В тусклом, мерцающем свете

*** 4 июля 1863 гола К северу от Фредерика, Мэриленд              Разумом, который почти всегда руководит всеми ее действиями, она понимает, понимала с самого начала их дружбы, что так не могло продолжаться вечно. Подсознательно она знала, что в конце концов Малдер все поймет – сложит кусочки головоломки вместе и разгадает ее секрет. Он слишком умен, чтобы у нее получилось долго его обманывать.              На что она не рассчитывала, так это на то, что ее собственная небрежность, а не ум Малдера, станет ее погибелью и приведет к разоблачению.              А она абсолютно точно разоблачена, в этом нет никаких сомнений. Она проклинает яркий свет луны; если бы сейчас было новолуние или, по крайней мере, неполная луна, едва видимая в ночном небе, или даже низкие тучи по-прежнему бы заволакивали небо, все было бы в порядке, в полном порядке, потому что она успела бы замотаться в свои повязки и надеть униформу прежде, чем Малдер подошел бы достаточно близко, чтобы разглядеть важные детали.              Но нет, луна почти полная и ярко светит прямо у нее над головой через просвет в облаках, который образовался в самый что ни на есть неподходящий момент. Становится так светло, что даже с такого расстояния она различает потрясенное выражение лица Малдера. С внутренним стоном она приходит к выводу, что если ей достаточно света, чтобы увидеть его ставшие похожими на блюдца глаза, то его явно достаточно и ему, чтобы успеть рассмотреть все самые пикантные подробности.              Они таращатся друг на друга – Малдер на берегу, Скалли по шею в холодной темной воде – где-то с полминуты, не зная, что сказать, пока Скалли первой не нарушает затянувшееся молчание. Она уж точно не намерена оставаться тут всю ночь.              - Не мог бы ты отвернуться? – просит она, презирая себя за умоляющие нотки в голосе. – Всего на минуту?              Малдер колеблется, но затем отрывисто кивает и разворачивается. Осмотрев лес вокруг них, чтобы убедиться, что больше никто там не шныряет, Скалли встает и выходит из пруда, слегка спотыкаясь о каменистое дно. Она тянется к постиранной в озере и разложенной на камне для просушки одежде и начинает надевать ее, морщась от ощущения прикосновения все еще влажной материи к коже. Она быстро натягивает брюки и как раз заканчивает застегивать рубашку после осуществления сложного ритуала обматывания нескольких слоев льняной ткани вокруг груди, когда Малдер, очевидно более неспособный сдерживать свое любопытство, разворачивается к ней лицом. Он осматривает ее с ног до головы, на мгновение задержавшись на ее искусственно стянутой груди под свободной рубашкой, и потом заглядывает ей в глаза.              - Надо полагать, - в конце концов хрипло говорит он с нечитаемой интонацией, - что тебя зовут не Дэниел.              Она качает головой и тихо отвечает:              - Дана. Дана Скалли.              - Так, значит, хотя бы фамилия не была ложью, да? – Она вздрагивает от явно различимой обиды в его голосе.              - Малдер, пожалуйста… даю слово, что никогда не собиралась лгать тебе, но я не могла рисковать разоблачением, просто не могла.              - И ты думала, что… что? Что я кому-нибудь расскажу? Что я предам твое доверие? – Он качает головой. – Если бы тебя разоблачили, то могли бы посадить в тюрьму. С чего бы я стал так рисковать?              - Скорее всего, меня бы просто отправили домой, а не в тюрьму, - возражает Скалли. – И ты знаешь – и не пытайся это отрицать – что уже не раз подумывал отослать меня домой еще до всего этого. В глубине души я опасалась, что ты воспользуешься этим как оправданием, чтобы уберечь меня от опасностей. Я знаю, ты считаешь, что мне тут не место.              - Я хотел отослать тебя домой, потому что думал, что ты мальчишка, Скалли. Я думал, что тебе может быть четырнадцать, пятнадцать лет, не больше. Я думал, что у тебя есть мать, которая уже проводила на войну мужа и двух сыновей, мать, которая беспокоится о том, что может потерять и самого младшего ребенка вдобавок ко всей остальной семье.