Дыши

      Ричи смотрел на заходящих в кафетерий школьников со скучающим видом. Есть не хотелось, а Виктория всё никак не унималась, треща про отличный выбор гарниров: они стояли в очереди на линии раздачи, и девушка, наверное, пыталась проявить заботу, объясняя, что и с чем ему следует есть.       — Ричи, солнышко, смотри, — продолжала она. — Можно взять рыбу с фри, а можно бифштекс, ну надо же! — она заливисто рассмеялась, — как они нас балуют в первую учебную неделю!       Парень поморщился, но согласился на мясо и картошку: Виктория заказывала и за него тоже. Избавившись от досадливой рутины, он снова посмотрел в сторону большого зала, блуждая взглядом по присутствующим.       Наконец, Ричи нашел кого искал. Это уже стало привычкой: смотреть молча, чаще издалека. Изредка здороваться за руку, но стыдиться продолжать разговор, всё острее ощущая повисшую между ними пропасть.       Он вовремя перехватил поднос из рук своей девушки, поймав от неё благодарную улыбку, и отошел к свободному столику. К Виктории подсела какая-то чернокожая подружка, они принялись за еду, шушукаясь о своем, но парень был только рад: его мысли в этот момент не были такими же веселыми.       Многие друзья ведь могут вспомнить тот светлый момент, когда было положено начало их крепкой связи? Какое-то событие, послужившее причиной или чье-то участие. Но в его случае ничего подобного не было — Алан был рядом всегда. С момента, как Ричи начал осознавать, что соседский кот больно царапается, а его хозяин может вкатить тумака за то, что они ошиваются на чужом заднем дворе, пытаясь сорвать яблоки с растущего там ветвистого дерева, каждое мгновение его жизни было связано с сидящим через три столика человеком.       По словам матери, они вместе научились читать. Вместе ходили в подготовительную школу, участвовали в различных детских мероприятиях, спали в палатке на заднем дворе, ездили к его родственникам на ранчо…       Ричи знал Алана Смита, как собственное отражение в зеркале. Доходило до абсурда: они ссорились, если что-то нравилось им обоим и потому в один прекрасный день стали делить всё, что видели. Начиная от супергероев и заканчивая маркой любимого печенья или газировки. У них были свои и общие цвета, типы одежды, суперспособности и оружия. Каждый из них обладал собственным, уникальным набором шрамов, но если кто-то случайно ранился, другой делал то же самое в знак солидарности. Левински даже наступал на гвоздь по собственной воле, за что был нещадно выпорот отцом, когда схема раскрылась.       В детстве и примерно до тринадцати-четырнадцати лет они с Аланом всерьез думали, что их разлучили, и что на самом деле оба живут в приемных семьях, а их настоящие родители в другой галактической системе и прилетят, когда этому миру наступит конец.       Они резали ладони осколком стекла и скрепляли рукопожатие кровью. Клялись, что будут помогать друг другу. Вместе до конца.       Сейчас это казалось местами трогательным, местами смешным.       — Ричи, — Виктория прервала его размышления. — Куда ты смотришь?       Он вздрогнул, понимая, что уже давно прорезал сочную мякоть бифштекса, и сейчас от его рефлекторных движений ножом страдает тарелка.       — Увидел кого-то? — девушка посмотрела в сторону одиноко сидевшего Смита.       — Да, думаю нам стоит подойти вон к тому парню, — Ричи кивнул туда, где сидел его друг.       — А, этот чувак играл за Красных Дьяволов, но в конце года почему-то решил бросить! — подружка по имени Мару оживилась, услышав их. — Мой брат был с ним в одной команде!       От этих слов в груди Ричи неприятно кольнуло. Он знал, что Алан был всерьёз одержим баскетболом и подобный шаг не был похож на Смита, которого он помнил. Это подтверждало его выводы: реальная дружба закончилась, превратившись в светлые, ностальгические воспоминания.       Но то было немудрено, ведь они росли и менялись. Компании, в которых они общались, ширились, Ричи старался найти как можно больше новых людей, чтобы не думать о собственных проблемах. Он занимал себя общественной работой, в то время как Смит всецело посвящал себя спорту. Какое-то время они виделись на вечеринках, шутили, будто старые приятели, однако всё меньше времени проводили вместе.       Что-то произошло перед концом прошлого учебного года. Но Левински никак не мог разобраться, что именно, ведь и без того был сыт по горло собственными эмоциональными травмами. После переезда в Нью-Йорк и развода родителей его мать долго пыталась найти работу. С пробелом в стаже мало кто хотел брать её в штат, и она прошла какие-то курсы повышения квалификации, а затем на некоторое время сделалась одержимой в попытке найти себе нового мужика.       Стараясь быть рядом с ней как можно чаще, Ричи забывал обо всём вокруг. Он был поглощён семейными хлопотами, изредка находя время, чтобы сказать Смиту, что у него всё ништяк.       