Слепой

Знаете, утро − время суток, в которое осознаешь все ошибки. Что не нужно было ложиться так поздно, следовало доделать работу вчера и так далее. Я очнулся от того, что стало резко холодно и мокро. Грохнулся на пол, судорожно глотая воздух. Потом пришла боль. Казалось, череп вот-вот треснет по швам. В горле раскинулась самая настоящая пустыня, на языке мерзкий солоноватый привкус. Затем я попытался открыть глаза и тут же зажмурился. Солнечный свет слепил нещадно. − Доброе утро, брат, − ядовито прозвучал знакомый голос. Если бы его можно было выпить, я бы уже давно умер от отравления. − Где я… − попытался сфокусировать взгляд. − В участке, − любезно отозвался силуэт за решеткой. − Вставай, я и так потратил на тебя много времени. Ноги не слушались, но я собрал силы в кулак и выполз из камеры. Брат тут же схватил меня под руку и потащил за собой. − Еще раз прошу прощения, такого больше не повторится, − бросил он дежурному, вывел меня на улицу и запихнул в машину. Некоторое время мы ехали в молчании. − Что я натворил? − поинтересовался спустя несколько минут. − О-о-о, много чего. Для начала ты выпил весь виски в баре. Благо, его было всего полторы бутылки. Потом набил морду бармену. Затем плакал в плечо одному байкеру и получил по лицу от него. И далее ты взгромоздился на стол… в общем, я очень тобой недоволен, − прошипел Людвиг, и я сполз по сидению вниз. − Отличную же ты мне репутацию создаешь в городе, дорогой брат. Я был ничуть не рад, когда позвонили из полиции. − Извини. Я больше так не буду, − состроил невинный вид. − Надеюсь, − ледяным голосом произнес Запад, останавливаясь на светофоре. Чуть позже, дома, я пил антипохмельное и наблюдал за младшим. Он неожиданно взрослый. Как же так? Рановато, как по мне. Закралось подозрение, что этому есть причина, причем не самая позитивная. − Слушай, я не хочу показаться навязчивым, но… Как, черт возьми, вышло, что по сравнению с тобой я чувствую себя несмышленым ребенком? В чем секрет твоей основательности и серьезности? Он скептично посмотрел на меня. − Это не в твою пользу говорит. Инфантильность штука опасная. − Ой, прекрати, − я отмахнулся. − Тебя сдали на опыты и зондировали? Или продали инопланетянам? Я правда не понимаю, куда делся мой беспечный маленький брат. Людвиг недобро прищурился. − Ты действительно хочешь это знать? Уверен, что не пожалеешь? − Господи боже, ну что ты мне можешь такого сказать? − я фыркнул. − Колись давай. − Что ж, начнем с начала, − он скрестил руки на груди и прикрыл глаза… Младший Байльшмидт до сих пор не мог поверить, что брат сбежал. Вот так просто. Ни слова, ни жеста на прощание. Оставил его одного с тяжелыми, жуткими чувствами и родителями, настроенными на жесткие меры. И вот, Людвиг сидел в старом шкафу, согнувшись в три погибели и обхватив колени руками. Слезы предательски катились по щекам. Его отвергли. Без раздумий. Оттолкнули и безжалостно растоптали все помыслы и желания. Впрочем, этого можно было ожидать. Но Гилберт… Такой добрый, смелый, почти что идеальный… Он испугался. Его взгляд был полон непередаваемого ужаса. Что-то сломалось внутри безвозвратно и бесповоротно. Подросток всхлипнул, закусил губу, опасаясь быть обнаруженным, но опоздал. − Вот ты где прячешься, − отец был зол. Невероятно зол. Людвиг безошибочно угадал по голосу и попытался забиться вглубь своего убежища, правда, безуспешно. Его вытащили за шкирку как нашкодившего котенка и поставили на ноги. − Нам предстоит серьезный разговор, − рыкнул старший Байльшмидт и вышел из комнаты. Крауцу не оставалось ничего, кроме как пойти следом и молиться об удачном исходе конфликта. Мать тоже была в кабинете, и парень понял, что пропал. − Людвиг, милый, ты нас тревожишь, − женщина выделила последнее слово. − Мы с отцом посовещались… − А