Вслед за цветением сакуры

30.03.17, четверг, день

– Миша, ответь честно – специально изображаешь идиота?! – Нет, просто не понимаю, что значит «дайто-рю»! – Значит, точно идиот! Это же основы, база, без которой ты не поймёшь ничего! Разговор идёт на повышенных тонах, и я уже почти выдохлась. Первая тренировка, чёрт! А это всего лишь попытка объяснить значение названия боевого стиля, до практической части - ещё как до Хоккайдо пешком! Вновь посмотрела на Мишу – да уж, практикой сегодня вряд ли будем заниматься. Мой первый персональный ученик выглядит как чуть подсохшее желе: пальцем ткни в бок – и оно заколышется. – Так, давай ещё раз… Утром, как только проснулась и умылась, пошла проведать Мишу, но в комнате новоявленного ученика не нашла. Зашла на кухню, потом в зал, постучалась в ванную комнату, потом вообще заглянула в комнату папы, но нашла Мишу только у входной двери снаружи: он сидел на корточках и курил. У ног кучкой лежали окурки, много окурков – не менее десяти-пятнадцати штук. Взгляд пустой, лицо помятое. Однако мешки под глазами исчезли, а щёки и подбородок – чисто выбриты. Миша сосредоточенно смотрел на куст аукубы, который стоит в вазоне напротив. Помахала ладонью перед лицом солдата, и только тогда он очнулся. Проснулся Миша, как оказалось, ещё ночью, в полчетвертого, после почти полутора суток сна. Ещё час солдат пытался заснуть обратно. Но не получилось, поэтому он вышел покурить. И застыл ещё на два часа. Окурки заставила собрать и выкинуть в урну, а затем почти за руку завела ученика в дом и отвела на кухню. В домашнем тепле Миша окончательно пришёл в себя и предложил помочь с готовкой. В ответ поставила перед на стол тарелку с разогретыми в микроволновке карри и рисом. Еда осталась со вчера, но Миша не похож на привереду – так и оказалось: он ел, как обычно, быстро и молча. Параллельно к нам присоединился папа. Он немного удивлённо покосился на Мишу, поздоровался с нами и спросил, как моё здоровье. Самочувствие стало куда лучше – всё потому, что я хорошо выспалась и соблюдала вчера почти постельный режим. Действительно, вчера я разве что сидела в телефоне и общалась с одноклассниками. Предупреждение Старика не забыла, и о Мише ничего не рассказывала. О том, каким образом добралась домой, быстро выдумала историю с автостопом и дешёвыми билетами на поезд. Вот тут собственная репутация помогла: поверили вроде бы все. Экскурсия продолжилась, и ребята съездили на космодром Утиноура – инста забита фотографиями комплексов запуска и контроля полётов. Но завидовать или скучать не пришлось – записи, комментарии и сообщения со словами поддержки резко подняли настроение. Ребята пообещали завалить сувенирами по макушку по возвращении в Осаку. Я едва успевала отвечать благодарностями, душа пела и летала… Как только папа присел рядом со мной, Миша положил палочки возле абсолютно пустой тарелки. – Спасибо, всё было очень вкусно, – сказал он и громко зевнул, закрыв рот ладонью. Папа что-то сказал на русском, скорее всего, тоже спросив о здоровье. Миша почесал щёку и ответил - также на русском, так что пока ничего не понятно... – Михайру-сан говорит, что он бы ещё немного поспал, если возможно - кружится голова. Что скажешь, личный тренер? – папа усмехнулся. – Что это дурацкая идея, – буркнула я, встала и отнесла тарелки к раковине. – В смысле, назначить меня тренером – это действительно дурацкая идея. Ты вот русский язык знаешь, тебе будет гораздо проще обучать – что же сам Мишу в личные ученики не возьмёшь?! – А ты знаешь его самого, – спокойно ответил папа. – Именно тебе будет куда проще учить дорогого гостя, так как вы знакомы и общались раньше. Но что более важно – теперь ты имеешь полное право называться мастером. Слышать эти слова одновременно и приятно, и немного страшно из-за воспоминаний, невольно промелькнувших перед глазами. Если я так плохо реагирую на это, каково же Мише? Сам этот «Михайру-сан» сидит с непроницаемым лицом и переводит пустые взгляды с меня на папу. В словах которого, всё-таки, есть определённая логика. Чёрт, может я и папин заместитель, и мастером признана, и тренировки уже вела – но они-то всегда были групповыми! Чем индивидуальные занятия отличаются от групповых – вот это мне, как мастеру, и предстоит узнать. А всё-таки приятно! «Ученика» всё-таки отпустила поспать ещё три часа. Пока Миша досыпал, я успела вымыть посуду, доказать папе, что здорова, сходить в душ, заново перевязать след от укуса и принять участие в общей тренировке – сегодня группа собралась в полном составе. В процессе выяснила, что ничуть не убавила в навыках за время поездки – все ката* на всех уровнях я исполнила абсолютно точно и правильно. Тренировка и отдых после и заняли эти три часа, но идти наверх и будить Мишу не пришлось – мы столкнулись на пороге комнаты. Пока терла ушибленный лоб и ругалась на солдата, Миша только многозначительно постучал пальцем по