Вслед за цветением сакуры

05.05.2017, пятница, день. – Миша, там коробки с консервами видишь? Возьми ещё пару человек и отнесите их к кухне, пожалуйста, – попросила я его и перелистнула очередную страничку блокнота с записями о припасах. Мой ученик, который уже было прислонился к фонарному столбу и вставил в зубы очередную сигарету, с лёгким негодованием зыркнул в мою сторону, убрал сигарету обратно за ухо и негромко свистнул. На этот не слишком вежливый сигнал прибежали двое пацанов лет по четырнадцать и выпрямились по струнке перед Мишей. Он только покачал головой и жестами показал пацанам, что надо сделать. Я довольно улыбнулась и показала Мише большой палец, когда они закончили. Он только кивнул и несильно щелкнул по загривкам своих помощников, избавив меня от масляных взглядов. Нормальные парни, но блин, на мою грудь пялятся даже пока несут коробки с припасами… – Спасибо за работу! – раздалось сбоку, я обернулась. Это староста подняла руку и с благодарностью кивнула. Я помахала в ответ и подошла к Мише. Он чиркнул зажигалкой раз, два, но, судя по всему, в ней закончился бензин и мой ученик только обречённо вздохнул. – Да ладно тебе унывать, – ободряюще улыбнулась я, – это же гораздо лучше, чем сидеть дома целый день. Вот чем бы ты занимался? – Книжку бы почитал, – буркнул Миша и вновь свистнул, хитрым образом сложив пальцы у рта. По сигналу к нему прибежал один из подростков, которого тут же Миша отправил искать себе зажигалку. Я немного пожурила Мишу за эксплуатацию подростков сверх меры, но слова про книжку запомнила – всё ради того, что чтобы он бесцельно не сидел с унылой рожей на балконе, прожигая сигарету за сигаретой в ожидании. Чего он ждёт, кроме очередного нападения, я так и не смогла выяснить. Но уже за первый день полного безделья и сидения дома я чуть не рехнулась от скуки, и ещё вчера потащила своего ученика на улицу, помогать беженцам. Миша не особо возражал, но и спешить на помощь обездоленным не спешил – что ни попросишь, то он и сделает, а затем сядет на лавочку и будет дальше безучастно смотреть, как люди налаживают быт на пустырях посреди городской застройки. Эх… Я вернулась к кухне, передала дежурной смене записи о припасах и пожелала им удачи, отказавшись от предложенного одэна* с котлетами. Они, конечно, предлагают от души, но беженцам лучше самим поесть, а я уж как-нибудь обойдусь – тем более, что спустя минуту одна из поварих вышла из палатки и начала стучать большим половником по крышке кастрюли, созывая людей на обед. Мишу я нашла за хорошим, но не самым полезным для детского здоровья занятием: вокруг него в очереди собралось с десяток ребятишек от четырёх до десяти лет, с которыми мой ученик играл в «угадайку»: выставив вперёд два кулака, он предлагал очередному малышу выбрать, по какому кулаку стукнуть. Если ребёнку везло – Миша дарил ему три конфетки, если нет – всего одну. Но говорить вслух о том, что давать малышам сладкое до обеда вредно, я не решилась. Пусть так, раз доброту из глубин своей души Миша проявляет только к детям – а понаблюдав ещё минут пять я заметила, что детишки, которые попали в лагерь без родителей, выигрывают по три конфеты всегда. – Не рассчитывай на поблажки, – хмыкнул Миша, когда я пристроилась в очередь. И верно: я выиграла всего один леденец, и тот – с кислинкой, от которого лицо сжимается в смешную гримасу. Раздав конфетки и отправив детей на обед, Миша выпрямился, потянулся и зевнул. – Хорошая работа, – похлопала я его по плечу. Мы направились домой, но по пути решили зайти в суши-бар. Дневная порция хороших дел закончилась, но я не унываю – после обеда договорились с Мишей немного, не больше часа, позаниматься японским языком, а потом он обещал отвезти меня в молл, погулять и купить пару вещиц – хотя я умолчала, что покупать буду не только себе. – Разница между тем, как суши готовят в Японии и в России – колоссальная, – признал Миша, обмакнув очередной ролл в соус. – Что ты имеешь ввиду? – заинтересовалась я. – У себя дома я бывал в разных заведениях – от таких, где роллы – это просто экзотическая закуска к выпивке, – он прожевал и продолжил: – до очень дорогих ресторанов. Так вот даже там роллы не идут ни в какое сравнение с этими, а мы вроде сидим в обычной забегаловке? – Чуть выше среднего, – кивнула я, оглядевшись. Всё чисто, прилично и аккуратно, да и посетители нормальные, вот только что-то они пялятся на нас как-то слишком часто. Миша тоже это заметил, но мы довольно быстро догадались, что сами из себя представляем необычное зрелище. Ещё бы, мрачный тощий иностранец, который опять стал обрастать красивой, но жутко колючей бородой, и обыкновенная японская школьница. Ну и парочка – в переносном смысле, конечно. Но вот в лагере беженцев нас приняли как своих – все, кому мы помогли за два дня, интересовались, из какого лагеря пришли мы. Миша предлагал было соврать что-то более-менее убедительное, но ничего в голову так и не пришло, и я отвечала, что мы бежали с севера от Токио и пытаемся разыскать моих «родителей» и «соотечественников» Миши. Беженцы сочувственно кивали в ответ на эту легенду, но предлагать помощь не спешили – и нас это устроило. – Как у тебя с французским дела? – спросил Миша, когда мы вернулись домой и сели на пол в моей комнате, раскрыв тетрадки и учебники. – Прости, совсем не очень, – виновато ответила я. – Лили не очень стремилась меня учить – так, показала алфавит и научила паре-тройке фраз, типа «Привет!», «Пока!», и так далее. – Да ничего, – махнул рукой Миша и принялся линовать очередной лист тетради. Меня кольнула совесть – всё-таки, учебник французского был моим первым подарком от Миши (не считая оригами в пиццерии по дороге в Осаку), а я как-то совсем не приложила усилий. Мой