Обернулся к Тиму, произнес одними губами:
— Гурам. — Управляющего не интересовали деньги. Точнее, интересовали, но не мои.
Тим понял это так же хорошо, как и я:
— Будет проще, если…
За секунду мое воображение нарисовало одиночную камеру, маску наподобие той, что носил Ганнибал Лектер, чуть теплую баланду в фрамужное окно, прогулки в наручниках и долгие дни отчаянием истощенного зверя — босиком по холодному полу, в ошейнике и цепях. В тюрьму ему нельзя. Обратно в психушку? А я… пожизненное. Если кто полезет, замочу.
Сверхчеловеческим усилием воли заставил себя посмотреть Вампиру в глаза:
— Мне очень нужна твоя вера в меня, иначе я облажаюсь.
А проще не будет. Никому.
Открыл дверь и вышел в коридор.
— Я знаю, чего ты хочешь. При бизнесе, что сторожишь, ты фактически никто, дело не в твоей судимости, а в положении вещей, в истинном владельце, который тебе не доверяет. Ограниченный доступ к информации, такой же круг возможностей, ответственность — подписание внутренних бумаг и договора. Тебя это не устраивает, потому что…
— Потому что это я рисковал. Я ночей не спал, на подлог пошел, на фальсификацию, умасливал, убалтывал, через таможню провозил не то, что заявлено было в декларациях, язву нажил, нервный тик — веко до сих пор дергается, а он за моей спиной отсиживался и бабки считал. Жажда наживы в этом человеке сильнее голоса совести. Я, Влад, устал прислуживать, я жить хочу, — и совсем другим тоном выдал: — У меня свидетели имеются, как вы вдвоем в Зимний сад забежали, а вышел ты один.
— А еще у тебя везде видеонаблюдение, и ты прекрасно осведомлен — я к Стасу не прикасался. Соврешь, что техника на профилактике была?
— Возможно, ты что-то и докажешь — после суда и апелляции, если вообще сможешь говорить после того, как тебя подселят в камеру, где двенадцать отморозков друг на друга дрочат. Девяносто процентов арестантов имеют психические отклонения. А еще там…
— Мне это неинтересно. Сколько человек тебе мешают жить?
— Четверо. Он, жена и двое детей.
— С тебя ствол и адреса.
Гурам просиял.
— Уперто лезть в ворота, на которых написано: «Мест нет», может только Судьба. Ты мне послан Богом! Босс живет в двадцати минутах ходьбы отсюда, пойдем покажу, ствол завтра будет.
За спиной остался оазис. Справа стройка, слева ночной клуб, особняки. Элитный район Благовещенска. Над новенькими крышами, как демон, проклятый веками, метался крылан, выписывая вязь, что была для меня заковыристее языка народа навахо. Ты бы, Тим, хоть телепатически говорил, я твой изысканный стиль не разумею.
— Через стройку ближе, но мы так не пойдем, — отвлек меня Гурам от общения с темным миром.
— У тебя что… фобии? Котлованы и летающие кирпичи? Кому быть повешенным, тот не утонет.
Управляющий промолчал. Нетопырь нарезал круги над замком с башенками. Через минуту именно на него мне и указал Гурам.
Клумбы. Альпийские горки. По двору бегал пес. В кости широкий, хвост поленом, мощная шея.
— Волк?
— Артур. Хозяин чудило, подранка на охоте подобрал, приволок домой, кучу средств угрохал — машину купить можно было — вылечил и даже на цепь не посадил. Лишь бы не как у всех. Выпендрежник. — Гурам зло сплюнул.
Ну, понятно, у него и котенка нет, а тут опасный хищник.
Немигающий взгляд смотрел прямо в меня. Дикое, дремучее, первобытное… Холод по коже. За пределами рационального, интеллектуального понимания.
Ощущение-память. Ощущение-мысль.
Оскал. Прыжок.
Я пришел в себя от выстрелов и криков. В метре от меня затих волк, сжав капканом челюсти в последней смертельной агонии, отплатив жизнью за жизнь, защитив. От дома бежали люди, плакали дети, мужчина с «Береттой», оказавшийся рядом, перебирал как четки слова «Артур», «Гурам», «как же так». На меня не обращали внимания. Нетопырь исчез.