наручным часам. Начать решила с тестов. В смысле, с измерения физических показателей Миши – сила, скорость и выносливость. Бегать по небольшому залу додзё, что сначала предложил Миша, было бы глупо, поэтому я переоделась в спортивную форму для бега на улице: легинсы, лёгкие кроссовки, футболку и курточку – всё-таки на улице ещё довольно прохладно. Ну и спортивный топ под футболку, обязательно: без такого (или хорошего лифчика) бегать и хоть как-то активно двигаться совершенно невозможно. Миша же… а Миша переодеваться не стал. В том смысле, что одеть хотя бы полосатую рубашку он наотрез отказался, а сменить камуфляжные штаны и шнурованные ботинки оказалось не на что. Поэтому на пробежку он вышел в той же папиной старой футболке, в которой спал. Камуфляжные штаны же сейчас носят все, кому не лень. Тесты решила проводить в парке, неподалёку. Вообще-то, это просто большая детская площадка с качелями, столиками для пинг-понга и парочкой совсем невысоких горок. Но других спортивных площадок поблизости, кроме школьных в квартале нет – а школьные всегда закрыты заборами. Прямоугольник парка даст возможность проверить Мишу на челночный бег и бег на время, а металлическая перекладина на качелях – на подтягивания. Растяжку, ловкость и выносливость в целом можно проверить где угодно. Миша показал отличные результаты: лёгкая пробежка от дома до площадки, метров двести, не заставила дыхание ученика измениться. Позёр даже закурил по пути, за что тут же получил нагоняй и короткую лекцию о вреде совмещения пробежек и сигарет. Миша только недовольно что-то проворчал и выкинул окурок в урну возле площадки. Челночный бег, отжимания и подтягивания тоже не вызвали никаких затруднений, и под конец подхода Миша поднялся по пояс над перекладиной и сделал два переворота подряд. Интересный трюк, надо будет попробовать, но… Ученик выполнил все упражнения почти с ленцой, как будто хотел сказать, что может и не такое, но при этом молчал. В том числе во время последнего теста, десятиминутной пробежки, когда за ним с криками «Хаха! Гайдзин! Гигант-гайдзин!!!» увязалась малышня пяти-шести лет. Однако Миша не сказал ни слова и решил не ускоряться. Он вообще как-то слабо реагировал на окружающий мир – ничему не удивлялся точно. Детей отгонять не стала, потому что им самим вскоре наскучило бегать за молчаливым иностранцем. Из тестов и вообще поведения Миши стали понятны две вещи: он глубоко погрузился в себя, но физическая форма ученика - в полном порядке. Тестирование Миши закончилось, и мы побежали обратно, в додзё. Воодушевлённая такими результатами, хотела было сразу начать настоящую тренировку, даже переоделась в уваги и хакама*, но… Миша упорно продолжает тупить на теории. До сих пор!… – Итак: что такое «дзюцу»? – Это просто: навык или умение, – напряжённо ответил Миша. – Правильно, тогда что такое «дзю-дзюцу»? – Тоже просто: умение драться без оружия. – И?… – я внимательно посмотрела в лицо своего ученика. – И «мягкая техника», помню, – раздражённо буркнул он. – Какой в этом смысл?! Да хоть «тёплая техника», Казама, ты будешь боевому искусству учить или японскому языку? – Его тоже будет полезно выучить, – фыркнула я. – Нам ещё повезло, что я хорошо знаю английский: японцы очень редко знают какой-либо другой язык, кроме родного. – Что, в школе плохо учат? – удивился Миша. – Да, и языковой практики мало – в Японию редко приезжают иностранцы, готовые учить языкам и знающие японский одновременно. То есть не очень редко, на самом деле, но в школах они не преподают. – Скорее, это японский язык очень сложный, – съязвил Миша, но я только согласно кивнула и задала следующий вопрос: – Что такое «ай»? – Гармония. «Ки» – душа. – Неправильно! Чёрт, целый час ведь объясняла! Лучше запомни это понятие один словом: «айки» – это не метод и не техника, это… мм… – замолчала, задумавшись над правильным словом. Всё же, теорию папа объяснил бы лучше, но он недавно ушёл в магазин за продуктами – третий едок серьёзно меняет продовольственную корзину. – Принцип? – подсказал Миша, впрочем, без особого энтузиазма. Ученику тоже не очень нравятся бесплодные попытки понять друг друга и перевести ключевые понятия с японского языка на русский через английский. – Да, подходит! Итак, «айки» – это принцип действия в бою: «толкать, когда тянут, и тянуть, когда толкают», – пояснения сопровождала активной жестикуляцией, вызвав усмешку на лице Миши. – То есть не отвечать силой на силу противника, а использовать собственную силу противника против него, понял? – Как в айкидо, что ли? – спросил Миша, вселив надежду: – Скорее, это айкидо копирует основной принцип в нашем стиле, – я наставительно подняла палец вверх. – Основатель этого боевого искусства, Уэсиба Морихэй, тоже изучал дайто-рю айки-дзюдзюцу, и взял оттуда основной принцип «айки». Который гласит что?