Кот среди эльфов

Солнце уже опустилось за горизонт, окрашивая небеса малиновым и оранжевым, Тилион пустился в свое путешествие по небосводу — и Финдекано спешился. — Рыжий, — сказал он, а затем вздохнул. — Майтимо… — осанвэ его было куда более робким, чем у Нерданель. Майтимо прикрыл глаза и понадеялся, что его ответ укрепит связь. — Финдекано… — отозвался он, ожидая в ответ возмущения или недоверия. Но ничего такого не произошло — в конце концов, это же был Финдекано. Тот лишь вздохнул, потянулся к Майтимо и взял на руки, как в колыбель, баюкая, как много раз прежде. — Так жаль, что я раньше не подумал об этом, — печально сказал он, прижимаясь лицом к плечу Майтимо; его дыхание щекотно и жарко коснулось тельца Майтимо, пошевелив шерстинки. — Майтимо, как же я скучал по разговорам с тобой… Майтимо замер на пару ударов сердца Финдекано — и уткнулся носом в его обнаженную шею, услышав в ответ мягкий выдох. — Не знаю, что ты хотел бы от меня услышать, — признался он. — Я боялся, что ты на меня разозлишься и оставишь у матери с братьями… — Разозлюсь? Да я никогда не мог на тебя злиться всерьез! — рассмеялся Финдекано с горькой иронией, продолжая нежно обнимать маленькое тело Майтимо. — Майтимо, я просто не хотел разлучать тебя с семьей. Ты их не видел много веков… — Много веков я не видел тебя! — возразил Майтимо, прижимая лапку к бьющейся жилке на шее Финдекано. — Не думаешь же ты, что я так легко тебя снова оставлю? Я так мало что могу в этом теле… но, если позволишь, я хотел бы остаться с тобой, пока тебе не надоем. Финдекано судорожно выдохнул. — Ты не надоешь мне! — ответил он. — Я буду только рад твоей компании! Но буду привозить тебя повидать братьев — так потребовала твоя мать. Может, Тьелкормо и Куруфинвэ успеют вернуться и увидеться с тобой… Возможно, конечно, хотя очень маловероятно. От мысли, что братья, чье падение было глубоким, как и у Майтимо, возродятся, а сам он навеки будет разлучен с теми, кого любит, его бросило в жар и дрожь. Но предположение, что он больше их никогда не увидит, причиняло боли не меньше. Он прижался мордочкой к тунике Финдекано и попытался успокоиться. — Прости, что так мало могу предложить утешения в этом теле, — сказал он, хотя Финдекано в этот момент в утешении и не нуждался. — Хотел бы я облегчить твою боль, кузен… если б я только мог… — Не извиняйся, — Финдекано покачал головой. — Ты здесь — о чем же еще мне просить тебя! — Он издал короткий тихий смешок. — Точнее, конечно, я попросил бы куда больше — у Валар! О, их я бы попросил вернуть мне тебя в теле, которое сможет ответить на мои объятия так, чтобы меня каждую минуту не снедал страх, что я могу слишком сильно стиснуть тебя и сломать! — Ну, это тело сломать не так-то легко, — проворчал Майтимо, пусть слова Финдекано и были близки к правде. Он вздохнул, и на пару мгновений в осанвэ между ними пролегла тишина, оба молчали. — Я… — наконец проговорил Финдекано, уже вслух, путанно и прерывисто, — ты должен знать… до того, как мы вернемся… — он умолк, стиснув пальцы. Майтимо положил лапку на губы Финдекано. — Тебе не нужно ничего говорить сейчас, — сказал он. — Суть осанвэ такова, что никто не услышит наш разговор, где бы мы ни вели беседу. Я не хочу, чтобы ты говорил в спешке. — Нам отведено слишком мало времени, и теперь всегда придется спешить, — сморщился Финдекано, но расслабился, дав Майтимо возможность уютно устроиться у него на коленях, как и раньше, когда Майтимо был просто котом, чуть-чуть скрашивающим его одиночество. — Я не хотел бы, чтобы это осталось недосказанным теперь, когда я знаю, как с тобой говорить… — Ты и так всегда говорил со мной, — сказал Майтимо и лизнул язычком руку Финдекано, не успев осознать, что делает. И тут же быстренько спрятал язык обратно в пасть. Эти кошачьи инстинкты — один сплошной конфуз! А затем уснул, и если и видел