Свобода.
Я возвращался в отель — ждет или не ждет? Сердце потряхивало. Распахнул дверь, проведя чипом по замку.
— Влад…
Не дал договорить, сгреб Стрессовый раздражитель, прижал к себе, Вампир трепыхнулся, но не вырвался.
— У тебя кровь на кроссовке.
— Не моя. — Выпустил. — Собирайся, пора сваливать.
Он кивнул на новенький рюкзак:
— В один все сложил. Скарба мало, деньги там же, в твою футболку завернул, и билеты на поезд забронировал. В Казань.
Говорить не хотелось. Кружащий в небе Вампир и спокойные глаза волка. Тииим, какого… ты ведешь себя так, словно ничего не случилось?
Обычное четырехместное купе, первый вагон от хвоста. Плюс — при крушении, за редким исключением, он остается на месте, проверено на аналитике железнодорожных катастроф. Соседями оказались бабка с хорошенькой внучкой — шестнадцатилеткой, откровенно клеившей Тима, интересуясь то его роскошным хвостом, то родом деятельности, то кем он мне приходится. Тим вежливо отвечал на ее расспросы, а когда девчонка не видела, закатывал глаза и делал со своей верхней полки неприличные жесты, я вторил, тихо хрюкая в подушку, через некоторое время не выдержал и перебрался к нему. Под стук колес обнаружился стояк. Сказались узость пространства и то, что аршинными буквами читалось на довольном донельзя лице.
Шепнул мне на ухо, чуть касаясь губами:
— Я тебя удивлю.
«Ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух», в такт моему сердцу.
— Ночь в секс-шопе: спят усталые игрушки, — урезонил я член. На хрена он так на этого реагирует?
Вампир не остался в долгу.
«На пороге цивильного публичного дома. Мытые девочки, чистые постели, цветы в кадках, три вдрабадан пьяных ковбоя: — Дайте нам по бабе.
Работницы говорят хозяйке: — Не пойдем мы к ним, пьяные, постреляют еще.
Хозяйка не растерялась и всучила им по резиновой телке. Наутро встречаются мужики и обмениваются друг с другом впечатлениями.
Первый: — Ну и бабу мне дали. Я ей ноги раздвину — она сдвинет, я раздвину — она сдвинет. Так всю ночь и промаялся.
Второй: — Это еще что. Вот я своей сиськи сожму — у нее жопа растет, я за жопу — у нее сиськи растут.
Третий: — Вам еще повезло. А я свою за сосок укусил, так она свистнула и улетела».
Тим интригующе облизнулся влипая в меня глазами:
— Накажи меня.
«…и только он на нее взобрался, как она сдуру спросила: — Ты меня любишь?
А он не задумываясь ответил: — Да провалиться мне на этом месте! — Вот такой неожиданный конец».
Моих губ отважно коснулись кончиком языка.
— Кто кому в любви будет признаваться первым?
От неожиданности я благозвучно высказался. Бабка прокомментировала мое воспитание, попав в больное место. Тимка высунулся из-за моего плеча.
«Встречаются две подруги, одна другую спрашивает: — Ну, как ты живешь?
— Да не очень хорошо.
— А в чем дело?
— Муж — импотент.
— Это ерунда, у меня вот трижды импотент — и то ничего.
— Это как — трижды импотент?
— Раньше был просто импотент, а на прошлой неделе с лестницы упал, так все пальцы поломал и язык прикусил».
Девчонка прыснула в кулачок. Бабка прошлась по поводу длинных волос попутчика. Вампир, щелкнув языком, вступил в полемику на тему «о времена, о нравы» и, болтая с соседкой по купе, непринужденно запустил руку в мои штаны, обхватил яички ладонью и крепко сжал. Тестикулы напряглись. Ладонь поднялась по детородному органу и несколько раз пробежала вверх-вниз.
Я не мог объективно оценивать ситуацию, пока Тим не вытащил руку и демонстративно не облизал пальцы по одному.
— Пойдем со мной в уборную, — деловито шепнул засранец.
