Вслед за цветением сакуры

25.03.17, суббота, рассвет

Япония не впечатляет. Точнее, не так: пейзажи холмов и лесов северной части острова понравились мне больше, чем бесконечная пустыня Сирии. Но не более. Разве что груды камней покрывают эти холмы, как чешуя змею. Я уже видел похожий пейзаж, когда мы сопровождали караван с медикаментами в Дамаск. Здесь… здесь больше зелёного цвета вокруг. Подсвеченные поднимающимся солнцем леса и склоны я наблюдал в последнюю минуту спуска. Воздушные потоки отнесли меня севернее окраинных домов. Приземление прошло обыденно, высокая трава на склонах холмов помогла нормальной посадке. В момент приземления купол потерял поток и я упал в траву с высоты полуметра. Всё обошлось удачно, я всего лишь пропахал задницей пару метров вниз по холму. Ничего даже не порвал, успех! Я быстро собрал парашют и включил приёмоиндикатор. Маленький дисплей устройства показал местонахождение ближайшей бронемашины. И одновременно дал моему отделению знать, где их командир. Попутно я снял с головы десантный шлем, взамен натянув балаклаву и каску. Индикатор тихо пискнул: впереди, у подножия холма, приземлилась одна из трёх «коробочек»*. Пока спускался к ней, увидел ещё четыре купола. Один из бойцов приземлился в паре десятков метров от меня. Я взял фонарик из кармана разгрузки и посигналил по сторонам «Сбор». Увидел ответные сигналы, чуть-чуть расслабился. Через полторы минуты вокруг меня собралось пять бойцов. – Выдвигаемся к машине, – тихо сказал я, махнув рукой вниз. Мы двинулись молча, новобранцев в нашей роте почти нет. Шли неспешно, спуск сам по себе ускорял наши шаги. По пути к нам присоединились ещё два десантника. Один при приземлении погнул ствол автомата – придётся клянчить ему оружие у кого-нибудь из мехводов. – Дятел, бля, – боец получил по каске сверху и встал в центре колонны. Пока мы спускались, над холмами окончательно поднялось солнце. Стандартный камуфляж неплохо укроет нас в сельской местности, но всем хочется скорее добраться до «коробочек». Через три минуты и двести метров мы уже давали условный сигнал фонариками: белый, красный и зелёный свет поочерёдно. Бронемашина стоит возле стены какого-то храма. Когда мы спускались с холма, я заметил, что храм расположен в некотором отдалении от основной деревни. Напротив здания храма тоже какое-то святилище, наверное. Моя команда дошла первой. Вокруг «коробочки» носится экипаж, в быстром темпе убирающий чехлы и стропы парашютов. От их негромких возгласов несёт энтузиазмом. Я подошёл к бойцу в шлемофоне: – Я в глаза ебусь, или это реально «четверки»? – Что ж ты перед вылетом не проверился, может, внатуре ебёшься? – «мазута»* оказался рыжеволосым веснушчатым парнем с некомплектом передних зубов, который он мне показал улыбнувшись. – А по шее хочешь? – А не хочу! Разумеется, Давид Бесельман, мой зам и командир бронемашины отделения – а кого ещё могли отправить с нами на задание? Давид пожал мне руку и вернулся к своей машине. Я скомандовал бойцам занять оборону вокруг, пока экипаж готовится к движению. Мужики, то и дело оглядываясь на новинку, умудрились проглядеть сразу два сигнала. К нам поочерёдно вышли две группы по три бойца, одним из них оказался лейтенант-«пиджак». И я с удовольствием мог бы его так называть хоть вслух, не будь он моим непосредственным командиром – лейтенантом Перепелицей. Ладно хоть никто не возражает, чтобы его называли «Перепёлкой» в обиходе. Я подошёл к нему и доложил: – Старший сержант Ивлев. «Мазута» готовит рацию, скоро будет… – Есть связь, товарищ лейтенант, – Бесельман перебил меня, высунувшись из башни. Лейтенант кивнул и полез на броню. Давид передал ему свой шлемофон, а затем мехвод, рядовой Кравчук, достал из машины свой АКСУ* и передал мне. Я принял «огрызок» и подошёл к безоружному бойцу. Пока тот проверял оружие, лейтенант скомандовал общий сбор. – Значит так, текущая обстановка: рота практически полностью собралась вокруг «коробочек». Сержант*, сколько у нас бойцов? – Двадцать один, товарищ лейтенант, ещё двое рядовых и сержант только что подошли. Что говорит ваш планшет? – напомнил я «Перепёлке» о прямоугольной коробке у него на груди. Тактический планшет, более мощный аналог солдатских индикаторов, предназначается для офицеров. Хотел я как-то получить такой и списать на боевые, но командование над ними трясётся как над генеральской фуражкой. Перепёлка нахмурился, но всё же открыл свой комп. Повозившись с полминуты, он хмыкнул, потыкал в пару кнопок и нажал на тангенту у себя на разгрузке: – Чегодаев, Васенко, это лейтенант Перепелица, приём. Поверните на север, а затем направо, мы за храмом, конец связи. Офицер вновь взял в руки шлемофон из машины. – «Павел» вызывает «Семёна», в моём районе высадки бойцов не осталось, все собраны и готовы выдвигаться на точку сбора, приём. В ответ рация прошипела лейтенанту что-то утвердительное, и спустя