Разбитые складываются в цифры

Oh my god, there's nobody who can set me right

Ветер задувает со спины и холодит затылок, и Яхаба поёживается, поднимая воротник пальто. Руки заледенели и не греются даже в карманах, и хочется уже рвануть в Бюро к спасительному кофе, но надо ждать приезда третьего отдела, а после ехать подтверждать новые зацепки, всплывшие в ходе расследования. Ватари сидит на бордюре, смотрит новую серию своего сериала и изредка прыскает, тут же зажимая ладонью рот. Второй исполнитель остался пока на месте преступления, объяснив, что хочет уточнить кое-какую деталь, ещё раз осмотрев квартиру. Яхаба снова вздрагивает, но в этот раз точно не от ветра. У дома тем временем паркуется машина третьего отдела, из которой выходит новенькая инспекторша в сопровождении двух исполнителей. — Прибыли по вашей просьбе, как и обещали, — почти выкрикивает Ячи, встаёт по стойке “смирно” и краснеет. Всё ещё неловкая и неуверенная в себе, но старающаяся изо всех сил. Шигеру улыбается. — Спасибо, что согласились подменить нас, а то у нас весь отдел разъехался на задания, — Яхабу распирает одновременно от семпайских и джентльменских чувств, он едва сдерживается, чтобы не пригладить себе эффектным движением волосы. — Там дроны ещё не закончили с осмотром помещения, но нам нужно ехать к новому свидетелю, так что у нас нет времени ждать. — Конечно, можете на нас рассчитывать, — заверяет Ячи, прощается лёгким кивком головы и бежит внутрь здания. Яхаба смотрит ей вслед, а когда оборачивается, то видит перед собой вплотную двух злющих исполнителей. Шигеру вздыхает — он уже выслушивал от них угрозы, когда один раз неправильно, по их мнению, посмотрел на исполнительницу Шимизу. — Даже не вздумай, — процеживает сквозь зубы Танака, пуская в ход свои замашки школьного хулигана. — Мы не потерпим никаких улыбочек в сторону нашей Ячи-сан, — подхватывает Нишиноя — мелкий, но не менее дерзкий. — Вы забываетесь, исполнители, — намекает Яхаба на нарушенное личное пространство и отходит в сторону. В этих стычках нет ничего серьёзного и конфликтного, но времени на эти разборки у него всё равно нет. Исполнители обозлённо рычат и идут догонять Ячи, и Нишиноя напоследок посылает Яхабе жест “я слежу за тобой”, на что Шигеру лишь хмыкает. — Ватари, заканчивай ржать, — бросает он раздражённо в сторону хихикающего над экраном планшета исполнителя, затем хватается за запястье звонить второму, чтобы пошевеливался. Но он неожиданно сам появляется за спиной, и Шигеру дёргается, недовольно зашипев. — Достали выкрутасы твои, — ворчит он, презрительно отворачиваясь. Кьётани Кентаро — личное наказание Яхабы, неизвестно чем заслуженное. У Кьётани напрягающая привычка подкрадываться, прожигающий хищный взгляд, которого Шигеру по возможности старается избегать, и постоянная нагнетающая молчанка, которая порой сводит с ума, и Шигеру даже умудряется забывать, как вообще звучит голос угрюмого исполнителя. — Возвращаемся в Бюро? — с надеждой спрашивает Ватари, поднимаясь с бордюра и отряхивая брюки. — Размечтался, — фыркает Яхаба. — Едем разбираться, что за дела были у убитого с этим юристом из его контактов. — Какие-то неприличные, скорее всего, — загадочным тоном предполагает Ватари и для убедительности играет бровями. Яхаба скептически усмехается и оборачивается к Кьётани, взглядом указывая ему в сторону машины. Кьётани хмурится, по-воробьиному вжимает голову в плечи, ныряя в мех куртки, и бредёт за инспектором до машины. Он плюхается на заднее сидение и опускает голову, словно провинившийся наказанный