Форсайт

      То, что было минуту назад, забылось, сменившись удовольствием от дегустации еды.       Из сорванных листьев смородины и мелиссы приготовили душистый чай, нашли банку земляничного варенья, намазали на хлеб, перепачкались, поржали. Исследовали чердак. Обнаружив, что уже за полночь, но спать не хочется, вышли в утопающий в сумерках сад посмотреть, что там за свечи желтенькие мерещатся. Сладковатый аромат. Энотера.       — Тим, расскажи, как ты умер.       — Неромантично. Уверен, что тебе необходимо это знать?       Сжал его пальцы в своих.       — Понять хочу.       — Серьезный аргумент. История прозаична, как мир — гей влюбился в натурала. Мечтал, что мы будем жить вместе, про уютный дом с…       — …фонтаном, экзотическими рыбками, спортзалом, бильярдом и разборной крышей — поближе к звездам и облакам?       — С панорамными окнами, камином, балконами, бассейном, сауной, с библиотекой из настоящих книг, не флэшек и дисков: Диккенс, Джек Лондон, Майн Рид — мы оба любили приключенческие романы; про огромный сад, в котором бы цвели…       —Тропическая глориоза? Знаю-знаю, все составляющие этого растения содержат колхицин, пяти миллиграммов достаточно, чтобы убить. — Почему бы и нет? Я бы лично вырастил, грядок шесть, зашел неприятный тип, а я ему с улыбочкой — цветочков полезных не хотите ли? — Прекрасное гомеопатическое средство от любых проблем.       — Убить? Я устал убивать. Рододендроны. Это сложно, но при желании можно было бы подобрать сорта, цветущие с ранней весны до почти середины лета даже в климате средней полосы. Я бы закутывал их на зиму еловыми ветками… — Тим загрустил, а я подумал, что что-то подобное уже видал, разве что без экзотики — у отца, да и у его товарищей по оружию, плюс-минус — стандартный набор, а вот я бы... Вампир перебил мои авантюрные пожелания. — Мы оба были военными, мой друг любил риск и деньги, я — его. У него были обязательства, у меня — долги; воплощенные в жизнь сказки стоят дорого; мои капризы, причуды и дом — мечты на миллион. Он зарабатывал хорошо, я — неплохо, но для реализации счастья катастрофически не хватало. Горячие точки — это не только оружие и наркотики, это перспективы, если подойти с умом. Не пойди все наперекосяк… — Вампир замолчал. Мелькнул огонек зажигалки. — Огромные деньги честными не бывают.— Мы одновременно посмотрели на выплывшую луну. — Мой… парень возглавлял диверсионную группу. При его регалиях это было против правил, но план ходов и коды находились у его информатора. Мой друг выступал гарантом, что того мужика с семьей вывезут из страны. С кем-то другим вести переговоры этот человек отказывался, так что вышестоящее руководство подписалось на все. Еще бы! Авантюра на биллион. Я подстраховывал с базы, хотя ни по должности, ни по званию на эту роль не подходил, но выйди информация наружу – было бы не миновать вопросов, смуты и повальной резни. Горстка безбашеных контрактников… Вместе с моим — одиннадцать бойцов. По договоренности куш делился на выживших.       — Ну и что там было? Золото Колчака? Затерянные эшелоны? Бриллиантовый будуар?         — Почти. Золото майя.       — Всегда считал, что это наикрутейший бред.       — Я тоже. Пока собственными глазами не увидел.       — И как?       — Получил радиограмму и решил, что накануне попался дюже забористый косяк. Мой парень… Короче, никто ни с кем не собирался делиться, ребята нужны были для прикрытия, если что-то пойдет не так. Попытка сообщить на базу не удалась, шифрограмму я уничтожил. Перечитывал и тупил. Лучший из всех, кого я знал, стал предателем? Сомнения. Дом. Сад. Рододендроны. А если он на это пошел из-за меня? Потом… его тяжело ранили… Он ни о чем не просил, сообщил постфактум.       — Ты, понятное дело, к нему. А ребята? Кто-нибудь остался в живых?       — Один. Но, кроме меня и теперь тебя, никто об этом не знает. Истекающего кровью парня я спрятал у местных. У врагов было безопаснее, чем у своих. Через пару лет по чужим документам ему удалось вернуться на Родину, но тягаться с властями не стал: бесперспективное занятие для бомжа доказывать, на что он имеет право.       — А потом?       — Потом… — Вампир усмехнулся. — С благословения любимого домой я прибыл в цинковом гробу.       — Что испытывает человек, когда умирает?       — Чувство разрывания и горения в груди, боль, которая может быть длительной или возникать и исчезать. Так проявляются борьба сердечной мышцы за жизнь и ее смерть от лишения кислорода. Боль, отдающаяся в челюсть, горло, спину, живот и руки. Другие признаки: одышка, тошнота и холодный пот. Приблизительно через десять секунд после остановки сердечной мышцы человек теряет сознание — и минутой позже он мертв. Для меня эти десять секунд еще не закончились.       — И ты так спокойно об этом?.. Почему ты никому не расскажешь, не поговоришь?       — Разница между ложью и правдой в том, что у лжи всегда есть свидетели, у правды — никогда, а люди, которые запали в душу, не забываются ни через день, ни через месяц, ни через год… Что бы ни случилось, какие бы события не сменяли друг друга, для них всегда предназначено место в нашем сердце, в мыслях, в памяти… Просто есть те, кто навсегда у тебя с левой стороны… Как-то так. Истина в том, что деньги портят и порабощают человечность. Жернова. — Тим спокойно посмотрел на меня. — Тебя вот тоже они интересуют.       — Интересуют, но не такой ценой.       — Увидишь мой клад, Влад, сам оценишь, чего он стоит.       — Заметано. Завтра пойдем, а сегодня спать. Не представляю, как я ЭТО буду делать без «ту-тух-ту-тух» по ушам в бабушкиной комнате.       Веселый смех спугнул устроившихся на ночлег птиц.       — Старенький диван однозначно не выдержит, предлагаю на полу в зале постелить, блудом займемся на стене или подоконнике.       Живописная картинка в многоэтажке, у двери, за которой он со Стасом жил.       Нахмурился.       — Я сам решу.       В итоге мы проговорили до половины четвертого утра.       Взгляд сквозь нехотя вспорхнувшие ресницы. Ключ от того дня, что я ото всех, в том числе и от него, прятал в своей памяти. Если б он только вспомнил… Узнал…       Я так долго ждал, что он меня разыщет; что может быть бессильнее и больнее, чем ревность, грызущая душу много дней и ночей подряд?.. Ненависть.       Надо мной склонилось тело в мелких бисеринках пота.       — Влааааадушка.       Треск объятых пламенем поленьев, огонь, на который нам обоим нравилось смотреть. Распахнутые окна в сад. Мои руки по его бедрам.       — Тимммммммм.       А за стеною выводил рулады соловей.

***

      Я проснулся от солнца, что беспардонно лезло в глаза. Один?       На столе оладушки, накрытые чашкой; муку я видел в шкафу в деревянной банке, а вот яйца он, видать, у соседей позаимствовал; тут же обнаружился недосушенный лещ и порубленный на куски маринующийся кролик, благоухающий можжевельником, чесноком и густо засыпанный травами. Пожал плечами — мелкое хищение, административный штраф плюс сумма возмещения ущерба.       Надел выглаженное белье. Вышел и, не останавливаясь, за калитку, интуиция повела в лес. Чувство радости в груди заглушило то и дело возникающую тревогу. Стряхнул липкое; азарт; можно было, конечно, позвать, но мне захотелось доказать самому себе, что всесилен — желание запрограммировать ситуацию с выходом на «если найду, то…» Вспомнил, как, загоняя Стаса в зимний сад, отчетливо понял, если тот рискнет скакать через завалы мебели, неизвестно, с кем останется Вампир. Сосредоточившись, я тогда сильно пожелал — и Стас принял неправильное решение, выбрав, как, наверное, ему показалось, более рациональный путь.       Ветерок донес запах ягод и хруст веток. Ненавязчиво, едва уловимо меня поманило сквозь кусты, и я, не особо раздумывая, рванул напрямик, а в голове глупое до щебета: «Не ушел!» Гарантированы, значит, ночные гулянья по аллеям, мотыльки, венки, деревья. И осиновый кол.

