5.04.17, среда, день
– Аска-чан, а что это за прикольная штуковина в твоём бенто? – спросила Мики, подсев ко мне на скамейку. – Это сарделька-ёжик, – улыбнулась и палочками подняла ко лицу упомянутую вкусняшку. Мне в лицо смотрит заострённая насупленная рожица, с глазками и бровками из черного кунжута. Этому нехитрому блюду научил Миша, как-то утром заставший за приготовлением школьного обеда. Он молча понаблюдал за моими действиями, потом взял с кухонной доски пару сарделек, хитро надрезал их ножиком и пожарил в микроволновке. После чего одну съел сам, а вторую отдал мне. Точную копию которой я и съела, только что. – Вкусно, – резюмировала и принялась за остальной обед. Помидорки-черри, онигири с тунцом и ореховый тофу сами себя не съедят. Сегодня весенняя облачность сменились ярким солнцем, и обедать я решила на крыше. Свежий, но тёплый ветерок обдувает лицо. Обычно разговорчивая Мики на этот раз молчит. Я понимаю. Эти три дня мы и так всем классом провели, обсуждая одну и ту же осточертевшую тему. Мне осточертевшую, потому что события с того момента, как я вышла на перрон станции «Иидзука», пришлось выдумывать целиком. Ладно хоть ребята в моём классе понимающие, и сильно расспросами не докучали – но подходили они почти всегда поодиночке, поэтому повторять приходилось часто. Взамен, каждый из одноклассников дарил какой-нибудь сувенир с Кюсю. Почти все подарки оказались уникальными – маленькие и очень милые куклы из бамбука, дерева или соломы, магниты из разных мест на юге Кюсю, а ребята из клуба авиамоделирования сделали из металла и пластика обалденный миниатюрный космодром Утиноура, с ракетой на старте. Дарили также местные сладости, мне очень понравились бережно сохранённые Такадой данго, покрытые сладким сиропом. Не ожидала такого подарка от задиры, которому лично несколько раз давала по шее за подглядывания в раздевалке. Подарков оказалось так много, что я сбилась со счёта! Пришлось даже просить ребят помочь донести все не съестные сувениры до дома, плюс мне помогли докатить чемодан с вещами, который оставила в поезде. До крыльца – внутрь я заносила всё сама. Не хочу, чтобы одноклассники увидели Мишу. Чёрт его знает, может кто-нибудь из них рассмотрел солдата на той станции в Иидзуке, это может вызвать лишние вопросы. Сам он вроде бы тоже не особо стремится выходить из дома. Прозвучал колокол, призывая поторопиться обратно в класс. Мы убрали в сумки опустевшие контейнеры и поспешили вернуться. Почти у самого выхода на лестницу вниз Мики чуть не влетела в Уэду – одноклассник быстро поднимался по ступенькам, но сумел затормозить прямо перед носом. – О, Казама-сан… – он неуверенно улыбнулся, потом перевёл взгляд на Мики: – И вы, Мацуда-сан, здравствуйте… Надо же, что это со школьными задирами творится? Один сладости дарит, второй вежливо здоровается с девочкой, которую до того дразнил и обижал. Ко мне он и так всегда обращается вежливо, и вообще старается обходить стороной – как и любой хулиган. Мики немного покраснела и отошла за мою спину. – А, извините, – Уэда бросил на подружку нервный взгляд и развернулся назад. – Я тогда попозже подойду… – Проходи-проходи, только быстрее, колокол уже прозвенел! – зашла вслед за ним и сделала приглашающий жест. Мики вновь поспешно отодвинулась мне за спину. Да блин, что такое? Уэда не посмеет дразнить её при мне! – Да нет, я просто хотел поговорить с вами, Казама-сан, – он отвел взгляд в сторону. – Но… – Тогда давай, выкладывай, – чуть надавила голосом, время поджимает. – А… но Мацуда-сан тут, и… – Ничего страшного, быстрее давай! – надавила я ещё жёстче. – Хорошо! – Уэда шумно выдохнул и выпрямился, а я уже начала догадываться, к чему идет дело: – Я так и не сумел вручить вам подарок, не было возможности поговорить, но я хотел сделать это давно. Хочу подарить вам своё признание, я… – Спасибо, Уэда, но нет, я не буду с тобой встречаться, – чёрт, каждый раз как самый первый. Говорить «нет» незнакомому человеку всё же проще – Уэду я знаю целый год, и ещё два буду видеть его почти каждый день. – П-п-п… – на лице парня застыло выражение горя и удивления одновременно. – Почему?! – спросила вместо него Мики. – Две основные причины, – почти справилась с волнением и показала «викторию». – Во-первых: место и время. Уэда-кун, ты как будто пересмотрел аниме или плохонькую мангу прочитал – эта сцена с признанием абсолютно банальная. Ты же собирался сейчас достать из нагрудного кармана рубашки конверт, правильно? – я ткнула пальцем в грудь парня: действительно, мы услышали, как зашуршала бумага. – Ну… да, – ответил уничтоженный Уэда. Он застыл передо мной, бледный как простыня, и мелко затрясся, опустив взгляд в пол. – Не переживай, – по-свойски и с сочувствием похлопала парня по плечу. – Слова про мангу или аниме – такая же глупая банальность, причём оттуда же. Признания в любви надо делать неожиданно, внезапно – но не переборщи: прыгать из-за угла с криками не стоит. – Тогда… – парню стало чуть лучше, но Уэда всё равно стоит передо мной с очень печальным лицом, – тогда вторая причина – у вас уже есть возлюбленный, Казама-сан? – Нет, – ответила честно, искренно и открыто. – У меня нет возлюбленного. Вторая причина… а пусть она останется при мне, хорошо? – Это не справедливо! – Уэда гневно взмахнул рукой, но я сжала его плечо так, что парня немного перекосило. По крайней мере, гнев на лице вновь сменился грустью: – Это потому что я вам не нравлюсь? Потому что я слабак? – Пойми правильно, Уэда-кун, – попыталась хоть немного подсластить пилюлю. – Я хорошо к тебе отношусь, ты мой одноклассник и всегда можешь рассчитывать на помощь. Слабый ты или сильный – не важно. Мне это сейчас просто не нужно. Я не смогу объяснить целиком и полностью, это слишком личное. Но знаешь что? – Что? – Уэда поднял полный надежды взгляд. – Урок пять минут как идёт, что ты тут замер?! Бегом-бегом-бегом!!! – потащила парня вниз, схватив за рукав пиджака. – Сэнсей сейчас класс закроет, будем как бездомные сидеть у двери! – Д-да, хорошо! – Уэда, мотивированный и зашуганный мной выше головы, вырвался вперёд, прокатившись вниз на перилах. – Меня подождите! – Мики, в отличие от нас, спустилась по лестнице осторожно и медленно. Мы успели все – учитель литературы только шёл к двери, когда мы поочерёдно, подчёркнуто медленно прошли внутрь к партам. Больше опозданий сэнсей не любит, когда школьники бегают по коридорам и классам. Сяою обернулась, подмигнула и показала большой палец. Действительно, мы успели…Утром того же дня.
