дд.мм.гг, еWё n€ Yтrõ
…налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… С какого-то момента стены лабиринта стали покрываться картинками – с теми воспоминаниями, которые я уже видел. Вот промелькнула граната в руке парнишки в изорванном тряпье, вот затылок редко улыбающейся девушки в зелёном тюрбане, а здесь, за поворотом – падающий на асфальт розовый снег. Или не снег, но что-то мне незнакомое, непривычное. Вот это воспоминание, кстати, из новых – то есть кажется, что этот сюжет из другого временного промежутка. Если верить теории, что воспоминания принадлежат мне, то «я» недавно побывал в каком-то довольно красивом месте, в компании интересных людей. Всё чаще в «новых» воспоминаниях стал попадаться новый персонаж – невысокая девушка с короткими каштановыми волосами, с крепкой и в то же время очень женственной фигурой. Никогда не замечал черт её лица в воспоминаниях – каждый раз девушка либо стоит ко мне спиной, либо лицо укрыто волосами. А один раз я вообще смотрел на то, как эта девушка нависла надо мной, закрывая мокрыми от солёной воды волосами небо, а довольно большой грудью – собственное лицо. …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… Вот и сейчас, в этом «новом» воспоминании я вижу, как девушка с каштановыми волосами сидит на подоконнике и смотрит в окно, через которое на небольшую кухню проливается яркий свет закатного солнца. Из-за этого света опять не могу рассмотреть лица девушки, хотя при попытке сделать это, у «меня» в воспоминании стало очень тепло где-то в районе груди. Воспоминание закончилось, и Нимр вновь полетел по коридорам лабиринта. Подозреваю, что девушка с каштановыми волосами очень дорога тому «мне», чьи воспоминания я наблюдаю. И что могу сказать с почти полной уверенностью – чем дальше я иду по лабиринту, тем ближе я становлюсь к тому, чтобы осознать себя полностью. В том воспоминании, где девушка укрыла от взгляда часть голубого неба, я впервые почувствовал вкус – капли воды, которые стекали с кончиков волос и с груди, были солёными. Ещё раньше я заметил, как могу чувствовать в воспоминаниях дуновение ветра или жар солнца на коже. Слух, обоняние, а теперь и вкус вернулись ко мне… или появились вновь? Я не могу сказать точно, ведь всё, чем занимаюсь большую часть времени, это двигаюсь – вот здесь направо… …налево, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо… «…послушай», – я слышу шёпот в мыслях. Но это не очередное воспоминание, потому что я продолжаю двигаться: прямо… …налево, направо, направо… …налево, прямо, налево… «ПОСЛУШАЙ» – звенит набатом в мыслях, и это точно выходит за рамки! Пытаюсь ускориться, но тщетно – не я управляю тем, как быстро могу двигаться по лабиринту. Но я не хочу слушать этот набат, он злой и яростный – тот, кто кричит, требуя выслушать, явно хочет только одного – чтобы я подчинился, чтобы двигался так, как нужно ему. Нет, я не буду поддаваться этому воплю, я сбегу… сбегу и затем нанесу удар! Вновь почувствовал, как вместо миллиона граней бесформенного луча у меня появились лапы с когтями, которыми я загребаю вперед, неумолимо двигаясь прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… Набат в голове становится более угрожающим, это существо как будто кричит в уши – их я тоже чувствую, это небольшие мохнатые уши, которые можно прижать, чтобы не слышать кошмарных воплей и бежать быстрее – к спасительному свету, который означает, что конец этого отрезка пути близок. Я бегу так быстро, что впервые чувствую боль – когти на лапах скребут черную поверхность лабиринта, пока я рывками поворачиваю налево, направо… … …прямо. Даже не удивился, что поймал эту ускользающую мысль. Я оставил глаза закрытыми, всеми силами пытаясь вспомнить, что это был за сон, который захваченное ёбанным маньяком подсознание крутило мне ночью. Тщетно. Ни шёпота, ни образов чужой и своей крови, ни другой мерзкой чернухи не было, и спустя минуту бесцельного лежания на кровати голова осталась пустой, как поеденный термитами пень. А еще я вдруг почувствовал себя загнанной лошадью, несмотря на здоровый восьмичасовой сон. ***02.05.2017, вторник, утро
Миша вышел к машине на парковку возле мотеля довольно помятый. Поразительно, но он даже забыл почистить зубы – что для его автоматического следования утренним процедурам редкость. Он вернулся через минут пять, заявив, что вместе с чистыми зубами принес голодное брюхо. Но тут я оказалась полностью готова. – Ого, – только и сказал Миша, глядя на расстеленную в багажнике ткань от палатки, которую я нашла в рюкзаке. На завтрак я подготовила такие же треугольные сэндвичи, которые Лео готовила на пляже, а еще омурайсу на нас двоих. Всё это, а также по бутылке зеленого чая я и представила Мише. Он почему-то уставился на меня, осмотрев с ног до головы. Я огляделась, но ничего, кроме одной складки на новой рубашке поверх красного топа я не заметила. Миша вдруг подошёл ближе и закатал на моей рубашке рукава. Пока я соображала, куда врезать, если Миша ещё позволит себе что-то подобное с такими же новыми шортами, он сел на багажник и показал большой палец вверх, улыбнувшись. – Прекрасно выглядишь. А где твой мопед? – Миша заозирался по сторонам, пока не увидел железного пони, которого я прислонила к забору парковки. – Так я ведь на нём каталась до «7-Eleven», чтобы привезти завтрак, – кивнула я в сторону багажника. О том, что до ближайшего магазина оказалось ехать ровно две минуты, я тактично умолчала. Уж слишком хотелось рискнуть и вновь прокатиться на мопеде ранним утром, пока риск наткнуться на полицейских низкий. – Ты не простыла? – поинтересовался Миша, присев на край багажника. – А то почему-то красная. Я помотала головой и тоже присела, открывая бутылку с чаем. Прекрасно себе представляю, почему покраснела на самом деле – подумать только: на отобранном у бандита мопеде и без прав я прокатилась за готовым завтраком в магазинчик у дома. Если бы месяц назад кто-нибудь сказал, что ради завтрака я нарушу пару-тройку законов – я бы покрутила пальцем у виска. Не говоря о том, что комплимент новому наряду мне понравился… Миша остался завтраком доволен и даже