… – я внимательно уставилась Мише в лицо. – Что-то совсем противоположное моему стилю жизни, – хмыкнул он. Хотела было опять дать гневную отповедь, но вспомнила слова, сказанные пару дней назад, в дороге: «Я поступаю с человеком так, как он поступает со мной. Если в бою человек хочет убить меня – я убью его». Именно в тот момент как раз невыносимо хотелось убить Мишу, и от подобных воспоминаний до сих пор стыдно. Но ведь эти два принципа полностью противоположны, при этом принцип Миши – невероятно идиотский! И как теперь учить? Ломать жизненные принципы? Да и должна ли я это делать?! – Это всего лишь принцип в боевом искусстве, – Миша точно либо мысли читать умеет, либо по лицу и так всё понятно. – Не трудно ведь совмещать оба принципа: один по жизни, другой в рукопашном бою. – Невозможно! – запротестовала я. – Тогда никакого смысла учить нет: ты не сможешь достигнуть душевной гармонии и полностью… – Казама, я не ослышался? – Миша картинно удивился и оттопырил пальцами правое ухо, повернув голову вбок. – У меня подозревают шизофрению, о какой душевной гармонии речь? – Это твой Голос опять вырывается наружу?! – я напряглась. – Нет, он спит, – Миша помрачнел. – Я ничего не слышу. Пока не слышу. Вот так. Научить шизофреника с идиотским стилем жизни семейному стилю боевого искусства. За две недели. Вау. – Ладно, что такое «айки» – я понял. Теперь давай разберёмся с самым сложным – что же такое «дайто-рю»? – Миша говорит это в раздражении, всем видом показывая: "плевать я хотел на учёбу!". – Ты вообще хочешь учиться? – спросила я прямо, как солдат сам не раз просил делать. – Ты говоришь это так, как будто тебе лично – всё равно! – Да, потому что лично мне – всё равно! – резко кивнул Миша. – Итак? Что такое… – Так на кой чёрт что-то тогда объяснять?! – терпение лопнуло, я вскочила на ноги. – Если хочешь чему-то научиться – надо этим действительно интересоваться! – Мне – не надо, – парировал Миша, не двигаясь с места. – Есть другая причина, называется "приказ"! Поэтому я следую приказу товарища полковника, а не чьему-либо желанию! Миша немного помолчал, успокоившись и вернув лицу непроницаемый вид. – Поверь, Казама, приказ – это лучшая мотивация. Я сейчас не знаю, чего хочу сам, кроме как напиться до потери сознания. Но нет – держу себя в руках. Поэтому, пожалуйста, – Миша неожиданно поклонился в пол, склонив лицо к татами, – Казама Аска, научи меня дайто-рю айки-дзюдзюцу, чтобы не значили эти слова. Научи тому, как эффективно драться без оружия, потому что так требует приказ командира. Я обещаю подчиняться тебе, как наставнику и делать всё, что могу и не могу, чтобы научиться. И вновь эта мрачная решимость. Почудилась некая тень за спиной, будто тот довольно жуткий Старик стоит за спиной, а Миша кланяется именно ему. Я отвела взгляд в сторону, чтобы не смущаться дальше. Удивительная способность подавлять любые всплески агрессии и неосознанно следовать основному принципу – «Останавливать конфликт» – но полное внутреннее несогласие. На секунду я восхитилась такой силой воли, что придало уверенности: – Хорошо, – я села обратно и тоже поклонилась Мише, но как мастер ученику: немного наклонив корпус и коснувшись татами пальцами. – Я тоже буду стараться научить тебя. Но для начала нам нужно ещё кое-что, кроме теории, – в голову пришла отличная мысль. – Практика? – Миша приподнялся и его лицо чуть посветлело. – Нет, тебе нужна форма для занятий! – встала и с удовольствием потянулась, хитро улыбнувшись Мише. – Пойдём в торговый центр, подожди пока у входа. Буду через три-четыре минуты. – А чем плоха эта одежда?… – но я не стала ничего слушать и быстро вышла из зала. Вполне в его собственном стиле, ха! Сопротивляться и саботировать озвученный план Миша не стал, и когда я переоделась в выходную одежду и вышла в прихожую, ученик уже шнуровал ботинки. – А на какие деньги идём покупать одежду? – Миша застыл в согнутом положении. – В моих карманах пусто, и за деньгами надо ехать в консульство не раньше, чем завтра. – Ничего, одолжу тебе, – помахала перед носом Миши купюрой в десять тысяч йен, которая всё-таки осталась в кошельке. – Завтра как раз и отдашь. На предложение поехать на машине ответила отказом – до торгового центра с любимыми недорогими магазинами совсем недалеко, поэтому пошли пешком. Половину дороги Миша морщился от шума, потому что мы шли по тротуару у проспекта. Причём Миша почему-то шёл всё время по правой стороне, постоянно уворачиваясь от идущих наперерез горожан. Пришлось напомнить, что в Японии левостороннее движение не только на дороге. Торговый центр, в который идём обновить Мише гардероб, зажат между крупной узловой станцией «Тэннодзи» и ещё одним торговым центром, высоченным пятидесятиэтажным зданием. Разумеется, Мишу заинтересовала эта махина: – Это, что ли, торговый центр? – Если бы, цены там ужасные! – я усмехнулась. – Это, скорее, огромная площадка для спуска денег в унитаз. Нам в соседний, идём. Миша проявил себя вполне достойно, по крайней