01.04.2017, суббота, вечер
– Миша, у тебя есть хобби? – Здесь кроется какая-нибудь колкость? В честь Дня дурака ты решила меня разыграть? – Миша поднял голову от «увлекательного» процесса растяжки: уже полчаса мой ученик пытается сесть на продольный шпагат. Мои сомнения в способностях и прочности штанов были отвергнуты давным-давно. – Нет, и не думала подшучивать. Вдруг стало действительно интересно: чем ты занимаешься в свободное время? Когда не «выполняешь приказы», – передразнила я. – Наверняка же есть что-то такое… то, как ты отдыхаешь, например! Миша прекратил мучать суставы, сел прямо и задумался. Крепко задумался – даже показалось, что я услышала движение извилин. А, нет, ошибка, это папа на кухне чем-то гремит, да и наличие этих самых извилин… – Наверное… – Миша в растерянности почесал щёку, – наверное, моё хобби – это пить чай и смотреть телевизор. Во-о-от, что там было про извилины?…31.03.17, суббота, поздний день
То, что я тоже участвую в сеансе психотерапии на правах больного, я поняла не сразу. А когда поняла – то слишком глубоко погрузилась в воспоминания. В этот раз Смирнов решил действовать от обратного – сегодня мы усиленно вспоминали четвертый и третий день, именно в такой последовательности. И это не Смирнов нам сказал вспоминать эти дни, он только предложил говорить «всё, что в голову взбредёт». Момент недоуменного молчания сменился тёплыми воспоминаниями утра четвёртого дня: Миша вполголоса повторил первые строчки того стихотворения. С этого момента (и невольной улыбки) недоумение и нерешительность прошли, для нас этот сеанс оказался совсем не в тягость. «Нас» – потому что в основном говорил Миша, а я сначала неосознанно поддакивала, а потом прорвало, и я начала рассказывать о событиях этих двух дней наравне с Мишей. Именно в этот момент поняла, что надо мной тоже проводят терапию. Забавно, но почему-то было всё равно. Рассказ шёл бойко, Миша повторял то, что говорил позавчера – почти по часам, но ещё более подробно. Неприятно удивили методы борьбы с внутренним голосом – Миша закатал рукава куртки и показал нам парочку неглубоких, уже заживших порезов. По сравнению с тем следом от ножа бездомного, они не выглядят впечатляюще, но я всё равно обругала Мишу на чём свет стоит! На мои слова, впрочем, всем было наплевать: Миша внимательно выслушал только Смирнова, который почти полностью повторил меня. Без ругани и обвинений, правда, но смысл ведь тот же! Ну и чёрт с тобой… Как бы между делом, Смирнов спросил и меня – о том, как справляюсь с тяжёлыми воспоминаниями. Призналась, что обычно везло – либо удавалось самой выдавить из головы страшные картинки, либо рядом был Миша, который… – …ну, можно сказать, помогал, мог встряхнуть или как-то ещё вывести на контакт. Справляюсь, в общем, разными методами – но не порезами своим же ножом! – Понятно, – представила, что Смирнов кивнул за нашими спинами. – Это хорошо. – Что «хорошо»? – Я обязательно объясню чуть позже, не оборачивайтесь, – голос Смирнова, даже изменённый наушниками автопереводчика, успокаивал, – Михаил, скажите пожалуйста, почему на самом деле вы были вынуждены убить наёмников в пиццерии? Причину «на самом деле» Миша не назвал, опять взяв на себя вину за эту безобразную сцену. Смирнов в ответ заметил, что «лгать старшим по званию – нехорошо». Не очень поняла – в каком смысле «звание»? Может, «звание» – это ранг? Как в будо*, четвертый кю или второй дан, например? Миша пристально поглядел на меня и пожал плечами, типа «всё, отмазки кончились». Не удивлюсь, если я на самом деле прочитала мысли своего ученика – может это действительно массовый психоз, симбиоз, поллиноз и ещё куча умных слов? Как было «на самом деле» рассказала все же я. В отличии от Миши – я не стремилась оправдать ни свои, ни его действия – за что Смирнов неожиданно похвалил. И не только меня – действия Миши он назвал «единственно адекватными в такой ситуации». Спорить я не стала, а Миша только спросил об этом русском командире наёмников. Смирнов ответил уклончиво, без конкретики – да и не очень хочется знать, кто и как там будет «разбираться». Тем более, что слова «военная контрразведка» и «пункты вербовки» ничего не говорят. В отличие от Старика, саму историю и конкретные детали ночной схватки Смирнов не подвергал сомнению. Может, потому что это сеанс психотерапии, а не допрос? Или в этот раз мы рассказывали настолько точно и детально? Мне повезло, и порез от меча не превратился в широкий и длинный рубец, который придётся всю жизнь замазывать тональником, чтобы люди не пялились мне на челюсть. Мысленно, я сказала Мише «спасибо» – он буквально спас моё лицо: грамотно обработал ранку и пластырь хорошо приклеил. Кстати, вторая ранка, след укуса, тоже постепенно исчезала. Сегодня даже не пришлось обрабатывать – только перевязать свежими бинтами. Третий день мы тоже негласно решили рассказывать вместе, но Миша вдруг начал через слово повторять извинения за задержку в бане – так часто, что об этом сказал сам Смирнов. Я решительно согласилась: – Это действительно была необходимая остановка – и ты смог хотя бы немного выспаться. К тому же нет ничего плохого в том, чтобы отдохнуть в ваннах, и никогда не было! Смирнов негромко засмеялся, Миша только пожал плечами. Спорить, видимо, не с чем? – Кстати, как обстоят у вас дела со сном? – спросил Смирнов, как только Миша пересказал какие именно фокусы он показывал вечером. – Есть какое-нибудь улучшение? – Первая ночь прошла прекрасно, – хмыкнул Миша. – Я вообще ничего не видел. Сегодня начались кошмары, но я смог выспаться. – А Голос? – спросила я. – Со вчерашнего вечера опять активен, хотя ночью всё обошлось. И сейчас почему-то молчит… – Миша удивлённо поглядел по бокам. Зачем, разве Голос не у тебя в голове? – А вот это пошёл эффект психотерапии, – ответил Смирнов. – Можете обернуться, сеанс закончен. – Так быстро? – повернулась в кресле лицом к психологу. – И почему ничего, вроде бы, не изменилось? – А вы и не должны ничего особенного заметить. В отличие от Михаила вы, Казама-сан, не страдаете острым психотическим