После праздничного банкета вставать не хотелось. Блюдо было настолько тяжёлым, что в первые минуты после пробуждения я не находила в себе силы хотя бы приподняться над футоном. Впервые попробовала баранину – и, чёрт возьми, мне понравилось! Но как теперь подняться?… Даже режим дня не сразу заставил встать и пойти в душ. Умывшись, почистив зубы и переодевшись в высохшую после стирки форму, я отправилась в зал. Тренировка прошла немного заторможенно – папа тоже не был особенно бодрым, его немного мутило от лёгкого похмелья. Но самым вялым оказался Миша. Во-первых, в зал он не вошёл, а ввалился, споткнувшись на входе. Никакого порога у дверей, вообще-то нет: Миша запутался в своих же ногах. Во-вторых, вместо членораздельной речи мой ученик что-то буркнул извиняющимся тоном, встал и подошёл ко мне. Когда мы друг другу кланялись, показалось, что он вот-вот грохнется головой в татами, как в день приезда. Но ничего, Миша справился – ученик разогнулся и принял стойку для первых ката. Хотя с каждой минутой тренировки к нам всем возвращалась привычная бодрость, Миша показал не очень хороший результат – даже те ката и укеми, которые ученик заучил на сто процентов, получились плохо и медленно. Если бы я не видела, что он вчера пил – то решила бы, что Мишу мучает жестокое похмелье. Но точно такой же лимонад пила и я! Может, это жирная пища так плохо влияет? Завтракали быстро – сегодня первый учебный день. Об этом на электронную почту написала Наджика-сэнсей: школьный совет решил начать триместр сразу, без отлагательств. Лично я не против – эти несколько дней дома с небольшими вылазками в консульство и Кобе были довольно скучными. Кроме вчерашнего вечера, разве что. Я обернулась от кухонной доски, на которой резала киви для бенто. Миша сосредоточенно пытается подцепить палочками горсть риса, но пальцы ученика не слушаются. Раздражённая гримаса на лице всё больше превращается в бешеную, и в один момент Миша резко отложил палочки, взялся за чашку и в два приёма опрокинул содержимое в рот. После чего встал и дёрганой походкой пошёл к раковине. Я обернулась обратно к доске и прикрыла рот ладонью, чтобы мой ученик не услышал смеха. Отношение к Мише как было противоречивым, так таким же и осталось. Что-то, конечно, изменилось. Идея с праздничным ужином вообще оказалась выше всяких похвал – как будто Миша разгадал основы нашего этикета. Или, может, Смирнов подсказал? Не могу сказать точно, но подарок Мише надо будет продумать хорошо, чтобы ответ стал достоин тех слов. «Ты ведёшь меня по самому началу пути в будущее, по самой сложной и неясной его части», – на это я обязана ответить! Попросив папу объяснить Мише, куда я иду и вообще приглядеть за моим учеником, вскочила на велосипед и покатила в школу. Обошлось без качания на руках и оваций, но ребята встретили очень тепло – и учителя тоже. Наджику-сэнсей сначала пришлось поднимать с пола в учительской, куда учительница встала передо мной на колени, а потом нести к медсестре, потому что от рыданий и последовавшей истерики поднялась температура и давление. С одной стороны очень мило, а с другой – как-то неудобно и неуютно видеть сэнсея, которая на коленях умоляет о прощении. Из-за нервного припадка Наджика-сэнсей не участвовала в церемонии открытия. Впрочем, почти ничего интересного там не было – стандартные слова «Ваше будущее!…» или «Хорошо постарайтесь!…» висели в актовом зале под вполне себе громкий гул болтовни. Но речь от лица новичков стала неожиданностью – точнее, сам выступающий насторожил. К трибуне вышла девушка не в нашей школьной форме и дружелюбно поздоровалась: – Здравствуйте, друзья! Привет, старшая школа Имамия! Гул болтовни стих, все обратили внимание на девушку. – Меня зовут Лин Сяою! Я ученица второго класса Политехнической школы Мишима! – выступление транслируют на экран рядом, я увидела, как девушка смущённо улыбнулась. – То есть я должна была стать ученицей второго класса этой школы. Но из-за войны в Канто нас эвакуировали в Осаку и распределили по разным школам. Мой класс теперь будет учиться с вами. Уверена, что мы все покажем отличные результаты в этом учебном году! Сяою вышла из-за кафедры и поклонилась залу в пояс. Хвостики по бокам её головы забавно упали вниз, закрыв глаза. Но как только раздались первые аплодисменты, Сяою шустро вернулась за кафедру: – Подождите, это не всё! Отдельно я хочу сказать ещё одну очень важную вещь, и хочу сказать об этом заранее, – лицо Сяою чуть помрачнело. – «Политехническая школа Мишима» – это просто название, не более того. Мы точно такие же школьники, как и вы. К помосту, на котором стояла кафедра, вышли несколько парней и девушек в такой же униформе. Они построились в неровный ряд перед помостом – всего где-то двадцать человек. – Ребят распределили по разным классам, и поэтому я уверена, что вскоре мы привыкнем к новой школе! – Сяою вполне искренне улыбнулась. – Пожалуйста, давайте проведём этот год на «отлично!». Теперь поклонились все новички из «Мишима». В ответ посыпались аплодисменты, я тоже похлопала этому выступлению. Если Сяою хотела произвести впечатление учеников – то это получилось. Почти получилось – мои подозрения только усилились. Я ведь всё прекрасно помню, каждую деталь той мистической и очень страшной сцены в центральном офисе «Мишима Дзайбацу», когда я, Лили и Лео стали свидетелями схватки двух… ну, не совсем людей. И ты, Сяою, ты тоже там была. Ты не можешь не знать, кем или чем являются руководители двух самых мощных корпораций в Японии – Казама Джин и Мишима Кадзуя. Я там была, ты там была – и теперь мы обе здесь. В моей школе, в моём городе. Надо быть настороже, возможно, и эти ребятки в форме «Мишима» не те, за кого себя выдают. Но инициативу в намечающейся схватке перехватили с самого начала. Сяою оказалась новой соседкой спереди – и разговор она завела сама: – Привет-привет, давно не виделись! – Сяою весело помахала рукой и хотела было сказать что-то ещё, но начался урок, и моё внимание на время сосредоточилось на новых формулах из раздела органической химии. На большой перемене Сяою сама предложила прогуляться к автоматам с газировкой, их установили у входа в школу во время каникул. Не самое удобное место для схватки, ну да ладно – и не в таких условиях драки бывали. Я попыталась незаметно надеть перчатки-шингарты – и это не простая формальность: они оберегают запястья от случайных растяжений. – Очень милые митенки, Аска-чан, – Сяою на ходу обернулась и задорно рассмеялась. – Не против же, что я тебя так называю? – Нет, что ты, – я поспешно убрала руки за спину. – Тогда и я буду звать тебя по имени, ладно? Всё равно не смогу правильно произнести твою фамилию. И не только твою, мда. – А что не так?! – удивление спасло Сяою от падения: она всё также продолжала идти спиной вперёд, и едва не столкнулась со парнем, который нёс в руках корзину с футбольными мячами. Краткая работа мысли отразилась на лице, моя новая одноклассница по-детски радостно просияла: – А, точно, я поняла! И всё же, Аска-чан: я не собираюсь с тобой драться. – Мне тоже не хочется начинать учебный год с драки, – кивнула согласно, но неискренно. Подошли к автоматам – ажиотажа возле них нет, поэтому мы купили по баночке