ученик с сожалением отметил, что не сможет научить меня этому языку. – А как ты сам его выучил? – спросила я, пока Миша продолжал линовать тетрадь. – Книжки читал, – усмехнулся он и прервался, чтобы достать из рюкзака купленный в книжном магазине поблизости том. – Держи: первая книжка, после которой я загорелся желанием выучить этот язык – как бы не старались переводчики, но истинный смысл и чувства персонажей можно передать только на том языке, на котором думает автор. Я приняла ещё один подарок от Миши и прочитала заглавие: «Виктор Гюго. Человек, который смеётся». Не стала спрашивать Мишу о чем книга и решила во что бы то ни стало прочитать этот роман как можно быстрее. Завершения занятия я тоже ждала с нетерпением, хотя всеми силами пыталась это скрыть – к тому моменту, как солнце начало медленно заваливаться на запад, Миша смог похвастаться тем, что теперь знает свои первые двадцать кандзи. – У тебя, должно быть, талант к языкам, – покачала головой я. – Дети в первом классе учат столько за целый год. – Ну так и я не первоклашка, – Миша фыркнул в ответ и потянулся. Закончив на сегодня с японским, мы выбрались на улицу, сели в машину и покатили к торговому центру. Для сравнительно большого города, в Фудзи оказалось совсем немного мест, где можно погулять, поесть и купить себе что-нибудь новое – иными словами, как это называется у американцев – молл. Наконец-то добравшись до одного такого, мы договорились с Мишей пройтись по ТЦ своими путями, порознь. Мой ученик сначала предложил пойти вместе, но я нашла убедительный аргумент: – Нижнее бельё я бы хотела выбрать сама, – улыбнулась я, на что Миша только хмыкнул, развернулся и помахал рукой. Как обычно, мы договорились, что у нас есть сорок пять минут на свои дела – но вместо магазина белья я быстрым шагом припустила в противоположную сторону – в магазин хобби. Руководствуясь больше интуицией, чем данными из интернета, я сгребла в кучу всё, что могло быть связано с работой по дереву – какие-то фигурные ножи, стамески, взяла даже небольшую пилу. Пока я рылась в прилавках, ко мне подошёл продавец, который догадался, что мне нужно – вместе собрали довольно приличный комплект для работы по дереву на дому, который упаковали в очень милый деревянный ящик. После магазина хобби, я побежала в книжный, где довольно долго пыталась отыскать что-нибудь, что понравилось бы Мише – на ум не приходило ничего, кроме его собственного неоднозначного и противоречивого характера. Глаз зацепился за «Золотой храм» Мишимы Юкио. Меня было передёрнуло от этой фамилии, но я вспомнила, что никто из той поганой семейки никак не связан с именем писателя. Саму книжку я читала на уроках литературы, но как и многие другие – по хитрому методу, разделив её на фрагменты всем классом. Так что помню я оттуда хорошо только историю про кортик – короткий кинжал, который испортил главный герой. Но почему-то мне кажется, что книга Мише должна понравиться. Запоздало вспомнив, что по-японски Миша читать пока не умеет, я совсем было отчаялась найти перевод на русский, но продавец всё же смогла уговорить меня купить книгу на английском. Выйдя из книжного магазина, я глянула на часы на телефоне: до конца назначенного времени у меня есть всего семь минут, так что с кружевным бельём мне придется повременить. Остановившись на мгновение-другое, я попыталась разобраться, а почему это мне вдруг захотелось приобрести кружева, хотя я обычно покупаю только спортивное. Сначала подумала, что это на меня Лили так повлияла, а потом в голову прокралась другая мысль, но… не, совершенно не поэтому. Нет. Точно нет. Это всё Лили. Мишу я встретила в назначенном месте – он сидел на лавочке у фонтана в центре молла и жевал такояки. Рядом с ним дымилась ещё одна картонка с одним из самых популярных в Осаке угощений, поэтому прежде, чем я вручила шкатулку с инструментами и книжку, мы перекусили. – Спасибо! – совершенно искренне обрадовался Миша, открыв ящик и достав оттуда стамеску. – Это очень хороший подарок. А с чего бы вдруг? У меня ведь не сегодня день рождения. – Ну, ты же подарил мне уже две книжки и даже мопед, надо навёрстывать упущенное, – хмыкнула я и передала ему «Золотой храм». – Кстати, а когда у тебя день рождения? – Двадцать шестого апреля, – не отрываясь от любования инструментами ответил Миша. Я попыталась рассчитать, как скоро оно… так, стоп. – В смысле? – я склонилась к своему ученику поближе. – В смысле «двадцать шестого апреля»?! Это же почти две недели назад! Мы ведь на море тогда отдыхали, разве нет? – Ну да, – невозмутимо, как будто так и надо, кивнул Миша, но я захлопнула шкатулку, взяла за уши и повернула его лицо к себе: – Так почему ты не сказал заранее?! То есть вовремя, то есть… – запуталась я. Миша осторожно открыл шкатулку, убрал в неё жутко острый нож и только после этого ответил: – А я и не праздную свой день рождения никогда. Спросил только потому, что это присказка такая, не более. – Но почему не празднуешь? – я отпустила его уши и немного расстроенно вздохнула. – Подумаешь, «праздник»! – мрачно хмыкнул Миша. – Я никогда его особенно не любил, да и вся моя жизнь не располагала к тому, чтобы праздновать в этот день. Он отвернулся и уставился куда-то в даль. – Это в моих документах записано, что я родился двадцать шестого апреля. Дату могли поставить приблизительно. Так это или нет – я проверить не могу. И даже не хочу. – Почему? – Не все тайны должны быть раскрыты, – пожал плечами Миша. – Не все тайны хранят что-то хорошее, и иногда лучше оставаться в неведении. Вряд ли те, кто решил оставить меня сразу после рождения – это хорошие люди. И поэтому у меня нет никаких светлых чувств к этому дню, но… – он чуть повернул голову и посмотрел мне в глаза. – Но теперь, пожалуй, будут. Спасибо тебе. Чаще бы он говорил такие вещи и так светло улыбался – большего и не надо. #Одэн – бульон с варёными яйцами, рыбными тефтелями и овощами. ***

