вашим барахлом сразу видно.       — Я хожу с тем, с чем удобно мне, — ответила я, разводя руки для досмотра.       — Чего тогда без перьев на голове? — хохотнул он. Второй охранник одобрительно хмыкнул, хлопая лапищами по моим бедрам и карманам джинсовки.       — Их сожрали те, кто плоско шутил про индейцев, — прошипела я. Шутки про краснокожих сидели в печенке еще со школьных лет. — Особенно отличившиеся нашли перья в своей заднице.       — Плюйся ядом, гадюка, да смотри, как бы Андерсон не содрал с тебя змеиную шкурку, — рот охранника растянулся в плотоядном оскале.       — Где сидит этот ваш заклинатель змей Андерсон?       — Третий этаж, направо, — ответили позади. — Пропустите, я провожу.       Я обернулась. Это был молодой темноволосый мужчина в костюме-тройке и с кожаным портфелем в руке. Охранники лишь усмехнулись и молча открыли передо мной двери. Видимо, ему они перечить не хотели — авторитет давил, и я выдохнула, довольная, что препирательства с двумя кретинами закончились.       — Вы к лейтенанту Андерсону? — поинтересовался молодой человек, нажимая кнопку лифта и бросая беглый взгляд на наручные часы.       — Уж не знаю, какое там звание у Андерсона, но да, к нему, — ответила я, пожимая плечами.       Стоя рядом, я смогла лучше разглядеть своего спасителя. Благородный греческий профиль, серые глаза. Эллин бы понравился. Держался он обособленно, но надменным не казался, скорее задумчивым, как античный мыслитель на обложке учебника. Возможно, он мог бы подсказать, чего мне ожидать от детектива.       — А Вы знаете лейтенанта? — не выдержала я. Мужчина кивнул. — Скажите, какой он?       Отрешенность на его лице сменилась любопытством. С таким глумливым интересом смотрит преподаватель на экзамене, зная, что ты списал и пытаешься его обхитрить.       — Я понимаю Ваши опасения насчет лейтенанта. Вам, должно быть, интересно, какие у него методы работы и к чему Вам готовиться? Этого я не скажу, но могу заверить, что свою работу он выполняет как следует.       Я вспыхнула, осознавая, в каком положении оказалась. Он решил, будто я копаю на Андерсона, но все было не так. То, что тот профессионал, говорил еще мистер Хид, и мне очень хотелось верить, что за блестящим детективом скрывался человек, а не бездушная машина для приговоров. Лифт остановился, и мы вышли.       — Вы меня неправильно поняли. Я знаю, что он профессионал своего дела и все такое, но хотела узнать немного не это. Мне интересно, какой он человек.       Мужчина остановился и повернулся ко мне. Густые черные брови поползли вверх, будто я поведала ему слишком интимные подробности своей личной жизни, и теперь он не знал, как на это реагировать. Я почувствовала, что сболтнула лишнего и поспешила исправить ситуацию:       — Извините, не стоило мне…       — Я передам ему, что его ожидают. Здесь Вам направо, — ответил он, угрюмо уставившись на часы, подгоняющие его по неотложным делам. Я повернула голову и не успела поблагодарить, как он уже был далеко впереди.       Табличка над дверьми гласила: «Отдел по борьбе с мародерством». Внутри за стойкой сидела девушка, точь-в-точь как в фильмах, где ловелас-начальник крутит роман с молоденькой привлекательной секретаршей. Сверив со списком мои имя и фамилию, она фыркнула себе под нос:        — Еще одна, — и сухо бросила: — Ждите, к Вам подойдут.       Не особо понимая, где и кого ждать, я опустилась на свободный стул, наблюдая, как снуют туда-сюда детективы, запускают вереницу бумаг на подпись, переговариваются вполголоса, обсуждая последний нашумевший допрос, который им якобы мешал работать. Все, как в нашем офисе, только с чуть более важным видом.       Возможно, если бы я не пялилась на девушку, болтающую по телефону и наматывающую на палец спираль провода, то заметила бы, как рядом со мной возник тот самый мужчина в костюме-тройке. Видимо, Андерсона он не нашел и теперь сосредоточенно сверлил взглядом стопку документов в руках. Не поднимая головы, он заговорил:       — Вы, должно быть, мисс Доул?       — Да, это я. А Вы..?       — Тот самый заклинатель змей — лейтенант Андерсон, — на долю секунды на его губах мелькнула сардоническая улыбка. — Эдриан Андерсон. Рад знакомству.       Я вскочила, чувствуя, как мое лицо пунцовеет, и, не зная, куда себя деть, растерянно пролепетала:       — Взаимно.       Но бумаги Андерсону были явно интереснее, и я впервые обрадовалась, что красивый мужчина не обращает на меня внимания. Радость длилась недолго. Будто прочитав мои мысли, лейтенант перевел на меня скучающий взгляд и не улыбнулся даже из элементарной вежливости. Протянув руку, он крепко сжал мою ладонь и склонился к моему уху:       — Рад Вас видеть целой и невредимой, — с издевкой шепнул Андерсон. Его холодный тон заставил меня поежиться. — Пройдемте в мой кабинет, — отстраняясь, уже громче добавил он и приглашающим жестом указал на массивную дверь в конце коридора.       Мистер Хид предупреждал, что с Андерсоном шутки плохи, и я сглотнула ком в горле, не сдвинувшись с места. Дрожь в руках выдавала меня с потрохами. В голове не укладывалось: я расспрашивала об Андерсоне его же самого, а он даже не подал виду! Господи, какая идиотка… Ведь можно же было обо всем догадаться хотя бы по мерзким ухмылочкам бугаев на входе!       — Должно быть, я Вас напугал? — лейтенант склонил голову набок, уставившись на мои нервно сцепленные пальцы. — В таком случае прошу прощения. Этого в мои планы не входило, — взгляд серых глаз вдруг потеплел и губы снова дрогнули в подобии улыбки. О, надо же, он еще может напоминать человека! Но напоминать еще не значит быть. Вряд ли хорошие добропорядочные люди станут работать в отделе, где не чураются угроз и насилия. Готова поспорить, в центре его кабинета стоит электрический стул.       — Лейтенант Андерсон, возникли какие-то трудности? Мне вызвать..? — поинтересовалась секретарша, но была прервана раздраженным взмахом руки. На ее услужливый голос обернулись пара зевак и теперь с любопытством пялились в нашу сторону, ожидая очередного скандала. Наверное, Вимент в прошлый раз им устроила и впрямь нечто интересное. Эта мысль меня немного приободрила.       — Это лишнее, — отрезал Андерсон и опустил тяжелую ладонь на мое плечо, от чего у меня подкосились колени. — Мисс Доул явилась не на допрос, мы просто мило поболтаем и разойдемся по своим делам.       Я не сдержала нервный смешок. Сложно было представить, как Андерсон с каменным лицом мог мило болтать. Да и разве проникнешься доверием, когда в конце коридора тебя ждет самый настоящий допрос? А уж кого и в чем подозревают — неизвестно до сих пор.       — Давайте продолжим разговор без лишних ушей? — тихо предложил он. В голосе промелькнула нервозность: его лимит терпения и вежливости подходил к концу.       Не дожидаясь более категоричного предложения, я кивнула и засеменила вдоль столов, желая спрятаться за стенами кабинета от пристальных взглядов. И зачем спецзачистке столько бумажных работников? Только штаны просиживают.       Андерсон обогнул меня и открыл дверь, жестом приглашая войти. Кабинет был небольшим, но казался просторнее, чем у мистера Хида, и, в отличие от второго, здесь не было бюрократического хаоса. Мебели тоже практически не было: стол, два стула с двух сторон и пара шкафов. Почти допросная. Не хватало только стекла, за которым бы скрывались пытливые глаза наблюдателей. Я замерла на пороге, и лейтенант решил попрактиковаться в остроумии:       — Присаживайтесь, где сочтете удобным, мисс Доул.       Ха-ха! Очень смешно! Наверняка Андерсон был из тех, кто сопровождал запуганных и сломленных людей в отсыревшие, заплесневелые камеры со словами «Располагайтесь, чувствуйте себя как дома». Я не осталась у него в долгу и с наигранной досадой поинтересовалась:       — А электрического стула не будет?       