сока и вышли на улицу. Здесь больше свободного пространства и меньше учеников, которых можно ненароком задеть. – Не верю, – Сяою присела на скамейку, открыла баночку и чуть-чуть отпила. – Я же вижу, как напряжены твои мышцы, ты прямо рвёшься в бой! Новая одноклассница светло улыбнулась и жестом предложила сесть рядом. Всё же осталась стоять – хоть Сяою доказала наличие хорошего чутья и острого зрения, я чувствую больше уверенности, пока стою на ногах: – Впереди ещё хватает занятий, успею посидеть. – Тогда я не буду тянуть и расскажу всё как есть, – Сяою погрустнела, как будто информация, которой она хочет поделиться, гнетёт девушку: – Почти всё, что я сказала на церемонии открытия – правда. – Почему почти? Не спешу открывать свою баночку - увесистая, если бросить в голову – мало не покажется, хотя… Не очень-то я и стремлюсь непосредственно к драке. Потому что я ведь не слепая, и вполне замечаю, как расслабленно себя ведёт Сяою – действительно расслабленно, не пытаясь замаскировать внутреннее напряжение, которое выдаёт, например, меня. – Потому что это касается семьи Казама, – Сяою посмотрела в глаза. – То, что скажу дальше, я могу сказать только тебе. – Что, Джин пропал? – сказала я и прикусила язык. Это вот так я собираюсь соблюдать секретность, о которой говорил Старик?! – Да, всё верно, – повезло: Сяою ничего не заметила и только горестно вздохнула, видимо решив, что я просто догадалась. – Больше недели нет никаких новостей. – Значит, всё остальное про школу и учеников – правда? – Ты не выглядишь особенно обеспокоенной, – с укором заметила Сяою. – И не собираюсь, – отвела взгляд в сторону и сложила руки на груди. – Меня не беспокоит судьба Джина. – Казамы Джина, – очевидным намёком поправила Сяою. – Он ведь… – Международный террорист и персона нон-грата, – закончила я мысль. – А ещё человек, который не выполняет обещания, и в самую последнюю очередь – мой дальний родственник. – Но какое обещание он не выполнил?! – одноклассница хотела было встать, но наткнулась на предупреждающий взгляд. – Он обещал мне прекратить эту войну! Начать новый турнир вместо неё! – Я ничего об этом не слышала, тем более не слышала такого обещания, – Сяою всё же встала, и я не сумела этого остановить: девушка как будто «перетекла» почти в боевую стойку. – Джин сказал тогда Алисе Босконович, что это только временное перемирие, пока «Мишима» и «G» не восстановят спутники связи! – Тогда как понимать его слова о начале шестого турнира?! – обстановка вновь накалилась до предела, я тоже отодвинулась от скамейки вбок. – Не знаю! – Сяою махнула рукой, достаточно резко, чтобы я отшатнулась назад и приняла боевую стойку. – Чёрт, извини, Аска-чан… Сяою опустила руки и взгляд вниз. Её на самом деле очень печалит исчезновение Джина, и я никогда не была настолько бесчувственной, чтобы не понять это состояние сейчас. Хоть и не могу понять причины симпатии к Джину – ни как девушка, ни как иначе. – Джин не очень изменился, после встречи почти год назад, – Сяою грустно шмыгнула носом. – Нет, он всегда был скрытным, очень тихим, но руководство «Мишима Дзайбацу» закрыло его для окружающих ещё сильнее. Даже для друзей! И про школу я сказала правду – учебный кампус был разрушен месяц назад! – она села обратно на скамейку. – И попробуй угадать, что случилось дальше?! Главный акционер школы, «Мишима Дзайбацу», немедленно продал весь контрольный пакет! – И что это значит? – немного смущённо отвела взгляд. – Я не очень сильна в экономике, прости. – Что наша школа теперь может называться хоть «Мицубиси», хоть «Мицуи», или ещё как, потому что у них акций куда больше! – Сяою засмеялась, но почти сразу смех превратился в печальный вздох: – Это шутка, моей школы фактически больше не существует. Поверь, Аска-чан, я ненавижу эту войну ещё больше, чем ты! – Тогда почему ты не попыталась остановить Джина? – я села рядом, но руки держала при себе. – Я ещё как пыталась! – Сяою подпёрла руками щёчки. – С самых разных сторон – и говорила, и доказывала, и его заместителей пыталась убедить. В результате, Джин запретил приходить с заданиями из школы. И вообще попросил «больше не докучать», – очевидно, это было прямое цитирование. Так, что же в итоге? Обманщик, террорист, теперь ещё и грубиян? Джекпот, Джин, настоящий джекпот! Лучше бы тебе пропасть наглухо, потому что если ты попадёшься мне – никакого суда не будет! Всё будет обставлено быстро и болезненно. Я, так и быть, ради тебя, забуду на несколько минут о собственных принципах и убеждениях, Джин… – Не надо, Аска-чан, – Сяою положила ладонь на плечо и мягко улыбнулась. – Быть может, у Джина и так сейчас большие проблемы, настолько большие, что даже взбучка, которую ты хочешь устроить, не будет иметь никакого эффекта. – А я об этом вслух сказала? – который раз не замечаю… – Нет, но это и так понятно, – засмеялась Сяою. Все признаки недавней печали исчезли с лица. – Знаешь, я могла бы давно вернуться домой в Гонконг, к родителям. Но меня держит в Японии ответственность за то, во что вляпалась по самые уши. Думаю, ты понимаешь. – Это точно, я лучше всех представляю, что такое влететь в неприятности по уши, – на этот раз воспоминания не вызвали и капли печали. Такое взаимопонимание между мной и Сяою очень удобно. Это не просто удобно, это вообще-то классно – теперь есть человек, который полностью понимает ту идиотскую ситуацию, в которой я нахожусь. Потому что у Сяою положение ещё хуже, и это сближает. На этом и порешили – в класс мы вернулись уже вполне в дружеской атмосфере. Занятия кончились раньше, чем планировалось: последний урок, историю, отменили. Наджика-сэнсей провела в медпункте весь день, а заменить учительницу оказалось некому. Так что домой я приехала как раз к концу второй групповой тренировки. Папа просьбу выполнил, и разрешил Мише поучаствовать. Странно, но я не заметила никаких следов утренней заторможенности. Мне удалось увидеть только завершающий этап тренировки – все бросковые техники, которым научила Мишу, он показал как всегда совершенно. Что же это за утренняя слабость напала на моего ученика? Вечером, после того, как закончила с домашним заданием, мы вновь провели с Мишей небольшой спарринг на посохах – показалось, что он немного подзабыл «треугольник-круг-квадрат». На деле, всё оказалось немного иначе: каким-то образом Миша понял, что простое заучивание техник без попытки осознать их смысл – глупость. Поэтому он решил приспособить техники нашей школы под себя. А может, наоборот, приспособиться самому? Не очень поняла объяснение, незнание языков всё же сказывается на общении, но идея показалась интересной, и я разрешила попробовать осуществить его задумки. Однако, наутро Миша вновь оказался в ужасном состоянии. Он медленно думал, техники выполнял кое-как, что привело его самого в ярость. На разминке и во время выполнения укеми, он то и дело