Вслед за цветением сакуры

10.05.2017, среда, день В тот момент, когда Миша выбежал из квартиры, захотелось рвануть за ним – прямо в окно, от осознания, какая я дура. Однако мозгов хватило только на то, чтобы не совершать новых глупостей, а потом ситуацию спасла Котонэ-сан – и хотя Миша опять смирился с обидой (чёртов дурак!), я крепко-накрепко запомнила клятву прекратить ребячиться. А ещё чуть погодя, когда мы желали друг другу спокойной ночи, я набралась храбрости не только повторно извиниться за своё дебильное любопытство, но и попросить Мишу побольше рассказать о себе: – Что, опять сообщить, что мне нравится синий цвет? – ухмыльнулся он, но я пояснила: – Мне важно знать, почему ты так тяжело вздыхаешь каждый раз, когда вспоминаешь детский дом? Почему ты так добр к детям и жесток к бездомным? Почему… – Достаточно, – Миша поднял руку, призывая меня остановиться. Но вместо гневной отповеди, он опустил взгляд и вздохнул – как будто собираясь с силами. – Эй, погоди, я ведь не прошу рассказать об этом немедленно, – я дотронулась до грубой кожи на ладони и опустила её вниз, а затем поймала взгляд Миши и ободряюще улыбнулась. – Расскажи, когда сам захочешь – у тебя отлично получается делать это невзначай. – Договорились, – Миша немного улыбнулся и пожал мне руку. Ложилась спать в тот день с радостным чувством от того, что мы справились с этим конфликтом – и некоторым смущением от собственной смелости в отношении прикосновений к Мише. Всё-таки спарринги – это… ну, немного другое, наверное. За пять дней с момента, как Миша подарил мне «Человека, который смеётся», я практически закончила читать этот роман. Его поразительное сходство с «Золушкой» меня сначала удивило, а потом я прочитала дальше и… блин. Неужели светлая и добрая история успеха должна оборачиваться такой трагедией? – Мне очень понравилось, хотя нового, более сильного желания учить французский не появилось, – помахала я книгой Мише, когда он зашёл на кухню. – А я и не ставил это в качестве цели, – он включил воду и стал тщательно смывать с рук столярный клей. Я давно заметила, что кожа на руках Миши грубая и затертая, и только теперь догадалась почему. – «Человек, который смеётся» мне просто очень нравится и книгу я подарил просто так. Из-за этих слов вновь кольнула изнутри совесть, но я твёрдо отмела все угрызения, напомнив, что ответный подарок не за горами. Миша закончил мыть руки, сел за стол и мы принялись за еду. Сегодня закончили в лагере быстро, несмотря на то, что людей там опять прибавилось. Часть работы на себя взяла Котонэ-сан, которую вместе с дочкой никак не отправят дальше. Она и ещё несколько человек стали, своего рода, старожилами лагеря – хоть ничего классного в этом нет, но Котонэ-сан единогласно признали новой старостой, так что благодаря нашему личному знакомству, работать стало проще. С одной стороны, ситуация улучшилась – большинство семей с детьми были отселены в гостиницу неподалёку. С другой стороны – я так и не поняла, каким образом отбирали тех, кто переехал. Та же Котонэ-сан и Сумирэ-тян остались жить в палатке на пустыре, но хотя бы им мы с Мишей можем позволить каждые два дня приходить помыться. Эх… После обеда, мы собрались немного прогуляться. Эту идею внезапно предложила даже не я – Миша сообщил, что его больше не беспокоит рана в ноге и мы можем возобновить тренировки. Эта новость очень порадовала, вот только мы сразу наткнулись на проблему места для тренировки – в квартире места однозначно нет, а поднявшись на крышу сразу наткнулись на нагромождение антенных решёток. Идея заниматься на парковке тоже не понравилась, поэтому мы засели за карты. – Давай попробуем выбраться вот сюда, – указал Миша на западную окраину города. Мне сначала показалось, что он это сделал наобум, но на самом деле оказалось, что идея хорошая – доехав до места на мопеде, мы припарковались и вышли на асфальтированную дорожку вдоль устья реки, впадающей в море. – Гляди, – показал Миша на телефоне, – дорожка продолжается почти до самого моря, а по пути – какие-то спортивные площадки. Здесь можно будет начать с пробежки и закончить ближе к морю на одной из площадок, непосредственно проводя схватки. – Отлично! – поддержала я всей душой, так, что Миша даже улыбнулся моему энтузиазму. Но прокатившись вдоль реки мы выяснили, что зря обрадовались – все площадки для софтбола, бейсбола и тенниса оказались плотно заставлены уже привычными палатками лагеря беженцев. Проехавшись вдоль, мы с Мишей заметили, что лагерь устроен гораздо лучше, чем остальные в городе – куда больше порядка и практически везде по краям видны патрули полиции. В конце маршрута, почти у самого берега моря, мы остановились и решили дойти до кромки воды пешком. Море встретило нас теплым ветром и черным берегом из вымытой водой гальки вперемешку с песком. Мы с Мишей синхронно прикоснулись к воде. – Ну, при желании даже искупаться можно, – усмехнулась я и выпрямилась. Обернувшись, я увидела Фудзи-сан. В этом городе святая гора видна из каждой точки, и я следовала своему обещанию каждое утро любоваться ею с балкона комнаты Миши. Как правило, мой ученик совсем не возражал – либо он в такую рань ещё спал и я на цыпочках проходила мимо этого храпуна, либо он отправлялся курить на кухню, включая вытяжку. А я любовалась и любовалась очертаниями горы – вот прямо как сейчас, когда Фудзи-сан нависает над одноимённым городом, как будто паря над облаками. – У тебя дома есть что-то похожее? – спросила я Мишу, который присоединился к созерцанию. – Нет, – помотал он головой. – И в помине нет ничего подобного. А вот пляжи похожие я видел, далеко на севере. Правда, море там очень холодное, настолько, что и летом даже стоять на берегу холодно, – он поёжился, видимо, от воспоминаний. Я исподволь, понемногу продолжаю спрашивать о прошлом. Свой урок насчёт тайн, которые не стоит раскрывать, я выучила сполна. – А давай тренироваться здесь? – предложил Миша. – Пока мы здесь стоим и смотрим на Фудзи-сан, прошло уже минут десять, мимо нас никто не ходит, да и мешать тут точно никому не будем. – Предлагаешь барахтаться на песке? – засмеялась я и провела по нему ладонью. – Ладно, ты прав, особого выбора у нас и нет – я позвонила папе и уточнила: ближайшее додзё находится слишком далеко, а все спортивные площадки… ну, ты видел. – Тогда решено, – махнул рукой Миша, и мы пошли обратно. Пока дошли до мопеда, вдвоём с моим учеником мы распланировали занятие – полчаса на разминку, включая бег до пляжа, и ещё сорок пять минут на само занятие. По утрам Миша тоже предлагал проводить разминку. – А не слишком много бега в этих тренировках? – уточнила я. – Бега никогда не бывает много, – наставительно заметил Миша и предложил: – А давай как раз до мопеда устроим небольшую пробежку? – Тебе силы девать некуда? – хмыкнула я, но согласилась. На прогулку я как раз вышла в спортивном костюме – в леггинсах и легкой куртке поверх топа оказалось удобнее всего ездить на мопеде. Первые десять минут бега я думала, что мы соревнуемся наперегонки, но оказалось, что у Миши просто такой быстрый темп. Он едва заметно морщился, когда во время бега отталкивался от асфальта раненой ногой, поэтому спустя ещё пять минут мой ученик перестроился и побежал по грунту там, где это возможно. К концу пробежки он даже немного запыхался, но в глазах ученика я заметила огонь уверенности. Сама я осталась пробежкой очень довольна – во многом потому, что безумно скучала по нашим с Мишей занятиям эти три недели. – Заедем куда-нибудь поесть или будем ужинать дома? – спросил Миша, кивнув в сторону заходящего солнца. – А как тебе самому больше хочется? – спросила я, застёгивая шлем. Миша даже задумался. Но ненадолго: – С одной стороны, готовишь ты безумно вкусно, – заявил он, а я опустила забрало и немного отвернулась, чтобы он не таращился на загоревшиеся красным цветом щёки. – С другой – ты всегда выбираешь места, где хорошо и быстро обслуживают. – Поехали тогда домой, – сдалась я этой лести. ***

