Merry-go-round

      Спустя восемь суток после конца света.       Ничто так не раздражало Суони, как снисходительная мужская опека и взгляд «ну что возьмёшь с бабы». А Старик словно был создан для того, чтобы так на неё глядеть и разговаривать с ней в таком тоне. Она не любила общаться с людьми, чьи характеры и сердца задубели от морской соли до хруста, людьми, которые туго перестраивались на новый курс из-за собственной негибкости, и если бы не необходимость, ни рэла не стала бы терпеть каледа рядом с собой. Любая мелочь, любой крошечный косяк, на который Марлесс даже не обернулся бы, будь рядом с ним другой мужчина, был для него поводом отпустить ей тот самый взгляд или унизительный комментарий, на который приходилось срочно искать достойный ответ или гордо игнорировать.       Умом она понимала, что чужак — просто представитель низшей расы, дикарь, без пяти минут животное. Каледы всегда стояли на ступеньку ниже талов. Они не верили в богов, не знали равенства, не понимали разницы между обычным человеком и воином. Да что там, их культура была настолько примитивной, что они даже не умели отличать человеческую красоту от сексуальности! Прекрасная физическая форма, красивое здоровое тело были на Давиусе предметом гордости сами по себе, особенно для воина, и их не грех было демонстрировать. Стыдиться надо было жирка и дряблости, ибо они неугодны богам, и неуёмного сексуального влечения ко всем подряд, ибо это элементарное отсутствие самоконтроля и невоспитанность. Когда хорошо сложенный и спортивный мужчина, пусть даже другой расы, постоянно стремится закутаться в сто одёжек безо всякой надобности, это просто смешно. А то, как он вечно избегает смотреть в твою сторону — так это ощущение, что ты себя запустила или что-то с тобой неправильно, хотя понимаешь, что смущение соседа связано именно с твоей хорошей формой и подчёркивающей её одеждой. Суони знала, что Старик — жертва комплексов, которые в итоге сливаются в одну сплошную неприязнь в смеси с пренебрежительностью, но одно дело, читать об этом в книгах, а другое — столкнуться в жизни. И как же тяжело это было принять и спустить на талях!..       Но она высшая, и она воин. Она не позволит себе смеяться над необразованностью Марлесса или злиться на него за грубость. В обществе не ценятся ни насмешка над слабым, ни плохой самоконтроль. Суони даже смогла выделить для себя положительные качества каледа, чтобы было на что опереться, когда хочется взорваться, наорать и двинуть в зубы — в конце концов, она многому у него научилась, заочно, конечно. Привычка глубоко анализировать любое произошедшее морское сражение, будь оно историческим или недавним, ей очень помогала в профессиональном росте, а в тактике Старика всегда удавалось найти что-то интересное и полезное. На пять лет старше — на пять лет опытнее, вот так. Нехорошо грубить тому, у кого учишься. А чтобы поменьше поддаваться соблазну дать кому-то в морду, вполне достаточно работать в разных местах. Вот сейчас она, покачиваясь в «беседке» у борта субмарины, прокрашивает суриком и конопатит небольшие царапины и дыры в лёгком корпусе, а калед где-то внизу заравнивает края пробоин. И это повод не встречаться несколько часов.       На их счастье, пока держится полярный антициклон, в последние два дня даже облака истончились. Ветер который день дует с юга, а у противника было слишком мало полярных баз, чтобы там сильно бомбили. Видимо, радиоактивная пыль ещё не попала в осадки в достаточном количестве, чтобы добраться до сердца океана. Но ясно, что это ненадолго, поэтому надо торопиться, ой как торопиться. Жаль, они с Марлессом точно не успеют завалить часть подлодки песком и галькой, ведь толща брони не так уж велика, чтобы надёжно защитить от радиации. А то было бы неплохо, всё-таки заваленные грунтом коридоры и помещения, прилегающие к бортам, это лишние полтора де-лера защиты. Вода бы подошла лучше, но с ней задолбаешься поддерживать герметичность.       