Форсайт

      Жизнь намного интереснее любого вымысла. Но и в самой экзотической фантазии я не смог бы предположить, что не сумею вывести кого-то из транса ором и пощечинами, что даже при правильно наложенных жгутах вытекает чертова прорва крови, что буду бежать по улицам Благовещенска, неся на руках собственного врага, в беспамятстве прильнувшего к моей широкой груди, по которому давно плачет осиновый кол, и молиться за эту никчемную жизнь.       Двусмысленность из нюансов и парадоксов. Я не мог позволить ему умереть.       Господи, я запутался! Дай мне глаза, которые видят лучшее, сердце, которое будет прощать худшее, память, что помнит лишь хорошее — и я проломлю любую стену во имя идеи, научусь читать мысли и предвидеть будущее; а еще помоги мне спокойно дожить день — на сегодня приключений более чем достаточно — ибо я сам не ведаю, что творю, и не важно, что чувствую себя замечательно, даже нимб не жмет.       Понадеявшись, что моя молитва будет услышана, я ворвался в отель; портье, сунув эротический триллер в мятой обложке в стол, без комментариев открыл дверь номера, сообразив, что лежащего у меня на руках не от перетраха разморило, связался с неотложкой, без всякого понукания с моей стороны изложил ситуацию. Хотя я и прибалдел от интерпретации пересказанного им в трубку, но не стал поправлять, классика жанра — супергерой спасает мир. Интрига, политика, риск, кровь, страсть.       Полупрозрачная тюль и тяжелый атлас штор. Неуловимый, проходящий сквозь занавеси свет. Белый цвет и золото 3D обоев.       Выпроводил эгоцентрика-помощника встретить скорую, оглядел номер и, не найдя ничего занимательного, вернулся к Вампиру. Фортепианные пальцы, фарфоровая кожа, четкая, лаконичная выразительность линии бровей, ресницы прямые и длинные, острый нос, пухлая нижняя губа с ранкой… верхняя — как лук Купидона, глаза, сейчас закрытые, обычно спрятаны за пижонскими темными очками, когда же забывает их надеть — до мурашек откровенные. Торчащие соски. Бедовые. И тело это… до жути знакомое, чуть ли не до дрожи страшно потерять. Кроваво-красный цвет браслетов на его руках. Дурацкие провокационные джинсы — в обтяг. Узкие бедра.       Неразрывность секса и страсти — нетривиальный образ. Мелодрама о несчастной любви — кладбище, коварная летучая мышь, соблазнившая щенка, возомнившего себя взрослым, перепихон, страдания, через много лет романти́к, номер для молодоженов, хэппи энд, конец первой серии. Усмехнулся. Жертва и Охотник, драма, превращающаяся в фарс, точнее, в комедию о мужской глупости и самоуверенности, и нечеловеческом существе.       Между кошмарами и мечтами волшебство. Сказка о спящей царевне.       Позвал, почти касаясь губами его губ:       — Тииииииим, я тебе все прощу, проснись.       И ни раньше, ни позже, под звон серебряных бубенцов на пороге нарисовался этот шут — его любовник. Бывший. Все конкретные эпитеты у меня застряли промеж зубов. Молчание красноречивее слов. Ристалище. Взгляды скрестились на манер катан. До зубовного скрежета.       Стас избрал альтернативе разговора побег. Увидел Тима в номере и побоялся, что тот восстанет и отомстит, не откладывая последнее в долгий ящик? Мразь.       Направо, теперь налево. Прямо, снова направо. Налево. Направо. Два раза налево. Вниз. Длинный коридор. Он бежал, а я слушал его сердце, уже готовое выскочить из груди. Путь самоуничтожения. Голова втянута в плечи, спина ссутулилась. Его волосы и одежда — да вообще все — было пропитано потом. Почему мне так хочется прыгнуть ему на хребет и, сломав шею, разорвать зубами трахею?       