Вслед за цветением сакуры

– Сумирэ, доченька, вставай… – сквозь сон услышала девочка.       В горле запершило, Сумирэ закашлялась. Она вывернулась из стылого одеяла, села и попыталась протереть кулачками заспанные глаза. Лицо стало мокрым от инея на ресничках. К горлу вновь подступил ком, и растаявший снег сменился едва теплыми ручейками слёз. – Мама… мама, мне холодно… – сквозь окружающую её тень позвала Сумирэ.       Котонэ-сан отдёрнула полог палатки и зашла внутрь. – Знаю, милая, прости, – женщина поставила глубокую пластиковую тарелку с горячей рисовой кашей рядом со своим спальником, села на него и посадила дочку к себе на колени, завернув обратно в одеяло и крепки обняв. – Сейчас станет теплее.       Когда девочка немного согрелась, Котонэ-сан посадила её напротив и зачерпнула первую ложку уже немного остывшей каши. Сумирэ чуть надула губы и с печалью уставилась на дымящуюся ложку. Котоне-сан слабо улыбнулась, достала из походного рюкзака последнюю горсть изюма и добавила в кашу. Девочка сразу посветлела и завтрак пошёл бодрее.       Закончив кормить дочку, Котоне-сан притянула её к себе, убрала с щёк пару клякс разваренного риса и дотронулась своим лбом до лба Сумирэ. – Горяченькая… – тихо, практически про себя вздохнула Котонэ-сан. – Так, давай одеваться, пойдём.       Женщина поднялась, сев на колени и подняв дочки на ноги. Одеяло сползло с Сумирэ, обнажив шею и руки девочки. Всё остальное оказалось закрыто несколькими слоями лёгкой одежды. Однако Сумирэ не согрелась даже после горячей каши с изюмом, её наоборот пробил озноб. – Мам, мне холодно, – тихонько сказала Сумирэ, хлюпнув носом. – Пойдём, – ответила Котонэ-сан, накрывая дочку широким пушистым шарфом, а затем – капюшоном. – Скоро станет теплее, солнышко вот-вот поднимется. А мы пока пойдём пить чай!       Обувшись, Котонэ-сан и Сумирэ выбрались из палатки. Подул теплый ветер, с кроны сосны неподалёку с криком сорвалась вниз ворона. Женщина с дочкой медленно пошли мимо рядов с палатками к месту, откуда в тусклое предрассветное небо поднимается столб дыма.       Добравшись до туда, Сумирэ увидела очередь, которая кольцом окружила большую высокую палатку, в которой несколько человек разного возраста в смешной пятнистой одежде, фартуках и поварских колпаках трудились над приготовлением и раздачей еды. Очередь шла вперёд не быстро, но и не медленно, и Сумирэ даже не успела соскучиться, прежде чем им с мамой выдали два стакана горячущего чая и по две рисовые булочки, в этот раз – без джема.       Девочка с мамой отошли в сторону от палатки, где установили около десятка столов с лавками, вроде тех, которые Сумирэ видела в лесном походе во время детского сада. В отличие от того похода, в этот раз мама повезла её куда-то в горы. Эта поездка Сумирэ не очень понравилась – ехать из родного города пришлось далеко и долго, на переполненном автобусе, в котором очень плохо пахло.       А потом Сумирэ с мамой вышли из автобуса и долго куда-то шли, поднимаясь всё выше и выше. Девочка поняла, что они идут в горы, и даже на мгновение обрадовалась: в горах, по словам мамы, очень красиво и всегда свежий воздух. Сумирэ поверила, и не стала жаловаться на уставшие ножки. Уже когда почти стемнело, они с мамой выбрались на большую площадку, где куча людей постепенно расходились по палаткам. Им помогли установить палатку на свободном месте и Сумирэ легла спать в обнимку с мамой.       Пока она вспоминала события двух… или трёхдневной давности, чай в пластиковом стаканчике немного остыл, и девочка отпила глоток. Совсем невкусный, но чай хотя бы немного согрел Сумирэ горло, и её перестало так сильно знобить. Вдобавок солнце поднялось повыше, из-за чего девочке пришлось прикрыть глаза ладонью. – Ну что, уже лучше? – спросила мама и надвинула девочке шарф пониже, почти на брови. – Ага, – вяло ответила Сумирэ, жуя булочку.       В этом палаточном лагере на склоне какой-то горы девочке не очень понравилось. Хотя кроме взрослых нашлись и дети, и их было даже много, но большинство были либо сильно старше Сумирэ, либо совсем малыши. Вдобавок почти ни у кого не было игрушек, а играться палками и камушками наскучило быстро.       