дд.мм.гг, k₸0 с/¯\Иt Дnё?m …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… Крики неизвестного мне существа наполняют лабиринт в случайный момент – но никогда – в начале пути. Собственно, я никогда и не помню, как начинается мой путь каждый раз – тем более, я не могу вспомнить, как я вообще очутился здесь и зачем двигаюсь вперед, направо или налево. «...ты должен меня выслушать, мы должны работать вместе, послушай…», – где-то за моей спиной, в районе хвоста послышался шёпот. Я привык к этой форме – мощные лапы, маленькие уши, свирепый оскал и тяжёлое дыхание. Ускоряюсь, рву когтями хрупкий, но в то же время твердый материал, из которого сделан лабиринт – и незваный шёпот на время пропадает. Вот бы посмотреть на себя со стороны – на кого я похож? Но пока во всех воспоминаниях нет ни намёка на это. …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… …налево, направо, прямо… А вот и очередное воспоминание: Я вижу перед глазами клетку. Сфокусировав взгляд за тем, что находится за решёткой, заметил каменную пещеру, окружённую зарослями кустарника. Из пещеры вдруг вышел незнакомый зверь – большой, оранжевый в черную и белую полоску, с мощными лапами, не длинным хвостом и маленькими ушками. Морда у зверя свирепая, он огляделся вокруг себя и оскалился – короткие усы встопорщились и я услышал негромкий рёв. Затем зверь вышел из пещеры целиком и немного прошёлся вдоль ручья, в конце концов остановившись выпить воды неподалёку от меня. Нас всё также разделяет решётка, поэтому я не боюсь, что зверь нападёт. Но когда он поднял глаза, наши взгляды встретились и… …и я понял, что выгляжу точь-в-точь как этот зверь. …

11.05.2017, четверг, поздний день –...ша, ты чего уснул? – разлепляю глаза и вижу, что Аска склонилась надо мной. – А что, есть возражения? – я перевернулся набок и подпёр голову рукой. – Слушай, прекращай отвечать вопросом на вопрос! – засмеялась мой мастер, бодрая и активная как ни в чём не бывало. После горячего душа меня немного разморило на свежем воздухе – оставив комнату проветриваться, не заметил, как задремал. Я не так чтобы устал на тренировке, да и сами спарринги сегодня проводили в облегчённом режиме – просто не рассчитывал, что Аска настолько соскучится по физической активности. Я встал, потянулся, поправил кровать и хотел было выйти покурить на балкон, но вспомнил, что сигареты кончились ещё утром. Да и в комнате у меня пахнет приятно, чем-то смолистым и тягучим, как… ну точно, берёза. Пока Аска вышла на балкон полюбоваться Фудзи-сан, я поднял с комода заготовки и внимательно оглядел их на предмет брака при склейке – но нет, и будущий приклад, и ложе винтовки, которую Нобуро-сама подарил якобы Аске, склеились хорошо, и вечером их можно будет обтачивать. – Я думала ты что-нибудь более практичное придумаешь, – хмыкнула Аска, когда я положил заготовки обратно на комод. – Нет ничего более практичного, чем оружие, – покачал головой я. – Вот смотри, это старые детали. Я достал из верхнего ящика полусгнившие изнутри, «родные» приклад и цевьё от винтовки и поднял их перед глазами Аски. Но она всё равно не избавилась скепсиса, поэтому я со всей силы сжал дерево в кулаках. Первым ожидаемо лопнуло цевьё – и Аска поняла, что я имею ввиду: – А сколько лет этому оружию? – Около семидесяти или чуть больше, – ответил я и мы не сговариваясь присели на корточки, чтобы собрать осколки. – Металлические детали твой дед хранил в хорошем состоянии. Ты, кстати, знала, что он из тех, кого забыли на островах Тихого океана после войны? Как Хироо Онода, знаешь такого? – Конечно, слышала, – уверенно кивнула Аска. – Но про Нобуро-сама я не знала, зато теперь стал понятен этот пазл во взаимоотношениях родственников из Анамидзу. Сказав это, Аска негромко, но довольно печально добавила: – Печальна судьба таких людей. Они глубоко погружены в ненависть, с которой столкнулись по жизни – и даже несмотря на то, что всё самое страшное позади, они не отпускают эту ненависть от себя, продолжая барахтаться и опускаясь всё ниже, по спирали. – Откуда такие глубокие мысли? – удивился я, причём не в издёвку или шутку. – Та книга, которую ты мне подарил, «Человек, который смеётся», – пояснила Аска. – Там есть подобная мысль. А ты уже прочитал «Золотой храм»? Мы встали, и Аска передала мне собранные ею обломки цевья. – Да, тоже очень понравилось, – признал я. – Никогда до этого не читал японских авторов, это было хорошее знакомство. Возможно, я не всё понял – автор очень любит метафоры и символы, но… определённо – следить за главным героем было интересно. – Ну вот, мне будет ещё с чем тебя познакомить, – довольно улыбнулась Аска. Она вышла из моей комнаты, оставив после себя цитрусовый аромат. Я сгрузил деревянные обломки в мусорное ведро, достал из угла метлу с совком, подмёл пол, затем сел и глубоко вздохнул. Потом ещё, и ещё раз, чтобы унять в голове ненужные, лишние образы и воспоминания об ароматах, но увы – запах шампуня Аски в моей комнате выветрился только спустя минуту-другую, и всё это время мне приходилось отгонять непрошеные образы из сознания… А эта её просьба рассказать про детдом… Ну вот что мне рассказать? Как я воровал у старшаков сигареты и потом получал за это по голове? Как разводил всяких сердобольных тёток на бабки и покупал вместо сладостей те же сигареты, анашу и приколы? Или как я выменивал украденные на рынке шмотки на водку и презервативы, чтобы той же ночью прошмыгнуть в комнату к девчонкам? Или рассказать ей, что бывало потом? Я рывком встал, накинул на себя куртку, обулся и выскочил из квартиры прежде, чем Аска успела спросить меня о чём-то. Проклятая книга, проклятый Юкио Мисима с его упором на радости тела, проклятый Мидзуготи и его расхристанная мораль и бесконечные походы к проституткам! Я купил в ближайшем ларьке сигареты и быстрым шагом пошёл обратно, домой. Мне, чёрт возьми, не семнадцать, а, дай Бог, двадцать семь лет. Я часто стал напоминать себе об этом – особенно, когда Аска, думая, что я сплю, проходит мимо меня на цыпочках на балкон. – За сигаретами бегал? – с лёгким укором спросила меня Аска, встретив на пороге. Она стоит на пороге квартиры, одетая в фартук поверх домашней одежды, заколов волосы наверх, как самая добрая воспитательница в детдоме и сжимая в левой руке половник. – Угу, – только и ответил я и прошёл в квартиру, опустив глаза ниже некуда. В комнате своего мастера я мельком заметил, что к нам пришли в гости Котонэ-сан и Сумирэ-тян. Девочка задорно помахала рукой, я ответил тем же жестом – правой рукой, пока левой обшаривал куртку в поисках завалящей конфетки. Повезло: я вручил девчушке леденец, а затем поклонился её маме. – Вы сегодня более возбуждённый, чем обычно, – заявила Котонэ-сан, которой я про себя пожелал крепкого здоровья. – Ой, да это он наверное после тренировки! – засмеялась Аска, внося кастрюлю с мисо-супом в комнату. Я только согласно покивал. Пообедав, мы плотно занялись японским языком – и проклятущие мысли наконец-то покинули голову, пока мы с Сумирэ-тян разучивали новые кандзи. Малышке оказалось всего семь лет, и из-за войны она пропустила поступление в первый класс – так что мама учила девочку самостоятельно. Мы договорились друг другу помочь – я показывал Сумирэ-тян основы математики, а взамен – пользовался её прописями и учебником для первого класса. – Ну что, Миша-кун, как тебе учёба? – с ухмылкой спросила Аска. – Неплохо, – кивнул я. – Вы так упорно стремитесь выучить японский язык, – похвалила меня Котонэ-сан. – И у вас неплохо получается, как будто уже знаете несколько языков, правда? Я поднял глаза и наткнулся на исполненный кристально-чистой вежливости взгляд Котонэ-сан. Стараясь не выдавать свои эмоции я кивнул и ответил: – Да, знаю несколько. Занятие закончилось ещё минут через пятнадцать, после чего Котонэ-сан поблагодарила нас за гостеприимство и уже на пороге о чём-то оживлённо переговорила с Аской, пока я повязывал Сумирэ-тян шарфик и поправлял