также с твоим старшим братом, − добавил ее муж. − И решили, что твое дальнейшее обучение будет проходить в закрытом интернате. Людвиг ощутил, как вдоль позвоночника проносится табун мурашек. − З-зачем? − спросил он, заикаясь от волнения. — Мне нравится моя школа. − Другая будет лучше, − тоном, не терпящим возражений, заявил отец. − Сугубо мужское общество, строгие правила, внимательный надзор. То, что тебе необходимо. − Ладно, − хрипло ответил Людвиг. Позорная капитуляция. − Вот и молодец, − в голосе отца появились самодовольные нотки. − Собери сегодня вещи, завтра Эрнст отвезет тебя. Сын молча кивнул и поднялся в свою комнату. Упал лицом в подушку и малодушно разрыдался. Ему ничего не оставалось, кроме как смириться с создавшимся положением дел. Бежать некуда. И брат, который всегда помогал в моменты отчаяния, в этот раз сам послужил его причиной. Утром следующего дня младший Байльшмидт в последний раз посмотрел на мать, вышедшую его проводить, и сел в машину. Водитель сочувственно похлопал его по плечу и завел мотор. Школа оказалась странной. Старое четырехэтажное здание в готическом стиле, огороженное глухим забором. Не перелезешь. Директор − мрачный мужчина лет сорока. Ветер взметнул его волосы цвета воронова крыла, чуть тронутые сединой. Людвиг невольно поежился. − Можете быть свободны, − Эрнст махнул рукой и удалился. − Итак, герр Байльшмидт, добро пожаловать, − директор хищно улыбнулся. Парень перехватил чемодан покрепче и последовал за провожатым, стараясь не поднимать глаз. − Вас определили в комнату номер 4. Соседи вам все объяснят. Всего хорошего, − нового ученика хладнокровно впихнули за выкрашенную бордовой краской дверь. − О-о, свежее мясо, − расхохотался блондин с очень густыми бровями. Людвиг резко почувствовал себя лишним. − Эй, Арти, не пугай новичка, а то сбежит еще, − с характерным французским акцентом мурлыкнул еще один местный обитатель и приблизился, накручивая прядь вьющихся волос на палец. Потом протянул руку: − Я Франциск Бонфуа. Крауц пожал протянутую ладонь и представился. − Тот негостеприимный месье − Артур Керкленд, − пояснил француз. − Еще один из нас пока пребывает в мире сна, и имя ему Кику Хонда. Разношерстная компания, не так ли? − С немцем еще веселее будет, − усмехнулся англичанин и многозначительно подмигнул. − Располагайся, будь как дома. Людвиг принялся разбирать вещи и не сразу заметил сложенную стопкой одежду. − Примерь-ка форму нашего интерната, − Франциск прищурился. Байльшмидт пожал плечами, но просьбу выполнил. Бонфуа поправил ему воротник и пригладил волосы. Затем удовлетворенно хмыкнул. − Неплохо, − Артур на мгновение оторвался от журнала. Секунду спустя посреди комнаты возник невысокий японец и неторопливо поклонился. Поразмыслив, Людвиг ответил ему тем же. − Мы вас уже представили, − сообщили ему. − Теперь компания полная, − Франциск лениво потянулся, словно кот. − К ночи обещаю кое-что интересное. Умеешь хранить тайны, Людвиг? − М-м-м… да, − отозвался тот. − C’est bon*. Кстати, если не хотите опоздать на ужин, следует выйти. В коридоре Крауц ловил на себе заинтересованные, ничуть не враждебные взгляды. Быть может, все не так уж и плохо, подумал он. Тут точно наркотиков не будет. И прочих соблазнов. Еда оказалась на удивление вкусная, почти как дома. Неспешно дожевывая кусочек сосиски, Людвиг осматривался. − Отец сказал мне, что тут очень строгие правила и все такое. Это правда? − Может быть, − криво улыбнулся Керкленд. − Но кто сказал, что их нужно соблюдать? − Мой друг такой бунтарь, − вздохнул с притворным сожалением француз. − Была бы его воля − уже бы давно выбрил ирокез и стал музыкантом. − Мне не позволили, − скрипнул зубами неудавшийся панк. − И запихнули в эту тюрьму для пай-мальчиков. − Зачем же так грубо? Прекрасное заведение