пару секунд он перевёл взгляд на планшет. Перепёлка довольно кивнул и скомандовал: – На машину, сержанты и я – внутрь, остальные – на крышу. Особой надобности в этом я не увидел, но подчинился приказу молча. Я, Васенко и ещё пара сержантов из первого взвода залезли в нутро боевой машины. Бесельман шутливо отметил: – Лучшие места для старших по званию, да? – Дело не в этом, младший сержант, – Перепёлка хмуро поглядел на Давида и менторским тоном продолжил: – Командный состав должен находиться в броне для наибольшей эффективности командования. Я сам бы с удовольствием прокатился на ветерке, там гораздо легче дышится. Я прав, Ивлев? – лейтенант с каким-то странным выражением лица посмотрел на меня. – Так точно, – я попытался сказать это нейтрально. Судя по кислой мине лейтенанта – у меня получилось, но не то, что ему было нужно. Ехали мы недолго, минут пять. Мысли о непутёвом лейтенанте занимали мою голову ровно до того момента, как мы остановились. Лязгнули гусеницы, мы качнулись вперёд. Грохот и стук ботинок по броне, я открываю крышку люка и вылезаю на воздух. Солнце за это время поднялось ещё выше, и теперь его лучи почти полностью заливают автомобильную парковку, нашу точку сбора, светом. Рядом с нами уже стоят остальные БМД, личный состав роты построился напротив. Команда нашей «коробочки» поспешила разойтись по своим взводам, я тоже поспешил к своему отделению. Проходя мимо машин, я услышал приглушённый голос ротного: –…добраться до этой Иидзуки? У нас не хватит мест на «коробочках», вторая машина и так два рейса каталась, чтобы довезти всех. Это четверть от положенного штата! Ему ответил другой голос, незнакомый: – Насчёт этого не беспокойся, капитан, я добыл транспорт. Незнакомый голос – мужской, высокий и мягкий. На ум сразу пришла картинка тощего, долгоногого, хитрого и надменного лжеца из какого-нибудь детектива. А вот фраза «добыл транспорт» мне не понравилась. Плюс один в копилку сомнений по поводу нашей «миротворческой миссии». Но распространяться об этом я не стал – к тому моменту, как рота построилась, капитан и его собеседник вышли из-за машин. Я оказался не совсем прав: офицер ГРУ, а это был он, оказался грузным мужиком вполне гражданской наружности. Похож на клерка из офиса, и это вызывает искреннее уважение – идеальная маскировка. Белая рубашка с коротким рукавом, невыразительный галстук, чёрные брюки. Натуральный «контент-менеджер средней руки». Тем временем капитан приказал провести перекличку и проверить снаряжение. Я пересчитал своих подчинённых: все на месте, никто ничего не профигачил, не сломал и не погнул. Похоже, что у остальных взводов тоже всё в порядке. Лейтенанты выступили из строя и по очереди доложились. Капитан удовлетворённо кивнул каждому и начал новый инструктаж: – Десантники, слушай мой приказ: каски и балаклавы снять, береты надеть, – когда рота закончила лихо заламывать и поправлять гордость каждого десантника, капитан продолжил: – Задача остаётся прежней: мы грузимся на транспорт и двигаемся в Иидзуку. Тактические карты Японии с переводом на русский язык должны быть загружены в ваши индикаторы и планшеты. Позывные остаются прежними. Капитан… гм… – ротный бросил нервный взгляд на толстяка, – капитан Иванов предоставил нам недостающий транспорт, – он махнул рукой в сторону крупного туристического автобуса. – А теперь – по машинам, время дорого! Когда я уселся на «капот» БМД и прилёг спиной на башню, я взглянул на часы. Пять-двадцать четыре, мы неплохо уложились в нормативы. #«Коробочка» – общее название любой бронетехники. #«Мазута» – механики-водители и экипаж грузовиков и бронемашин. Прозвище дано за постоянно испачканные в мазуте руки и одежду. #АКСУ – он же АКС-74У, автомат Калашникова складной, образца 1974 года, укороченный. Фактически – пистолет-пулемёт, оружие экипажа бронемашины. #В повседневной и боевой ситуации приставку «младший/старший», а также «под-» (в слове «подполковник») принято опускать для экономии времени произношения. Равно как и слова «гвардии», «юстиции» и пр. С той разницей, что назвать «подполковника» полковником можно всем, а «младший/старший» можно пропустить в зависимости от своего собственного звания. *** Меня и мой класс действительно пересадили на другой поезд. И он тронулся в путь только спустя полчаса. Это означало, что до Кагосимы мы доберёмся не утром, а только к обеду. Отстой! Я вновь посмотрела на свой любимый чемодан. Длинная ручка сломалась в самом неудобном месте в самый неподходящий момент. Отломившийся держатель заблокировал металлические части, и теперь мой чемодан похож на перевёрнутую башню какого-нибудь танка. Розового танка, с двумя пушками, ха. Ужасно хочется спать. Вдобавок поезд едет гораздо медленнее синкансэна, хотя этот путь и называется «Основная линия Чикухо». В одном купе со мной едет Наджика-сэнсей – моя классная руководительница. Её и так вечно печальное