— Я презервативы забыл, — пошутил и понял, нарвался. Силой взгляда можно исцелить, успокоить, разозлить, передать эмоции и мысли, заставить действовать в своих целях и даже погубить. Поверью о «дурном» глазе тысячи лет. Меня одарили взглядом, наукой не признанным за оружие, однако действующим «убийственно».
Вампир подцепил полотенце, барсетку с дорожной мелочью и спрыгнул вниз. Я, приближая свою погибель, как сомнамбула, за ним. Поезд эротично покачивало. Атмосфера, пропитанная фантазиями о клыкастых демонах и наслаждениях, даруемых ими, искрила. Биоэнергетический удар из глаз Вампира уничтожил в мозге нервные клетки, стоило лишь закрыться на защелку туалетной двери.
Я входил и входил в него, разбрызгивая капельки смазки на мои и его штаны, на нижнее белье и даже на окружающие нас стены. Хотелось кричать от переполнявших эмоций, но я сдерживался, боясь, что услышат, и будет не комильфо. Зато Тим оторвался по полной — он активно двигался, дыша и постанывая в такт. На лбу у него выступили капельки пота, рубашка на груди и под мышками была мокрая, от него исходил возбуждающий аромат, густо насыщенный тестостероном.
Не думал, что после стольких лет ожидания это произойдет так — в узком, тесном клозете поезда. Мой член оказался у Вампира во рту — перед глазами радуги. То ли двадцать, то ли семь — сосчитать не удалось. Кончил, точнее, обкончался. Очнулся. Извлек из сумочки, что он захватил с собой, опасную бритву, полоснул по ладони.
— Закуси, тебе надо восстановить силы. — Язык как бабочка, его губы прижаты к моей руке, я снова в нем. Феерично!
— У тебя секс всегда сопряжен с членовредительством? Мне на будущее знать, воздержание на тебя так действует, или это стандартное явление?
Я с трудом сфокусировал взгляд.
— Тихушник. Я хочу, чтобы ты мне доверял.
— Считаешь, что степень доверия напрямую зависит от выпитой мной у тебя крови? Или в вашем роду это необходимый ритуал? Я рассчитывал, что стереотипно спермой обойдемся.
— Тим!
— Как скажешь, дорогой. Кстати… — припомнил, приводя себя в порядок и поглядывая на меня в зеркало. — Первый раз у нас с тобой тоже с кровью был.
Я попытался взбодрить память, но за давностью лет воспроизвести такие подробности не удалось, вроде… я пьяный был. Плеснул водой себе в лицо.
— Как я выйду с такой счастливой рожей?
— Желательно без комментариев, — оскалился мой любвеобильный друг и, оттеснив плечом, покинул туалетную. — Я в тамбур покурить.
— Я с тобой.
Мало ли… что ему в голову взбредет, великому шифровальщику? Я, видишь ли, кровь его заставляю пить, а без меня он типа этого никогда не делал. Ну-ну, Андерсен кладбищенского разлива. Раскурил две сигареты, одну протянул ему.
— До тебя у меня не было мужчин. Я хотел сказать, что, кроме тебя, если что-то не так…
— Тебя это напрягает или заводит?
— Опыта мало. Еще не решил. Что ты любишь?
— Люблю, чтобы меня прилюдно домогались.
— Да пошел ты в пень в категорической форме!
— Неужто прямо так, с проникновением?
— Я не всеядный. Оргии не мое.
— Твое — прикосновения? Обнаженными руками, волнообразными движениями, от кончиков пальцев до локтя. Нежно и плавно, легко и достаточно ощутимо. — Я бросил окурок в окно. — По всему телу. Мы завяжем тебе глаза, и ты полностью будешь в моей власти. Гарантирую ни с чем не сравнимую космическую нирвану, бодрящий выброс адреналина, экстаз — замкнутый цикл. Увидишь, как мои положительные эмоции, переходя в твою жизнь безо всякого ущерба для их первоначального владельца, делают счастливыми двоих.
Он до меня и пальцем не дотронулся, но мурлыкал так, что член опять встал.
— Очень важно быть искренним, никто не умеет читать мысли, надо не бояться говорить.