сны, то только приятные. *** И вот перед ними раскинулся Тирион, в глазах кошачьих не менее великолепный, чем в глазах эльфа. У границ города их неожиданно подловила Ириссэ; лошадь под ней нетерпеливо вскидывала голову. — Привет! — крикнула она с задорной широкой улыбкой; ее верховые одежды слепили на солнце своей белизной. Финдекано кивнул в знак приветствия и остановил возле нее коня. — Привет, сестра! — тон его был легким, будто ни в чем не бывало. — Уже побывала дома? — Не успела, — фыркнула Ириссэ, — и не стала бы тебя ждать, если б не завидела издалека на въезде в город! — Что ж, буду рад продолжить путь вместе с тобой, — радостно отозвался Финдекано, — поедем бок о бок! Ириссэ сдвинула брови, быстрым взглядом окинув его лицо. — Ладно, — согласилась она, в голосе ее звучал вызов, но ни о чем расспрашивать она не стала. Ириссэ с Финдекано привязали своих лошадей и уселись перекусить и попить, а Майтимо спустили на землю. Ему, пожалуй, стоило отойти поохотиться — дав им возможность побыть наедине, — но его захватила буря собственных мыслей и чувств. Финдекано был прав; слова его заставили Майтимо переосмыслить свой смертный удел. Он точно не знал, сколько живут кошки, — но точно меньше пятидесяти лет. После столь долгой их разлуки это казалось так мало, что даже думать об этом было слишком тяжело… Позаботившись о лошадях, Финдекано взял Майтимо на руки. Майтимо предпочел бы, чтоб его не укачивали, как беспомощного зверька, и забрался Финдекано на плечи. Балансировать на них было куда сложней, чем сидеть на руках… но после того, как мысли приняли такой мрачный оборот, ненавистно было чувствовать собственное бессилие. И так все вместе они и направились к дому Нолофинвэ; теперь, в сравнении с просторными покоями авторства Нерданель, выстроенными для всей ее семьи, этот домик казался маленьким и простеньким, столь же обычным, как дома слуг, но излучал неброскую красоту. Раньше Майтимо не уделял внимания деталям, но теперь оглядывался по сторонам, пытаясь впитать в себя окружающее. К радости Майтимо, сегодня в гостях был Ломион — сидел за столом с Нолофинвэ, слушая его рассказы. Как только они вошли в дом, Нолофинвэ умолк — Майтимо так и не расслышал, о чем они говорили, — и привстал поприветствовать детей, но Майтимо во все глаза смотрел на Ломиона: тот увидел мать и распахнул глаза. — Ломион?! — выдохнула Ириссэ и кинулась к нему, сгребая в объятия. Ломион, мгновенно обмякнув, уткнулся лицом ей в плечо и выглядел совершенным ребенком. — Ты сам пришел ко мне! — Ну конечно, — пробормотал Ломион, — я никогда тебя не оставлю. Над столом повисла тяжелая тишина — но, может быть, она только казалась Майтимо тяжелой, ведь Ириссэ и Ломион своими мыслями с ним не делились. А так и стояли: Ириссэ гладила сына по густым волосам, а Ломион льнул к ее ласке без капли смущения — вовсе не так он вел себя с Нолофинвэ. И молчание нарушили не они, а Финдекано: тот подошел к арфе в углу комнаты и принялся тихонько наигрывать какую-то мелодию, Майтимо вслушался и узнал в ней знакомую песенку про возвращение домой и воссоединение. Ириссэ и Ломион замерли от неожиданного музыкального вторжения и отодвинулись друг от друга; Ириссэ бросила было сердитый взгляд через плечо, но затем лицо ее смягчилось. — Да ты знал, что он тут! — озарило ее, и, подойдя к Финдекано, она дернула его за ухо, а тот ухмыльнулся в ответ. — Стоило бы украсть в отместку твоего кота! Финдекано помрачнел, но Ломион покачал головой: — Мам, все хорошо, — сказал он, и по звучанию этих слов Майтимо догадался, что не так уж часто Ломиону приходилось их произносить. — Он же не знал, что я тут буду сегодня. Мы проводили время вместе, но потом он уехал повидаться с кузенами. Выражение лица Ломиона Майтимо понять так и не смог. Ириссэ же смерила Финдекано долгим тяжелым взглядом, но потом вздохнула и