Андерсон шутки не оценил. Сел за стол, открыл папку, взял в руки карандаш.       — Я задам Вам несколько вопросов. От Вас требуется только честно ответить «да» или «нет». Надеюсь, Вас это не затруднит?       Я пожала плечами, усаживаясь напротив:       — Звучит довольно просто.       — И так, Ваше полное имя — Вивиан Шават-хиц Доул. Дата рождения — пятьдесят первый год, двадцать первое июня, место рождения — Северный штат, Ситха?       Я утвердительно кивнула, ожидая подвоха.       — Если верить этому досье, — лейтенант ткнул пальцем в тонюсенькую папку и вперился в меня немигающим взглядом, — Вы закончили школу в шестьдесят девятом, с этого же года учились в Юго-Восточном университете Джуно на этнологическом факультете, отчислились через полтора года. С января семьдесят второго значились секретарем Пола Хида, а с ноября — штатным агентом по локальной зачистке. В браке не состояли, детей нет. Я все верно изложил?       — Да, все верно, — кивнула я. Поразительно, как он мог запомнить столько дат? Он их зазубрил?       — Также за Вами с шестого января семьдесят второго не числится никакой недвижимости. Свой единственный дом Вы продали, подделали подпись еще одного владельца. Все верно?       — К чему этот вопрос? Моя личная жизнь никак не связана с работой, — я заерзала на стуле, опасаясь следующего вопроса. Мне не нравилось, что Андерсон досконально и хладнокровно, будто патологоанатом, ковырялся в моем прошлом.       — Мисс Доул, мы с Вами договорились отвечать только «да» или «нет». Ничего сложного.       — Д-да, я продала дом, подделав подпись отца, п-потому что он пропал, так и не верн...       — Здесь я задаю вопросы, — перебил он. — И так, Вы были единственным ребенком в семье Эдвина и Данавак Доул…       Я вздрогнула. Мама всегда представлялась как Дейна. Никто никогда не называл ее Данавак, только суровый дед, которого я помнила как консервативного индейца-ворчуна, сетовавшего, что родители при выборе моего имени не ограничились одним, предложенным им: «Какая нахрен Вивиан? Что это вообще за имя такое? Вам букв жалко?»       — Местоположение Эдвина Доула неизвестно. Предположительно, мертв. Данавак Доул погибла при странных обстоятельствах.       — Нет-нет. Постойте. Подождите! Зачем это все…       — Со слов прибывших врачей, Вы ввели Данавак Доул препарат неизвестного происхождения, который спровоцировал сердечный приступ. Это правда?       Под ребрами болезненно заныло, и я сжалась, желая спрятаться от ледяного взгляда-прожектора. Андерсон лез туда, куда не следовало, заставлял возвращаться туда, куда я не хотела, где суровый, беспощадный ветер пронизывал пустующий дом, где у меня никого и ничего не осталось.       — Я не могу об этом говорить, — губы дрожали. Я зажмурилась и яростно замотала головой, стараясь прогнать воспоминания. Я снова была там, в нашем доме. Мама лежала передо мной, похудевшая, измученная болезнью. Ее тонкая рука безвольно свешивалась с постели, смуглая кожа стала серой, как пепел. Некогда густые черные волосы спутались, разметались по подушке. Всегда заплетенные в две крепкие косы, теперь они поредели и едва собрались хотя бы в одну прежнюю. Мама буквально таяла на глазах, а я ничем не могла помочь. Только смотрела, как она угасает, как каждый чертов день своим наступлением стирает цвет с ее смуглого лица, смывает черноту волос и блеск темных глаз. Мама говорила, что ей не страшно, и я не должна бояться. Но как не бояться? Это ведь моя единственная и любимая мама. Моя мама. Я закрыла лицо руками, стараясь унять слезы, но они все текли, текли, текли, скатывались по щекам, подбородку, капали на трясущиеся колени.       — Я правильно понимаю, мисс Доул, — невозмутимо продолжил Андерсон. Руки сжались в кулаки, и я почувствовала, как закипаю. Почему он не заткнется? Почему не закроет свой поганый рот? — Вы в срочном порядке продали дом, чтобы купить так называемое лекарство для Дан...       — Не смейте! — вскрикнула я, вскакивая со стула. Тот с грохотом отлетел назад, ударившись о деревянный пол. Я готова была ломать его об бошку Андерсона, пока не останутся одни щепки, лишь бы он заткнулся. Моя работа никак не касалась моей семьи, этот мудак не имел права ее трогать. — Зачем? Зачем Вы задаете такие вопросы? Для чего? Как Вы можете?!       — Да или нет? — механистично отчеканил лейтенант. Ему было плевать. Такой человек все равно распорет свежие швы и будет грубо ковыряться в ноющем кровоточащем сердце тупым ржавым скальпелем.       — Хватит! — руки сами схватили стопку бумаг и швырнули в сторону. — Хватит! — карандашница полетела следом. — Хватит!       — Мисс Доул, возьмите себя в руки, — сказал Андерсон, уставившись отсутствующим взглядом в окно. — Вы делаете себе только хуже.       — Сначала станьте человеком, а там я уже подумаю, брать мне себя в руки или нет, — парировала я, но он никак не отреагировал, продолжая пялиться на крыши домов напротив.       Андерсону было совершенно плевать, что творится в его собственном кабинете. Казалось, его не то, что свой кабинет, а собственная жизнь не волновала. Он сидел так спокойно, будто проходил это тысячу раз. Будто перед ним был не человек, а его подобие — пластиковый манекен из магазина, не более того. Так нельзя.       — Вы ведете себя как подросток в пубертате. Истеричка, которая не умеет держать себя в руках, или не хочет, ведь она искренне верит, что ее личное горе должно волновать каждого. Мне стать человеком? А Вы кого видите? Я, в отличие от Вас, добросовестно выполняю свою работу, и сочувствие к подозреваемым в мои обязанности не входит. Меня не должны волновать Ваши личные драмы — это просто факты из Вашего досье. Маленькую избалованную девчонку поймали с сырой простыней, и она боится признаться, что намочила постель. Мне нисколько Вас не жаль. В том, что случилось с Вашей семьей, виноваты только Вы сами. Примите это и сядьте на место. Вернемся к вопросу о Данавак…       — Да как Вы смеете? — я не выдержала, перегнулась через стол, схватила лейтенанта за галстук и дернула, намереваясь придушить этого ублюдка на месте. — Оставьте. Мою. Семью. В покое.       — Вы портите свое досье, — Андерсон встал со стула и перехватил мою руку, сжимающую галстук.       — Я Вас не боюсь, — прошипела я, чувствуя, как он без труда разжимает один за другим мои пальцы.       — А это и не угроза. От Ваших крокодильих слез расплываются чернила.       Я опустила взгляд на стол. Слезы капали на листы, исписанные тонким аккуратным почерком. Там был файл с моей фотографией, и с фотографиями родителей, и наш дом в Ситхе. Я зажмурилась до белых пятен в глазах, вцепилась в край стола так, что заныли костяшки пальцев.       — Мисс Доул, я хочу, чтобы Вы поняли — я Вам не враг и зла не желаю, даже восхищаюсь Вашей наглостью, — вновь заговорил Андерсон, поправляя галстук, — но мне абсолютно безразлично Ваше прошлое. Все, что мне от Вас нужно — это честные ответы, и начал я с вопросов, ответы на которые у меня уже есть. Я хочу, чтобы Вы поняли — врать бесполезно. У меня уже есть все причины посадить Вас в места менее комфортные, чем этот скромный кабинет, но отмечу, что мне бы этого очень не хотелось.       Я молчала. Синие чернила медленно расползались, слова теряли свои очертания, а вместе с ними и смысл. Хотелось сжечь проклятое досье, выжечь его из памяти тех, кто уже прочел, чтобы никто никогда больше не посмел воспроизвести из него ни единого слова. Чтобы никто никогда не напомнил о том, о чем я и сама себе прекрасно напоминала. Хватит с меня и этого.       — Я принесу Вам воды, а Вы пока успокойтесь, приведите себя в порядок. После продолжим разговор.       