мере, для японца – точно так же лениво и безынициативно плёлся за мной из магазина в магазин, как папа. Ладно хоть он выбрал нормальные айкидоги* чёрного цвета с белым поясом, как раз для новичка. Миша почему-то назвал эту форму кимоно, но сама одежда понравилась, я видела это по лицу. Наверное, его порадовала вышитая на спине жёлтым двуглавая птица, вроде бы орёл – который, по словам Миши, очень похож на российский герб. На оставшиеся семь с половиной тысяч йен я предложила подобрать обычную одежду, но… Сначала ученик наотрез отказался, сказав, что его и эта футболка устраивает. Но неоспоримый аргумент «Ты все две недели в одном и том же ходить будешь?» Мишу быстро переубедил. И когда он вышел из кабинки, ух…       Это был какой-то нелепый, чёрный спортивный костюм с тремя белыми полосками повсюду, как минимум на размер больше нужного. На голову Миша напялил кожаную кепку, тоже чёрную. А на ногах, ох… большущие, остроносые туфли. Разумеется, чёрные. Довершали ужас любого модельера штанины, едва ли не заправленные в носки. – М-Миша, – я едва удерживаюсь от хохота, пока он с недоумением переводит взгляд с себя на зеркало, – это так мужчины в России одеваются, да?! – Я так одеваюсь, – мрачно буркнул он, поправляя кепку перед зеркалом. – Ну, или одевался. Сколько-то там лет назад. Я всё-таки удержалась от хохота и издёвок и сама подобрала практичную и довольно красивую одежду: серые джинсы, две сменные пары по тысяче йен каждая; несколько футболок, по настоятельной просьбе Миши – неярких, спокойных цветов: одна синяя, две серых и ещё одна белая. Купить нижнее бельё и носки он сподобился сам. Хотя Миша сказал, что при температуре в пятнадцать градусов совсем не холодно, я не стала ничего слушать и всучила ученику тёмно-серую трикотажную куртку, куда менее убогую, чем эта чёрная с полосками. По поводу обуви спорили долго – Миша заявил, что в тяжёлых ботинках и тепло, и даже бегать в них удобно, а зашнуровывать их ученик пообещал быстрее, но я всё же убедила Мишу купить простенькие чёрные кроссовки. В результате изначально недовольный, и нервный ученик оказался даже обрадован – он внимательно осмотрелся в зеркале, и на лице я заметила одобрение. Вокруг Миши, пока он ходил мимо стеллажей с одеждой, крутилась маленькая девочка, восторженно глядевшая на иностранца. В конце концов, девочку нашла мама и увела, со словами: «Не мешай, видишь девушку красивую? Со своим молодым человеком по магазинам гуляет, не мешай». Какая… какая глупая мысль. Вздорная и абсолютно лишённая всякого смысла: Миша - мой ученик, человек, которому помогаю решить проблемы. Вот и всё. Так что, как мастер, я приказала тому побыстрее одеваться, собираться и идти домой. В таком приподнятом настроении он и теорию понимать стал гораздо лучше – когда вернулись, Миша потребовал немедленно вернуться к тренировке и довольно бойко повторил всё название, без ошибок дав определения каждой части: –…а «дайто-рю» – это тоже принцип, это принцип немедленной контратаки, как только противник схватился за одежду или часть тела. – Отлично! – я хлопнула кулаком по ладони и одобрительно покивала. – А теперь можешь целиком перевести на понятный язык? – Да, – кивнул Миша. – Дайто-рю айки-дзюдзюцу – это стиль самообороны без оружия, в полном контакте с противником, основанный на принципах контратаки и использовании силы противника против него. – Молодец, всё верно! – похвалила я. – Ну, разве сложно было повторить это с первого раза? – Если бы ты говорила всё так же понятно – да, мог бы и повторить, – Миша слабо улыбнулся и спросил: – Ну теперь-то можно подойти к практике? Я с сомнением поглядела сначала на своего ученика, а затем на часы над дверью: почти пять. Ох, небось опять будет… ладно, попытаемся. – Да, вполне, – я поднялась и приняла стойку. – Начнём с позиции… Нет, в этот раз я не ошиблась в Мише. Весь энтузиазм улетучился через десять минут: Миша продолжил тупить, теперь уже на практике. #Уваги и хакама – форма для занятия будо, боевыми искусствами: хлопчатобумажная куртка и штаны-юбка соответственно. Хакама имеет право носить только мастер додзё или ученики от первого дана и выше. #Ката – формализованная последовательность движений, связанных принципами ведения поединка с воображаемым противником или группой противников. По сути, является квинтэссенцией техники конкретного стиля боевых искусств. #Айкидоги – один из вариантов кэйкоги, формы для занятия будо. Состоит из уваги, пояса и штанов. Пояс в дзюдзюцу может иметь разные цвета, в зависимости от ранга. Новички (шестой кю) носят белый пояс. ***

31.03.17, пятница, день