07.05.2017, воскресенье, утро – Письмо. Кажется, тебе, – передал я Аске конверт и вышел из подъезда на улицу. Догадываться о содержании не пришлось – Смирнов прислал водительские права на мопед, о которых мы просили пару дней назад. Пока Аска счастливо кружила с ними по парковке, я закурил и глянул на время: пол-десятого. Самое время отправляться к нашим подопечным в лагерь номер пятьдесят два. – А поехали на мопеде?! – загорелась Аска – Тут хоть и недалеко, но блин! Спорить с этой энтузиасткой я не стал, только напомнил, что она хотела купить шлем для безопасной езды. Когда мы оба сели, мопед заметно просел на заднем колесе, но ехать это не помешало, и через минуты три мы припарковались возле палаточного лагеря. Для новичка Аска держала мопед достаточно ровно, хотя не отказала себе в «удовольствии» подскакивать на лежачих полицейских по пути. Раньше кататься на мопеде пассажиром мне казалось делом идиотским, особенно из-за необходимости обхватывать водителя за талию – однако в случае с талией Аски дело обстоит иначе. За несколько дней нашей «добровольной» (без кавычек – только в её случае) помощи, палаточный лагерь с беженцами немного преобразился. И дело не только в нашей непосредственной помощи – после того, как мы отогнали от беженцев уличных хулиганов, место периодически стали патрулировать полицейские, а скорые принялись ездить на вызовы быстрее. Похоже, что людям просто не хватало самоорганизации – но теперь нас встретили с пяток более-менее крепких мужиков с древками от лопат, которые дежурили по краям лагеря. Если Аска показала им, как более эффективно пользоваться своим дрекольем, то я объяснил основы караульной службы и посоветовал старосте внимательно следить, чтобы никто мужикам не подносил выпить – в качестве меры устрашения, которую можно было бы применить к нарушителям, я просто показал ей ремень от джинсов. – Как же всё это знакомо, – протянул я, когда мы прошли к центру лагеря. – Ты имеешь в виду Сирию? – спросила Аска. – Много ты там повидал лагерей беженцев? – Достаточно, – кивнул я, – и все они имеют что-то общее. Принцип – либо люди организуются самостоятельно, либо приходит кто-то сверху и начинает этим лагерем управлять. Нам этого, кстати, надо бы избежать. – Понимаю, – покачала головой Аска и усмехнулась. – Но пока никто нам не предлагает взять на себя ответственность? К ней подошла староста и о чём-то явно попросила, указывая рукой куда-то в сторону. Аска достала телефон и попросила старосту показать, и спустя три минуты мой мастер обернулась: – Слушай, нас тут попросили помочь людям в соседнем лагере. – В каком смысле, «помочь»? – напрягся я. В том, что Аска затащила меня помогать беженцам, я пока вижу только положительные моменты. Самое главное, что этому вечному двигателю альтруизма теперь есть, чем заняться, пока мы скрываемся от взора корпораций, а то никаких инструкций на этот счёт Смирнов не оставил. А так – Аска нашла занятие себе по душе и не стала искать, кому бы развалить кабину во имя всего доброго и хорошего, что пока полностью устраивает нас обоих. – Да то же самое, что и здесь – хулиганы донимают беженцев и люди уже думают, как бы им либо бежать, либо защищаться, – вздохнула Аска. – А далеко? – незаметно выдохнул я. – Да нет, пол-квартала отсюда, – Аска улыбнулась согласию и махнула рукой. Это ещё куда ни шло – пойти и намять бока янки я совсем не против, это не то же самое, что и бегать с коробками туда-сюда и при этом следить, чтобы Аску в её альтруистических порывах не заносило, куда не следует. Мы вновь вскочили на мопед и по пути сделали остановку в магазине автозапчастей, прикупив простенькие противоударные шлемы. Аска, с улыбкой до ушей, вручила мне нечто похожее на немецкую каску с двумя декоративными рожками. Мы остановились недалеко от лагеря беженцев номер двадцать девять, оставив мопед у стенки теннисного корта. Помимо обычной для такого места суеты, я заметил, что люди здесь обустроились гораздо хуже – пустырь, на котором поставили лагерь, оказался осушенным рисовым полем, но тут и там находились влажные участки, из-за чего некоторые палатки жались друг к другу, а единственным нормальным проходом осталась заасфальтированная дорожка вокруг и бордюры канальцев. – Что-то я не могу найти старосту лагеря, – пожала плечами Аска и опять огляделась. Встали примерно посередине лагеря, но никто к нам не спешит подходить. Причину местного упадка я заметил довольно быстро – если в пятьдесят втором лагере большинство обитателей оказались людьми либо взрослыми, либо даже пожилыми, то здесь мы заметили преобладание молодёжи. Причем именно городской молодёжи, со всеми вытекающими – в том числе, блядь, вытекающими нечистотами. Смотреть на молодых парней и девушек, бесцельно бродящих взад-назад по лагерю, нам быстро наскучило, и мы с Аской прошлись по периметру ещё раз, внимательно высматривая и прислушиваясь к возможным конфликтам. На другом краю лагеря от того места, куда мы прибыли, Аска всё-таки заметила свару – и мы поспешили туда. На месте мы не хулиганов не нашли, но растаскивать драку пришлось – я походя врезал по тормозам одному из беженцев, отчего тот упал и покатился в сторону, подвывая, а ещё одного из участников драки я усадил на жопу подсечкой – всё, как учила Аска. Вот только это оказался не янки, не якудза или ещё какой хулиган – когда драка прекратилась и Аска расспросила участников, в чём собственно дело, оказалось, что с беженцами дрались местные жители, обитающие в многоквартирном доме по соседству. – Вот блин, и что теперь делать? – разочарованно вздохнула