падал неправильно, один раз довольно больно ударившись головой об стенку. Ну, мне было бы больно, если бы я с размаху влетела лбом в деревянные доски – но, похоже, не Мише. Он только гневно ударил кулаком по полу и встал обратно, чтобы продолжить тренировку. Какого чёрта происходит?! Закончив занятие, мы разошлись – Миша поплёлся в душ и завтракать, а я наведалась в комнату на втором этаже. Ради его же блага, я должна это сделать… Пыльно, блин, пусть хоть уборку устроит! Но как бы я не шарила взглядом по помещению – не нашла ничего похожего на алкоголь. Он, конечно, мастер фокусов, и наверняка мог устроить тайник, но… В гостевой комнате не так уж и много мебели. С тех пор, как тут жили Лео и Лили, ничего не изменилось – футон, маленький ящик для тапочек у входа (пустой, кстати), шкаф для верхней одежды и убранный к стенке столик. Ни разу не слышала от Миши жалоб, но как-то тут… неуютно что ли? Комната не выглядит обжитой, единственные признаки того, что помещение не пустует – предельно ровно и аккуратно (хоть и неправильно) сложенный футон, и рюкзак в углу, на котором лежит бронежилет. Возможно, лучший выход – спросить у самого Миши? Деликатно и осторожно: он и так по утрам не в духе. Но нет, никакого чёткого объяснения – Миша даже после завтрака может только нечленораздельно мямлить. Только под вечер, когда я вернулась из школы и мы провели ещё одну тренировку, Миша объяснил причины вялости по утрам: – Ты бы ещё сложнее вопрос задала, – недовольно буркнул мой ученик и передразнил: – «У тебя проблемы с низким артериальным давлением по утрам?», – нет, всё куда проще. Так на меня действуют таблетки-нейролептики. – Это побочный эффект? Может, какое-нибудь другое лекарство может помочь? – достала из кармашка уваги листок с поручениями и рекомендациями Смирнова. – Нет, это основной и правильный эффект, – мой ученик махнул рукой, – нейролептики снижают активность нервных импульсов, проще говоря – именно таблетки делают меня медленным и глупым по утрам. Это нормально, и таблетки реально помогают. Я почти не вижу проклятые кошмары, но… Миша мрачно вдохнул и выдохнул несколько раз, будто собираясь с силами для рывка. Решила подождать, пока он закончит мысль: – Но мне это не нравится, это то, о чём говорил ещё в самый первый день в додзё – не хочу становиться зависимым от препаратов, не хочу! Гневная гримаса на секунду промелькнула на его лице. От предложения о помощи мой ученик отмахнулся, но не резко – скорее лениво, больше намекая на то, что хочет спать. На этом я и решила сосредоточиться – со следующего дня начнётся новый режим занятий. Теперь Миша сможет спать с утра подольше, потому что тренировки остались только дневные и вечерние. Мой ученик хотел было что-то возразить, но не стал – только пожал плечами, пожелал спокойной ночи и ушёл к себе в комнату. Эта покладистость тоже связана с таблетками, почти уверена в этом. Утренняя разминка и тренировка только с папой показалась какой-то пустой. Мне нравится, на самом деле нравится положение мастера – я учу Мишу не только потому, что нам заплатили. Его ураганное развитие по праву можно назвать моей гордостью – об этом сказал папа под конец тренировки. Отличное настроение сохранялось ровно до большой перемены и… и неудобной сцены на крыше. Сегодня, после школы, я выхожу на работу – развозчикам почты со своими велосипедами платят на двадцать пять процентов больше. Начальница встретила радушно, но сразу же нагрузила работой. Ладно хоть работать надо по району Тэннодзи, и то не по всем кварталам. Обычно я успеваю управиться со всеми письмами быстро: район расположен на равнине, каналов нет, из сложных участков – только железнодорожные пути. Но я знаю короткие маршруты практически из каждой точки, хоть они не всегда безопасные и приводят к мелким (и не очень мелким) поломкам моего железного пони. В отличие от большинства сверстников, работающих неполный рабочий день, оплата у меня не почасовая, а пропорциональная: чем больше писем развезу – тем больше будет зарплата. Поэтому скорость всегда стоит на первом месте! Сегодня тоже ничего неординарного не было, и перед тем как покатить домой, я зашла перекусить в семейное кафе, в котором подрабатывает Мики. Это стало доброй дружеской традицией, которая появилась после того, как я в очередной раз оградила подружку от нападок хулиганов. Села у маленького двухместного столика возле широкого обзорного окна. Мики и в этот раз приняла заказ, но вместо стандартного «Будет готово через пять минут!», подружка полушёпотом посетовала: – Зря ты так с Хидео, не такой уж он и плохой парень. – Самой неприятно, – пожала плечами, – а что делать? Вторая причина, по которой так смело раздаю отказы – после прошлогодних событий мне так часто предлагают встречаться, что уже тошнит! Погоди-ка… – хитро ухмыльнулась. – Мики-чан, как ты назвала Уэду-куна? Мне показалось, или…? – Будет готово через пять минут! – лицо подружки вспыхнуло краской и Мацуда торопливо отошла к стойке заказов. Действительно, чизкейк и капучино вскоре появились на столе. В кофе добавила три ложки сахара. Чрезмерно сладко, но мне нравится, и после того, как долго крутишь педали – даже полезно. С удовольствием отломила ложечкой кусочек чизкейка, и поднесла ко рту. И замерла так, увидев в окне хмурое лицо Миши. Он прошёл мимо кафе, о чём-то мрачно бормоча, судя по движению губ и нервной жестикуляции. Куда это он один пошёл?! Заблудится же! Спустя четверть минуты Миша уже сидит напротив, пытаясь уместить тощую задницу на маленьком для него стуле. – Пошёл банкомат искать. В Японии, похоже, банковские карты нигде не принимают, – объяснил он. – Хорошо, что ты недалеко ушёл, – шутливо погрозила ложечкой. – Поверить не могу, что папа тебя так просто отпустил! – Мастер Каташи занят на тренировке, а он сегодня заниматься запретил, – Миша пожал плечами. – Он вообще хотел уложить меня спать или вызвать врача, едва убедил не делать этого. – А что случилось? – заволновалась я. Папа нечасто вызывает врачей на дом, предпочитая экономно обходиться домашним запасом медикаментов. – Ничего серьёзного, я с лестницы упал, – Миша задрал голову и показал свежую, но уже обработанную ссадину на подбородке. – Кости целы, голова не болит. Опять таблетки, – печально развёл мой ученик руками. Тогда ясно, обычное гостеприимство и желание угодить дорогому клиенту. Свойственно папе, хотя… я бы тоже так же поступила, если не хуже. В том смысле, что Миша бы точно лёг спать дальше. – Прошу прощения, – прозвучал над ухом голос Мики. – Уважаемый клиент хочет сделать заказ? О-оу. А вот здесь я ошиблась. Сильно ошиблась, потому что Мацуда точно не удержит язык за зубами! Я подняла взгляд: на лице искренний интерес, даже не женский, а простое любопытство. Взгляд направлен то на Мишу, то на меня. – Аска, официантка спрашивает хочу ли я сделать заказ? – отвлёк от панических