— Красивые слова. А ты, Тим, прямо идеальный партнер. Тебя послушать, в жизни все не так, ты пытаешься выглядеть лучше: утаиваешь неприятные истории, свои ошибки, нелицеприятную подноготную и из кожи вон лезешь, стараясь казаться безупречным, а не самим собой. Живем в масках, боясь показать себя настоящих.
— Чего ты добиваешь, Влад? Чтобы я покаялся в том, что на мне клеймо ставить негде? Или то, что я напуган до смерти? Пока был жив Стас, проблем не было, закончатся колеса и ширево — и все, мне хана, превращусь из обаятельной личности со специфическим чувством юмора в вечно голодного, озлобленного зверя, и никакой намордник не удержит. Если не справишься со мной — покалечу и не вспомню как.
Мое сердце ликовало, Вампир практически признался. Теперь мой ход!
— Счастливые отношения — миф. На самом деле их надо усердно и кропотливо удерживать. То, что скрывается за постами в Facebook, загруженными фотографиями и улыбчивыми лицами, не знает никто, кроме двоих, которые постоянно ведут борьбу, стискивают зубы и рвут на себе волосы. Главное — не ложиться спать с разногласиями. Если тебе комфортно в гробу, я выстрою для тебя склеп.
— Даже так? Я тебе настолько интересен?
— Ты не такой, как все, и меня это возбуждает, а мечты и надежды… Ну что ж, у каждого они свои, я не ожидаю, что мои будут все выполнены, да и твои наверняка отличаются от моих, составим список, найдем общие и попробуем начать с них, а проблемы… Никто не обещал рая, да и я, имея глаза, на ангела не рассчитывал. — Вампир фыркнул. — Раздуваю тут из мухи слона, забыв, что тебе океан по колено. Попал, не пойму только во что, ну да ладно — где наше не пропадала, рискну. Я очень эмоциональный, но всегда и везде на людях поддержу твою точку зрения, даже если буду считать, что ты в корне не прав, дома — наедине — я все наверстаю и выскажу, съем твой мозг китайскими палочками, а может и по-другому отомщу, но… я отлично стреляю, вкусно готовлю, чистоплотен и люблю секс, — позагибал пальцы, посмотрел на меня растеряно. — Из хорошего, пожалуй, все.
— Непочатое поле.
— Это да, но главное, чтобы ты умел прощать. Тепла не хватает, искренних чувств, уюта и ласки. Знаешь… где-то по жизни я здорово попал, сломался, шмякнулся так, что подняться уже не сумел, и оказался в дурке с нехилым диагнозом — обсессивно-компульсивное расстройство, вкупе с шизофренией и навязчивым бредом о том, чего нет и не может быть, я псих на дозе.
— Соскочить не пробовал с поводка?
— Миллион раз. Я лечу в пропасть. Со мной только вниз.
— Подозреваю, этим мне и придется заниматься.
— Чем?
— Исследованием глубин и различных впадин, а также способов там жить.
Он впился в меня взглядом.
— Как я жил без тебя, Влад?
— Не знаю. Надеюсь, что хреново.
— Возьми меня здесь.
Безумие.
— В тамбуре?
— Нет?
Во мне что-то предательски хрустнуло. Репутация, наверное, которую я повредил, когда кивнул этому извращенцу. Двадцать четыре сантиметра идеальной инициативы оказались ненадолго у него в руках, потом во рту, и… я приставил головку к его анусу и мягко надавил, член сразу вошел на половину длины. Вампир всем телом подался назад, насадившись на меня полностью. Ощущение того, что меня хотят, причем очень сильно.
Среди белого дня я долбил мужика в тамбуре, слушая чмокающие звуки, издаваемые его похотливой задницей, и шлепки его члена о его рельефный живот. Приеду домой — схожу со своими сдвигами к психоаналитику.