***

      В отличие от Влада, Тим так и не сомкнул глаз.       Дождавшись равномерного посапывания, по-кошачьи вывернулся из объятий и выскользнул за порог. Щелчок зажигалки. Втянул в легкие горький воздух. Мезальянс. Предложить Владу было абсолютно нечего.       Ни единого спасительного якорька, за который можно было бы удержать, да и возраст… Он не играет особого значения, пока в новинку экзотический секс, но стоит только интересу угаснуть… стоит Владу обнаружить, что «красавчик» носит парики, ресницы не натуральные и что, когда не сидит на медикамендозе, он злобное циничное дерьмо… Тим глубоко затянулся; к гадалке не ходи, лечить кинется, но, насмотревшись на кроваво-гнойную блевотину и понос, под благовидным предлогом свалит от дискомфорта или перетерпит, но загнанная в подсознание неприязнь неизбежно вырвется наружу, когда законченный наркоман в неадеквате обделается «спасителю» на руки.       Стас, будучи врачом, выдержал чуть больше двух месяцев, а потом подустал утки таскать — и все вернулось в привычное русло, при том, что стимул был — клад. Тим растянул губы: знал бы, что то, ради чего он так надрывался, было у него на расстоянии вытянутой руки... раскручивая цепочку причинно-следственных связей, равнодушно пришел к выводу, что давно был бы уже мертв, в этот раз по-настоящему. Докуренная до фильтра сигарета полетела в траву. Задрал голову к мельтешащим по густо усыпанному звездами небу спутникам, потер разболевшуюся грудь — скоро ломка. Надо уходить, но хотелось пожить еще день, поиграть в игру «все хорошо», «все правильно»; подрезать деревья, вскопать грядки, разбить цветник, ромашки успеть пересадить — вон как кустится, приготовить изысканно-праздничное… и, хлопнув себя по лбу, пробежал по саду за калитку, туда, откуда доносилось пение петуха; курятник — яйца; может, курочку? Полазив по чужим клетушкам, надыбал оставленного сушиться леща и кролика. Их было два, он выбрал серого: на белого не поднялась рука.       Дичь разделал и замариновал по-охотничьи. Хотел приготовить гренки; обнаружив муку, напек панкейков, без кленового сиропа, но зато с вареньем из одуванчиков, оставшегося с каких-то махровых незапамятных времен; попробовал – понравилось, решил, что ему повезло — уйдет с праздничным ужином, красиво, по-человечески, чтобы вспоминался добром, а не с матом и проклятиями; поежился.       Мерцание в глазах. Блики, волны, зайчики. Трясущимися руками за горло — и, борясь с тошнотой, за последним пакетиком белого порошка.       Через пятнадцать минут он смог нормально выдохнуть.       Вместе с возвращением в действительность пришло озарение — поискать бледную поганку или мухомор. Схватив ведро, отправился в лесок и после недолгих поисков набрел-таки… на малинник; с щенячьим восторгом, что вот же обрадуется Влад, обдирая об зверские колючки руки и ноги, полез в гущу собирать.       — Хочу обнять тебя крепко-крепко, смеяться с тобой вместе, маяться дурью; хочу, чтоб твоя голова лежала у меня на коленях, и держать тебя за руку. Я хочу тебя рядом.       И чуть не обосрался, когда тот, о ком он мечтал, возник под треск и завывания из зарослей.       — Господи, ты в своем уме? Я думал, медведь-шатун. Чуть сердце не уронил!       — Главное, что не ведерко.       Малахольное дитя было на седьмом небе от счастья, и Тим разулыбался, разглядывая широкие плечи в тесной футболке и бугорок, топорщащий штаны. Захотелось в дом, в постель, в теплые объятия, туда, где мурашки размером со слонопотама по каждому нерву танцуют фокстрот, едва прикасаясь огромными телами. Нежность. К тому, который есть. Здесь.