развернулась к Ломиону: — Пойдем. Раз ты уже знаком с дедом и дядей, укроемся подальше от чужих глаз и ушей. Может, прогуляешься со мной по городу? Как только я тебя увидела, с меня сразу будто слетела вся усталость! Лицо Ломиона просветлело, и он радостно последовал за матерью; Нолофинвэ смотрел им вслед с ласковой довольной улыбкой. — Вот же позор, — пробормотал Нолофинвэ, — что Итариллэ и Ломион, скорее всего, никогда не смогут навестить меня вместе! Оба они — мои внуки, и я так их полюбил… — он повернулся к Финдекано и приподнял бровь, — особенно раз уж у тебя никогда не будет детей, чтобы умножить число моих внуков! — Уж прости, отец! — рассмеялся Финдекано и неловко погладил Майтимо. — Я бы не изменил ничего в своей жизни… да и раз уж прошло столько времени, а я все так же верен своим чувствам, сомневаюсь, что-то может перемениться! — Да знаю, знаю, — отозвался Нолофинвэ, — просто так хотелось бы, чтобы жизнь сложилась для тебя счастливее… — Ну, внуки — не единственный повод для счастья, — качнул головой Финдекано, и Нолофинвэ помрачнел. — Не единственный, — согласился он, — но Ириссэ воссоединилась с тем, кого она так любит, и новая семья Турукано приняла Итариллэ. И лишь ты один… из всех моих детей ты единственный не поддерживаешь отношений со своей новой семьей, а твоя мать так редко нас навещает — по крайней мере, пока строит этот свой новый город… — Сказать ему? — в голосе Финдекано, прозвучавшем в голове Майтимо, слышалась задорная нотка. — Почему бы и нет, — откликнулся Майтимо; но, сказать по правде, его беспокоило, как Нолофинвэ воспримет новость о нем. Сам он всегда Нолофинвэ любил, им хорошо вместе работалось, и в трудную минуту дядя был куда сдержаннее импульсивного и яркого Феанаро. Но Майтимо предпочел бы, чтобы дядя узнал его тайну, он не хотел лжи. — Скажи, если хочешь. Финдекано спустил Майтимо с плеч и поставил его на стол прямо под нос Нолофинвэ. — Отец, — сказал он, и в голосе его послышались торжественные нотки, — я хотел бы познакомить тебя с моим котом, Рыжим, что все эти дни составлял мне компанию. В прошлом я называл его иным именем, о чем сейчас и обязан тебе сообщить… и имя это — Майтимо, сын Нерданель и твоего брата… мой самый любимый кузен из всех. Глаза Нолофинвэ округлились; затем он сощурился. — Это правда?! — требовательно спросил он. — Твой кузен — кот?! Лукавая улыбка Финдекано поблекла. — Пути Валар не всегда нам ясны, — проговорил он, — Нерданель напомнила мне об осанвэ и научила основам искусства, так что я смог поговорить с ним и сам. И теперь я знаю точно — да, это Майтимо, — он легонько положил ладонь Майтимо на бок… будто в любой момент был готов подхватить его на руки, спасая от Нолофинвэ. Но Майтимо не думал, что тот для него опасен, — скорее уж, опасность мог бы представлять Арафинвэ, Нолофинвэ же всегда был ему другом. Если бы он напал на Майтимо, он точно не сделал бы этого без предупреждения. Но может, подумал вдруг Майтимо, поддержка нужна была самому Финдекано, ему захотелось спросить его — но связь между ними прервалась… и голос, прозвучавший в его голове, был уже не голосом Финдекано и казался далеким и дребезжащим. Майтимо не был так сильно близок с Нолофинвэ, как со своей семьей или с Финдекано, так что речь дяди разобрать было труднее: — Мой сын говорит правду? Ты Майтимо, он же Маэдрос? Майтимо поднял голову и посмотрел Нолофинвэ прямо в глаза. — Да, — ответил он так четко, как только мог, но голос Нолофинвэ уже ускользнул из его головы, однако, по дядиному судорожному выдоху Майтимо понял, что тот его услышал. — Я-то думал, дни волнения уже прошли… — произнес он, — совсем недавно я обрел внука, рожденного после моей гибели, а теперь узнаю, что кот, которого ты завел, на самом деле твой кузен! Что ж, надо сказать, — добавил он с легкой насмешкой, — в этом теле он не менее великий