Вслед за цветением сакуры

25.03.17, суббота, утро

Следующий человек, который дотронется до моего воротника, будет доживать остаток жизни без рук! Этот дебильный солдат не только чуть не впечатал меня носом в асфальт, но и что-то оглушительно проорал на своём невразумительном языке прямо у меня над ухом! Я едва успела выставить руки, чтобы не разбить себе лицо! Мало мне падения, так этот придурок ещё и навалился на меня сверху! Хорошо, что он «всего лишь» придавил меня к земле, а не лёг на меня, как на диван! В таком положении у меня есть единственный шанс вырваться — заломить ему руку в болевой захват. Но как бы я ни хотела это сделать — я не успела. Этот придурок привстал, опять взял меня за воротник куртки и потянул за собой. Во второй руке он уже держит ружьё. Откуда он вообще его взял — я не успела заметить. В тот момент я вообще очень многое упустила из виду: громкий хлопок, после которого придурок дёрнул меня на землю, повторился, и не один раз. Целая серия хлопков и визг чего-то металлического по асфальту совсем рядом я услышала только в тот момент, когда солдат затащил меня за лестницу надземного перехода.       Но только когда этот придурок чём-то щёлкнул на своём оружии и нажал на крючок возле ручки, я поняла ситуацию окончательно: хлопки были выстрелами, а визг издавали пули, бьющие по асфальту перрона. Весь мой гнев ушёл куда-то очень далеко, уступив место другому чувству… …страху… *** — По нам ведётся плотный огонь! — в голосе Перепёлки едва сдерживаемая паника: — Визуальный контакт! — Направление?! — Собаченко почти не слышно сквозь помехи. У меня свело лёгкой судорогой челюсть, они врубили РЭБ*! — Юг! — лейтенант с другой стороны здания, значит по его позиции тоже открыли огонь. — Трёхэтажное здание с балконами за кустами! — Это «Иван». У нас потери на перроне, — я включился в разговор. — «Харитон» двухсотый*, попал под огонь снайпера, приём. — Ёб твою бога душу мать! — проорал капитан, но почти сразу пропал из эфира: командную частоту заглушили. Я засел под крытой лестницей перехода. Тут довольно сыро и мокро, зато металлические ступеньки неплохо защищают мою тушку. Я передёрнул затвор и дал пару одиночных выстрелов в сторону, откуда по нам долбят уже очередями. Попутно оглядел перрон: Труп ГРУшника мешком лежит у самого выхода к турникетам. Ещё два тела лежат рядом, бойцы первого взвода. Моё отделение вроде не пострадало: ребята разбежались по ближайшим укрытиям: мусорки, высокие бордюры и скамейки были не лучшей защитой, но другой не было. Парни укрылись из виду противника, кто-то из первого взвода со звоном выбил стёкла станционной каморки и трое бойцов рванули внутрь. Только мой пулемётчик бесстрашно (или бездумно) лежит практически у среза перрона и уже подавляет противника долгими очередями. Расстояния для его «машинки» тут как раз, но…       Я вновь укрылся за переходом, и нажал на тангенту взводной рации: — Павлов, отставить огонь, съебись в укрытие, второе отделение — огонь на подавление! –…потери, повторите, какие потери на перроне?! — ожила командирская рация. — Один «двести», один «триста», «Зинаида», приём, — за меня ответил командир первого взвода. — Принято, — капитан на пару секунд отключился, а затем начал раздавать указания: — Десант: займите укрытия, завяжите перестрелку; «коробочки»: обеспечить прикрытие позиций до прибытия резерва! Я достал наушники из-под бронежилета и нацепил их обратно. Времени, чтобы подключить их к рации, не осталось, я быстро надел шлем. Защитив всё самое ценное от пуль и особенно громких звуков, я на секунду высунулся из укрытия, дав пару очередей. Ответный огонь ослабевал, но вскоре я понял, что противник перенёс огонь на сторону Перепелицы. Лейтенант сообщил, что противник пошёл на прорыв из переулка справа от входа на станцию. — Это «Теккен Форс»! — блядь, я знал, что всё это одна большая куча дерьма, блядь! Вновь укрывшись, я на кого-то натолкнулся. Девушка. Та девчонка, которую я притащил за собой под лестницу. Она испуганно вжимается в угол между стенкой и перроном, механически отталкиваясь ногами и руками. Очевидно — шок, она сильно напугана. Но и пусть сидит здесь, пока она не дёргается из стороны в сторону — и я, и она в безопасности. Где-то недалеко бухнул взрыв. Не похоже на попадание снаряда, но память подсказала: подрыв «шайтан-мобиля». — Так, план меняется, — голос капитана дрогнул, но не похоже, что из-за помех. — Мы остались без резерва, автобус подорвали гранатомётом… Да ебись же оно, блядь, конём! Почти половина нашей роты исчезла в одно мгновение. Половина тех, с кем я виделся каждый день, ел в одной столовой и спал в одной казарме. Это же просто… просто…       Я медленно вытер пот с лица. Кожа правой ладони стала красной. Удивлённо ощупал себя: на скуле образовался свежий порез от камешков, которые выбила пролетевшая рядом пуля. Даже не порез, просто царапина. Я застыл: потери и сумасшедшее везение мгновенно выбили меня из колеи. — Рота, подъём! — голос капитана вернул меня к реальности. — «Зинаида»! Приказываю подавить тяжёлое вооружение противника для безопасного отхода роты. БМД используйте для прикрытия, не суйтесь на ней напролом. Используйте дымы! «Павел», займите позицию получше и обеспечьте гражданским безопасность. Эти пидоры перенесли огонь на поезд! Мы должны дать ему коридор. Я с третьим взводом зайду во фланг! Запускай моторы!       