Хорошо, что наш вагон был последним, иначе бы точно кто-нибудь заработал инфаркт, так как я взялся Вампиру доказывать, что мне реально все до фонаря. Стоны становились все громче, движения — все быстрее и быстрее. Недостаток опыта я с лихвой компенсировал трудовым энтузиазмом. Мы перепробовали все возможные в данной ситуации позиции; я трахал его с разным темпом, разной амплитудой, а он, как хорошая девочка, подмахивал мне задницей, целовал в шею и шептал непристойности, покусывая ухо в те моменты, когда мое лицо находилось в непосредственной близости от его губ.
Его сперма, его стоны, его выгибающееся в оргазме естество.
Тим сполз с моего члена:
— Меня ноги не держат, офигеть! Бред, который сбылся.
— В смысле?
— В ДВОКУ я смотрел на тебя, сидящего на седьмом ряду, и от нечего делать фантазировал про нас с тобой. А потом ты подвалил собственной персоной… заявив, что собираешься вместе жить, и… я вообразил, что жить ты планируешь исключительно со мной, эксклюзивно, в разных позах и до полного изнеможения. Но ошивающийся рядом кайфоломщик Стас быстро разъяснил: натурал рвется к геям исключительно поржать, а не из-за внезапно вспыхнувшего влечения, и, протрезвев, ты сто раз передумаешь, а утром ты пришел… я сидел в своей комнате, мучился головой и думал, как меня угораздило подписаться на этот беспредел. Потом этот номер для новобрачных. Колыбельная. Я разобраться не мог, где мои глюки, где мечты, а что было по-настоящему.
Оправившись, я уселся рядом, взял его руку в свои, поцеловал ладонь.
— Когда-нибудь я расскажу, о чем подумал, увидев тебя в альма-матер, а возможно, и про свои мечты.
— Почему не сейчас?
— Подожду, когда ты окончательно поправишься.
— Да я здоров!
— Не торопи события. Ты удовлетворен?
— В плане?
— Щас тресну.
— Я способен... ммммм… на карачках добраться до нашего купе, на полку правда забраться не смогу, но если ты настаиваешь…
Обняв, прижал Вампира к себе, уткнулся носом в макушку. Афродизиак. Мдаааа, против природы не попрешь.
— Ты мне не снишься? И этот сумашедший секс? — оторвавшись от меня, Тим задумчиво таращился в угол.
— Ты пахнешь мной. Какие тебе еще нужны доказательства?
— Не злись, у меня проблемы с ощущениями и запахами, а бывает, и с тем, что, как мне кажется, видят мои глаза. Я постоянно во всем сомневаюсь.
Я резко запустил два пальца в его анус и, погрузив их на всю длину, задвигал, имитируя половой акт девайсом.
Тим застонал.
Ритмичный внутренний массаж. Доведя количество пальцев до трех, не без удовольствия наблюдал, как он, ерзая, пытается усилить стимуляцию. Схватившись за свой член, дернулся несколько раз и, быстро кончив, обмяк.
— Влааааааадушка, никогда, ни с кем… ты…
Самая красивая музыка на свете — это не мелодия, а поющая душа. В этом все: и красота откровенности признания, и разочарование несбывшейся мечты, и боль оголенной души, и бесконечная неизбывная надежда.
В горле пересохло, мне бы сейчас сухое красное, гранатовый или томатный сок.
Мы вернулись в свое купе и взялись за телефоны. Он перечитывал «Всадника без головы», я размышлял о полученной в тамбуре информации и больных во всех планах отношениях. Одно дело по глупости попасть и совсем другое — обдуманно пуститься во все тяжкие. Через сутки наши попутчицы сошли, и мы перебрались вниз.
Спали и трахались, трахались и спали. Иногда ходили в вагон-ресторан и покурить в тамбур.
— Я тебя нашел.
Он поменял угол проникновения. Взлетали белые пряди. Перья? Крылья?
— Не потеряй.
Чем ближе мы подъезжали к городу, тем мрачнее становился Вампир. Я знал, о чем он думает. Я думал о том же. Кладбище и могильная плита с его именем никуда не делись. Вспомнился сон. Резануло по ребрам чужое отчаяние, перехватило горло, нечем стало дышать. Не помог даже секс, он свалил от меня на верхнюю полку.
