Осколки

Красная улыбка, белоснежное платье из ситца, серебряный крестик и развратное, вульгарное нижнее бельё. Полумрак и дотлевающая свеча на столике. Никаких посторонних звуков. Лишь тихое спокойное дыхание — оно готово ко всему. На часах второй час ночи. На её запястьях засосы и синяки. А в глазах усмешка — давай же, покажи себя, сорви глупую маску и разорви моё тело, как ты это привык делать, сучий сын. И он разорвёт. Поглотит. Истреплет. Сломает. Вскроет. Сделает всё, что не принято. Всё, что обычно презрительно оскверняется словами людей. Всё, что оставит на её теле след. Она вытерпит. Даже замурлычет, застонет. И глазами своими опьянительно-карего цвета блеснет, будто кошка, и повторит уже вслух то, что до этого читалось во взгляде. Утром она лишь закурит — противный ментол с мятой окружат её, вытеснив цветочный девичий аромат. Тело, прекрасное тело, покрытое шрамами, синяками и укусами, вмиг будет облачено сначала в вульгарное бельё, а затем в ситцевое платье. У неё нет времени ждать. У неё нет времени говорить и пить чай. Красивая рука протянется за оплатой. И только посчитав, убедившись, что сумма верная, девушка, послав воздушный поцелуй, уйдёт. Она пройдёт в квартиру, наполненную запахом перегара и сигарет. Устало вздохнёт и отправится в свою комнату, упадёт на кровать и заснёт до обеда. У неё нет на это времени, но усталость возьмёт вверх. Проснувшись, девушка поплетётся на кухню — в холодильнике почти пусто: одинокая веточка винограда и прокисшее молоко. — Антон! Брат, явно сонный и пропустивший школу, как обычно, появится на кухне быстро. Он, излишне тощий, угловатый и острый, кивнёт головой и почти произнесёт: «Ты в порядке?». — Я ужасно голодная, — она протянет деньги, — вернусь уже вечером. Чтоб еда была. — От… — Чтоб. Еда. Была. Антон замолчит и жалостливым взглядом проводит фигуру сестры — поломанное красивое тело точно скоро треснет от нового излома. Красная улыбка, короткое чёрное платье, чулки и невинное белоснежное бельё с мишкой. У неё никогда нет времени, но, когда медлить требует клиент, она терпит. Улыбается фальшиво и мягко. Улыбается очаровательно и строптиво. В её глазах просьба — растерзай это тело, да так, чтоб сумма окончилась пятью нулями. И он растерзает. Сожжет. Съёст. Возьмёт. Поломает. Но она вытерпит и улыбнётся — с тобой так приятно иметь дело, Мистер-Больной-Ублюдок. Утром она закурит сигарету, окинет комнату взглядом и приметит два ярких стикера — «Не забудь сходить к психологу» и » Если будут проблемы, звони +7-***-***-**-**». Девушка наденет своё неподходящее «детское» бельё с мишкой, протянет руку и ухмыльнется. У неё нет времени спрашивать и проявлять бдительность. Упав на кровать, она взглянет на часы –два-ты-уже-опаздываешь-часа-дня. Девушка промычит что-то невнятное и явно матерное в своём бессилии. Встанет. Переоденется. Окинет себя строгим взглядом, прихватит с кухни ещё не остывший блин и под крик брата поспешит на встречу. Клиенты не любят ждать. Клиенты не прощают обманутых ожиданий. Красная улыбка, ослепительное яркое, попсовое розовое платье, чокер на шее и бельё в тигриную полоску. По комнате гуляет ветер. На фарфоровой коже табун мурашек и карта из шрамов, синяков и ран. Комната полностью охвачена тьмой. А у неё глаза горят, как у кошки — ты разоришься, Мистер-Больной-Ублюдок. И он разорится. Ведь ради своих удовольствий, он готов на всё — ты ведь не сходил к психологу, сладкий? Девушка лишь улыбнётся — клиент всегда прав, но только пока в силах отваливать крупные суммы. Она найдёт минутку времени, чтобы открыть самую дальнюю комнату — чёртову студию, не приносящую прибыль. Найдёт пьяного старшего брата на полу — он измазан краской и пропитан дрянным алкоголем. Девушка пнёт грязное, дурно пахнущее