Почему-то, глядя на чужое счастливое лицо, не хотелось омрачать ситуацию своими бедами, и Левински искренне радовался, когда им удавалось хоть немного поболтать.       Сейчас было подходящее время для того, чтобы восполнить пробелы в общении за прошедшее лето. Ричи дождался, пока Виктория распрощается с подружкой, унёс грязные подносы, а затем потащил девушку к заветному столу.       Сердце начало биться сильнее уже на подходе. Алан выглядел странно задумчивым, Ричи не помнил, когда его друг последний раз был так озабочен чем-то и ему не терпелось узнать, что являлось тому причиной.       — Эй, смотри-ка, кто сидит здесь, аки отбившийся от стаи агнец! — он лениво опустился на стул, немного напугав Смита своим неожиданным появлением. Виктория, замешкавшись, села рядом, улыбаясь немного растерянно. Он не представлял её, считая, что в этом не было особенной нужды: Алан был в курсе, с какой скоростью менялись его увлечения.       Вежливо кивнув, Смит схватился за поднос под предлогом уже оконченной трапезы, но Ричи неожиданно для самого себя перехватил его запястье.       — Воу-воу, приятель, к чему такая спешка! Только удалось тебя поймать! — он заулыбался, надеясь выглядеть непринужденно, и краем глаза отметил, что Виктория изо всех сил старается копировать его мимику. — Это Виктория, — почувствовав подходящий момент, он представил её.       Девушка встрепенулась, обрадовавшись, и начала задавать бесполезные, но спасающие положение вопросы. Как дела? Как первый учебный день? Я слышала, вы с Ричи дружили с детства?       Смит как-то рвано вздохнул, обречённо опустился обратно на стул, и Ричи остро почувствовал напряжение, повисшее в воздухе. Он понял, что Алан хочет уйти и только банальная вежливость по отношению к новой знакомой не позволяет ему сделать это прямо сейчас.       Стало горько и обидно: парень как никогда отчетливо ощутил, что отошёл на второй план, превратившись в «одного из» бесчисленного количества учащихся, с которыми здороваются, идя по школьным коридорам.       — Расскажешь, что творится в твоей черепушке, дружище? — Ричи постучал указательным пальцем по виску, весело ухмыляясь. Ему требовались поистине колоссальные усилия, чтобы сохранить невозмутимый и расслабленный вид.       — Не понимаю, о чём ты… — Смит нахмурился еще сильнее.       — Ну как… Только начинается учебная неделя, мы с Викторией трудимся над материалом для школьной газеты, — с этими словами Ричи выразительно посмотрел на свою подружку, которая, кажется, заискрилась от гордости. — И вдруг до меня доходят слухи, что ты ввязался в драку с двумя членами нашей футбольной команды!       В разговорах он частенько бил словами наверняка, и этот раз не стал исключением. По ожившему взгляду друга детства можно было сделать бесчисленное количество выводов, и Ричи почти удалось различить какое-то любопытство, а следом за ним досаду… но Алан быстро сцепил пальцы в замок, замыкаясь и принимая спокойный, почти равнодушный вид.       — Уже тогда в моей светлой голове раздался тревожный звоночек! — Ричи тихонько усмехнулся. — Связав эти события с твоим прошлогодним уходом из баскетбола… — он сощурился, радуясь, что узнал об этом факте буквально пятнадцать минут назад. — Я могу задать тебе один вопрос. Алан… всё дело в том, что ты ненавидишь футболистов, да?       — Что за чушь? — его друг скривился, наблюдая за тем, как парень ржёт.       — Это из-за того немца, да? Из-за новенького, — вдруг раздался вкрадчивый голос Виктории.       — Да, милая, я как раз к этому вел! — Ричи приобнял её за талию, с удивлением поймав себя на мысли, что девушка озвучила слова, которые он собирался произнести. — Имя человека, за которого ты так благородно вступился… это же… Эрик Хартманн, верно?       От проницательного взгляда не укрылось, как Смит вздрогнул. И это показалось подозрительным.       Ричи гордился тем, что знал каждую мышь, живущую в школьных застенках по имени. Сейчас эти сведения пригодились: он судорожно припоминал, что о новичке рассказывали в учительской. Одновременно с этим парень ещё раз огляделся, пытаясь отыскать Хартманна взглядом.       — Так что за акция невиданной щедрости, Ал? — Ричи наклонился вперёд, упираясь локтями в столешницу.       За спиной Смита как раз находился хвост очереди, ведущей к линии раздачи. Он сразу же заметил Хартманна: выбеленная шевелюра, взлохмаченная небрежно, но со вкусом, и дерзко подвернутые рукава рубашки. Образ новичка идеально сочетался с пиджаком, засунутым под рюкзак, словно там ему было самое место.       «Выпендрёжник», — подумал про себя Ричи.       — Кстати, вот и он. Новый изгой, враг номер один, — продолжил он вслух.       Обернувшись, Алан сглотнул.       — Тебе что-то о нём известно? — стараясь не выдать чрезмерного любопытства, спросил он.       — О-хо-хо! — Ричи скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.       