Город… река, лес, соборы, монастыри, часовни, много света и намоленных мест. Представил, как ему сейчас неуютно. Но он стоически молчит. Лучше бы жаловался. Скажи он слово — и мы бы развернулись в обратном направлении, на фиг мне его клады, да и, честно говоря, отца видеть не особо хочется. К моим недостаткам прибавился еще один — чертов гомик. Ухо, что ли, проколоть, чтобы добить его окончательно? Ну почему Тим такой упырь? Лежит и молчит, договорились же, что все будем делить поровну, включая острог и костер. Вздохнул и уставился на бегущие вдоль дороги сосенки; малейшая неприятность — и мы по разным сторонам. А я… сиди тут и строй частокол из догадок. Под стук колес.
Отогнал, как шелудивого пса, сжавшее сердце нехорошее предчувствие, забил воспоминаниями про лето, что пахло дымом от мангала, земляникой и хвоей, нагретой на солнце; про двухвесельную лодку, реку и Млечный путь, про стог сена и божьих коровок, про то, что плохо уже было, теперь все обязано быть хорошо.
Ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух.
Поезд, оставляя недосказанное за спиной, полным ходом убегал, вырываясь из сырого ночного тумана в розовый рассвет.
Любовь — это жертва. Ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух.
Я хотел услышать от него правду, для того чтобы банально помочь, я видел его паспорт… не на Тимофея он был, на какого-то левого субчика. — Почему тебя Стас называл Тим, если по ксиве ты Лев?
— Крещеное имя, — отбрехался скромный нечистый дух, — меня с училища так зовут, привык. Львом себя не представляю, я мелкий зверек.
Состав остановился.
Тим спрыгнул с полки. Припухлость у рта, мягкие и грустные глаза, скромно опущенные ресницы, шлейф длинных волос. Вековая усталость от душной темноты.
Вампир закинул лямку рюкзака на плечо.
— Надежды мало, что нас примут за мебель, и все останется так, как есть. Пора, Влад. Паинькой быть не обещаю. — И он первый покинул купе, в глубине его глаз заплескалось сомнение, но я не отговорил, последовал за ним, стянув покрепче в узел язык в уверенности, что худшее успею предотвратить, не позволю ему в очередной раз меня кинуть.
Перрон. Тревога. Шаг, еще шаг. Земля под нами не провалилась и даже не треснула. Низко проплывавшие облака при желании можно было зацепить руками. Деревья качнулись навстречу, узнав, поприветствовали.
Повертев головой, он повел меня по одному ему ведомому следу.
Черные джинсы, черная рубашка с поднятым воротником, выбеленные волосы ниже лопаток.
Мой сон. Бредущий по каменным джунглям убитый предательством человек…
Я быстро сократил расстояние, может, именно сейчас… Вампир посмотрел на меня без раскаяния и злости. Монстр.
Тяжело и звонко по листьям, взъерошенной траве, проспекту, крышам закапали крупные капли. Минута — и дождь хлынул как из ведра, закрыв собой не только панораму, но и все предметы, находящиеся на расстоянии нескольких метров.
— С чего начнем? — поинтересовался Тим, стоя посреди лужи.
— Не с отца. С пива и шашлыка, еще можно порыбачить и… ты так смотришь на меня, словно тебе мои планы не нравятся.
— Да я просто тащусь от них. Ты псих. Мокрый и отвязный.
— Жизнь безумно красива, когда начинаешь ее замечать.
И на этой фразе, как по мановению волшебной палочки, рядом с нами появилась карета с шашечками.
— Парни, вас куда?
Такси, такси, вези, вези,
Вдоль ночных домов, мимо чьих-то снов.
Такси, такси, хочу в такси
Я тебя…
Ждать и надеяться на понимание отца — верный способ скоропостижно рехнуться. Я пригласил Вампира не в отчий дом, не на генеральскую навороченную дачу, а в бабушкино имение на окраине города — «у черта на рогах», как выражался родитель.
Ничего не изменилось в не посещаемой никем избушке со дня смерти Заслуженного учителя Республики, Пенсионера профсоюзного значения, Героя Труда. Запасной ключ все там же, за щеколдой, вода — в колодце, дрова — в сарае. Оторвал доски от заколоченных наглухо ставен и двери, распахнул окна с видом на одичавший сад, запустил в дом, пропахший одиночеством и сыростью, Вампира и пропитанный озоном воздух, затопил.