Похоронный звон. Перстень-амулет пульсирует — отомсти. Борюсь. Я не кровожаден. Просто не хочу, чтобы Стас к нему прикасался, больше никогда. Разум взял верх над инстинктами — здравая мысль о том, где и как я буду прятать труп, если все за раз не сожру, вернула мне человеческий облик, несмотря на чувства, которые неуемно раскачивали мозг.       Уходя — уходи. Не оставляй надежду, не ломай жизнь подробностями. Не звони и не пиши. Вычеркни адрес. Не поворачивайся и не улыбайся. Главное, не оставляй себе возможности вернуться. Сожги мосты.       — Стас, обещаю, не трону. Остановись.       Надо срочно узнать, как часто Тимке требуется кровь, и обязательно ли ее сцеживать в хрустальный кубок, как я видел в фильмах, или он прямо из вены пьет. Вот сейчас приедут эксперты, окажут первую помощь, а потом? Я его спасал не для того, чтобы, как последний долбоеб, полуживого добивать, подкормлю, вылечу, и когда ситуация нормализуется…       На первом этаже в ресторане меняли мебель, спешно заставляя ею коридор. Второй выход остался за моей спиной. Не рискуя запутаться в стульях, Стас сиганул в зимний сад. Логика железная: пока я его буду искать, он надеялся уйти. От Судьбы? Я остановился в проеме, разглядывая заросли экзотической и местной растительности. Пункт назначения, как и одноименный фильм, где герои пытались изменить то, что им предначертано.       — Стас, зачем ты его так?       Тишина.       Прошелся, приглядываясь и прислушиваясь к шорохам и возне цикад.       — Переживаю за тебя. Не сильно ударился, когда упал в моих глазах?       Тишина.       Не знаю, с чего я решил запеть, понятия не имею, почему именно это, но безобидное: «Ах, какая женщина! Мне б такую!» вызвало в кустах мощнейший резонанс.       — Вы! Оба! Зло!       «Мы!» Посмотрел на ветку с омелой в пяти метрах от себя, на валяющийся в нестриженой траве садовый инвентарь — у каждого человека есть желания, в которых он не сознается даже себе самому. Мои вокальные данные, видишь ли, его не устраивают. Он и представить не может, как его я не люблю.       Вывеска «Мест нет» на воротах отеля была там неспроста. Гурам сказал: «Ты и твоя спутница», да и номер предназначался для двоих. То ли я фаталист, то ли это был Знак. Свыше.       — Выходи. И я прямо сейчас помогу тебе освободиться от страхов, тревоги, обиды, чувства вины, последствий потери, неврозов, панических атак и зависимости. Не надо бояться своих чувств, — добавил, не дождавшись комментариев. — Время не стоит на месте, сделай первый шаг. Иначе его сделает кто-то другой. — И, развернувшись, пошел на выход.       Закоренелый психопат, уподобившись вепрю, бросился за мной.       Как планируют эти зимние сады, почему под той омелой были проложены коммуникации, и какой разгильдяй не закрыл люк — строить догадки не возьмусь, но именно туда, споткнувшись о валяющийся шланг, Стас и навернулся с характерным звуком разрывающихся мышц.       Вернулся, с интересом заглянул в дыру, ну мало ли… чудеса случаются. Нанизанный на трубу мотылек, с пустыми глазами и раскрытыми в никому уже не нужных объятиях руками, выполнив свое предназначение, освободил мне путь.       — А не фиг все воспринимать на свой счет. Выработал бы в себе иммунитет к творчеству «Фристайла», чужим взглядам и мнениям, избежал бы бесполезных страданий. Все, что люди говорят или делают — это проекция их собственной реальности, но тебе, Стас, данное наблюдение уже без надобности.       Пригладил волосы пятерней и скорбно направился в холл поставить в известность персонал о том, что случилось страшное, да и люк почистить пора, пока там не завоняло.       Подошел к зардевшемуся при виде меня любителю романтичного жанра.       — Вижу во дворе реанимобиль, оперативно примчались ребята. Спецчасть?       — Да. Врачей мы вызываем только своих, дороже, но зато проблем с полицией ни разу не было, клиентоориентированный сервис.       — Вовремя, видит Бог. С моим вторым другом тоже несчастье. Бежал загадать желание под омелой, оступился — упал. А у вас там колодец открыт! — прокричал я вслед поспешно удаляющемуся от меня ресепшионисту, скрестив пальцы и не вовремя вспомнив, что Стас как-никак с вампиром жил, может ведь и не сдохнуть, зараза, вряд ли та труба, на которой он висит, серебряная.       — На тебя уповаю, Господи, — сложив ладони лодочкой, я глубокомысленно посмотрел в правый угол на камеру, выждал положенные пару минут и, не обнаружив собеседника, прекратил паясничать, пошел в свой номер, заглянув по дороге в зимний сад, удовлетворить любопытство.       Принял соболезнования, от сердца отлегло.       Смерти, видать, все едино, кого забирать, лишь бы запланированная статистика по количеству отбывающих на тот свет не нарушалось.       Отрикошетил взгляд управляющего, его красноречивый жест. Представил, какой он мне счет выставит, и кивнул. Выбор между сесть и заплатить. Дилемма. Есть, правда, еще вариант: например, он может поскользнуться на банановой кожуре и пребольно приложиться головой… о каменную столешницу до кровоизлияния в мозг.       Вздохнул. Не вариант: начнут расследовать инцидент, выяснят, что в отеле проживали граждане без паспортов, всплывет незарегистрированный труп Стаса, свидетели и последующая цепочка из неприглядных фактов. Подумаю над этим позже, прежде оплачу специализированной службе поддержки услуги катафалка, подселение в чужой гроб и пробуждение от вечного сна вампира, который, если верить белым халатам, чувствует себя «на все сто» и в данное время под капельницей отдыхает.       «Легко пришло, легко ушло», — подумал про экспроприированное. Других средств с гулькин нос. Хорошо, хоть этих достаточно, за отель мы из них платили, да и кое-кто в банк свою долю унес, не аукнулось, значит, чисто.       Зашел в номер с сопровождающими. Тим покосился на меня, потом на них, перевел задумчивый взгляд на физраствор над своей головой и сделал вид, что в упор нас не видит. Умненький вампир.       Откупился. Поблагодарил. Получил визитку. Закрыл за новыми друзьями дверь.       — Влад, где вы все ходите? — спасенный попытался слабым голосом покачать права. — Ни тебя, ни Стаса. Кто знает, с чего я кинулся вены вскрывать? У меня что… приступ был? Ничего не зафиксировалось в памяти, кроме бум-бум-бум по мозгам.       Вампир цвета слоновой кости, в смысле выглядевший для своего клана презентабельно, лежал на подушках с профессионально перебинтованными запястьями и красиво уложенными прядями вокруг лица.       — Это Стас тебя.       — Он что, еб…?! Где этот параноик? Загрызу!       — Под омелой лежит.       — Пиздец… Перенапрягся после трудов праведных и пошел отдыхать? Так, что ли? А?! Почему я ничегошеньки не помню? Может, это не он, а ты? — Его взгляд зацепился за перстень на моем пальце. — Ну да, повод у тебя есть, — буркнул тихо, но я расслышал и воззрился на артефакт. Безучастный к моим гляделкам булыжник мысли бывшего хозяина мне не прояснил. Возможно, цацка действует иначе, и Тим в курсе, что я хочу его убить. Хорошо, пойдем с опережением.       — Я гуманист. Если бы это был я, у тебя торчал бы кол в сердце, а не царапины на руках.       Величине его глаз позавидовала бы и грушовка. Черное, усыпанное звездами небо на краю Вселенной. Слабость в коленях. На мгновение закружилась голова. На горизонте занимался рассвет, небо светлело, становясь из пронзительно-черного серым, потом голубым. Я стоял как завороженный, не отводя глаз от его хамелеонистых.       — Странные представления о гуманизме. Не удивлюсь, Влад, если узнаю, что у тебя трансильванские корни. Ты не мог бы ко мне Стаса позвать? То ли я столько нервных клеток угрохал, то ли это лекарство так действует, но ни ногой, ни рукой двинуть не могу, а страсть как хочется узнать, чем обязан столь обильному кровопусканию.       