Смит проводил Хартманна взглядом: тот разместился возле окна в гордом одиночестве.       — Его отец работает в посольстве и часто находится в разъездах. Мать — видный общественный деятель в сфере образования. Занимается налаживанием культурных связей между странами, — невозмутимо начал Ричи. — Оба предка — важные шишки, и ребенок, казалось бы, должен быть им под стать. И я, разумеется, сразу же навел кое-какие справки о его аттестате с прошлого места учебы.       — И что?! — Алан осёкся, видимо, понимая, что от друга не укрылось нетерпение в его голосе. Но Ричи не придал этому значения, продолжая.       — Он был отличником. Круглым отличником и медалистом. Его приняли сюда безоговорочно, даже не потребовалось связей отца.       — Но в каждой бочке меда есть своя ложка дёгтя! — добавила Виктория. Она находилась в учительской, когда они обсуждали тематику первого номера школьной газеты, и потому знала, о чём переговаривались преподаватели.       — Да, солнышко, — Ричи снова приобнял девушку за талию. — Про Эрика ходят недвусмысленные слухи, содержание которых тебе должно быть известно.       Смит кивнул и снова оглянулся, будто невзначай окидывая кафетерий взглядом. Ричи спрятал руку под стол, сжимая ладонь в кулак. Он не был окончательно уверен в своих предположениях насчет Хартманна и позволил себе блефовать. В их школе редко травили кого-то из учеников. Возможно, дело было в том, что Эрик вышел эдаким исключением из правил, и большинство богатеньких увидели в нём назойливого выскочку.       Если совместить немного дерзкий для данного заведения внешний вид и напускную таинственность с тем, что его отец работает в посольстве, то выводы напрашивались сами собой. Таких, как Эрик, не любили с первого взгляда.       — Отсюда вопрос, Ал. А почему ты полез его защищать?! — Ричи спросил это даже не скрывая любопытных ноток в собственном голосе.       — Да не знаю я! — Алан огрызнулся, это говорило о многом.       — Не похоже, чтобы ты после прошлого года вдруг решил подобреть и разжалобился к новеньким, — Ричи ощутил себя хищником, загоняющим добычу в ловушку.       Что могло связывать Смита с этим человеком? О чем они успели пообщаться во время отработок? В нём внезапно заговорила ревность. Внимание Алана, отданное кому-то ещё, больно било по самолюбию. Ричи привык находиться в центре событий, но дружба со Смитом в своё время была его тихой гаванью, в то время как всё вокруг катилось псу под хвост.       Алан замялся и бросил один быстрый взгляд на Викторию. Стало ясно, что он не решается говорить в её присутствии.       — Ты либо дурак, либо знаешь больше, чем мы, — подвел итог Ричи.       — Ты не пробовал выяснить, кто распространяет про него эти… слухи? — наигранно безразлично поинтересовался он.       — Мы в процессе, дружище.       — Как выяснишь, дай знать, — Алан поднялся из-за стола, прихватив поднос, выдавил из себя вежливую улыбку для Виктории и направился в сторону выхода.       Только что прозвенел первый звонок. Последние из тех, кто обедал стали подниматься со своих мест в спешке, толкаясь, чтобы не опоздать. Виктория тоже потянула Ричи за рукав, ответственно сообщая, что их ждёт урок истории. Но парень всё никак не мог оторвать свой взгляд от белых волос.       Хартманн сидел спиной к нему. Под его рубашкой проступали лопатки, он аккуратно расправлялся с едой, кажется, даже не думая никуда спешить. Отчего-то эта нарочитая медлительность раздражала и одновременно притягивала взгляд.       — Милый, ну пойдём… — Виктория обняла его за руку. — Твой друг показался мне таким напряжённым…       Ричи, наконец, оторвал взгляд от новенького, сосредотачиваясь на словах девушки. Однако он всё никак не мог сфокусироваться на теме — голова пухла от обилия мыслей.       Ему отчаянно требовались деньги, и Ричи не мог думать обо всем сразу: он только-только устроился работать на полставки в магазине в вечернюю смену и очень уставал.       События в голове перескакивали с одного на другое.       Пару дней назад, придя домой, он заметил бутылку лимонной водки, спрятанную за упаковками с крупой на кухне. А спросив мать, в чём секретность, натолкнулся на волну агрессии и обвинении в непонимании. Он знал, что она не могла найти работу, перебиваясь случайными заработками то тут, то там, но злость вдруг захлестнула в нём здравый смысл. Парень обвинил её в безответственности, а она сравнила его с папашей, что окончательно вывело из себя.       Они не разговаривали всё это время, и каждый делал вид, что находится в квартире один. Ричи отчаянно искал, чем себя занять, ему хотелось отвлечься, и потому Виктория, с которой он познакомился летом в супермаркете, ненадолго скрасила его переживания. Но разумеется, она не могла забрать их все.       Ричи нашел новое развлечение, пообещав себе, что выяснит о Хартманне всё, что сможет.