Тим протянул руки к огню, побежавшему по сухой виноградной лозе.
— Это чье?
— Будет твое, если устраивает.
Нашел и аккуратно положил теплые пледы на покрытый пылью диван.
Стянув мокрое и обмотавшись шерстяным лоскутом, Вампир прошелся по дому, я, тоже принарядившись в своеобразную тогу, за ним.
Мир близкого мне человека чужими глазами. Пучок цветов, засохших без воды, велосипед, висящий вверх колесами, две пары беговых лыж, старый календарь, несложные предметы обихода, роскошное кресло-качалка, книжные полки до потолка, классика.
Тим провел рукой по старой, но добротной мебели из бука, сердитые морщинки у бровей разгладились, насторожившийся дом вздохнул, потянулся за кончиками его пальцев, слепо силясь опознать, заскрипел, и Тим заговорил с ним, беззвучно шевеля губами. По-видимому, они пришли к согласию, так как Вампир, не интересуясь у меня, что и где лежит, самостоятельно нашел ведро, веник и половую тряпку.
— Я приберусь, а ты в магазин, что ли, сходи.
— Что купить?
— Однозначно сигарет, сахар, картошку и сало, а там сам смотри, что добудешь, то и съедим.
— За пять минут обернусь!
Переступил за порог и завис с невесть откуда взявшимся одноклассником на два часа. В голове дурные мысли: или Тим подумал, что я сбежал, или, не дождавшись, ушел сам. Открыл калитку, путаясь в траве по пояс, бегом пересек сад и, уронив челюсть, завис, засмотрелся, как Предел Прочности, стоя на стремянке, намывал окна, внушая уважение своим терпением. Высоко, до головокружения. Куда мне до него.
— Тим, прости.
— Да ладно, ты же за хлебушком ходил. Я как раз успел дом прибрать, электричество починил, постельное просушил, окна вот отмываю.
Легко и без принуждения мне дали понять, что я если и не последнее дерьмо, то где-то очень рядом. Получил себе же на беду нечеловеческую сущность.
— Хочешь, обед приготовлю?
— Ну давай. Завтрак мы уже просрали.
Я зашел в преобразившийся дом. Разулся. Нарезал молодую картошку гармошкой, засунул в разрезы зелень, буженину и кусочки масла, плотно замотал в фольгу, разгрёб золу, положил комочки в печку. Игра, которую я начал, больше не казалась игрой. Обернулся. Вампир стоял за моей спиной.
Резиновые, длинные минуты. Грохочущий ад.
***
Мы смотрели в глаза друг другу. И Влад не выдержал:
— А ты знаешь, что такое одиночество? Грудью в запертые двери, в погоню за вечно ускользающим; рядом те, кого тебе не надо; десятки книг, не спасающих ни от чего; эхо, отраженное от стен; День сурка и такая тоска, что хочется приласкать собственную тень. Обида. Ты хотя бы понимаешь, что значит быть отвергнутым?!
Я подошел, обнял мальчишку, подумал грустно, что вот и домечтался, повезло. Когда все хуже, чем вообще может быть — разыскиваемый, без связей, денег и даже без настоящего паспорта, которого со дня на день ждет ломка до выворачивания костей, кажется, действительно нужен и именно в этом городе, размазавшем его как асфальтовый каток.
Вернувшее назад и пожалевшее Время?
Сад. Полки с книгами, кресло-качалка, абажур, дом, в который он проник под покровом ночи, чтобы ощутить себя живым, обнять, увидеть. Отвергнутый.
Вздохнул. Памяти не заткнешь рта. Хоть об стену лобешником. Надо соизмерять.
Я транзитный пассажир в этой жизни, на сутки. Если сильно повезет — года на полтора-два. Мальчишка… он не представляет, как я убого выгляжу без парика и как страшно болею, когда теряю контроль над собой. Я Пепелище, не Судьба.
Чихнул.
— Картошка, или у меня голодный глюк?