расстройством. – Шизофренией, проще говоря, – пояснил Миша, севший лицом к спинке стула. – Нет, именно острым психотическим расстройством, – Смирнов поднял палец вверх. – Возможно, с симптомами шизофрении, но это именно расстройство, а не сама шизофрения. – А какая разница? – спросил Миша. Смирнов пустился в объяснения, и это заняло ещё минут десять. Сначала он заговорил медицинскими терминами, но после того как мы с Мишей многозначительно переглянулись, он перешёл на нормальный и понятный язык. Разница оказалась во времени: диагностировать шизофрению можно только после двух-трёх месяцев наблюдения у врача. Симптомы же шизофрении, о которых говорит Смирнов, проявляются у Миши в виде неконтролируемого внутреннего голоса и галлюцинаций. Но прогноз психолог дал хороший: – Это отличный показатель мотивации вылечиться, Михаил: вы осознаёте проблему и хотите, чтобы вам помогли. – Очень хочу! – быстро закивал тот. – На всё готов! – А разве так вообще бывает? Разве психически больные люди способны осознавать собственную болезнь? И что же со мной тогда? – завалила Смирнова вопросами, так что он вскинул руки в шутливом защитном жесте. – В практической психиатрии бывает по-всякому. У вас, Казама-сан, просто сильный шок, который испытывают люди, которые попали на войну. У тех, кто продолжает сражаться на передовой, такой шок переходит в хроническую стадию – это называется пост-травматическое стрессовое расстройство. – А что, если у Миши как раз такое расстройство? Он ведь постоянно сражается, – заметила я. Миша отрицательно покачал головой. – Нет, я вернулся из Сирии несколько месяцев назад и всё это время провёл в… в России, в общем. – Кроме того, я пока не вижу у Михаила симптомов этого расстройства. И будьте уверены, Казама-сан, – Смирнов доверительно улыбнулся, – у вас только шок, безо всяких расстройств. Кроме того, для вас тут есть доля некоторого везения: не сильно пострадали физически, поэтому я уверен, что вы быстро справитесь. Если, конечно, вы будете вести себя правильно, и не полезете больше под пули и взрывы. – Не полезу, никакого желания нет, – действительно, даже сейчас вспоминать эту бойню всё ещё очень неприятно. Каждый раз в сердце будто пробирается мерзкий холодок, который сковывает дыхание на секунду другую. – С Михаилом же ситуация гораздо сложнее. Поймите, почти каждый случай уникален и достоин отдельного описания, но всё же мы, психиатры, можем дать некоторую общую классификацию – и согласно таковой, случай Михаила мне известен и вполне поддаётся коррекции. Именно коррекции, не лечению, – Смирнов помрачнел, – ведь я не могу дать стопроцентной гарантии того, что приступ не случится через десять, двадцать, тридцать лет. Но снять симптомы – и шизофрении в первую очередь – мы можем. – Каким образом? – Миша стал само внимание. – Двухнедельным курсом приёма нейролептиков, – развёл руками Смирнов. – На галоперидол хотите посадить? – явно погрустнел Миша. – Ну почему же, типичные нейролептики – это старые методы, есть кое-что поновее, атипичные: клозапин, рисполепт… – А может вы остановите парад незнакомых слов и объясните нормальным языком? – вклинилась я. Русские переглянулись и как-то удивлённо посмотрели на меня. – Тебе-то на кой чёрт? – довольно резко спросил Миша. – Это я колёса жрать буду, а не ты. – Какие ещё колёса? Автомобильные?! – Старший сержант использовал жаргонное слово, он имел в виду препараты-таблетки, названия которых я перечислил, – отсмеявшись, пояснил Смирнов. – Устройство всё же не способно на такие высоты перевода. Я поясню, если вам на самом деле интересно: препараты, которые будет принимать Михаил, называются атипичными нейролептиками – их задачей служит снижение активности импульсов головного мозга. – Проще говоря, они делают из человека овощ с нулевой реакцией, – грустно хмыкнул Миша. – Это миф, – твёрдо и уверенно ответил Смирнов. – «Проще говоря» они не дадут ночным кошмарам Михаила и этому «Голосу» вырываться наружу в форме агрессии или истерии. Если принимать препараты в правильной дозировке, конечно, а вот и она, – Смирнов протянул Мише пару листков бумаги и небольшой контейнер, очевидно, с таблетками. – Принимайте по таблетке на ночь или в случаях резкого психоза. Но не больше одной, препарат я вам выдал мощный. Я мельком заметила, что на нижнем листке текст был набран кандзи и каной. – Да, второй листок для Казамы-сан, – утвердительно кивнул Смирнов в ответ удивлённые взгляды. – Вам препараты действительно не нужны, но я прошу проследить за тем, чтобы Михаил не забывал их принимать. И в случае психоза – я также прошу помочь принять препарат, – нехорошая улыбка была намёком, в каком смысле «помочь». – Прошу, как наставника Михаила. – Вот здесь проблема! – чуть не выкрикнула о наболевшем. – Он отказывается воспринимать меня, как своего учителя! – Стукач ты, Казама, – с досадой хмыкнул Миша и отвернулся. Переводчик барахлит, что ли? Слово такое странное, я и не сразу поняла, а вообще-то… – Сам такой и даже хуже! – хоть по отношению к Мише «стукач» и несправедливое определение, но какого чёрта он обзывается?! – Что именно не так? – Смирнов мягко остановил зарождающуюся перепалку, переключив на себя внимание. – Миша в упор не понимает моих методов обучения – как будто он совсем де… эм… как будто он начисто лишён зачатков интеллекта! – выкрутилась под мрачным взглядом Рэйджи. – Но вместе с тем он отлично способен выполнять приёмы, Миша показывает навыки рукопашного боя! Но вместо того, чтобы объяснить откуда он что знает, Миша наотрез отказывается рассказывать о прошлом! Я понимаю, что ему тяжело от любых воспоминаний, но почему Миша не может рассказать хотя бы о том, где и у кого научился всему, что знает?! – Потому что ответ уже дал – в армии! – простонал Миша, опустив голову на спинку стула. – Я служу почти восемь лет – за такое время можно очень многому научиться, даже если изо дня в день топтать сапогами плац, и больше ничего! – Вот и воспринимайте додзё Казама как плац, товарищ старший сержант, – опередил Смирнов. – Изучение восточных боевых искусств очень формализовано, и состоит из