***
Мать давно заметила, что Роумен смотрит на Лиззи не так…он будто охотник, который наблюдает за своей добычей, надевая маску заботливого брата. Как-то раз она рано пришла с работы, зайдя в комнату старшего, она увидела странную картину: дети лежали на кровати, у Лиззи была задрана футболка и приспущены спальные штанишки, девочка улыбалась, а брат нежно гладил её по спине. — Чем это вы тут занимаетесь? — как можно более дружелюбно выдавила из себя Эльза. — Мама, мама! Мы с Роуменом играем в массажистов! — девочка весело хлопала в ладоши. Не ускользнул от матери взгляд сына, он был какой-то не такой, какой-то возбуждённый, на секунду ей показалось, что он был зол, потому как им помешали, но тут же взгляд изменился. — Мам, я тут Лиззи показываю новую профессию, может, она когда-нибудь станет им? Мать не обманешь, он не играл с ней в игру, от неё не ускользнёт хитрый взгляд его больших серо-голубые голубых глаз, его пухлые губы были немного покусаны, а грудь вздымалась так, будто он старался не дышать так часто, как хотелось бы. В тот же вечер Эльза рассказала отцу, что видела сегодня в комнате Роумена. На что отец лишь стукнул кулаком по столу, ответив: «Послушай внимательно, Эльза, у нас благополучная семья, ты хоть думаешь, когда выносишь такие выводы? Не дай бог ещё до соседей дойдёт. Представляешь, что о нас скажут люди?». «Что о нас скажут люди?» раздавалось нарастающим эхом в голове. На этом вопрос был закрыт. Отец отправился в свой кабинет, а мать, делая вид, что ничего не произошло, принялась что-то вязать незамысловатыми узорами. Лиззи уже спала, у неё никогда не было сомнений насчёт брата, хотя, какие там сомнения..***
Мать кинула удивлённый взгляд на сына, как бы задавая немой вопрос: «Что ты тут делаешь?». На что получила весьма двоякий ответ, сын произнес пухлыми красными губами: «Пришёл проведать свою любимую сестрёнку». Он покосился на такую сонную Лиззи: её глаза были почти закрыты, маленькие губки-лепестки были расслаблены, нижняя как-то смешно была выдвинута вперёд, светлые волосы небрежно разбросаны по подушке, а одна ручка была сжата кулачком. Очень милая картина. Эльза выключила свет, проронив что-то типа: «Спокойной ночи…дочка».***
Ту ночь шестнадцатилетняя Лиззи никогда не забудет. Отец сильно поругался с матерью, посмел поднять на неё руку, правда, Элизабет видела это впервые, на что мать просто заткнулась. Тем же вечером отец позвал её к себе в кабинет для каких-то важных новостей. — Я должен выехать из города по делам. Твоя мать тоже едет со мной, поэтому ты останешься с Роуменом. Моя поездка займёт не более двух-трёх дней, кстати, твой брат в гостях, думаю, к полуночи вернётся. Мистер Бартер окликнул жену: — Эльза! Быстрее собирай вещи! — Я поняла, папа.***
После девочка побежала в свою комнату. Она бросилась на кровать и сильно заплакала, ей не хотелось, чтобы родители уезжала, не хотела оставаться с Роуменом наедине. Это был не её брат. В последнее время, он приходил нетрезвый, как истинный Казанова, приводил кучу девиц, не посещал занятия, а сейчас… Сейчас он стал распускать руки, причём не только на Лиззи, но и на мать тоже. Посмотрев на часы, шестнадцатилетняя Элизабет поняла, что раньше глубокой ночи её брат не явится домой, родители уже уехали, поэтому, она решила отправиться спать. Не дойдя до комнаты, она услышала громкий хлопок входной двери, было сразу понятно, что брат не в настроении, если судить о том, с какой силой он её захлопнул. У Роумена был отвратительный день: он проиграл в казино, как обычно, заложив свои дорогие часы, на этот раз швейцарские, потом на вечеринке у друга перебрал лишнего и навешал тумаков какому-то придурка, а заодно и какой-то шлюхе, что слишком откровенно липла к нему. Он скинул с себя пиджак, не переобуваясь, прошел на кухню, чтобы ещё чем-нибудь догнаться, обратив внимание, что родителей нет дома, он устало развалился на стуле, немного расстегнув пуговицы на черной рубашке. Лиззи думала, что брат уже давно ушел в свою комнату, завалившись спать как обычно, поэтому пошла на кухню попить воды, но наткнулась на брата. Она застопорилась на месте, не ожидав повстречать брата. — Мама с папой сказали, что уедут на дня два-три, — девочка скривилась от запаха алкоголя, ударившего в нос. Брат молча смотрел на неё, у его сестры всё слишком идеально: пухлые алые губы, серо-голубые глаза с оттенками зелени, белокурые волнистые волосы до пояса, её хрупкую фигуру скрывает пижама. — Подойди ко мне, — сухо шепчет бархатным голосом Роумен. В ответ тишина. — Подойди ко мне… — более настойчиво требует брат. Тишина. Сорвавшись с места, как сумасшедший, Роумен хватает Бартер-младшую за предплечье одной рукой, а второй грубо накручивает на кулак волосы сестры.***