курточку. – Миша! – едва ли не рявкнула Аска, когда мы остались одни. – Не кричи, а то оглохну, – я даже прикрыл уши руками, но в шутку. – Городские власти раскошелились на беженцев и хотят устроить фестиваль! – В смысле, приедут музыканты и танцоры, будет «весело и интересно»? – уныло спросил я. Нет ничего более утомительного, чем водить личный состав на обязательные концерты – либо солдатской самодеятельности (убого, подневольно и исполнено на отъебись), либо в Дом офицеров (убого, с претензией на значимость и нудно). Ну, разве что журналы о проверке журналов заполнять и бирки к противогазам пришивать заново. – Какое-то у тебя искажённое представление о фестивалях, – скептически хмыкнула Аска и поспешила развеять мои опасения: – Нет, фестиваль в Японии, это вообще нечто сказочное! Много вкусной еды, много представлений, аттракционы и самое главное – салюты ближе к ночи! – А хорошая идея, – признал я. – И в честь чего или кого праздник? – Котонэ-сан говорит, что в честь того, что про беженцев вообще вспомнили, – скорчила она презрительную рожицу, посвящённую местной администрации. – Со всех лагерей беженцев приглашают всех, кто захочет прийти – в парке с водопадами. – И в чём подвох? – не понял я. – Так ведь это другой конец города! Пешком не дойдешь, а автобусов на всех не хватит. Но раз мы на транспорте – может, поедем? – с щенячьими глазами спросила Аска. В душе опять поднялось то невыразимое словами чувство, которое я испытываю к Аске. И хотя бы сходу нашлось с десяток аргументов для того, чтобы не идти – я вновь сдался напору и согласился. Лишь бы эта девушка улыбалась так светло и искренне всегда. ***

12.05.2017, четверг, вечер Миша, покуривая сигарету, стоит у парковки и провожает взглядом редкие проезжающие мимо машины. Для пробежки он тоже переоделся – в спортивные штаны и худи, которую он почему-то называет «tolstovka». – Ты же понимаешь, что я не отстану? – спросила, впрочем, без нажима: Миша выкинул окурок в урну, как только я подошла. – Курить вредно для здоровья, помню, – кивнул он с ухмылкой. Добравшись до места и прикрутив мопед к фонарному столбу свежеприобретённой цепью, мы размялись на небольшой площадке, когда-то предназначенной для выгула собак и побежали к морю. Добрались до места спустя двадцать минут, бежали так, что Миша и меня заставлял попотеть, пока мы наконец-то вышли к берегу. – Как насчёт посвятить сегодняшнее занятие укеми? – предложила я. Миша согласился, и спустя ещё минут пять неспешной прогулки, отфыркивась и насыщая лёгкие свежим морским воздухом, мы вышли на ровную и вполне приличную полоску песчаного берега. Укеми отрабатывали ещё с полчаса. Я наконец-то смогла объяснить Мише, что падать на локоть опасно в любом случае – даже если поверхность мягкая, надет налокотник или на земле противник. – Аска, как далеко мы ушли от точки начала маршрута? – спросил Миша, присев на песок и помотав головой, как будто его хвалёный вестибулярный аппарат дал сбой. – Сейчас посмотрю… – я присела рядом с Мишей и достала из курточки телефон. – Почти пять километров на восток. – Назад побежим, я думаю… – он глянул на часы, – минут через пятнадцать, согласна? Так быстро заканчивать этот вечер подсознательно не захотелось. Действительно, вечер: когда мы вышли из дома, солнце висело в небе довольно высоко, а сейчас оно вот-вот начнёт укрываться за холмами. Предпоследние лучи падают на морскую гладь, заставляя брызги блестеть, как маленькие звёздочки. – Как же красиво! – вместо ответа я включила камеру. – Никуда не пойдём, пока я не сделаю пару фото на память! Миша только хмыкнул и с ироничной ухмылкой чуть отвернулся. Я взялась за телефон двумя ладонями, чтобы не смазать кадр и… вдруг поняла, что включилась-то фронтальная камера, а не основная. Нельзя упускать такой момент, я без раздумий нажала на спуск в тот момент, когда Миша всё ещё улыбаясь повернулся обратно. – Попался! – я тут же вскочила и отбежала шагов на пять. – Наконец-то, у меня есть селфи с занудным иностранным шпионом. – Аска, немедленно удали эту фотографию, – Миша медленно и без резких движений встал и с бледным лицом пошёл на меня. Похоже, он принял слова про иностранного шпиона близко к сердцу, но я ни за что не удалю эту селфи! – Обойдёшься! – засмеялась я, всё же удержавшись и не показав Мише язык. – Просто так я тебе телефон не отдам! – А что, есть какие-то варианты? – удивился Миша. – Есть, – я убрала телефон в кармашек куртки на груди, приняла боевую стойку и нахально поманила Мишу пальцем. – Покажешь достойный уровень и технику боя – удалю фотографию. Ни за что не удалю эту фотку. Миша сам нередко врёт мне по мелочам, иногда в шутку, иногда всерьёз. Я ведь не собираюсь выкладывать это фото в сеть, так чего волноваться? Как будто Миша способен меня одолеть? А вот он, похоже, на шутливый лад совсем не настроен: Миша несколько раз сжал-разжал кулаки, вдохнул-выдохнул и посмотрел на меня довольно суровым взглядом. Не злым, не яростным, но ничуть не добрым. Значит, схватка будет настоящей, взрослой, без этой извечной отмазки «Я с девушками не дерусь», тьфу! – Вечер перестаёт быть томным, – но прежде, чем я успела подумать, в каком смысле вечер был томным, Миша пошёл в атаку. В этом вся суть его стиля: никогда не предупреждать о своих намерениях, Миша идёт в бой без лишнего звука, без боевого клича. Похоже, он решил взять вверх нахрапом: я контратаковала и сделала подсечку – неудачно, Миша вовремя отпрыгнул. Дистанция увеличилась, но у Миши опять преимущество – чёртова разница в росте! – Так это ты называешь «полный контакт», а?! – с подначкой спросила я, но Миша ничего не ответил. Он сосредоточился на новой атаке, осторожно пытаясь прощупать мою оборону, перемещаясь бессистемно, но довольно быстро. Угадывать откуда прилетит удар не очень сложно, техника боя Миши читается легко. Чёрт, а вот этой комбинации я уже не знаю… Всё-таки поймав момент, я сама пошла в наступление. Таким путём я просто выдохнусь, сил после пробежки осталось немного. Колесо назад, подсечка – Миша пропускает удар и падает на песок, но сразу поднимается прыжком мне навстречу. Его ботинок прилетает в сантиметрах от моего лица, опасно! Без шуток, Миша действительно дерётся всерьёз, и это круто! По ожесточённому лицу и движениям видно, что Миша и не думает сбавлять темп, секундная заминка с падением сменяется новым натиском. Пробую ту же тактику – колесо назад, чтобы он хотя бы инстинктивно отпрянул… и вдруг чувствую, как мой телефон покидает нагрудный карман куртки и взлетает в небо, когда я выпрямляюсь после колеса. Чёрт, нет!!! Сразу же прыгаю вслед за телефоном вверх, краем глаза пытаясь не упустить Мишу. Солнце закрывает какая-то тень, затем тяжёлый удар в лоб… вот ведь бессовестная скотина! Чёрт, нет, это я просто дура набитая – не могла что ли убрать телефон под резинку леггинсов?! Нет, точно дура… Окончательно очнувшись, я поняла, что лежу, уперевшись щекой во что-то твёрдое. Это не песок, оно… двигается, мерно покачиваясь вверх-вниз. А ещё я слышу какой-то быстрый стук: ту-дум, ту-дум, ту-дум… Сделав над собой усилие (голова всё ещё гудит от удара и этого стука), я приподнялась и открыла глаза. Мимолётная догадка оказалась верной: я лежу на груди у Миши, в отключке валяющегося на песке. Приехали. – Мм… – у меня не сразу получилось произнести его, в принципе, несложное имя, – Миша. Миша, очнись! А почему бы мне для начала не слезть с него? Вроде бы и хорошая мысль, но отчего-то подниматься мне не хочется. Не могу только понять отчего – то ли голова ещё кружится, то ли… У Миши, вообще-то, крепкие не только руки. Какой бы он не был худощавый, у него всё-таки… мощный торс. Я ведь столько раз выполняла на Мише броски через бедро или через плечо, так почему я… Стоп. Решительно не о том думаю. Несмотря на то, кто всё же победил – очевидно, ведь я сверху… то есть, тьфу, в сознании – сейчас стоит подумать о том, где чёртов телефон?! Миша всё ещё лежит в отключке – видно, крепко мы стукнулись