Сумирэ доела булочки и отряхнула крошки, чем вызвала немой укор у мамы. Девочка виновато вздохнула и одними глазами попросила прощения. Странно, раньше мама никогда не ругала её за недоеденный завтрак или упавшую на пол крошку от печенья. От воспоминаний о сладостях, которых Сумирэ не видела уже давно, настроение у девочки совсем испортилось.       Котонэ-сан убрала вторую булочку в карман куртки про запас, проследила, чтобы Сумирэ успела допить чай, пока он горячий, и после этого они встали из-за стола и направились дальше, мимо других рядов палаток. Несмотря на то, что солнце поднялось ещё выше, тепла от него не прибавилось.       Женщина некоторое время размышляла над тем, чтобы надеть свою куртку на дочку, но передумала – теплее от лёгкой дутой курточки Сумирэ не станет. Котонэ-сан невзначай дотронулась рукой до лба дочки – ещё горячая, а значит – надо двигаться дальше. Вскоре они с Сумирэ подошли к концу ещё одной очереди.       Но в отличие от очереди за едой, эта колонна людей двигалась очень медленно – спустя час Сумирэ опять начало знобить, и Котонэ-сан взяла её на руки, чтобы хотя бы немного согреть. – Тот, кто придумал поставить лагерь на этой скале – идиот, – едва слышно прошептала Котонэ-сан, немного пританцовывая на месте и пытаясь согреться.       Небольшое оживление вызвала группка новоприбывших – даже на фоне остальных людей эти молодые парни и девушки выделялись слишком лёгкой одеждой и ярким макияжем. Они шумной толпой расположись на одном из пустырей между палатками и начали разводить костёр, собирая палки и хворост, наломанный ветром с соседнего леска.       К молодёжи подбежал один из охранников и приказал им прекратить. Костры в лагере были, к сожалению Котоне-сан, запрещены и об этом сообщалось сразу по прибытии, но видимо эти ребята решили наплевать на правила.       Зря – к одному охраннику присоединились ещё четверо его коллег, и назревающий «холодный» бунт был подавлен одним видом дубинок, которые охранники лагеря достали из колец на поясе. Котонэ-сан вздохнула и поправила на задремавшей от жара Сумирэ шарф. Она бы и сама не прочь была погреться у костра, но страх неподчинения правилам въелся в душу настолько глубоко, насколько Котоне-сан боялась выселения из лагеря.       Ещё спустя полчаса подошла их очередь. Котонэ-сан остановилась у столика, за которым сидит тощий мужчина в камуфляжной форме сил самообороны Японии. Его измождённое лицо пожелтело, мужчина устало крутил во рту не зажжённую сигарету. Он бросил в сторону Котонэ-сан безразличный взгляд и спросил: – Фамилия, имя? – Котонэ Куруми, и моя дочь, Котонэ Су… – Только ваше! – немного раздражённо перебил военный, взял ручку и начал заполнять бланк. – Откуда? – Йокогама, район Ниси. – Понял, – сквозь зубы и не зажжённую сигарету процедил военный, заполняя бланк. – Нам нужно попасть в Нагасаки, там у нас… – вновь начала было Котонэ-сан, но мужчина вновь перебил её, ещё резче прежнего: – Нас не интересует, куда бы вам хотелось поехать! Каждый раз одно и то же! – почти рявкнул военный, поднял красные от усталости глаза и осёкся.       От его гневного возгласа Сумирэ проснулась и прижалась к маме ещё сильнее, оставив открытым только красный от холода сопливый нос. – Сначала вы поедите на сборный пункт в Фудзи, – смягчил тон военный, виновато поглядев на девочку. – Там вам будет лучше: еда, тёплые помещения и душевые. – А врачи там есть? – с надеждой спросила Котонэ-сан, но военный вернулся к заполнению бланка и отрицательно мотнул головой: – Нет, все врачи на фронте. Вы на машине? – Нет, – поникла Котоне-сан. – Водить умею, а машина… ну, сами понимаете. – Угу, – военный всё-таки зажёг сигарету, затянулся и поставил печать на бланке.       После чего он встал, махнул рукой своему сменщику и повёл Котонэ-сан с Сумирэ за собой. Пройдя до дороги, которая выходила на лагерь беженцев номер семьдесят три, военный указал на один из автобусов, куда уже загружались люди, отдал Котонэ-сан бланк с двумя билетами и добавил: – Отправление через десять минут, пошевеливайтесь!       Женщина опрометью бросилась назад, из последних сил держа на руках Сумирэ, которая опять забылась в лихорадочной дрёме. Собрав палатку и вернувшись к выезду, Котонэ-сан успела зайти в автобус предпоследней. – Мы хотя бы живы, – пробормотала женщина, пытаясь осторожно стереть со лба дочери холодные капли пота.