лицо потеряло хоть какие-то следы радости от поездки. Серые круги под глазами подчёркивают морщины на её совсем не старом лице – сэнсею всего лишь сорок. Наверное, я выгляжу не лучше. Ребята между тем бродят по вагону и убивают время болтовнёй, в том числе, обсуждая пересадку. Голоса, по большей части, разочарованные, пересадка почти никому не понравилась, хотя кто-то упорно доказывает обратное: – Зато мы больше увидим! Смотрите, какие вокруг красивые холмы и леса! – кажется, это Мацуда. – Любительница деревенских просторов нашлась! – оборвал её другой голос, вроде бы принадлежащий Такаде. – Ты хоть дальше Кобе была где-нибудь? – Да, представь себе, я в средней школе один раз в Акиту ездила! – запальчиво ответила одноклассница. – Что, на местных красавиц посмотреть и удавиться от зависти? – ехидно сказал кто-то третий. А вот это уже грубо. Я встала и подошла к соседнему купе, где вовсю идёт перепалка. Мацуда стоит перед двумя парнями, Такадой и Уэдой, и со слезами в голосе обзывает их похотливыми свиньями. Те только смеются. Я постучала по стенке, привлекая внимание. – Мальчики, и как вас понимать? Я сказала это как можно спокойнее, но раздражение от дурацкой пересадки и недосыпа вызывает желание сразу пустить в ход кулаки. – О, Казама-сан, – с фальшивым дружелюбием сказал Уэда, быстро встав. – А мы тут просто… болтаем о разном. – Да-да, болтайте, – я зашла внутрь и положила руку на плечо подруги. – О чём-нибудь, кроме «разного». О птичках там или о тофу. Но не надо обижать Мацуду, мы друг друга поняли? – Да, конечно, Казама-сан! – Такада тоже встал и широко, но опять же фальшиво улыбнулся и быстро закивал. – Спасибо, Аска-чан, – Мацуда улыбнулась куда более искренне. Я вернулась в своё купе. Хм, а «любительница деревенских просторов» в чём-то права: пейзаж вокруг действительно приятный. Мне нравится сельская местность вперемешку с лесом, это совсем не похоже на Кансай с его бесконечными, перетекающими один в другой городами. Наджика-сэнсей тоже смотрит в окно. – Вам нравится? – спросила я её больше для выражения поддержки, чем из особого интереса. – Да, выглядит очень умиротворяюще, – классная ответила спокойно, как бы понимая моё участие. Диалог развить не удалось. Вновь стало скучно, я достала телефон. Экран не загорелся. Нажала на кнопку загрузки – без результата, телефон сел. День определённо не задался с самого начала! Полезла в рюкзак за зарядкой и что-то выронила на пол. Зубная паста. Подумав пару секунд, решила, что пойти умыться и почистить зубы – хорошая идея. Положив зарядку обратно, я взяла принадлежности и вышла из купе. Пока шла в конец вагона, смотрела по сторонам: кто-то из ребят дремал, кто-то читал журналы или играл в карты. Почти все состоят в кружках по интересам, поэтому сейчас занимались своим любимым делом. Разве что кружок геймеров уныло сидит в телефонах. Никогда не понимала радости виртуальных побед над придуманными героями или злодеями – ведь гораздо интереснее делать что-то хорошее в реальной жизни! Умывшись, почистив зубы и оправившись, я вернулась в купе. Там сидела Мацуда, она разговаривала с Наджикой-сэнсей о учёбе. Когда я вошла, они обе кивнули мне и продолжили разговор: – Мацуда-кун, ты уже, наверное, поняла, что этот год, предпоследний – самый важный во всей учёбе в старшей школе? – Конечно, Наджика-сэнсей, – Мацуда говорит искренне: иногда окружающим кажется, что она переживает за своё будущее в тройном объёме – как будто сразу три Мацуды Мики должны были поступить в ВУЗ. – И я уже готовлюсь к поступлению в Осакский университет! – Это хороший выбор, – согласно кивнула сэнсей. – У тебя отличные оценки по естественным наукам* и математике, особенно по последней. Не понимаю, почему ты отказалась участвовать в прошлогодней олимпиаде? Это ведь дало бы тебе возможность показать себя преподавателям из университета! – Да, Наджика-сэнсей, но ведь… – Мацуда немного помялась, но сказала: – Олимпиада проходила в Йокогаме, а там… – Да, точно, – лицо сэнсея вновь стало печальным, она с фальшивым безразличием заметила: – Я иногда забываю, что происходит за пределами школы. Учителю истории, наверное, особенно горестно наблюдать на своём веку гражданскую войну. Мики попыталась перевести разговор на старые рельсы: – Ну, не всё у меня так хорошо с оценками – тот же английский мне никак не даётся! Это подействовало, Наджика-сэнсей улыбнулась, повернув лицо ко мне: – Это верно, причём это касается и тебя, Казама-кун. У тебя давно нет хороших оценок по английскому, я точно помню – перед отъездом я проверяла журнал. Действительно, язык международного общения и бизнеса даётся мне плохо. – Да как-то языковой практики не хватает, – попыталась оправдаться я. – Ну не с американскими же солдатами мне общаться! – Да, тебе лучше с ними вообще никогда не разговаривать! – Наджика-сэнсей впервые за всю поездку засмеялась. – Иначе ты устроишь