– А ты что забыла в консульстве? – спросил я Коротышку, которая внезапно уселась на переднее пассажирское сидение и закрыла дверь. – Мне тоже интересно! – безапелляционно заявила она. – К тому же, я знаю Осаку, как свои пять пальцев, а ещё я твой наставник – будет полезно поприсутствовать на лечении. Я вздохнул и коротко выматерился сквозь зубы. – Чего-чего? – на самодовольной рожице так и читается: «Я всё о тебе узнаю, до последней строчки биографии». – Я говорю, ремень пристегни, – я сделал не менее ласковое выражение лица и запустил мотор… Утром я вновь поднялся довольно рано, мышцы после тренировки совсем не болят – всё потому, что вместо конкретных приёмов Коротышка решила начать с геометрии. Как ещё описать довольно нелепые попытки объяснить «базу» – ума не приложу. «Треугольник-круг-квадрат», – повторяла "мой мастер" каждый раз, как только получалось встать в нужную стойку. То и дело не хватало языкового запаса, чтобы понять друг друга правильно. В итоге мы оба настолько разозлились, что Коротышке пришлось прекратить тренировку – она потом честно призналась, что готова была наброситься с кулаками. Впрочем, тренировка идёт уже третий час, и Казама-старший пару раз заходил проведать, но Коротышка почти рычанием вынуждала своего отца ретироваться. Однако к ночи тренировка всё-таки закончилась, и мы разошлись кто-куда. Я пошёл курить, потому что от продолжительного воздержания опять начали опухать уши. Из-за этого сначала показалось, что на улице кто-то окликнул, причём на русском: – Эй, братан, как жизнь?! Я потушил сигарету и оглянулся: сумерки снижают видимость, но оказалось, что не в ночном зрении тут проблема: "…ещё раз, Ивлев, спрашиваю – как жизнь?…" Пришлось зажечь окурок заново. Я сделал одну, почти пустую и невкусную затяжку, и окончательно потушил сигарету – об тыльную сторону ладони. Больно – до слёз, это же не фокусы с тушением бычка об ладонь, а на самом деле – об рукав огнеупорной куртки или ремешок часов. Кожа немедленно покраснела и зачесалась. Жизнь хороша – и будет ещё лучше, сука. Сигареты решил экономить. Перетащив из «Ласточки» в дом плащ-палатку, бронежилет и рюкзак, обнаружил почти пустой блок сигарет – осталось всего три пачки. В дверь постучали, и уже вполне спокойная Казама пригласила к столу. Не знаю, какими успокоительными пользовалась она, но пока я курил и таскал в дом снаряжение, Казама успела переодеться в домашнее – всё та же полосатая майка и короткие шорты. Судя по мокрым кончикам волос и полотенцу на шее – ещё и в душ сходить. Я же только переоделся и спустился вниз. Потеть на тренировке и в этот раз не пришлось. Ужин был коротким и довольно лёгким: чашка риса и пара котлет в панировке, свиных. После сугубо лепёшечной, куриной и бараньей диеты в Сирии, и своеобразной системы приёма пищи в воинской части, любые гражданские блюда - вполне себе деликатес. Я съел порцию с большим удовольствием, но просить добавки не стал – не уверен, что это в рамках японских правил приличия. Голос за день никак проявился, поэтому я решил, что смогу сегодня выспаться естественным путём. Отчасти так и было – кошмары снились без комментариев гнойного пидора. Я рано проснулся как раз от полного пресыщения кошмарами. Погибшие сослуживцы, ужасы Сирийской войны и два ярко красных визора на чёрной боевой маске. Желание вздёрнуться на ремне, зацепившись за светильник под потолком, отбил тот факт, что потолок в комнате оказался всего на сантиметров тридцать выше макушки. Голова гудит неслабо. Я ещё немного повалялся, пытаясь взбодриться, потом плюнул на это дело, оделся в кимоно (или «айкидоги», как упорно повторяет Казама) и открыл дверь. Коротышка встретила на пороге – куда более свежая и бодрая чем я. Она похрустела костяшками и задорно спросила: – Ну что, ученик, время для тренировки?! – Время для душа, бритья и чистки зубов, – взял несессер с полочки у входа, обошёл мастера сбоку и спустился по лестнице. Казама только вздохнула в спину, то ли печально, то ли обиженно, и пошла следом. На первом этаже, метнувшись в одну из комнат, она вручила широкое махровое полотенце и пошла дожидаться в зале. Мылся холодной водой, но не по желанию – бойлер для подогрева приветливо подмигнул на отметке около двадцати градусов. Кто-то очень любит плескаться в тёплой водичке и не думает о других… Ладно, хрен ли жаловаться, когда мутную голову только холодная вода и способна прочистить? Я насухо, до красноты кожи вытерся выданным полотенцем, тщательно побрился и почистил зубы, оделся и пошёл в зал. Открыв дверь застал своих добрых хозяев за отработкой приёмов. – Вот, Казама, об этом я и говорю! – подражая любимому жесту моего новоявленного мастера, указал пальцем. – Учи приёмам, а не геометрии. Но сама тренировка прошла как и предыдущая – в повторении «треугольника, круга, квадрата». Разве что сначала как следует размялись под руководством обоих японцев, а затем, после надоевшей геометрии, мастер Каташи выдал мне палку – обычную деревянную палку с хорошо ошкуренной и лакированной поверхностью, после чего вышел. Казама порекомендовала взять палку обеими руками, наподобие «меча или короткого посоха, как будет удобнее». На ум пришли давным-давно забытые навыки штыкового