щенок. Ватари рядом вдруг хихикает, видимо, вспомнив какую-то шутку из сериала, но тут же делается серьёзным, и Яхаба закатывает глаза, заводя машину. По дороге Шигеру натыкается на взгляд Кьётани в зеркале заднего вида и сильнее сжимает руль. — Насчёт отрубленного пальца. — Фу. Иваизуми прерывается, злобно зыркнув на Ханамаки, который с кислым видом жуёт бутерброд. — Дай доесть хоть, — кривится он. — Обеденный перерыв кончился полчаса назад. — А я обжора. Яхаба улыбается и украдкой отпивает кофе из кружки. — В общем, — Иваизуми машет рукой, решая игнорировать недовольного инспектора, — палец у убитого отрезали, как и у предыдущего, чтобы пройти идентификацию при входе в хранилище, для этой же цели было вырвано правое глазное яблоко. Ханамаки опять фукает, и Иваизуми наверняка обдумывает, какой предмет со стола будет лучше всего в него швырнуть. — Но, как нам известно, — подхватывает Яхаба, — в записях системы распознания был обнаружен сигнал о несоответствии. — Потому что убийца воспользовался пальцем с правой руки, а в базу данных системы были внесены отпечатки с левой, — объясняет Иваизуми. — Надо всегда брать на всякий случай левый тоже, — снова подаёт голос Ханамаки. — Погодите, откуда мы узнали, что убитый был левшой? — недоумевает Яхаба. — Спасибо Кьётани скажи. Яхаба оборачивается к сидящему за соседним столом исполнителю и удивлённо вскидывает бровь. — Я остался осмотреть квартиру ещё раз и по расположению предметов и ещё по некоторым деталям понял, что убитый пользовался больше левой рукой, — поясняет Кьётани, с каждым словом говоря всё тише. — А мне ты почему ничего не сказал, когда мы уходили оттуда? — повышает голос Шигеру, которому понять замкнутого и вечно отмалчивающегося исполнителя становится всё сложнее. — Я доложил об этом Иваизуми-сану, когда мы вернулись в офис. — А я для тебя пустое место что ли, я вообще-то тоже инспектор, какого чёрта?! — Яхаба. Их прерывает Иваизуми, и Яхаба оглядывается на главу отдела с виноватым видом. Ханамаки поражённо икает и шёпотом извиняется. — Выйдем в коридор на минутку. Шигеру послушно выходит с Хаджиме из офиса под всеобщее молчание, и Кьётани, насупившись, отворачивается к экрану компьютера. В коридоре Яхаба приваливается к стенке, готовясь выслушивать нотации по поводу своего неподобающего для инспектора поведения. — Слушай, прекрати давить на Кьётани, — начинает Иваизуми, хмурясь и пряча руки в карманы брюк. — Так это я виноват? — изумляется Шигеру и мельком оглядывается по сторонам, убедившись, что в коридоре пусто. — Это он вечно будто что-то замышляет, отмалчивается в углу своём, чёрт его разберёт вообще, что у него на уме. — Ты накручиваешь себя. — Да он даже сбегал однажды! — И поверь, мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы вернуть его в Бюро и убедить больше не сбегать. — А, так это я теперь ему и жизнь здесь порчу, получается? — Я не это имел в виду, — Хаджиме отвлекается на пробежавших в конце коридора хохочущих исполнителей второго отдела, встряхивает головой и решает не обращать внимание на необъяснимые вещи. — Но вообще тебе не мешало бы быть с ним помягче, конечно. — Да хватит из него щенка несчастного делать, вы же знаете, какие про него слухи ходили! — вскидывается Яхаба и тут же прикусывает язык, стыдливо опуская голову. Слухи о Кьётани и правда ходили, ещё со школьных времён, якобы он каким-то образом воздействует на оттенки психопаспортов окружающих его людей, начиная с родни и заканчивая одноклассниками и учителями. В реабилитационный центр с подскочившим коэффициентом