охотник, чем в предыдущем. Хвост Майтимо сам собой дернулся в ответ на такое, а Финдекано фыркнул. — Это точно! Что ж, Майтимо, что на сегодня? Мышка или рыбка? Майтимо вновь дернул хвостом, спрыгнул со стола и отправился в кладовую, даже не обернувшись, — оставляя их обсудить новости без чужих глаз и ушей. *** Вернувшись домой к Нолофинвэ, Финдекано и Майтимо, наконец, получили возможность постоянно быть вдвоем, но Майтимо решил исполнять установленный им самим ежедневный распорядок. Охоту в кладовой он счел теперь своим долгом — раз уж семья знала, кто он и что ему надлежит искупать перед ними. Финдекано не стал возражать — у него ведь были и свои дела, — но теперь, конечно, стал куда внимательней к ходу времени. Возвращаясь поздно, он приходил к Майтимо и гладил его, засыпая, даже если поговорить вечером они не успевали. Обсуждались ли новости между домочадцами, Финдекано не сказал… но внезапно кто-то потревожил уединение Майтимо в кладовой. Майтимо встал с места поприветствовать посетителя, и обнаружил, что это Ломион. Лицо у того было угрюмым, пах он беспокойством — благодаря кошачьему чутью Майтимо уже отлично мог распознавать этот запах. Причин тревоги Ломиона он не знал, но было очевидно, что распрямленные плечи и гордо поднятый вверх подбородок — лишь маска, и сжатые в кулаки ладони и стиснутые челюсти это подтверждали. Сам начинать осанвэ Майтимо не умел, так что сел напротив Ломиона и принялся ждать. Ломион долго-долго смотрел на него, затем вздохнул и присел. — Я помню тебя еще по Чертогам Мандоса! — заявил он. — Ты, тогда еще развоплощенная фэа, часто преследовал меня. А я не спросил, почему. Майтимо уставился на него, дернув хвостом в легком возбуждении, и попытался своей неподвижной позой как-то донести до Ломиона, что сам он не способен ответить по осанвэ, пока с ним по осанвэ не заговорили. Но Ломион просто смотрел и смотрел на него, и тогда Майтимо встал и положил лапки ему на ногу. Ломион отдернулся, но не пошатнулся. — Ты этого ждал? — наконец раздался в голове Майтимо голос Ломиона. К удивлению Майтимо, он звучал куда громче голоса Нолофинвэ… а еще чувствовалось, что Ломион говорит по осанвэ с большой неохотой. — Ты сын Ириссэ и племянник Финдекано, — ответил Майтимо на первый вопрос, решив не отвечать на второй. — Общество моих братьев было не таким уж и легким, особенно, когда многие Чертоги покинули. Те, что остались, привыкли лелеять свой гнев, как и наш отец… и, в конце концов, я больше не смог это выносить. — Я не нуждался в опеке, — Ломион отвел взгляд, но Майтимо расслышал в его словах сомнение. На осанвэ можно было говорить лишь правду — ну или то, во что говоривший искренне верил, как в правду; лживые слова в осанвэ удавались говорившему куда хуже, чем в обычной речи. — В Чертогах Мандоса безопасно. — Я и не думал, что ты в опасности, — ответил Майтимо. — Я искал тебя не чтобы тебя поддержать… скорее уж, этим я поддержал себя — не люблю сидеть сложа руки. — Ну, сейчас ты и не в Чертогах сидишь, — парировал Ломион. — Так тебе лучше? Он, шумно выдохнув, сел напротив, скрестив лодыжки, и такой шаг навстречу не ускользнул от внимания Майтимо, хотя он противоречил словам Ломиона: тот ведь пока не говорил с ним всерьёз, а, будто не задумываясь, отбивал слова, словно в какой-то игре. — В чем-то и лучше, — подтвердил Майтимо, — но, конечно, не такого я бы себе пожелал, будь у меня выбор. Но все это неважно: я давным-давно утратил право выбирать свою судьбу, отказавшись сражаться с выбранным прежде. Ломион фыркнул, но, не ответив, уперся локтями в колени. — Мама считает, я должен сказать тебе спасибо. — Правда? — Майтимо даже моргнул от неожиданной смены темы беседы. — Я бы скорее решил, что она велела мне держать мою фэа при себе. — Мой отец все еще в Чертогах, — пояснил Ломион и тут же исправился. — Мой первый отец. И она