***

      Пока запекался кролик, вспомнив про бабушкины запасы сливянки и бочки грибов, поманил Тима в подпол.       — У тебя тут что? Комната Синей Бороды? Решил прихвастнуть трофеями?       — Вообще-то наливку планировал с тобой поискать, мне и в голову не могло прийти, что тут бронированная дверь и биометрический замок с картой доступа.       — Выходит, ты о старушке многого не знал. Кем, говоришь, бабуля твоя была?       — Заслуженная учительница.       — Само собой. — Тим уважительно прикоснулся к пуленепробиваемой двери. — Физик или химик?       — Русский язык и литература.       — Шифрограммы в тетрадях адептов? Оставим мертвым их тайны. Пойдем наверх.       И Вампир у меня на глазах перекрестился. Очень и очень древний вампир, а если учесть, что он кролика с чесноком готовит…       — Тим, тебе сколько лет?       Плечи идущего передо мной напряглись, но он сделал вид, что не расслышал, чем заставил еще больше себя зауважать: переживает, что у меня будут комплексы. А может, у него и чувства ко мне какие-никакие есть?       Впрочем, на первые сто лет меня бы устроила и привычка не сваливать от меня по утрам. Может, напомнить ему про кол?       Поймал его за руку. Заглянул в глаза. На плечо бы — и убежал! В минус сорок, чтобы только любовь грела. Разумная интуиция отозвалась — драма тебе не нужна. Нужны адекватность, секс, деньги, еда, пара хороших фильмов и время приспособиться быть вдвоем. Лишь бы не закоротило нигде… А то ведь пробивает… то на грусть, то на жуткую тоску, то на беспросветное отчаяние.       — Готов ехать сокровища смотреть? — поинтересовался Тим после позднего обеда, прогуливаясь по дому, дотрагиваясь то и дело до предметов, словно хотел... запомнить?       Шевельнулась где-то между лопаток боль:        — Может, ну его, лучше в кино сходим?       — Везде успеем, если поторопишься. Собирайся. Не хочу оставлять долги.       — Далеко ехать?       Вампир назвал адрес. Положив на собственное мнение, я сходил в сарай, сунул ледоруб под рубашку, пристегнул на лодыжку сбалансированный нож, в карман загрузил гвоздей — на всякий случай. Я знал, где спрятаны отцовский пулемет Minimi Mk3 и пара ОЦ-14, но прикинул и решил не борзеть: с таким арсеналом проблем будет больше, чем выгоды.       Мы подманили бомбилу, уселись и, прежде чем он заголосил про чинимый произвол и семерых по лавкам, которых некому будет кормить, коли его грохнут, я утроил сумму, исходя из километража. Жаба взяла верх над Предусмотрительностью.       Тусуются в том районе в основном криминальный люд, бомры, наркоманы, бомжи, сбежавшие из дома малолетки, ну и те, кому поперек горла власть. Это не значит, что там все злые и опасные: просто количество неприятностей на метр больше, чем везде. Ничего удивительного в том, что Вампир нычку организовал именно здесь.       Понятны стали и дурные предчувствия, наверняка придется драться или… убегать, например, от его оголодавшей родни.       Дом — точнее, барак — мы нашли быстро. Заселен он был, со слов старожилов, включая подвал. Глянув мне в переносицу, а потом на рядом стоящего Тимофея, нам позволили войти, намекнув, что для выхода придется внести в кассу мзду. Я охотно вытащил из-за пазухи ледоруб, продемонстрировал «Морского дьявола», а Тим, блеснув зубами, четко произнес нецензурнейшую похабень, за которую ему, с моей точки зрения, в секунду должны были выпустить кишки.       Но видать, это было равносильно «мир вашему дому» для своих; из темного угла вылетело лохматое чудовище, облапало, затряслось припадочно и кинулось моему попутчику в ноги — врать не буду, в полутьме мне показалось — лобызать, остальные неблагонадежные замерли чуть ли не в полуприсяде. В районе, где полиция появляется только по особой нужде, Вампира уважали.       Через десять минут на столе материализовалась белоснежная скатерть в цветок под гжель, Финляндия со всеми сопутствующими акцизами, полтора килограмма черной икры, русская закуска, сдобренные укропчиком и островком сметаны источали аромат наваристые щи, в плетеной корзинке свежайший бородинский хлеб.       