мыслей голос Миши. – Скажи, что буду то же самое, что и ты. – А… э… да, хорошо, – обернулась к Мики, чтобы увидеть как подружка уже записывает на бумажке заказ. – Будет готово через пять минут! – Мики поклонилась и ушла к стойке, метнув в мою сторону ироничный взгляд. Блин, и кому Наджика-сэнсей тогда в поезде сказала, что английский надо подтянуть?! Или это у всех работников сервиса особенность такая?! Провал. Полный провал всей секретности. Если Миша что-то и заметил, то виду не подал, засранец. Всё время, пока он наслаждался десертом, сидела как на иголках. Мики, которую я буквально пару минут назад вогнала в краску, теперь сама изгалялась и отпускала недвусмысленные шуточки в мой адрес: – Не желаешь ли повторить заказ, Аска-чан? Может «то же самое» принести? Но нет, это ещё был не полный провал, я ошиблась. Когда Миша наконец-то допил кофе и Мики принесла нам счёт, он первым взял папку, мельком глянул на чек и положил внутрь купюру в тысячу йен. Кофе и пирожное здесь имеют фиксированный ценник по акции, четыреста йен – в итоге вышло восемьсот на нас двоих. Предотвратить вот этот провал, этот финиш, я не успела – все силы прилагала только к тому, чтобы удерживать себя в руках и не давать лицу краснеть. – Прекрати, угощаю, – попытался дружелюбно улыбнуться сказал Миша, когда я протянула четыре монетки по сто йен. Чёрт, он вообще ничего не видит или не понимает?! После чего мой ученик встал, что-то буркнул по-русски в адрес Мики и пошёл к выходу. – Уважаемый клиент, подождите! – Мики попыталась нагнать Мишу, протянув в руке сдачу, но её остановила я. Как можно нежнее взяла подружку за воротник форменной рубашки и притянула её лицо к своему: – Это мой ученик, его зовут… не важно, как его зовут. Мой ученик не из Японии, у него на родине принято давать официантам чаевые и всегда платить за девушек. Всегда-всегда. Это простая вежливость, Мики-чан, прости эту оплошность, я постараюсь объяснить своему ученику ошибку, – срывающимся на рычание шёпотом сказала я. – Ещё раз, этот парень – мой ученик, ты всё правильно поняла, Мики-чан? – Д-да-да, я всё поняла, Аска-чан, – ответила Мацуда, бледная как смерть. – Аска, ты там... – Уже иду! – Мишу как ветром сдуло обратно на улицу. Я отпустила вот-вот начинающую плакать Мики и со всем возможным в этой ситуации дружелюбием улыбнулась. Больше я сюда не приду – и не из-за шуточек. Менеджер кафе, почти сразу подскочивший к запуганной официантке, проводил меня очень долгим и тяжёлым взглядом. Блин, вот же дура! Да пусть Миша потеряется хоть сто раз, я всё равно бы нашла этот столб фонарный – его ж за километр увидеть можно! Пошёл он "банкомат искать", чёрт! Нашёл, наверняка нашёл – иначе откуда бы деньги взялись?! Домой возвращались быстро – я катила на велосипеде впереди, а Миша, ругаясь вслед, бежал за мной. Я объявила это тренировкой и постепенно наращивала скорость, но и Миша не подкачал: все полтора километра до дома он стойко пытался нагнать меня. Как только мы добрались, Миша не стал слушать моё одобрение, а только отдышался и пошёл вокруг дома, раскуривая сигарету и издавая злые русские звуки. Ну и чёрт с тобой, ученик, сам ты такое, чем только что обозвал! Как же всё нехорошо вышло! Я точно переборщила в «убеждении» Мики, но что теперь делать? Какая теперь разница, буду ли я говорить, что у меня нет возлюбленного или буду выдумывать его? Мацуда всё равно не удержится, и растрезвонит всем подряд историю, как со мной в кафе сидел симпатичный иностранец, как он оплатил заказ за двоих и оставил чаевые. Когда-нибудь, где-нибудь, это всё равно случится. Но и в этом есть кое-какой объективный плюс. Теперь появилась хоть и неофициальная, но всё же отмазка перед парнями, которые признаются в любви. Совсем не официальная, абсолютно неправдивая – но отмазка. Чтоб тебе пусто было, засранец! ***дд.мм.гг, р/\##€£ утр0?
…налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо – больше ты отсюда не выберешься… Пусто. Вокруг нет ничего. Я иду по лабиринту из угольно-чёрных стен, потолков и пола. Только белые контуры прямоугольников и квадратов дают понять, что я иду по ровной твёрдой поверхности, а по бокам – стены, всегда с одинаковым расстоянием между собой. Ширина коридоров лабиринта не меняется, коридоры не изгибаются вверх или вниз, я могу только поворачивать. …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… Я не могу, подобно Тесею, использовать клубок ниток. У меня нет Ариадны, которая дала бы клубок, нет ничего, к чему можно привязать нитку и главное – у меня нет ни ног, ни рук. Я двигаюсь вперёд только силой мысли, отталкиваюсь от стен силой мысли. Я сам – мысль. Чей-то сгусток знаний, эмоций и желаний. Ходить по лабиринту возможно безо всяких усилий. Нет цели или задачи куда-то идти, и я не знаю – кончится ли где-нибудь лабиринт тупиком или выходом. Просто иду и иду. А ещё кто-то за мной следит. Скорее всего, я так быстро иду по лабиринту, что иногда возвращаюсь на то же самое место и чувствую собственное присутствие. Иногда везёт, и за очередным поворотом вижу не чёрную стену лабиринта, а картинку. Иногда статическую, иногда – как будто видеоролик или клип. Обычно картинки цветные, в ярких тонах. Цвета преимущественно жёлтые и синие. Жёлтые, как песок в пустыне, и синие, как безоблачное небо там же. Я чувствую цвета, их настроение. Жёлтый и синий – усталость и злость. Иногда попадается зеленовато-бежевый цвет, это цвет людей с оружием в руках. Хозяин воспоминаний всё время зачем-то бежит вперёд вместе с ними. Этот цвет вызывает странное сочетание уверенности и горечи. …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… На очередном повороте попадается картинка, просмотр которой даёт чувство удовольствия и радости. Я вижу лицо красивой девушки. Маленький носик и чуть-чуть выпирающие скулы, пухлые губы тёмно-красного оттенка. У девушки смуглая кожа коренного жителя пустыни и густые брови, а волосы скрыты зелёным тюрбаном, видна только длинная чёлка, скрывающая лоб. Волосы чёрные, тусклого оттенка, как и глаза. Девушка улыбается… нет, она смеётся. Кадры медленно сменяются, на песчаном фоне за спиной девушки, кто-то в зелёной одежде машет руками и кривляется, показывая на неё пальцем. Эта картинка исчезает и присоединяется к моей памяти как только девушка хочет что-то сказать. С каждой новой картинкой я становлюсь быстрее, и чем быстрее иду по лабиринту, тем чаще попадаются эти картинки. В этой геометрической прогрессии нет изъяна, и даже если захочу – то не смогу двигаться медленнее. С определённого момента потерял возможность остановиться, кроме как перед картинкой. Чёрные стены придают ускорение, как электромагниты. Я могу лишь выбирать направление. …налево, направо, прямо… …налево, направо, налево… …направо, налево, не туда! «Не туда!» – худший вариант. Единственный случай, когда что-то останавливает перед