похвалил: – Большой прогресс по сравнению с первой поездкой, никаких чипсов или орешков, все по делу и съедобно, – покивал он, убирая за собой одноразовую посуду. – Незачем вспоминать тот ад, – ответила я, но улыбку не сдержала и добавила: – Ты тоже показываешь значительный прогресс, и я рада, что теперь тебе легче. Миша пожал плечами и неопределённо хмыкнул. Не сказать, чтобы я поняла эти сомнения, но лично мне кажется, что этот прогресс есть, и теперь не так страшно ехать с Мишей вместе, навстречу неизвестности. Ну, насколько вообще может быть не страшно бежать от двух вооруженных до зубов корпораций и нескольких стран, которым я зачем-то нужна, в компании шизофреника со вспышками гнева. Смирнов и Старик хотя бы честно сказали, что приставили Мишу для того, чтобы не дать ни «Мишима Дзайбацу», ни Корпорации «G» достичь своей цели. А вот есть ли у русских на меня какие-либо другие планы – я пока не знаю. Миша всё же немного пожурил за то, что я съездила в магазин, не предупредив: – Пойми, – попробовал объяснить он, пока мы вместе грузили мопед в багажник, – ты молодец, что сообразила завтрак и всё такое, просто нет никакой гарантии, что здесь совсем безопасно. – А что, я в принципе когда-либо нахожусь в безопасности? – невесело усмехнулась я. – Рэйвен напал на нас прямо в доме моих родственников, наёмники «G» атаковали в караоке в родном городе, а теперь мы движемся на восток, все ближе к зоне боевых действий. Все в магазине, пока я стояла на кассе, только и говорили, что о войне. – Ты не представляешь, какие странности бывают на войне, – хмыкнул Миша и сел за руль. Вырулив с парковки, он подключил телефон к автомобильной зарядке и выбрался на главную дорогу. Сидя рядом с Мишей, мне стало удобнее смотреть на навигатор, который подсказывает, что до места назначения нам осталось ехать два с половиной часа. – Вот например: в Сирии есть город Хама, он примерно в центре западной части страны. А к северу, где-то в километрах тридцати, есть небольшой город, Хан-Шейхун, – с этими словами Миша достал из кармана джинсов перемотанную синей изолентой флешку и вставил в разъём бортового компьютера. Полистав пальцем по экрану, пока мы стояли в утренней пробке на выезде из посёлка, Миша открыл фотографию: я увидела полузасыпанные красным песком или пылью развалины домов вдоль улицы – самая улица оказалась изрыта воронками и засыпана мусором, пустыми пластиковыми бутылками и… В некоторых местах я заметила бурые потеки, которые видела много раз за это путешествие. – Это же там была та атака химикатами, из-за которых погибло сто человек? – вспомнила я, и Миша кивнул: – Химическая атака, да. Я был там позднее, когда в городе закончились бои. Но до этого в Хан-Шейхуне был натуральный ад, – Миша перестроился и притормозил у светофора. – Впрочем, как и много где ещё в Сирии. Пока мы ждали зелёный свет, Миша перелистнул ещё пару фотографий и я увидела нарядную улицу прямо из телепрограммы про сказочный Ближний Восток: ряды торговых лавок, красно-бело-черные флаги, толпы смуглых улыбающихся людей в бежевой и белой одежде до пят, а в ночном небе – иллюминации и огни прожекторов. – А это Хама, почти в те же дни, – кивнул Миша моему изумлению. – Всего тридцать-сорок километров на север – ад, а здесь – праздник в честь местного дня революции или как-то так. – А им вообще не стыдно? – спросила я, как-то по-другому посмотрев на ситуацию. – Ну, блин, я не понимаю – тут совсем рядом люди умирают, а они празднуют? – Люди всегда стремятся вытеснить всё плохое из памяти, – Миша постучал пальцами по своей голове. – И тем более – из повседневной жизни. В той же Хаме, как мне рассказывали местные, когда-то давно, лет сорок назад, была жестокая резня, в которой погибло почти треть населения города. Думаешь, кто-то там в Хаме до сих пор считает это самым важным событием в жизни? Вместо ответа попросила Мишу остановиться на набережной озера, которое мы почти проехали. Выйдя к берегу, купила две банке газировки. Миша свою пил с удовольствием, а мне попалась огуречная, невкусная – брала не глядя. Присела на корточки у самой кромки воды и вгляделась вдаль, через озеро – на другом берегу виднелись обычные для этой местности поросшие лесом невысокие горы. Компас на телефоне подсказал, что я смотрю ровно в сторону Осаки. – Всё это как-то ненормально, – сказала я, когда Миша допил лимонад и подошёл ближе. – В Осаке я тоже не особенно задумывалась над войной – казалось, что всё это слишком далеко и одновременно слишком близко. Из-за этого всё время до поездки на Кюсю была на иголках, думала, что вот-вот начнется и у нас. А оказалось… Воспоминания о той резне или прохладный ветер – не знаю, но я поёжилась от мурашек на коже. Миша садиться рядом не стал, отошел чуть вбок и закурил. По-варварски сбросив пепел в воду, он ответил: – Мир – это когда стреляют где-то в другом месте. Не бывает мира во всем мире, потому что так кто-то хочет, – Миша почесал щетину. – Вернее, этого все хотят, но люди настолько легко находят что-то, в чем они не согласны, что воевать будут всегда. – А если будет какая-нибудь третья сторона или сила, которая будет заставлять всех жить дружно? – я рывком встала и повернулась к своему ученику. – Этот человек тогда должен быть либо исключительно святым, либо идиотом, либо всё вместе. Либо вообще не быть человеком, – хмыкнул Миша в ответ, скомкал выкуренную сигарету и махнул рукой: – Пошли, миротворец, впереди – долгая дорога. ***02.05.2017, вторник, день