От мысли о продолжении я содрогнулась, готовая окончательно разреветься.       — Обещаю не возвращаться к Вашей семье. Я доходчиво донес о возможных последствиях Вашей лжи, теперь поговорим о Фейдерах.       Андерсон сдержал свое обещание. Он больше не ворошил мое прошлое, полностью переключившись на Фейдеров. Вот уж где мне было не отделаться одним ответом да-нет.       — Ну что ж, начнем. В Ваших же интересах рассказать мне всю правду, иначе Ваши недомолвки сыграют против Вас. У меня достаточно сведений от агентов Райт и Вимент, и если я не получаю от Вас подробностей, Вы этим сильно усложните себе жизнь, но если будете сотрудничать, мы придумаем, как можно спасти Ваше незавидное положение.       Я сглотнула ком в горле и согласно кивнула. Лейтенанта интересовало все: как мы вышли на Фейдеров, что видели, кого видели, каким оказался дом, какими — хозяева дома. Особенно много внимания выпало Эвану и его отцу. Я рассказала все, что видела и знала до ухода подруг, только опустила главное — убийство новообращенных Фейдеров. Слишком много вопросов было про чету Джона и Лорейн, которые нам не представились, будучи мертвыми. Я вспомнила записку Тайры: «старших не видели». До меня хоть что-то о них рассказать могли только подруги, и раз сейчас ко мне было много вопросов — значит ответов у лейтенанта по-прежнему было мало. Он блефовал, они ему ничего не рассказали.       — Так Вы их не видели? — протянул он фотографию: молодая Лорейн в летнем платье, светлые вьющиеся волосы разметались по плечам, губы замерли в смущенной улыбке; она выглядела счастливой. Мужчина в полицейской форме приобнял ее за плечо. На снимке Джон не улыбался, черные глаза глядели не зло, но строго и серьезно, как полагается полицейскому. Эван был похож на отца.       — Нет, по пути к дому никто не встретился, — пожала я плечами, откладывая карточку. Может, они натворили криминальных дел, но таковыми точно не выглядели. Обычная пара супругов. Хотя тот разговор с Мэри… Нет, это лучше упустить. Лучше по возможности упустить все, что было после ухода Тайры и Эллин. В конце концов, я обещала Эвану.       — Допустим. И их дети даже не попытались их найти?       — Я не знаю. Я все дни провалялась в постели и редко с кем разговаривала. Даже если они пытались отыскать родителей и брата, этим они со мной не делились. Не очень-то нам были в этом доме рады.       — Вы лжете. Вы знаете этих людей с фотографии, потому что видели их. На незнакомых людей Вы смотрели иначе, без интереса, особо не разглядывали. Нет пытайтесь меня обмануть.       Проницательный козел! Конечно я их видела, потому что двоих из них я убила этими вот руками!       — Вы спрашивали, видела ли я их. Я подумала, Вы имеете в виду, видела ли я их вживую. Повторю: нет, не видела. Или я неправильно Вас поняла? Эван спрашивал меня то же самое и показывал их фотографии, поэтому да, лица знакомые, потому что я видела снимки, самих Фейдеров — нет. Там правда фотографии немного другие были, где они…       — Ладно, — перебил Андерсон, — когда он показал Вам снимки?       — Точный день не вспомню, но уже после того, как Райт и Вимент ушли. Они снимков не видели.       — Почему Эван Фейдер так поздно спохватился? Почему сразу не показал снимки всей команде в первые дни?       — Не знаю, — пожала я плечами. — Может, надеялся, что родители вернутся или как-то свяжутся с ним, не хотел поднимать шум при посторонних, но они так и не объявились, вот и спросил меня. Не поймите неправильно, я только предполагаю, сам он ничего такого не говорил.       — Пару минут назад Вы сказали, что не знаете, пытался ли он искать родителей.       Да господи-боже! Что за пиявка?! Зачем я столько болтаю? Сама себя в угол загоняю своей болтовней.       — И в чем здесь нестыковка? Эван же просто спросил, видела ли я их. Уж ходил он их искать или нет — мне не докладывал. Я бы сказала, что это очень обособленная семья.       — Тогда следующий вопрос: как так случилось, что Ваша команда ушла, а Вы остались почти на десять дней в очень обособленной семье?       — Ну уж точно не по собственному желанию. Думаю, Вам уже все известно, мистер Андерсон.       — Так-то оно так, но теперь я хочу услышать Вашу версию, мисс Доул, — сказано это было с таким нажимом, что нетрудно догадаться — показания Тайры и Эйлин в чем-то разошлись.       — Ничего особенного. Я просто упала.       — Просто упали? Как? Где? Когда? Я не понимаю. Расскажите подробнее.       Вот змееныш! Знает, на чем подловить. Зато я уже знала, что упала с лестницы, и догадывалась, какой лапши могли навешать ему Тайра и Эйлин.       — Да что тут рассказывать? Темно было, я оступилась, свалилась с лестницы. Спина до сих пор болит, — поморщилась я и не соврала — ушибы все еще напоминали о себе.       — Одна из Ваших коллег сказала, что Вы никогда не смотрите под ноги и упали утром, а Вы говорите, что было темно. Возможно, Вы и не падали вовсе?       Ну, спасибо, Вимент! Выставить меня неуклюжим поленом могла только она.       — Если не падала, тогда откуда у меня синяки на спине? Я ведь могу ошибаться. Может, и утро было... головой же ударилась. Помню, что в глазах было темно, дышать не могла, в ушах гудело. Очнулась только через день. Тут я Вам много не расскажу, Райт и Вимент знают больше.       Андерсон выглядел недовольным, он не верил даже тому, что действительно было правдой. Он подозревал меня, но теперь версии нашей команды сошлись примерно под одним углом, и прикопаться стало труднее.       — Хотите сказать, Вам отшибло память, но Вы ничего не сломали и за неделю все зажило?       — Не знаю, я ведь не врач, но Фейдер… то есть Эван меня осмотрел, сказал, что переломов нет, зато есть сильный ушиб и возможно небольшое сотрясение. Вот и отлеживалась. За неделю ничего не зажило, я просто смогла встать с постели и доковылять до Уиннипега. Бегать, прыгать и бить мертвецов я по-прежнему не могу. Эван сказал, месяц еще будет заживать как минимум.       — Почему именно он совершил осмотр? Почему не вызвали врача? У Вас с ним что-то…       — Боже, нет конечно! — вскочила я и, хватаясь за ребра, аккуратно опустилась обратно. — Из всех нас он оказался единственным, кто хоть что-то смыслит в медицине. Мне кажется логичным, что осматривать должен был он.       — И Вы так легко ему поверили?       — Какой смысл ему врать, что он врач? Чтобы пощупать за ребра девушку без сознания?       — Это уже Ваши личные фантазии, мисс Доул. С начала эпидемии он не вылечил ни одного человека, а убил, скорее всего, многих.       — Вы имеете в виду мертвецов? Так ведь без этого теперь никак, прививок все нет и нет…       — Мертвецы — расходный материал, — отмахнулся Андерсон. От его слов стало не по себе. — Я про живых людей.       Вранье. Эван не казался жестоким маньяком или психопатом. Может, в чем-то он был слишком резок, но он заботился о сестрах, «штопал людей» как выразилась Мэри, приютил нас, тащил меня до дома, пока я была в отключке. Он спасал жизни, еще как спасал. Я вспомнила его порывистые объятия и просьбу приглядеть за Мэри. Он не был жестоким. Он был обычным человеком, переживающим горе, не хладнокровным убийцей. Точно нет.       — Вижу, Вы хотите возразить, что он не похож на убийцу, но он и не должен. Это не кино, где убийца всем своим видом показывает, что он — главный злодей.       — Ненавижу! — выкрикнул Эван и снова замахнулся лопатой. Я закрыла лицо руками, понимая, что это конец.       От воспоминаний той ночи по телу пробежала дрожь. Так ли безобиден был Эван, как мне хотелось думать? Может, у него действительно есть темная сторона? Я ведь его почти не знала.       — Вы сказали «скорее всего», мистер Андерсон. У Вас нет доказательств?       