Аска. – Местные говорят, что беженцы достали их шумом и своим поведением, но не бить же нам теперь беженцев? – Это ещё одна причина, почему мы не можем помочь всем и каждому, – пожал плечами я, когда мы вышли с территории лагеря. – Сама посуди – кто виноват в том, что беженцы здесь не могут нормально построить быт? – Местные власти должны этим заняться! – уверенно заявила Аска. – А вот и нет, сразу по двум причинам. Сколько, ты говорила, в Фудзи таких лагерей беженцев? – Ну да, – мрачно кивнула мой мастер, – их тут больше сотни по всему городу. А вторая причина? – Никогда не надейся на власти, начальников или командиров, – хмыкнул я и застегнул шлем. Курить в дороге Аска мне запретила, заявив, что у неё провоняют волосы, поэтому эти пять минут до лагеря номер пятьдесят два меня окружал только аромат её шампуня. Приятный такой, цитрусовый. Вернувшись, мы заметили большой туристический автобус и очередь из людей у входа. Оказалось, что за одной из партий беженцев прибыл транспорт, чтобы отправить их дальше, вглубь безопасных районов Японии. – Здорово, что лагерь понемногу вывозят! – обрадовалась Аска, а я не стал расстраивать её предположением, что сегодня-завтра сюда привезут ещё людей. Такова доля любого пересыльного пункта беженцев. Я махнул Аске, которая пошла объясняться со старостой и сел на ящики на привычном месте, достав из карманов куртки кульки с конфетами. Как по мановению волшебной палочки, вокруг за секунду собралась небольшая толпа малышей, которые почти сразу начали пихаться, выстраивая очередь. – Плохо! – громко сказал я по-японски, нахмурил брови и убрал кульки за спину. Дети послушно прекратили бодаться, спустя минуту выстроили более приличную очередь, и игра пошла. Я не смогу и даже пытаться не буду запомнить всех детей в лагере, но нескольких сирот и детей помладше я приметил, так что им в этот раз опять досталось по три конфетки. Вроде никто не заметил этой «несправедливости», но краем глаза я увидел, как ребятки постарше как-то недобро косятся на «удачливых» малышей. На секунду-другую прервав игру, я свистнул, и спустя минуту ко мне прибежал Тоширо, один из помогающих мне таскать тяжести подростков. Я вручил ему пять конфет, а затем изобразил руками большую женскую грудь и поманил пальцем. Лопоухий понял меня правильно, а дети заржали как кони, но одна моя поднятая бровь вернула в очередь порядок. Вскоре подошла Аска и я отправил её вразумить старших детишек. – Здравствуйте, мистер! – я повернул голову обратно и увидел девочку в пуховом платке на голове. – Ты знаешь английский? – протянул я ей два кулака с конфетами. – Нет, мама знает, – коряво, но вполне отчётливо ответила девочка, выиграла три конфетки и очень обрадовалась. Я на секунду задержал её, достав бумажный платок и вытер текущие из носа сопли. Девочка благодарно ускакала по своим делам, а я встретился глазами с очередным малышом… ага, а вот и не очередным: – Аска, как по-японски будет «Я тебя уже где-то видел»? – спросил я подошедшего мастера и с укором посмотрел на мальчика. – Doko ka mita koto ga aru? – медленно и чётко произнесла Аска, с улыбкой облокотившись на моё плечо, и ребёнок с хохотом убежал. Другие дети тоже поняли, что лотерея на сегодня завершена, но вроде никто не остался без конфет, а в кульке остались жалкие пять-десять шипучек, которые нравятся детям меньше всех – от них отказалась даже Аска. Поэтому я встал и решил вручить их подошедшей к нам маме той соплячки в пуховом платке. – Ох, вы так совсем и нас, взрослых, разбалуете, – негромко засмеялась она и представилась: – Котонэ Куруми, это моя дочь – Котонэ Сумирэ. – Миша, – коротко представился я, не став называться целиком. Никому ведь это не нужно, верно? Котонэ-сан ещё раз поблагодарила нас за помощь лагерю и внезапно спросила, чем она может помочь нам. Мы с Аской переглянулись и пожали плечами. – Да всё вроде в порядке, – кивнул я. – Вижу, что лагерь начали отселять? – Только часть, и неизвестно, когда наша очередь, – покачала женщина головой, отчего её длинные волнистые волосы забавно опустились на лицо. – Простите, не могла бы я попросить вас об одолжении? – Конечно! – заявила Аска. – У Сумирэ уже пятый день подряд не падает температура – нам обещали, что в Фудзи разместят в закрытом помещении, но вот оставили здесь. Мне не с кем оставить её, чтобы сходить в администрацию, а… – Пойдёмте в квартиру, у меня вроде были жаропонижающие, – я махнул рукой, призывая идти за собой. – Нет-нет, вы меня не так поняли! – почти запаниковала Котонэ-сан, но я останавливаться не стал и под её причитания мы вышли к границе лагеря. – У вас в палатке ничего ценного нет? – спросил я и пояснил: – Здесь воруют. –...одну минуту, – сдалась женщина и побежала вглубь лагеря, попросив Аску присмотреть за Сумирэ-тян на минуту. – Откуда такая щедрость? – с очень тёплой улыбкой спросила мой мастер. – Никакого лишнего альтруизма, – я отошёл чуть в сторону и откровенно объяснил: – Котонэ-сан знает английский язык и она прибыла из зоны боевых действий. От неё я смогу узнать что-нибудь полезное и мне не придётся ломать голову над переводом. – Натуральный шпион, – покачала головой Аска. Когда мы вернулись домой, я отправил Котонэ-сан с Сумирэ в ванную, чем наверняка завоевал их полную преданность и доверие, между тем успев навести в своей комнате «порядок» – в смысле, убрав любые намёки на оружие и радиостанцию. Аска, между тем, вызвалась приготовить обед. – Погоди, давай сегодня я попробую что-нибудь приготовить, – предложил я, протиснувшись мимо купленного вчера стола. – А то ты готовишь почти неделю подряд, а так я создам вид, что мы тут живём равноправно. – А приготовь что-нибудь из русской кухни! – попросила Аска и добавила: – Только из именно из русской, а не турецкой или ещё какой-нибудь, ты обещал! Я вздохнул и оглядел кухню на наличие припасов. Вообще-то я рассчитывал приготовить макароны с отварными сосисками, в лучшем случае – успешно, плюс посыпать их сыром. Однако раз уж я «обещал» (не помню) и из продуктов у меня есть только ошмётки от курицы, капуста, морковь и какие-то японские грибы... – Значит, будут сегодня щи, – пожал я плечами, а Аска вдруг побледнела. – Ты чего? Это довольно вкусно. – Ты сейчас по-японски вдруг сказал «смерть», – мой мастер засмеялась. – Как-как это блюдо называется? – Щи, – я достал из кармана разговорник и тоже усмехнулся совпадению. – Уверяю тебя, умереть от него нельзя. Даже если буду готовить я. ***