повторения и заучивания определённых приёмов. Это сильное упрощение, простите, Казама-сан, – он предупредительно поднял руку, – сказал это специально, чтобы Михаил понял правильно. Вы ведь подошли к изучению техник? – Вплотную! – кивнула я. – Миша как раз освоил три основные схемы – «треугольник-круг-квадрат», причём именно так, как я и говорила – неосознанно, ведь он сам признал, что учился… как это… штыковому бою? – Может, физически освоил, но вот умом… – Миша задумчиво пошкрябал зарастающий щетиной подбородок. – А умом и не надо, товарищ врач полностью прав. – Ну раз так, и если внутренний голос Михаила больше не беспокоит – вы оба свободны, – Смирнов развёл руками в стороны. Чего? Так просто и быстро? Наверное, он заметил что-то такое на моём лице, и добавил, прежде чем успела снять автопереводчик: – В качестве напутственного совета, Михаил, Казама-сан – постарайтесь убавить негатив между вами. Я не приказываю вам стать друзьями – но чем больше позитивных моментов будет в вашем общении, тем легче и быстрее вы справитесь со своими проблемами. Ваше прошлое, Михаил, это действительно ваше собственное дело, и вы никому ничего не обязаны рассказывать – но постарайтесь правильно понять Казаму-сан. А вы, в свою очередь, не будьте так настойчивы. –…х-хорошо, я постараюсь, – через небольшое усилие ответила я. – Так точно, – бесстрастно кивнул Миша, и, немного помявшись, протянул Смирнову руку. – Спасибо. Тот пожал ладонь Мише и немного удивлённо посмотрел на мою, но быстро сообразил, и я тоже удостоилась рукопожатия. С сожалением пришлось отдать Смирнову автопереводчик. Это классная вещь, но даже просто активно двигаться с такой на голове невозможно, не говоря уже о тренировках. Домой добирались в молчании – слишком многое надо было разложить по полочкам и усвоить. Зато когда мы доехали – Миша громогласно потребовал немедленно продолжить тренировки. Громогласно – в смысле он заявил об этом на весь дом, с той же мрачной решимостью на лице, уже ставшей… привычной, что ли? Папа, с хитро улыбаясь, показал чек из банка – оплата поступила сегодня в обед, в полном объёме – отлично! Чуть не пустились с папой в пляс, но меня окликнул Миша, переодетый в айкидоги. Зря тогда порадовалась этому подобию энтузиазма – и нет, не потому что мой ученик опять начал тупить. Совсем нет, Миша как будто разлепил глаза и уши. Просто эта тренировка выжала меня досуха. Начали с повторения «треугольника-круга-квадрата», и Миша смог-таки понять, что я имела в виду. Мой ученик сделал вольный смысловой перевод: «Этими геометрическими фигурами мы создаём рамки, в которых выполняем приёмы». Я поправила последнее слово на «техники» и одобрила такой перевод. Вслед за этим, мы перешли к изучению ката – но сразу же найти определение этому понятию Миша пока не сумел. Зато он фантастически быстро и точно сумел повторить за мной все базовые ката и выполнить их самостоятельно. Метод странный, но вполне рабочий: перед тем, как сделать самому, Миша просит пять раз подряд исполнить нужную ката – и сразу же начинает повторять. По десять, двадцать, да хоть по пятьдесят раз, пока все движения не становятся почти эталонными. Он невероятно точно копирует меня – и оттого даже немного завидно! Впрочем, в точном копировании нашлась и ошибка – когда Миша с моей помощью выполняет некоторые бросковые техники, руки двигаются слишком медленно, и он не успевает ухватиться за ворот или рукав уваги. Неудачные попытки порядком разозлили Мишу, распаляя желание выполнить технику лучше и чище, но мой ученик отверг все попытки предложить отдохнуть. Единственный раз, где-то в середине тренировки, Миша попросил небольшой перерыв, в ходе которого выдал довольно странную просьбу – «составить команды на японском языке». В ходе недолгого обсуждения выяснила, чего он хочет: – И что эти «делай раз!», «делай два!» и прочее должны означать? – Твои «ката» – как строевая подготовка в армии, – пояснил Миша. Он сел сбоку, прислонившись спиной к стенке. – Даже в современной армии солдат учат ходить строем, шаг в шаг. Всё для того, чтобы приучить их к повиновению командирам, к дисциплине. Изо дня в день, точно соблюдая равнение и темп. В этом нет ничего плохого… – Миша хмыкнул, – за исключением невероятной скуки, холода или жары, пока часами стоишь на одном месте или ходишь квадратами. Так вот, довольно просто получается выполнять «ката» по команде – и если много раз повторить, то движения станут привычкой. – Вот, ты нашёл очень точное определение! Молодец! – Не перехвали, зазнаюсь, – Миша улыбнулся, необычно светло и искренне. И очень заразительно – я улыбнулась в ответ. Отдохнуть ещё немного он всё-таки отказался – даже сделать перерыв на обед. Я люблю тренировки, в повторении давным-давно заученных техник всегда можно найти новые грани развития, но то, что делает Миша… К вечеру голос пропал. Команды плавают перед глазами, я могу говорить только шёпотом, а Миша все также непреклонно продолжает повторять ката. Из раза в раз, точь в точь. Метод выглядит чрезмерным и бессмысленным – это ведь всего лишь заучивание движений без попытки осознать их смысл! Попробовала было указать на эту бессмысленность, но Миша упорно продолжил гнуть линию: – Чёрт, у меня осталось меньше двух недель на выполнение приказа! – в кратких перерывах между ката прохрипел мой ученик. – Я должен учиться со скоростью урагана! Плюнула на всю наставническую гордость и села на пол – Миша не возражал и не требовал дотошного контроля. Эта пытка продолжалась до тех пор, когда дверь в зал чуть-чуть отодвинулась. В проём заглянул папа: на лице ясно читается негодование, он одними глазами указал на часы над дверью. Они показывают вполне ожидаемые цифры – пятнадцать минут десятого! – Пап, может хоть ты скажешь Мише остановиться? – тихо взмолилась я. – Честное слово, готова сегодня же аттестовать хоть на третий кю – но он ведь не сможет объяснить ни одного из семи принципов айки! Не говоря уже насчёт ката – ученик просто заучивает движения, не думая об их смысле и назначении! – Давай я взгляну… – папа зашёл в зал целиком и сел рядом со