Кентаро попал на втором году старшей школы, отвергнутый и брошенный даже самыми близкими. Здесь бы его пожалеть и отнестись с пониманием, но опасения всё же оказываются сильнее и упрямее, и в своих нелепых страхах Яхаба не может признаться даже самому себе. — Так и что теперь, ты из-за слухов будешь портить свои отношения с подчинённым? — упрекает его Иваизуми. — Я ничего не порчу, это он меня избегает, даже о деталях расследования сообщает вам, а не мне, — Яхаба теперь уже звучит даже обиженно, за что сам себя хочет стукнуть по голове. — Просто перестань бояться его, и он ответит тебе тем же, — советует Хаджиме, которому тоже уже тошно смотреть на разногласия в своём офисе. — Кьётани — хороший парень и ценный исполнитель, так что тебе же лучше с ним сотрудничать, а не грызться на рабочем месте. Яхаба молчит, растерянно дёргает себя за кончик галстука, и тогда Иваизуми подходит ближе и кладёт руку ему на плечо. — И сходи к психологу на консультацию, а то ты слишком нервный в последнее время. Яхабу предупреждение семпая неприятно колет, но он всё равно кивает и просит не беспокоиться. Иваизуми улыбается, стараясь убрать остатки напряжения, ободряюще похлопывает по плечу и велит возвращаться к работе. В офисе Шигеру обменивается с Кьётани недовольными взглядами и нервно сглатывает. После разговора с Иваизуми стало немного легче, но непрошенный холодок по затылку всё равно никто не отменял. Есть особая ирония в том, чтобы трястись за чистоту своего психопаспорта, пребывать в постоянном стрессе из-за опасений за свои цифры и в итоге как раз этими переживаниями довести себя до изоляции в реабилитационном центре. В Бюро такое случалось со многими, и Яхаба боится повторить их участь. Проблем с оттенком у Шигеру никогда не было, и сейчас, даже если и случаются внезапные затемнения, цвет всё равно быстро восстанавливается. Но если бы можно было вот так просто запретить себе тревожиться — любому жилось бы куда легче. Яхаба грустно тыкает палочками в лапшу, отвлекается от тарелки на сидящих неподалёку Киндаичи с Куними, о чём-то друг с другом переговаривающихся. Эти двое — тоже удивительное явление Бюро. Куними — потенциальный преступник ещё с детства, и из его детства тянется и Киндаичи, из редких встреч в центре реабилитации, из обещания Акиры не отчаиваться и из обещания Ютаро дождаться. Сейчас Киндаичи — инспектор первого отдела, а Куними — исполнитель под его личным присмотром, и все обещания не нарушились, и закончилось наконец-то невыносимое “порознь”, и так это хорошо. Надрывно так, скуляще, но всё же хорошо. Люди в Бюро умудряются спасаться и спасать, а за соседним столиком Кьётани ест блинчики с ветчиной и сыром. Он их часто берёт — Яхаба обратил внимание — должно быть, очень их любит. Это почему-то так странно и даже умилительно, будто Шигеру думал, что Кьётани скорее будет впиваться зубами в огромный кусок мяса и рычать, а он сидит и ест блинчики, хоть и сердито, но вполне спокойно. Но Яхаба всё равно настороже, всё равно боится и ждёт подвоха, и даже блинчикам не сбить его с толку. Чуть позже Яхаба сталкивается с Кьётани в коридоре, и Кентаро делает вид, будто не знает Шигеру, будто они не работают в одном отделе и не делят на двоих мучительную недосказанность, и Яхаба не выдерживает. Кьётани удивлённо таращит глаза, когда Яхаба резко дёргает его за воротник пиджака и прижимает к стене. — Какого чёрта ты постоянно избегаешь меня? — хрипит Шигеру, не узнавая самого себя. — Потому что я вижу, что вы меня сторонитесь, и стараюсь лишний раз не навязываться, — спокойно