Зато они проявили удивительное единодушие в другом вопросе — вчера ночью, за поздним ужином, ковыряясь ложками в консервах, они вдруг переглянулись и, как-то поняв друг друга без слов и невзирая на страшную усталость, молча поднялись, взяли по фонарику и пошли в скалы, где свернули шеи всем птицам, которых обнаружили на гнёздах и в расщелинах. А потом забросали добычу в морозильник. Не сказать чтобы это мясо полностью безопасно, нынче на Скаро нет зверья без токсинов в крови, однако морская птица и в лучшие времена была мало съедобна, уж очень она вонючая. Но когда-нибудь они будут рады и этому, если раньше не умрут. Пока не принесло пепел с континентов, они будут продолжать ночную охоту на пеструх и запасать их на чёрный день. Хорошо, что удалось разогнать реактор, несмотря на частичное самариевое отравление — теперь энергию девать некуда, можно раскрутить холодильник на всю катушку и не экономить на электричестве. Вопрос только, что делать потом, лет через десять… Если, опять-таки, они до этого доживут и не уйдут отсюда пешком до южного полюса.       Ладно, что толку гадать — им бы пережить первый год после бомбёжки. А для этого надо заделать все дыры, чтобы отравленные дожди не могли просочиться под броню, восстановить до стопроцентной работоспособности внешний контур защитных полей, способных частично экранировать радиацию, и придумать, как друг друга не убить в ограниченном пространстве. Один способ она уже нашла и воплотила в первые сутки после появления каледа, хоть он об этом ещё не догадывается — по губам Суони проскочила тень озорной улыбки. Ох, и орать он будет, когда узнает… Она и сама до сих пор сомневалась в целесообразности принятого решения, но по уму, так для них обоих лучше.       Был ещё один способ — разнести вахты, и до него они ещё доживут. Один дежурит на корме, другой на носу, благо и там, и там есть за чем следить. А чтобы не скучать, надо каждый день меняться постами. Это позволит им встречаться и перекидываться парой слов только на камбузе. Если ещё и во времени постараться не пересекаться, совсем всё замечательно сложится. Калед отдельно, она отдельно. И не всё в одиночку на себе тащить, и не видеть его презрительных взглядов — в сложившихся условиях трудно мечтать о лучшем, ведь могло и вообще никого рядом не быть…       Сурик. Пропитанная краской ветошь. Цемент. Потом, как подсохнет, заплатки надо будет обработать гермосоставом типа жидкой резины — он гарантированно запаяет все микрощели, не позволит воде проникнуть в материал пломбы и с первыми же морозами начать её разрушать. Впереди самое интересное — герметично заделать крупные пробоины. Пластырь — специальную заплату из прорезиненного брезента и арматуры — в текущей ситуации завести невозможно, остаётся наваривать борт из чего попало. Вчера ночью они уже начали снимать металл с внутренних переборок, это не самая большая проблема. А вот как-то управляться с тяжеленными стальными листами при помощи талей и такой-то матери, и надёжно сварить совершенно разные марки брони — вот где будет веселье. Швы непременно надо будет промазать суриком и герметиком, а изнутри ещё, возможно, чем-то укрепить заплаты — если придумают, чем. Металлопрокат нужной длины на Малые острова почему-то не завезли.       Но пока это лучшее, что пришло им в голову, и наиболее быстро реализуемое. Лишь бы погода дала им время. Три дня. Всего три дня, и они укрепят своё убежище снаружи настолько, насколько это вообще возможно. А сон можно сократить часов до четырёх — света имеющихся прожекторов вполне достаточно, чтобы вести крупный ремонт.       Рёв «болгарки» и яркие искры, снопами вылетающие снизу из пробоины, внезапно прекратились. Потом громко ударил металл по металлу — калед несколько раз бахнул обрезком в борт. Суони бросила взгляд на наручный хронометр: ага, причина аврала — время обедать.       — Слышу, — крикнула она вниз. — Цемент закончится, и спущусь.       Из проёма высунулась рука в брезентовой рукавице и помахала — мол, тоже слышал. Марлесс вообще был склонен к молчанию, что вполне устраивало Суони.       