08.05.2017, понедельник, вечер. Когда я вышла из душа, телефон пиликнул и я увидела сообщение на электронную почту от неизвестного отправителя. – Миша, кто бы это мог быть? – показала я ему телефон и почту отправителя, который подписался каким-то нечитаемым именем – kaschenko. – Это Смирнов, – кисло усмехнулся Миша, – видимо, хочет поговорить с тобой отдельно. – Спасибо, – я пропустила его в душ. День выдался жаркий и влажный, да и попотели мы с учеником на славу – в этом раз донимать беженцев пришли не янки, а несколько сятэев, молодых якудза, которые припёрлись со столиком для маджонга. Не дожидаясь, пока наивные дядечки-тётечки соберутся проиграть последние деньги, столик мы разломали, а сятэев разогнали – хоть и довольно жёстко: Миша сломал руку прибежавшему на выручку кёдаю, старшему над сятэями. Это произошло ещё до начала драки, когда нахал попытался схватить меня за плечо. Это воспоминание, вместо того, чтобы вызвать недовольство, почему-то согрело сердце. Ну, не важно, вернёмся к более насущным делам. Я тщательно высушила волосы, села за компьютерный стол в своей комнате и открыла экран ноутбука. Компьютер, который Миша нашёл в одном из ящиков комода в своей комнате, он отдал пока мне. «Добрый вечер, Казама-сан. Это хороший друг вашего ученика», – гласит заглавие. Ещё бы, «хороший друг». Миша всегда делает такую смешную кислую мину, когда речь заходит о Смирнове или том Старике, которого я так и не вспомню, как зовут. «Мы с вами можем теперь общаться здесь, если вам это потребуется. Радио – вещь надёжная, но мы живём всё же в двадцать первом веке, грех не пользоваться удобствами. Не переживайте, канал связи здесь защищённый, наши недруги эту переписку не увидят». Угу, «ваши» недруги, не «наши». Хотя… вот как сложилась бы моя судьба, если бы русские припёрлись в Иидзуку в одиночку и той мясорубки с «Теккен Форс» не произошло? Что, они тоже бы силком меня потащили с собой, как это хотели сделать в «G» или те же американцы? Последние хотя бы нашли, чем меня поманить… «Пишите в любое удобное вам время, я постараюсь ответить как можно быстрее. С уважением, друг вашего ученика», – гласит подпись к сообщению. Вот уж в «любое время»? Ну хорошо, тогда вот вам вопрос, который я задала сама себе чуть раньше… готово, отправлено. Ответ пришёл через пол-минуты: «Люди, которые планировали эту операцию, уже мертвы и не смогут ответить, что собирались делать с вами. Мы же не собираемся делать ничего, что бы вы не хотели сделать сами». Очень обтекаемо, но обвинить Смирнова во лжи не получится, блин. Экран ноутбука высветил ещё одно сообщение: «Я стараюсь быть с вами максимально откровенным, Казама-сан. Настолько, насколько я не боюсь лишиться жизни сам. А не будет вам затруднительным также искренне рассказать, как дела у Михаила? Я имею в виду его психическое состояние», – пишет Смирнов. Вот… жук навозный! Шпионить меня хочет подрядить за своим подчинённым?! «А разве Миша посмеет вам врать?» «Но ведь вам Михаил постоянно врёт, а вы, Казама-сан, тоже его начальник», – ответил Смирнов и мне пришлось опять признать правоту шпиона. И откуда он только знает? Я с минуту собиралась с мыслями, прежде чем написала ответ: «Он хорошо держится. Миша признался мне, что в бою с Рэйвеном он потерял контроль над собой, но, похоже, очень быстро смог прийти в себя. К тому моменту, как я тоже вступила в бой, Миша совершенно точно был в сознании. Ещё я заметила, что в психованном состоянии Миша двигается намного быстрее и даже, можно сказать, лучше дерётся. Сейчас Миша в полном порядке – я думаю, что такие проявления агрессии, как стремление покалечить противника – это просто его жизненный опыт, как военного?» Уфф, аж пальцы устали печатать. Я услышала, как мой ученик вышел из душа и босыми пятками пошлёпал на кухню. Миша обещал, что купит себе домашние тапочки, да вот никак с ним не доберёмся опять до молла. За звуками закипающего чайника, я не сразу заметила, что Смирнов написал ответ: «То, что Михаил под контролем своего психоза дерётся быстрее и лучше – вещь довольно обычная. Сравните это с ситуацией, когда любимому человеку грозит смертельная опасность – в состоянии аффекта, возможности человеческого тела многократно возрастают, это научно доказанный факт. Так что эту «психованность» Михаила можно было бы назвать продолжительным аффектом», – написал Смирнов. Вот только этот самый «аффект» у Миши, который он называет «голосом», похоже, имеет свою точку зрение по любому вопросу, ага. Экран мигнул ещё одним сообщением: «А что насчет стремления покалечить – поймите, Казама-сан: ваш ученик вырос в детском доме и его юность была сопряжена с большим количеством неприятностей и даже опасностей. Я сам недавно узнал все обстоятельства его рождения, детства и юности – удивительно, как Михаил вырос достаточно приличным человеком с таким анамнезом». Последнего слова я не знаю, а вот от слов «детство» и «юность» я даже почувствовала, как у меня загорелись глаза. «Можно ли мне узнать о детстве Миши? Поймите меня правильно, Вадим: вы пишете про детский дом, Миша иногда упоминает – но я никак не могу понять, как это связано с жестокостью? Мне нужно понять это и то, как сформировался его характер, чтобы скорректировать методы обучения». Ага, «методы обучения», чёрт! Нажала «Отправить» прежде, чем придумала нормально оправдание своему любопытству. Хотя бы в собственных мыслях пора прекратить повторять Мишу и врать самой себе – да, чёрт возьми, мне интересно узнать, кто такой Миша, как он вырос, чем он жил до нашей встречи и что им движет по жизни! Кто виноват, что он такой скрытный засранец?! «Это конфиденциальная информация, Казама-сан. Вы понимаете, что берёте на себя определённого рода ответственность за сведения, которые просите?» – написал Смирнов и поставил меня в тупик. Это очень похоже на то, что вечно говорит Миша: «не забивай себе этим голову» или «а тебе оно надо?». Блин, если я пишу, что надо – значит надо! Я написала Смирнову «Да» и села дожидаться ответа. Но господин шпион не ответил и через пять минут, так что я оставила компьютер включённым и пошла ужинать. После этого «смертельного» супа, который приготовил Миша, Сумирэ-тян почти мгновенно поправилась, но добавки никто не попросил. Ещё бы – суп получился у Миши… интересный. Сам он поставил оценку «четыре из пяти», посетовав, что ему не хватило кислой капусты или какого-то крема из сливок с непонятным названием smetana. Но лично я ничего такого не ела никогда, так что поставила супу оценку «три из пяти» – по одному баллу за старание Миши, выздоровление Сумирэ-тян и, собственно, вкус… К компьютеру я вернулась спустя четверть часа – как всегда, тонкацу получились отлично, да и Миша не имеет привычки болтать за едой, так что я отправилась смотреть ответ шпиона, а Миша ушёл к себе, заучивать кандзи. «Высылаю вам краткую справку о биографии Михаила. Помните, что теперь вы обладаете секретной информацией», – не особо информативно написал Смирнов, куда интереснее файлы, которые он сбросил, прикрепив к письму. Так, а что это я открыла? Русский (очевидно) герб в виде двуглавого орла сверху и куча-куча текста на русском языке, ага. Нет, Смирнов-сан надо мной издевается? Я к французскому приступить не могу, а тут он от меня русский знать требует? Эх… Я полезла за телефоном, открыла переводчик и навела камеру на первый попавшийся кусок текста. Русские пишут подобно всем остальным западникам – сверху вниз, слева направо, так что я потратила минуту-другую, чтобы сориентировать камеру. «Характеристика Михаила Ивлева, воспитанника детский дом второй номер города Уссурийск», – прочитала я перевод. А, это же школьный табель Миши! Ну-ка, ну-ка… Всё-таки, за минут пять чтения через корявый перевод телефона многого я не узнала – пришлось искать в интернете систему оценок в России, сравнивать с нашими и всё такое. Миша в школе хорошо знал математику, какую-то «физику» и «химию», а также получал хорошие оценки по географии. А вот почему-то за литературу и языки у него стоят по три балла – или наши «C». Странно, с учётом его-то любви к книгам. Чуть ниже я прочитала характеристику поведения Миши в девятом классе – по тексту я поняла, что это был последний год в школе, а затем он поступил ещё куда-то: «Ученик не проявляет старания к обучению, за исключением предметов, связанных с точными науками. На уроках отвлекается, задирает одноклассников и создаёт проблемы деликатного характера – несколько учениц из его и параллельного класса учинили драку после того как выяснилось, что Ивлев одновременно оказывал им знаки внимания и дарил подарки. Систематически нарушает правила – курит и употребляет спиртные напитки, замечен в компании хулиганов из других учебных заведений». Читая этот отрывок, я едва сдерживала хохот. Подумать только, если бы Миша был моего возраста и мы учились вместе – он бы совершенно точно попал под горячую руку. Впрочем, мой ученик и сам говорил, что в детстве был хулиганом. А вот что ловеласом – нет. Крутил романы сразу с несколькими девушками – вот это да! В остальном, ничего интересного в характеристике Миши я больше не нашла – руководство школы явно оказалось радо избавиться от такого ученика, так что я закрыла его школьную характеристику и вернулась к письму Смирнова. Следующий файл представлял собой скан копии какого-то старого документа – заляпанного чернилами и едва читаемого, при этом – только одну страницу. На его «расшифровку» я потратила немного больше времени, продираясь сквозь слипшиеся буквы и строки, как будто оригинал документа кто-то небрежно набирал на старой печатной машинке. Наконец, я смогла перевести первый абзац: «Биологический отец: Евлоев Али, 1969 г.р., село Центарой, Чечено-Ингушская […]» Ой. Или даже «ух ты». Это же про родителей Миши! То есть не просто про его школьные годы или поведение, это то, о чём он вообще никогда не говорил! Ну, по крайней мере, ничего хорошего не говорил. Я вновь навела телефон и начала читать дальше: «В 1989 году […] на заработки в г. Уссурийск. Устроился разнорабочим на […] завод. Вступил в интимную связь с Лебедевой Анжелой, 1973 г.р., практикантом […] заводе. По заявлению очевидца, принятому в […], эта связь […] насильственной. Уголовное преследование стало […] отъезда Исмаилова. Дело было утеряно, осталось […] заявление. В последний раз в […] зрения органов внутренних дел он попал в […] 1995 года – его труп со множественными ножевыми […] обнаружили при патрулировании […] Аргун» Брр, ужас какой. Я не поняла и половины кое-как переведённых терминов, но история отца Миши… отчего-то мне стало дурно. Почти пропало желание читать дальше, но ведь остался ещё абзац с данными о матери. Отбросив нервозность, я начала переводить: «Биологическая мать: Лебедева Анжела, 1973 г.