О, ничего себе! Неужели маска спокойствия треснула? Лицо лейтенанта искривилось в гримасе отвращения. Собственная неосведомленность в деле выводила его из себя.       — Не совсем. Мы собирались допросить его отца, Джона Фейдера, он был главой банды мародеров в Мордене, но каким-то загадочным образом исчез.       — Командуй его шайкой, из-за которой он теперь в могиле, но решать за меня ты не будешь!       Мэри говорила о мародерах? Но я ни разу не слышала, чтобы они хозяйничали в своем же городе. Да что за бред вообще? Невозможно быть полицейским и мародером в одном лице, а другие города не так близко. Андерсон считает, что я ему поверю.       — Он мог уйти на дно, пока все не уляжется? — господи, и откуда во мне столько актерского мастерства? — Забрать жену с младшим ребенком и сбежать.       — Не мог. Я уверен, что он мертв. Жаль Вы не желаете подтвердить мою догадку, — сощурившись, сказал лейтенант. Он не верил мне, я не верила ему. — Так Вы не заметили ничего подозрительного?       — Я правда, честно хотела бы Вам помочь, но нет, ничего, разве что… я как-то услышала в разговоре слово «Кадавр», но я не знаю, что это. Это важно вообще?       — Кадавр — живой мертвец. Медики и бюрократы любят это слово, — фыркнул лейтенант. — В каких обстоятельствах Вы его услышали?       — Я не очень хорошо помню. Кажется, Эван говорил своей сестре быть осторожнее, он видел недалеко от дома пару кадавров. Что-то такое.       — Понятно. Она куда-то собиралась?       Ага, работать на таких придурков, как ты. Не собираюсь я ему помогать.       — Наверное, не могу же я за них додумывать. Если я скажу Вам, что она пошла искать родителей, а сама я этого не слышала, это ведь будет считаться враньем? Я ведь почти всю неделю проторчала в постели, на втором этаже, куда только поспать поднимаются. Особо не вслушивалась, но это слово услышала и вспомнила сейчас. Вот рассказала Вам, что знаю.       Лейтенант удовлетворенно кивнул, что-то записал в свой блокнот и уткнулся в свои бумаги, всем видом показывая, что разговор окончен:       — Вспомнили что-то еще, мисс Доул?       — Нет, это все. Думаю, больше рассказать нечего.       — Хорошо. Позвоните мне, если вдруг что-то вспомните, — Андерсон протянул визитку, я кивнула, сунула ее в карман джинсов и уже собиралась выйти, как вспомнила слова Эвана, что подходящего момента не бывает, и решилась:       — Мистер Андерсон, у меня к Вам просьба.       — Слушаю, — он поднял голову, ожидая от меня чего-то существенного но услышал лишь:       — Я могу уволиться?       — Уволиться? Зачем? Я Вас напугал?       — Нет, просто пора признать: убийства — это не мое. Да и вряд ли с отбитыми органами я смогу скоро вернуться в команду.       Детектив откинулся на спинку стула, ослабил галстук, посмотрел на меня изучающе и лениво протянул:       — Интересно получается: сначала Вы громите мой кабинет, кидаетесь на меня с намерением задушить, а потом просите помощи. Наглости Вам не занимать, — рассмеялся он и вдруг в задумчивости замолк, будто решая, действительно ли мне не подходит зачистка, — Знаете, сдается мне, Вам лучше остаться на время расследования, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов.       — Что ж, придется дальше подчищать дома от трупов и отстирывать коврики, — поморщилась я. Не хотелось быть инквизицией для мертвых, но люди в белых воротничках сами решают, кому быть палачом, а кому — приговоренным.       — Под зачисткой я подразумевал всю структуру, а не только Ваш отдел. Вы же работали секретарем, можете вернуться к прежней работе.       — У мистера Хида уже есть секретарь, и это скучная работа, бумаги, сплетни... Наверное, я сама не знаю, чего хочу, — пожала я плечами, жалея, что вообще затеяла этот разговор, — Ладно, мистер Андерсон, извините за это все. До свидания.       — Еще увидимся, мисс Доул.       Я очень надеялась, что нет.