дипломатический скандал, а меня уволят из школы! Мики тоже засмеялась. Всё-таки, слава уличного миротворца не всегда связана с всеобщим почётом и уважением. Я не смогла скрыть смущение, но тоже улыбнулась удачной подколке. – А какие планы у тебя, Аска-чан? – спросила Мики. – Планы на что? – На жизнь! – она смешно округлила глаза. – Разве ты не беспокоишься о будущем?! – Ничуть, – ответила я честно: – Я точно знаю, что ждёт меня впереди. Я унаследую дело отца и стану обучать людей тому, как защищать себя и друзей и прекращать конфликты. Наверное, я сказала это очень патетично, но пусть – я не вижу себе лучшего применения, чем это. Ведь слабых всегда больше, чем сильных, а злые люди или просто сволочи постоянно пытаются воспользоваться чьей-то слабостью. Ещё хуже, если злодеи сталкиваются между собой, когда между ними и вокруг невиновные. На ум вновь пришла эта идиотская война. Если Наджика-сэнсей впадает в уныние при одном упоминании этого слова, то меня оно приводит в ярость. Токио, та же Йокогама, да весь Канто стал одним сплошным полем боя. Повсюду наёмники из разных корпораций проливают кровь – свою, вражескую и невинную. Правительство парализовано, силы самообороны почти полностью перешли на сторону Корпорации «G». Но одолеть «Теккен Форс» они не могут. Весь остальной мир как будто забыл о Японии. Даже американцы не вмешиваются в конфликт, закрывшись на своих базах. Как будто они не замечают стрельбу, огромные пожары и толпы беженцев! Пока мы болтали, поезд ехал дальше, лишь останавливаясь каждые несколько километров в городах по пути. Я глянула в окно и на большой скорости успела заметить только две вещи: название станции, которую мы проехали без остановки, и то, что мне сильно не понравилось. Станция называлась «Намазута», а на перроне стояли люди, одетые в камуфляж и с оружием в руках. У всех на головах какой-то головной убор голубого цвета. Они проводили взглядами наш поезд и как по команде развернулись к выходу. Большего я увидеть не успела, мы ехали слишком быстро. – Наджика-сэнсей! – Мики тоже заметила. – Там были… – Военные, – мрачно сказала я. #Естественные науки – физика, химия и биология, в Японии эти предметы обычно объединены учебной программой. *** Горная дорога, по которой двигалась наша колонна, напоминает таковую под Новороссийском, особенно отрезок до Кабардинки. Те же зигзаги по местности, спуски и подъёмы по склонам. Пришлось попросить Кравчука поднять отражатель, иначе на спусках я бы точно отправился прямиком под машину. И вроде бы фугасы, заложенные на дорогах, не входят в сегодняшнее расписание дня, привычка ездить на броне не пропала даже после Броска на Дэйр-эз-Зор. Тогда, под неласковым солнцем пустыни, час на броне не выдерживали даже особо стойкие южане. «В броне» выдерживали, впрочем, ещё меньше. Тот командир, который впервые приказал ездить верхом на бронетехнике – гений, вокруг есть на что посмотреть. Незнакомая местность, незнакомые здания и люди, провожавшие нас удивлёнными взглядами. Всё это не особо мешает размеренному движению колонны из трёх БМД и одного длинного междугородного автобуса. Единственная непривычная вещь – левостороннее движение. Блаженное спокойствие туриста не покидало меня всю горную дорогу. Хотя по пути встречались весьма интересные и иногда поразительные вещи. Например, статуя гигантского лежащего на боку Будды, сразу на выезде из Сасагури. Или обратная свастика, изображенная сразу на нескольких храмах по пути, а их было на маршруте где-то с десяток. Одного не в меру впечатлительного бойца даже пришлось убеждать, что мы не к нацистам в гости пожаловали, а это просто буддийские храмы. Перепелица, по крайней мере, считает так. Похоже, я дал маху со своим «Япония не впечатляет». Деревья почти все привычные: лиственница, что-то из кустовых растений, даже сосны пару раз мелькали по дороге. Утренний туман клубится в низинах, из-под него выглядывают редкие кроны деревьев повыше. Вскоре проехали какую-то деревню, судя по большому количеству полей, террас и чего-то вроде усадеб. Кроме домов в специфическом японском стиле хватает зданий вполне европейского вида. Некоторые даже напомнили мне русские дачи: добротные, капитальные кирпичные дома. Дорожное покрытие очень приятное – «коробочка» идёт по местному асфальту мягко. Индикатор показывает, что мы почти приехали в Иидзуку, а сейчас мы едем по Якияме. Мимо промелькнуло что-то синее, я обернулся: две кучи дорожного гравия, укрытые полиэтиленом. Всё как у людей. Спустя ещё десять минут и пару извилистых поворотов, Бесельман сообщил, что мы добрались до города. Ничего нового лично я не заметил: мы даже не увидели панораму города – «зелёнка»* надёжно укрывает дорогу с обеих сторон. Те же самые поля и террасы, усадьбы и прочее сельское хозяйство. Вскоре мы въехали непосредственно на улицы города, довольно узкие. Дома вокруг невысокие, изредка видно здания выше двух этажей. Почти каждый дом укрыт за забором, или стоит на террасе, укреплённой плитами с замысловатыми рисунками. – Это «Семён», – в наушниках прозвучал голос ротного. – Головная машина, выдвигайтесь на станцию «Намазута», наблюдайте движение поездов и сообщите, если поезд под номером «зэт-шестьдесят восемь» пройдёт станцию без остановки. В случае остановки поезда – доложите, оцепите периметр и задержите поезд. Остальные – движение без изменений. Конец связи.       