Познакомились. Пахло так, что желудок забурчал. Глаза потянулись к ложке. Молодому организму похуй, что час назад он умял кроля — требовал еды, как три дня некормленная скотина. Сглотнул слюну.       — Самсон, — Вампир поиграл позаимствованным у меня ножичком, — я забрать кое-что пришел.       — Виделись крайний раз эпоху назад, — человек, похожий на одомашненного йети, лихо свинтил крышку, разлил, – а ты о делах. Я не далее как в прошлую пятницу по тебе сорокоуст заказывал, а тут смотрю — мерещишься. Подумал, упс.       Тим хмыкнул. Поднял стакан. Выпил не чокаясь. Мы с великаном вслед за ним. Разговоры о временах, что меня не касались; особо не прислушиваясь, я хлебал наваристые щи, не удивляясь, что хлещем водку без тостов, как воду. В мою сторону незаметно качнули головой. Тим перекинул волосы через левое плечо; Самсон прикрыл пальцем глаз — Тим нахмурился, его рука, лежащая на столе, сжалась в кулак до побелевших костяшек пальцев. Язык глухонемых. Чтобы дать обоим высказаться, я вышел во двор, честно, полчаса разминал сигареты; возвращаясь, услышал:       — Богом прошу, в прошлое не лезь.       — Он… — Самсон быстро глянул в мою сторону и не сказал, выдохнул: — Поостерегись.       Вампир поднялся из-за стола.       — Чему бы грабли ни учили, а сердце верит в чудеса. — И Тим пошел из комнаты по коридору, вниз в подвал. Небрежно, словно делал это по двадцать раз на день, провел ладонью по стене. Надавив, вынул кирпич — сунул руку в образовавшееся отверстие и вытащил сверток.        — Помнишь, я рассказывал про того, который меня убил? — Память услужливо выдала бессвязные обрывок о неразделенной любви и отчаянии; выходит, человек на кладбище, кидающий куски разбитой жизни в костер — не сон. Кивнул. — Мое сокровище — компромат, не имеющий сроков давности. Кое-кто дорого бы за него заплатил, но деньги для меня не главное, впрочем, как и месть. Хотел бы навредить — нашел бы живых свидетелей и журналистов, чтобы раскрутить ту бесславную историю. При желании мог лишить его званий, незаслуженных привилегий и наград, как военного преступника… Ради погибших, похороненных героями, я молчу. Если это, — он потряс пакетом, — всплывет, они и их семьи тоже окажутся в дерьме. Это прошлое, его, как неудачную татуировку, не перебьешь, я хочу… — Вампир посмотрел мне в глаза. — Чтобы ты не стал таким, чтобы всегда помнил — кроме генералов, есть еще солдаты, солдатские жены и матери. И есть Честь офицера. У тебя великое будущее, Влад, останься, пожалуйста, человеком. — И, вручив мне пакет, он пошел наверх, а я, прижимая к груди нежданный подарок, следом.       За спиной ледоруб, в руке нож-убийца, в голове бардак.       Осознав, «счастливым» обладателем чего я стал, спрятал за ремень, ближе к телу, слив.       Организм, впечатленный обломившимся, для отправки в потусторонний мир за справедливостью требовал афганский косяк, две дорожки амфетамина и 0.5 пива. Повезло так повезло, а уж сопутствующее: «Останься, пожалуйста, человеком» — пожелание из ряда вон. Как, интересно, если вокруг одни монстры?       Под разбойничий пересвист мы шествовали по самому бандитскому району столицы. Он — глядя в землю, таща за собой оковы прошлого, а я… я не знал, что ему сказать, предлагал же будущее, зачем он опять…       В горле запершило, оторвавшись от разглядывания Тимовой задницы, я оглядел горизонт. Размахивая руками на манер ветряной мельницы, к нам бежала чумазая девчонка.       — Дяденьки! Дяденьки! Спасите Шурика!       Я присел на корточки.       — Это кто, братишка?       — Котенок. — Слезы в два ручья. — Сгорит.       — Влад, а не поиграть ли нам в пожарных? — У Тима стали светлеть глаза. — Кто-то еще в доме есть? Старики? Мелкие?       — Никого. Я и эта бестолочь. Бах — огонь! Я на улицу, а Шурик на чердак.       — Газовый баллон взорвался, как «с добрым утром, страна», тушат и спасают тут собственными силами, — пояснял мне Тим, переходя с шага на рысь.       