Запускай моторы, очнись, очнись, Ивлев! Я похлопал себя по щекам, порез саданул резкой болью, которая всё-таки привела меня в чувство и заставило начать действовать: — Второе отделение, слушай мою команду. Сердюк, Хатаев, Чалдон, по сигналу бросайте дымы и прикройте огнём Слона и Шегая, дайте им забраться на переход для нормального сектора огня! Устав, в резерв, выдвигайся на мою позицию, как только Шегай и Павлов скроются в переходе. Уходим на собственную частоту, перекличка через три секунды. Я нажал кнопку на плечевом пульте и почти сразу услышал доклады подчинённых: — Васенко здесь, — старший стрелок, есть. — Александров здесь, дымовая наготове! — стрелок номер раз и помощник гранатомётчика, есть. — Хатаев здесь, — стрелок номер два, есть. — Шегай на связи, — снайпер, есть. — Рядовой Павлов даёт прикурить! — пулемётчик, есть. Устав, мой гранатомётчик, на связь не выходит. Я вызвал его сам: — Рядовой Шарапов, на связь! За него ответил Чалдон: — Сержант, Устав — «двести», полминуты назад. Блядь. Блядь, блядь, блядь!       Ладно, нас учили, что потери неизбежны. Хотя Шарапова потерять очень жалко — если кто и подходит под определение «суперсолдат», то его могли звать только гвардии рядовой Шарапов. Исполнительный до абсурда, способный спать четыре часа в день, он жил чисто по уставу, откуда и получил своё прозвище. «Устав», очевидно, очень быстро выслужился бы до сержанта. Если бы… выжил. — Отделение, готовься! — я уже настроился на рывок по лестнице, но тут меня дёрнули за ремень автомата. Эта девчонка-турист. Её отрешённое, испуганное лицо застыло, как маска, но губы что-то медленно шепчут. Я наклонился поближе, чтобы расслышать: — Tasukete… tasukete… Я не знаю японского языка и не назвал бы себя проницательным человеком. Но слово «помогите» никогда не требует перевода. — Отделение, планы опять немного меняются, — я встал, отцепил подбородочный ремень и надел шлем на девушку. — Слушай мой приказ… #РЭБ — радиоэлектронная борьба, средство ведения боевых действий, призванное нарушать связь между подразделениями противника. #«Двести» и «Триста» («двухсотый» и «трёхсотый») — жаргонное обозначение мёртвых и раненных соответственно. *** Что-то тяжёлое накрыло мою голову, свет потух. Я резко выдохнула, как будто погрузилась в холодную ванну у себя дома. Вернулась ясность мыслей, и я обнаружила себя в каком-то углу. Руки и попа в чём-то мокром, спина упирается в ребристую наклонную стенку. На голове по-прежнему что-то тяжёлое и закрывающее обзор. Зато слышимость отличная: выстрелы и звон пуль по асфальту глушат даже ор этого придурка. Я заметила это, когда приподняла эту шляпу, или что он там на меня надел? Он что-то прокричал себе в плечо, а потом резко обхватил меня за талию и, как кошку, потащил прямо на звуки стрельбы! Такой беспомощной дурой я была только однажды — когда пришла после учёбы в разгромленное додзё. Силы сопротивляться у меня появились, когда этот придурок протащил меня до самого верха лестницы и, завернув за угол, отпустил. Я ударила ему по спине локтём и крикнула: — Эй ты, урод! Какого чёрта ты делаешь?! Что?! Солдат даже не дёрнулся, хотя от моего хорошо поставленного удара больно было даже самым крепким бугаям Синсекая. Он, как ни в чём не бывало, продолжил что-то орать себе в плечо, будто у него там чьё-то чужое ухо. А, у него же рюкзак на спине! Я ударила вновь, не так сильно, но в этот раз — по голове. Опа, есть контакт. Придурок обернулся ко мне с возмущённым лицом, потирая затылок, куда пришёлся удар. Ох и страшная же рожа! Правая скула в крови, глаза злые, так и буравят! Ничего, моя очередь злиться! — Слушай ты… — начала я, но тут меня в очередной раз за день перебили: — Darogu slanam sultana! — я едва успела прижаться к стене, чтобы не быть сбитой ещё одним солдатом, широким гигантом с большим ружьём в руках.       Вслед за ним к окну в переходе добежал третий солдат, на этот раз с длинным черным ружьём. Либо китаец, либо кореец, но явно не из того же народа, что эти уже два орущих придурка.       Как только два солдата встали у окна, здоровяк положил своё оружие на оконный проём и тут же начал стрелять. Хлопки его оружия сливались в один очень громкий звук, вместе с металлическим лязгом и хрустом чего-то под ногами. Страх, почти ушедший внутрь, вновь мерзким холодом отозвался у меня внутри. Война! Это действительно война! Я изо всех сил толкнула здоровяка, но тот только качнулся, не обратив внимания. Бетонные они что ли?! Внимание обратил первый солдат, который подошёл ко мне и вновь обратился на английском: — Мисс, пожалуйста, не мешайте нам! — Да чёрта с два! — я махнула рукой и ткнула в него пальцем. — Вы тут бойню устроили! Прекратите стрелять! — Нет, на нас напали, — на лице солдата гримаса раздражения, но тон он держит спокойным. Это меня только раззадорило: — Ага, как же! — я упёрла руки в бока. — Кто вы вообще такие? По какому праву ты задержал меня и наш поезд?! Эй, я с тобой разговариваю! — этот придурок опять отвернулся! К нему сзади подбежали ещё трое солдат и что-то ему начали говорить. Невероятно, он попросту отвернулся, как будто забыл обо мне! Я занесла кулак для удара, но тут переход зашатался, и я упала на спину этому придурку. Тот тоже не удержал равновесия, и присел на одно колено. Действительно, железобетонный человек — в момент падения я больно ушибла щёку обо что-то очень твёрдое. Сзади заорал здоровяк: — Poezd! Я обернулась. Он показывал на что-то пальцем в окно. Придурок встал, подбежал к нему, резко выглянул и так же быстро отпрянул от окна, сев у стены. Он посмотрел на меня с виноватым видом. Сердце пропустило удар, я в ужасе подбежала к окну. — Прости, девочка, тебе придётся отправиться на другом поезде, — сказал солдат-азиат, оттеснив меня вбок от окна.       