Дальше некоторое время ехали молча. И не из-за какой-либо размолвки, просто Аске, видимо, требовалось время, чтобы утрамбовать мысли. Вдоль трассы на юг мы наблюдали картинку, которую я уже где-то когда-то видел… Ну точно, та самая Хама, о которой я рассказывал Аске час назад! Только не город, а регион – те же выгоревшие под горным солнцем поля, на которых трудятся люди и техника. Впрочем, техники здесь больше, чем в Сирии, а люди более скрытны и менее приветливы. Два или три раза проезжали поля солнечных электростанций, перелески, после чего спустились в очередное ущелье, которое упирается в небольшой город, Кофу. Навигатор не повёз нас через центр – мы свернули на окраине, но никого из нас это не расстроило. Время приближается к полудню и до точки назначения остаётся всего ничего – но на выезде из Кофу пришлось остановиться на заправке. Решив, что это не повредит, жестами смог объяснить кассирше, чего я хочу, и в машину вернулся с двумя хот-догами – в этот раз с нормальной, мясной сосиской. Аска приняла свой с благодарностью: – О, ты даже попросил добавить острый соус? – удивилась мой мастер и улыбнулась ещё светлее. – Я достаточно неплохо тебя знаю, – ответил я, отъехав с заправки и встав на парковку у выезда. – Да ну? – забавно прищурилась Аска – как азиатский человечек из советских мультиков. – Какой у меня любимый цвет? – Цвет морской волны, – наугад брякнул я, но это прокатило: – Правильно! А как насчёт… – Аска задумалась. – Блин, вот что бы спросить такого, чего сама не рассказывала и не показывала? Ты и так знаешь, где я живу, где работаю, где учусь, хобби и что я люблю есть, как одеваюсь… С каждым словом она говорила всё тише и невнятнее, а щеки и уши моего мастера краснели всё заметнее. В конце концов, она замолчала, занявшись хот-догом, и я последовал примеру Аски. – Я действительно неплохо тебя узнал за эти два месяца, – кивнул я и запустил мотор. – Не могу сказать того же про себя, – язвительно надулась Аска, завязав пакет с мусором и объедками, и переложив его на средний ряд. – Я вот о тебе знаю не так чтобы много. А всё потому, что это из нас двоих – это я человек открытый и искренний, а ты – вредный обманщик. Аска ткнула мне пальцем в щеку и засмеялась, но я не стал уворачиваться или возражать. – Любимый цвет – синий, скорее даже светло-синий, – заявил я, немного помолчав. – Хобби тебе известны, чтение и столярное искусство. – Какое искусство? – не поняла Аска незнакомое слово, и я пояснил: – Работа по дереву, то есть, – я показал в интернет-переводчике, как это пишется, и продолжил: – Что я люблю есть – тоже знаешь, и… – А вот и нет, – перебила мой мастер, – не знаю. Ты вообще ешь всё, что бы я не приготовила. – Правильно, – кивнул я. Пока Аска пыталась понять, что имеется в виду, я продолжил: – Как я одеваюсь ты знаешь лучше меня, и в этом отношении я доверяюсь вам, мой мастер, абсолютно. Ну и что там осталось? Где я работаю? – хмыкнул я, и Аска поддержала: – Тоже не великий секрет, ты – шпи… – Помощник военно-воздушного атташе России в Японии, – поправил я. – И не перепутай, а то будет очень грустно. Вместо ответа, мы синхронно улыбнулись. Хотя спустя пару минут молчания Аска вновь немного приуныла, тему я развивать не стал. Покинув Кофу, выехали в очередную горную долину – но в этот раз слева от нас появились не залесённые, а довольно высокие горы с покрытыми снежной шапкой вершинами. Аска, которую я спросил, сообщила, что это горы Яцугатакэ – цепь вулканов, которые делят между собой несколько префектур. – Красивые? – спросила она. – Очень, – признал я, – похожи на те картинки, которые всплывают в воображении при слове «Япония». Ну, вот эта знаменитая гора, которая на всех открытках и рекламах – она ведь тоже здесь? – показал я пальцем на горную гряду? – Фудзи-сан? – уточнила Аска, но я не понял: – Может, Фудзияма? – однако мой мастер в ответ засмеялась и полезла за блокнотом. – Твой вариант названия – тоже правильный, но именно что «тоже», – она начертила ручкой иероглифы – но не катакану или хирагану, а совершенно точно кандзи. – Вот, всего три. Я мельком глянул на символы: первый похож на какую-то башню, второй – на крест на кладбище, а третий – на трезубец. – В отличие от каны, кандзи сами по себе обычно имеют смысл как отдельные слова. Вот, – она начертила ещё несколько символов ниже: – например, вот этот – «Ii» – означает «колодец». Аска показала на символ, похожий клетку. – Или вот, «Saka» – как ты думаешь, что он означает? Аска начертила какой-то сложный знак и широко улыбнулась. Я попытался проявить дедукцию и даже помолчал секунды три, прежде чем ответить: – Твоё имя? – А вот и нет, это значит «Осака»! Разве не похоже – «Saka» и Осака? Да, в смысле название моего родного города, – добавила Аска, заметив недоумение. – Но ещё этот кандзи значит «подъём». – Так, принцип я понял, – кивнул я и на секунду-другую замолчал, обгоняя сразу две фуры подряд. – Так почему Фудзияма – неправильное название? – А потому, что вообще-то она называется Фудзи, – Аска снова начертила первые два кандзи, – вот, первый «Fu» и второй «Ji». И сами по себе они в этом названии не значат ничего, такое тоже бывает. А вот третий – «Yama», должен помнить, это… – Гора, – вспомнил я. – Точно, ты же рассказывала. То есть «Фудзияма» – это не одно слово, а буквально «гора Фудзи»? – Ага, – кивнула Аска. – Кандзи ведь могут читаться по разному, в зависимости от контекста. Раньше Фудзи называлась десятком разных имён, а позднее решили выбрать одно – остановились на вот этом. Мы называем «Фудзи-сан» так с почтением, это святое для всех японцев место. – Так её отсюда видно? – я кивнул в сторону горного хребта, который спустя секунду скрылся за лесопосадкой. – Не-а, Фудзи-сан недалеко, но в другом месте… ты чего?! – Аска дёрнулась, когда я хлопнул себя ладонью по лбу и засмеялся. Я оставил это недоумение без ответа и вместо этого закурил. Аска пожала плечами, убрала блокнот с записями и уткнулась в телефон. Вот в чём мой непосредственный мастер абсолютно права – эта поездка проходит куда лучше, чем в первый раз, от Иидзуки до Осаки. Даже лучше, чем от Осаки до Анамидзу – я искренне рад, что в машине остались только я да Аска. Вскоре мы проехали плотину небольшой ГЭС и свернули с дороги, которая шла вдоль извилистой речки, в очередное закрытое лесом ущелье. Я был неправ, когда спускался на парашюте – Япония оказалась очень живописной страной. Что более странно – но ни это, ни другие воспоминания начала «путешествия» не вызвали ни тоски, ни грусти, не панической атаки. Как в тот раз, когда я курил под окном Аски и вспоминал своих пацанов на учениях, а потом мы смотрели «Чебурашку». – Ты заметил, что стал гораздо чаще улыбаться? – спросила Аска и тут же возмущенно ткнула в бок: – Так, ну хватит сразу такую мрачную рожу строить, нет ничего плохого в том, чтобы улыбаться от души! Вы, русские, вообще делаете это крайне редко. – Это кто тебе рассказал, Эмили? – уточнил я, и Аска кивнула. – Она говорит правду, мы действительно редко улыбаемся. – Ты хотя бы стараешься, – хихикнула Аска. – И иногда это получается искренне. – Так дело в том, что нет никакой причины улыбаться просто так, – я пожал плечами, заметив недоумение Аски. – Ну, в смысле ходить по улице и выдавливать из себя улыбку. Даже поговорка такая есть: «Смех без причины – признак дурачины», то же самое касается и улыбок – должна быть причина. – Вежливость? – предположила Аска, но я покачал головой: – Для вежливости есть слова. А улыбка… – я ненадолго задумался. – Улыбаться есть смысл, только когда это искренне. Да, непонятно сказал, – признал я и продолжил: – в том смысле, что улыбаться нужно только тогда, когда ты счастлив или тебе и правда радостно, или когда рядом люди, которые заслуживают этого. Вот примерно как-то так. – А почему сейчас ты улыбаешься? Что сейчас вызывает у тебя улыбку? *** – Всё сразу, – ответил Миша и вновь немного улыбнулся. На сердце стало легко, спокойно и очень тихо. Против ожидания, краска не ударила в лицо, и я почувствовала, что жизнь стала немного счастливее, чем раньше. Немного попетляв по ущельям и проехав очередной тоннель, мы внезапно выехали на смотровую площадку, откуда как на ладони можно рассмотреть прибрежный город. Я чуть опустила стекло, в нос ударил морской воздух. Затем мельком глянула на навигатор и догадка подтвердилась – это город Фудзи, мы приехали! Простояв минут десять в небольшой пробке, мы въехали на мост и я ткнула пальцем в лобовое стекло: – Вот, смотри – Фудзи-сан! Среди собирающихся в серое пасмурное небо облаков Миша в последний момент сумел заметить святую гору. Ему очень понравился даже этот не самый удачный вид через мелькающие балки моста и облачность – спрашивается, зачем надо было себя бить по лбу и смеяться? В город въехали под первые капли весеннего дождя, но я посмотрела прогноз погоды и заверила Мишу, что ливня не будет, а дождик закончится где-то через час-полтора. Как и говорила Лили – все окраины японских городов между собой похожи, и Фудзи не стал исключением: те же невысокие частные домики, склады, какие-то забегаловки и непременные железнодорожные переходы. Преодолев один такой, мы встали в пробку до перекрестка – после поворота на котором мы, в теории, должны были упереться в наш новый дом. «Наш новый дом», хм? Я решила оставить эту мысль на потом и ориентируясь по карте на телефоне Миши, попыталась отыскать взглядом место назначения, но обзор закрывали окружающие здания, пока мы наконец не въехали на мост через узкую речушку и я не увидела многоэтажный дом с тремя подъездами «лесенкой» – в самом высоком я насчитала двенадцать этажей. – Это и есть что ли «корпоративная квартира»? – без каких-либо эмоций спросила я Мишу, когда мы заехали на придомовую парковку. – Конспиративная квартира, не путай, – ответил Миша и поставил машину на ручной тормоз. Ничего нового он не сказал, я все равно не знаю значение этих слов. В том смысле, что я представляла это место как-то… иначе. Ну, то есть мы, конечно, на окраине города, тут ничего особенного не видно, никаких знаков или чего-то специфически «шпионского» я не вижу. – Ну, неплохое место, – хмыкнул Миша, который тоже не спешит выходить из машины под дождь. – Здание высокое, с… – он беззвучно подсчитал этажи, – эдак одиннадцатого этажа будет хороший обзор во все стороны. – И чем это хорошо? – спросила я. – С одной стороны – пустырь, – Миша показал пальцем за спину, – с другой – река и два моста. Там – тоже невысокие дома, – он показал вперед и вправо. – Ни с одной стороны, по идее, нельзя подойти скрытно, вот это очень хорошо. – Ты рассуждаешь так, как будто собираешься принимать тут бой, – хмыкнула я. Вместо ответа, Миша только повернул ко мне широко распахнутые глаза и покивал. Ну да, если учесть уже три подобных инцидента, то Миша в своих рассуждениях абсолютно прав. Не став дожидаться окончания дождя, мы вышли из машины и налегке добежали до первого подъезда, встав под козырьком. Я достала из кармана джинсов листочек с подсказками Смирнова и прочитала: «Третий подъезд, одиннадцатый этаж, квартира девяносто восемь». – А ты угадал с этажом, – сказала я Мише, передав ключи от домофона. Он кивнул, открыл дверь, но в этот раз пройти первой не дал. Долго удивляться не пришлось: Миша напряженно осмотрел холл подъезда и почти прижимаясь к стене двинулся к лифтам. Лично я не чувствую никакой опасности, но если он так считает… В подъезде нет консьержа, хотя думала, что он будет – жилой комплекс вполне себе дорогой: холл отделан под дерево, на полу – новшество, ни разу в жизни такое не видела – ковер! Я поспешила за Мишей, который вызвал один из двух лифтов – за нами спустился грузовой. Изнутри он почему-то оказался заделан фанерными панелями, открытыми остались кнопки этажей и поручень. – В квартирах идёт ремонт, – предположил мой ученик, когда я спросила об этом, – так берегут лифты от порчи строительным мусором. На одиннадцатом этаже Миша достал пистолет из-за пояса и пошел вперёд неспешно, осторожным шагом. Сначала хотела возмутиться, а потом меня внезапно передёрнуло: вспомнила, как Миша тащил по коридорам той кровавой гостиницы в Иидзуке, точно также держа пистолет в руке, брр… – Всё в порядке? – негромко спросил он и я подняла глаза. – Да-да, просто что-то озноб пробил, – нервно кивнула я и поспешила встать за Мишей, когда мы подошли к нужной двери. Нужная квартира оказалась почти в конце коридора, на золочённые цифры «девять» и «восемь» попадает свет из небольшого окна рядом. Миша встал боком у двери, просунул ключ в замочную скважину и медленно, почти неслышно провернул его два раза. Пока он открывал квартиру, я огляделась и прислушалась: коридор вполне обычный, Мики-тян живет в похожем жилом комплексе, только по-беднее; краем уха или даже скорее кожей слышу, как работает дрель у кого-то из наших новых соседей. Людских возгласов не слышно