Что ещё за поезд? Я оглянулся и встретился глазами с Перепёлкой, который по пояс высунулся из люка башни. Я выгляжу, наверное, таким же удивлённым, как он. Задание, непонятное и странное с самого начала, окончательно превратилось в подозрительную субстанцию. Интуиция сообщает, что эта субстанция пахнет дерьмом. На головной машине, как и на двух оставшихся, сидят два отделения первого взвода. Они свернули вправо на ближайшем перекрёстке. Между тем, часы показывают две минуты седьмого. Первые горожане уже вышли на улицы, и наше присутствие не осталось незамеченным. Японцы, мужчины и женщины, молодые и пожилые, настороженно смотрят на колонну уже из двух БМД и автобуса с десантниками. Бойцы почти поголовно высунулись из окон и глядят по сторонам. Я шепнул по рации своему отделению натянуть на себя маску «вежливых людей». Фигурально выражаясь, потому что если мы действительно оденем обратно маски-балаклавы, то японцы примут нас за бандитов. А так – спокойная улыбка и отстёгнутый магазин у автомата дают собеседнику уверенность в себе, но также намекают на то, что хамить и орать на нас не стоит. Мы проехали мимо какого-то крупного здания в современном «техничном» стиле и соседней парковки, после чего свернули налево и проехали мост. Рация вновь захрипела голосом Собаченко: – Это «Семён». Вторая машина, на следующем перекрёстке поворачивайте налево и выгружайтесь на станции «Иидзука». Ждите подтверждения от первого взвода или выдвигайтесь к ним, если поезд остановится на станции «Намазута». Третья машина продолжает движение до «Тенто», автобус высаживает бойцов там же. Конец связи. Кравчук выполнил приказ в точности, и уже через полторы минуты мы высаживались на парковке перед небольшим зданием станции. Место очень напоминает обыкновенную остановку электрички. Когда десант построился, я, еще один сержант и Перепелица провели радиоперекличку. Рядовой состав перешёл на взводную частоту, а мы, сержанты и лейтенант, слушали сразу две. Когда все бойцы перешли на выделенный канал, Перепелица приказал рассредоточиться по станции. Мы козырнули, и моё отделение двинулось внутрь. Но как только мы подошли к турникетам, из какой-то будки с зелёными полосами выскочил пухлый мужик при галстуке, со следами пончиков на подбородке и губах, и преградил нам дорогу. – Matte*! Teishi shite kudasai! – он раскинул руки в стороны и с невыразимой смесью испуга и решимости на лице встал перед нами, спиной к турникетам. Мы с бойцами переглянулись. Японским из нас не владеет никто. Ситуация патовая, я сделал ещё один шаг вперёд, но этот кондуктор или как-его-там завопил ещё громче: – Sutoppu! Yamero! Anata wa dekimasen! Anata wa dekimasen! Из его вопля я понял лишь первое: стоп. Он сказал это почти по-английски. Недолго думая, я обратился к нему на этом же языке: – Почему мы должны остановиться? – мой английский неидеален, хотя я могу неплохо на нём говорить. Мужик меня, судя по его обрадованному лицу, понял: – Вам сюда нельзя! – из-за чудовищного акцента, я едва понял, что он сказал. – По какой причине? – я постарался улыбнуться максимально дружелюбно, но получил обратный эффект: мужик явно занервничал ещё больше. Он долго не мог найти ответ, произнося какие-то обрывки фраз то на английском, то на японском. В процессе пот на его лбу начал катиться ручьём. У него закатились глаза, и мужик грохнулся в обморок. И как это понимать? – Ну ты дал жару, Миха, – Васенко похлопал меня по плечу. – Натуральный эсэсовец, от твоей лыбы уже люди в обморок падают. – Иди в жопу, Сердюк, – сказал я безразличным голосом, попутно прислонив японца к стенке и положив ему на голову влажную салфетку, которую достал из кармана разгрузки. – То есть, тьфу, иди на перрон, свети своей улыбкой там, раз такой красавец. Когда мы вышли на перрон, наушники вновь заговорили, но теперь это был голос командира первого взвода: – «Зинаида» вызывает «Семёна». Поезд только что проехал станцию «Намазута», мы следуем за ним, конец связи. – Принято, «Зинаида», вызываю «Павла», приём, – «Павел» на связи, сообщение слышал, приём, – с готовностью ответил лейтенант. – Вы уже закрепились на периметре, проблем нет, приём? – Так точно, один гражданский потерял сознание, приём. – Кто его ударил, приём? – голос ротного обещает кары небесные. – Никто, вероятно нервный шок, приём, – спасибо, Перепелица, с меня бутылка. – Ожидайте прибытия состава, «Харитон», – наверное, это позывной ГРУшника, – уже выехал к вам, конец связи. Перепелица перешёл на взводную частоту: – Это «Павел». Всем приготовиться к прибытию поезда.       