Поезд с моим классом, набирая скорость, уже почти скрылся за ближайшими зданиями впереди. *** — Но ведь там моя ученица! — Наджика-сэнсей, рыдая в голос и заламывая руки, умоляюще посмотрела на машиниста. Они стоят в тамбуре головного вагона. На стене висит ручка сорванного стоп-крана, на стенных панелях просветы от пуль. Учительницу трясёт, то ли от страха, то ли от высокой скорости поезда. — Мы не можем оставаться здесь, — машинист отрицательно мотнул головой. — Ведь это просто чудо, что состав остался целым, моя кабина почти вся в дырках от пуль! Мне очень жаль, — он отвёл взгляд вниз, — но жизнь одного человека не стоит жизни ста. Мне очень жаль, — с этими словами он отвернулся и зашёл в кабину, оставив Наджику-сэнсей рыдать в одиночестве. *** — Гражданские на станции и вокруг в безопасности, коридор открыт! — Перепёлка опять забрался в «коробочку», его голос несколько раз прервался гулом автоматической пушки. — Принято, отличная работа! — несмотря на успех, капитан сказал это весьма угрюмым тоном. — Новая задача — вывести, блядь, их из города к западу и минимизировать потери гражданских. «Зинаида», эта задача на вас. «Павел», загоняйте врага на «Зинаиду», станцию приказываю оставить. При сильном сопротивлении — заманивайте ублюдков на северо-запад, ведите активную оборону. Я веду сопровождение состава до выхода из города и захожу этим сукам во фланг. Выполнять, конец связи. — Принято, — разом отозвались лейтенанты. — Ну что там, Ивлев?! — ко мне подбежал Сердюк. — Какой приказ? — Загружаемся на «коробочку» и гоним этих пидоров из города в поля, — я встал, высунул ствол автомата в окно, дал навскидку пару очередей и продолжил мысль: — Нам отсюда надо валить в первую очередь: ещё одного попадания переход не выдержит! — Ты охуенно придумал, сержант, — Шегай ехидно улыбнулся, — но есть одно но: она, — ефрейтор указал пальцем на девушку. — С девчонкой-то, что будем делать? Судя по такому же выражению лица, что и десять минут назад, она опять в ступоре. Девушка обхватила колени руками и тихонько подрагивает. На мгновение её стало невероятно жалко. Отчего-то вдруг мне захотелось её обнять, пожалеть и сказать, что всё будет хорошо. Странное наваждение пропало, когда Васенко пощёлкал пальцами у меня перед носом: — Столбняк каким путём передаётся, половым? — Нет, алиментарным, — перевесил автомат на грудь, поднял девушку с пола и повесил её руку себе на шею. — Пулей к машине, я выведу её отсюда. — Куда, нахуй, под огонь снайпера? В камикадзе давно записался?! Нам Устава в небожителях хватит, ты куда собрался?! — ехидство Сердюка исчезло, он не на шутку перепугался. — А куда мне её девать, а?! Чё, в карман положить и с собой таскать?! — неожиданно легко взорвался я.       Нервы, ебучие нервы! Я постарался продолжить спокойно: — Гражданских приказано вывести, я до тех домов и обратно, мигом! — Давай, сержик, мы тебя прикроем! — Слон закончил перезаряжать пулемёт и показал мне большой палец. — Так точно, — Хатаев дал очередь в окно, спрятался за стенку и глумливо подмигнул мне. — Э, сержант, какая цыпа, веди себя как джигит! Вот так. Не унывать, мы им за Шарапова ещё сраки порвем! Я легонько встряхнул девушку. Безрезультатно, она всё ещё не пришла в себя. — Да, не забудь Перепёлке доложить, ещё к ордену Мужества представят за спасение, — Васенко бы не был собой без постоянных подколов. — Не раньше, чем его получу я! — Чалдон улыбнулся мне и кивнул в сторону выхода. — Прикалываться над сержантом команды не было. К огню на подавление — ТОВЬСЬ! — я чуть пригнулся. — Я туда и обратно. По команде Сердюка я рванул вперёд. Через три секунды я уже был на лестнице с другой стороны перехода. В этот момент мои бойцы открыли огонь из всех стволов: стрекотали три автомата, грохотал пулемёт, сухим треском звучали редкие выстрелы снайперской винтовки.       Спустя ещё пару мгновений я бегу по второй платформе, возле забора, за которым лежал пустырь с запасными путями для поездов. Я снял со своей шеи руку девушки и быстро перескочил препятствие. Плюнув на приличия, я закинул её себе на плечо, как мешок. И вот тут она наконец-то вышла из ступора: — Ааааа! — вопль на уровне поясницы придал мне ускорение, как будто я боялся, что уроды из «ТФ» могут нас услышать. При такой-то канонаде, да. Дополнительное ускорение придали весьма ощутимые тычки локтями по спине — девушка пыталась вырываться, я даже на секунду подумал, что сейчас упаду: она обхватила меня ногами и попыталась повалить на землю, но я сумел высвободиться и добежать до ещё одного сетчатого забора. Вокруг уже начали свистеть пули, и я, не особо церемонясь, просто перекинул эту брыкливую засранку через забор и прыгнул следом. Она упала удачно, на бок, а я не очень: всё-таки зацепился носком ботинка за верхнюю трубу и шлёпнулся грудью на асфальт. Громко лязгнули зубы, во рту появился металлический привкус крови. Хорошо хоть, что пластина «броника» спасла рёбра. Автомат тоже остался цел. Девушка тем временем встала и побежала к ближайшему дому. Простой страх или же свист пуль вокруг подстегнул, но сделала она это очень шустро. Я тоже поспешил в укрытие. Сначала на карачках, а потом в приседе я добежал до угла, где уже сидела она. После чего я вновь грохнулся на колени, пытаясь отдышаться. Не получилось: эта скотина со всей дури пнула меня по рёбрам. Я опять потерял дыхание, но и она поплатилась: с воем ухватилась за колено и покатилась по земле. Будешь знать, как бронежилет пинать, сука! Понемногу