лбами. Долго осматриваться не пришлось – телефон лежит в руке Миши, совсем недалеко. Я протянула руку… чёрт, не достать! Чуть приподнявшись, я потянулась ещё дальше, но тут предательский черный песок выскользнул из-под моей руки, и я упала грудью на лицо Миши. Тут уж пришлось вскочить не раздумывая! Я даже отпрянула на два шага, но Миша очнулся только спустя несколько секунд, недовольно закряхтев и медленно приподнявшись на локтях. Мой телефон он немедленно убрал в карман штанов, блин… – Получается, я победил? – с поганенькой (даже нарочито поганенькой) ухмылкой спросил Миша. – Это ничего не меняет, телефон-то на пароле, – блеф, я в жизни не ставила пароль на мобильник. Так и есть, не сработало – Миша достал мобильник и без труда разблокировал его, добавив: – Надеяться на японскую раскладку тоже бессмысленно, я и по картинкам разберусь, где посмотреть фотографии. Я было двинулась вперёд, но Миша проворно вскочил и отошёл на три шага. Прыгать на него и барахтаться на песке – бессмысленно, да и сил уже нет, чёрт! Миша листает странички на телефоне, в поисках приложения и этой фотографии. – Послушай, Миша, – я опустила руки и сделала шаг вперёд. Миша отпрянул, но не сильно, больше для вида. Он продолжил копаться в моём мобильнике, и вскоре его напряжённое лицо посветлело, Миша ухмыльнулся. – Да выслушай же! – сжала я кулаки, но сдержалась и осталась на месте. – Не удаляй фотографию, пожалуйста! В моём голосе явные нотки отчаяния, ну и пусть! – Почему? – спросил Миша, подняв взгляд. Мысли путаются, я теряюсь, когда Миша так прямо спрашивает. Вот так просто и не уточняя вопроса, будто это очевидно. Может, ответить как есть – просто и прямо?! Но что же мне ответить? – Потому что… – я чувствую, что щёки наливаются краской, – потому что не хочу терять воспоминания. Миша и бровью не повёл, надо продолжать: – Эта фотография – часть моих воспоминаний об этой весне. У меня не такая хорошая память, как у тебя. Я знаю, некоторые моменты этой весны тоже хочется забыть, – Миша немного помрачнел, – но не этот день. Ни этот пляж, ни этот спарринг, ни этот закат! – я махнула рукой в сторону Фудзи-сан, которая отсвечивает золотым. – Но зачем тебе моя фотография? – после недолгого молчания спросил Миша. – Потому что без тебя эти воспоминания рассыплются. Ты – центр, душа моих воспоминаний об этой весне! Мы ведь постоянно вместе: гуляем, помогаем людям, едим, спим… в смысле, под одной крышей! – немедленно поправила я, но Миша всё равно громко засмеялся. – Но меня нельзя фотографировать, – отсмеявшись, он покачал головой. – Я под защитой государственной тайны, меня вообще не существует. – Враньё, – уверенно парировала я, – у тебя есть все документы: два паспорта, виза, ты вполне легально находишься в Японии! – Аска, я не об этом, – мягко, как глупому ребёнку, улыбнулся Миша, но я не дала шанс заболтать меня: – Так и я не про твою «секретность», придурок! – разозлилась я. – Чёрт, ты хочешь, чтобы я говорила прямо?! – Всегда… ценил такой подход, – немного опешил он. – Вот я тебе и говорю прямо, как есть! Не знаю как скоро, но я всё же уеду обратно в Осаку, как только станет безопасно, а ты – в Россию, осталась всего неделя или две! Я не хочу забывать эти каникулы… – соберись, соберись, соберись! – И не хочу забыть тебя, идиот! Миша всё же отвёл немигающий взгляд в сторону и вздохнул. Не раздражённо или печально, скорее устало. Будто я дико надоела. Он покачал головой, что-то проворчал по-русски, и неторопливо пошёл вперёд. Отступать нет смысла, схватка давно закончилась, но и идти ему навстречу кажется лишним. Миша подошёл вплотную, не убирая телефон из руки. Я не решилась выхватить его, получив взамен одобрительный кивок. – Мы с тобой уже больше месяца… даже почти два месяца знакомы и можно даже сказать, что мы дружим, верно? – Да, – согласно кивнула и посмотрела ему в глаза. Вместо обычной для Миши пустоты или безжизненного выражения, во взгляде своего ученика вижу вполне живые эмоции. Это очень тёплый взгляд, но какой дурацкий он задал вопрос! Конечно же друзья! – Эти два месяца длятся бесконечно долго, и если бы мне в голову пришло написать книгу, этот момент, – он указал пальцем вниз, – этот момент был бы где-нибудь в середине, или даже второй трети сюжета. Я буду очень рад, если оставшееся мне… оставшееся нам время пройдёт так же медленно. Миша протянул телефон. – Нет никакого смысла удалять фотографию, там непонятно кто вместо меня. Я немедленно открыла альбом. Верно, всё верно: лицо Миши получилось смазанным, нечётким, да и моё тоже вышло перекошенным. На этой фотке и правда не разобрать, кто есть кто. Неужели вся эта… всё это – ради одной только испорченной фотографии?! Без сил опустилась на песок. Сил и правда нет. Миша плюхнулся на песок рядом, и так уж получилось, случайно или специально, но он подставил плечо, и я не упала спиной на песок. Какой же засранец… – Ну почему с тобой всегда так тяжело? – спросила я, не уточняя. Похоже, у меня получилось повторить фишку Миши с очевидным вопросом. Достижение, ура… – На себя посмотри, – Миша чуть сдвинулся, лежать на его плече стало удобнее, затылком я почувствовала подбородок. – Ты опять колючий, – пожаловалась я, – забыл с утра побриться? – А ты всегда колючая, круглосуточно, без перерыва на обед, – сказал Миша и сделал вид, что отряхнул мне макушку от песка. Нетрудно догадаться, что он просто погладил меня. Но сил ответить на нежность уже нет. Я могу только крепче прижаться спиной к плечу Миши, улечься так, чтобы ему было не тяжело. Меня клонит в сон… – Знаешь, смысл хранить воспоминания в фотографиях всё-таки есть, – негромко сказал Миша. – Ты меня убедила. Вся память о друзьях осталась только на фото. В интернете моих фотографий нет, нет их и в документах, и когда погибну – обо мне не останется памяти. Нехорошо это, даже если я скучный иностранный шпион, – он опять же негромко, почти шепотом засмеялся. – Доставай телефон, Аска. – И чего ради надо было мучить и себя, и меня?! – с нескрываемым раздражением я ткнула своего ученика локтем в бок. Миша ничего не ответил. Дважды засранец! Я разблокировала телефон и навела фронтальную камеру. Но ослабшими, дрожащими руками сделать ровный кадр не вышло. – Давай я, – краем глаза я заметила, как Миша накинул капюшон, затем он взял телефон и поднял над головой. – Так ракурс будет лучше. Щелчок камеры прозвенел спустя секунду, как я успела поднять голову. – Вот так все будут довольны, – Миша передал телефон обратно. Кадр получился чётким, без замыленности – но очень странным. У меня вышло какое-то странное выражение лица – то ли удивлённое, то ли радостное, то ли немного испуганное. У Миши вообще пол-лица оказалось закрыто капюшоном, из-под него выглядывает одна лишь улыбка. И только по ней можно узнать человека, у которого я лежу на плече. – Это не совсем то, на что я рассчитывала, – я убрала телефон в карман злополучной куртки. – Но пусть будет так, как есть. С твоей задницей вместо лица – хуже уже не будет. Миша беззвучно засмеялся и опять провёл ладонью по моей макушке. Обычно он отвечает на подначки, но не в этот раз. Миша тоже выдохся, как мне кажется, специально. Трижды засранец… – Давай, побежали обратно, – Миша встал с усмешкой на лице протянул руку, – или мы с тобой тут окоченеем. – А может, всё-таки вызовем такси? – предложила я, приняв руку и встав на ноги. – Лучшие тренировки – это когда ты на пределе своих возможностей! – наставительно напомнил Миша, насмешливо глядя на меня сверху вниз. Я могу ответить только жалобным вздохом и просящим взглядом исподлобья. Тоже блин, «мой ученик». Толкает он тут мотивационные речи, чёрт! Кто же виноват, что это у тебя такая «чудесная» (читай, чудовищная) выносливость, а не у меня? Миша положил ладонь мне на голову, неожиданно резко приблизился так, что я смогла расслышать и почувствовать на своей коже дыхание. Ещё одна черта характера, точнее, это та же самая черта – никогда не предупреждать о своих намерениях, Миша резкий, как… – Аска, хе-хе, – он вдруг глупо хихикнул и ещё чуть приблизился, – не знаю, придаст ли это тебе желания бегать, но… Я интуитивно закрыла глаза и потянулась навстречу. Не знаю зачем, но ведь первый поцелуй и должен быть таким?… – На самом деле, – едва услышала шёпот, – я очнулся гораздо раньше тебя. Когда я открыла глаза, Миша был уже в метрах двадцати впереди. Казалось, что кровь ударила сразу во все клетки тела, я оторопело замерла, раз за разом прокручивая тот момент, когда песок выскользнул у меня из-под руки. Вновь бросив взгляд вперёд, я едва увидела, как Миша помахал рукой, отбежав уже на полсотни метров. Без слов, даже в мыслях, я рванула за ним. Совершенно невозможный человек, так почему же мне так хочется побыть с ним рядом ещё несколько лишних дней? ***