Кошак душераздирающе орал.       — Влад, я быстро. Ты, главное, жди.       Сердце… в нем как будто произошла детонация изнутри, потом осколки аккуратно собрали и склеили. Ухмыляющийся Стас. Теперь я знал, та мерзкая картинка у их двери в многоэтажке, что какое-то время назад была и моим пристанищем, его художество. Невежливо оттолкнул Вампира.       — Лучше ты меня.       — Дом ветхий, я легче…       — Нашел, чем хвастаться. Подстрахуй.       Последнее, что я видел — его глаза. Зеленые, с огромными, черными зрачками.       Зарево. Память. Дни. Минуты. Часы. Под рубашкой компромат, который мне доверили, как доверяют жизнь. На звук, защищая лицо руками. В дым. Отпрыгнул от пикирующего на меня куска потолка, выронил ледоруб, уворачиваясь от перекрытия, искать в головешках и мусоре не стал. Над головой надрывался поджариваемый заживо кот; пролез, отыскал, освободил из расщелины застрявший трехцветный хвост, пробрался к чердачному окну.       — Ловите парашютиста! — кинул счастливчика в траву.       Рядом полыхнуло, разверзся пол, высота смешная, чуть больше трех метров. Сгруппировался. Единственное, что я мог.       Гнилые доски. Секунды. Потолок обрушился на голову. Кошачья жизнь ценнее моей.       Едкий дым.       «Ожоги. Вылезшие из орбит и лопнувшие глаза. Сукровица…» Но пофантазировать не удалось.       — Влад!       — Здесь!       Тим накинул на меня кусок брезента.       — Ледоруб?       — Потерял.       — Нож!       — Пробовал. Предлагаешь ногу перерубить?       — Предлагаю заткнуться. — Вены у него на лбу напряглись.       — Не успеешь, вместе сгорим. Уходи.       Окруженный пламенем человек. Щепки, летящие в разные стороны от полыхающего бревна.       То ли я в бездну, то ли бездна в меня.       — Тяни! — Ладонями в огонь. Хруст. Треск. Запах паленого мяса и волос. — Наступить сможешь? — Я попробовал, он подхватил, молча взвалил на себя. Конек-горбунок. Если мы выживем…       Дом обвалился за нашими спинами через секунду, как мы перешагнули порог.       — Сирены? В жизни бы не поверил, что «скорую» можно сюда заманить.       Вампир смотрел на меня мертвыми глазами.       — Влад… я сделал, что смог. Мне пора уходить.       — Газом угарным надышался? Нас сейчас вместе заберут.       — Не поминай лихом. — Казалось, он не слышал меня.       — Стой! Ты мне должен.       У вампира дернулась бровь.       — Должен? Я тебя спас.       — Это была исключительно твоя инициатива.       — О’кэй. Чем могу еще быть тебе полезен?       — У меня осталось одно желание. Американка, помнишь?       Он посмотрел в сторону приближающегося маячка.       — Давай, только быстро.       — Супчик из черной курицы хочу.       — Все?       — Да.       — Будет исполнено. Жди.       Вампир растворился в воздухе.       Вечность и другие понятия. Вырвать вместе с Душой? Темноту насильно не удержишь.       Вчера, да еще час назад у меня была железобетонная уверенность, что теперь-то он мой, но предсказать спасение котенка из горящего дома, а последствием этого - сломанную ногу я не мог, мои оптимистичные сценарии оказались тупиковой ветвью вероятности.       Мы часто ошибаемся, делая прогноз на основе того, что знаем о прошлом, считая, что будущее является его отражением. И заблуждаемся, потому что много неизвестных факторов идет вразрез с нашими предположениями. Индейку на ферме кормили и холили, разве же она могла предположить, что исключительно для того, чтобы лишить ее жизни на Рождество?       Так и тут, что толку, что нет Стаса? Что толку, что на мне ЕГО кольцо? Что толку, что мы спали под одним одеялом, а потом он вроде как даже был счастлив, что я его в лесу нашел?       Фантазии. Суета сует, если дело доходит до отношений с нечистой силой. Завтра он принесет мне суп, и на этом наши пути разойдутся, если только…       Подъехавшая «скорая» отвлекла от мысли. Пока довезли, пока собрали анализы на предмет, не заражу ли я тут всех, пока прооперировали, наложили гипс, потом полиция удовлетворяла свое любопытство и составляла протокол, в результате домой меня не отпустили, хоть и не сочли смертельно больным.        