мной. – Михайру-сан, pozhaluysta – pokazhite mne vse ката, kotoryye vy segodnya vyuchili! По единственному слову я поняла, что сейчас будет, и приготовилась ещё десять минут глядеть на отточенные движения Миши. Нет, он тоже устал – вижу лицо, покрытое потом; вижу, как постепенно замедляются руки и ноги моего ученика, но точность и правильность выполнения ката растут с каждым часом тренировки. Это действительно ураганное развитие. Только голос разума в лице папы заставил Мишу прекратить эту пытку. Папа высоко оценил старания моего ученика и не поскупился на похвалу мне – и эти тёплые слова компенсировали все семь часов тренировки. Морально, по крайней мере. Но к похвале папа добавил и критику – совсем забыла про укеми*! С тактики защиты самого себя и надо ведь начинать! Тоже мне «мастер Казама»! Ну ничего, завтра займёмся… Поздний ужин прошёл в молчании, разве что под конец я предложила Мише добавку – уж очень выразительно он смотрел в опустевшую тарелку. А может, мой ученик просто очень устал, и это был взгляд сквозь стол? В любом случае, от ещё одной порции риса с ростками бамбука он не отказался. Уступила право первым сходить в душ, но и сама от удовольствия не отказалась. Миша оказался человеком совестливым (в отличие от меня), и воду расходовал экономно. Долгий день закончился на хорошей ноте – одевшись в тёплый толстый махровый халат и накрутив на голову полотенце, я вышла в коридор и увидела, как Миша покинул кухню, запил таблетку водой и пошёл к лестнице. – Молодец! – показала большой палец. – Так держать! Миша будто бы не заметил, но в последний момент я увидела слабую улыбку и ответный жест – мой ученик помахал рукой. На следующее утро, открыв дверь на кухню, увидела папу и Мишу сидящими за столом. Мужчины, очевидно, ждут завтрака – ну или меня, чтобы завтрак «приготовился». Традиционно, в нашей небольшой семье, этим занимаюсь я. Обед обычно состоит из бенто, которое тоже готовлю утром, а ужин – обязанность папы. Ничего серьёзнее, чем омлет, я на завтрак обычно не готовлю, поэтому папа и Миша довольствовались именно омлетом. – Спасибо, всё было очень вкусно, – Миша отнёс посуду в раковину и пошёл, очевидно, в зал. Интересно – ему правда нравится, как я готовлю, или это всего лишь привычка так говорить? По Мише сложно понять… Эта тренировка отличалась от вчерашней, но не очень сильно. Режим остался тот же: изнурительное повторение одних и тех же движений, бесконечно долгое приведение укеми в эталонный вид, в почти полное копирование моих движений. Разница оставалась в самих техниках, укеми – это чистая физика защиты и правильного падения. Миша с легкостью понял всю систему движений и с самого начала делал только пару ошибок, свойственных новичкам – падение на локоть, например. «Кувыркаться», по выражению Миши, он мог до бесконечности – вестибулярный аппарат солдата превосходно справлялся с плавными движениями тела вокруг собственной оси. А я опять осталась без обеда. Тогда-то, ближе к ночи, пока Миша тем же ураганным темпом пытался улучшить гибкость и сесть на шпагат, мне и пришла в голову мысль спросить о хобби…01.04.17, суббота, вечер
– Ты хочешь сказать, что единственный час в день, когда ты свободен от службы, ты тратишь на чай и телевизор?! – ужаснулась я. – Нет, телевизор солдаты смотрят сорок минут, дальше мозги плесенью начинают покрываться, – огрызнулся Миша. – Вообще рабочий день длится, по правилам, десять часов – с девяти утра до девятнадцати вечера, из них – один час на обеденный перерыв. Так было, по крайней мере, – он опять помрачнел, но за таблетками бежать вроде бы нужды нет. – Отличные условия для работы! – попыталась ободрить. – В Японии на целый час дольше, плюс к тому на работу всегда нужно приходить за пятнадцать-тридцать раньше, представляешь?! – С девяти до девятнадцати – это в идеальных условиях, – скептически хмыкнул мой ученик. – Я жил в казарме... то есть, в военном общежитии. В этих условиях, рабочий день начинается в 6 утра, – заметив вздох изумления, Миша только кивнул: – Да, с самого подъёма утром. Зато я не плачу за жилье и еду. – Это… вполне достаточная компенсация, – подумав, согласилась я. – Бывают такие дни, что я… мм… «работаю» круглосуточно, и это случалось даже не на… – он вздрогнул, но закончил предложение: – даже не на войне. – И всё же, разве можно отдыхать просто смотря телевизор с кружкой чая в руках? – не сдавалась я. – И как это вообще совмещать – чай и телевизор?! – Что ты привязалась с телевизором? – Миша пожал плечами. – Вообще не люблю его смотреть, мне… другие вещи нравятся, – он отвёл взгляд. – Какие же? – я вовремя вспомнила, что интерес только вызывает недоверие, и сделала бесстрастное лицо. Или его подобие, зеркала рядом нет. Миша хотел было вновь отбиться фразой «Твоё какое дело?», но явно вспомнил слова Смирнова – потому что и мне они пришли на ум. А ещё наверняка догадался, зачем я вообще донимаю вопросами – Миша сам давно понял, что все типы укеми он делает великолепно, и мне больше нечем занять своего ученика на сегодня. – Смеяться не будешь? – буркнул мой ученик сквозь зубы, с ясной угрозой в голосе. – Говорить буду откровенно, честно – как Смирнов просил. – Нет, обещаю, – я торжественно приложила руку к груди. – Рассказывай! – Я… в свободное от службы время я читаю французские романы и делаю игрушки из дерева и металла, – нехотя ответил Миша, смутившись и отчётливо покраснев. #Будо – современные японские боевые искусства. Это общий термин, под который подпадают все японские боевые искусства, которые практикуются и преподаются на сегодняшний день. Двусоставное слово, бу – «бой, боец, воин» и до – «путь», соответственно общий перевод – «пути боя», «боевые пути», «путь воина». #Укеми – самостраховка при падении, в целом – методы и практики правильного падения. Исключительно важная часть боевого искусства, так как укеми учит не только защите самого себя от лишних травм, но и является частью тактики боя. ***02.04.17, воскресенье, день