картинкой не по моей воле. И всегда эти картинки наполнены чьей-то смертью. В этот раз – смертью какого-то смуглого подростка в изношенном бежевом тряпье, которое когда-то было униформой. Я вижу, как он лежит на полу, в полуразвалившейся глиняной лачуге. Рядом лежит проржавевший автомат, украшенный чёрными лентами с нечитаемыми письменами. Из перетянутой жгутом культи, которая осталась от оторванной ноги, медленно капает кровь. У подростка в руке граната. Я вижу, что к мальчишке кто-то другой тянет руку – зелёный рукав куртки оканчивается черной перчаткой. Ладонь раскрыта и поднята вверх, человек хочет забрать у подростка гранату. Звонкий звук – тонкий металлический рычаг падает на пол. Подросток, которому осталось жить три, четыре или пять секунд, отдаляется назад и вбок, как будто камера, на которую снят этот клип, резко отъехала на рельсах. Дальше взрыв и конец записи. А вслед за концом – я опять иду вперёд по лабиринту, и опять – быстрее. …направо, налево, прямо… …направо, налево, прямо… …направо, налево, прямо – больше ты отсюда не выберешься… А мне некуда выбираться. Лабиринт бесконечен и крайне запутан. Я не придаю особого значения тому, кто говорит эти слова. Вполне возможно, что это я сам их говорю, ведь я так же не могу ответить на вопрос «Как меня зовут?». Вернее, пока не могу. Ещё пару картинок спустя показалось, что протянутая вперёд рука в том видении с умирающим мальчишкой, принадлежит мне. Именно показалось, пока что ни в чём не уверен. Далеко впереди замаячил свет. Свет отражается на стенах, заметил его очень давно. Это конец путешествия. Не финал, не финиш, не абсолютный конец – но на этот отрезок времени, на этот раз – да, это конец. Не знаю, могу ли я точно судить о течении времени – но у путешествия всегда есть начало и конец. Новое путешествие повторяется, и я продолжаю его с той же скоростью и тем же запасом знаний, которые оставались в конце прошлого пути. Я пытаюсь отдалить этот конец, петляю по коридорам, но… Ведь в сущности есть только три варианта: …налево… …направо… …ямо. Сонная голова не успевает поймать обрывок мысли. Какая ещё «яма»? Который час и где я? Протягиваю руку вбок и спустя, наверное, полминуты достаю из-под груды вещей телефон. Полминуты – потому что руки не сразу слушаются указаний головы. Сомнений «где я?» нет – Япония, Осака, додзё Казама, второй этаж. Впереди – новое утро в попытках как можно быстрее прийти в себя. Память услужливо подсказала похожую картинку: попытки персонажа Умы Турман вернуть контроль над парализованными ногами в «Убить Билла». Как её звали? Не помню, по-моему, этого персонажа всё время обзывали «сучкой». В отличие от «сучки», моё положение куда лучше – паралича нет, просто конечности слушаются головы нехотя или реагируют спустя секунду-две. И как же это блядски бесит! Вот только от злости реакция падает ещё сильнее – как будто препарат «понимает» мою злость и гасит импульсы головного мозга ещё активнее. Мать твою, естественно препарат понимает, на то он и придуман… Достичь полного спокойствия удалось только спустя десять минут. Уже лучше – в самый первый «вялый» день я пытался успокоиться всё утро, пока не вывел закономерность: «Меньше агрессии – быстрее реакция». Сама голова работает хорошо – не мешают ни лишние мысли, ни какой-либо информационный мусор. Видения и галлюцинации отсечены полностью – я вижу только то, что видят собственные глаза и не слышу ничего необычного. «Шурх-шурх» – размеренный шелест прутьев по асфальту – мастер Каташи подметает задний двор. А больше я ничего не слышу. Ещё три минуты – и я на ногах. Плюс две минуты на лёгкую разминку – растяжка суставов, чтобы не хлопнуться по пути вниз носом в ступеньки. И ещё одна минута на то, чтобы одеться. Надо прекращать думать о том, что раньше на всё про всё уходило сорок пять секунд. Тем более, что вещей всего ничего – куртка да штаны. Смирнов, заехавший вчера ночью, реквизировал под расписку «куда что потрачено» обломки автомата, магазины, гранаты и оставшиеся патроны. Теперь я гол, как сокол, в фигуральном смысле. На столике в кухне ждёт привычная чашка риса с двумя панированными свиными котлетами – или «кацудон», как блюдо называют мои добрые хозяева. Чашка накрыта сверху перевёрнутой пластиковой миской, на донце прикреплена бумажка с рисунком-схемой, выполненной карандашом: чашка с едой, стрелочка, микроволновка, стрелочка, дымящаяся чашка, стрелочка, какая-то пародия на моё лицо с улыбкой до ушей. Узнал себя по характерной причёске и преувеличенно большому носу. Спасибо, Аска, забавно. И очень вкусно. После завтрака, полностью пришёл в себя. В этом привычном состоянии я теперь могу злиться хоть до потери сознания. Но не хочу – нет раздражителей, нет никакого напряжения, нет причины. Как будто в отпуске. По долгу службы мне никогда не выпадал отпуск больше чем на тридцать дней. До тех пор, пока не отслужу десять лет, я не могу рассчитывать на дополнительные пять дней. Не очень-то и повод для расстройства, все эти восемь лет всё равно некуда было тратить целый месяц. Интересно, а за мной сохранят выслугу лет и другие надбавки? Стойкое желание выяснить это толкнуло набрать на телефоне один из немногих заранее записанных в память номеров: – Э…мм… – Здравствуйте, Михаил, – прозвучал в динамике голос Смирнова. – Что-то случилось? Вы хотели что-то спросить, но передумали? – Никак нет, просто пока не решил, как к вам обращаться – звания-то вашего не знаю. – Вы, кажется, подзабыли третье указание Валентина Александровича – жить нормальной гражданской жизнью. Понимаю, нелегко, но я поправлю вас – слова «никак нет» и «звание» редко встречаются в обиходе гражданских. Как и само слово «гражданские», кстати говоря. Трёпка, безусловно, выговор, но Смирнов говорит весёлым голосом. – Тогда… Вадим Иванович? – выудил из памяти имя-отчество командира. – Просто Вадим, – поправил он, – сейчас вы, Михаил, в другом положении. Препарат действует? – Так точ… да, очень хорошо действует – я прекратил видеть кошмары и галлюцинации. Только есть один побочный эффект. – Общая вялость и плохая реакция? – хмыкнул Вадим. – Увы, это свойственно и атипичным нейролептикам, придётся перетерпеть. Утешьтесь мыслью, что типичные нейролептики действуют ещё хуже. На ваших тренировках это ведь не сказывается? – Нет, только если это не утренние занятия. По утрам особенно тяжело, зато засыпаю всегда очень быстро. Половина срока приёма препарата и пребывания в Японии прошла, правильно? – с тихой надеждой спросил я. – С одной стороны – да, таблеток в контейнере должно оставаться семь… – достал из кармана куртки коробочку и пересчитал «колёса»: всё верно. – С другой стороны – нет, в Японии пока останетесь на несколько больший срок. – Сколько? – вздохнул я. – Больше месяца – точно. Отнеситесь к этому времени как к возможности научиться лучше понимать гражданскую жизнь. К