Если он читает мои мысли, наверняка и про бывшего узнал. Вспомнил собственную шутку о том, что поднимаю мертвецов, и решил отмазаться:       — Стас сейчас под присмотром, его не отпустят на мой зов, а кровь он тебе пустил после того, как под барабанный бой ты ему про клад разбазарил.       — О’кей, одна треть после реализации твоя, не зря же ты меня про кол в известность поставил. Я понятливый.       И вампир, закрыв глаза, вытянулся, сложив руки на груди на манер покойника. Я зашторил окна.       — Вот и ладушки, отлежишься и слетаем в Казань.       — Тот, кто в состоянии такое приобрести, скупиться на билеты не будет, сам прилетит.       — А как же дом? Ты сам сказал, все под шатающимся кирпичом в подвале.       — Вам-то это на фига? Скурить, что ли?       — Продать, ты же сам только что сказал. Если это антиквариат, у меня в городе есть пара знакомых барыг, в одном лицее вместе…. — Я не успел договорить, замер, пораженный вздрагивающими плечами Тима, повернувшегося ко мне спиной. Понаблюдал и раздумал лезть с утешениями. — Конечно, смех лучшее лекарство, но ты особо не усердствуй, не ровен час — швы разойдутся.       Тим повернул ко мне мокрое лицо.       — Так я вам про ЭТОТ клад говорил? Про тот, что в старом доме?       — Не нам, а Стасу своему, я случайно услышал. Поназарывал... как погляжу. Предлагаю начать с того, о котором уже всем известно.       — Придется, раз придурок в Казань намылился. Представляю его скорбь, когда он поймет, что это за «клад». Ему мозгов не хватит им воспользоваться, не могу пропустить момент, закажи билеты на первый рейс и помоги мне собраться. Кстати… — Тим вытащил иглу, приподнялся. — Документы? Он всегда держал их при себе, с какой радости, интересно, разложил? Чокнулся?       Паспорт Стаса у меня совершенно вылетел из головы, ясен пень, отмывался от крови, переодевался и забыл в спешке, вспомнил, вернулся, а тут мы — нежданчики. Я вздохнул.       — Стас мертв.       — Подожди… ты же сказал, что он под омелой...       — …лежит.       Тим долго смотрел на меня. Проникновенно и изучающе. Я не выдержал.       — Выкинь свою мудрость КхуЯм! — И, набычившись, отошел в дальний угол. — Меня может обидеть каждый, но не каждый успеет извиниться. — Хотел сказать что-то весомое, чтобы отсечь вопросы, но ляпнул статус под своей аватаркой, махнул рукой — для данной ситуации сойдет.       — Сила, энергия, предприимчивость. Мой герой. Ни пиво тебя не берет, ни димедрол, ни их комбинация. Запредельная эффективность.       Я не понял, о чем это он сейчас, но сделал лицо маской. Пифагор советовал своим ученикам считать до ста и лишь потом говорить. Я благоразумно хранил молчание, видя, что Тим все то, чего я не знал, уже домыслил сам и все уже решил, избавив меня от придумывания оправданий.       — Ты страшный человек, Влад, ну так вот — на будущее, чтобы не было неловких моментов, недомолвок и трупов штабелями, если я что-то не так скажу, или ты неправильно сказанное истолкуешь — у меня есть прошлое, и признаюсь я в любви не людям, а воспоминаниям, связанным с ними, и страдаю, тоскуя не по живому существу, а всего лишь по отрезку времени, когда был счастлив. Но я живу в настоящем и надеюсь, что будущее меня ждет не менее позитивное. Я доходчиво говорю?       Нечисть, кажется, проникся ко мне уважением. Я кивнул.       — Тебе принести чего-нибудь?       — Попить.       — Кровь будешь?       Продолжительная пауза.       — Пользуешься тем, что я дотянуться до тебя не могу? Воды.       — Скромница.       