– Ты хоть представляешь сколько стоит это мясо?! – Казама затравлено огляделась вокруг, когда мы подошли к выходу из мясного отдела какого-то крупного супермаркета. Японцы, мать их так. Какие-то полунищие дикари, а не высокотехнологичная нация! Ради того, чтобы купить несчастный кусок баранины, пришлось ехать в другой город! Номинально другой, как по мне этот «Кобе» ничем не отделён от Осаки – хотя Казама сказала, что по пути мы проехали ещё три города. А так вообще-то далеко ехать не пришлось – всего километров тридцать. – Да, прекрасно представляю, потому что уже почти купил его, – я вновь глянул на контейнер с килограммом баранины, который буквально пару минут назад принял из рук напыщенного продавца в каких-то старомодных шмотках на английский манер. – И тебя это не должно волновать – за всё плачу я. – Миша, может не… – Так, это был последний необходимый ингредиент?… – я достал из кармана куртки листочек, пробежался глазами и положил обратно. – Ну, почти последний. Всё, теперь идём к кассе, расплачиваемся и возвращаемся в Осаку, время дорого – плов готовится небыстро!…01.04.17, суббота, вечер
Казама не засмеялась. Мастер, скорее, глубоко задумалась – минуты на три – прежде чем резюмировала: – Честно говоря, не вижу ничего смешного в твоих хобби. – Правда? – я недоверчиво посмотрел в лицо девушке, но Казама, похоже, и правда не собирается смеяться. – Правда, – кивнула мой мастер. – Я никогда не читала французские романы, только слышала от подруги, что они интересные. А разве русская литература не должна тебе нравится больше? – Почему это? – ещё больше удивился я. – Ну… – Казама опять задумалась. – Это же литература твоей родной страны, к тому же слышала от папы, что она очень… как это слово… – Душевная? – подсказал я первое пришедшее на ум. – Именно! Какое сложное английское слово! – фыркнула девушка, улыбнувшись. – Очень часто встречается при описании русской литературы, – усмехнулся в ответ. – Родная литература мне тоже нравится, да. Но не вся – некоторых авторов я просто не понимаю, кто-то очень нравится – а чьи-то книги и в туалет с собой не возьму. Почти такая же ситуация с французской литературой – я люблю книги всего нескольких авторов, причём некоторые их современники наоборот - совсем не нравятся. Почему я этого немного… мм… – задумался над правильным словом, но всё же продолжил честно: – я стесняюсь: французские романы ошибочно считаются книгами для неженок и вообще дамской литературой – что в корне неверно! Хотя, в плане литературы – я простой потребитель, а не эксперт или исследователь. Я читаю только потому, что нравится читать. Кхм, да… Едва заметил, как меня понесло, но все же остановился – к сожалению Казамы, которая внимательно слушает. Не дождавшись продолжения, девушка неуверенно заёрзала под моим взглядом, но почти сразу вернула уверенный вид: – В твоём втором хобби тем более нет ничего смешного, – она развела руками. – Кстати! Оно как-то связано с твоими способностями в ремонте техники? – В некотором роде… – неуверенно ответил я, так как совсем не понял, к чему идёт разговор. Но Казама тут же пояснила: – Помнишь, когда ты чинил машину тому дяденьке на дороге? Ты сказал, что умеешь чинить велосипеды! – Завтра, ладно? – прикрыл ладонью рот и зевнул. – Сейчас уже очень хочу спать. – Даже не пришлось упрашивать? – Казама удивлённо уставилась на меня. – По старой дружбе сделаем, – встал и потянулся. Всё же немного мутит, видимо, переборщил с кувырками-укеми. Хотя практическая польза в них очевидна. – А мы друзья?… – тихонько спросила Казама. Девушка выглядит взволнованной и как будто сбитой с толку, или показалось? – Не принимай близко к сердцу, – хмыкнул я, – это было русское выражение в прямом переводе. Но велосипед твой починю, так и быть. Но сейчас пойду в душ и спать, спокойной ночи. – А как же ужин? – Посмотрим, сначала в душ, – пошатываясь от усталости, я побрёл к выходу из зала. В этой усталости есть и приятные моменты – за три дня в гостях у моих добрых хозяев я вывел вполне работающий алгоритм: если вкалывать на тренировке до холодного пота, то кошмары сниться не будут. И Голос будет молчать, чудно, чудно. Хотя… может это так действуют нейролептики, и тренировки тут ни при чём? Холодный душ, тихий мат в попытке быстро доскакать до полотенца, обтирание им до красной кожи. Тоже алгоритм, тоже работает. А вот голова не работает, потому что сменную одежду я взять забыл. Придётся топать наверх в потном и вонючем кимоно. Нет, не придётся: отодвигаю дверку и вижу на полу аккуратно сложенные камуфляжные штаны и футболку. Мило, очень мило, Казама. На ужин всё-таки пришёл – и не пожалел. Казама-старший приготовил японскую пиццу, на вид почти такую же, как в той злополучной забегаловке. Как называлась-то?… – Окономияки, – подсказала Казама. – Что, на лице вопрос написан? – присел на подушку у стола. – Да, причем почти буквально, и их сразу несколько, – мой мастер улыбнулась и протянула тарелку с палочками. – Спасибо, – кивнул я. – По какому случаю угощение? Казама удивлённо приподняла брови и что-то спросила у отца. Тот ответил – сначала дочери, а потом мне: – Нет, никакого праздника сегодня нет, Михайру-сан. Окономияки – блюдо вкусное, и разговаривать во время еды привычки нет, поэтому ем, не отрываясь от процесса. Тем временем, мастер Казама что-то рассказывает дочери про Россию – видимо, в японском этикете болтовня за столом не является чем-то предосудительным, а смысл я и так понял по отдельным словам. – Какой у тебя второй вопрос, toowarishsch? – порядком исковеркав слово спросила Казама, широко улыбнувшись. – Ты не в армии, можешь не стараться, – я подцепил палочками ещё один кусочек и положил на тарелку. – Даже не буду удивляться, что ты вновь заметила – а вопрос такой: как в Японии празднуют возращение домой и празднуют ли вообще? Казама перевела вопрос отцу, а у меня вдруг появилось достаточно времени, чтобы как следует и не торопясь поужинать: японцы начали о чём-то активно и громко спорить. Неожиданно. А в голову пришла интересная мысль. Вообще, когда голова не забита погаными образами погибших сослуживцев, взрывами, голосами или ещё каким дерьмом, хорошие и умные мысли так и стремятся