совсем. – Готово, – едва слышно сказал Миша, открыл дверь и, выставив вперёд пистолет, зашел внутрь. В квартире мой ученик стремительно обошёл все помещения, но никаких угроз не обнаружил, о чём и сообщил оглушительно громким чихом. – Согласна, тут очень пыльно, – усмехнулась я и провела пальцем по крышке невысокого комода у входа в квартиру: на пальце остался слой пыли толщиной с ноготь. Миша кивнул и прислонился к стенке в довольно узкой прихожей, чтобы я смогла пройти мимо и оглядеться в новом жилище. Из прихожей, в которой я заметила четыре двери, я пошла вперед и очутилась на крохотной кухне – ну, для квартиры, наверное, такие объемы нормальны, а вот сравнивая с кухней у меня дома… да, совсем крохотная. Холодильник-бар, едва достающий до кухонного стола, раковина и газовая плита на две конфорки, да кухонный шкаф для посуды – и всё, пространство есть только на одного человека у плиты. Зато окно очень большое и выходит на солнечную сторону. Слева от кухни (и справа от входа, соответственно) обнаружился туалет, совмещенный с ванной комнатой. Миша чем-то щелкнул в щитке над комодом у входа, и в квартире появился свет – и спрашивать не буду, как он разобрался, не зная японского. В который раз убеждаюсь, что рукастости моему ученику не занимать! В ванной комнате обнаружился довольно объемный бойлер, литров эдак на шестьдесят – круто, у нас с папой в доме и то бойлер на восемьдесят! Ванна маленькая, у меня вырвался смешок, когда представила Мишу, который пытается помыться в такой. Оказалось, что большую часть квартиры занимают именно комнаты – непривычно большие, ещё больше, чем дома: односпальная кровать у стены, напротив – копия комода из прихожей, пара стульев и тумбочка под телевизор. При этом минимализме вся мебель – добротная, обои – в одной комнате темно-красные, а в другой – изумрудно-зеленые. Единственное различие кроме цветов – в дальней от входа «зелёной» комнате есть выход на небольшой летний балкон. Выбравшись на свежий и очень влажный воздух я заметила, что дождь совсем сошел на нет и из облаков выскользнули первые лучи солнца. Рядом со мной тихо гудит кондиционер, а внизу я вижу, как проезжают редкие в обеденный час легковушки и небольшие грузовички. Подняв взгляд и повернувшись вправо я замерла, не в силах оторваться от красоты: Фудзи-сан, всё ещё укрытая сверху снежной шапкой, поднимается над зелёными холмами и нависает громадой над городом, оставаясь всё такой же далёкой. Блин… на секунду подумалось, что все прожитые горести и страхи можно простить ради такого вида. – Очень красиво, – раздалось у над ухом, но я и так догадалась, что это Миша вышел на балкон вслед за мной. Я немного отодвинулась от перил, невзначай оперевшись спиной о плечо своего ученика и подняла взгляд. – Давай как-нибудь съездим туда? – предложила я. – Обязательно, – Миша опустил глаза и широко улыбнулся. – Только сначала наведём здесь порядок. ***02.05.2017, воскресенье, поздний день
Внеплановым ПХД* занимались вплоть до того момента, пока не начало вечереть. Аска оказалась в данном вопросе незаменимым помощником, потому что привычные мне методы влажной приборки оказались «устаревшими» и «неэффективными». Послушавшись своего мастера, мы навели идеальный порядок во всей квартирке гораздо быстрее. Пока Аска заканчивала вычищать от налета ванну, вслух проговаривая планы поваляться в горячей воде вечером, я спустился на улицу, перепарковал машину, и в два приёма затащил домой все чемоданы. – Миша, а кто в какой комнате будет жить? – задала Аска резонный вопрос, когда я затащил в прихожую рюкзак и радиостанцию. Ответил я ей не сразу, так как для начала пришлось преодолеть нагромождение из чемоданов в узком пространстве прихожей, отчего вопрос стал не просто резонным, а даже насущным. – Я собирался занять комнату с балконом, чтобы выходить покурить, – заявил я, но внезапно наткнулся на сопротивление: – А вот и нет, иди себе на улицу кури! – Аска стянула с рук резиновые перчатки и кинула их за спину, наверное, в раковину. – Я собиралась на этом балконе каждое утро встречать Фудзи-сан, ты видел, какая она красивая? – Ага, – кивнул я, но уступить не согласился: – под такие виды сигаретка-другая идут отлично. – Иди со своими сигаретами на улицу! – уперла руки в боки Аска. – Я и так терпела твоё курево всю дорогу, так что обойдёшься! – Понял, мы не договоримся, – признал я и предложил: – Давай тогда решим всё цивилизованным способом? – Что, спарринг предлагаешь? – азартно ответила Аска. – Я говорю «цивилизованный», а не ломать друг другу лица, – хмыкнул я и добавил: – Где схватку предлагаешь, на парковке? А может ещё на крышу пойдём? Аска пару секунд собиралась с мыслями, но поняла, что я всё-таки против, и спросила: – Тогда что предлагаешь? – В карты играть умеешь? – но этот заход Аска обрубила сразу: – Умею, да только ты наверняка жульничать будешь, я тебя знаю! Ни в карты, ни в кости играть не согласна, ещё идеи? – она самодовольно, как будто раскрыла какой-то грандиозный план, сложила руки на груди. – Ну, что тогда остаётся? – задумался я, но быстро вспомнил: – О, камень-ножницы-бумага? – А давай, – после недолгого раздумья согласилась Аска. Играть мы решили на кухне. Мой мастер потребовала, чтобы считала она, и вместо моего детского «кама-ножа-бумажа – три бомжа!», Аска выдала абракадабру: – JAN – KEN – PON! – И что это значит? – спросил я, когда Аска уставилась на мой «камень» над её «ножницами». – Вот это твоё «джан-кен-пон»? – Э-э-это такая поговорка, как считалка для игры, – к ней вернулось самообладание, и мой мастер потребовала реванша. Проиграв мне ещё три раза подряд, Аска приуныла и потащила свои чемоданы в комнату с бордовыми обоями. Странно, что она позабыла фокусы с тушением сигарет руками и те оригами, которые я дарил. Как будто мне будет сложно выиграть Аску в камень-ножницы бумага хоть десять раз подряд, пока успеваю следить за руками. – Блин, Миша! – крикнула Аска и грохнула чемоданом об пол. А вот и нет, не забыла, но поздно: я приложил палец к губам, когда она ворвалась на кухню и показал тем же пальцем на рацию, антенну которой вынес в окно. Аска