Моё отделение рассредоточилось по перрону. Я встал практически у самых путей и осмотрелся: две параллельных платформы, прикрытых навесами, и два надземных перехода: один крытый, соединяющий платформы, и второй открытый, ведущий к другой стороне города.       Я подошёл к первому. Сами площадки чистые, а вот покрытия и фрагменты путей несут на себе следы времени: пластик стенок перехода покрыт бурыми потеками от дождя, металл рельс и ступенек порядком почернел. Я постучал ногтем по перилам – ответом мне был обычный металлический гул. – Всё как у людей… – тихо сказал я. #«Зелёнка» – лесистая местность на армейском жаргоне #Слова на японском/русском, непонятные главным героям, будут даны в латинской транскрипции для удобства. Смысл всегда будет понятен читателю из контекста. *** – Что же будет? – Мики переводит взгляды с меня на сэнсея и обратно. Если так подумать, то я вообще не представляю себе, что будет дальше. Мысли в голове носятся со скоростью пчёл, я сама скоро запаникую! Я похлопала себя ладонями по щекам, чтобы успокоиться. – Мацуда-кун, Казама-кун, всё будет хорошо, – Наджика-сэнсей удивительно быстро переменила настрой. Теперь сэнсей всем видом показывает, что всё под контролем, что всё разрешится и волноваться не стоит. Она проникновенно посмотрела нам в глаза. Поразительно, но это подействовало. Я и Мацуда довольно быстро пришли в себя. Вот что значит – Учитель! В купе постучали. К нам вошёл Уэда, и поздоровался с сэнсеем, после чего спросил: – Вы тоже это видели? – одноклассник выглядел встревоженным. – Мы с Мики-чан видели, – ответила я. – Всё хорошо, Уэда-кун, – сэнсей провернула тот же фокус, что с нами. – Я убеждена, что это наши военные. Ведь это Кюсю, здесь не идёт война и должен быть порядок. Город не выглядит на военном положении. – Прошу прощения, – он немного помолчал, а потом выдал: – Но ни одно подразделение наших сил самообороны не носит голубые береты. Ну да, Уэда Хидео – фанатичный поклонник всякого военного барахла: от оружия и униформы до танков и самолётов. И хотя мне такого рода хобби не нравится, Уэда в этом деле эксперт. Это насторожило Наджику-сэнсей: – Кто-нибудь ещё из нашего класса видел этих военных? – голос сэнсея остался ровным, но на лбу появились капельки пота. – Кто-нибудь подходил к тебе с этим? – Нет, – Уэда отрицательно покачал головой. – Никто вроде бы не заметил. Но… – Я пойду поговорю с начальником поезда, – Наджика-сэнсей встала и перед выходом из купе обернулась: – Никому не рассказывайте об этом, будьте умницами, – и доверительно подмигнула нам. Когда сэнсей вышла, наступила странная тишина. Каждый, вероятно, в эту минуту, думал о своём. Я думала о невыносимом желании кого-нибудь немедленно ударить, желательно шишку из «Мишима Дзайбацу». Эти ребята вообще любимый вариант тех, кто хочет выпустить пар. – Да, я не успел сказать сэнсею, – Уэда напряжённо сжал кулаки, видимо, тоже сильно нервничая. – Голубые береты носят миротворцы ООН. – Миротворцы? Точно? – Мики присела рядом с ним. – Должно быть так, – он включил свой телефон и, немного покопавшись в нём, показал пару картинок. Мы начали просмотр: Действительно, эти самые миротворцы носят голубые головные уборы, причём самые разные: береты, каски, у некоторых даже были смешные индийские платки, которые завязываются на голове. Другие носили голубые жилетки поверх камуфляжа, миротворцами были даже негры! Пока мы болтали и смотрели картинки на телефоне, поезд сделал очередную остановку. «Син Иидзука» – прозвучало из динамиков. Станция была самой крупной из встреченных нами – наверное, главная в городе. Поезд стоял на ней пять минут, но за это время сэнсей так и не появилась. Волнение прошло быстро, я вновь посмотрела на картинки на телефоне. Миротворцы впечатляют. Из того, что я поняла со слов Уэды, эти парни занимаются очень правильным делом – они останавливают войны и занимаются переговорами. На секунду я представила себя в этом голубом берете. Зрелище было приятным, мне понравилось. Мики дёрнула меня за рукав футболки: – Кажется, это работа для тебя, Аска-чан, – подружка хитро прищурилась и показала пальцем в экран телефона: – Смотри, японцы тоже есть среди миротворцев ООН! – У тебя есть все шансы, – согласно кивнул Уэда. – Вот только что делают миротворцы на Кюсю, когда война в самом разгаре в Канто? Вопрос поставил нас троих в тупик. Действительно, почему? – Уэда, за последние десять минут ты три раза поменял своё мнение, – я сложила руки на груди и напряжённо посмотрела на него. – Я же не виноват в том, что они сюда приехали! – Уэда нахмурился и посмотрел в окно. – И не надо мне угрожать, Казама-сан. – Я даже и не пыталась, – я тоже посмотрела в окно. Мы проезжаем обыкновенный уездный город: дома в