14.05.2017 года, воскресенье, день. – Миша, когда пойдёшь стричься? – спросила меня Аска уже, наверное, пятый раз за день. – Немедленно! – сдерживая раздражение ответил я, стараясь исключить дрожание рук. Я почти закончил обтачивать ложе для винтовки и теперь пытаюсь аккуратно доработать заготовку изнутри, чтобы она встала как влитая. Довольно выдохнул спустя минуту или две: ложе встало на место как нельзя лучше. – Ну Миша! – от внезапно громкого окрика Аски я вогнал в большой палец занозу. – Мы же опоздаем… ой, прости. Аска заметила занозу у меня в пальце и быстро метнулась за аптечкой, достав подсумок из ящика комода. – Ты всё с винтовкой возишься? – снисходительно улыбнулась Аска, помогая обработать кровящий палец, на что в ответ я покачал головой: – Это тебе стоит с ней возиться и учиться пользоваться – твоё оружие, не моё, – хмыкнул я, ни на что не надеясь. И верно: мой мастер только вздёрнула нос, отказавшись даже обсуждать. Ещё бы она захотела иметь хоть что-либо общее с оружием. Но вместо того, чтобы взяться за наждачку и зачистить ложе от заноз, я был вынужден всё бросить и одеваться на улицу – Аска заколебала вусмерть. На выходе из квартиры я столкнулся с Котонэ-сан и Сумирэ-тян – хотя они сегодня не говорили, что придут в гости. Раскланявшись, я вышел на улицу и побрёл к ближайшему цирюльнику. Попросил мастера просто выбрить мне привычный полубокс – но либо я что-то неправильно перевёл, либо надо было просто показать картинку на телефоне – пока я размышлял, в чём идти на фестиваль, парикмахер с довольной рожей показал зеркало, в котором я увидел у себя на голове андеркат. Чертыхнувшись про себя, я заплатил за стрижку и побрёл домой. Честно – лучше бы я машинку купил и Аску попросил подстричь! Но… остановившись на минутку возле зеркальной витрины, мне показалось, что парикмахер не зря старался – хорошо уложенные назад волосы мне к лицу. На пороге квартиры я вновь столкнулся с Котонэ-сан и её дочкой. Женщина сделала короткий поклон и попрощалась со мной загадочным взглядом. Сумирэ-тян же лишь с озорной улыбкой помахала ладошкой. Чего это они? Аску я в квартире не обнаружил – точнее, она меня не встретила, а дверь в её комнату оказалась закрытой. Я постучался, и услышал в ответ просьбу подождать ещё минут пять. – Я скоро выйду, обещаю! – добавила Аска, а я пожал плечами. Прихорашивается, наверное? Хотя, последний раз, когда я видел нарядную Аску, был в Осаке, в тот день, когда мы пошли в караоке. Немного скрипучая дверь кухни, на которую я зашёл поставить чайник, открылась, я обернулся и… обалдело замер, ровно как тогда в Осаке, увидев Аску в красивом летнем платье. На этот раз я едва узнал своего мастера – настолько она преобразилась: на этот вечер Аска надела темно-синее кимоно, украшенное стилизованным изображением птиц, взмывающих в небо. Поднимаю взгляд выше, мимо широкого красного пояса с цветами и замечаю совсем несвойственное Аске новшество – макияж. В смысле, он ей очень идёт, не уродует нисколько, просто… просто я никогда не видел, чтобы Аска подводила глаза или красила губы. Те самые, которые я видел много раз и постоянно подмечал, что они похожи на губы маленького ребёнка. Губы и так красноватые, но Аска аккуратно подвела их бордовой помадой так, что я несколько секунд не мог оторвать взгляд. А затем я заметил, что Аска тоже изменила причёску – но не как самая добрая воспитательница в моём детдоме, а даже лучше – зачесав волосы на одну сторону и заколов оставшиеся в хвост на затылке, украсив их бордовыми цветами с розовыми ленточками. Я сообразил захлопнуть рот и прекратить так беззастенчиво пялиться на своего мастера. Хотел было что-то сказать мнущейся на входе Аске, вместо этого неловко попытался заварить чай, но облил себе руку кипятком, чертыхнулся и рванул в свою комнату. *** Сказать, что я осталась довольна произведенным впечатлением – ничего не сказать. Едва удержалась, чтобы не запрыгать на месте, заметив как смутился мой ученик – хотя, блин, руку Миша явно обварил очень больно. Я хотела было зайти к нему и помочь, но Миша закрыл дверь и на стук не отзывался. Что это он там делает, интересно? Я вернулась в свою комнату дожидаться Мишу. Обернувшись к зеркалу, не преминула опять полюбоваться – Котонэ-сан оказала неоценимую услугу, предложив на фестиваль пойти в её юкате. Вдобавок, они с Сумирэ-тян потратили немало времени и свою косметику, чтобы на фестивале я выглядела правильно, по-японски. Как же мне, оказывается, идут розовые тени для глаз и эта бордовая помада… и зря я отказывалась от предложений Лили научиться краситься – блин, я-то думала, что и так умею. Но когда макияж делает взрослая женщина – оказывается, можно себя в зеркале и не узнать! Ну ещё бы, ведь краситься меня учили одноклассницы, и только в последний год в средней школе. До этого кому было учить, папе? Риторический вопрос. Даже уши проколоть я так и не решилась, всё время откладывала, оправдываясь, что в драке с ними будет опасно и вообще в школе они запрещены. Чушь какая, кого это вообще останавливало?! Какая же я… красивая. Нет, я и раньше ходила на фестивали в Осаке в юкате, но тогда мне было не до того, чтобы красоваться – да и не перед кем. В том смысле, что… Да нет. Я подняла взгляд и смело улыбнулась своему отражению. Мне есть перед кем теперь красоваться и не стоит опускать глаза перед фактом. Тем более, что впечатлить получилось очень даже явно. Из комнаты Миши тянет паром: слышно, как шипит утюг. Я подошла к двери и вновь постучалась. – Может быть тебе нужна помощь? – спросила я. – Нет, всё в порядке, – ответил Миша, но когда шипение утюга прекратилось и прошла ещё где-то минута, из-за закрытой двери я услышала негромкую тираду злых русских звуков и просьбу Миши: – Да, мне всё-таки нужна твоя помощь, заходи. Я открыла дверь и увидела длинную черную ленту в руках Миши. Подняв глаза я… оторопело замерла, растеряв всю мнимую уверенность в собственной неотразимости. Миша одет в строгие темно-синие брюки и такого цвета приталенный пиджак, подпоясанный золотым ремнем с круглой пряжкой. Я поняла, что это военная форма, только когда обратила внимание на витые золотые шнуры, причудливо украсившие пиджак справа, и несколько медалей на левой стороне груди. На широкий пояс мой ученик повесил меч, «Злюку». – Что? – недоуменно оглядел себя Миша. – Ты выглядишь… – я не нашлась, что сказать. –...