продышался. Взрыв, который раздался следом, частично поглотили наушники, но грохот я всё равно услышал. Я обернулся и увидел, как переход с моими бойцами погрузился в яркое пламя пожара, а потом сполз вниз, оставив дыру между лестницами. — НЕТ! Блядь, нет! — я рывком встал и нажал на тангенту. — Чалдон, ответь! Шегай! Хатаев, джигит в жопу раненый?! Кто-нибудь, на связь, быстро! Нет! Да нет же, блядь! Вместо ответа на частоте своего отделения я услышал только скрежет и шум помех. Взводная рация пошла искрами, я вырвал её из подсумка, и она повисла на проводе. Шальная пуля попала прямиком в антенный блок на пояснице, отгородив меня от оставшейся роты непроницаемым пологом молчания. *** «Коробочка» слушалась штурвала легко, времена тракторных рычагов и кувалды для переключения передач прошли. Бесельман повернул башню влево на 90° и скомандовал мехводу: — Кравчук, на первой, потихоньку, до угла — вперёд. Тот выполнил задачу в точности, и когда кузов боевой машины наполовину показался на перекрёстке, Давид нажал на кнопку джойстика. Рой тридцатимиллиметровых снарядов вспорол броню вражеского транспортёра и поджёг ему двигатель. — Теперь дымы по фронту и на полной, вперёд! — Бесельман осторожничал: бронемашины противника безоружны, но у бойцов в чёрно-красных боевых костюмах есть ручные гранатомёты. И огромное численное превосходство. Датчики и приборы РЭБ показывали, что засаду для десанта устроил целый батальон при полном вооружении и всех средствах усиления. Кроме артиллерии — даже миномётов у врага не оказалось. Зато остального хватало в избытке. В первую очередь — боевого безумия: бойцы «Теккен Форс» лезли изо всех щелей как наскипидаренные. При численном перевесе десять к одному, десантники очень быстро начали сдавать позиции. Силы таяли: кроме бойцов в автобусе рота потеряла почти весь второй взвод. Отделение Ивлева почему-то застряло на станции, где было взорвано: из здания, откуда стрелял снайпер, наёмники послали два управляемых снаряда, которые обрушили переход прямо на рельсы. Но превосходство в бронетехнике давало шанс отвечать на постоянные атаки противника, и вскоре «ТФ» остались без транспорта. Несколько раз одиночный вертолёт делал боевой заход на машину первого взвода, но та же автоматическая пушка довольно быстро объяснила пилоту всю его неправоту. Подбитая винтокрылая машина рухнула на бейсбольном стадионе. Но даже без средств усиления, выжившие несколько сотен бойцов противника оставались крайне опасны. В машину Бесельмана уже «прилетели» два реактивных снаряда, спасибо разработчикам за динамическую защиту, уберегла. Городские жители, что делало им честь, не носились по улицам, как умалишённые, а сидели по домам, хотя на часах уже полвосьмого утра. Однако дома, особенно деревянные, слабо защищали от летящих во все стороны пуль и снарядов. Бесельману и другим башнерам* приходилось работать с хирургической точностью, стомиллиметровые орудия капитан запретил использовать вообще. Но потери среди гражданских всегда неизбежны. Шальные пули пробивали стены, унося жизни невинных людей. Наёмники совершенно не усложняли себе задачу безопасностью гражданского населения — они захватывали дома и стреляли из окон. Приходилось штурмовать их и зачищать…       Ефрейтор Тёма Борщёв несколько раз ударил прикладом в дверь, отвлекая внимание засевших в доме наёмников, пока Саня Орлянский и Ваня Тихомиров обошли здание с тыла. Перед тем как бросить внутрь гранату, Саня всё же мельком заглянул в окно: никого. По его команде Тихий разбил локтем стекло, граната пошла внутрь.       Гулкий взрыв был командой на штурм: Борщёв выбил дверь и медленно стал продвигаться внутрь. После сотни нарядов в карауле замкнутые пространства стали для него естественной средой, поэтому он неторопливо добил двух оглушённых наёмников и пошёл дальше, к лестнице.       Спустя секунду к нему присоединились товарищи, втроём они в темпе поднялись наверх, страхуя друг друга. Из ванной комнаты с воплем выбежала перепуганная женщина, но наткнувшись взглядом на лицо Орлянского, она застыла и заткнулась, медленно осев у стены.       Последняя комната встретила десантников очередями из-за закрытой двери, бойцы без команды рухнули на пол и открыли ответный огонь. Спустя две секунды всё кончилось, а позади послышался громкий топот — последний из их группы, рядовой Макс Бычков, перепрыгнул через залёгших солдат и выбил дверь плечом. Пара длинных очередей от пояса и он показал большой палец: дом зачищен. Штурмовая группа в темпе собрала с трупов гранаты, после чего четвёрка выбралась на улицу, где их подобрал Бесельман. Бронемашина в темпе проскочила очередной квартал и повернула на север. По улицам города БМД катила на большой скорости — это самая главная защита любой бронетехники.       