замерла и вместо гневной тирады шёпотом спросила: – Собираешься выйти на связь со Смирновым? Я кивнул и продолжил настраивать «Северок». В отличие от Анамидзу, теперь между нами и Осакой есть довольно серьёзное препятствие – несколько горных цепей и большие города, так что остаётся рассчитывать только на скрытую сеть ретрансляторов, которые ГРУ установили по всей Японии ещё в бородатые годы и подновили с началом войны. Усилия увенчались успехом спустя минут семь поиска в радиоэфире: – Полагаю, поездка прошла спокойно, приём? – голос Смирнова даже сквозь помехи и неважную связь лучился удовлетворением. Ещё бы, мы с Аской ведь не вляпались ни в какую историю и даже никого не избили по пути сюда, такой успех в конспирации! На доклад о путешествии я потратил три минуты, поскольку рассказывать было особо не о чем – а вот Аска крутилась вокруг как электровеник, силясь понять, о чём я сообщаю Смирнову. На русском языке, понятное дело. – Вадим, у вас есть что-нибудь, что мне следовало бы передать Аске? Прием, – сжалился я. – Пожалуй, да, передайте ей тангенту и наушники, Михаил, прием, – после секундного размышления попросил Смирнов. Я немного удивился, но сделал то, о чём попросили. Аска общалась с моим начальством чуть дольше, минут пять, за которые я успел найти кружку, чайник и один завалящий пакетик черного чая. Подождав, пока Аска не выключит радиостанцию (я показал как), я включил чайник и махнул рукой, призывая идти за собой. – Что рассказал Смирнов? – спросил я, сев на кровать – мой мастер села напротив, в кресло. – Сначала расскажи, что ты сообщил Смирнову? – совсем не игриво потребовала Аска. Не доверяет, а зря. Впрочем, я сам дал повод для подозрений, поэтому честно повторил, что и о чём рассказал Смирнову – тем более, что никакой особой тайны в этом нет: – Рассказал, что доехали мы без приключений, нигде не «светились», в смысле, не привлекали к себе внимание, – пояснил я. – Потом рассказал, что мы разместились в квартире и только что закончили здесь убираться. На кухне пропищал чайник, и Аска любезно сходила за кипятком. – Смирнов рассказал, что у папы всё в порядке, – скептически хмыкнула Аска и добавила: – Наш в дом взяли под «гласное наблюдение», но я не знаю, что это такое. – Это как в твоём случае: ты под защитой и прекрасно об этом знаешь, – криво улыбнулся я. – Понятно, – с такой же кислой миной кивнула Аска и продолжила: – В школе ребята переживают, спрашивают, почему не присылаю фотографии с отдыха, но я правильно понимаю, что делать их опасно, да? – я кивнул. – Ну, тогда всё. Блин, я думала, что в работе шпионов всё несколько интереснее. – Нет, это всегда очень скучно, муторно и при этом – опасно, – покачал я головой и отхлебнул чая. – Ради трёх минут доклада я сколько там искал связь… семь минут, да? Вот именно. Про то, что теперь нам не видать поддержки с военного корабля, а оперативная группа в случае ЧП прибудет только через сорок минут вместо тридцати, как в Анамидзу, я решил умолчать. – Там ещё были пакетики? – спросила Аска, но я отрицательно покачал головой и предложил было свой чай, но она отказалась: – Не, спасибо, это как-то… Я удивленно поднял бровь, но мой мастер махнула рукой и я не стал допытываться, вместо этого спросив: – Что сегодня будем готовить на ужин? – Не знаю, – пожала плечами Аска, – нам вообще особо не из чего готовить – холодильник хоть и чистый, но абсолютно пустой. А у тебя какие идеи? – Тоже не знаю, – кивнул я, двумя большими глотками допил чай и встал. – Пойдём тогда в магазин, наберём продуктов и попутно придумаем, что приготовить. Кто готовит решим как в прошлый раз, через камень-ножницы-бумагу? – Да иди ты, Миша! Я и без жульничества не против готовить для тебя каждый день, – Аска тоже встала, оттянула нижнее веко и показала язык. #ПХД – Парково-хозяйственный день, генеральная уборка в армии по субботам – обычно включает в себя «пенную вечеринку» в спальном расположении и другие «весёлые» и «увлекательные» мероприятия. *** Миша не обратил внимание на ту чушь, что я ляпнула не подумав, поэтому мы довольно быстро собрались и вышли на улицу. Навигатор показал, что ближайший продуктовый расположен в пяти минутах ходьбы, так машину решили не брать, а пройтись пешком по улицам района. Хейгаки, а именно так называется район, ничем особым не выделяется, разве что на мой вкус здесь совсем мало пешеходных и велосипедных дорожек. Я вспомнила любимый велик, но печально вздыхать и тосковать не стала: подаренный Мишей мопед куда круче, разве что… да, без прав я себя чувствую как-то неуютно. Вдруг полицейский остановит, и что тогда? Привлекать внимание не хочется совсем. – Миша, а ты рассказывал Смирнов-сану, что у меня теперь есть мопед? – Решил, что это не очень важно, а что? – покачал он головой. Я пояснила, что меня тревожит, и против ожидания Миша не стал относиться к этому скептически: сначала предложил сдать экзамен здесь, но общими усилиями мы забраковали этот вариант. Слишком велик шанс того, что я «засвечусь», как говорят Миша и Смирнов-сан. – Что тогда? – Я думаю, командир сможет помочь, завтра поговорим, – пообещал Миша, когда мы подошли к супермаркету. Преодолев парковку, мы зашли внутрь небольшого продуктового рынка – навигатор обманул, но это и к лучшему. Минут пятнадцать-двадцать мы потратили на то, чтобы набрать полную тележку продуктов: три килограмма риса, две-три пачки куриных ножек-крылышек-грудок для Миши и где-то три-четыре килограмма тунца для меня. – Тебе точно нельзя? – уточнила я, подняв из корзины лоток с красной рыбой. – Нет, совсем нельзя, – кивнул Миша и взял с прилавка в бакалее несколько разных пачек лапши. Я посмотрела внимательнее и не удержалась от похвалы: сознательно или нет, но Миша взял собу, удон, рамен и даже фунчозу – хотя я вроде планировала готовить нормальную еду, а не перекус быстрого приготовления. Вдобавок мы взяли еще пол-литровую бутыль соевого соуса, а потом направились к овощной лавке. – В Японии люди так любят овощи? – спросил Миша, когда мы встали в довольно большую очередь перед лотками с картошкой. – Не так чтобы прямо обожают, но… Что-то в очереди