попасть в неё. В голову, то бишь. Несмотря на упорные попытки Коротышки выбесить «медвежьими услугами» и вполне очевидную жажду наживы мастера Каташи, я всё-таки очень благодарен этим людям. В том смысле, что в ответ на искреннюю заботу Казамы и готовность услужить Казамы-старшего, я точно обязан сделать что-то хорошее в их адрес. Ведь совсем без иронии называю их в уме «мои добрые хозяева». Эта же благодарность и есть та причина, по которой я завтра починю «велик» Коротышки. Обязательно починю – делов-то? – Ну, если мы оба правильно поняли, ты хочешь как-нибудь отметить моё… ой, то есть, наше возвращение в Осаку? – спросила Казама. – Именно так, – отложил палочки в сторону. – Если вы не против, разумеется. – Я за! – девушка задорно подняла руку вверх. – Отличная мысль, Миша! – Кто бы сомневался, – усмехнулся я. – А вы, мастер Каташи? – Я тоже, – кивнул он. – Я ведь правильно понял, что завтра тренировки не будет? – спросил я своего непосредственного (во всех смыслах) мастера. – Именно так, – она вздохнула, уткнулась лбом в столешницу и негромко, жалобно простонала: – Это совершенно ненормальный режим тренировок… – У меня есть причины, – сдержанно ответил я. Казама намёк поняла, или сделала вид, что поняла. – А по поводу того, как отметить… Скажу откровенно и прошу понять меня правильно, – повторил это на русском и доверительно улыбнулся обоим. – Не уверен, что своими идеями не нарушу правила японского этикета, поэтому предлагаю выбрать вам – как провести завтрашний вечер, – я вновь перевёл слова, в этот раз для Казамы, и развёл руками. Не имею ни малейшего представления о том, как развлекаются японцы. И зря предложил им решать, кстати говоря. Эти двое, дщерь и отче, опять начали рьяно спорить. Не знаю уж, это их семейная традиция, или такая национальная японская особенность? Сначала за перепалкой наблюдать было весело – экспрессивная Коротышка и флегматичный мастер Каташи попеременно переходили в наступление друг на друга. Без рукоприкладства, но жестикулировали и кривлялись они активно. Потом это стало напрягать. Моменты семейной идиллии радуют только в качестве большого исключения. Они… они непривычны, непонятны, и вызывают… зависть, что ли? Особо разбираться в этом не хочу. Может, поэтому я никогда не смогу посмотреть в глаза родителям, вдовам и детям своих подчинённых?… – Так, стоп! – скомандовал всем троим: японцам и себе самому. – Я так понял, мастер Каташи, что к единому мнению вы вдвоём не придёте? Значит, втроём – тем более. Поэтому предлагаю принять единственно правильное решение. – Какое? – спросила Казама, которой сразу же всё перевели. – Передать организацию завтрашнего торжества мне. Думаю, что вы оба будете спорить до завтрашнего дня, и не придёте к общему решению. – Но что именно ты хочешь предложить? – спросила мастер. – Довериться, для начала, – встал и взял тарелку чтобы отнести к раковине. – Спасибо, всё было очень вкусно. Решать вам – довериться мне или спорить дальше, а я пока пойду спать. Да, чуть не забыл… – взял стаканчик и наполнил водой из под крана. «Колесо» без воды не подействует. Со стороны, наверное кажется, что я веду себя очень нагло и невоспитанно. Хотя нет, почему «наверное кажется»? Так оно и есть: на следующее утро, после завтрака, пока Коротышка выкатывала велик из комнаты, она прямо так и заявила: – Знаешь, Миша, твоя прямота – это очень круто, но ты вчера был слишком резким! – Есть весомые причины для такой тактики, – взялся на руль «велика» и покатил инвалида на выход. – Во-первых, прямота – лучшая стратегия для решения сиюминутных вопросов, – видя непонимание, объяснил: – Сиюминутных – то есть тех, которые нужно решать прямо сейчас. А во-вторых, как долго вы бы дальше спорили, до бесконечности? – Ну… – Казама придержала входную дверь, чтобы я и велосипед смогли протиснуться на улицу. – Мы пытались выбрать самый лучший вариант. Но ты прав – ничего бы не вышло, особенно с твоими увлечениями. Ой, фу, опять ты дымишь! – Пока курю – я добрый, – власть затянулся последней сигаретой из предпоследней пачки и прислонил велосипед к «Ласточке». – Так, теперь нужны инструменты, надеюсь, в багажнике есть подходящие. А что не так с моими увлечениями? – И куда бы ты предпочёл пойти – в библиотеку или мастерскую? – Коротышка улыбнулась и помогла найти ящик с гаечными ключами среди бардака в багажнике. – На этих двух вещах мои увлечения не ограничиваются, – постелил плащ-палатку на асфальт, Казама села напротив, на багажник. – Ты ведь спросила, что делаю, когда свободен от службы? Но и на службе есть любимые дела. – Стрелять и попадать в цель? – попыталась передразнить Коротышка. – Это тоже. Но ещё больше я люблю вкусно кушать, – перетащил велосипед поближе и поставил на руль и седло. – А так как обычно питаюсь в казарменной столовой – то вкусную еду готовлю сам. – А я вкусно готовлю? – поднял глаза от погнутых зубцов на каретке. Казама рассеяно смотрит в бок, но я всё-таки заметил, как девушка бросает быстрые, мимолётные взгляды. Может, подсластить пилюлю, пока она не заметила? И нет, и да. – После армейской столовой – любая гражданская еда кажется вкусной, – дождавшись уныния на лице, добавил: – А ты готовишь очень вкусно – улавливаешь? –…да, – Казама окончательно отвернулась и сделала вид, что проводила взглядом проехавшую мимо машину. – Не слишком радуйся, это значит, что ты будешь сегодня помогать готовить ужин. А теперь объясни – каким образом возможно так поломать велосипед?! Кроме «да просто каталась на нём по разным местам» я так ничего из Коротышки не вытянул. Ну и пусть, особенно допытываться желания нет. Выправил плоскогубцами зубцы каретки, затем поставил цепь, подтянул ручные тормоза и подкачал шины. Ничего сложного, за исключением каретки: моё единственное предположение – Коротышка прыгает на велосипеде по крышам или катается по перилам. Сами тормозные колодки тоже скоро надо будет менять. Моё предложение устроить вечером праздник живота понравилось им обоим. Но прежде, чем Казамы начали третий раунд бесконечных споров за обедом, я внёс предложение: – Я так понял, что