один-два этажа, несколько полей солнечных электростанций, пара крупных зданий. Почти всю дорогу параллельно с нами протекает река: неглубокая полоса воды, окружённая бетонными ограждениями канала. Местность выглядит идиллической, такой, какая представляется в понимании кандзи «сельская местность»: «рисовое поле» и «хижина». Поезд отдалился от воды, но уже вскоре мы пересекали мост, который шёл над одним из рукавов речки. Как только последний вагон пересёк этот мост, вновь прозвучало оповещение: «Станция Иидзука», но вместо нормального постепенного торможения поезд резко дёрнулся назад. Меня вдавило в стену, а Уэда и Мацуда едва не полетели лицом вперёд от резкого торможения. Нарастающий скрип тормозов почти заглушил громкий гомон одноклассников в купе. Обратный толчок едва не заставил уже меня кубарем полететь вперёд. – Кто-то дёрнул стоп-кран? – спросила я пустоту. Уэда и Мики пытались отдышаться после того, как обратное движение вбило их в стенку. – Я пойду, посмотрю как остальные. Я взяла рюкзачок (у меня всегда есть бинты, и другие медикаменты на всякий случай), вышла из купе и прошлась по коридору. Ребят, сидевших на местах в купе, просто сильно тряхнуло, как меня, Мацуду и Уэду. Те же, кто стоял или лежал, кубарем полетели в разные стороны. У нескольких ребят – ушибы, но серьёзно никто не пострадал. Тем временем, поезд окончательно остановился на станции. Я вернулась в купе и застала Уэду в весьма странном положении: он прилип к окну, во все глаза разглядывая вышедших на перрон солдат. Это явно не японцы – слишком высокий рост у большинства из мужчин. Лица западные, почти все солдаты загорелые, но не до негритянской черноты. Военные напряжённо осматриваются по сторонам, заглядывают в окна поезда – несколько раз я пересеклась взглядом с кем-то из них. Странно, но взгляды солдат не выражают агрессии. Их лица по большей части не выражают ничего, кроме уверенности и собранности. Кто-то улыбается, но довольно натужно, даже не пытаясь изобразить «фирменную улыбку» американцев или нашу «повседневную». Уэда все так же неотрывно глазеет на солдат, а Мики куда-то вышла. Никто и не собирается мне объяснить, что происходит, да? Я подошла к однокласснику, постучала пальцем ему по затылку и спросила: – Алло, Уэда Хидео на связи? Он отвлёкся, посмотрел на меня удивлённо, потом сглотнул и громко выпалил: – Это не миротворцы! – А кто тогда?! – раздражение от дурацкой поездки, пересадки, недосыпа и резкой остановки грозит вот-вот вырваться наружу. – Не знаю, – сказал Уэда, округлив глаза. – Но это точно не ООН. Это стало последней каплей. Я рванула дверь и буквально вылетела из купе. Пара секунд, и я уже стою у открытой двери на перрон. Рывком выхожу из поезда на середину станции и оглядываюсь по сторонам: повсюду эти странные «не-миротворцы» с оружием в руках. Где-то рядом слышен звук ещё толпы людей, они гомонят внутри станции. Первые из новоприбывших солдат уже перескакивают турникеты. Впереди всех идёт какой-то дядечка в офисном прикиде. Тень заслоняет солнце, я резко оборачиваюсь, готовая ударить. Глаза. Обычные серо-карие глаза, глубоко посаженные, почти скрытые веками и густыми бровями. Зрительный контакт длится меньше секунды, я отвожу взгляд вверх и вбок. Низкий широкий лоб с несколькими гневными морщинами. Длинный прямой нос, широкие скулы и челюсть. Подбородок со следами тщательно выбритой щетины. Пухлые светло-красные губы и загорелая обветренная кожа заканчивают портрет. С отвращением к самой себе я понимаю, что беззастенчиво пялюсь в лицо незнакомому человеку уже пятую секунду. Отвожу взгляд ещё ниже и вижу у основания его горла полосатую футболку, не прикрытую камуфляжем. Странный прикид. Военный стоит молча, только улыбается. Не в пример лучше своим коллегам, простая вежливая улыбка у него выходит отлично. Но тут я вспомнила, для чего, собственно, вышла из поезда: – Эй, мистер, вы кто? Вы миротворцы? Что вы делаете здесь? Это вы остановили наш поезд? Ну и чего ты молчишь?! Он как-то странно дёрнулся и с удивлением посмотрел на меня. Потом покачал головой, показал себе на уши пальцами и сложил руки крестом. – Ты глухонемой?! – спросила я его, поражённая этим предположением. Ничего себе, в армию уже инвалидов берут! В этот раз он меня, наверное, понял, так как быстро замотал головой и что-то сказал на своём языке. Потом забавно хлопнул себя ладонью по лбу, и повторил на английском: – Нет, я не глухой. Я не знаю японский язык. Но говорю по-английски. Могу я тебе чем-нибудь помочь? Голос высокий, но не звонкий; солдат говорит с довольно смешным акцентом: монотонно, чётко, но неправильно выговаривая некоторые звуки. Пока я думала об этом, солдат внимательно осмотрел меня с головы до ног. Но прежде чем я успела возмутиться, он показал на один из множества карманов у себя на груди и сказал: – Эй, смотри! Я невольно посмотрела. Солдат засунул туда руку и