Она взялась за дистанционный пульт управления лебёдкой только через два скарэла, когда досуха опустошила ведро. Вцепившись в трос понадёжнее, — головокружения порой ещё давали о себе знать, а полететь вниз не хотелось — Суони спустилась на пляж, закрыла жбан сурика и неторопливо пошла отмывать руки, надеясь, что к её приходу калед уже отчалит обратно, к сварке и «болгарке». Она, кстати, умела орудовать и тем, и другим, но тут уже само получилось, что болтаться на высоте многоэтажного дома в верёвочной петле, с вёдрами-шпателями-кистями, с риском грохнуться из-за сбоя лебёдки, сотрясённых мозгов или шаловливых ручонок второго жителя острова — это опасно, вот она и взялась за самую опасную работу. И потом, это очередной способ продемонстрировать Марлессу, что со своей стороны она ему полностью доверяет. И… способ убедиться, что он ей тоже начал доверять — правда, рискованный, но кто не рискует, тот ещё много чего «не». Раз она до сих пор не полетела вниз, обгоняя собственный визг, чужак понимает их взаимозависимость и не хочет остаться совершенно один.       Но вообще, если задуматься, ситуация уникальная. Уже то, что крейсер выбросило на берег — чудо; то, что она выжила на его борту — невероятный факт; но то, что к тому же острову прибило спасательный плот с каледианским адмиралом, причём с тем, которого Суони прочили в равные соперники — это вообще нечто запредельное. Так просто не бывает, если только встречу тысячелетия не подготовили боги.       Ведь это по-настоящему, без шуток, ссылка. Кто бы там наверху её ни спланировал, он точно знал, что адмиралы нипочём не покончат с собой перед лицом противника, и более того, начнут держать друг перед другом фасон, изо всех сил стремясь соответствовать своему народу, традициям и правилам. Ну ладно, она знает, за что её наказали — а Старика-то за какие такие грехи? Или его сюда подкинули, чтобы она не посмела улизнуть от кары слишком рано и промучилась в обществе заносчивого дикаря как следует, прочувствовав сполна вину за своё преступление? Тогда это не Тагр её осудил, и даже не Дакара, а Сулет, бог стратегии и дипломатии, только у него бы хватило изобретательности на такую гадость. Наверное, она ему своим финтом все игральные фишки рассыпала, вот он в отместку и подсунул ей Марлесса.       Суони просушила руки и забрызганное суриком лицо ветошкой, так как полотенце было жалко, а физиономию она отмоет и потом, как закончит с грязными работами — благо, теперь на «Мю-141» есть горячая вода, хоть залейся. Можно и поесть по-человечески. Порционная упаковка галет, бульонный кубик, банка консервов, таблетка витаминов. Обычный сухпаёк, так как готовить некогда, да и умел бы кто из них двоих.       И конечно, по закону подлости, Старик ещё не ушёл из офицерской кают-компании, словно сидел и ждал её над кружкой чая. А устроиться в соседнем помещении, что для рядового состава, Суони не позволила гордость. В конце концов, это её корабль, и она здесь главная.       Что ж, придётся держать фасон.       Она молча вошла, опустила поднос на столешницу и принялась размешивать ложкой бульонный кубик, не глядя на соседний стол. Очень удобно — четыре небольших стола, в отличие от длинного матросского, выбирай, какой нравится, только чтоб подальше от каледа.       Марлесс помолчал, потом прочистил горло. Суони даже не подумала поднять глаза от кружки. Она не из тех, кто немедленно оборачивается на каждое артистичное «кхе-кхе».       Кубик, словно назло, никак не хотел раствориться до конца.       — Я спросить хотел, вам помощь не нужна? — всё-таки сказал Старик.       Опять начинается. Когда он уже усвоит?..       — Благодарю, я справляюсь со своим фронтом работ, — ответила она, придушив гордость. Но подначку проглотить уже не успела, лишь придала ей форму делового предложения: — Если закончу раньше, то помогу вам равнять пробоины.       Калед поджал губы — она это заметила краем глаза.       Кубик наконец-то растворился. Адмирал принялась за обед.       — Пилить броню — не совсем женская работа, — заметил Старик. Суони едва не подавилась застрявшим в горле бульоном. Опять менторский тон и снисходительный взгляд. Это что, попытка оскорбить или как-то иначе осложнить и без того непростые отношения? Отодвинув кружку, она твёрдо отрезала:       — Я воин. Воины не имеют пола. Или на Далазаре даже этого не знают?       