Постепенно остатки роты выбирались из города, выгоняя за собой и «ТФ». Пешие и без прикрытия, они постоянно натыкались на засады: десантники покидали боевые машины и перекрывала улицу разным мусором: баки, скамейки, вырванные палисады и террасы они использовали как укрытия, откуда можно вести перестрелку. И пока очередной отряд наёмников пытался окружить обороняющихся десантников, «коробочки» окружали их по параллельным улицам и уничтожали. Наёмники гибли десятками, в первой, самой удачной засаде, они потеряли до полусотни бойцов, но продолжали всё так же упорно наступать. #Башнер — член экипажа бронемашины, который управляет башенным (иначе — турельным) вооружением. *** Я бежал так, как не бегал никогда. Даже когда в детстве за мной неслась толпа детей с камнями и палками, грозясь избить. Даже когда я проходил полосу препятствий для бригадного рекорда. Даже когда в Дэйр-эз-Зоре в метре от меня упала граната — никогда я не бежал с такой сумасшедшей скоростью. Триста метров до злополучного здания с балконами я преодолел чуть больше, чем за полминуты. В угаре я снёс секцию сетчатого забора и выпустил подствольную гранату в окно на втором этаже. Граната разбила окно и взорвалась внутри. Следом влетел я, выбрав широкое окно сбоку от входа. В момент приземления сбил с ног наёмника, тащившего за собой станковый гранатомёт. Ещё лёжа на полу, я выпустил из автомата очередь в лицевую маску, превратив её в фарш из крови и металлических осколков. На выстрелы обернулись другие наёмники, но я уже почти стою на ногах. Моё тело само, без особого участия мозга двигает мышцами, превращая меня в боевую машину. Я всего лишь наблюдаю и изредка корректирую опасные моменты. Ствол моего автомата выплюнул рой пуль, накрыв сразу двух уёбков в чёрно-красных бронекостюмах. Пока они дёргались от попаданий и оседали на пол, инстинкт рывком уронил меня на землю и развернул назад. Четвёртый наёмник уже поднимал ствол, но опоздал: мой автомат выстрелил первым. Пули прошили наёмнику мякоть бедра, он заорал от боли и выронил автомат. Я встал, подбежал и пнул его по бедру, вызвав новые вопли и наверняка напугав его братьев по оружию. Прострелив ему голову, я рванул вперёд, к лестнице. Открыл дверь ногой и нажал на спусковой крючок, поведя стволом по лестнице до конца магазина. Ещё два наёмника погибли, грудой мяса свалившись с пролёта вниз, но и я получил удар: пули влетели в середину груди. Меня спасла разгрузка с магазинами и бронежилет: я покачнулся и из этого же положения, боком, упал за косяк влево. Подгребая ногами, я прислонился к стенке и выдернул магазин из подсумка. Блядь, так это в него угодила пуля: бакелит осколками рассыпался на ковре вместе с патронами. Похуй, патронов на всех хватит!       И только после этой мысли я выдохнул: дыхание сбилось, надо сбавить обороты. Достал гранату, сжал усики и выдернул чеку, после чего одной рукой, вывернув её, забросил на лестничную площадку. РГН сработала почти мгновенно, наушники скрыли грохот, и уже через три секунды я влетел в облако пыли. На полу и ступеньках лестницы лежали ошмётки тел. На перилах повис подстреливший меня наёмник. Я пробежал по лестнице наверх и украдкой посмотрел в маленькое дверное оконце. Коридор пуст, но я отчётливо слышу чей-то массивный топот, приближающийся справа. Я отпрянул — вовремя: мощный удар выбил дверь с петель, а в проёме показалась огромная туша. Наёмник-гигант, не меньше Павлова в размерах, в красных маске и бронежилете. Хотя какой, нахуй, «не меньше», это какой-то мутант-переросток! На руках у него широкие металлические браслеты, переходящие в перчатки. Именно этим кастетом он и выбил дверь. Он обернулся ко мне. Нет времени поднять ствол, чтобы дать ему очередь в лицо. Единственное, что я успел — ударить его прикладом в подбородок маски и увернуться от захвата, проскользнув у него под ногами. Я выхватил «Макаров» из поясной кобуры и четыре раза выстрелил ему в спину. Последняя пуля пришлась ему в затылок: гигант судорожно дёрнулся и упал лицом вперёд, прямо на перила.       Послышался хруст позвонков, но я уже вскочил на ноги и нёсся вперёд по коридору, к балкону, откуда вёл огонь снайпер. Моё тело само выбивало дверь за дверью, руки поднимали и опускали ствол автомата, а глаза искали жертву моей мести. Мысли в голове забиты какой-то непонятной яростной хренью: …сука, выебу, зарежу, убью!!!... …блядь, убью, БЛЯААААРГХ!...       В этом тумане я окончательно потерял осторожность: в очередном номере, как только я ворвался внутрь, автомат потянул меня вперёд, а ноги будто завязли в болоте. Я отпустил автомат и, падая на колени, выбросил вперёд руку с пистолетом. Две пули оттолкнули того, кто дёрнул на себя автомат, но не убили. Тем временем, второй ублюдок выбил из моих рук «Макаров» и повалил меня на пол.       Я упал на спину, а наёмник тотчас же навалился сверху и начал молотить кулаками, намереваясь изготовить отбивную из моей головы. У него почти получилось, но остро заточенное лезвие ножа-стропореза вошло в горло наёмника по рукоять именно в тот момент, когда он занёс кулак для очередного удара. Наёмник схватился за шею и упал на бок, освободив мои ноги. Встал и подошёл ко второму. Он сидел у окна, не в силах подняться. Отчётливо слышу его хриплое дыхание, сломанные или треснутые рёбра — это всегда неприятно, уж я-то знаю. Рядом с ним лежит снайперская винтовка незнакомой модели, наверное, производства какой-нибудь частной фирмы. Я взял её за ствол на манер дубины и посмотрел на лицевую маску шлема наёмника. Готов поклясться, что в полутьме гостиничного номера я увидел, как она изменила свои очертания, и узкие красные визоры превратились в огромные пылающие страхом провалы. Возможно, это плод моего воображения, но вскоре мне стало безразлично: я размозжил голову наёмника его собственной винтовкой. Я бил до того момента, пока ударопрочный пластик приклада не лопнул. После чего бросил винтовку и выдохнул. Взвинченная всем этим дерьмом интуиция подсказывает, что противников больше не осталось. Поднял с пола свой автомат, перезарядил его и повесил на плечо. Потом взял пистолет и протянул руку к горлу уже затихшего наёмника. Боевые наушники в очередной раз не подвели: тихий шорох они превратили в достаточно громкий звук, чтобы я резко обернулся с пистолетом в руке. У меня остались ещё четыре патрона в магазине, но я не потратил ни одного.       