тело — он попросту тратит твоё время, да? — Ты так и не сходил на работу? — Она не дождётся ответа — А к менеджеру? Брат лишь промычит что-то невнятное. Она уйдёт, упадёт на кровать и заставит себя спать. У неё нет времени вытаскивать глупых блондинов из рефлексий и депрессий. У неё нет времени спасать того, кто должен вытягивать её из всего дерьма, втянутой в которое она стала. Красная улыбка, платье нежных пастельных цветов с вышитыми на нём ромашками, бесполезные, дешевые, светящиеся браслеты и белое, непорочное бельё с кружевом. Свечи. Их чертовски много. Будто грёбанных звёзд на ночном небосводе. И только её взгляд-усмешка ярче тысячи солнц — Мистер-Больной-Ублюдок, моногамен, ха? И он её распотрошит своими холодными пальцами. Вытащит всё нутро. Блаженным, удовлетворенным взглядом подденет струну души. Гадкий извращенец любит делать больно. Гадкий извращенец умеет держать себя в руках. Гадкий извращенец умеет делать приятно. Лучи солнца разбудят её утром. Будет приятно пахнуть кофе и вкусным завтраком. — У меня нет времени на милые разговоры и завтраки вместе, — она скажет всё прямо. — Я заплачу. И она сядет за стол — заветное слово было произнесено. Девушка, под звон столовых приборов и его раздражающее чавканье, ещё раз зацепиться взглядом за стикеры. — Так, ты чем-то болен? — Она улыбнётся привычной, но смазанной поцелуями-укусами красной улыбкой. — Ага, на всю голову, — он отопьёт кофе и гадкой ухмылкой, словно самым острым ножом, обнажит её сердце — Мистер-Больной-Ублюдок, вы стреляет своими глазами цвета яблочного сока метко и точно. Этому учат в школе? — Хоть не опасен? — Она спросит без особого энтузиазма — новые раны жутко болят и до сих пор кровоточат. — Я чертовски опасен в своей сексуальности, — он подмигнёт, заберёт грязную посуду, после кинет на стол деньги. — Всё, вали. Она остановится у своей комнаты, а затем, развернувшись и пройдя к двери с табличкой «Осторожно, Злая Юна», тихонько постучит. У неё нет времени на занятие с братом, сестрами. У неё нет времени играть в хорошую «маму». Но она так сильно по ним соскучилась. — Можно войти? — Её голос совсем чужой — не прокуренный, но почему-то хриплый и дрожащий. Звучит утвердительное «Да», и она проходит внутрь. В комнате беспорядок: одежда разбросана, посуда везде, учебники и книги выстроились чудаковатыми башнями. Сестра спешит одеться в школу — юбка застегнута не до конца, один край блузки выглядывает из-под неё, а волосы, запутанные и торчащие в разные стороны, не поддаются расчёске. Вторая уже скидывает в рюкзак учебники и тетради. Такие похожие и разные одновременно они окидывают сестру беглым оценивающим взглядом и почти произносят: «Ты в порядке?». — Вот, на карманные расходы, — она протягивает им пару купюр. — И скажите Антону, что если будет прогуливать школу, то останется без головы. Близняшки кивают и выбегают пулей из комнаты. Девушка ложится на пол — у неё нет ни времени, ни сил идти до своей кровати. Красная улыбка, джинсовое легкое, задорное платье, подвеска с какой-то знаменитой башней и забавное бельё с каким-то зверьком из детского мультика. Она стучит в дверь, но никто не открывает. У неё нет времени. У неё нет времени играть в глупые игры. Она стучит. Долго. Упорно. Но никто не открывает. Девушка утыкается головой в дверь и плачет — тебе нужен этот клиент, ведь Мистер-Больной-Ублюдок щедр, как никто другой. А потом уходит. У неё нет времени. Вечером следующего дня она видит по телевизору объявление о розыске пропавшей девочки и новость о сгоревшем доме. Красная улыбка сразу появляется на лице — там круглая цифра у вознаграждения и ты знаешь, кто причастен, не так ли? — Ты чертовски опасен, Мистер-Больной-Ублюдок, — она закуривает, — но и также чертовски полезен.