р., город Артём, […] край. В 1990 […] – студентка Дальневосточного государственного университета, проходила […] практику в Уссурийске, на местном […] заводе. Там же познакомилась с разнорабочим Евлоевым […], 1969 г.р. Подверглась […] насилию с его стороны и была […] остаться в городе на попечении реабилитационного центра. В ходе […] была выявлена беременность, девушка […] сохранить плод. Однако, после родов, Лебедева подписала документ об отказе от ребёнка и выехала в […] направлении. В том же году, через месяц, была найдена […] в общежитии своего университета, причина смерти (самоубийства) – удушение на импровизированной…» Так. Достаточно. Не могу больше это читать. Не могу, не хочу, не буду! Я закрыла глаза и откинулась в кресле назад, запрокинув голову, чтобы даже случайно не увидеть этот текст вновь. Проклятье. Какой-то… ад, кошмарная история. Зря я наверное так упиралась и требовала у Смирнова эти данные. Вот уж прав был Миша, когда говорил, что не каждую тайну в этой жизни надо раскрывать. – Ну как тебе история, поучительно? Чье-то несвежее дыхание донеслось до меня, я открыла глаза и увидела бешеный взгляд Миши. Сердце ушло в пятки, я испугалась так сильно, что почти буквально окаменела. Он стоит позади меня справа и не отрываясь смотрит в экран ноутбука. – Ааа… ты… как?… – попыталась спросить я, но он перебил меня: – А я хожу не очень громко. И смотрю далеко, – его голос спокоен, Миша говорит ледяным тоном: – Ещё раз спрашиваю: понравилась история моего рождения? – Ты это знал? – я села ровно и отвела взгляд вниз, на клавиатуру. – Нет! – неожиданно громко рявкнул он, разом потеряв весь свой спокойный вид. – Я узнал всё это только что, как и ты. Увлекательно, не правда ли?! Какую пользу ты вынесла для себя, узнав, что моя мать была изнасилована и брошена каким-то ублюдком?! Что важного в том, что эту скотину зарезали свои же подельники-бандиты?! – С чего ты это взял?! – я вскочила со стула и сжала кулаки. – Дура, это девяносто пятый год, Чечня! – Миша даже сплюнул. – Там все взрослые мужчины были либо бандитами, либо просто повстанцами. Наши солдаты никого не резали – его бы просто застрелили и всех делов! Наверняка эта падаль ещё кого-нибудь трахнула среди своих не глядя, за это даже убить мало! – Прекрати! – я зажала уши руками, не в силах слушать дальше. Проклятье! Какая же я дура, опять! Ну что за чёрт?! –…то полезного ты узнала?! – Миша схватил меня за руки и отдёрнул их от ушей. – Теперь ты поняла смысл моих слов?! «Не все тайны должны быть раскрыты», – я это говорил?! – Говорил! – сдалась я морально, но не физически: я высвободила руки и вынудила Мишу чуть отступить. – Я сама уже жалею об этом! Прости… – Da poshla ty…! – Миша махнул рукой и с расстроенным лицом вышел из комнаты, хлопнув дверью. *** Я быстро оделся и вышел из квартиры. Оставаться там вместе с этой любопытной дурой нет никаких сил, да ещё если ноутбук на глаза попадётся – я точно не удержусь и разъебу его шашкой. Сука. На улице на мгновение озяб – не самый тёплый ветер с моря взъерошил ещё влажные волосы и я укрыл голову капюшоном. Прохлада сбила с волны черной ярости и вместо того, чтобы пойти куда глаза глядят, я хлопнулся жопой на бордюр, ограждающий парковку, достал сигареты и поблагодарил Бога, Дьявола и всех подряд, что оставил зажигалку в пачке. Хрен его знает, что я сделаю, если придётся вернуться в квартиру, хотя бы в ближайшие двадцать минут. Против воли в голову вернулись имена: «Евлоев Али» и «Лебедева Анжела». Сигарета, как всегда, ни хрена не помогла успокоиться, и с кипящей внутри злобой пришлось справляться самому. Я лёг на парковке рядом со своей машиной, продолжая курить сигарету за сигаретой. «Евлоев Али» и «Лебедева Анжела». Когда я пришёл в себя и перестал прокручивать в голове планы побега в горы, лес, да хоть море – лишь бы подальше отсюда, то вновь повторил про себя: «Евлоев Али» и «Лебедева Анжела»... Я попытался что-то услышать в ответ на эти слова, какое-то эхо, отклик, отзвуки. Ничего. Ни горя, ни грусти, ни тоски – абсолютно ничего в ответ на эти имена. Как будто вместо них могли бы быть абсолютно любые другие имена, фамилии, прозвища или там клички. Единственное – теперь стало понятно, почему меня обзывали хачом в школе и первый годы службы в армии. Тьфу, бля. Изнутри вновь обволокла пустота – то безличное, лишенное чего-то бы то ни было ощущение отсутствия. Не надо быть гением, чтобы догадаться, откуда Аска получила эти файлы. Я ведь не соврал, когда сказал, что никогда не видел эти документы и не просил Смирнова узнать о моём прошлом. Чтоб этого урода понос с геморроем одновременно пробрал, блядь! – Дяденька, а ты чего лежишь на земле? – раздался тонкий голосок сверху. Я открыл глаза и увидел малышку Сумирэ, которая нагнулась надо мной. Пуховый платок с её головы исчез, но почти сразу я заметил его под легкой весенней ветровкой. – Машину чинил, устал, – как можно более проще ответил я на японском языке и постучал костяшками пальцем по двери «Мазды». Но девочка, видимо поняла больше мои жесты, чем слова. Сумирэ улыбнулась и помахала мне рукой. Пришлось встать и я обнаружил рядом ещё и Котонэ-сан, которая держит в руках большой пакет с чем-то довольно ароматным. – Мы принесли вам угощение в благодарность за помощь, – она сдержанно улыбнулась, оглядев меня с головы до ног. – От всего лагеря, вы с Аской-сан нам всем очень сильно помогли. Ну да, как я могу забыть про эту японскую традицию бесконечно дарить подарки? Если Аска решила в ответ на подаренный ей роман Гюго узнать о моём происхождении, то вроде уже было сказано, что это идиотская мысль. – Что-то не так? Вам не нравится подарок? – заволновалась Котонэ-сан. – Да нет, не в этом дело, – махнул рукой я и отряхнулся от асфальтной пыли. – Просто