считает, то, что ты был рядом, меня от него защищало… пока сама она не могла меня защитить. — Да вряд ли; если бы он хотел, он бы к тебе и раньше пришел. Скорее уж, его Валар удерживали, Намо ведь всеведущ. Ломион в ответ кивнул и расслабился. — И я тоже думаю так. Они были добры ко мне, и мне не хотелось бы думать, что они так легко подпустили бы к нашим фэа тех, кто мог бы опять им навредить. — Последние слова прозвучали странно, и Майтимо, по гримасе Ломиона, заключил, что тот хотел бы их не говорить. Майтимо подумал обо всех тех, с кем простился, воплотившись в это тело, и хвост его сам собой стал хлестать по бокам. Он ничего не сказал; невозможно было облечь в слова свои чувства. Наконец, Ломион вздохнул и продолжил: — А я и не знал, что ты был влюблен в кузена, как и я… может, я тогда не избегал бы тебя так. В Чертогах я говорил об этом только с Ниэнной. Майтимо опять положил лапу Ломиону на ногу. — Не думаю, что когда-нибудь я опять полюблю, — эти слова будто сами сорвались в осанвэ с уст Ломиона, — ибо просто не знаю, как. Я смотрел на новых родителей и понял издалека, что такое взаимная любовь в паре… но, думаю, я все равно не знаю, как любить без отчаяния. — Ты говоришь все это мне, потому что я смертен? В этом доме все тебя любят! А с Анайрэ ты уже встретился? Ломион оперся подбородком на собственные ладони и медленно мотнул головой: — Мне сказали, она вместе со своей подругой Эарвен строит какой-то город… и редко приезжает сюда. Майтимо вздохнул и прижался лбом к колену Ломиона. Тот не отодвинулся, но больше не произнес ни слова. — Мне нужно поймать себе мышей на ужин, — наконец выговорил Майтимо. — Но мы можем снова как-нибудь поговорить, если не будешь распугивать мне добычу. Ломион кивнул и встал, оттолкнув Майтимо, будто вещь. И вышел, не сказав на прощанье ни слова. Майтимо сердито выдохнул и вернулся к охоте, но мыслями постоянно отвлекался от дела. Может, Ломион никогда и не сможет влюбиться в кого-то, но он любит мать, и Майтимо полагал, что и новую свою семью тоже любит… А кто сам Майтимо, чтобы говорить о взаимной любви, раз они с Финдекано так даже и не поженились? Когда-то в самом начале они верили, что впереди уйма времени, чтобы переубедить отцов и получить их благословение, а затем их разлучили просторы Белерианда, оставив им лишь редкие встречи украдкой… *** Несмотря на всю рассеянность, Майтимо все же удалось поймать мышь, и он даже съел ее с куда большим удовольствием, чем когда-либо, а потом отправился домой, в спальню Финдекано, в завершение своего повседневного круга забот. Финдекано там не было, так что Майтимо привел себя в порядок, слизав всю кровь и грязь, а потом вспрыгнул на кровать, свернулся клубочком и задремал. Проснувшись, он обнаружил, что еще светло, и на миг ощутил себя сбитым с толку, но потом понял: скорее всего, уже новый день — к тому же, он чувствовал себя полностью отдохнувшим. Он моргнул и поднял голову — Финдекано сидел рядом на кровати, глядя на него, и поприветствовал его кивком и словами: — Привет, Майтимо. Ты так крепко спал… — Это тело смертно и нуждается в отдыхе, — напомнил Майтимо. Он потянулся и встал, подходя к Финдекано за лаской. — Хорошо поговорили? — Ну, не могу сказать, что так уж плохо… — Финдекано улыбнулся краешком рта, — по тому, что ты не голоден, вижу, охота твоя как раз прошла хорошо. — А что еще я могу вам предложить… — начал было Майтимо, на что Финдекано так яростно тряхнул головой, что косы его взлетели в воздух. — Так ты для этого ловишь мышей?! — гневно воскликнул он. — Ты вправду считаешь, что должен доказать свою нужность, чтобы мы тебя не выставили из дома?! Майтимо, да как только ты можешь так думать! Майтимо мигнул, глядя на него. — Я думаю, что ты без нужды добр. Я не считаю, что ты стал бы просить меня делать такое — но я все равно делаю, потому что хочу о тебе