В проёме двери стоит девушка. Та самая, которую я спас вместо своих бойцов. *** Это кошмар. Абсолютный кошмар наяву. Я не знаю, зачем я пошла за этим чудовищем. Я сделала это несознательно, часть меня воспринимала окружающий мир через призму разума, а часть действовала инстинктивно. Умом я понимала, что мне надо бежать без оглядки, бежать как можно дальше, но что-то внутри меня тянуло в центр этого кошмара. Этот придурок как «глаз бури»: с ним безопаснее всего, взорванный переход доказал это целиком и полностью. Сетчатый забор сорван, между секциями дыра. Я, ещё в страхе быть подстреленной, побежала внутрь здания. То, что я увидела внутри, вызвало немедленную судорожную рвоту: трупы, куча трупов — целые или разорванные на части. В этих… ошмётках я узнала бойцов «Теккен Форс», что добавило ситуации особого ужаса.       Первый этаж и особенно лестница буквально залиты кровью. Наверху, упираясь подбородком в перила, лежит гигантский труп с металлическими щитами-кастетами. Я видела таких солдат в телерепортажах из Канто — это ведь лучшие бойцы «Мишима Дзайбацу», способные голыми руками подавить любое сопротивление. Я нашла монстра, устроившего весь этот кошмар, в четвёртом по счёту номере: он сидел на полу и тянул руку к трупу наёмника, у которого в горле торчит рукоятка ножа. Солдат резко обернулся, в тусклом свете гостиничного номера блеснул короткий и толстый ствол пистолета. Глаза солдата стали совершенно другими, нежели полчаса назад на перроне. Его глаза полны бешенства, казалось, что кровавой бани, устроенной в этом отеле, ему не хватило. Впервые в жизни от страха перед человеком у меня задрожали колени. — Ты… — его голос полон ярости, солдат скорее рычит, как дикий зверь, чем говорит по-человечески. — Ты же хочешь жить?! — Да, — я ответила абсолютно искренне, жить хочется очень сильно. Неизбывная ярость на его побитом лице понемногу утихла, он убрал пистолет в треугольный кожаный карман на поясе и вернулся к трупу наёмника. С мерзким хлюпом он выдернул нож и вытер его о пол номера. — Тогда иди за мной и делай то, что я говорю, — он встал и оттолкнул меня в сторону. Я сделала всё в точности, как он сказал: друг за другом, мы прошли коридор, спустились по лестнице и вышли на улицу. Перелезли через забор и пошли обратно. Мои ноги стали ватными, руки дрожали, я всё время оглядывалась. Шум стрельбы слышен издалека, поблизости нет ни души. — Ты умеешь управлять транспортным средством? — сложно, но вполне понятно спросил меня солдат, когда мы прошли мимо автостоянки. — Да, — я не солгала, велосипедом я действительно управляю первоклассно. — Хорошо, — он перемахнул через шлагбаум и подошёл к небольшому грузовику. Его боковые стёкла выбиты пулями, в салоне видны осколки и отметины попаданий. Солдат быстро нагнулся под бампер, что-то там осмотрел, потом встал, подошёл к двери, протянул руку внутрь и открыл её. После чего смёл осколки стекла с сидений. Он обернулся ко мне с тяжёлым взглядом и сказал: — Садись за руль. Я в нерешительности замерла на месте. — Быстро! — он прикрикнул на меня, и я поспешила сесть. Солдат сел на пассажирское сидение и опустил оба солнцезащитных козырька. Послышался звон, и мне на колени упали ключ с брелком. — Запускай, — солдат снял с плеча ружьё и высунулся в окно по пояс. — Я… не знаю, как, — честно ответила я и подняла глаза. — Когда я сказала, что умею водить, я имела в виду велосипеды. Его глаза округлились и вновь налились кровью. Но ответил он спокойно: — Это значит, что сейчас ты быстро научишься. Вставь ключ в дыру сбоку от руля и поверни его направо, — когда я сделала это, двигатель действительно завёлся. — Теперь нажми левую педаль. Я потратила секунду, что разобраться с рычагом сбоку, и когда передвинула его в положение «D», машина ощутимо дёрнулась и двинулась вперёд. Я завертела рулём, но окрик солдата заставил меня выровнять машину. — Теперь дави на другую педаль и слушай мои команды! Право! *** — Отряд «Гамма», доклад?! — но в ответ майор Бонелли услышал только шипение микрофона. — Проклятье, что со связью?! Казалось, будто включённые «глушилки» стали работать против его батальона. «Кюсю», его подразделение и его гордость, несёт чудовищные потери — и майору попросту не с чем сравнить эту ситуацию. Никогда, даже во время масштабных операций против японских сил самообороны и американцев, Бонелли не сталкивался с таким ожесточённым… нет, просто сумасшедшим сопротивлением. — Сэр, это не помехи, отряд «Гамма» просто не выходит на связь! — майор обернулся от тактического компьютера к связисту. — Отряд «Бета» подтверждает уничтожение снайперской точки в отеле напротив станции, там была просто бойня! В тесном брюхе бронемашины просто повернуться — уже нетривиальная задача, а сделать это быстро — невозможная. Но за эти несчастные полчаса майор Бонелли научился буквально скользить внутри своего штабного броневика. Водитель постоянно перемещал машину с места на место: противник вёл самую настоящую охоту на бронетехнику «Теккен Форс». — «Гамма» уничтожен целиком?! — майор дождался нервного кивка связиста и вернулся на своё место. — Чёрт, чёрт, чёрт! Да что же это?! «Бета», вы наблюдаете Цель?! Отвечайте, «Бета»! Не помогало ничего. Ни превосходство в экипировке, ни огромный опыт батальона «Кюсю» в полицейских операциях, ни потери врага в первые же секунды боя — ничего. Разницу в экипировке русские компенсировали изобретательностью стрелковых засад и маневренностью бронемашин. Тактически русский командир просто превосходит Бонелли — и майор понял это уже на пятой минуте боя.       