что-то достал в кулаке. Он протянул его ко мне и разжал пальцы. На ладони пусто. Я угрюмо посмотрела на него, но солдат только вновь сжал пальцы, постучал по ним пальцами другой руки и дунул на кулак. После чего посмотрел мне в глаза и кивнул на него. Спустя секунду, до меня дошло, что я тоже должна дунуть. Кулак раскрылся, и на ладони оказалось… маленькое яблоко. Из ступора меня вывел громкий хлопок, рывок вперёд и асфальт, приближающийся к моему лицу с огромной скоростью… *** – «Харитон» вызывает «Павла», – голос ГРУшника прохрипел в моём наушнике в тот момент, когда этот странный поезд остановился на станции «Иидзука». – Подготовьтесь к немедленной эвакуации после моего прибытия. По команде вы должны тут же выехать в направлении на запад и пробираться к морю любой ценой. Конец связи. Вот это уже за гранью всякой подозрительности, я вызвал Перепелицу на взводной частоте: – Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, приём. – Разрешаю, приём, – ответил наушник. – Я понимаю, что мне по званию не положено вам что-либо рекомендовать, но есть мнение, что вся эта история с миротворческой операцией – лажа. Прошу разрешить бойцам пристегнуть магазины. В любом случае это выиграет нам всем лишнюю секунду, приём. Лейтенант молчал минуту. – Не разрешаю, мы на глазах у гражданского населения. Не поднимайте панику, старший сержант. Конец связи. Меня это не сильно расстроило. Я давно привык к тому, что с Перепелицей довольно сложно работать в команде. К тому же мой авторитет среди солдат от этого выговора совершенно не упал: я мельком отметил, что бойцы, мимо которых я проходил по перрону, с пониманием кивали мне, демонстрируя пристёгнутые магазины. Сержант, который служит в этой роте уже седьмой год, куда выше в понимании солдат, чем лейтенант, который в армию попал почти случайно полтора года назад. Двери поезда открыты. Наверное, они открываются автоматически при остановке. Я снял берет и наушники, чтобы вытереть пот и подрегулировать ремешки – перед вылетом затянул их слишком сильно. Из дверей выбежала девушка – она резкими шагами дошла до середины перрона и замерла, оглядываясь вокруг. Я убрал берет и наушники за пазуху, подновил «маску вежливости» и подошёл к ней со спины. Она резко обернулась, замахнувшись рукой и заставив меня отшатнуться. Мы замерли, встретившись глазами. Они карие. Глаза, в смысле, а ещё они большие. Эпикантус, азиатская глазная складка, едва заметен на её юном лице. Общее выражение – что-то среднее между гневом и испугом. Кожа светлая, на вид мягкая. Нос и губы маленькие, немного похожи на детские. Лоб и уши полуприкрыты короткими чуть растрёпанными каштановыми волосами. Вполне милое лицо. Даже очень милое. Так мы и стояли секунд пять. Девушка первая отвела взгляд, возмущённо покраснев. Я вернул своему лицу благожелательный вид и наклонил голову чуть-чуть вперёд. И тут она начала быстро тараторить на японском. Ни черта не понял, но говорила она возмущённо, с неожиданным напором. Голос громкий, но низкий, немного резкий, мне всё чудится какая-то подначка в её словах. Девушка всё время повторяла что-то вроде «jibun wa». Я даже дёрнулся от особо громкого «jibun wa!». Она посмотрела на меня, нахмурив брови, словно размышляя о том, что ей говорить дальше. Я жестами кое-как показал, что не понимаю, но восприняла она это иначе. Девушка очень удивлённо сказала что-то столь же непонятное, но из общего контекста я понял: она решила, что я глухой. Иначе, зачем ей так орать? – Нет, я не глухой, – я понял, что сказал это на русском, только когда уже произнёс фразу целиком. Внутренне простив глупость девушки, я привычно хлопнул себя по лбу ладонью и повторил на английском, добавив пару стандартных фраз с предложением помощи. Пока она переваривала сказанное, я оглядел её: синяя спортивная куртка, под ней черная футболка, натянутая на впечатляющих… впечатляющей… впечатляющем бюсте, короче говоря. На плечах чёрные лямки спортивного рюкзака. Бежевые бриджи и синие кроссовки завершают образ туриста. Невысокая девушка, кстати: поставь её сбоку, и она едва дотянется ростом мне до плеча.       Я заметил нарастающее возмущение и поспешил исполнить свой любимый фокус с яблоком-ранеткой. В Сирии он работал безотказно, сработал и на этот раз. Краем глаза я отметил, что нашего полку на станции прибыло: вместе с ГРУшником через турникеты уже лезут десантники первого взвода. Девушка безотрывно таращится на ранетку. Смесь удивления, восхищения и остаточной злости причудливо и невыразимо отразилась на её лице. Грохнул одиночный выстрел. Время превратилось в кисель, и я увидел, как голова странного ГРУшника, который вовлёк мою роту в эту вонючую кашу, разлетелась, как арбуз, брошенный на асфальт. Я схватил девушку за ворот куртки и потянул её вниз, к земле. Единственными словами, которые я успел проорать перед тем, как разыгралась буря, были: – Найти укрытие!