также невероятно, как и ты, – понял Миша и иронично усмехнулся, тоже оглядев меня с головы до ног. *** – Так, а в чем тебе нужна моя помощь? – Аска видимо собралась с духом, а я вновь немного смутился: – Я не умею завязывать галстук. Аска издала глупый смешок и приняла черную ленту из моих рук. – Как же так получилось? – спросила она, дожидаясь, пока я подниму воротник форменной рубашки. – А я никогда и не носил их, – приподнял брови я, стараясь не двигать ни шеей, ни плечами. Аска засмеялась после этих слов, накинула мне на шею ленту галстука и подошла на шаг ближе, заглянув в глаза. – То есть спрашивать тебя, «Кент» или «Виндзор», бессмысленно? – она дождалась, пока я согласно моргну и ловко, буквально в пять приёмов завязала узел. Я хотел было самостоятельно опустить готовый галстук под лацканы пиджака, но вместо этого неловко взялся за руки Аски. Она вновь подняла взгляд – в карих глазах своего мастера вижу призыв довериться и не нервничать. Послушно поднял руки выше и вернул на место воротник рубашки. Аска довольно улыбнулась, выравнивая галстук. Посовещавшись уже в дороге, мы с Аской решили оставить машину в километре от места проведения фестиваля и дойти до места пешком – тем более, что по тротуарам уже идут многочисленные зеваки. – Миша, а у твоей парадной формы есть головной убор? – спросила Аска, когда мы вышли на тротуар и стали искать, как бы пристроиться в толпу прохожих. – А, блин, – стукнул я себя по голове и достал из-за пазухи берет. – Вообще-то я забыл дома фуражку, которую теперь должен носить, но… Я надел берет и аккуратно поправил его, после чего Аска внезапно захлопала в ладоши: – Но тебе очень идёт! – Спасибо, – улыбнулся я в ответ – без усилий, в кои-то веки искренне приняв похвалу. Мы наконец-то втиснулись в поток и зашагали вверх по улице. Люди немного озирались, глядя на военного в незнакомой форме и с оружием на поясе, но никакой агрессии или осуждения я не заметил и не почувствовал – да и не до взглядов окружающих сейчас: спустя какое-то время сообразил предложить Аске локоть, и она с благодарностью его приняла. Пока мы шли до места проведения фестиваля, я постоянно мониторил собственные ощущения на предмет опасности или других угроз, но… челюсть не свербела, беспилотники никто не запускал, а на душе было мирно и спокойно – даже больше. Как бы это странно не звучало, но на душе было тепло и уютно. Особенно от прикосновений хоть и затертых, и грубых, но всё равно таких нежных девичьих пальцев к левому плечу. ***

14.05.2017 года, воскресенье, вечер. Я не испытываю ни малейшего стеснения или смущения от того, что иду с Мишей почти что держась за руки – возможно потому, что держаться за его крепкий локоть – это немного другое, а на самом деле – потому что абсолютно наплевать сейчас, как это выглядит со стороны. Я догадываюсь, что эта «парадная форма» – тоже очередная «маска» моего ученика, но она сейчас так прозрачна и неприметна, что я могу спокойно любоваться этим умиротворенным лицом. «Любоваться», да? Попробовала на вкус это слово, и мне оно понравилось – я именно что любуюсь тем, как Миша идёт вперед с прямой осанкой и высоко поднятым подбородком. На секунду внутрь закралось предательское сомнение – соответствую ли я своему… спутнику? Сомнения мгновенно прошли, когда мы подошли ко входу в парк, и Миша снял мою ладонь со сгиба локтя – он галантно взял за руку и помог подняться по высоким ступеням, аккуратно придерживая от неосторожного шага в немного неудобных сандалиях-гэта. – Готов погрузиться в пучины радости и веселья, как это делают японцы? – я совсем не сильно, практически неосязаемо ткнула Мишу локтем в бок и задорно улыбнулась. – Всё ради вкусной еды и красочных фейерверков, – довольно ухмыляясь ответил мой ученик. Мы не сговариваясь пошли вдоль начала фестивальной площадки – толпа людей рассосалась в стороны, по ларькам с закусками и мини-аттракционами. Блуждали-выбирали мы недолго – больше бессознательно, чем по какой-то ясной причине, вышли к тиру – загорелый старичок выдал воздушное ружьё, и я вознамерилась показать Мише класс. Получилось неплохо – я сбила девять из десяти банок от газировки и подстрелила нескольких зверьков, заработав мягкую игрушку в виде насупленного бабуина. Миша похлопал мне и даже без ожидаемой от него скабрёзности: – Зря отказываешься учиться стрелять из винтовки, которую подарил Нобуро-сама, у тебя определённо есть талант. – Ни за что! – я мельком показала своему ученику язык. – Я просто линзы надела сегодня, да и никогда не признаю никакого оружия, кроме игрушечного. Попробуй и ты, кстати! – предложила я и протянула воздушное ружье. *** – Это будет неспортивно, – я засмеялся и покачал головой, а затем показал на соседний прилавок: – Лучше покажи, что это за игра? – Kingyo-sukui! – радостно ответила Аска, когда мы подошли ближе. – Ловля золотых рыбок. Непростая игра! – Да ну, что тут сложного? – я показал пальцем. – Вон дети играют, значит просто должно быть. Не тут-то было. Аска быстро объяснила правила игры, и спустя минуту-другую я обнаружил себя сидящим на одном колене и пытающимся поймать мальков рыбы при помощи сачка – но вместо сетки на круглую рамку сачка прикрепили лист постепенно размокающей бумаги. Не с первого раза, но я приноровился и смог набрать неплохой улов – семь мальков меньше чем за минуту! – Покажешь класс? – предложил я Аске, но она только смешно надула бордовые губы и повторяя интонацию ответила: – Это будет неспортивно! Мы подбродили по ларькам с аттракционами ещё с полчаса. Всё это время я внимательно оглядывался, да так, что в моменте едва не потерял Аску. Всего на несколько секунд она пропала из поля зрения, но вскоре я нашел своего мастера – протиснулся мимо снующих гуляк и схватил Аску за ладонь. Мой мастер немного испуганно отпрянула, но потом узнала и её взгляд наполнился неподдельной радостью – карие глаза стали такими же тёплыми, как тогда, на Нашем пляже. Я вновь почувствовал, что тону и поспешил отвести взгляд вверх, спросив: – Когда будут запускать салют? – Ой, нескоро, – ответила Аска и махнула свободной рукой, – у нас пока хватает времени ещё погулять. – Не будем тогда его терять? – я вновь предложил Аске локоть, и она согласно пристроилась сбоку. Но вместо того, чтобы просто коснуться пальцами моего плеча, Аска мягко обхватила мою руку своими и прижалась ближе. На немой (потому что язык присох к гортани) вопрос она уверенно кивнула и ответила: – Я от тебя никуда не убегу. *** Мы вышли на небольшую галерею, ведущую к водопадам – несмотря на тусклое освещение, я смогла рассмотреть довольно глубокий обрыв, от которого нас с Мишей отделял только несерьёзный каменный заборчик. Всё же не стала сжимать плечо своего ученика сильнее, хотя от высоты мне вдруг стало немного не по себе. Да и вообще, этим вечером я поймала себя на мысли, что как-то слишком сильно полагаюсь на Мишу. В том смысле, что я и сама, без посторонней помощи отлично могу забраться по ступенькам, да и в толпе никогда не потеряюсь, но… эта мужественная забота Миши не даёт на него сердиться, а я почему-то всё больше и больше хочу, чтобы он и дальше водил с собой, позволяя держаться за плечо. Чёрт, я была бы даже не против, приди Мише в голову идея угостить меня в ресторане… что же это творится? Для Фудзи настала пора ханами – готовые сорваться в танце лепестки сакуры решили сделать это сегодня вечером, как по заказу. Дальше, буквально через пару дней, придёт очередь Токио, затем ханами пойдёт севернее, до самого края Хоккайдо. Цветение сакуры в этом году по всей стране началось позднее – в марте на Японию обрушился нещадный сибирский шквал, который подморозил деревья. – Аска, а что это там, внизу? – спросил Миша, указав пальцем за ограждение. Я присмотрелась, потратив некоторое время, чтобы преодолеть сумеречную тень, и признала в ровных рядах монументов большое кладбище, о чём и сообщила Мише. Против ожидания, мой ученик совсем не напрягся, как я предполагала, от печальных воспоминаний, а наоборот – предложил прогуляться до могил. Меня это удивило, но в такой малости я Мише отказать не смогла. – Тебя не угнетает атмосфера кладбищ? – спросила прямо, когда мы спустились и вышли на главную аллею. – Я имею в виду… – Я понимаю, – спокойно кивнул Миша, а затем покачал головой. – Совсем нет. Я сейчас не думаю о своих братьях, потому что похоронил их вполне достойно – а те, кому положено, уже переделали всё правильно. Она немного помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил: – Мне всегда нравились кладбища тем, что время здесь как будто останавливается. Здесь нет ничего, кроме умиротворения – только останки тех, с кем ты когда-то мог быть знаком, и тех, кого ты никогда не знал. – Понимаю… – ответила я, постаравшись отогнать