отвечает Кьётани, хоть по нему и видно, что такого внезапного нападения посреди рабочего дня он явно не ожидал. — Мы с тобой что, в дораме про школьников, чтобы таким идиотизмом страдать? — Ты это начал, а не я. У Яхабы в голове что-то опасно сигналит, будто нарушилась какая-то граница, незримая, но ощущаемая всё это время обоими. — Я чувствую, что ты что-то замышляешь, — Шигеру не отстраняется и не ослабляет хватку, но Кьётани, похоже, и не собирается вырываться. — Если ты планируешь очередной побег, то имей в виду, что я слежу за тобой. Кьётани щурит на него глаза, то ли насмехаясь, то ли восхищаясь, и Шигеру продолжает: — И я не позволю тебе своими выходками испортить мне карьеру и психопаспорт. — Ты всё испортишь себе сам, если не завяжешь со своей паранойей, — даёт вдруг совет Кьётани, и Яхаба наконец-то от него отцепляется, отступает на шаг назад и растерянно моргает. Глаза от глаз Кентаро отвести никак не получается, они вспарывают лезвием, на острие которого обязательно есть что-то ядовитое, и вены этот яд почему-то принимают, иначе не объяснить, почему так не хочется разрывать зрительный контакт. — Я не занимаюсь затемнением чужих оттенков, — продолжает Кьётани, с невозмутимым видом поправляя потревоженный воротник. — Я в ответе только за свой психопаспорт, несу за него наказание и по сей день, а что до других — пусть вину за свои нестабильные оттенки не сваливают на меня. Яхаба сжимает кулаки, теряется от смеси возмущения и стыда, из него будто вытягивают все потаённые и противоречивые мысли и суют их под нос, словно улики, от которых не отвертеться. — И да, ещё я не строю тайные планы побега, потому что убегать больше никуда не собираюсь, — Кьётани отходит в сторону и угрюмо добавляет, — всё-таки в Бюро вкусные блинчики. Он уходит и оставляет Яхабу отчитанным школьником посреди пустынного коридора, и Шигеру злобно зажёвывает губу и поочерёдно разгибает пальцы, которые всё ещё подрагивают после недавней хватки. Виски разрывает накатывающей пульсацией, посторонние звуки отражаются в голове раздробленным эхом и усиливаются до невыносимого, и вдвое громче сопит печатающий отчёт Ватари, и Куними постукивает стилусом не по столу, а будто с обратной стороны черепной коробки. Яхаба впивается пальцами в голову, разлохмачивает волосы и жмурится до разноцветной крошки под веками, шипит сквозь зубы и вздрагивает от неожиданного прикосновения к плечу. Он неохотно открывает глаза и видит рядом с собой Кьётани, протягивающего ему блестящую упаковку с двумя маленькими капсулами. — Возьми, должны помочь, — бормочет он хрипло, тычет настойчиво лекарством и выжидающе смотрит. — Проверял на себе не раз. Шигеру разглядывает пластинку недоверчиво, не шевелится и молчит, чувствует себя как-то по-идиотски. — Не волнуйся, я не собираюсь ничем тебя накачивать, — успокаивает Кьётани, раздражённо фыркнув. — Они совершенно безобидны и на оттенок никак не влияют. Шигеру кривит губы и всё-таки забирает обезболивающее, и Кьётани возвращается на своё место. Яхаба сжимает пластинку в руке, задумавшись о том, что натянутость не исчезла, но зато куда-то делись вежливое обращение и официальность, остались в том самом коридоре, обронённые и ненужные. И по ту сторону пересечённой черты вроде даже и лучше — чёрт его знает, Яхаба уже ни в чём не уверен и только сильнее сжимает пластинку, чтобы острые края впивались в ладонь. Додумать не получается, потому что по всему этажу проносится сирена, оповещая о повышении уровня стресса в районе города, и Яхаба с вымученным стоном прячет лицо