с высокими нормами морали. Днем, − еще одна таинственная улыбка. − После захода солнца что-то меняется? − приподнял бровь Людвиг. − Ты не представляешь как, − бесцветным голосом заметил Кику. − Вижу нетерпение в твоих глазах. Мне нравится, − Бонфуа накрыл своей ладонью руку компаньона и, склонившись, прошептал ему на ухо: − Не сомневаюсь, мы все сегодня приятно проведем ночь. Байльшмидт почему-то не отстранился. Ему было непривычно такое отношение, но ничего плохого в этом не было. Просто его новый знакомый без комплексов. Всему можно найти рациональное объяснение. − Пойдемте, господа, − их группа прошествовала в полном молчании. Отбой был довольно рано, поэтому Франциск поторапливал товарищей, чтобы попасть в душ до того, как кончится горячая вода. Крауц раздевался под пристальным надзором. − Так вот почему тебя сюда отправили, − британец присвистнул, увидев следы от уколов. − Не только поэтому, — процедил сквозь зубы Людвиг и скользнул в ближайшую кабинку. Он не хотел, чтобы ему лезли в душу, но держать все в себе тоже не мог. И знал, что ответит на любой заданный вопрос без колебаний. − А он красивый, − услышал краем уха тихий смешок. − Для тебе иных не существует, − буркнул другой голос. − Уж лучше так, чем наоборот, − и диалог оборвался. Смутные подозрения начали закрадываться в душу Байльшмидта. Его размышления прервал поток ледяной воды. Пришлось выйти и закутаться в полотенце. − У тебя найдется плащ для него? − поинтересовался Кику, притушив свет. − Я дам ему свой запасной, − отмахнулся Бонфуа, роясь в шкафу. Достал самую настоящую черную мантию с капюшоном и вручил Людвигу. − S’il te plaît, mon cher***. − Это еще зачем? − Для конспирации, − пояснил Артур. − Ночь поглотит нас без остатка, и даже самый пытливый глаз не сможет отыскать одиноких странников. Новобранец послушно надел накидку и покрутился перед зеркалом. Было немного узковато в плечах, но в целом выглядело весьма неплохо и даже таинственно. Остальные тоже облачились в черное. Лампу выключили совсем. − В путь, mes amis**, − торжественно прошептал француз, и они чередой теней вышли в коридор. − Куда мы идем, если не секрет? − спросил Байльшмидт, вздрагивая от сквозняка. − Тайная комната, сокрытая в стенах школы. Не очень далеко, − отозвался Хонда, оглядываясь. − Будет еще несколько человек, − Франциск замер на секунду, прислушиваясь. − Из других комнат. − Что представляет собой ваша организация? − Людвиг прислонился к стене, ожидая, пока Керкленд разберется с замком. − Знаешь фильм «Клуб мертвых поэтов»? − дождавшись кивка, Бонфуа продолжил. − Так вот, некое подобие. Только направление несколько другое. Помещение показалось Крауцу огромным. Даже камин имелся. И много-много шкафов с книгами и всякой всячиной. − Здорово, правда? − предводитель зажег свечи. − Я наткнулся в школьной библиотеке на тонкую, потрепанную книжку, и там была инструкция, как найти это место. И список книг, которые обязательно нужно читать на собраниях. − Необычно, − Людвиг коснулся рукоятки меча, висевшего на стене. − Сейчас дождемся опаздывающих и посвятим тебя в наши ряды, − Артур закурил. Вскоре подошли еще двое. − Феликс, ты опять собирался два часа? − фыркнул японец. − Ничего подобного! Это все Родерих никак не мог закончить свою пьесу, − длинноволосый низкий парнишка пихнул в бок своего собрата. Тот поправил очки, всем видом давая понять, что глубоко презирает присутствующих. − Ну вот, теперь все в сборе, и мы можем приступить к самому главному, − Франциск снял капюшон, и остальные последовали его примеру. − Итак, господа, сегодня еще один человек присоединится к нам. Людвиг Байльшмидт, прошу любить и жаловать. Дабы ты окончательно и бесповоротно стал нашим преданным товарищем, передаю право голоса Артуру. Керкленд хрустнул костяшками, снял