***

      Алан бы покривил душой, если бы сказал, что рос одиночкой и никогда не имел друзей.       Ему с детства везло на самые разные компании, от задротов-ботаников до отъявленных хулиганов, и он то и дело, сколько себя помнил, метался между теми и другими, или ссорясь из-за не вовремя возвращенной в библиотеку книги, или расписывая поезда из баллончика и сломя голову убегая от полиции.       Но быть со всеми одновременно не получалось никогда.       Наверное, именно поэтому к окончанию школы ему настолько осточертело стоять перед каким-либо выбором, что он решил избежать его вовсе, легко прекратив практически любые контакты, вторгающиеся во внутренний мир извне.       Началом тому послужило только что прошедшее одинокое лето. Алану было немного совестно за то, как он разговаривал со своим другом в столовой. Но довольный вид девушки, сидевшей рядом, почему-то окончательно испортил настроение. Ему казалось, что друг детства давно променял его на подобного рода связи, отмечаясь практически на каждой сходке, которая частенько устраивалась на их параллели.       Человек, как известно, животное социальное, и Алан этого не отрицал. Даже самые занюханные и замученные изгои их школы так или иначе сбивались в стайки, чтобы помогать друг другу выживать в этом жестоком мире. Ну а Смит, при всём желании находиться одному, вдруг ни с того ни с сего в первый же учебный день влез в драку из-за новичка-немца, которого, ко всему прочему, обзывали геем едва ли не на каждом углу…       «Браво, Алан», — думал парень, неспешно продвигаясь по оживленному коридору первого этажа к классу биологии.       Образ, к которому он стремился всё лето, дал трещину, когда Смит напоролся на новенького. Ко всему прочему примешивалась первая учебная неделя, начавшаяся из рук вон плохо. Неудобное расписание, обилие домашних заданий и бесконечные эссе, которыми его любил помучить Локерсон…       Алан скривился, вспомнив, что сказал тренер баскетбольной команды, из которой он с таким скандалом ушёл в конце прошлого учебного года… Если не баскетбол, то бассейн. Бросать физкультуру было нельзя, оценка за неё шла в аттестат, как часть обязательной школьной программы.       Он покосился на свое плечо, замерев перед дверью в кабинет биологии. Ну и что он будет делать с татуировкой? Как он вообще собирался её прятать весь учебный год? Опрометчиво потратив деньги, отложенные с прошлого Рождества, Смит сперва обрадовался своему отчаянному шагу. Уже потом, когда мастер начал набивать небольшой эскиз, Алан понял, что фантазии на нечто грандиозное ни у него, ни у татуировщика не хватило. На данном этапе под рубашкой вырисовывался блеклый контур какой-то композиции в стиле киберпанк.       Ему вдруг стало так паршиво, что от съеденного обеда разболелся живот.       В кабинете царило оживление, Алан по привычке протиснулся на первый стол, рядом с преподавателем, и рассчитывал, что управится быстрее, чтобы поскорее свалить домой. Ему хотелось завалиться на диван с какой-нибудь книжкой, посмотреть фильм… Что угодно, чтобы не думать о Ричи, новеньком, татуировке и прочих прелестях школьной жизни.       Но в этот момент в дверях показалась знакомая белая шевелюра. Алан даже не удивился, что его взгляд зацепился за Эрика в ту же самую секунду, словно на выжженных перекисью волосах было мёдом намазано. Новенький, тем временем, направился к последнему ряду.       А они ведь и парой слов-то едва перекинулись с того похода в кафе… Даже не обменялись телефонами. Алан не смог найти его аккаунта в социальной сети: либо там стояла чужая фотография, либо он попросту его не узнал. Хартманн по-прежнему оставался человеком-загадкой, даже Ричи не сообщил на обеде ничего, что могло бы прояснить эту подкупающую таинственность.       — Сегодня мы снова разобьёмся на пары и продолжим изучение параграфов прошлого занятия! — преподавательница вошла в класс подобно вихрю и сразу же начала говорить так громко, что остальные даже не осмелились перебивать.       Алан покосился на задние ряды.       — Саманта и Джессика! Тайлер и Джош! — женщина перечисляла пары, которые успела запомнить с прошлого раза.       Все засуетились, двигая стулья и перетаскивая микроскопы друг к дружке.       — Хартманн и … — начала было она и осеклась.       — Смит! — парень вдруг поднял вверх правую руку, испугавшись собственной смелости.       Он не успел подумать, что толкнуло на этот шаг: в кабинете повисла мёртвая тишина, и ему показалось, что во лбу словно дыру выжгло. Двадцать пар глаз одновременно обратились в его сторону, отбросив все свои дела, и он даже услышал, как за окном прокричала какая-то птица.       