боя, с показательными выступлениями которого я бывал пару раз на городских праздниках, во Владивостоке и Уссурийске. Показуха, конечно (кто теперь в штыковую атаку бегает?), но пришлось подчиниться и взять палку как «Калашников» с примкнутым штыком. Только теперь начался «экшн» – с криком «Защищайся!» Казама налетела со второй палкой в руках. Оказалось, что я немного ошибся – штыковой бой мышцы ещё помнят. Но Казама атаковала очень точно и быстро, и несколько ударов всё-таки пропустил. Хотя эти удары были скорее намёками – мастер просто показывала, куда можно как следует ударить. Казама взяла палку как меч, за один из концов, двумя руками. Мы спарринговали так, без слов, где-то пятнадцать минут. Движения мастера были плавными, чёткими, а я скорее метался из стороны в сторону, пытаясь подловить и уколоть. Получилось всего один раз – и то Казама мгновенно контратаковала. Кончик палки остановился в районе сердца мастера, а палка Коротышки оказалась в опасной близости от моей шеи. Недолгий зрительный контакт: вижу в глазах напротив азарт. Казама убрала палку и довольно сказала: – Ну вот, говорил, что не понимаешь – а сам прекрасно выполняешь «треугольник-круг-квадрат»! Только… – она задумчиво посмотрела на выданную палку, – посохом можно не только колоть, знаешь ли. – Меня учили только колоть… ну, или бить прикладом, задней частью винтовки. Я взял палку как автомат и приложился плечом к одному из концов, а потом резко взмахнул им в сторону Казамы. Она ожидаемо легко отбила удар и с одобрением кивнула. Заниматься дальше возможности не осталось – скоро должна прийти основная группа, поэтому мы пошли завтракать. От жаренной во фритюре рыбы отказался, поэтому завтраком стал рис и соевый соус. И вопросы Коротышки вприкуску: – Так где тебя учили драться посохом? – она вручила кружку с американо, села напротив и начала завтракать, периодически поглядывая на меня и ожидая ответа. – Ты серьёзно думаешь, что я буду рассказывать что-то ещё? – немного отпил кофе и добавил ещё одну ложку сахара. – А почему бы и нет? – она прожевала кусочек рыбы и пожала плечами. – Чтобы понимать, чему учить, нужно ведь знать, что мой ученик уже умеет и где этому научился! – Стрелять из различного огнестрельного оружия и попадать в цель, управлять небольшим отрядом солдат, прыгать с парашютом, устанавливать и обезвреживать мины и взрывчатку, водить почти все виды наземного транспорта, чинить несложные механизмы и электронику, вести допрос... и "сортировку" пленных, играть на гитаре и фокусы на основе ловкости рук показывать, – я загибал пальцы по мере перечисления. – Всему этому я научился в Вооружённых силах Российской Федерации. – Очень информативно, особенно по поводу фокусов, – скептически заметила Казама, постучав палочками. – Мне нужно знать больше. – Ещё кое-что умею, – доверительно наклонился к столу и поманил пальцем поближе. Коротышка инстинктивно придвинулась вперёд и выставила левое ушко, по которому я дал несильный щелбан и добавил: – Хранить государственную тайну. – Ай! – девушка потёрла мочку уха, но в драку не полезла, только надулась и обиженно фыркнула: – Какая государственная тайна?! Тот старикашка прямо заявил, что меня пытались похитить ваши шпионы – при этом сам сказал, что он почти тем же самым занимается, и тебе предлагает шпионом стать! Это такая специальная русская секретность, да? – язвительно спросила она. – Разведчиком, не шпионом… – негромко ответил я и сделал вид, что не слышу новых и новых вопросов. Крыть нечем, разве что привычно кивнуть в сторону начальственных погон, типа «это для офицерской головы вопрос, а я простой сержант, хоть и старший, мне похуй». Вопросом секретности и сам мучаюсь второй день, но это не касается биографии. О собственной жизни не очень хочется рассказывать. И никогда не хотелось в принципе, история ни о чём. Быстро дожевал рис, допил кофе и отнёс посуду к раковине, продолжая игнорировать вопросы. В конце концов, Казама рявкнула в голос: – Рэйджи, чёрт возьми! Ты оглох?! – Спасибо, всё было очень вкусно, – кивнул с самым непроницаемым выражением лица, хотя эта кличка настроения не прибавила. – Пора ехать по делам, надеюсь, что сегодня ещё будет время для тренировки. Вышел из кухни и поднялся в комнату. Переоделся – всё-таки Казама подобрала неплохие шмотки. Удобно, ничто ни к чему не липнет, углов не задеваешь – я искренне раньше считал, что так удобно может быть только в «трениках» или форме. Куртку застегнул наполовину, не очень-то и холодно на улице. С сомнением поглядел на «Калашников»: очень ровно и точно, будто разрубленный на две половинки автомат совсем не из стали сделан. Пистолета тоже лишился, надо было тогда в пиццерии взять «Глоки» хотя бы, да вот запрет на трофеи въелся в подкорку ещё в Сирии. Пришлось ограничиться ножами, один за спину, второй под рукав куртки . Осака не кажется городом на военном положении – слишком всё