в Японии рис – это вроде хлеба в России, самый популярный продукт, верно? – дождавшись перевода и кивков, продолжил: – Значит, мы будем готовить блюдо из риса, которое вы никогда не пробовали раньше, – откашлялся и продекламировал на русском: «Что же нужно двум узбекам, Чтобы сделать блюдо века? Как же приготовить плов? Рис, баранина, морковь!» Перфоманс не оценили или, скорее, не поняли, но когда объяснил идею поподробнее, японцы сразу воодушевились. Не ошибся – вкусно кушать люблю не только я. Но без проблем не обошлось. Во-первых, даже знающий русский язык мастер Каташи не имеет никакого представления о том, что такое казан. Путём мозгового штурма и поисков в интернете, я добился того, что Коротышка вытащила из кухонного шкафа похожую посудину. Оценив толщину стенок, я нехотя согласился – эта сковорода-«вок» условно подойдёт. Но остаётся ещё «во-вторых»: ингредиенты. Подходящий круглозёрный рис нашёлся сразу, морковь, чеснок и лук тоже, хотя я бы предпочёл красный, ялтинский – куда более сочный и сладкий. Попытался было объяснить, что имею в виду, но мастер Каташи авторитетно заявил, что в Осаке такой лук не найти даже в оптовой продаже на рынке. Логично, спроса-то и нет. А вот без главного ингредиента – баранины – готовить решительно отказался. В поисках мяса мы разделились – Казама-старший отправился по ближайшим магазинам, мы с Коротышкой – по самым крупным супермаркетам в этом районе. Для скорости, мы поехали на машине, держали связь по телефону, но тщетно. Свинина всех сортов, говядина – вплоть до мраморного мяса! Но вот на вопрос «Может, в Осаке есть базар?», вразумительного ответа не последовало. Японцы почти отчаялись меня переубедить. Плов без баранины – это сраная каша с мясом! А плова теперь хочется всем троим – я точно перегнул палку с расписыванием вкуса, и теперь все мысли оказались поглощены золотистым цветом тушёного в зирваке риса… Путём неимоверного умственного напряжения, Казама-старший вспомнил, где всё-таки можно раздобыть это весьма редкое в Японии мясо: – Я слышал, в Кобе есть продукты на любой вкус! Может, там и баранину можно купить, и тот самый красный лук? – Немедленно выезжаем, – я передал трубку Казаме и запустил мотор…02.04.17, воскресенье, поздний день
– Чёрт, это очень благородно и всё такое, но… – Коротышка всё так же уныло топает за мной следом, лавируя между прилавков. – Зачем так тратиться? Тебе слово «экономия» знакомо? Из мясного отдела, по пути к кассам, перешли в отдел специй, и у меня поселилась надежда найти здесь барбарис и зиру. Красный лук тоже нашёлся, настроение ощутимо поднялось. Поэтому я всё же ответил на довольно глупый вопрос: – Знакомо. Но как слово, не более. Никогда не стоит экономить на важных вещах. Вкусная еда – одна из таких вещей, наравне со снаряжением для военных действий и лекарствами от разных болезней. Опа, а вот и зира! – А это что? Казаме оказались интересны все ингредиенты, а мне оказалось не лень рассказывать: – Специя, нужна для бульона, в котором будет вариться рис. Для этого же нужен барбарис, вот и он… Сумма вышла большая, но не такая уж и страшная: шесть тысяч семьсот йен. Мы вышли из супермаркета и сразу же поехали назад, в Осаку. Казама позвонила отцу, и подтвердила – мастер Каташи начал замачивать и промывать рис. – Как ты сказала, он называется по-японски? Гоан? – "Гохан", – с улыбкой поправила Казама. – Это готовый к еде рис – а еще слово «еда». А баранина будет «kohitsuji». Дай угадаю – этот твой «pirafu» ты тоже в армии научился готовить? – Если под этим словом ты подразумеваешь «плов» – тогда ты угадала, меня научил этому рецепту один из армейских поваров в Сирии, – поддал газу и обогнал сразу три машины на спуске. – За точность и вкус могу ручаться – не в первый раз готовлю! К дому семьи Казама мы подъехали к пяти часам вечера – и сразу же пошли на кухню. Плов – действительно блюдо не пятиминутной готовности, поэтому к готовке мы приступили немедля. Я нацепил фартук, Казама достала доски и ножи – волшебство началось! Первым делом проверил рис – точно как требовалось, мастер Каташи промыл зёрна до прозрачной воды при сливе. Решил пощадить Коротышку, и лук полукольцами порубил сам – разве попросил жевачку, чтобы глаза не пекло. Взамен Казама очень быстро нарезала морковь крупной соломкой и отделила жилы от мяса. Мастер Каташи, тем временем, включил центральную, самую большую конфорку и налил подсолнечного масла в сковороду. Когда оно закипело, я ссыпал внутрь лук и накрыл вок крышкой. Вскоре подоспел кипяток – пока закидывал к золотистому луку баранину и морковь, Коротышка поднесла ёмкость с горячей водой из стационарного чайника. – Так, Казама, теперь залей это кипятком на два пальца, а затем… – Блин, самому не надоело? – девушка энергичными толчками крепкого бедра отодвинула меня от плиты и осторожно вылила воду в сковородку, ни разу не зацепив себя горячими масленными брызгами. – Потому что лично я уже устала слушать «Казама, сделай то», «Казама, сделай это». Тем более, папа всё время дёргается, как будто ты к нему обращаешься, – она отставила пустую ёмкость и протянула руку в шутливом жесте. – Зови меня по имени – Аска! – Договорились, Аска, – протянул ладонь в ответ. Дым из сковородки идёт столбом, как положено. Наверное, поэтому показалось, что девушка немного покраснела, когда я назвал её по имени? Точно показалось, наверняка это всё от густого дыма. Вода, вылитая в сковороду, немедленно начала кипеть. Я щедро закинул туда же смесь толченого барбариса, зиры и чёрного перца. Попросил у Аски ложку, чтобы перемешивать бульон и попробовать на количество соли, но вместо этого мне вручили половник и маленькое неглубокое блюдечко, вроде пиалы для чая. – Это для бульона, вкус будет очень точным. Ну да, твоя правда: фарфоровая пиала – красивая и довольно практичная вещица. Добавил немного соли в бульон, потому что на вкус точно не хватает. Затем предложил моим добрым хозяевам немного отдохнуть: всё равно ждать, пока выкипит бульон, пока закину рис и вновь залью кипятком – ещё целый час. И если мастер Каташи согласно кивнул и