позаботиться, а больше ничего сделать я не могу. Финдекано глубоко вздохнул. — Мне достаточно лишь того, что ты есть, — и он подтащил к себе Майтимо, игнорируя его ворчание, и уткнулся лицом в мех, тихо рассмеявшись, когда усы Майтимо пощекотали ему щеки. — Лучше бы, конечно, ты был в своем теле… но я принимаю тебя в любом виде, в каком бы ты ни был. Да если б ты пришел ко мне орком, я бы все равно тебя обнял! Майтимо гневно поморщился в ответ на такое заявление. — Да никто из Валар не поступит так ни с единой душой! Даже не думай об этом! — Как скажешь, любимый мой кузен, — Финдекано чмокнул Майтимо в макушку и принялся напевать — сначала себе под нос, а затем и погромче — старую колыбельную, и Майтимо чувствовал, как пение отдается в груди у Финдекано рокотом, похожим на кошачье урчание. Он присоединил к голосу Финдекано свое тихое мурлыканье, и вот тот допел и плюхнулся на спину, уложив Майтимо себе на грудь. — Я так рад, что ты снова со мной, — сказал он. У Майтимо защемило в груди. — А я рад, что ты опять счастлив. И хотел бы, уходя, оставить тебя более счастливым, чем раньше. — Ты сам не очень-то был счастлив тому, что я тебя покинул, как вижу… — Ты не выбирал погибнуть тогда, — проговорил Майтимо… без слез только потому, что в этом теле он неспособен был плакать. — Это был мой план, это я и мои братья не справились, я должен был сражаться, пробиваясь к тебе. Я должен был хотя бы умереть плечом к плечу с тобой, на том поле моих провалов. — Не говори так! — резко остановил его Финдекано, прижимая к себе, — я всего лишь хотел… Он прервался, и Майтимо ткнулся носом ему в рубашку. — Было бы лучше, если б я тогда не остался в живых! Без тебя я впал в тоску и отчаяние, убил столько невинных душ, которые жили бы и жили. — Думаешь, я не знаю? Я возродился куда раньше тебя, а невинные жертвы долго в Чертогах Мандоса не задерживаются! — ожесточенно возразил Финдекано. — Мне все равно! Я все равно люблю тебя! — Тебе не все равно, — мягко возразил Майтимо. — Если б тебе было все равно, ты перестал бы быть тем самым моим кузеном, которого я полюбил сотни веков назад в Валиноре. Финдекано усмехнулся — лишь тенью своей обычной смешливости. — Я не смог бы солгать в таком, — ответил он. — А значит, ты меня больше не любишь. Майтимо вздохнул, прислушиваясь к мерному сердцебиению Финдекано. — Думаю, мне нужно искупать вины куда больше, чем я мог бы вообразить, — ответил он, ну, а Финдекано не стал отвечать в свою очередь. Он просто прижал к себе Майтимо крепче, и на этом их разговор по осанвэ и завершился. *** Вскоре домой вернулись Ломион и Ириссэ — они были в гостях у новой семьи Ломиона. Ириссэ казалась куда более умиротворенной и довольной, чем Майтимо когда-либо ее видел. Может, то было следствием ее долгой отлучки — но, скорее всего, дело было в том, что рядом был возрожденный сын. Она не отходила от него, а он — от нее, даже когда они общались с кем-то другим. Ломиона Майтимо знал меньше, но и тот выглядел куда счастливее прежнего, и, казалось, он наконец в ладу с новым собой. Нолофинвэ поглядывал на них с любовью и доброй улыбкой и наконец прижал к груди сразу обоих. — Так рад видеть, что мои дочь и внук наконец вместе! — проговорил он. — Я устроил бы пир в вашу честь, но, похоже, вы оба — не любители шумных сборищ. Впрочем, я уже велел наготовить вкусных яств, так что попразднуем узким кругом. Ломион залился румянцем и втянул голову в плечи, а Майтимо принюхался. Запахи перемешивались: овощи, фрукты, варенье, пряности — когда-то подобные ароматы будоражили и разжигали в нем аппетит, а вот теперь оставили равнодушным. Но еще он учуял изобилие рыбы, приготовленной самыми разными способами, — и вот ее дух наполнил его живот предвкушением, хоть он и не знал, приглашен ли сам. Он тронул Финдекано за лодыжку, побуждая к осанвэ, но тот лишь улыбнулся в