в ладонях. — Так, все на выход, — объявляет Иваизуми, возникнув в дверях, мельком оглядывает сотрудников и снова уносится прочь. — Где это он был? — спрашивает Ватари, отключая экраны. — Должно быть, Ойкава-сан его задержал, — устало отзывается Куними, вставая из-за стола. Офис пустеет, и Кьётани уже на выходе оборачивается на Яхабу. Тот кивком велит ему идти, задумчиво смотрит в спину уходящему исполнителю и надламывает пластину. На секунду он замирает от пронёсшегося незнакомого чувства, хмурится и подёргивает плечами, будто стряхивая с себя всё сейчас ненужное, проглатывает капсулу и догоняет остальных. Хватит ему и одной головной боли. Засветившийся на городских сканерах преступник тут же покидает место своего обнаружения, и тогда подключается аналитический отдел, отслеживающий перемещение объекта с помощью камер слежения и дронов. Вскоре Кенма высылает информацию, и Иваизуми заносит координаты в маршрут машины. — Точно только одно местоположение? — уточняет Хаджиме. — Или выслать ещё людей? — Он точно там, только если под землю не провалился, — заверяет Кенма по громкой связи. Яхаба на соседнем сидении изучает также присланную голограмму плана загородного дома, в котором, согласно данным аналитиков, и засел преследуемый. — Два этажа и пристройка с оранжереей, — докладывает он, вращая макет. — Я с Куними и Ватари обследую дом, а вы с Кьётани займётесь пристройкой, — отдаёт распоряжение Иваизуми, и Шигеру отзывается одобрительным мычанием и сворачивает голограмму. Подъехав в назначенное место, Иваизуми с Яхабой выпускают из заднего отсека машины исполнителей, и все пятеро распределяются по дому. Яхаба с Кьётани, как было оговорено, отправляются в оранжерею, обследуют помещение, держа наготове доминаторы. Ночное небо проседает и окутывает, грозится проломить стеклянную крышу, рваные очертания изогнутых растений тянут со всех сторон свои цепкие тени. Яхаба осматривается и только сейчас осознаёт, что головная боль отпустила, и нужно бы поблагодарить Кьётани, но сделать это будет лучше по возвращению в офис, а не посреди поимки преступника с зашкаливающим коэффициентом. Кьётани держится рядом, вглядывается в темноту и улавливает каждый шорох. Он замирает и прислушивается к шуршанию в глубине оранжереи, где со звоном захлопывается входная дверь, срывается с места и несётся на звук. — Твою мать! — плюётся Яхаба и бежит следом, но Кьётани резко тормозит и преграждает ему путь рукой, и Шигеру видит, как в темноте за стеклом в их сторону летит что-то мигающее, и Яхаба не успевает ничего понять, как оказывается прижатым к полу нависающим над ним Кьётани. Раздаётся взрыв, и Яхаба жмурится от ослепляющей вспышки, пока в грохоте и прокатывающемся гуле тонет звон осыпающегося стекла, и Кьётани сильнее нависает и прижимается, стараясь полностью прикрыть Яхабу собой. Снаружи доносятся крики и выстрел доминатора, а от Кьётани слышны только хрипы, звучащие над самым ухом, и сам он не шевелится, по-прежнему пряча под собой Шигеру. — Эй… Кьётани не отвечает, и Яхаба тянется ладонью к его спине, но натыкается на торчащие из неё осколки и одёргивает руку. — Ох нет, ты… — Шигеру холодеет, дрожащими пальцами обхватывает бледнеющее лицо, — ты держись, слышишь? Боже мой, ну ты и идиот. В горящую оранжерею вбегают исполнители и Иваизуми, забрызганный кровью застреленного преступника. — Чёрт возьми, — шипит Хаджиме при виде раненного Кьётани, отмахивается от дыма и берёт исполнителя за плечо, осторожно приподнимая. Кентаро приоткрывает глаза, и Шигеру смотрит в подрагивающее марево и