меч со стены, вынул из ножен и знаком приказал Людвигу опуститься на колени. − Клянешься ли ты вечно хранить тайну нашей организации, никогда не прекращать поисков истины и безоговорочно доверять каждому из нас, что бы он не попросил? − Клянусь, − он склонил голову, и британец кончиком клинка коснулся макушки новичка. − Отныне ты один из нас. Можешь встать. Крауц поднялся на ноги, думая о том, что более странного с ним за все время учебы не происходило. − Ты что-то мрачен сегодня, мой друг. Присядь и расскажи, − Бонфуа незаметно оказался рядом и встревоженно посмотрел на него. − Это долгая история, − глухо ответил Людвиг. − Мы никуда не торопимся. Ночь длинная, − собравшиеся образовали неровный круг. И Людвиг начал говорить. Ничего не утаивая, иногда шмыгая носом и отворачиваясь, чтобы никто не видел его слез, предательски хлынувших из глаз. − Не скрывай эмоций. Ты должен дать им выход, − заметил Эдельштайн, скрестив руки на груди. − Мы ничуть не осуждаем тебя. − Правда? − Людвиг опасливо поднял взгляд. − Конечно. Мы все так или иначе пострадали от опасного чувства под названием любовь. Amour на моем языке. На твоем и Родериха − Liebe. На его, − кивок в сторону Кику. − Аi. − Мiłość, − невинно захлопал ресницами поляк. − И вместе мы справились с последствиями. Хотим так же помочь и тебе. Для начала стоит разобраться с нефизической стороной проблемы. Керкленд хищно оскалился. − Я долго практиковался в работе с аурой и тем, что скрыто под ней. − У тебя есть слабые места, которые доставляют кучу неудобств. Арти их заблокирует. − Поставлю барьеры, − подтвердил тот. − Закрой глаза. Если будет больно, скажи. Холодные пальцы невесомо коснулись висков Крауца, как крылья бабочек. И тут же у него перед глазами взорвался разноцветный фейерверк. Голову на секунду словно сжал стальной обруч. И отпустил. В его мыслях и воспоминаниях безжалостно копались, вороша и переворачивая с ног на голову, меняя местами и плотно складывая. Байльшмидт снова пережил день расставания с братом и согнулся пополам, подвывая. − Тише, Людвиг, еще немного, − голос Франциска зашуршал где-то на периферии сознания. Дышать было почти невозможно, черно-алые пятна бесновались и расползались, закрывая обзор. И вдруг все кончилось. Стало легко и свободно. − Он больше не причинит тебе боль, − австриец протер лоб Людвига влажным прохладным платком. И он ощутил такой прилив сил, что захотелось вскочить и носиться по комнате, размахивая руками и крича бессвязную чушь. Конечно же, этого делать не стал. − Знаете…мне теперь плевать на него. Плевать, − парень нервно усмехнулся, а спустя мгновение уже хохотал в голос. − Спасибо вам! Спасибо! − Не стоит благодарности, − Лукашевич ничтоже сумняшеся забрал у Артура сигарету. − Занимательное чтиво, этот твой Де Сад, − одобрительно хмыкнул Байльшмидт. − И стихи Рембо мне понравились. − Я рад, − кокетливо улыбнулся француз. − Кстати, сегодня ты начнешь постигать высокое искусство. И первым твоим учителем будет…да, Родерих. Он самый аккуратный и утонченный из нас, не так ли? − Ты мне льстишь, − Эдельштайн заправил прядь волос за ухо. Протер от пыли старый граммофон, осторожно извлек из бумажной упаковки пластинку и установил, закрепив иглой. После шипения зазвучало что-то из классики. Похоже на Шопена, подумал Людвиг. Тем временем Родерих закатал рукава рубашки и извлек из чехла две шелковых ленты. − Разденься до пояса. И садись, руки за спину, − указал на стул. Вспомнив клятву, Крауц послушался. Его запястья крепко-накрепко стянули. Затем завязали глаза, отгородив от остального мира. − Слушай музыку, Людвиг. Позволь ей коснуться твоей души. Представь, что ничего, кроме нее, нет. Сначала было страшновато. И минорно. Вдоль позвоночника прошлись чужие пальцы, вызвав мурашки. − Сейчас привыкнешь, − шепнул