Ученики молча наблюдали за тем, как он взял микроскоп, собрал свои тетрадки и двинулся к последней парте. Такая же тишина продолжилась, пока Смит расставлял необходимые ему предметы рядом с Эриком и когда подвинул ему листок с заданиями.       — Продолжаем вчерашнюю работу! — голос преподавателя разрушил образовавшийся в кабинете вакуум и прозвучал еще громче обычного.       Возражать никто не стал. Все молча зашуршали учебниками в поисках необходимых подсказок, а Смит задумался, быстро ли он наживёт себе проблем такими поступками?       Эрик периодически поглядывал в его сторону, однако задание они выполняли молча, впрочем, без сучка без задоринки. Алана это даже немного пугало. Когда другим ученикам требовалось просить помощи вслух, они могли обойтись лишь кивком головы.       — У тебя есть планы сегодня после школы?       Он не знал, зачем спрашивал. Наверное, решил вконец обнаглеть, нарушив прямой запрет преподавателя на разговоры во время выполнения задания. Подходящего объяснения как всегда не нашлось, и Смит решил не забивать себе голову. Ему так хотелось.       Эрик мотнул головой, записывая один из ответов на общем листочке: его почерк был убористым и сжатым. На контрасте с размашистыми буквами Смита это выглядело слегка нелепо.       — Только одно занятие после этого, — Хартманн откинул мешающую челку с лба. — А ты опять поесть хочешь?       — А что, у меня урчит в животе? — тихонько усмехнулся Алан.       — Нет, но ты бледный какой-то.       Смит незаметно коснулся лица тыльной стороной ладони, подумав о собственном отражении в зеркале. Он плохо спал этой ночью, ему снилась какая-то чушь, заставляющая то и дело открывать глаза. Болезненный внешний вид отметила мама ещё ранним утром.       — Я хотел показать тебе кое-что, — набравшись решимости, наконец, сказал Алан, вспоминая о недоделанном рисунке тату.       Эрик не ответил, но уголок его губ дернулся в некоем подобии улыбки.       Едва дождавшись конца занятия, они сдали работу, и Смит попросил у него номер телефона. Парень, не раздумывая ни секунды, разблокировал и протянул ему свой мобильный.       — Запиши себя в контакты, я перезвоню, как освобожусь.       Алан обратил внимание на красивую заставку с каким-то мрачноватым морским берегом и на знакомый значок социальной сети. Значит, Эрик там всё-таки есть, а он плохо искал… Но разглядывать дольше было бы неприлично.       — Буду ждать тебя где-то поблизости, — записав номер, он вернул телефон.       Никогда еще Смит не чувствовал себя настолько странно. Ему и раньше доводилось знакомиться с самыми разными людьми. Возможно, виной тому был недавний разговор с Ричи?       Забавно, что его другу детства было известно, кем являются родители Хартманна и даже о его оценках с прошлого места учебы. А Смиту Эрик рассказал только о матери, преподающей английский.       Прибеднялся? С другой стороны, зачем ему это делать?       Сначала Алан ходил по школьному двору и пинал мелкие камешки. Затем сошел с асфальтированной дорожки и сам не заметил, как по привычке оказался возле баскетбольного поля. Даже странно, что здесь никого не было: на площадке лежал забытый кем-то мяч со знакомой символикой школы.       Вздохнув, он дёрнул калитку, и та со скрипом открылась.       Парень подошел к мячу, остановившись, потянул мышцы рук, заодно размяв запястья и похрустев пальцами. Затем наклонился, чтобы поднять мяч. Он лежал довольно далеко для броска, чуть дальше отмеченной трехочковой линии.       «Если я сейчас попаду — слухи об Эрике окажутся правдой…» — пронеслось в голове, когда он поднял мяч над головой, ощущая его шершавую поверхность и знакомый, успевший ставший родным, запах.       Алан был уверен, что без практики у него ничего не получится.       Но всё тело распрямилось, словно пружина, в одном слаженном действии: напряглись мышцы рук и ног, он подпрыгнул, подкручивая мяч для правильной траектории. А после броска на мгновение замер с руками в том положении, из которого выпускался мяч. Сам того не замечая, включил воображение, как учили, и мысленно довёл его по идеальной траектории до корзины с точным попаданием.       Тренер всегда говорил: если ты хочешь увидеть мяч в кольце — это сработает. Но… хотел ли он, чтобы слухи оказались правдой?       Мяч ударился о пластмассовую поверхность щита, затем о железное кольцо корзины. Алан закусил губу, глядя на то, как он закрутился, словно кораблик в сливном отверстии водостока, медленно, но верно падая внутрь…       Раздалось звяканье металлических колец, он услышал редкие хлопки за спиной и резко обернулся.