стянутые дымом зрачки, и руки будто не хотят выпускать — не слушаются совсем и предательски дрожат. — Да всё с ним хорошо будет, не реви ты. — Не реву я. Яхаба и правда не ревёт, только смотрит обеспокоенно и сочувственно, пока Суга, вытащив из израненной спины Кьётани осколки и обработав порезы, накладывает ему повязку и периодически подкалывает. — Нет, ну надо же, — мечтательно протягивает он, — заслонить собой от взрыва — чёрт, вы такие милые. — Защита инспектора является частью работы исполнителя, — бубнит Яхаба, стараясь выглядеть как можно невозмутимее. — Ага, а у тебя щёчки покраснели. — Сугавара-сан! Кьётани не вмешивается, сидит на кушетке смирно, мужественно терпит перевязку, опустив голову. Шигеру бросает на него взгляды, старается выразить в них всю поддержку и благодарность, но чаще просто стыдливо отворачивается, не выдерживая вины. — Иваизуми походу напьётся сегодня, так что спасайся, кто может, — усмехается Суга, наклеивая очередной пластырь. — Мы закрыли дело, почему бы и нет? — пожимает плечами Яхаба, не сводя глаз с напряжённых плеч раненного исполнителя. — Да кто ж против? Гуляй, Бюро, как говорится, — Суга заканчивает с перевязкой и с торжествующим видом снимает перчатки. — Значит так, на спине не лежать, тяжести не поднимать, не чесать и всё такое. Кьётани поднимается с кушетки и медленно надевает сменную рубашку, и Яхаба будто под гипнозом наблюдает, как застёгиваются одна за другой пуговицы. — Идите отдыхать, — советует Суга, отходит в сторону, приваливается к столу и достаёт из кармана халата сигареты. — У нас ещё смена, — напоминает Яхаба. — Третий отдел сегодня дежурит, так что пошли вон, мои хорошие. Кьётани поднимает с пола свои вещи, разорванные и окровавленные, благодарно кивает Суге за оказанную медицинскую помощь и в сопровождении Яхабы выходит из кабинета. В коридоре наедине с Кентаро становится совсем неловко, и Шигеру останавливается и слегка покашливает, чтобы тот обернулся и тоже задержался. — Ты, это, в общем… — мямлит он, но берёт себя в руки и выпрямляется, смотрит наконец-то прямо в глаза. — Спасибо. — Проверь свой оттенок, а то вдруг затемнился из-за того, что я так сильно к тебе прижался, — язвит в ответ Кентаро с каким-то призрачным подобием улыбки. — Вот тебе обязательно сейчас всё портить? — Прости. Яхаба вздыхает, сам не понимает, зачем тянется рукой вперёд, зачем гладит по голове, зачем вообще назревает что-то необъяснимое и горчаще-сладким тянется под рёбрами. — Пойдём в кафетерий, угощу тебя блинчиками, — предлагает он неожиданно даже для самого себя. Яхаба не может не заметить, как мгновенно загораются у Кьётани глаза. — Заканчивай ты со своим чувством вины, — всё же упрекают его с недовольным прищуром. — А если это не из-за вины? Интересно, какие ещё бывают улыбки у Кьётани, а ещё вдруг у него смех звонкий и заразительный, а вдруг он хихикает по-дурацки или чихает по-кошачьи — внезапно волнуют такие невероятно важные детали, и столько хочется узнать, и хочется ладонь положить на перевязанные раны, чтобы полегчало, чтобы зажило, чтобы простил. Кьётани смотрит как всегда пристально и изучающе, но Яхабу это больше не пугает. — Тогда можно, — соглашается он наконец и спешно отворачивается, и если это от смущения, то у Яхабы сейчас в голове звучит вполне оправданный визг. Тонкая рубашка просвечивает бинты, коридор раскалывается на сгустки подрагивающего света, и так отчаянно хочется, чтобы хотя бы в этот вечер обрыв не поджидал за поворотом. И вдох даётся легче, и не до раздумий, не до опасений, не до затемнения.