Он как-то очень пристально, как-то очень оценивающе на неё поглядел и сказал:       — Знают. Но, видите ли, я считал, что одним из десяти воинских достоинств у талов является абсолютное послушание своему командиру. А вы, насколько мне известно, нарушили приказ главнокомандующего, и меня это несколько смущает…       Суони обмерла. Как? Откуда Марлесс, её враг, её ровня, знает о том, что она натворила? Если только не…       Огромным усилием воли она заставила себя спросить будничным тоном:       — Как к вам попало письмо?       Старик пересел за её столик, не спросясь, вместе с кружкой — просто плюхнулся напротив, глядя в глаза.       — Оно было на плоту. Экипаж погиб. Пробоина. Видимо, защитный купол получил повреждение на глубине. Когда я поднялся на плот, там уже некого было спасать. У одного из покойников нашлось адмиральское письмо в генштаб. Я, конечно, не главнокомандующий, но не смог не оценить ваше о нём мнение… Смею полагать, вы не в претензии за моё любопытство?       — Я бы поступила точно так же, если бы мне в руки попали бумаги врага, — ровным мёртвым голосом отозвалась Суони, вспоминая близкий взрыв, потрясший субмарину, и страх за экипаж. Значит, неспроста тогда похолодело в груди. Отчего, зачем, почему она приказала своим людям эвакуироваться?       Сделанного не воротишь, убиваться и казнить себя уже бессмысленно. Экипаж, заменявший ей семью, мёртв. Возможно, механикам повезло больше, но этого она уже никогда не узнает. Как ни тяжело было получить известие в форме, близкой к издёвке, но она не уронит офицерского достоинства. Если этот тип предвкушает её истерику и слёзы, то он попал не по адресу.       — Благодарю, что сообщили мне о судьбе экипажа, — всё так же ровно закончила Суони.       — Во всяком случае, они долго не мучились.       Это раньше она думала, что ей трудно сдерживаться? Нет, трудно стало сейчас. Марлесс нарочно пытается приблизить свою смерть или вправду не понимает, что занимается грубой провокацией? Суони с трудом сдержала порыв заковырять этого безмозголого дикаря ложкой. Есть совершенно расхотелось, и лишь неимоверным усилием воли она принудила себя допить бульон, но только потому, что он уже был разведён и долго не хранился. А Старик сидел и смотрел на неё ничего не выражающим взглядом.       Проверял.       Не та ситуация, чтобы молча встать и уйти. Она же не плакальщица какая-нибудь, чтобы раствориться в туманах гордой печали.       — Кстати, на вас куртка одного из этих людей. Того, у кого вы должны были найти письмо, — придав голосу максимум спокойной доброжелательности, сообщила Суони — Но, смею полагать, он не в претензии.       — Он был вашим любовником? — в лоб спросил Марлесс.       Давно её не оскорбляли настолько прямо и неприкрыто. За кого он её вообще держит, этот дикарь с Далазара? Но стоит показать хоть каплю обиды, хоть чуточку боли, и потом так и поведётся. Любая слабость сейчас будет воспринята, как повод для боевых действий. Лучшая тактика защиты для неё в общении с каледом — это достоинство.       — Он был моим братом по оружию. Будь бы он старше, а я — романтичнее, мы бы побратались на крови. Это… — она приподняла заледеневшие уголки губ в официальной улыбке и распечатала галеты, — …всё, что вас волнует в сложившейся обстановке?       Ответ попал в цель — в глазах Старика мелькнуло что-то вроде «вот стерва», он откинулся на спинку стула, сплёл пальцы на крышке стола, вздёрнул гладко выбритый подбородок и светским тоном заявил:       — Гораздо больше меня волнует то, что у нас до сих пор не работает рация, и мы даже не знаем, жив ли кто-нибудь ещё в этом полушарии.       — Займётесь починкой, как только закончим с пробоинами, — пожала плечами Суони и флегматично надкусила скрипучую пластинку, спрессованную из крахмала и водорослей. — Но я бы предпочла пока не светить наши координаты. Есть большая вероятность, что вместо ответа на сигнал вызова мы получим парочку ракет на голову. Народ сейчас нервный, никто не станет разбираться, свои или чужие отсиживаются на Малых островах. Вот что, — она поглядела на хронометр, отложила галету, показавшуюся как никогда пресной, и встала, — идёмте работать. Травить баланду будем, когда погода изменится. Я не хочу тратить воду и дезактивирующий раствор на мытьё коридоров, когда придут осадки с Далазара.       