ответ и говорить с ним не стал. — А для моего кота что? — шутливым тоном спросил Финдекано. Майтимо стукнул его посильнее — такого вопроса он не задавал! Нолофинвэ приподнял брови. — Для него, как и для нас, разная рыба! Я лишь попросил бы, чтобы он не обедал на столе — а то к нам в тарелки попадет шерсть. — Да что такого особенного в твоем коте, что он заслужил место за нашим столом? — устало вздохнула Ириссэ. Майтимо встрепенулся — Ломион же знал правду о нем настоящем, а это было все равно, что знала сама Ириссэ. А вдруг, подумал он, та знает, но просто хочет задеть его. Он, вроде бы, не делал лично ей ничего, чтобы заслужить гнев на себя, но содеял столько всего… а расплаты за содеянное получил пока мало. А вдруг она просто жалела, что он не Тьелкормо. Она никогда не скрывала, кого из кузенов любит больше всего, а тот так и не возродился. Но Финдекано глядел на Ломиона — глаза того распахнулись во внезапном понимании — и Нолофинвэ опять приподнял брови. — Сестра, прости, я не знал… думал, Ломион рассказал тебе, — Финдекано в волнении облизнул губы и присел, положив ладонь Майтимо на спину, — это наш кузен Майтимо… Ириссэ прищурилась — но не в гневе, а в недоверии, будто ожидая, что сейчас ей объявят, что все это шутка. Затем долго смотрела на Майтимо и наконец вновь вздохнула. — Что ж, это объясняет мне, почему я раз за разом нахожу его в твоей постели, братец! — резко, но вместе с тем ласково сказала она, и Финдекано расхохотался, и даже Ломион улыбнулся. — Эх, не самый я скрытный из эльфов! — скорбно заявил Финдекано. — Смотри, Рыжий, как они меня дразнят! — Майтимо, удивившись кличке, снова стукнул его по ноге, и тот склонился к нему: — Хорошо, хорошо, Майтимо! Ириссэ, глядя на такое их общение, лишь покачала головой: — Даже удивительно, как я раньше не догадалась! И неудивительно, что ты считал, что я знаю! — и добавила: — Хотя должна спросить тебя: раз это совсем не секрет, что ж ты не сказал мне этого, когда так перепугался, что он сбежал? — Тогда я не знал, — признался Финдекано. — Я не знал точно, пока мы не встретились с его матерью… хотя после возвращения Ломиона уже и подозревал. — Увидев удивленный взгляд Ломиона, Финдекано лишь улыбнулся: — Ты же рассказал мне, как он присматривал за тобой в Чертогах, а мой кот встретил тебя так, как не привечал никого, кроме меня. Я тогда счел это лишь своей глупой фантазией… но это оказалось вовсе не глупостью. Хвост Майтимо беспокойно метался туда-сюда по полу; Майтимо чувствовал, как в животе его все переворачивается, как и всегда, когда он думал о своем смертном уделе… и он прижался мордочкой к ноге Финдекано, пытаясь успокоиться. Ириссэ же присела рядом с Финдекано и всмотрелась в Майтимо повнимательнее, а он стал глядеть на нее в ответ. Она приняла его так легко, и все его опасения по ее поводу испарились, как и по поводу остальных в этой комнате. Затем она вздохнула и поднялась на ноги. — Меня беспокоит эта история больше, чем привязанность Тьелкормо к Хуану, — заявила она Финдекано, — в конце концов, Хуан был всего лишь псом! Улыбка Финдекано увяла. — Сейчас Майтимо тоже всего лишь кот… за все то, кем он был раньше. Но я благодарен, что мы хотя бы можем говорить друг с другом, раньше я об этом не знал. Нолофинвэ оглядел всех. — Ириссэ, так что же, вопрос решен? Позволишь Майтимо присутствовать на своем празднике? Ириссэ склонила голову на бок, вздохнула — и затем широко улыбнулась: — Я не против — но только чтоб увидеть, как кузен будет выглядеть дураком, лопая рыбу из кошачьей миски! В словах ее звучала насмешка, но беззлобная, да и Майтимо, в общем-то, не возражал против такого способа удовлетворить ее жажду мести. Не большее унижение, чем хождение из комнаты в комнату голышом или умывание собственным языком: все это было естественным для его нового тела, и Майтимо в том позора не