показалось неправильным. Вроде люди как люди, да и очереди – явление для Японии абсолютно нормальное, но почему-то кажется, что в картинке толпы людей в теплых куртках и шапках, которые суетятся возле корзин с картошкой, ямсом, луком, дайконом и другой зеленью есть что-то резко вырывающееся из обычной картины. Кроме людей в теплой одежде я всё же заметила одетых так, как мы с Мишей – по погоде. Но «замерзающих» на этом продуктовом рынке оказалось гораздо больше. К тому же… нет, не показалось и это не от Миши воняет: за ароматом кофе и овощей я заметила, что в помещении стоит отчётливый запах немытого тела. Бездомные? Но откуда их тут так много в одном месте? Когда подошла очередь, мы с Мишей довольно шустро накидали в корзину разных овощей и покатили тележку к кассе. По пути Миша с тоской посмотрел на хлебный прилавок, а потом пояснил: – В России хлеб – такой же важный продукт, как в Японии рис, его едят каждый день с другими блюдами, или делают сэндвичи, – с этими словами Миша закинул в тележку ещё сыр из коровьего молока и колбасу. Я не возражаю, только за: если Миша будет есть привычную еду, может, это вернёт душевный покой? На кассе опять отстояли очередь, встав между людьми в тёплой одежде. Всё-таки, не похожи они на бездомных – люди выглядят усталыми, напряжёнными, но в них нет никакого намёка на асоциальный образ жизни – я не заметила ни пропитых лиц, ни спутанных в клочья волос, ни других атрибутов людей, опустившихся на дно. С нами в очереди стоят самые обычные горожане, просто одетые в ненормально тёплую для начала мая одежду. В конце концов, я поняла, что озираюсь и смотрю на соседей по очереди уж слишком неприкрыто и поспешила опустить глаза в тележку. А вот Миша обвёл очередь взглядом всего несколько раз и теперь сохраняет невозмутимость. На кассе заспанный мужичок поднял на нас красные глаза и вякнул: – Даже не рассчитывайте на скидку, благотворительность – через три квартала отсюда! – А с чего вдруг нам рассчитывать на скидку? – удивилась я, а кассир вдруг испуганно вжал голову в плечи. Я подняла взгляд и увидела одно из тех выражений лица Миши, которым он способен напугать кого угодно – мой ученик даже не ощерился, а просто нахмурил брови, плотно сжал губы и немного навис над кассой. Похлопав своего ученика по плечу, я вновь обернулась к мужичку. – Нет, я всё равно не дам вам скидку, – придушено проворчал кассир и начал пробивать продукты. Я только пожала плечами, а Миша стал грузить покупки в пакеты. Когда корзинка почти опустела, кто-то потянул за подтяжки шорт, которые я оставила опущенными к бёдрам. Обернувшись, я никого не увидела, но догадалась опустить взгляд и заметила совсем маленькую девочку, с головой укрытую пуховым шарфом – она тоже подняла на меня взгляд и улыбнулась. – Держи, – по-японски сказал Миша, который вдруг опустился на корточки и протянул девочке леденец на палочке. У девочки загорелись глаза, и она едва не запрыгала на месте, а вот её мама, которая встала рядом, такому широкому жесту не обрадовалась – женщина (моего роста, средних лет, с очень усталым лицом) заметно смутилась и попыталась вручить моему ученику деньги за леденец. – Не стоит, я сама хотела купить сладкое, – обратилась женщина к Мише. – Он не знает японского языка, – покачала я головой, – да и не поймёт, если вы откажетесь. Не переживайте, у него на Родине принято угощать просто так. Я улыбнулась воспоминанию: когда-то давно, ещё в мирные осакские дни, Миша заплатил за меня в кафе, где работает Мики. Сзади раздался стук пальцами по пластику: это грубоватый кассир напомнил о своём существовании. Расплатившись, Миша помахал девочке и её маме рукой, прежде чем взяться за пакеты с припасами. – Много я нарушил правил японского этикета? – спросил мой ученик, когда мы вышли на улицу. – Если не все, то почти все, – усмехнулась я. – Откуда такие порывы благотворительности? – Привычка, скорее, – Миша остановился у края парковки, опустил пакеты и закурил. – Ещё с Сирии: сладкое я люблю постольку-поскольку, так что если оставалась конфетка-другая от пайка – я их обычно сгружал детям беженцев. Мелочь, а приятно. – Но это ведь не беженцы, а просто покупатели, – я отодвинулась от этого вонючки чуть в сторону. – Ты очень смутил маму этой девочки. – Кто тебе сказал, что это не беженцы? – изумился Миша и показал пальцем мне за спину. – Почему, как ты думаешь, они ходят в зимних куртках посреди весны? А вон их лагерь, за парковкой. Я обернулась и спустя секунду рассмотрела несколько рядов туристических палаток, которые установили на пустыре между домами. Именно туда и направляется вереница людей в теплой одежде, расплатившиеся на кассах. – Помнишь, ещё когда обсуждалась эта поездка, Смирнов сказал, что в Фудзи скопилось огромное число беженцев? – сказал Миша, затушил сигарету и взялся за пакеты. – Раз их размещают в палатках на голой земле, значит бедолаг тут в городе действительно очень много. Пошли? – Куда? – я как будто вынырнула из-под воды, когда Миша легонько потряс за плечо. – Домой, – мотнул он головой вбок, а потом с подозрением уставился на меня. – Ты случайно не собралась переехать туда и решать чужие проблемы? – Вот ещё скажешь, «чужие»! – возмутилась я. – Это тебе они, может быть, чужие, а для меня это – соотечественники в беде! Им ведь надо помогать как-нибудь… – неуверенно закончила я под спокойным взглядом Миши. ***02.05.2017, вторник, закат.