удушающе горькие воспоминания ежегодного посещения маминой могилы. Получилось плохо, и я решила продолжать задавать Мише вопросы: – А в России кладбища похожи на наши? – Они как пиццерии, похожи во всем мире, – немного улыбнулся Миша, а я вспомнила трагикомичный эпизод из того периода, когда мы только познакомились. – Мне пару раз приходилось руководить похоронной командой – это торжественное прощание с каким-нибудь заслуженным стариканом, который умер и достоин пышных похорон. – Типа того Старика, который твой начальник? – хихикнула я украдкой. – Ну-ну, Казама-сан, рано вы меня хороните. *** Я внезапно понял, что чувствуют люди, которых бьёт молния – сердце пропустило несколько ударов, прежде чем я опомнился, осторожно высвободил руку, развернулся на носках и подкинул раскрытую ладонь к виску, открыв пасть и набрав воздуха для… – Отставить! – шёпотом рявкнул товарищ Полковник, прежде чем я гаркнул «Здравия желаю». – Есть… – просипел я переполненными лёгкими. Алекса… точнее, Валентин Александрович довольно кивнул мне и сделал короткий поклон, обращаясь к Аске. Она ответила тем же, изумленно уставившись на моего командира. – Гуляете, молодые люди? – поднял он бесстрастный взгляд. – Не привлекаете лишнего внимания? – Никак нет, – невпопад ответил я и почувствовал, что сейчас провалюсь под землю. Аска переводит недоумённые взгляды с меня на товарища Полковника. Но вскоре его взгляд из бесстрастного стал насмешливым, и мой командир подошёл ближе. В свете фонаря я увидел, что он тоже одет в парадку, а значит… фууух. – Разрешите обратиться? – я дождался кивка и продолжил: – А что здесь делаете вы, товарищ полковник? – Выполняю обязанности военного атташе России в Японии, – насмешливый взгляд вновь сменился бесстрастной маской, и Валентин Александрович указал рукой влево, приказав следовать за собой. Шли недалеко – и остановились возле широкого прямоугольного монумента. В сумерках я не смог разобрать надпись, да и без словарика пока не могу переводить. – Это могила одного нашего с вами товарища, прапорщик – он был в группе Рихарда Зорге, – с этими словами Валентин Александрович положил к могиле цветы и поднял руку к виску. Аска наблюдала молча, не особо понимая, что происходит. Когда мы вернулись на главную аллею, товарищ Полковник обернулся. Он смерил безразличным взглядом сначала меня, потом тёплым и отеческим – Аску. – Из того, что известно про ваше задание, прапорщик Ивлев – справляетесь вы неплохо, да и вижу, что Казама-сан в полном порядке рядом с вами. – Рад стараться, – привычно ответил, не позволяя себе довольную улыбку в ответ. Товарищ Полковник перевёл взгляд немного ниже, на моё плечо, за которое вновь взялась Аска. Она немного нервничает в присутствии моего командира, и это очевидно – я немного напряг руку и мельком кивнул своему мастеру. Аска в ответ взялась за мою руку покрепче и улыбнулась. – Будьте добры, прапорщик Ивлев, не перестараться, – вновь обратил на себя внимания мой командир, бросил прощальный взгляд на Аску, развернулся и пошёл по аллее дальше. Вскоре к нему присоединились ещё несколько человек в деловых костюмах и военной форме, и мне даже послышался шелест листьев справа и слева, вперемешку с шипением гарнитуры радиостанции. Но наваждение вскоре прошло, уступив место изничтожающей всё изнутри пустоте после слов товарища Полковника. «Не перестараться», да? Есть, так точно. *** Не знаю уж, что такое ужасное Мише сказал внезапно появившийся Старик, но мне он вечер точно испортил. Чёрт, ну зачем я согласилась пойти поглазеть на это кладбище?! Миша как лом проглотил – никак не может отойти от общения со своим начальством, хотя он подробно перевёл мне всё, о чём говорил Старик. Тот посетил какую-то могилу, какого-то шпиона, затем похвалил нас за хорошее поведение – и всё! Либо Миша что-то не договаривает, либо я чего-то не поняла, но если срочно не придумать, как исправить эту угрюмую гримасу, которая застыла на лице Миши вместо моей… любимой улыбки – то я найду этого Старика и выверну наизнанку! Что любит Миша? Вкусно поесть? Вот и отлично! Я буквально потащила его за собой, набрав бодрый темп – Миша не сопротивлялся, но несколько раз спросил, куда мы так торопимся. – Неужели скоро фейерверки? – он глянул на запястье. – Нет, я проголодалась, – вполне честно ответила, чем вызвала у Миши короткий смешок. Мы не припустили на перегонки, но все равно ускорились – впрочем, зря. Дорогу к заветным ларькам и тележкам с угощениями нам преградила пышная процессия – даже слишком пышная. Вместо заливистых торговых побасёнок и песенок, которые исполняют в Осаке, мимо нас с Мишей прошла очень серьёзная колонна мужчин среднего и старшего возраста, разодетых по моде девятнадцатого века. – Слушайте! – громогласно раздался голос в колонне, усиленный динамиками. – Именем императора слушайте, о подданные! Я вытянула голову и постаралась рассмотреть того, кто так громко вещает «именем императора». В этот момент знаменосцы развернули флаги – красные знамёна с вышитым по центру золотым цветком хризантемы. – Наступила новая эпоха! Император Нарухито принял власть от своего отца и поведёт страну Ямато в новое, процветающее и великое время! Разбойники и захватчики будут изгнаны с нашей священной земли! – надрывается невидимый оратор. Я перевела всё это Мише, который от этих новостей впал в некоторую задумчивость, а потом ответил: – Теперь понятно, что тут делает мой командир на самом деле. Но мы ему, видимо, прямо сейчас не нужны, – покачал он головой. – Будем ждать, пока эта процессия пройдёт или попробуем пойти в обход? Но почти сразу я увидела, что колонна мужчин в старинной одежде сужается, пока не остались только несколько десятков знаменосцев, поэтому мы решили подождать. Под конец процессии, Миша задал ещё один вопрос: – А что это за символ на флагах? – Золотая хризантема, символ императорской семьи Японии и иногда – символ вообще всей Японии в целом. А что? *** – Да ничего, на твоей винтовке изображён точно такой же символ. Аска предложила ненадолго покинуть территорию парка и поесть в хорошем ресторане. Не знаю как, но когда предложил её угостить и внезапно получил согласие – сумел не выдать своего изумления, и мы отправились гулять по близлежащим районам. В суматохе улиц едва смогли найти приличное заведение, в котором можно почувствовать себя «дорогим гостем». Мы уселись на стулья на углу барной стойки и я спросил Аску: – А как называются такие заведения? – Идзакая! – чему-то радуясь ответила мой мастер. – Здесь подают твои любимые shashuriki. – Шашлыки? – уточнил я и получил в ответ заливистый смех. – Да, это было бы кстати, якитори я люблю. – Ты помнишь? – Аска очень нежно улыбнулась мне. В груди защемило, а из глаз едва не брызнули слёзы отчаяния, но я смог сдержаться и улыбнулся в ответ, опустив глаза в меню. Но поесть заказала Аска, с чем очень легко согласился – хотя и продолжил делать вид, что изучаю меню. Соврав, что пытаюсь переводить написанное, я смог выкроить немного времени для того, чтобы заставить себя не выть от злобы и обиды изнутри, и сосредоточиться на более простых вещах. Мне ведь всего лишь нужно пережить этот вечер. Дождаться салюта, похлопать в ладоши, вернуться домой, пожелать Аске спокойной ночи, а потом вернуться в свою комнату и тихо, мирно застрелиться. Или выйти в окно. Или повеситься. Или ещё что-нибудь, что избавит меня навсегда от образа милой молоденькой девушки с карими глазами, которая так ласково и нежно улыбается, держа за руку, и обещает, что никуда не убежит… Но я всё понимаю. Нет никаких сомнений, почему я подхожу на роль военного разведчика – товарищ Полковник не просто так водил нас на могилу «нашего товарища». Надо будет – меня накачают таблетками, да хоть насильно – и избавят от шизы. А вот помогут ли мне таблетки забыть… Корешок меню отогнул вниз женский палец с лакированным ногтем и я увидел ставшее мне родным за эти полтора месяца лицо. Аска улыбается, для неё этот вечер не будет значить