***

      Занятые чем-то люди завораживали Эрика, сколько он себя помнил. Ему нравилось наблюдать, как отец допоздна работает с бумагами. Сосредоточенный вид взрослого, скрип перьевой ручки по бумаге, запах книг в кабинете их большого дома — всё это вызывало появление мурашек и расслабляло так, что маленьким, Эрик часто засыпал в кресле, а Хартманну-старшему приходилось относить его в спальню на руках.       Когда он вырос, интерес расширился не только на родителей: он стал смотреть на окружающих в школе, на учеников, занимающихся в библиотеке, на сосредоточенных преподавателей, даже на обслуживающий персонал.       Эрик впитывал в себя окружающий мир через наблюдения, которые постепенно отражал на бумаге в робких набросках. Спустя какое-то время, его увлекла их футбольная команда: гибкие, атлетически сложенные парни со старших классов буквально приковывали взгляд, и Эрик всерьез увлекся анатомией, изучая строение мышц человека по школьным медицинским атласам.       Смотреть на то, как слаженно работает тело, расслабляло и вдохновляло Хартманна. Наверное, именно поэтому он очень увлекался рисованием спортсменов в движении. Сейчас, глядя на Смита, в груди начало просыпаться знакомое, но уже забытое чувство. Ему захотелось запечатлеть то, как Алан ведёт себя на поле. Как поднимает руки, вытягиваясь, словно струна, как мяч летит по синусоидальной траектории, ударяясь о деревянную поверхность щита.       Позвякивание металлических колец на корзине, наконец, заставило отвлечься от созерцания.       — Хороший бросок! — усмехнулся Эрик, подходя к калитке, ведущей на площадку. Мурашки до сих пор разбегались по его спине.       — А я попал?! — Смит как-то рассеянно и удивленно покосился на мяч, откатившийся в противоположную сторону, словно даже не ожидал от себя точности.       — Угу, — Хартманн кивнул и положил ладони на металлическую сетку забора.       — А ты почему так рано? — Алан замялся, отряхивая руки, и пошел ему навстречу.       — Я сдал тест быстрее всех, получил оценку и теперь свободен, — Эрику улыбнулся и вспомнил обещание Смита: — А что ты хотел мне показать?       Алан собирался было что-то ответить, но неожиданно осекся, хватаясь за рукав рубашки на плече. Хартманн проследил за этим движением с задумчивым взглядом.       — Я видел, что ты хорошо рисуешь! — наконец, будто собравшись с силами, смело начал Смит.       — Видел? — Хартманн неуверенно приподнял бровь. — Где же это?       — Ну… на уроке английского. В тетрадке.       — Ах, эти каракули! — он рассмеялся. — А что у тебя с рукой?       Алан до сих пор теребил рукав рубашки, но после его слов нахмурился и чуть дрожащими пальцами расстегнул пуговицу на запястье, закатав рукав повыше локтя. Хартманн на мгновение отвел взгляд от ткани, туго обтягивающей бицепс, и обратил внимание на блеклые чернила на коже.       — Ого! — он присвистнул и подошел вплотную, чтобы получше разглядеть рисунок татуировки.       — Я не добил ещё. Художник ждет, чтобы я придумал, что дальше… это вроде основы, — начал было Смит.       — А это твоя идея? — Эрик перебил его, подцепив за запястье и приподнимая руку, чтобы разглядеть остальное. Кожа Алана была непривычно холодная на контрасте с его теплыми пальцами.       — Моя… — волоски на его предплечье встали дыбом.       — Это что, какие-то провода? — Эрик поморщился, но лишь потому, что его раздражала незавершенность созданного. Сразу же хотелось взять в руки чернила, заполнить, закрасить, подправить кое-где… но он не умел обращаться с этими инструментами.       — Я люблю киберпанк, — чуть смущенно заметил Смит.       — А еще читать, да, я уже в курсе, — Хартманн не удержался от шутки, отпуская его руку. Они неловко отступили на шаг друг от друга. — А родители знают? — спросил он, нарочито расслабленно потягиваясь и зевая.       — Нет. Никто не знает, я же её еще не добил.       — Думаешь, они обрадуются, увидев? — Эрик вдруг прыснул со смеху. — А директор школы погладит тебя по голове за проявленную индивидуальность!       — Иди ты… — Смит опустил рукав рубашки обратно, поправляя одежду.       — И это всё, ради чего ты даже стрельнул мой номер телефона? — с иронией спросил Хартманн, поправляя рюкзак за плечом. — Пойдём, что ли…       — Куда? — Алан неуверенно поплёлся за ним следом.       — Увидишь… — загадочно бросил Эрик, усмехаясь.       