Найдет ли меня Тим? Да и станет ли заморачиваться с моим прибабахнутым желанием? Какого хрена меня вообще на китайскую кухню потянуло?       Это только старые девы и нервные барышни загадывают под это блюдо ерунду — выйти замуж за миллионера, а мне вот понадобился...       На рассвете вспомнились дурацкий сон и Тим с фотографией отца. Набрал номер.       — Здравствуй, папа.       — Блудный сын? Чем обязан вниманием? Припекло?       — Кто такой Тимофей Черный?       — Труп.       — Я не про кладбище.       — А про что?       — Про то, что я его видел.       — Это не телефонный разговор. Ты где?       — В Казани.       — А что домой не идешь?       — Да вот… приключилась история. В больнице я. В городской травме.       Отец нелитературно высказался. Эссе, к удивлению, было не про мои заслуги и меня, уж больно нехарактерные эпитеты и ни разу «долбоеб».       — На работу заскочу, подъеду, заберу; предупреди, пусть выписку готовят.       — Давай. А то мне скучно.       — Я тебе что, клоун, развлекать?       — Ну, тогда не приезжай. Расскажу медсестричке, чей я сын, разжалоблю, меня домашним и покормят, — буркнул исключительно из вредности, столько лет прошло, пора бы уже повзрослеть и не вспоминать о недополученной в детстве любви и неуважении, нет же, лезет говно. Обиделся сам на себя. «Придурок!» Выпил кисель, дождался анализов и врачей, устроил танец с саблями, пригрозив, если не отпустят, выпрыгнуть в окно, и, чтобы никто не усомнился в серьезности моих намерений, доскакал на одной ноге до подоконника. И расплылся в улыбке. «Солнышко мое».       Улицу перебегал Вампир. В голубой рубашке, с букетом, шарами и пакетами. Один шарик вырвался, и нет чтобы пожелать ему «доброго пути», Тим принялся его ловить, бегая по проезжей части.       Из-за поворота вылетела машина отца.       Хрен пойми, почему больничные окна не открываются. Хрен пойми, почему я орал, а он не услыхал. Хрен пойми, почему все так несвоевременно… …Я допрыгал до коридора, нашел коляску и криво-косо порулил.       Естественно, я опоздал.       Шарики по небу, расплескался по дороге суп, смешавшись с кровью, черные перья и яблоки. Букет раненых цветов. Белых лилий…       — Где он?       Отец, равнодушно глянув в мою сторону:        — Ты о ком?       — О Тиме.       — А…       — Почему ты молчишь? Ты оказал ему помощь?!       — Смысла не было.       — Почему?!       — Я не успел затормозить.       — А где машина? — Я представил, какой силы был удар.       — Пал Палыч уехал, чего светить? Ты можешь, конечно, позвонить в полицию… — отец протянул мне телефон. — Меня посадят, но пользу Тимофею это не принесет.       — Это был Мерседес? — спросил, уже зная, что глаза меня не обманули.       — Представь себе, я не разбогател. Машина все та же.       Он не хотел ехать в этот город, это я его притащил…       — От него хоть что-то осталось?       Отец пожал плечами и посмотрел на облака.       — Если он тебе что-то про меня говорил, не заморачивайся, лгал. Он же ненормальный — желаемое принимал за действительность, я пытался ему помочь, лечил, денег кучу извел, все без толку.       Я набрал воздух в легкие и… промолчал, осекся.       Тим погиб, потому что вез суп — мое дурацкое желание на «американку». Его убил не мой отец, а бампер, покрытый для понтов серебром моими собственными руками.       Да, я хотел его смерти, но не так и не сейчас.       Отец, грамотно расставив приоритеты, развил бурную деятельность по заметанию следов. Предоставленный сам себе, я добрался до приемного покоя, попросил, чтобы меня транспортировали в палату.       Холодно и тошно.       Тринадцатое июля. День моего рождения. Отметил, так сказать. Тянуло выть на луну. Сдержался. Не хватало, чтобы еще в психушку упекли. Лежал и смотрел, как муха ползает по потолку. Мыслей не было.       Открылась дверь. Отец, держа документы, что-то говорил.       Меня выписали жить? Стоило ли?