тому же у вас будет больше времени, чтобы научиться новым техникам рукопашного боя. – Почему я остаюсь в Японии так надолго? – спросил, стараясь скрыть разочарование. Недолгая пауза, как будто Вадим задумался над ответом. – Михаил, вы так и не начали смотреть телевизор? – Перестал ещё в России, у нас в част… то есть, в коллективе никому до этого дела нет. – Полезно иногда, – засмеялся командир. – Особенно если вы хотите понимать, что происходит вокруг. А вокруг Японии понемногу сгущаются тучи. Война продолжает набирать обороты – и если Кансаю пока ничего не угрожает, в силу того, что американцы каждый день публикуют заявления о полном контроле над ситуацией в регионе, то на западе и севере страны не всё так гладко. На Хоккайдо начались столкновения между основными игроками, а это сильно не нравится уже нам. – Под словом «нам», вы имеете в виду… – Вы правильно поняли Михаил, продолжать не стоит, – мягко прервал Вадим. – Прошу прощения, но дальше говорить не могу – работа кипит, в том числе, и по вашему направлению. В любом неординарном случае – звоните. Передавайте привет уважаемым господам Казама. – Добро, до свя… свидания, Вадим. Пару минут на то, чтобы утрамбовать и обработать полученную информацию в голове, и я готов к дальнейшим действиям. Месяц так месяц, а пока моё дело телячье – ждать и выполнять приказы. Немного погодя, началась групповая тренировка. Нормальная разминка: чувствую, как мышцы и сухожилия полностью выполняют команды мозга. Методы правильного падения, или «укеми», уже стали применяться инстинктивно – очень полезная вещь! Даже вне рукопашного боя правильно падать – нужное умение, в Сирии бы это вполне пригодилось. Надо будет на вечерней тренировке провести один эксперимент… Но до того момента ещё надо дожить – и не в том смысле, что на протяжении дня подстерегает смертельная опасность. Совсем наоборот: мне просто скучно. Основная причина, почему я ни разу в жизни не догуливал отпуск. А в нынешнем положении – то ли подписки о невыезде, то ли домашнего ареста – эти пять часов до вечерней тренировки превращаются в пытку. Позавчерашняя вылазка закончилась не очень удачно – деньги я, конечно, снял, пятнадцать тысяч йен (или что-то вроде семи с половиной тысяч рублей): чтобы кошелёк не пустовал. Но почему Коротышка так гневно отреагировала на вполне себе обычный дружеский жест – так и не понял. Нет, пробежать полтора километра труда не составило – но дала бы хоть размяться сначала! Весь вечер после этого Аска отказывалась со мной тренироваться, как будто я чем-то смертельно оскорбил своего мастера. Ладно хоть на следующий день эта фигня прекратилась. Вчера весь день провёл дома, чтобы опять случайно не встретить своего мастера на улице – но сегодня продолжать эту пытку я не собираюсь… – Мастер Каташи, могу я спросить кое о чём? – Да, Михайру-сан, разумеется, – уже почти привык к этому искажению имени. Нашёл Казаму-старшего в маленьком саду перед входом – в это время суток он обычно работает там, подрезая кончики веток небольшого деревца, цветки которого вот-вот должны распуститься. – Скажите, в какой стороне находиться школа Аски? – На запад от нашего дома, где-то в трёх километрах. Дочка звонила и просила занести учебники? – с отеческой тёплой улыбкой спросил мастер Каташи. – Нет, не звонила. А что, часто забывает? – улыбнулся в ответ, представив своего мастера в ситуации панического рытья в портфеле в поисках нужной книжки. – Иногда и такое случается, – кивнул мастер Каташи. – И всё же – вам зачем-то нужно с ней встретиться? – Скорее наоборот, спрашиваю направление, куда идти не стоит – с вашего разрешения, я опять пойду погуляю по окрестностям. Просто Аска, судя по всему, не в восторге оттого, что я вообще выхожу из дома – не хочу её лишний раз злить, а вот погулять – очень хочу. Всё окей? – улыбнулся и показал японский вариант жеста «деньги». – Хорошо, – намёк понят, мастер Каташи заговорщицки усмехнулся и отвернулся к своему деревцу. – А что это за растение, господин Казама? – спросил напоследок. – Вишня, – не оборачиваясь ответил он. Прогулка понравилась. Решил пойти на северо-восток, компас и карта в телефоне в этом неплохо помогли. Район, по которому гулял, показался чем-то вроде спального. Но непривычного вида – большинство домов максимум пятиэтажные. Сами дома на вид вполне обычные, всего пару раз я увидел что-то похожее на дом семьи Казама. Оно и понятно – деревянные строения плохо сочетаются со словом «мегаполис», зато хорошо и быстро горят. Кстати, деревьев и вообще зелени на улицах сравнительно мало. Видимо, мастер Каташи очень оригинален в выборе хобби. По пути всё время попадаются два типа заведений – школы и рыгаловки, то есть, кабаки. Напомнило моё же детство – в девяностые такое сочетание было вполне обыденным и никого не удивляло. Это сейчас кабак напротив школы вызывает огромный интерес у всяких комитетов по охране детства, подростков и прочей мелюзги. Впрочем, и простых кафешек тоже хватает, просто рыгаловки бросаются в глаза яркой даже днём неоновой рекламой. А ещё третий день очень сильно хочется нажраться в слюни. Поэтому свернул в первый же переулок, чтобы не искушаться и потихоньку вернуться домой другим маршрутом. Нет, это не просто неудачное сочетание, школы и питейные заведения напротив. Чистые фасады домов всё равно не могут укрыть грязь переулков между дворами. А в грязных переулках обычно появляются и другого рода нечистоты – грязь человеческого рода, отребье, шелупонь сраная. Вполне для моё общество. Хм, вот почему я не надел под куртку бронежилет?… Первый мудак с дебильной причёской выхватил удар в нос, как только обернулся. Ему хватило: пацан сполз по стене на землю и зашёлся в паническом вопле, пытаясь прекратить кровотечение. Подельники мудака тоже заорали и побежали в атаку, бестолково размахивая руками и ногами. Зарёванный школьник, которого они зажали в углу, убежал прочь, забыв портфель. Давай, вали не оглядываясь! Вернёмся к нашим баранам… Что, и жалкой выкидухи* ни у кого нет? Да, так и есть – увидев штык-нож, гопота резко затормозила, чуть не повалив друг друга, а потом опрометью бросилась бежать, всё же забрав с собой воющего больше от страха подранка. Так просто? Тьфу, павлины сраные, вообще не серьё… …а вот на удар с тыла я не рассчитывал. В глазах потемнело лишь на секунду, но тело уже само движется в самом правильном направлении – навстречу противнику, назад! Руками ухватился за воротник рубашки и запястье, и потянул эту падаль вперёд. Но вместо того, чтобы повалить очередного гопника на землю и вывернуть сустав, почувствовал, что пальцы как будто сами разжались, и противник проскочил вперёд, тяжело дыша. К этому моменту темнота в глазах рассеялась, и я увидел белую мотоциклетную каску с прозрачным забралом и красной полосой по окантовке. Из-под забрала на меня уставились два очень знакомых и