видел. Праздник вышел уютным и тихим, даже не было слуг, чтобы подыграть на арфе. Оказалось, кухонная прислуга Нолофинвэ не жила в доме с ними. Это так отличалось от того, к чему привык Майтимо; похоже, Нолофинвэ расплачивался со слугами за труд не предоставлением крова, а как-то иначе. В конечном итоге, арфу все же достал Финдекано — и сыграл несколько веселых охотничьих песенок и пару известных валинорских мелодий, но ни одной времен Белерианда… закончившихся так катастрофически для них всех. Яства были отменными, компания — гостеприимной, и так Майтимо и задремал в кресле, и дремал, пока Финдекано не случайно не разбудил его: уже закончились и пища, и песни, и Финдекано нес его в спальню… и окутавший Майтимо знакомый запах снова погрузил его в сон. *** Когда Майтимо проснулся, Финдекано уже не было. Он прошелся по коридорам и выяснил, что в доме не осталось ни одного эльфа. Финдекано мог бы и сказать ему заранее, куда они все собираются, подумал он. Но не было всех четверых сразу, и поводов для страха Майтимо не увидел. Если бы они хотели избавиться от него, просто бы выставили его из дома, за границы Тириона, или куда-то еще, не позволив преследовать себя. Так что он отправился в кладовую, хотя еще не чувствовал голода. Ну, а что еще было делать. Но никто не вернулся и к тому времени, когда он сам возвратился в жилую часть дома, — и тогда Майтимо улегся в кровать Финдекано, свернувшись клубочком и впитывая запах кузена. Никто не вернулся и назавтра… и Майтимо потерял счет времени. Его мир сузился до мира кошки: охота и сон. Так часто, как мог, он спал в кровати Финдекано, хотя запах и выветрился… но и в кладовке он тоже иногда дремал. Потому и пропустил возвращение домочадцев — и голос Финдекано прозвучал в его голове внезапно и так отчаянно: — Майтимо!!! Майтимо приоткрыл один глаз и обнаружил себя в тусклом свете кладовой. — Финдекано? Что случилось? — Ничего — кроме того, что тебя нет на месте! Где ты?! — Я и сам тебя о таком спросил бы, будь у меня такая возможность, — подчеркнуто ровно отозвался Майтимо. — Но что до меня — я в кладовке. Значит, ты уже дома? Финдекано мгновение помолчал, и, когда заговорил, тон его был переполнен растерянностью и смущением: — Я думал, ты не спишь… по осанвэ я тебе не говорил, но вслух сказал, что мы уезжаем… не знал, что ты не слышишь… — Я не сержусь и не обижен, — заверил его Майтимо. Он вскочил на ноги, потянулся, восстанавливая равновесие, и направился в жилую часть дома. — Мне никакого смысла нет обижаться: все обиды, которые можно нанести мне, — ничто против бесчисленных злодеяний, что я совершил против других. — Майтимо, ну пожалуйста, не говори так! — Финдекано уже стоял в дверях, глаза его были такими усталыми, но улыбка — искренней, и он наклонился, взял Майтимо на руки и прижал к себе. — Просто Ириссэ хотела ненадолго съездить на охоту и встретиться с новой семьей Ломиона… но, для жизни кошки поездка вышла не такой уж короткой, боюсь… — Даже кошка может прекрасно позаботиться о себе, пока тебя нет, — заметил Майтимо. — Пресной воды у меня было полно, а пищу я способен себе добыть сам. Пару дней поймать мышь не получалось, и Майтимо поголодал, но зато быстро выяснилось, что так просто в отсутствие изобилия пищи ему не погибнуть, пусть поначалу он и боялся за свое смертное тело. Хоть и недолговечное, оно было здорово, и чутье у него было отличным. — Но я обещал брать тебя с собой в долгие поездки, а в этот раз обещание нарушил, — вздохнул Финдекано, уткнувшись лицом в шерстку Майтимо. — Мы это исправим. Это несправедливо по отношению к тебе. Майтимо не стал говорить, что справедливость — понятие, которое вряд ли теперь применимо к нему лично, — ведь Финдекано все равно не стал бы слушать. Но он ласково терся мордочкой о шею Финдекано, пока тот от щекотки не рассмеялся и не унес его к себе в спальню.