Хорошая школа — военное училище, учит многим премудростям и развивает тягу к трудновыполнимым задачам. Например, вернуть того, кто однажды сам от тебя отказался. Принес бокал, присел на краешек кровати, придерживая и помогая напиться. Вряд ли Тим притворялся слабым, он реально потерял силы.       — Влад…       Я понял, чем чревато проникновенно произнесенное им мое имя — очередной порцией баек из склепа, а оно мне незачем.       — Ум не только в том, чтобы получить много знаний, но и в том, чтобы избежать лишних. Компромиссы — это не жертвы ради, а атрибуты сохранить здравый смысл. Желательно обоим.       Придвинул кресло к кровати.       — Знаешь, какие у меня самые яркие воспоминания? Снежинки на ладони. У меня отец военный. Переезды, считай, до моих полных пятнадцати лет, а до трех мы жили в стране, где снег только по телевизору видели, потом сумки, чемоданы, коробки — из жары во вьюжный декабрь, Россия, Шереметьевский аэропорт и белые цветочки с неба, холодные, как мороженое. Я слизывал их языком с рук, пугаясь, что не успеваю — так быстро они исчезали, я тогда не знал слова таять. Елка на Новый год с одуряющим запахом смолы и хвои. Шишки. Лес. Сугробы. Лыжи. Замершее озеро, по которому я рассекал на коньках. Летом грибы, земляника. Страшилки, чтобы я далеко не заходил, так как можно потеряться и сгинуть. Я поверить не мог, что лес не парк, что он беспредельно огромен. Заблудился, когда мне исполнилось пять. Сначала радовался, что от присмотра сбежал, на волю вырвался, потом дошло, что понятия не имею, в какой стороне дом. Ни людей, ни тропинок. Набрел на малинник, напился из лужи, опух от слез, покусали комары, подобрал в траве крохотного нетопыря, вознамерившись спасти, спрятал под рубашку, и неизвестно откуда пришла уверенность, что теперь-то уж точно все будет хорошо. Утираясь лопухом, я шел туда, куда меня вели ноги. Ночь, фонари, люди нервно перекликаются, а я спокойненько им навстречу — незабываемые мгновения… Короче, удивил всех, думаю, даже рукокрылого. Он жил у меня две недели в шкафу, питался мухами, что я ловил, потом его обнаружил отец и заставил выпустить.       — Не вмешайся твой родитель, в стране появился бы свой собственный Бэтмен. Сочувствую. С пауками дружбу не водил? Не прикармливал?       — Неа. Не мое. А еще мне нравились ледяные горки. Чем выше, тем интереснее вниз, два раза нос ломал. Первый — об автомобиль, я под ним проскочил, но как-то исхитрился лицом задеть, второй — из-за зазевавшегося дебила, в которого я врезался на полной скорости.       — Представляю, что устроил твой отец «неожиданно» возникшему на твоем пути препятствию.       — Мужик отделался легким испугом, мне досталось от души, услышал и про то, что стратег из меня никудышный, и о том, что траекторию рассчитать не мог, и глаза не на то пялю, и вообще форменный долбоеб. Одна радость — нос зажил без последствий, и я до сих пор обожаю горки. Тут, кстати, есть одна неплохая, если до зимы доживем, сходим покатаемся.       Вампир молчал. По ходу взвешивал перспективы столь долгого общения со мной. Мне надоело ловить тишину, и я продолжил.       — А ты, часом, не вырезал из апельсиновых корок челюсти? Может быть, дырявил льдинки под струей воды? Или делал извержение вулкана из лимонной кислоты и соды? Ну запруды-то ты мастерил в детстве, как все пацаны, или хотя бы шалаши?       Тим скосил на меня глаза.       — Это вопрос, с чего я таким стал, и было ли у меня детство?       — Что-то типа того. Пытаюсь подружиться и найти точки соприкосновения, а заодно темы, на которые можно безболезненно говорить.       — Настоящие друзья — это не няши с утю-тю-тю, это маты, хардкор и взаимные упреки, так что не бзди, я не обидчивый. Когда я был маленьким... — он надолго задумался, потом продолжил: — По утрам любил слушать скворцов, пускал солнечных зайчиков, а еще готовил жженный сахар в ложке и любил гулять ночью под деревьями и трясти ветки, устраивая листопад или снегопад в зависимости от времени года. Еще я любил делать снежного ангела. Знаешь, когда остается отпечаток тела на снегу?       — Знаю. Я тоже делал таких.       Кажется, это было единственно общее. Снежный ангел, я и вампир. Я расстроился. Тим, глядя на меня со взрослым пониманием, прошептал:       — А еще… — Я насторожился. — Я любил сидеть у костра и жарить хлеб на прутике.       Обрадовался, словно он меня в рыцари посвятил.       — Точно! И картошку мы запекали, и яблоки! А на Хэллоуин я намазал волосы гелем и приперся в лицей с рожками.       — А я мылом, и тоже на Хэллоуин!       — А ты прыгал в лужи?       — Еще как! Выбирал самые глубокие! Раз у тебя был лес под боком, уверен, ты слизывал с берез сок, а в муравейник засовывал соломинку, добывая муравьиную кислоту! Недалеко от моего дома были лог и роща, я часто этим промышлял.       — Я ел заячью капусту и сосал смолу, мне казалось это круче, чем жвачка.       — Битум не пробовал?       — Битум? Нет. Это же вроде строительный материал. Ты уверен, что это жуется?       — Попробовать хочешь?       — Э… Может, лучше попрыгаем с гаражей, когда я перестану бояться, что ты мимо сиганешь? — сказанул не подумав. И понял, что сглупил, когда услышал проникновенное, до шевеления волос на груди.       — Давай.       Едва ли это относилось к наземным конструкциям.       Не стоит, конечно, принимать близко к сердцу то, что можно послать в жопу, но тут была другая ситуация: в жопу, в том-то и дело, что не пошлешь. Поймет буквально. Я представил, после стольких лет… но сегодня я был не готов его порадовать. — У тебя посттравматический синдром, отдохни.       — Прости. Я не очень хорошо понимаю, что говорю, устал. Тебе, наверное, лучше к себе пойти.       Я хребтом почувствовал, что вампир мечтает от меня отделаться. Внешность обманчива, это не простой парень и даже не обычный гей с длинными волосами, нереальными ресницами и глазами, это всемирное зло, временно деактивированное.       — Надеюсь, ты и правда не соображаешь, что говоришь, — ляпнул, словно в библиотеку послал. — Я тебя сейчас бульончиком покормлю и поиграем.       Вампир начал кашлять и краснеть.       — Я тебя понял. Ты хочешь, чтобы последнее слово всегда оставалось за тобой и было только по-твоему. Я почти то же самое тебе предложил, ты меня в жопу послал, все — поезд ушел, теперь моя очередь капризничать.       Четко он читает мысли. Ничего, и я научусь.       — Не нервничай, в твоем положении это вредно, ты хоть немного соизмеряй свои силы и мои возможности.       — Это шантаж. Ты утром умирал, я же к тебе не лез.       — А я что, лезу? Я вообще на расстоянии сижу.       — А играть тоже будем на расстоянии? Фуфло не гони. Я лично таких игр не знаю.       — Нет проблем, научу, было бы больше народу — мог бы «Мафию» организовать с допросами с пристрастием или «Ерша», а так «Города», «Угадай мелодию», «Я возьму с собой». — В последней вы отправляетесь в путешествие и берете с собой в чемодан какие-то вещи, например, зеленые — «Отправляясь в дорогу, я возьму с собой... лягушку». Лягушка — игрушка, поэтому можно. Главное, чтобы вещь входила в чемодан и соответствовала заданному цвету. Вспомнил, что еще «Правду» знаю, там смысл — споить, споишь — и такого понаслушаешься, а он и трезвый жути с удовольствием рад нагнать, так что не подходит. — Руками двигать не надо, достаточно языком участвовать.       — Ты это серьезно?       