Она вышла, совсем забыв про посуду и оставив непочатую консервную банку скучать на столе в компании с надкушенной галетой. За спиной послышались шаги — Старик решил не оставаться в одиночестве. Поравнявшись с Суони, он покосился на неё и всё тем же светским тоном заметил:       — А что, осадки с Давиуса будут лучше?       — Да, если вы использовали нейтронные ракеты, — тема была не самой подходящей для разговора, но Суони никогда не старалась выбирать выражения для того, чтобы обогнуть или затушевать неудобную правду. Война есть война, конец света есть конец света, ответственность есть ответственность, а ложь всегда останется ложью и пятном на её совести.       Видимо, что-то в её голосе насторожило Марлесса, и он уточнил:       — А что использовали вы, моя дорогая?       «Моя дорогая», — мысленно скривилась Суони. Называл бы вещи своими именами. С такой интонацией, как у него, честнее было бы сказать, «моя персонально и люто ненавидимая».       — Я? Мозги, — отрезала адмирал. — Но если хотите знать, что стояло в абсолютном большинстве шахт Давиуса, то я вам скажу, так как это уже не имеет никакого значения, ведь катастрофу не отыграть… Кобальт. Далазар был выжжен кобальтовыми ракетами.       Марлессу потребовался почти рэл, чтобы полностью осознать её слова. Суони тоже когда-то не поверила ушам, услышав о планах правительства, поэтому совсем не удивилась, когда мужская рука крепко схватила её за плечо, развернула, а второй кулак Старика врезал ей в челюсть. Следующий удар, от которого она даже не стала заслоняться, пришёлся в солнечное сплетение.       — Тварь, — с ненавистью выплюнул калед. Не дав ей разогнуться, он крепко ухватил её за отвороты куртки, впечатал лопатками в переборку и повторил: — Тварь! Все вы проклятые безумные твари!!!       Он снова занёс кулак. Суони с каким-то странным чувством безнадёжности следила за его движением сквозь повисший в голове звон и страшную боль, но не пыталась себя защищать. Калед вправе делать то, что делает. Даже если он сейчас её убьёт. Потому что действиям Давиуса нет никакого оправдания. Ни одного.       Нейтронная бомба взрывается в воздухе над целью. Самый страшный её поражающий фактор — волна жёстких нейтронов, от которой не в каждом бомбоубежище спасёшься. На создание этой волны уходит до восьмидесяти процентов мощности боеприпаса, а в последних моделях каледов, говорят, до девяноста. Остальной энергии взрыва вполне хватает на то, чтобы разровнять в пыль местность радиусом в сотню леров и нанести повреждения более удалённым объектам. Впрочем, обычная ядерная бомба эквивалентной мощности и самой примитивной конструкции при тех же условиях наделала бы намного больше шороху. Но… В отличие от неё, от нейтронного боеприпаса нет долгоиграющей радиоактивной «грязи», почти вся опасная начинка уходит на синтез нейтронов. Отсидевшись в особо глубоком бункере, через год-другой можно смело заселяться на расчищенных от противника территориях. Коварство кобальтовой бомбы в другом — обычные поражающие факторы её взрыва впечатляют ещё меньше, чем у нейтронной, но «грязи» от неё столько, что больше ничего и не нужно. На земле, засыпанной радиоактивным пеплом, жить будет нельзя и через несколько веков. Как ни зарывайся, а коварный кобальт-60 начнёт просачиваться с дождями и грунтовыми водами всё глубже и глубже, уходить в артезианские слои, вместе с пылью насыщать ветер и осадки, и ползти, ползти по всей планете, отравляя её день за днём, год за годом. Жизнь на Скаро обречена.       Как там говорил Теммозус, её милый смешной Тем? «Рано или поздно кому-то из нас придётся встать лицом к лицу с выжившими каледами и сказать им, что мы сделали. А потом понести за это ответственность». Да, кажется, так. Правда, потом он ещё порадовался тому, что не ей придётся это делать. Ага, как же, не ей…       Марлесс в последний момент переменил решение, не ударил, а стиснул за горло изо всех сил. Его лицо страшно побледнело от гнева, а ноздри широко раздувались, как будто он долго и быстро бежал.       