аристократ, переходя к ребрам. Музыка пошла вверх. Людвиг пытался разглядеть хоть что-то за темнотой повязки, но тут же почувствовал болезненный тычок. − Ты слеп, помни. У тебя есть только слух. И осязание. Мотив ускорился, движения стали более напористыми. Внезапно нахлынула волна жара, когда ловкие пальцы скользнули слишком низко. С толикой стыда Байльшмидт понял, что в брюках стало тесновато. − Слушай свое тело. И знай, как доставить удовольствие себе и другому, − Эдельштайн остановил воспроизведение. − Феликс, ты следующий. Лукашевич вернулся с коробкой косметики и старинным зеркалом. А еще притащил туфли на высоком каблуке. И чулки. С подвязками. − Ч-что… − с этим смириться было уже сложнее. − Рот закрой, тепло не трать. Сейчас батя тебя научит, как быть красивым, − поляк разложил все перед собой. − Так…выровнять тон лица, − и, вооружившись тоналкой, напал на Людвига. − Сильно мучить тебя не буду, ограничимся пудрой. И тени…бордовые. Классно будет, − Феликс самозабвенно колдовал над компаньоном. − Стрелки, вот так. И тушь. Осталась помада, − он задумчиво наморщил лоб. − Ну да, как я мог забыть! Алая! Давай сам. Людвиг дрожащей рукой обвел губы. Получилось очень даже ровно. − Надеюсь, я угадал с размером. Байльшмидт, пытаясь скрыть смущение, натянул чулки и надел туфли. Пошатнулся с непривычки. − Да ты вообще ничего не умеешь. Ужас. Смотри, как надо, − Феликс пересек зал походкой от бедра. − Как будто листья опавшие носком ворошишь. Через полчаса мучений Людвиг перестал передвигаться как покалеченный кузнечик. − Способный мальчик, − восхитился Бонфуа. − Кику, твой выход. Увидев веревки в руках японца, Крауц заметно напрягся. − Не волнуйся, он профессионал, − Артур на секунду оторвался от чтения Чака Паланика. − Тебе понравится. − Не сомневаюсь, − с опаской сказала жертва эксперимента. Хонда ничего не говорил. Вообще не комментировал свои действия. Он представлялся Людвигу пауком, деловито ткущим паутину. А он сам, что же, муха тогда? Жутко немного. Было тесно и неудобно. И в то же время приятно. Чуть шумело в ушах. Путы внезапно стянули пах. Лицо у японца оставалось все таким же каменным. − Походишь так денек. Незабываемые ощущения, − отдал приказ предводитель. И таки да, все уроки Людвиг боялся, что ненароком выдаст себя, и преподаватель заметит ненароком под одеждой веревки. Обошлось. Огонь в камине лениво облизывал сосновые дрова. Большинство народа мирно дремало в креслах. Франциск открыл бутылку красного сухого вина и периодически подливал Людвигу. − Я теперь совсем другой. Наверное, мое детство кончилось тогда, у костра, − Байльшмидт щурился на пламя. − Возможно. Когда наши надежды рушатся, как песчаный замок, мы понимаем, что вдруг стали взрослыми. И все приобретает совершенно иной смысл, чем в детстве, − Бонфуа отпил глоток. − Франциск, как мне быть? Да, Артур сделал все отлично, но порой боль возвращается, − Крауц мрачно посмотрел на собеседника. − Бывают такие ситуации, когда единственный выход − забыть все. Спрятать в глубине подсознания, если хочешь, − француз погладил Людвига по щеке. Тот замер на мгновение. И нетерпеливо притянул Франциска к себе. − Поможешь мне забыть? Пожалуйста… − Я никогда не отказываю нуждающимся, − пробормотал Бонфуа и сделал то, чего давно хотел − поцеловал Байльшмидта в губы. Сначала коротко и отрывисто, а потом долго и неторопливо. Расстегнул рубашку, приспустил с плеч, оставив на каждом по небольшому красному следу. Перешел к ключицам и шее, удовлетворенно улыбнулся, услышав тихий вздох. Огладил поджарый живот, повел ниже, расстегнул ремень с бляшкой в виде орла и заставил Людвига протяжно застонать. − Тише, mon cher, ребят разбудишь, − и опустился на колени. Та ночь была бесконечно длинной. И утром последнее решение было принято.