Я кивнул, набрал номер ресторана и попросил соединить с кухней. Сейчас тебя еще больше удивлю. — Здравствуйте, хотел бы сделать заказ… стейк, рибай... я хорошо разбираюсь в мясе... практически сырой в разрезе, с легкой корочкой, 1-2 минуты прожарки... да, Blue и с выдержкой в фольге 8-9 минут, температура внутри порядка 55°С, и черепаховый суп, традиционный, две порции, пожалуйста. Как готовить его, надеюсь, не надо учить. Все в номер.       Вампир оценивающе раздел меня глазами.       Пока кормил, получил массу удовольствия: Тим краснел, бледнел и уверял, что для него это слишком, но я хмурился, и он все доел, включая скормленный с ложечки суп. Маленький нетопырь. Вспомнил и улыбнулся. Если бы это был человек, я бы подумал, что он боится, что в гневе я и за шиворот вылить могу, но вампиры — они очень хитрые, так что особо не заморачивался, понимал, что доверие надо заслужить. Приручу, а потом брошу, как он меня.       За день наржались так, что у меня язык не стоял, Вампир расслабился, особенно после того как я его на горшок сносил; дело оставалось за малым: вместе переночевать. Лопухом я уже был N-ное количество времени назад, когда уснул в его объятиях с уверенностью, что так будет всегда, а проснулся один-одинешенек на кладбище посреди могил.       Ближе к полночи Тимофей стал нервничать и с энтузиазмом опять принялся меня прогонять, выдумывая всякие смешные поводы: то он храпит, то во сне говорит, то ворочается. Разве что только не сказал, что лунатизмом страдает и оборачивается во всякую хрень. Помнил он, видно, что я из поколения экстремалов.       — Когда ты рядом, мне спокойнее. И имей в виду, сказочное существо, я очень чутко сплю. — Лег поверх одеяла, положил руку ему на талию, потому что не мог придумать, за какую часть тела мне его лучше держать.       — Никогда не угадаешь, кто достоин доверия. Близкие предают, чужие неожиданно помогают. Ты какая-то неожиданная неожиданность, ты способен постоянно приятно удивлять. Спасибо, короче, что не побоялся. — И он повернулся ко мне спиной, прижавшись задницей.       Самый мощный выброс адреналина — это не американские горки и не ожидание того момента, когда начнет перекидываться находящийся в одной постели с тобой, а ожидание результата от собственного пениса. Одно лишь предвкушение…       Утром стояк объясним, лишь бы сейчас не поднялся, и я усиленно начал думать о неприятном: об отце и как изощренно он меня унижал, о ненависти, о вариантах мщения. Думы затянулись, обаятельная харизматичная наглость, тихо посапывая, притворялся, что спал, а может и правда уснул, уяснив, что я в карауле.       — Влааад. Влаааадушка.       — Что? — Я потянулся и открыл глаза. Тим стоял рядом, а я страстно обнимал подушку.       — Ты спишь вторые сутки. Во сне звал отца, обещал ему, что приедешь. Все в порядке? Расскажи.       — У тебя такая красивая спинка… и все, что там находится ниже живота, но…       — Намек, что я лезу не в свои дела?       — Открытым текстом пытаюсь понять, как мне к тебе относиться. Ты почему не сбежал?       — Захотелось побыть сентиментальным. Сарказм — это естественная защитная реакция психики, когда тебе уже известен ответ, но по какой-то причине он тебя не устраивает. Со мной необязательно спать.       — Ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность, — парировал цитатой из Фрейда мой бескостный язык, прежде чем среагировал мозг.       У Тима сперва вытянулось лицо, потом он рассмеялся.       — …Даааа, пошляк, говори, мне нравится! Влад, ты больной на всю голову умник, у меня умер друг, любовник, сотрапезник, человек, последние семь лет деливший со мной все тяготы и радости, а не только постель — и мне ни хрена, я счастлив до спазма в мышцах и учащенного дыхания, растекаюсь до самых кончиков пальцев на ногах, скорее ныряй в мой тихий омут, ты нравишься моим чертям, но сперва все же твой отец.       — Полетишь со мной?       Это была проверка на вшивость. Или он морочит мне голову, прикидываясь милым, или правда считает за дурачка. У меня-то, в отличие от него, провалов в памяти никогда не было, зато ситуаций «мозг в свободном падении» — до хрена. Полистал телефон, давая ему возможность принять правильное решение. Миллион пропущенных звонков, друзья — настоящие — они подождут, охота на вампира интереснее, пусть он помучается так же, как я, пусть и он через это пройдет, я хочу, чтобы ему тоже… было страшно потерять то, что уже считаешь своим.       Человеческий разум — мощная штука. Мой обладает способностью индуцировать тот же внутренний вжик, просто подумав о тревожном моменте. Смертельная опасность в погоне за приятным времяпрепровождением. Скажем «нет!» скуке повседневной жизни.       Наблюдение за чужими умозаключениями — жажда жизни — пьянящее, клокочущее у меня внутри — овладевание и глубокое погружение, одним резким толчком. Затаил дыхание. Стук сердца и нахлынувших чувств.       — Не думаю, что это удобно. Может, мне тебя лучше здесь подождать?       — Ага, а еще у нас есть квартира, съемная.       — Квартира… в ней нет ничего, за чем бы хотелось вернуться. Еще один кусок прошлого, что не жаль отдать и начать заново. По специальности меня не возьмут, медкомиссию не пройду, но могу работать конюхом, охранником, сторожем в зоопарке — недавно видел вакансию.       — Банки не тянет обчищать?       — Ты про долг… — он стал печальным. — Грабить никого больше не буду.       — Прошлый раз…       — Вынужденная мера. Я узнал, что у погибшего парня, что со мной служил, тяжело заболел сын. Ребенку требовалась операция, у его семьи таких денег не было, вообще не было ни у кого… короче, сейчас все хорошо, и не будем к этой теме возвращаться.       Ирония заключалась в том, что ничего более дубового я не слышал. Цена выдумки — ломаный грош, ложь и ту не потрудился достойно выдумать. А с другой стороны… похоже на провокацию. Попытка от меня избавиться? Я разозлюсь на брехню, пошлю, и он спокойно свалит, что и требуется, чтобы я остался в дураках. Вряд ли встретиться с ним мне еще когда-нибудь доведется. Вампиры — они такие. В том плане, что эгоисты махровые. Проходил я это уже один раз.       — Вместе летим. Заодно навестим дом с шатающимся кирпичом.       — Это в Казани.       — Повезло. Там живёт мой отец. Будешь хорошо вести, я вас познакомлю.       Я гей? Я жил пять лет в казарме, парни, спарринг, в баню общую ходил. Никогда, ни при каких обстоятельствах даже мысли не возникало хоть одного из них за задницу подержать, не то что палку бросить. Почему же так невыносимо тянет этого приласкать? Одним резким рывком содрать одежду, повалить на кровать, почувствовать под собой, достать членом до его мозга, удовлетворить так, чтобы он понял, как со мной — не было и не будет ни с кем. Дело в его длинных шелковистых волосах? В губах? В том, как он смотрит на меня?       Облизнувшись, отвел глаза.       «Незаурядный гастрономический набор — неисчерпаемый источник пополнения моей жизненной силы. Если подойти с умом, безупречный». Рванул к зеркалу, ощупал и осмотрел себя на предмет покусов и подозрительных царапин — откуда в моей голове этот бред вампирячий?       В жизни очень важно не переступать грань. Эту еле уловимую черту между верой и фанатизмом, любовью и ненавистью, уважением и унижением, скромностью и наглостью. Прогуливаться по ней любят многие, но далеко не все умеют удержать равновесие, когда штормит.       Любое из состояний — мысль. Не нравится состояние? Поменяй мысль. И смени эротическое умопомрачение на колку дров, как Челентано в «Укрощение строптивого».       В дверь осторожно постучали.