спокойно. Нет, полиции на улице очень много, конечно, но ни блокпостов, ни усиленных патрулей. На улицах шумно, хотя довольно чисто для такого большого города, даже очень чисто. Я достал из кармана кителя листочек с маршрутом, чтобы…       А что, вполне понятно – точный адрес и разумный совет воспользоваться навигатором. Вот только телефон сел. Ага, тут с другой стороны ещё более подробный маршрут с ориентирами по местности. Путь неблизкий, но реальный. Я спустился, зашнуровал кроссовки, вышел и сел в машину, полный решимости отправиться на первый сеанс мытья мозгов, но…       Глупо ведь было ждать, что Коротышка отвяжется так просто, да? "…естественно, Ивлев, уже сотый раз повторяю – прирезал бы сучку ещё той ночью, в придорожном мотеле, и дело с концом…" А гандонов штопанных никто и не спрашивал. Я как бы невзначай потянулся левой рукой к спине, как будто хотел почесать поясницу, а на самом деле нащупал острие штык-ножа и надавил кончиком безымянного пальца. Сидя за рулём делать это не очень удобно, но зато муть в голове исчезла. В этом есть и минус: бесконечные вопросы Коротышки стали звучать ещё отчётливее и громче, хотя казалось бы – куда уж громче? – Слушай, Казама! – перебил я патетический спич о каком-то там этикете между мастером и учеником. – Ты чего добиваешься? – Своей цели – помочь тебе, – с абсолютно детской непосредственностью заявила мой мастер. Опять крыть нечем, я смутно помню, что действительно просил помощи. Смотреть в этот кристально чистый взгляд, блядь, невыносимо! – Мы, русские, называем это «медвежья услуга». – В каком смысле «медвежья»? – Казама вдруг чуть-чуть побледнела, но не похоже, что от злости. – В смысле, это помощь, которую оказывают из лучших побуждений, а в результате такая помощь только вредит. Быть может ты забыла, но моё прошлое – это не то, что действительно приятно вспоминать. Сбавь обороты, пожалуйста. – Да, верно, – Казама перестала нервно коситься и отвела взгляд. – Вот здесь надо повернуть направо, наверное. – А если точно? – Сейчас… – она достала телефон и включила навигатор. «Пять пальцев», ага? Я не особо удивился. Путь действительно неблизкий, мы пересекли полгорода и пару раз попали в пробки. Причём во второй раз – на полчаса. Коротышка точно бы не усидела всё это время молча, но она неожиданно достойно потратила эти полчаса – на рассказ об Осаке. Как ни странно, но рассказ понравился: Казама говорила вдохновенно, иногда от восторга переходя на японский. Пришлось иногда намекать, что рассказ, конечно, интересный, но за дорогой тоже надо следить – и Казаме, как штурману, надо больше всех. Сам город впечатлил – я активно оглядывался по сторонам, пока катили к консульству. Никогда не видел таких густонаселённые города, не считая Москвы. Комментарии Казамы совсем не мешали – наоборот: что-то, на первый взгляд, дикое и непонятное становилось очевидным и ясным. Удивляет контраст – кварталы одноэтажных и двухэтажных домов соседствуют с небоскрёбами до сотни этажей. Повсюду реклама, неоновая и обычная, и хотя иероглифы ничего не говорят, эта реклама кажется кричащей и очень навязчивой. А ещё повсюду – речные каналы: узкие и широкие, параллельные и пересекающиеся. Проезжая по одному из мостов, заметил вдалеке что-то похожее на цитадель. Это был Замок Осаки, как объяснила Казама, наследие японского средневековья. Замок, впрочем, не похож ни на Цитадель Алеппо, ни на Крак-де-Шевалье, так как даже издалека заметил, что замок деревянный. Но впечатление крепость вызвала надлежащее – особенно тем, что со слов Казамы, она со всех сторон окружена рвом с водой. Кроме восклицаний в духе «Осака – самый лучший город на Земле!», Казама откровенно говорила и о проблемах. Даже когда выбрались из очередной пробки (ключевая проблема), она продолжала расписывать как красоты города, так и больные точки. Казама говорила в духе искренней любви к малой родине – при полном и честном принятии Осаки, как города с кучей проблем и недостатков, но очень любимого и родного: –...а ещё - огромное количество театров, самых разных! Bunraku, kabuki, manzay – много разных! – Не знаю ни одного, – покачал головой я, осторожно обгоняя рейсовый автобус. – Я не так что бы часто хожу в театры. Далеко ещё до консульства? – Нет, – она вновь показала экран телефона. – Метров четыреста по этой улице, а потом направо. – А там небольшой пруд, угу… – ориентиры не подвели, и вскоре я парковался недалеко от здания кубической формы, с красной вертикальной полосой и окнами посередине. Ворота призывно открыты, рядом вьётся государственный флаг – всё как положено: «Все страны в гости к нам!». У ворот таблички: «Генеральное консульство Российской Федерации в г. Осака», на двух языках. Всё, точно не ошиблись – только вот особой радости никто не испытывает. Казаме – просто интересно, мне – по барабану, а вот Голос чуть не визжит от ненависти. А вот это придало бодрости, мы зашли на территорию. Нам повезло – Смирнов как раз вышел на крыльцо покурить, наверное. В отличие от позавчерашнего облика, одет он в какой-то чёрный мундир, без погон, но с вычурными петлицами - МИДовский?       