ничего особенного – а мне сегодня опять придётся наступить на горло собственной песне. Потому что так надо, потому что так положено. Потому что этого от меня хочет самая дорогая в моей жизни женщина. Да, Родина? *** – Ну ты блин даёшь, расстроился из-за того, что плохо получается переводить? – не поверила я Мише и взяла у него меню. – А впрочем… тут хватает символов хэнтайганы, ну конечно! Это такой вид письменности, устаревший способ писать хираганой, и… Но Миша меня как будто не слушает – он вроде и смотрит в мою сторону, но слишком рассеянно. Я мельком осмотрела себя и даже посмотрела назад – но ничего необычного не заметила. Может быть, ему просто нравится на меня смотреть? Хорошо, если так. – Ваш заказ, принцесса! – громогласно объявил хозяин заведения, поставив перед нами две тарелки с якитори, соленьями и бутылочку саке с двумя стопочками. Я всё-таки решилась попробовать алкоголь – и не в последнюю очередь из-за странного настроения Миши: он вроде продолжает улыбаться и смеяться при разговоре, но я чувствую, что после посещения кладбища и общения со Стариком, из него как будто вынули душу. Хозяин заведения не стал спрашивать документы, а только довольно нахально подмигнул – пришлось проглотить эту дерзость и сдержанно кивнуть в ответ. Пусть себе думает, что хочет. А ещё заказала саке потому, что… ну, не знаю – вон Лили ведь пила красное вино на пляже, а Миша не пьянеет даже от двух бутылок пива. Так что с одной стопочки саке ведь со мной ничего не случиться? – Очень вкусно, – признался Миша, одолев первую палочку с мясом и потянувшись к бутылочке саке. Я успела раньше – взяла её в руки и, как положено, сначала налила Мише, потом себе и… – Подожди! – неожиданно громко сказал Миша и протянул руку к саке. – Это же алкоголь, ты чего? – Да н-ничего, я… – я смутилась и не сразу нашлась, что сказать, а Миша тем временем выпил содержимое своей стопки и резко выдохнул: – Крепкое! Ты забыла себе сок попросить? – Какой сок? Это же идзакая – тут только алкоголь и наливают, – неуверенно засмеялась я. – Вот и решила, что… Удивлённый взгляд Миши медленно превратился в суровый. Он накрыл горлышко бутылки с саке своей стопкой, забрал мою и тоже опрокинул её. После чего опять резко выдохнул и убрал алкоголь подальше от меня. – Как закончим есть, я куплю тебе сок. Дальше мы ели молча. Настроение упало ниже плинтуса, а потом стало даже стыдно. Особенно перед самой собой – похоже, что я немного увлеклась в попытках выглядеть взрослее. На выходе из заведения, когда Миша расплатился с хозяином (и напугал того до икоты жутким взглядом), мне пришлось догонять, чтобы уже привычно взять своего ученика за плечо – однако на этот раз мне почему-то показалось, что это стало неуместным. Попыталась подстроиться под темп Миши – впрочем, он почти сразу замедлился, и я перестала волноваться, что потеряю сандалии. Пока мы шли до парка, где продолжался фестиваль, Миша не проронил ни слова, а на его лицо вновь опустилась непроницаемая маска – бесстрастное выражение лица. – Скоро будет салют, – нарушила молчание я, когда мы прошли центральную площадь парка и подошли к знакомой галерее. – Здесь должно быть хорошо видно. – Давай подождём здесь, – согласно кивнул Миша и мы остановились возле перил ограждения. Надо нарушить это молчание, но я не знаю как. Миша вроде бы не собирается читать мне нотации о вреде алкоголя, и я почти жалею об этом – я была бы готова стерпеть их, лишь бы появился повод поговорить. ***

14.05.2017 года, воскресенье, поздний вечер. После идиотской выходки Аски мне немного полегчало, и я был почти готов сказать спасибо этой дурочке – куда легче отстраниться от суицидальных мыслей и пронизывающей насквозь тоски, когда ты злишься на того, кого приказали забыть. Забыть и защищать. Господи, ну что за фарс? Пока Аска уныло перебирала пальцами длинные рукава кимоно, я украдкой с жалостью посмотрел на неё. Она всё такая же красивая – даже красивее, чем была ещё днём, когда впервые увидел её, преобразившуюся. Уже видел такое лицо однажды – помню, как в тенях от керосиновой лампы покрывал его хозяйку поцелуями, как вплетал пальцы в короткие волосы на макушке и нашептывал на ухо, что всё однажды станет хорошо и все горести пройдут. Ведь для той девушки действительно всё прошло – нет у неё больше ни горя, не слёз, ни страданий. Просто девушки той уже нет. – Сейчас приду, – махнул я рукой Аске. Она согласно кивнула и не пошла за мной. Возвращаясь назад, от ларька с безалкогольными напитками, я снял берет, который начал натирать кожу на голове. Аска встретила меня там же, безразлично глядя как будто сквозь меня. И пусть – ведь так куда проще. – А что означает красная звезда на твоём берете? – спросила она как будто невзначай. Я поднял берет и развернул кокардой к себе. – Это символ русской армии. Советская Красная звезда, – ответил я и спустя несколько секунду добавил: – Символ принадлежности. Знак того, что я принадлежу чему-то в миллионы раз большему, чем самому себе. Я как будто ненадолго потерял сознание, уставившись на кокарду. Пока не получилось оторвать взгляд от красной звезды, вокруг как будто опустилась тьма, а я стоял, как под уличным фонарём, окружённый пятном тёплого света. Но кроме тепла на коже я ощущал, как на моём затылке лежит чей-то властный, оценивающий взгляд. Очнувшись, я увидел, что Аска стоит на том же месте, высоко задрав голову. – Почему не видно звёзд, небо ведь совсем чистое? – спросила Аска безжизненным голосом. – Слишком много света от фонарей, потому и не видно, – в тон ей ответил я, задрав отлову. – Хорошо было на Нашем пляже, согласись? – Да и на этом пляже неплохо, – невпопад ответил я, краем глаза заметив, что Аска резко опустила взгляд. Опустив голову вслед за ней, я внезапно наткнулся на взгляд – пристальный и чёткий, полный решимости. У Аски обычно такой взгляд, когда она собирается надрать мне задницу в спарринге или хочет что-то прямо мне высказать. – Миша, – обратилась ко мне Аска. – Да? – ответил я, внутренне собирая все возможные душевные силы, как перед прыжком с парашютом в первый раз в жизни. – Ты мне… – но я не дал Аске закончить фразу: – Стой! – я почти крикнул, но сдержался. – Не говори того, о чём глубоко пожалеешь. Прошу тебя, – добавил, наверное, зря. Аску как будто прокололи иголкой, как воздушный шарик – она сгробилась, смертельно побледнела и едва удержалась на ногах. Несколько секунд она боролась, прежде чем схватиться за перила ограждения. Ну же, мастер, я верю, что ты справишься с этим ударом… – Посмотри мне в глаза, – я приподнял лицо Аски за подбородок и приблизился, так, что моё лицо перекрыло ей всё. – Посмотри в них. *** – Что ты видишь? – спросил Миша. – Что в моих глазах ты так часто пытаешься увидеть? Я безвольно повисла, удерживаемая только пальцами его руки за подбородок. – Жизнь, – прошептала я, – хочу вновь увидеть в них жизнь. Именно так я и чувствую Настоящего Мишу. Как ки – течение жизни в человеке. Я мечтала признаться в этом даже больше, чем… – А сейчас? – Миша тоже понизил голос до шепота. – Что сейчас в моих глазах? – В них только отчаяние, горе, печаль и тоска, – глаза защипало, я проморгалась и поняла, что плачу. – Не отводи взгляд, – как сквозь вату услышала мольбу Миши и послушно вернулась. – Что видишь теперь? Я из последних сил подняла взгляд и поняла, что на меня вновь посмотрел Настоящий Миша. Я постаралась ответить Мише той же нежностью – и мы простояли так, как дураки улыбаясь друг другу и плача, до тех пор, пока небо не взорвалось салютами. Мы обернулись и под восторженные крики людей смотрели, как в ночном небе раскрывались шары, взлетали птицы и танцевали тигры. Спустя какое-то время почувствовала сначала прикосновение, а потом Миша уверенно взял меня за руку. Сил оторвать взгляд от огня в небе нет. Но есть твёрдая уверенность в одном: быть может, я и пожалела бы, закончив фразу – но Миша всё равно в итоге держит меня за руку. Не как возлюбленный. Наверное, как брат?