Любопытно, как-то отстранённо подумала Суони, сколько удастся выдержать, не пытаясь оторвать чужие руки от шеи? Но в тот момент, когда она почти перестала контролировать инстинкт самосохранения, пальцы Старика слегка разжались, позволив ей вдохнуть.       — Здесь где-то есть арсенал, — процедил он. — Веди.       Ну вот. Так и знала, что этот вопрос рано или поздно будет поднят. Для того, чтобы её убить, Старику вовсе не нужен пистолет, но на Скаро не умеют жить без оружия и чувствуют себя без него хуже чем беззащитными. Значит, его первый шаг она предусмотрела правильно и вовремя приняла контрмеры.       Надо было, конечно, послушаться, но она не шелохнулась, всё ещё пытаясь отдышаться.       — Ты меня поняла?! — сильные руки опять её встряхнули, как мокрую куртку. Затылок больно стукнулся о металл, в глазах поплыли искры. Сколько ж можно бить по голове? — Я сказал, веди, мразь!       — Направо, — заставила себя выдохнуть Суони. — Эта палуба, перед реакторной.       — Ну так шевели ногами! — Марлесс властно оторвал её от стены, заломил руку за спину и пихнул вперёд. Суони с трудом заставила себя выпрямиться и не шататься при каждом шаге. Старик делает ей больно потому, что ему самому очень больно. Намного больнее, чем ей — у него-то, небось, была семья, дети, а не только экипаж. А у неё осталось только офицерское достоинство.       Развязка близка.       Это будет даже смешно.       Скоро Марлесс, отшвырнув её в сторону, крутил маховик указанного люка. А потом свирепо обернулся:       — Код? — конечно, там ведь блок-плита, перекрывающая вход во избежание инцидентов, и отпирающие её цифры известны только старшему комсоставу.       Суони промолчала.       — Код?!       Её мутило, в ушах страшно шумело. К старым шишкам добавилась пара новых, и они, похоже, решили доконать её и без того сотрясённые мозги. Адмирал вытерла тыльной стороной ладони подсыхающую кровь с разбитой губы и невнятно ответила:       — Сорок два, пятьдесят, девяносто один, тридцать восемь.       Марлесс защёлкал переключателями. Блок-плита сдвинулась, открывая вход на бортовой склад оружия. Суони не отказала себе в удовольствии посмотреть на его лицо, хотя в глазах у неё плыло. А потом медленно съехала на пол — ноги её всё-таки подвели по причине банального головокружения, — и слабо, хрипло засмеялась, глядя на обтекающую рожу Старика.       Наверное, в арсенале с завода не было так чисто.       — Где? — тихим и страшным голосом спросил Марлесс, поворачиваясь к ней. — Куда ты дела оружие?       Суони с трудом уняла смех и вернулась к обычному нейтральному тону:       — В море. Я выбросила его в море ещё два дня назад, пока вы спали, как убитый. Всё, какое нашла на борту, включая офицерское и те боеприпасы, которые смогла поднять. Промерила глубины вдоль скал на той стороне острова, лот в среднем показал четыре с половиной лера. И выбросила. Можете понырять. Вам предоставить гидрокостюм? — и она снова нервно рассмеялась, почти ожидая, что её саму сейчас отправят нырять за стволами.       — Что… — сипло воскликнул Старик, глядя на неё, как на лунного демона во плоти. Ещё бы, военный на Скаро добровольно выбросил целый арсенал, имея под боком врага?! Человек выкинул всё оружие, находясь в безвыходном положении на необитаемом острове?! На это не решились бы и члены секты пацифистов. — Что за… Это же безумие.       Он всё ещё не понимал.       — Тал. Калед. Винтовка. Одно из трёх непременно выстрелит, — сказала Суони. — Если вы решите меня убить, есть способы попроще и почище — например, подрезать «болгаркой» трос лебёдки, пока я заделываю пробоины. Или ещё что-нибудь, вы же изобретательный, — она с трудом, по переборке, поднялась на ноги. — А теперь возвращаемся к работе. У нас нет времени на истерики и сантименты.       Её шатало при каждом шаге, но она упрямо шла по проходу, оставив Марлесса подбирать челюсть у пустого арсенала. Главное, не слететь в шахте с трапа, а то костей не соберёшь…       — Ненормальная, — ошарашенно донеслось ей в спину.       — Нет, — ответила она в полный голос, хотя горло ещё ныло после железной хватки каледа, — просто стерва. Предусмотрительная стерва.       И упала в обморок у самого трапа.