Против него «играет» не офицер полиции, не командир полумифического русского спецназа — против него «играет» общевойсковой командир, который навязал «Теккен Форс» именно общевойсковой бой. Безумный, кровавый, прямой и бесхитростный — бой на полное уничтожение. — Цель наблюдаем! — зазвенел в наушниках голос командира «Беты». — На большой скорости хаотично движется по городу! — Преследуйте и захватите Цель живой, любой ценой! — голос майора сорвался на истерический визг. — Захватите и немедленно отступайте на Юг! Там вас заберёт личный вертолёт господина Ка… — Никак нет, моя бронемашина уничто… — рация вновь захрипела помехами, а потом, спустя пару мгновений, чей-то незнакомый голос отрывисто прозвенел в наушниках Бонелли: — Sto huyov tebe v sraku, pidor! Майор затрясся в безумной ярости. Катастрофические потери, полный хаос — он не умеет так работать. Без полного превосходства, вне безукоризненно точного сценария операции, но вместе со всё новыми и новыми «сюрпризами». Ветеран итальянских спецподразделений паниковал. — Гранатомёт на восемь часов! — майор не успел даже понять, кто это сказал. Он очнулся в полной тишине. Только явные вибрации на полу дают понять, что он в сознании. Всё тело горит огнём, и спустя мгновение майор Бонелли понял, что он горит буквально: униформа полыхает языками пламени везде, куда падал его взгляд. Он закричал, но не услышал своего крика — барабанные перепонки лопнули от взрыва внутри штабной бронемашины. Майор Бонелли повернул голову вбок, чтобы понять, где он вообще находится, и увидел быстро приближающуюся машину. За рулём сидит Цель всей этой кошмарной операции. В последнюю секунду командир батальона наёмников улыбнулся — для него эта операция завершена. *** — Лучше бы я сам сел за руль!       Эта дура орёт так, что уши вянут. Слава Богу, машин на улицах нет, бампер мы помяли только один раз и вскользь — об какого-то обгорелого хуйлана, который стоял на дороге раком. Я тоже орал на неё, особенно когда эта дура закладывала повороты на прямой дороге и проезжала нужный перекрёсток. Орали мы на своих языках, естественно — друг друга не понимая. Но по общей интонации я понял, что она кричит не только от страха, но и от злости. То есть — орёт на меня в том числе. Значит, оклемалась. В другой ситуации, я бы попытался её успокоить или отойти в сторону, но мне класть вприсядку на то, какими японскими хуями сейчас меня кроют. С каждым метром мы приближаемся к звукам стрельбы, к битве, к моей роте! Сука, быстрее, быстрее! Я ехал сидя на оконном проёме, левой рукой удерживая автомат, правой держась за ручку на потолке салона. Пару раз открыл огонь на поражение — пехота противника колонной бежала на звуки стрельбы. Попадать из такого положения очень сложно, но двух или трёх я точно свалил, потратив два магазина. Сразу после каждой очереди мы сворачивали за угол, а ор этой дуры переходил в визг. Навигатор в индикаторе показал, что мы почти выехали из города. Через минуту мы вырвались в поля. Стрельба нарастала, пару раз басовито грохали стомиллиметровки «коробочек». Я крикнул девушке остановиться, и чуть не вылетел из окна вперёд, больно приложившись грудью о приборную панель. — Вот же ёбаная сука… — прошипел я, пытаясь вдохнуть воздух в лёгкие. Ответа не последовало, я посмотрел вправо. Девчонка зажимала нос руками и быстро-быстро молотила ногами по полу. Дай угадаю, носом руль поцеловала? Я протянул руку и потряс её за плечо, спросив: — Ты в порядке? — Kamahen, kamahen! — просипела она. Наверное, это значит «всё в порядке». Но когда она убрала руки от лица, я с внутренним злорадством отметил: крови натекло — будь здоров. Вот тебе и «всё в порядке». Я вышел из машины и уже пробежал метров десять, но стрельба полностью стихла. Значит, либо победили мы, либо противник. Эта мысль пришпорила меня, нарастающий холодный ужас охватил меня изнутри, сжав сердце. Выстрелы! Я прижился к земле, но продолжил ползти вперёд. Очередь, три одиночных и опять очередь. Сигнал SOS, исполненный «калашом»! Я рванул к машине и заскочил внутрь. Девушка озиралась вокруг, будто искала что-то. — Запускай, вперёд, вперёд! — заорал я в воодушевлении, не обратив внимания, на каком языке я это сказал. Но она поняла, слава Богу, поняла! Мы двинулись вперёд, я вновь высунулся из окна. Наверняка остались недобитки, а из такого положения я могу быстро выскочить из машины. Я заорал «Быстрее!», и машина ускорилась до своего предела. В небе появился инверсионный след. И спустя пять секунд раздался взрыв. Сразу в двух местах — там, где была моя рота, и в моей голове. *** Непрерывные засады — хорошая тактика, возможно, лучшая в этой ситуации. Но рота всё равно продолжала нести потери. Каждая такая засада стоила жизни трём-пяти бойцам, и на северной окраине Иидзуки, на открытом пространстве сельских полей, отражать очередную атаку наёмников вышли уже все оставшиеся бойцы, вместе с экипажем подбитой машины первого взвода — всего двадцать десантников. Из укрытий в поле — только сетчатые заборы и кустарники. Бойцы понимали — это очевидный конец. Но сдаваться бессмысленно — наёмники в плен никогда никого не берут, это стало понятно ещё в Сирии, поэтому здесь, в этой мясорубке, такая мысль вообще никому не пришла в голову. Не было лишнего времени даже думать, а интеллигентов, изнеженных глубокими размышлениями о судьбе, в роте оказалось мало: всего один, и того зовут «гвардии лейтенант Перепелица». Когда десантники заняли единственные здесь