Худшая ночь в её жизни. Ночь может скрыть в своём мраке многое, на утро ты просыпаешься, не помня, что было вчера, но есть вещи, которые ты будешь помнить долго. Глухой скрип кровати, шлепки тел, прерывистое дыхание парня, тихие всхлипы девочки. Элизабет не понимает, что делает брат. Она не читала об этом в журнале, не видела этого в книгах, даже мама никогда не рассказывала ей об этом. Неужели столь юный возраст, когда дети должны так быстро взрослеть? Безусловно, нет. Все закончилось. Лиззи свернулась калачиком на своей кровати, у неё дико болит живот и горит между ног, Роумен лежит рядом, куря прямо в комнате сестры. Но если сравнивать то, что он делал пять минут назад и сейчас, то курение — детский лепет. Встав с кровати, парень произнес слегла хриплым, будто не своим голосом: «Поменяй простынь, выпей таблетку и даже не вздумай что-то говорить родителям, они все равно не помогут». Когда брат вышел из комнаты, то Лиззи начала плакать с новой силой. В этот момент что-то щёлкнуло в её голове, там появился новый голос — это голос её страхов. Лиззи сидела в ванной комнате на полу, абсолютно голая, в голове мелькало тысячи мыслей, только вот озвучка их была уже не её голосом. «Моя малышка»…«Моя куколка»…«Моя девочка»…«Ты такая узкая»…«Ты такая сухая, не порядок». Слова звоном отзывались в голове, она не понимала смысла половины из них, но жар его тела, его руки, которые блуждали по её детскому телу, его поцелуи, его прикосновения — это М Е Р З К О. Теперь голос стал более высоким, похожим на голос того клоуна, что так напугал её на Дне Рождении, который твердил: «Родители не любят тебя!» По горячей щеке катится солёная и холодная слеза. «Они не поверят тебе!» Скатилась вторая. «Твой брат ненавидит тебя!» Лиззи уже не плакала, она просто сидела на холодном кафеле, пока в дверь ванной не постучали…***
«Я знаю, что ты не спишь, — звучал бархатный тихий голос, — твоё сердце слишком громко бьётся». Она не хочет этого. Не хочет того, что происходит с ней каждую ночь. Вот он — её главный страх. Роумен в одном нижнем белье, она видит его желание. Оно выражается его прерывистым дыханием, его бешеным взглядом немного раскосых больших глаз и напряженной выпуклостью в трусах. Да, она знала, что будет далее, опять бессонная ночь, снова отвращение к себе на утро. Роумен был красавцем: высокий, немного худощав, но его мощные мужские плечи так красиво контрастируют с узким тазом, скуластое лицо, небрежно зачесанные назад волосы, пухлые губы и взгляд, полный желания. Он тянет одеяло на себя, но ты всё ещё притворяешься спящей. Не выйдет, милая. Он всё знает. Брат целует тебя в шею, накрывая собой твоё маленькое тельце, он гладит одной рукой твоё лицо, а другой уже настойчиво трёт между ног. Он шепчет тебе какие-то слова любви, страсти, пошлости, шепчет тебе о том, что ты его, снимая с тебя трусы, зажимая правый сосок между пальцев. «Ты только моя!» — рычит он обезумевшим голосом, не боясь, что родители могут проснуться, входит в тебя грубо, властно, задавая бешеный ритм. Он стонет, ты молчишь, закусывая губу до крови, ведь так хочется выть от обиды и боли в груди. Ты шепотом молишь его, чтобы он остановился, хочется плакать, но слёзы, как будто исчезли с твоих глаз. Он резко выходит, начинает ласкать тебя там длинными пальцами, облизывая и покусывая соски. Как бы не так, дохлый номер, тебе не понравится, ты не сможешь возбудиться. Домашнее насилие ребёнка никого не заводило. Зато Роумен был на пике удовольствия, излившись на дрожащую сестру. Не сказав ни слова, он достал из тумбочки Лиззи салфетки, кинул ей одну и молча вышел. Она больше не плакала, как тогда, в первый раз, она знала, от этого никуда не спрятаться.