Гестаповец заприметил нас издалека – и вроде бы не удивился присутствию Казамы. Смирнов поздоровался с нами поочерёдно, по-русски и по-японски. От перекура он всё-таки не отказался, и Казаме пришлось подождать в трёх метрах рядом. Но девушка не скучала, с интересом рассматривая стенды с какой-то консульской ерундой, пока мы обсудили насущные дела. – Вот, паспорт для начала, – Смирнов перешёл к делу сразу, минуя формальности. – Имя, дата и место рождения остались старыми, господин консул поменял остальные данные и стёр всё, что имелось на вас у ФМС. А вот это водительское удостоверение, международного образца, категории открыли вам все, на всякий случай. С той шарашкой, где вы «арендовали» минивэн, вопросы улажены, документы на машину оформлены на новое удостоверение. Давайте сюда телефон того парнишки. Я протянул севшую в ноль «мобилу», получив взамен простенький на вид смартфон с зарядным устройством. – По сути, это и есть простенький смартфон, – угадал Смирнов мои мысли, – просто очень крепкий, как та древняя «Нокиа», и «симка» здесь с самым лучшим тарифом, который можно было организовать. Доступ в интернет – безлимит, оплачено из ваших средств на месяц вперёд. Номер – на задней стороне крышки. Смирнов ощупал карманы на одежде, а затем достал из внутреннего кармана пиджака пластиковый прямоугольник: – Вот, это карточка одного из местных банков, туда переведены все сбережения. Оплата обучения и проживания в додзё Казама произведена, бегать и искать подходящий банкомат не надо, – он криво улыбнулся. – Все-то сбережения зачем? – грустно вздохнул я. – И трети общей суммы за глаза хватит, – но Смирнов только пожал плечами, типа «не я занимался». – Спрашивать как образом вы провели деньги по японским банкам тоже смысла нет, правильно понимаю? – Правильно понимаете. Это «загранник», – он протянул ещё один паспорт, потолще обычного, – тут трёхмесячная туристическая виза в Японию. – Что? – незнакомое слово зацепило. – Что такое «виза»? – Документ, разрешающий въезд в страну, – после секундного замешательства ответил Смирнов. – Мог бы догадаться, у вас ведь никогда не было загранпаспорта, верно? Кивнул. За границей бывал всего в двух странах – в Сирии и Китае. В Сирию бригада отправилась вообще без заметного лично мне документооборота. А в Китай я катался ещё подростком, по липовым «приглашениям», которые за небольшие деньги мог организовать каждый второй «дядя Ляо из Дуннина», обитавший на Китайском рынке. В этот самый Дуннин я и катался с пацанами, затариться китайской всякой-всячиной немного дешевле, чем в Уссурийске. – Вот что, Михаил, пойдёмте в кабинет, там обсудим остальное и проведём сеанс психоанализа, – прежде чем я успел что-то сказать, Смирнов обернулся к Коротышке: – Kazama-san, kite kudasai – anata no tasuke ga hitsuyodesu! – Она-то вам зачем? – поспешил вслед за командиром, но ответ получил только в кабинете на втором этаже консульства: – А вы думаете, вам одному нужна помощь? – с искренним удивлением посмотрел Смирнов. – Плюс к тому, я воспользуюсь желанием Казамы-сан помогать людям, чтобы помочь вам, Михаил. Сейчас начнём сеанс. Кабинет обставлен весьма скудно – рабочий стол и кресло, ноутбук, несколько полок с картонными папками. Ещё два стула посередине помещения, один за другим, и всё. Не могу сказать с полной уверенностью, но это совсем не аскетичный японский стиль, кабинет действительно почти пустой, как будто Смирнов только что переехал сюда. В этом, наверное, есть какой-то смысл, какая-то необходимость? Смирнов выдвинул ящик стола и достал оттуда знакомый автопереводчик. Коротышка, которой командир протянул это устройство, с сомнением и нежеланием посмотрела на него. – Казама-сан, watashi wa o yakusoku shimasu – kono jiten de Mihairu-san wa chikatte imasen! Tsugi wa suwatte kudasai, – Смирнов сел на стул и сделал нам обоим приглашающий жест: – Присаживайтесь, Михаил. Свободным оставался только стул прямо перед гестаповцем; Коротышка, вдруг уверенно надевшая автопереводчик, взялась за кресло на колёсиках возле стола, подвинула к стулу и села. – И всё же, могу я попросить удалить Казаму из помещения? – я посмотрел Смирнову прямо в глаза, краем взгляда заметив вполне искреннюю обиду на лице Коротышки. – Мне будет… – Нет, не можете, – спокойно, не отводя взгляд, ответил Смирнов и повторил: – Присаживайтесь, Михаил. – Что за заклинание вы использовали? Как вы уговорили её надеть автопереводчик? - всё-таки сел на свободный стул.       Сразу почуял некоторое напряжение – инстинктивно захотелось обернуться. – Не оборачивайтесь, оба! – тихо, но твёрдо сказал Смирнов. – Я сказал Казаме-сан, что вы не будете материться во время сеанса. Постарайтесь выполнить моё обещание.