немного настроение пропало. – Поссорились с Аской-сан? – понимающе улыбнулась женщина и пояснила, в ответ на моё изумление: – Я сразу вижу такое. – Не стоит вам в это влезать, – сдерживая раздражение ответил я и показал рукой на вход в подъезд, – пойдемте, мы будем рады вашему подарку. Котонэ-сан медленно кивнула и пошла вперёд. Не вовремя это всё, но если я скажу ей проваливать – то будет ещё хуже. Зачем этому городу ещё два человека с плохим настроением, правда? Выздоровевшая Сумирэ-тян о чём-то перемигивалась с мамой, и к тому моменту, как мы подошли ко входу в квартиру, догадался, что никто просто так не оставит меня наедине со злобой. На входе нас встретила Аска, шмыгающая красным носом. Но вместо меня она столкнулась с Котонэ-сан, которая с порога перехватила инициативу в свои руки – женщина утащила всех в комнату Аски. Из пакета она достала какой-то торт, термос и чайный набор на четыре человека. Я было предложил наш чайник, но Котонэ-сан уверенно заявила, что вкуснее я чая никогда не пил. Не соврала. Не знаю как, но у женщины отлично получилось налить по кружке ароматного зелёного чая так, что его можно было пить сразу, не торопясь и обжигая по привычке язык, как я делаю это почти всегда. Чай понравился не только мне – Сумирэ-тян мгновенно выпросила у мамы кусок торта, который оказался белым бисквитом с ягодами внутри. Котонэ-сан с видимым удовольствием покачивала в крышке от термоса чай, наслаждаясь ароматом. Даже поникшая Аска прекратила свистеть красным носом, вытерла глаза и теперь таращится в кружку. – Среди жителей лагеря нашлись пекари, мы сообразили для вас торт в благодарность, – сказала Котонэ-сан. – Чай также мы заварили сами – я давно забыла, какое это удовольствие, приготовить чай по всем правилам и традициям. В последний раз я готовила для делегации из Индии, ещё до войны. – Вы дипломат? – спросил я. Пару дней назад, когда Котонэ-сан и Сумирэ-тян впервые пришли к нам в гости, я попытался выведать у неё информацию насчёт ситуации в Токио. Однако наткнулся на какую-то непонятную «стену»: Котонэ-сан умело уходила от прямых ответов на вопросы, умудряясь сказать очень много – и ничего важного одновременно. А ещё я шестым чувством понял, что это Котонэ-сан собирает обо мне и Аске информацию – она не задала ни одного вопроса из разряда «откуда мы?» или «почему живём вместе?», только какие-то отвлечённые вопросы, смысл которых уже не вспомню. – В каком-то роде дипломат, – усмехнулась Котонэ-сан. – До войны я работала в министерстве иностранных дел, в секретариате. Что-то нахваталась, чему-то учили. Например, делать чай и исправлять недоразумения между гостями. – Спасибо, в этом нет необходимости, – сухо ответил я. – Так я уже закончила, – пожала плечами Котонэ-сан, встала и поклонилась нам вместе с Сумирэ-тян. Пока пытался понять, о чём это она, я обнаружил, что мы с Аской остались в комнате одни и теперь сидим напротив, попивая чай. Да уж, не следа от той вспышки гнева, которую я не смог сдержать. На руках у Аски я заметил проявившиеся на запястьях синяки. Мой мастер уткнулась взглядом в кружку, видимо тоже заметив, как ловко Котонэ-сан сумела оставить нас наедине и лишить поводов для продолжения ссоры. «Мой мастер», ха? Да, мне не стоит об этом забывать. – Прости, – я кивнул на её запястья, когда Аска подняла недоумённый взгляд. – Мне не стоило так резко реагировать. – Прекрати, Миша, – покачала головой Аска, – ты сейчас опять будешь делать эту свою идиотскую вещь. – Какую? – спросил я, прекрасно понимая, о чём она: – Ты опять проглотишь обиду, скажешь, что это твоя вина и вообще это не проблема! – горестно вздохнула Аска. – Это самая идиотская вещь, которую ты постоянно делаешь, потому что… потому что я постоянно тебя обижаю. – Нет. Ты меня не обижаешь, – помотал я головой, но Аска не унималась: – Да прекрати! – вскочила она на ноги. – Прекрати подавлять свои переживания и эмоции хоть на этот раз! Хочешь – накричи на меня, да хоть пошли выйдем на крышу и… – И я тебя оттуда скину, ага, – закончил я за своего мастера, после чего она испуганно замерла. – Нет, не буду, шутка. Я понял, что тебе очень жаль, что ты выучила этот урок и всё такое, Аска. Но мне не нужно ни драться с тобой, ни кричать на тебя. Я тоже встал, немного прошёлся по комнате взад-назад, подбирая слова. – Я понимаю, зачем ты это сделала, – остановился я и чуть нагнулся, поймав взгляд Аски. – Но я уже говорил, что существуют тайны, которые не стоит раскрывать. Я никогда не спрошу тебя, что произошло чуть меньше года назад в центральном офисе «Мишима Дзайбайцу», потому что… Аску вдруг пробрала дрожь и она затравленно отшатнулась чуть назад, а затем едва не приняла боевую стойку, удержавшись в последний момент. – Потому что это твоя тайна и мне этого знать не надо, – закончил я, про себя сложив пальцы крестиком. Всё, что нужно знать, я прочитал пару дней назад в присланном Смирновым файле. Надо будет знать что-то ещё – мне расскажут. – Почему, как ты думаешь, я так хотела узнать о твоих родителях и прошлом? – спросила Аска, когда мы оба сели обратно. Не похоже, чтобы ей полегчало после того, как я упомянул инцидент годовой давности. Скорее, это сбило Аску с волны самобичевания и отвлекло, хоть и не надолго. – Потому, что любопытство свойственно молодым девушкам? – с легкой улыбкой предположил я, но Аску это почему-то заставило опять помрачнеть и замолчать на минуту другую. – Ты прав, – ответила она. – И я больше так никогда не поступлю. – Я не сомневаюсь, – кивнул я, ничего не вкладывая в эти слова, но Аска задержала меня на выходе из её комнаты, взяв за руку. – Нет. Я больше не дам тебе повода думать, что я маленькая девочка, – с неподдельной, прямо-таки стальной серьёзностью заявила Аска.