очень злых огонька. – Очень технично выполнено, Миша, – прорычала Коротышка, встав на ноги и отряхнувшись. Мой мастер многозначительно похрустела костяшками пальцев и шумно выдохнула. Каска с красной полоской – это, значит, вся твоя униформа почтальона? – Если ты вывернулась – значит техника не удалась, – поднял с асфальта штык, и убрал в ножны, которые привязал к ремню сзади. – Ну… – Кортышка вдруг прекратила грозно буравить взглядом и горделиво вскинула голову, из-за чего каска запрокинулась назад, удерживаясь теперь только на шее, подбородочным ремешком, – не забывай: я всё-таки мастер, тебе ни за что меня не одолеть! Но ты, на самом деле, очень правильно исполнил технику – только нужно было больше… – Ты там бить меня собралась или вдруг появились другие планы? – спросил в лоб. Это смутило девушку, но не надолго – Коротышка почти сразу вернула себе уверенный вид: – Чёрт тебя возьми, Миша, что ты сам тут забыл?! У меня только-только уроки кончились! Еду по району, развожу почту, и на тебе – слышу гневные вопли, которые могут означать только одно – драку! В которой почему-то участвуешь ты! А ну возвращайся! Тебе нельзя выходить из дома! – Я просто гулял, и уже собирался возвращаться. Услышал крики, свернул в этот переулок и вступился за школьника, которого избивали хулиганы, – пожал я плечами, а затем поднялся на ноги. – Ага, ну конечно, – саркастически хмыкнула Коротышка и надела шлем обратно. Затем она отряхнулась от пыли и достала из сумки… яблоко, нет! …пули стучат по гравию у ног, бегу вперёд, к сетчатому забору. Что-то или кто-то на плече тянет меня вбок. Едва не упал, подвернув ногу. Но грохот перестрелки гонит вперёд, несмотря на боль… –…хватит, – сжал виски пальцами и помассировал их, пытаясь выгнать картинку из памяти. – Ты взял с собой таблетки?! – Аска подскочила ближе, уронив надкушенное яблоко на асфальт. Прямо как тогда, на перроне станции «Иидзука» – Сейчас они не нужны, это просто мигрень или магнитные бури, – я сдвинулся в бок и попытался обойти Аску и… яблоко. Сердце стучит в бешеном ритме, звеня в голове набатом. – Если ты рассчитываешь, что я поверю, то… – А я не собираюсь ничего доказывать, – зашагал дальше по переулку, мимо неё. – Увидимся вечером. – Погоди, я… – За завтрак – спасибо, до вечера, – повторил я и помахал рукой. Таблетки мне не нужны. Сам справлюсь с этим, сам! #Выкидного ножа *** Нет слов. Ну, а что сказать вслед? Одновременно поблагодарить за завтрак и послать в задницу – только этот засранец на это способен. Ух, Рэйджи! Противоречивость – это что, такая национальная русская черта характера?! Ну и иди к чёрту со своей «мигренью»! Ребёнку понятно, что это болезнь шалит, так нет же – храбрится, дурак! Чего ради?! Миша думает, что так круче выглядит? Как бы нет так, этот дурак выглядит жалко и глупо. Знаю, что он там напридумывал: «Справлюсь сам, Справлюсь сам!», пф! Дурак и ещё двадцать раз дурак. Мало ему тяжёлых воспоминаний, зачем он лезет в драки в подворотнях?! Обернулась назад, к велосипеду. Ещё хватает работы, половина писем не развезены по адресам. Под ногой что-то хрустнуло, опустила взгляд – яблоко. Я обронила, когда Миша едва не упал в обморок, схватившись за голову. Погоди-ка… Беру свои слова назад, даже не произнесённые вслух. «Дурак» тут только один – то есть «дура» тут только я одна. Присела на корточки, взяла раздавленное, грязное яблоко в руку и внимательно осмотрела. Никакой реакции, никакого внутреннего отклика. Просто испорченный фрукт, перекус на время, пока я развожу почту. И самый сильный триггер для Миши. Наконец-то выучила это слово, оно часто встречается в инструкции Смирнова. А ведь думала, что знаю всю эту бумажку наизусть. Значит, надо читать и перечитывать инструкцию до тех пор, пока она не станет чем-то вроде храмовой мантры. И, кроме того, не надо… – Прошу прощения… – чей-то негромкий голос сбил с мысли, я встала и обернулась. – Я забыл портфель. Школьник в незнакомой форме, из средних классов – невысокий, чуть выше меня. Весь в мелких ссадинах и синяках, по лицу размазаны слёзы и сопли, нос кровит. Быть не может, получается, Миша не врал? – Да, конечно, – протянула школьнику сумку. – Спасибо, Казама-сан. – Мы раньше виделись? – Вы опять спасли меня от хулиганов, – пацан несмело улыбнулся. – В прошлый раз – года два назад! – Вообще-то, это была не… – но пацан не дал закончить мысль: – А с тем гайдзином вы прямо как-то мягко обошлись! Удачи вам! Когда школьник ушёл, я постояла на месте ещё секунд пять и пошла искать мусорку: липкий яблочный сок вызвал раздражение на коже. Надо бы закончить всё же мысль: «кроме того, не надо быть такой резкой, Миша этого не заслужил». На этот раз, по крайней мере. Конец дня не принёс ничего нового. Я развезла оставшиеся письма, вернулась домой и принялась за уроки. Не хочется лишний раз попадаться Мише на глаза, хотя бы не сегодня. За этими мыслями не заметила, как решила задачки по математике на понедельник и упражнения по японскому на вторник. И это кроме уроков на завтра… …скучно. Нет, не скучно, очень даже весело! Куча дел – приготовить на утро завтрак, постирать грязные вещи и погладить на завтра форму. И убраться в комнате – вот, куча дел! Вот только в процессе не заметила, как приготовила сразу шесть большущих котлет, сварила полкило риса и нажарила овощей на все выходные. Вещи, которые не поместились в стиральную машину, я машинально же застирала вручную. И заметила это, только когда взяла из тазика с грязными вещами полосатую рубашку Миши. Довольно поношенную, с тремя швами и полустертыми полосками. Вещь под стать хозяину: на вид вроде крепкая, а на самом деле – едва живая… …скучно. Да, очень скучно. Уборка в комнате довела до уныния. Я совсем не устала, наоборот – без вечерней тренировки сбился режим, и теперь банально некуда выпустить пар. А идти в зал я не… не могу. В дверь постучали. – Открыто! – машинально крикнула я. Но дверь не открылась, вместо этого в неё ещё раз постучались – более настойчиво. Что такое, у папы опять заняты руки? Подошла к выходу из комнаты. – Долго ещё ждать? – возмущённым тоном спросил Миша, самостоятельно открыв дверь в тот момент, когда я протянула руку. - Ты идёшь? – Куда? – спросила, стараясь не смотреть в глаза. Но Миша сам чуть присел, уперевшись ладонями в колени и вывернув голову так, что его глаза теперь смотрят в мои. Он слишком близко: я вижу, что белки глаз Миши абсолютно чистые и на лице ни следа безумия. Точно так же – ни следа обиды или злости. Наоборот, мой ученик ухмыляется, рассматривая моё лицо в ответ. Я чувствую горячее дыхание на коже и непроизвольно краснею. – На тренировку, не на свидание, – Миша разогнулся, чтобы немедленно получить тычок в рёбра. – Буду через три минуты, засранец! – оттолкнула смеющегося Мишу и закрыла дверь. Вот ведь… не засранец. Просто странный парень с дурацким чувством юмора.