ушёл подмести двор, то Аска ожидаемо осталась. «Зови меня по имени», значит? Аска, Ас-ка… Красивое имя, как по мне. Да и называть по имени куда легче – всяко лучше, чем как-нибудь случайно назвать «Коротышкой» вслух. Аска на время прекратила донимать расспросами о плове – девушка уткнулась в телефон, периодически поглядывая на сковороду, закрытую крышкой. Этот час, пока рис тушится в воде и зирваке – самый скучный в процессе приготовления плова, но отходить нельзя ни в коем случае. Особенно пока готовишь на незнакомой посуде. Аска вдруг что-то счастливо воскликнула на японском, и пробежалась по кухне, радостно улыбаясь. – В лотерею выиграла? – спросил я. – Лучше! – перед лицом застыл мобильник, из-за которого пришлось отпрянуть назад, к плите. – Мои ребята вернулись в Осаку! Пригляделся: с экрана смотрит небольшая толпа улыбающихся школьников. Подростки стоят на выходе десантного отсека какого-то незнакомого армейского транспортника, скорее всего – японского. – Они пару часов назад приземлились в Международном аэропорту Осака! Это наш, местный аэропорт! – Легко догадаться по названию, – усмехнулся я. – Очень рад, что у них получилось вернуться домой. – А я-то как рада! – Аска вновь закружилась по кухне, чуть не сбив с ног отца, который вернулся помогать нам с готовкой. Её радость заразила и меня, отодвинув тоску на второй план. Наблюдать за Аской, которая что-то активно обсуждает вместе с отцом, оказалось неожиданно приятно. Даже не надо знать японский язык, чтобы понимать о чём разговор: наверняка обсуждают встречу с классом и новый учебный год. Так засмотрелся на улыбку Коротышки, что чуть не забыл про плов! Но всё же успел вовремя вдавить в толщу поднявшегося риса неочищенную головку чеснока – плов вышел на финишную прямую. С которой немедленно выпихнула Аска – девушка с полным уверенности видом заявила, что сама будет сервировать блюдо. В результате получилось не совсем то, что задумывалось: традиционное среднеазиатское блюдо превратилось в что-то странное – одними палочками и лопатками Аска сформировала из риса и тонко нарезанных «сушёных водорослей» несколько зверят с забавными рожицами – тигры, панды и медведи хмуро или нахально смотрят друг на друга, готовые вступить в драку стенка на стенку. Мясо и остальной зирвак выложено в форме ринга вокруг рисовых зверят. В результате узбекский плов превратился то ли в иранский, с мясом отдельно от риса, то ли ещё в какой-то другой. Главное, что плов оказался вкусным – зря переживал за необычную сковороду. Заминка возникла только в самом начале – мастер Каташи спросил какими приборами положено есть плов. В ответ только попросил Аску дать побольше салфеток, пожелал им приятного аппетита, взял пальцами голову тигра и отправил в пасть. Японцы кочевряжиться не стали, и последовали примеру… – Это было очень жирно, но очень вкусно, – сказала Аска, насытившись и вытерев пальцы и губы салфеткой. – Это блюдо считается праздничным в России? – «Бедный человек ест плов, богатый человек ест только плов!», – перевёл и процитировал пословицу, а затем пояснил: – И да, и нет – плов в Средней Азии раньше готовили только по праздникам – свадьба, день рождения, поминки, другие торжества. Каждый день плов готовили только в богатых семьях, сейчас – каждый может это позволить. Но мы сегодня приготовили самый что ни на есть праздничный узбекский плов. И, как большой ценитель, ответственно заявляю – плов был очень вкусным! – Узбекский? – Аска удивлённо порылась в телефоне и чуть разочарованно выдала: – А я думала это блюдо русской кухни… – Не переживай, надеюсь, ещё будет возможность угостить чем-нибудь вкусным из нашей кухни. Кстати, во вполне русской традиции, я и хотел бы сказать кое-что ещё. Я взял стакан с каким-то газированным соком непонятного вкуса и встал из-за стола. Японцы немного удивились моим неожиданным действиям, но мастер Каташи довольно быстро понял, что я собрался делать, и тоже взял в руку стопочку чего-то алкогольного. Какая жалость, что мне нельзя пить… – Аска, мастер Каташи, – я дублировал тост на обоих языках, для их удобства: – Я скажу кратко, как это называют в России – «по-военному». Я очень вам благодарен. Вы, мастер Каташи, первым подарили надежду на будущее, когда было очень тяжело и страшно. Я говорю сейчас честно: было очень страшно за будущее. Но вы задали мне направление – и сейчас я иду навстречу пока неясному, пока непонятному, но всё же будущему. Аска, – перевёл на своего мастера взгляд, – Ты не дала окончательно сойти с ума в дороге. Хотя ты неосознанно, случайно задевала меня, хотя я был на грани – твоя же поддержка дала возможность начать этот путь. И сейчас помогаешь в ответ – ты ведёшь меня по самому началу пути в будущее, по самой сложной и неясной части. Я очень благодарен за помощь и гостеприимство, – я поклонился им в пояс. Услышав шорох, я поднял голову и увидел, как мои добрые хозяева тоже встали и теперь кланяются мне. Когда мы все разогнулись, японцы удивлённо, но молча переглянулись. Я тоже не очень понял, что они делают. Неловкое молчание прервалось звонким хохотом Аски: – Это всеобщая японская привычка, прости, – держась за набитый живот сказала мой мастер и села обратно за стол, подняв стакан. – Kampai! – Kampai! – поддержал мастер Каташи. Я тоже догадался сесть и поднять стакан: – До дна! – До дна! – повторили они за мной и мы чокнулись стаканами. Это был удивительно хороший и тёплый вечер. Все сомнения о будущем уходили в тот момент куда-то совсем далеко, сменяясь приятной уверенностью в завтрашнем дне. Завтра мы с Аской продолжим тренировки, завтра я открою для себя что-то новое. Даже скепсис по поводу полезности рукопашного боя потихоньку исчезал – моё собственное желание учиться росло с каждым часом тренировки. Возможно, это желание появилось именно из-за Коротышки – бесконечные попытки растормошить не только бесили, но и случайным образом мотивировали. Не только из-за оставшегося стыда перед поражением на ринге в Китакюсю, но и от простого желания учиться чему-то новому – особенно у человека, который «очень хочет тебе помочь!».