Аска замерла, сжав кулаки. Прекрасно знаю эту её позу «Никуда не пойду, пока не объяснишь!», поэтому опять опустил пакеты обратно на асфальт, подошёл и встал рядом, глядя в сторону палаточного лагеря беженцев. Аска тоже обернулась. – Не буду спорить с тобой в том, что лишённым дома людям надо помогать, – начал я. – И дело тут даже не в том, что тебе и мне не надо светиться и быть осторожнее. Аска мрачно выдохнула, но я продолжил: – Дело в том, что лично я слабо представляю, чем мы могли бы помочь этим людям прямо сейчас. Мы можем переселить их к себе домой? – Нет, – протянула Аска. – Можем кормить их на постоянной основе, каждый день готовить на… – я окинул лагерь беженцев взглядом, про себя посетовав на то, что уже начинается закат, – на где-то человек сто или сто пятьдесят? – Нет, – горестно признала Аска. – А что тогда мы с тобой можем для них сделать? Защищать их от хулиганов? Так вроде бы никто на них… Мою мысль прервал пронзительный крик со стороны лагеря беженцев. Крики, на этот раз агрессивные, повторились несколько раз, прежде чем Аска рванула вперёд. – Бля, да за что мне это? – проворчал я и побежал вслед за ней. На другом краю парковки плюнул на всё, бросил тяжёлые пакеты на землю и попытался догнать Аску. Мой мастер уже свернула за угол, я поспешил за ней и практически у границы лагеря заметил, как между собой схватились несколько мужиков и две женщины. Аска замерла в полутора метрах от кучи малы, явно оценивая ситуацию. Со стороны канала к дерущимся бегут несколько человек – я пригляделся и узнал в них старых знакомых янки, уличных хулиганов. Вот им точно нечего делать в этой драке, при любых раскладах: я рванул наперерез и с ходу сумел сбить с ног высокого парнишку в сером комбинезоне, влетев плечом. Он кубарем отлетел в сторону, врезавшись в знак «Пешеходная дорога» головой. – Тварь! – я узнал это слово из тех матерных, которые успел выучить в японском языке, но успел увернуться от удара кулаком в ухо, а затем врезать первому нападавшему поддых. Паренёк сложился пополам, хватая воздух ртом, а я сбросил его с левой руки и обернулся к остальным. Передо мной стоят ещё три подростка в аляповатой одежде – джинсы в обтяжку и какие-то бесформенные дутые куртки или толстовки. Самое примечательное в их облике – абсолютно всратые прически, какая-то мешанина цветов и прядей во все стороны. Парни стоят в разных боевых стойках, но двигаться вперёд не спешат, как будто в замешательстве чего-то ждут. А, наверное, мне тоже надо встать, как положено? Ну давай: я выставил вперёд левую ногу, сделав упор на правой и опустил раскрытые ладони ниже уровня плеч. Правая, травмированная нога привычно отдалась зудом в районе пореза ножом, но всё абсолютно терпимо. – Kakatte koi! – сказал я, надеясь, что кривое произношение не помешает им понять. Янки не сговариваясь рванули с места, но тому, кто стоял справа, я успел нанести удар первым: подросток отшатнулся от лоукика, схватившись за бедро и на время выйдя из схватки. Ещё двое попытались обойти сбоку, но я не дал им этого сделать. Мудак с обесцвеченными прядями во все стороны попался в захват – схватил его за ногу сбоку, обхватил своей, повалил янки на землю и до громкого хруста выкрутил стопу. Парень завыл от боли, а я не успел подняться прежде, чем получил удар кулаком в висок. В глазах помутнело, но я ударил рукой куда-то в сторону, откуда получил по голове, и смог нащупать нападавшего. Отклонившись от стиля Аски, я подтянул ещё одного янки, схватил за уши и врезал головой в нос. Получилось криво и косо, потому что парень на голову ниже ростом, но ему хватило – в глазах прояснилось, и я увидел, как янки схватился за кровоточащий нос. Последний из трёх нападавших очухался после удара по бедру, и я встретил его размашистый удар открытой ладонью – схватил за запястье и потянул вперёд, а когда янки потерял равновесие и по инерции пробежал мимо – врезал кулаком по затылку. – Yoisa! – услышал я одобрительный возглас Аски. Выпрямился и обернулся. Пока я махался с подкреплением, Аска успела разнять драку и усадить на жопы ещё троих янки, затеявших драку с обитателями палаточного городка. – А, ты ж ещё слова этого не знаешь, – поняла Аска моё недоумение и перевела: – Это значит «Так держать!». – Так держать! – повторил я, кивнув в сторону избитых гопников. Когда мы пинками отогнали шпану к краю тротуара, и я проверил пульс ушибленного о дорожный знак мудака, к нам с благодарностью подошла вполне благообразного вида тётенька, которая представилась старостой лагеря беженцев номер пятьдесят два. Она поведала (переводила Аска), что хулиганы-янки постоянно задирают беженцев с момента появления лагеря в этом районе, но сегодня впервые решили напрямую напасть и ограбить. Аска разумно попросила не говорить уже вызванной полиции, что мы помогли беженцам, а затем пообещала помочь ещё, если нападения повторятся. Со мной этот вопрос почему-то не обсуждался, а когда я задал его – Аска удивлённо уставилась на меня, будто на дурачка. – И правда, глупый вопрос, – кивнул я. Вернувшись на парковку, пакеты с провизией мы не обнаружили. Сначала подумали, что не туда вышли, потом прошлись назад, но нигде на парковке пакетов из продуктового рынка не нашли. – Неужели украли?! – расстроилась Аска. – Поверить не могу, меня впервые в жизни обокрали! Блин, наверняка это были ещё какие-нибудь янки… – А вот и нет, – покачал головой я, присев на корточки рядом с тем местом, где я бросил пакеты. – Во-первых, моя вина, надо было оставить их там, под присмотром. Аска только махнула рукой, хотя и так понятно, что меня ни в чём не обвиняют. – Во-вторых, вряд ли это были янки, – я встал и кивнул в сторону лагеря. – Ты хочешь сказать… – нахмурилась Аска, но когда она сделала было шаг в ту сторону, я придержал девушку за плечо. – Не надо. Эти люди в отчаянии, и делают всё, чтобы выжить. Я не осуждаю их, да и стоит ли печалиться из-за пары пакетов лапши с овощами? – Наверное, нет, – печально покачала головой Аска и с сомнением поглядела на заходящее солнце. – Ничего более-менее приличного приготовить уже не успею. – И ладно, – я махнул рукой и показал пальцем через дорогу: – Пошли, возьмём на этот раз пиццу с собой. Идея понравилась Аске настолько, что опять пришлось догонять. Пиццу мой мастер заказала на свой вкус. Вернувшись домой, решили ужинать в моей комнате – и сделали пометку в блокноте: надо купить небольшой столик на кухню. Сил на поболтать не осталось, и мы ели пепперони с халапеньо тихо, открыв дверь на балкон, чтобы проветрить комнату. Аска уселась на широкий подоконник, заграбастав себе коробку с пиццей и заявив, что она всё равно будет заходить сюда и любоваться Фудзи-сан. Возражать не стал, как и говорить, что в лучах закатного солнца, укрывших моего мастера с головой так, что не видно лица, опять поймал себя на мысли, что любуюсь Аской.