Солнце светило слишком ярко, ему приходилось щуриться, глядя на проезжающие мимо машины, когда они переходили дорогу по направлению к автобусной остановке. Алан не догонял его, шагая чуть позади, и это казалось Эрику странным. В тот момент раздражал ветер, который делал его укладку похожей на разграбленное воронье гнездо: Хартманн то и дело поправлял волосы, подумывая о том, чтобы начать носить шапку, сделав головные уборы частью стиля, и не беситься на эти досадные недоразумения.       — А что не добил? — спросил он, чтобы отвлечься от собственных нервных попыток сохранить нормальный внешний вид.       — Идей не было… Хотел тебя попросить… помочь, — отозвался Алан.       — Всего лишь увидев мои каляки в тетрадке? — Эрик закинул голову назад и весело рассмеялся. — Вот ты балбес!       — Какого хрена ты обзываешься?! — Смит, кажется, даже чуточку разозлился.       Когда они подошли к остановке, Эрик заметил, что Алан собрался разгневанно прикурить, но на горизонте показался их автобус, и ему пришлось раздосадовано спрятать сигарету обратно в пачку. Тот факт, что он безропотно следовал за Хартманном, даже не спрашивая, куда они так уверенно движутся, очень подкупал. А ещё Эрику нравилось наблюдать за реакцией и за тем, как его новый знакомый злился, пытаясь спрятать эмоции за какими-то рутинными действиями. Смит был очень эмоциональным и, пожалуй, сам не замечал этого.       — Поехали, наберем тебе идей, — Эрик снова улыбнулся, и Алан посмотрел на него как-то странно. Это был внимательный, цепкий взгляд, и Хартманн заметил его впервые.       — Так ты правда рисуешь? — спросил он, когда они уже сели на свободные места в салоне автобуса.       В этот раз не было давки, в обеденное время с ними ехало от силы десять человек, в основном пожилые и дети.       — Есть такое… — начал Эрик и посмотрел в окно, задумавшись, стоит ли показывать Алану его эскизы.       — Хобби? — добавил он.       — Да, наверное, хобби.       — А у тебя есть какие-нибудь работы? Ну… посмотреть, — Смит будто читал его мысли и сидел так близко, что Хартманну на секунду захотелось отодвинуться. Редко кто улавливал его настроение, а уж тем более мало кто догадывался, о чём он думает в данную секунду.       Сначала Эрик пожал плечами, тихо вздыхая, но затем решил, что будет глупо скрывать очевидное. Он порылся в рюкзаке и протянул Смиту потрепанный скетчбук в чёрной обложке. Тот тут же открыл его и начал листать, сосредоточенно разглядывая каждую страницу. Его лицо отражало весь спектр эмоций: от задумчивого, до внимательного, удивленного и, наконец, шокированного, что не могло не льстить Эрику.       Он тоже склонился над тетрадью: со страниц смотрели разные лица, наброски фигур и пейзажи… Какие-то из них он мог бы назвать красивыми, какие-то, по его мнению, удались не очень… Всегда было неловко приоткрывать завесу, показывая чужому собственную практику. Эрик почувствовал себя не в своей тарелке.       — А это… — Алан прервал затянувшееся молчание, автобус слегка дрогнул, проехав какую-то выбоину, и заскрипел рессорами.       — Я их не знаю, — Эрик ответил, заранее зная суть вопроса, ведь получал его не впервые. — Иногда мне встречаются люди, которых я хочу нарисовать. Так выходят эти наброски.       — Красиво… — заметил Смит, а затем погрузился в раздумья, и остальную часть пути они проехали молча.       Эрик ощущал неясное довольство. Его небольшой шаг навстречу избавлял от дальнейших пояснений относительно места, куда они направлялись. Он ещё вчера купил два билета в выставочный центр, распечатал их, воспользовавшись принтером в отцовском кабинете, и предупредил родителей, что задержится до позднего вечера. Это было почти спонтанное решение, ведь он планировал пойти туда один, и в самый последний момент нажал цифру два на клавиатуре, так, на всякий случай.       И сейчас этот случай шел рядом. Они пересекали небольшую площадь перед станцией метро, и Алан уже разглядел длинную очередь, которая вилась от дверей, ведущих в здание, где проходила выставка. Эрик остановился, снова порылся в рюкзаке, проверяя наличие заветных билетов, а затем уверенно двинул ко входу в задние.       — От Моне до Сезанна… выставка французских импрессионистов, — Смит успел прочесть название, когда они минули стеклянные двери. Хартманн протянул билеты какому-то человеку в костюме на входе, затем кивнул на Алана, отмечая, что они вдвоём.       — Эй! — шикнул тот, когда билетёр оторвал контроль и вернул билеты с пожеланиями приятного времяпрепровождения. — Ты что, притащил меня выставку смотреть?       — А ты сообразительный, — Эрик усмехнулся, все так же невозмутимо поднимаясь по лестнице.       — Они же денег стоят?! Когда ты их купил? — не унимался Смит. — Я тебе теперь должен!       — Они бесплатные. Просто подарили два, — соврал он, остановившись перед дверью в большой зал. Вход скрывала тяжёлая штора, и Хартманн уже предвкушал, что будет внутри.       — И ты решил пригласить меня… Блядь, а ты ведь даже не пригласил! — возмущённо заметил Смит, пропуская вперед каких-то пожилых женщин: те недовольно шикнули на шум.       — Тише… Это было спонтанное решение. Но речь зашла о том, что ты не можешь придумать рисунок для татуировки, так ведь? — Эрик сложил руки на груди и едва улыбнулся. — Предлагаю вдохновиться!       Было ясно, что Алан хотел сказать что-то, но затем передумал и нахмурился. Его нижняя губа чуть надулась, оттопырившись, и он стал чем-то похож на обиженного ребёнка. Хартманн едва сдержался от нового комментария, про себя восхищаясь чужой мимикой. У Смита были очень выразительные брови. Карие глаза, контрастирующие с ровной, но слегка бледноватой кожей, дополняли живой образ. Пришлось пересилить себя, закусив губу, чтобы не рассмеяться: Эрику не хотелось отхватить ещё одно замечание.       В зале царил полумрак. Помещение хорошо проветривалось, но в воздухе всё равно стоял запах чужого парфюма. На фоне играла какая-то спокойная инструментальная музыка, однако вместо ожидаемых картин на стенах отражались лишь их крупные цифровые проекции. Входя в зал, посетитель был в буквальном смысле окружён импрессионистами со всех сторон!       — Десятки проекторов транслируют картины на эти экраны, крупным планом показывая уникальные мазки и кисти Моне, Ренуара, Дега, Сезанна… — до них донёсся голос экскурсовода, рассказывающего о выставке в другом конце зала.       Эрик пожалел, что в темноте не видит реакции Смита на всё происходящее. Слабый свет картин смазывал эмоции, но вкупе с музыкой, придавал обстановке оттенок интимной таинственности.       — Это Дебюсси, — вдруг шёпотом заметил Алан.       — Где? — переспросил Хартманн, когда они прошли мимо одной из его любимых картин.       — Играет на фоне.       — А это Моне, — усмехнулся он, указывая на картину кивком головы. Смит задержался, рассматривая её издалека. — Ты любишь классическую музыку?       — Немного, — кивнул он, пытаясь отойти дальше, чтобы охватить увеличенную проекцию целиком.       — Не ожидал, что тебе будет нравится что-то, созданное раньше девяностых, — искренне удивился Эрик.       Вокруг них столпился какой-то народ, пришлось отступить в сторону, чтобы ненароком кого-нибудь не задеть и не врезаться. Но Смит не смотрел, куда идёт: его любопытный взгляд блуждал по стенам. В один момент он оступился и оказался очень близко к Эрику.       — Он писал отдельно каждой краской, не смешивая их на палитре. В те времена многие этого не признавали, считая неразберихой, — увлеченно заметил тот. — Но зато посмотри, как светло и столько воздуха!       Алан касался его плечом, хмурясь и будто пытаясь вникнуть в сказанное. Они постояли немного, и он назвал Эрику следующую игравшую композицию.       Таким образом они следовали из одного зала в другой: перед их глазами оживали солнечные поля Иль-де-Франса, магические улицы старого Парижа, летящие танцовщицы…       Хартманн наслаждался зрелищем. Казалось, он видел всё богатство цвета возможное в природе, растворился в музыке, тихом шепоте посетителей и умиротворяющем присутствии Алана, идущего рядом.       — Эрик! — вдруг шёпотом воскликнул тот, а затем не разглядел мраморную колонну, возникшую прямо перед его носом.       Хартманн поймал его за локоть, резко потянул на себя и в результате они едва не столкнулись лбами. В свете очередной картины ему удалось разглядеть блестящие, будто загоревшиеся какой-то навязчивой идеей, тёмные глаза.       — Я придумал! — Алан схватил его за плечи, видимо, не вполне себя осознавая. — Пойдём! Срочно, я тебе расскажу, а ты зарисуешь!       — Ты решил забить себе руку красными маками? — Хартманн отвёл взгляд от картины, на которой были изображены цветы, и аккуратно отцепил от себя чужие руки. Смит, кажется, опомнился и отступил на шаг. В полумраке зала его удивлённое лицо было едва различимо.       — Нет! Всё будет в том же стиле, просто… Пойдём отсюда! — продолжая тараторить о том, что он хочет изобразить, Смит буквально тащил Эрика за рукав через весь зал, не слыша и не видя ничего вокруг.       — Ты такой забавный… — Хартманн тихо засмеялся, зная, что в эту секунду новый друг вряд ли его услышит.