укрытия, командир второго взвода подошёл к ротному. — Связаться так и не удалось? — Перепелица имел в виду командование их бригады. — Нет, — капитан отрицательно покачал головой. Он сидел, прислонившись спиной к стенке террасы, и курил. Его лицо стало серым от усталости и отчаяния. — Дальнобойной связью обладала только эта паскуда-капитан, наши радиостанции не добьют даже до Владивостока, не то, что до Уссурийска. — В чём же на самом деле состояла наша миссия? — лейтенант не курил, но и не возражал против табачного дыма, поэтому сел рядом. — Не про твоё звание вопрос, лейтенант, — ротный угрюмо посмотрел в глаза Перепелицы. Но тот не отвёл взгляд. — Уже без разницы, товарищ капитан, — Перепелица развёл руками, попытавшись улыбнуться. На исцарапанном мелкими осколками лице эта улыбка выглядит дурацкой гримасой. — Нам всё равно помирать. — Тебе-то оно для чего? — Собаченко привычно затушил сигарету о землю и встал, сняв с плеча автомат. — А для того, чтобы умирать было легко! — Перепелица тоже встал и отряхнулся от налипшей на рукава грязи. — Тогда второй вопрос, — Собаченко замер, будто собираясь с духом. — Почему это ты решил, что имеешь право знать цель задания? Думаешь, звёздочки тебе к Богу дорогу выпрямят? Почему, как ты думаешь, я не рассказал всем сразу после смерти ГРУшника? Почему только я теперь знаю причину? — Не могу знать, — сказал Перепелица после недолгих раздумий. — Вы правы, товарищ капитан. Меньше знаешь… — Легче помирать, — закончил за него капитан. Рация заскрипела голосом Бесельмана: — Противник двигается цепями, быстро приближается, захожу на манёвр. Дави их гусеницами, Кравчук! — Давай, летун, заходи, — поддакнул ему командир машины третего взвода. Офицеры поспешили к баррикаде, спешно собранной из рюкзаков и парашютов, набитых землёй. Когда первая цепочка противника появилась в поле зрения, оставшиеся двадцать десантников открыли огонь. Выстрелы автоматов и пулемётов поднимали гроздья земли у ног наёмников, пули прошивали их тела. Гулко ухали разрывы подствольных гранат. Перестрелка длилась всего десять минут, но и они были очень долгими для каждой из сторон…       Младший сержант Ефим Бережной торопливо подполз к трупу, упавшему в придорожную канаву в двух метрах от него. Безусловно трупу: бойцу разнесло голову, но после увиденного за последний час сержант не сомневался – погибни он сам, его бы тоже обобрали до нитки на предмет гранат и патронов. Мёртвому они всё равно не нужны.       Гранат не оказалось, но три из шести магазинов он честно кинул рядовому Жене Темешеву, с которым он делит этот недо-окоп теперь уже вдвоём.       Вскоре эти патроны пригодились: из почти окружившей их дымовой завесы полетели трассеры, в ответ десантники дали несколько длинных очередей. Понять, попали или нет невозможно: дым скрывает как их самих, так и наёмников. Резкий свист, над Темешевым пролетела жёлтая молния, вспоровшая дым. Впереди послышался громкий взрыв, стрельба со стороны наёмников стихла.       Ефим и Женя решили было отступить ближе к своим, но вместо этого подъехавшая БМД высадила к ним подкрепление. Впрочем небольшое: три бойца, из которых одного, пулемётчика, двое других несли под руки. Перебитые и окровавленные ноги волочились без всякого участия их хозяина. — А теперь оставляйте меня здесь и валите нахуй, — почти механическим голосом сказал пулемётчик, в котором Ефим узнал рядового Костю Настенко.       Никто, впрочем, не ушёл, бойцы разве что помогли Косте устроиться удобнее и выставить пулемёт на сошки. Когда сзади раздались выстрелы автоматов наёмников, Ефим внутренне кивнул своим мыслям — отступать к своим уже бессмысленно. Некуда, нет там больше своих…       Когда эти десять минут кончились — противник внезапно прекратил атаку. Капитан вызвал Бесельмана. — «Борис», это «Семён». Наблюдаете противника, приём? — Никак нет, кончились эти уроды! — голос Бесельмана был радостным. — Я проехал по округе с включённым тепловизором, противник не обнаружен, возвращаюсь к вам, приём! — Принято, конец связи, — капитан с облегчением осел на землю и из последних сил дал сигнал SOS из автомата. Это ротный сигнал сбора на резервный случай, но капитану было настолько тошно от этого места, этого дня, что даже он не смог сказать более ни слова в рацию. Рядом лежал Перепелица. Осколок гранаты пробил ему сонную артерию, лейтенант умирал тяжело, но быстро. Последний санитар погиб ещё две засады назад, и Собаченко никак не мог облегчить участь своего подчинённого. Вскоре Перепелица растянулся на прогревшейся от солнца и крови почве и затих. — «Семён», в небе «бомбер»! — прохрипела рация. Пуля, застрявшая в руке, горела огнём, но капитана всё равно пробил озноб. В небе, над оставшимся от полнокровной роты десятком бойцов, реактивный самолёт неизвестной модели прочертил инверсионный след. Свиста падающих бомб капитан не услышал. Он встал, готовясь принять свою участь. В утренней тишине сельской местности он услышал единственный звук: автомобильный мотор. Капитан повернул голову в сторону звука и поднял к глазам бинокль: в полукилометре южнее, по дороге между полями приближался гражданский автомобиль. Справа, наполовину высунувшись из окна, торчала фигура одного из его бойцов — старшего сержанта Ивлева.       А слева, за рулём, сидела гражданская девушка. Её губы и подбородок испачканы кровью. В последнюю секунду своей жизни капитан узнал эту девушку — Цель всего этого задания. Но он не испытал никаких эмоций от этой встречи — командир десантно-штурмовой роты исчез без следа в огненном вихре взрыва.