– Скалли избегает его взгляда, натягивая свой китель и начиная застегивать его. – Она знает, Скалли? Твоя мать знает, что ты сделала, где ты? Или ты поэтому отказываешься писать ей, поэтому пишешь только сестре?              - Она знает, что я в армии, - отвечает Скалли, - но думает, что я покинула дом, чтобы стать медсестрой, а не солдатом. – Она безуспешно пытается выжать хоть немного воды с края своего кителя, но вскоре сдается и тянется за лежащим на земле ремнем. Однако вместо того чтобы надеть его, она опускается на валун, на котором сушились ее вещи. Она знает, что Малдер захочет услышать подробное объяснение, и лучше всего будет предоставить его здесь, где никто из лагеря не подслушает их. – И я была медсестрой – поначалу. – Малдер колеблется, и Скалли задерживает дыхание… но в следующее мгновение он садится на камень рядом с ней. Она тут же вспоминает о том туманном утре, которое они провели в схожей манере, всего три дня назад, и чувствует острую боль в груди. Она не хочет потерять их дружбу.              - Так почему ты передумала? – спрашивает он. – Что случилось?              - Работа медсестрой не помогла мне выпутаться из той ситуации, в которой я оказалась, - отвечает она. – Человек, от которого я пыталась сбежать, все еще мог меня найти.              Малдер резко разворачивается к ней с обеспокоенным выражением на лице.              - Какой человек? Твой отец? – Скалли качает головой. – Твой… твой муж? – Его голос срывает на последнем слове, и на мгновение Скалли спрашивает себя… но отбрасывает эту мысль так же быстро, как она зарождается. Сейчас не время для этих мелочей.              - Нет, не муж, - отвечает она. – Пока нет, во всяком случае. Но если бы я осталась, то он бы им вскоре стал. – Она вспоминает об отце, и ее охватывает чувство вины, как случается всякий раз при мысли о том, что он, должно быть, испытал, когда открыл письмо от жены и узнал, что сделала его любимая младшая дочь. – Ты помнишь того доктора, которого я упоминала в разговоре с рядовым Йоргенсенем этим утром, когда он повел себя, как болван? Друга моего отца? Военного хирурга, который рассказывал моей семье, каково состояние дел в полевых госпиталях? - Малдер кивает. – Год назад он попросил у отца моей руки. И отец ответил согласием.              - Даже не спросив твоего мнения? – Малдер кажется искренне озадаченным этим, и Скалли ощущает сильнейший прилив привязанности к нему.              - Ну… не то чтобы он при этом не обговорил ряда условий, - уточняет Скалли. – Отец дал Дэниелу – так его зовут, доктор Дэниел Уотерстон – разрешение ухаживать за мной в течение года, прежде чем начать строить какие-либо планы относительно нашей женитьбы. Если за это время я решила бы, что не хочу этого брака, то мне всего лишь надо было бы объявить об этом, и помолвка оказалась бы расторгнутой. – Скалли ставит ноги на камень и опускает подбородок на колени. – Но мне ясно дали понять – мать, мой старший брат Билл и особенно отец – что они рассматривают это соглашение как отличный союз, лучшее предложение из всех, что я могу получить, и что я нанесу оскорбление всей семье – не говоря уже о Дэниеле – если отвечу ему отказом.              - Но ты не хотела выходить за него, - приходит к выводу Малдер, и Скалли качает головой.              - Дэниел из тех людей, что надевают разные маски в зависимости от того, с кем они общаются в данный момент, - тихо разъясняет Скалли. – С моими родителями он вел себя определенным образом, со мной же, когда мы были наедине, он совсем другой. И он снова менял свое поведение при общении с людьми, которых считал ниже себя на социальной лестнице.              - И ты обнаружила, что он тебе не слишком нравится, когда твоего отца нет поблизости? – уточняет Малдер.              - Поначалу он не был так уж плох, - признает Скалли. – По правде сказать, на первых порах он был добр и обходителен. Просто пытался завоевать меня, полагаю. Но по прошествии месяцев, когда нам позволялось все больше и больше времени проводить вместе и разговаривать без присмотра, он начал вести себе совершенно по-другому. Он ясно дал мне понять, чего от меня ждет, когда я стану его женой, и подобная жизнь не показалась мне хотя бы чуточку притягательной.              - Почему?              - То, что я рассказывала тебе о своем образовании, об обучении на дому… это все правда, Малдер. Учеба всегда была для меня важнее всего на свете - я планировала продолжать ее как можно дольше, и мой отец всячески поддерживал это мое стремление. Дэниел же дал мне понять, что в качестве его жены у меня будут более важные обязанности.              Малдер морщится.              - Я так понимаю, что они не имели ничего общего с учебой, - замечает он, и она качает головой.              - Ни в малейшей степени. Дэниел относился ко мне, как к потенциальному украшению, а не полноценному человеку. Его жизненный план был ясен: он сделал успешную карьеру и добился желаемого положения в обществе, так что следующим логичным шагом становились поиски жены, которая родила бы ему детей, наследников, и тем самым завершила бы картину. Он хотел детей сразу же - он гораздо старше меня, видишь ли – и, родив их, я должна была бы посвятить все свое время их воспитанию и ведению хозяйства. – Она бросает быстрый взгляд на Малдера. – Пойми, я не против того, чтобы завести детей; просто я хочу немного подождать. Не вижу причин спешить с этим.              - А сколько тебе лет, Скалли? – спрашивает Малдер. – Если ты не возражаешь сказать, конечно.              - Нет, не возражаю, - отвечает она. – Мне семнадцать. – Она слегка улыбается. – Достаточно взрослая, чтобы быть солдатом, так что можешь перестать волноваться хотя бы из-за этого.              Малдер смеется.              - Признаю, что постоянно боролся с собой, решая, доносить на тебя как на несовершеннолетнего или нет, Скалли, - говорит он. – Порой это здорово давило на мою совесть.              Скалли, однако, даже не улыбается.              - А теперь, когда ты знаешь правду? – спрашивает она. – Некоторые бы сказали, что сейчас у тебя еще больше прав заявить на меня, что я еще меньше подхожу для участия в сражениях, чем ребенок.              Мгновенно посерьезнев, Малдер переводит на нее взгляд.              - Нет, Скалли, я не собираюсь заявлять на тебя, - обещает он. – Я уже знаю, что ты подходишь на роль солдата больше многих других. Но должен признать, что не вполне понимаю, почему это… - он указывает на униформу Скалли, - стало самым очевидным решением проблемы? Я допускаю, что твой отец мог быть разочарован твоим отказом, но почему бы просто не сказать ему, что, по твоему мнению, его друг тебе не подходит?              - Потому что хотя отец и представил все так, будто в этой договоренности последнее слово за мной, мне ясно дали понять, что на самом деле это не так. Если бы я ответила отказом на предложение Дэниела, отец подвергся бы унижению, а родители этого не хотели. Моя старшая сестра Мелисса уже устроила скандал в прошлом году, когда сбежала из дома и поселилась в Нью-Йорке, одна и незамужем. И мой брат Чарли втянул в неприятности девушку из нашего прихода – вот так он и оказался на флоте. Родители предоставили ему выбор между этим и изгнанием из семьи – это случилось вскоре после истории с Мелиссой. – Скалли сглатывает, вспоминая, с каким отчаянием мать умоляла ее подумать о семье, о своем будущем, прежде чем она сделает что-то столь необдуманное, как отказ от такого выгодного союза. – Мои родители и не предполагали, что после всего этого кто-то столь уважаемый, как Дэниел, захочет породниться с нами. Они видели в этом браке спасение для нашей семьи - то, что восстановило бы нашу репутацию. – Она наклоняет голову, когда испытываемый ею уже более полугода стыд становится особенно сильным, радуясь, что лунный свет не позволяет Малдеру увидеть, как она краснеет. – Но я просто не готова была принести эту жертву.              - Тебе и не следовало ее приносить, - твердо заявляет Малдер, и Скалли окидывает его удивленным взглядом. – Если твою семью действительно так заботила их репутация, тогда почему бы просто не переехать в другой город – даже в другой штат? Нечестно с их стороны было возлагать на одного из четырех детей задачу по спасению репутации всей семьи.              - Они не только из-за репутации переживали, Малдер, - отвечает Скалли. – Не совсем. С точки зрения моего отца Дэниел и вправду отличная, выгодная во всех отношениях партия для меня. Он довольно состоятельный мужчина с безукоризненной репутацией и хорошей, состоявшейся, уважаемой в обществе карьерой. Он умен, обходителен и в присутствии моего отца всегда вел себя как настоящий джентльмен.              Она замолкает и закусывает губу.              - Но когда он оставался наедине с тобой? – мягко побуждает ее продолжать Малдер. – Когда твоего отца не было поблизости?              Скалли опускает голову.              - Он не был… ужасен, ничего такого, - говорит она. – Но не был так же добр и терпелив… и определенно его не интересовало ничего из того, что я говорила. Отец всегда поощрял меня быть прямолинейной – в разумных пределах, конечно – и не пытаться скрывать тот факт, что у меня тоже есть мозги. Дэниел же… он бы предпочел, чтобы я молчала и слушала его. – Она поднимает глаза на Малдера. – Думаю, что к настоящему времени ты достаточно хорошо меня узнал, чтобы понять, как я себя при этом чувствовала.              - Не могу представить, чтобы тебя это устраивало, - посмеивается Малдер.              - Совсем не устраивало, - подтверждает она. – И когда я не соглашалась с каждой озвученной им мыслью, вместо того чтобы спорить со мной, он просто принижал мое мнение – иногда довольно жестоко. Ему, казалось, важнее было заставить меня замолчать, чем убедить взглянуть на вещи с его точки зрения.              - И ты не могла рассказать об этом отцу?              Скалли вздыхает.              - Однажды я попыталась, - отвечает она. – Он подумал, что я просто преувеличиваю, а даже если и нет, то Дэниел, скорее всего, просто не привык проводить время с женщинами, которых приучали думать за себя. Он сказал, что со временем Дэниел привыкнет прислушиваться к тому, что я говорю, и не будет пытаться навязать мне свои мысли… а потом, разумеется, отец ушел на войну и просто не увидел, как сильно ошибался.              - А что насчет твоей матери?              - Она даже больше отца настаивала на этом браке, так что никакой помощи от нее ждать не приходилось, - отвечает Скалли. – Я написала своей сестре Мелиссе в Нью-Йорк и рассказала ей, что у меня, похоже, нет выхода – по крайней мере, такого, который бы не опозорил наших родителей – и она предложила мне сбежать и стать медсестрой в армии. Многие уважаемые молодые женщины так и поступали, сказала она, так что в этом не будет ничего скандального, и ко времени окончания войны Дэниел либо устанет ждать моего возвращения и найдет кого-то другого, либо наш отец вернется домой, и я смогу сама показать ему, как он ошибался в своем друге.              - Но он последовал за тобой, не так ли? Дэниел? – спрашивает Малдер, и Скалли кивает.              - Я оставила матери письмо, в котором объяснила, что сделала, чтобы она не беспокоилась, и попыталась уехать как можно дальше от дома, - рассказывает она. – Я поехала на поезде на юг, где разбила лагерь Тенессийская армия генерала Гранта, и стала там медсестрой во время осады Виксберга. Но у Дэниела, как у высокоавторитетного хирурга, имелось множество связей, так что ему не составило труда отыскать меня по одному лишь описанию. – Она с грустью проводит по своим неровно стриженным рыжим локонам. – У меня есть пара весьма заметных отличительных черт, как видишь.              Малдер усмехается.              - Волосы?              - Именно. Моя мать снабдила его моей фотографией, которую он переслал всем хирургам и старшим медсестрам, которым только смог, вместе с описанием моих волос, глаз и цвета кожи. Ему не составило никакого труда обнаружить меня в Миссисипи. Старшая медсестра, когда узнала, что я находилась там без согласия родителей, силой отвела меня на станцию и посадила на поезд обратно на север, но я сбежала оттуда, когда он остановился в западной Пенсильвании. Я украла одежду с бельевой веревки на заднем дворе какой-то фермы, обрезала волосы, нашла ближайший вербовочный пункт и записалась в Потомакскую армию.              - Так, значит, твоя семья не знает, что ты сделала? – спрашивает Малдер, нахмурившись, и Скалли качает головой. – И где ты, по их мнению, находишься?              - Они думают, что я все еще работаю медсестрой, просто лучше спряталась, чем раньше.              - Но что если что-то… - Голос Малдера слегка срывается. – Что если что-то случится с тобой? Твои родители могут никогда не узнать правду. Они всю оставшуюся жизнь проведут, задаваясь вопросами без ответов.              - Моя сестра Мелисса знает, где я, - заверяет его Скалли. – Она знает все, включая название моего полка и роты. Она даже о тебе знает.              - Обо мне? – переспрашивает Малдер, очевидно потрясенный услышанным. – Ты рассказала своей сестре обо мне?              - Разумеется, - говорит Скалли. – Если что-то и вправду со мной случится, если она не получит от меня известий в течение долгого периода времени, ты можешь ожидать от нее письма с вопросом обо мне. Она бы назвала меня Дэниелом Скалли, конечно. Ты не должен был выяснить мое настоящее имя.              Малдер снова выглядит обиженным.              - Я бы сохранил твой секрет, если бы ты мне доверилась, - говорит он. – Я уж точно не собираюсь выдавать тебя сейчас. Почему ты так долго скрывала это от меня?              - Я правда хотела рассказать тебе, Малдер, - заверяет она его. – Дело не в том, что я тебе не доверяла – я доверяю тебе собственную жизнь. Я просто… я беспокоилась, что ты можешь смотреть на меня иначе, обращаться со мной по-другому, возможно, станешь осторожнее с тем, что говорить в моем присутствии. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя так, словно должен сдерживать себя из опасения обидеть меня… и больше всего я не хотела, чтобы ты считал меня слабее, или менее умелой, или что меня надо защищать и оберегать от опасности. – Малдер пристально всматривается в нее, а затем неожиданно разражается смехом. Скалли хмурится. – Что в этом смешного?              - Скалли, - говорит он, качая головой, - мысль о том, что ты менее умелая, возможно, самое смешное из всего, что я слышал за очень долгое время, и это включая тот анекдот Йоргенсена о двух проститутках и священнике. – Скалли усмехается. – Мне отлично известно, на что ты способна. Большего от солдата я и ожидать не могу. И да, я чувствую потребность защитить тебя, но лишь потому, что ты солдат под моим началом и мой друг, а не потому, что ты женщина. – Он снова качает головой, все еще посмеиваясь. – Это ничего не меняет, Скалли. Только если ты не захочешь, чтобы я называл тебя Даной?              - Лучше оставим все как есть, - советует она, улыбаясь с облегчением. – Мы же не хотим, чтобы ты оговорился и назвал меня Даной перед остальными. Это было бы трудно объяснить.              - Ты права, - соглашается Малдер. Он спрыгивает с камня и смотрит на луну, которая постепенно исчезает из просвета между кронами деревьев и скрывается за облаками. – Нам надо возвращаться. Я говорил с полковником Скиннером до того, как пошел тебя искать, и он сказал мне, что мы в любой момент можем получить приказ продолжать путь. Будет разумно попробовать хоть немного поспать, пока у нас есть такая возможность. – Он вдруг широко распахивает глаза. – О! Чуть не забыл!              - Что? – спрашивает Скалли, отрывая взгляд от застегивания ремня и раскладывания вещей по надлежащим местам.              - То, что Скиннер сказал мне сразу после того, как мы остановились на привал. Поэтому-то я и пошел тебя искать. – Он усмехается. – Он рекомендовал меня на повышение.              Скалли замирает на месте в процессе закрепления на поясе вновь наполненной фляжки.              - Вот как? – спрашивает она, отчаянно надеясь, что ее внезапно возникшая нервозность не слишком очевидна. Повышение, как ей отлично известно, может означать, что он покинет полк – покинет ее.              - На должность командующего 83-м Пенсильванским полком, - поясняет Малдер. – Скиннеру дают 3-ю бригаду после гибели полковника Винсента, и он назвал меня в качестве своего преемника.              Скалли мгновенно расслабляется и широко улыбается другу.              - Малдер, это замечательно! – восклицает она, нисколько не кривя душой. Малдер прирожденный лидер, за которым люди готовы следовать, и, разумеется, это также означает, что она не лишится его компании в ближайшем будущем.              - И пока мы тут разговаривали, у меня было время подумать, - продолжает он. – Скиннер дал мне один совет, когда сообщил о повышении. И он касается тебя.              Скалли недоумевающе хмурится… но ее недоумение быстро сменяется нервозностью. Скиннер заметил в ней что-то странное? Он подозревает? Или все дело в том, что он считает близкую дружбу между капитаном и одним из его людей неуместной?              - Скиннер сказал что-то обо мне? – обеспокоенно спрашивает Скалли, и Малдер кивает.              - Он посоветовал мне, если я приму предложение о повышении, взять тебя с собой. Как одного из своих лейтенантов, своего адъютанта.              У Скалли сердце обрывается.              - Малдер, - нерешительно начинает она, - не то чтобы мне не льстило это предложение, но…              - Я знаю, что ты не хочешь занимать командную должность, Скалли, Скиннер мне сказал, - быстро пресекает ее протесты Малдер. – Но это не совсем командный пост. Ты станешь посредником между мной и остальными офицерами - иногда, когда я занят – и время от времени тебе придется раздавать указания от моего имени, но в основном ты просто станешь мне помогать. – Скалли покусывает губу, размышляя над его словами. - Обдумай это, Скалли, хорошо? Так ты всегда будешь рядом, неважно, разбиваем ли мы лагерь, маршируем или сражаемся… и если так случится, что меня переведут в другой полк или дадут очередное повышение, я смогу взять тебя с собой, куда бы ни отправился. Нам не придется беспокоиться о возможном расставании.              Скалли внезапно чрезвычайно благодарна темноте, которая скрывает от Малдера румянец, разливающийся от ее шеи к щекам при его признании в том, что он настолько сильно хочет удержать ее при себе.              - Ты и вправду так сильно хочешь, чтобы я оставалась с тобой? – спрашивает она, чертовски надеясь, что это звучит так, словно она польщена, а не пытается кокетничать с ним.              - Разумеется, - отвечает он. – И, кроме того… Скиннер посоветовал мне обзавестись правой рукой, а в целой армии не найдется никого, кого я хотел бы видеть на этом месте, помимо тебя.              На этот раз Скалли не в силах скрыть улыбку, что озаряет ее лицо, когда ее с головы до ног окутывает теплая волна. Малдер и сам улыбается при виде ее реакции.              - Тогда ладно, - говорит она. – Я согласна, если ты и вправду так сильно хочешь, чтобы я была рядом.              Малдер хлопает ее по плечу.              - Значит, решено, - счастливо восклицает он. – А теперь нам точно пора возвращаться в лагерь.              Собрав остатки своих пожитков, Скалли следует за Малдером в почти полную темноту лесов вокруг озера. Однако не пройдя и десяти шагов по тропинке, Малдер останавливается и разворачивается к ней, всем своим видом выражая любопытство.              - Что? – спрашивает она.              - Я просто подумал, - начинает он, - о том, что сказал мне Скиннер… о твоем нежелании получить повышение до командной должности. – Скалли кивает. – И если позволишь спросить… почему ты против этого? Не вижу причин, по которым ты не можешь стать отличным командиром. Вообще-то, я сказал Скиннеру, что всегда считал, что в один прекрасный день ты окажешься выше меня по карьерной лестнице.              - Я польщена, - отзывается Скалли. – Но… командная должность, да и любое повышение будет привлекать ко мне внимание. Я окажусь у всех на виду. А внимание и публичность – это не то, чего ты станешь добиваться, если пытаешься сохранить столь большой секрет, как мой.              Малдер обдумывает ее слова.              - Полагаю, в этом есть смысл, - в итоге соглашается он. – Я хочу убедиться, что ты это понимаешь и не беспокоишься: я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь сохранить твою тайну, Скалли. Последнее, чего я хочу – это того, чтобы тебя отослали домой, прочь от меня, и заставили выйти за какого-то грубого идиота, который тебя не заслуживает. – И прежде, чем у Скалли появляется возможность ответить, он уже разворачивается обратно к тропинке. – Пойдем, - добавляет он. – Давай поспешим.              Он быстро исчезает в темноте, и Скалли ничего не остается, как только поспевать за ним и изо всех сил стараться не вкладывать в его слова слишком большой смысл.