Дыши

      Ричи будто смотрел на себя со стороны: как катится в пропасть, спотыкаясь и ударяясь об каждый камень, встреченный на пути. Как отмахивается от протянутой ему руки. Изворачивается, чтобы приложиться ещё сильнее…       В тот день он был, словно в бреду. Сначала сжег бумагу с результатами анализов, чтобы на них случайно не наткнулась мать. Затем нашел спрятанную ею бутылку с каким-то пойлом, заперся у себя и выпил почти половину.       Он помнил только, что его вырвало прямо в окно. И что он плакал навзрыд, как ребенок и слышал, как в комнату всё это время стучалась мать.       Ему так хотелось, чтобы вокруг больше никого не было! Он думал, что накажет себя одиночеством, что таким образом ему станет легче! Левински сбрасывал настойчивые звонки Рафаэля, скулил, пролистывая телефонную книгу и зависая над диалогом с Аланом. Он хотел позвонить ему, чтобы извиниться, и тут же ударял себя по рукам, понимая, что Смит не будет рад слышать его в таком состоянии.       Потом Ричи осознал себя в такси, по дороге куда-то. Почувствовал холод, заметил, что едет в куртке, нараспашку и даже забыл переодеть домашнюю футболку. Он кое-как расплатился, а, выходя, чуть не упал в лужу перед знакомой вывеской ночного клуба.       Что-то будто толкало его вперед. В груди сдавливало от тошноты, желудок требовал нормальной еды, но Ричи упрямо шел навстречу чему-то, о чем сам не имел ни малейшего понятия.       — Вот так, вдохни и задержи в себе, медленно…       Он открыл глаза и уставился на сколотую плитку. Такими, кажется, были выложены стены в туалете клуба?       — Расслабляйся, сладенький, не плачь! Почему ты плачешь?       На него смотрел испуганный и ужасно худой трансвестит. Накрашенный и одетый, как девушка, с выдающимся кадыком, выглядывающим из-под неловко повязанного шарфика. Он стоял напротив, Левински же расположился на подоконнике.       Хотелось спросить, как он здесь оказался? Каким образом он согласился, чтобы этот едкий дым наполнил его легкие? Он не сразу понял, что только что сделал, но было слишком поздно.       Ощущение едкой горечи вдруг сменилось внезапным приливом счастья. Ричи засмеялся, закашливаясь, а дым струйками выходил из его рта вместе со слюной.       Он был пьян в стельку. Едва мог сфокусировать взгляд и смеялся, как умалишенный.       — Ну-ну… — ободряюще гладил его тот парень-девушка. — Такие глазки хорошенькие… Солнышко! Кто же разбил тебе сердце?       — Что? — Левински вытер рот тыльной стороной ладони. Собственный голос вдруг показался ему идиотским и смешным.       — Ты говорил про кого-то. Что ты виноват, но все никогда не будет так, как ты хочешь?       — Правда? — Ричи протер глаза, ощущая безумную сонливость.       Следом за весельем на него вдруг накатила усталость, тело словно налилось свинцом. Парень прикрыл глаза и на мгновение потерял равновесие, надеясь, что не упадет с подоконника.       Спасительная темнота поглотила его, словно кутая в одеяло, сквозняк из-за приоткрытого окна перестал ощущаться. Вокруг было тепло, а он пробормотал, будто сквозь сон.       — Забери меня отсюда, Алан…       Пальцы крепко сжимали чью-то одежду. Тело вдруг словно подбросили на батуте, Левински охнул, а желудок отозвался на такие метаморфозы жалобной, ноющей болью.       — Алан, мне так грустно, — продолжал бормотать он, вытирая нос об чье-то плечо. — Все это так дерьмово…       Его куда-то несли, но Ричи не отдавал себе отчета, что происходит. Он словно дрейфовал по воде. Впрочем, именно это парень перед собой и видел.       Восхитительная спутанность сознания открыла перед ним эпизод из далекого детства, когда он еще мог называть Алана Смита своим лучшим другом.       — Погоди! Стекляшка-то грязная! На ней может быть какая-нибудь зараза!       — Нет, это брехня!       — А вот и не брехня, пошли хотя бы водой сполоснем!       Они спускались по гравию к карьеру, вырытому неподалеку от какого-то завода. Ричи смотрел, как Смит промывает зеленое бутылочное стекло под водой, стоя по колено в мутноватой жиже.       — Не баламуть! — ворчливо заметил он, вытирая осколок об собственную рубашку. — Вот так!       Оглядев его, он удовлетворенно кивнул и разрешил Левински подойти ближе.       — Теперь резать! — твердо произнес он, а Ричи ощутил, как от его затылка вниз по спине пробежалась стайка мурашек.       — Я… п-первый! — мужественно протянув руку, парень едва не зажмурил глаза, внутренне содрогаясь от ужаса.       Однако делать было нечего. Он помнил, что наступил ради Алана на гвоздь, чтобы иметь такой же шрам на пятке.       Они стояли по колено в воде на пустыре, обдуваемые теплым летним ветром, над головой вокруг них кружили чайки, а по небу плыли кучерявые облака.       — Давай! — Алан положил руку к нему на плечо, ободряюще сжав.       И Ричи со всей силы резанул по ладони.       — Ай! — закусив губу, он завороженно уставился на то, как алые капли проступают на коже, собираясь между собой в небольшие пятна.       — Я сейчас! — Смит резанул следом и тут же протянул ладонь, чтобы Левински смог ухватиться.       Они подняли головы, встречаясь взглядом одновременно. В ладони саднило, но Ричи больше не обращал на это никакого внимания, завороженно следя за выражением лица своего друга.       — Вместе до конца, — прошептал тот, облизнув пересохшие губы.       — Вместе д-до конца, — заикаясь, ответил парень, накрывая его ладонь своей.       Ричи пришел в себя на кровати. Сначала он не мог осознать, где он, и что случилось, но воспоминания не заставили себя долго ждать, врываясь в голову толчками, вместе со сдавливающей виски головной болью.       Он приподнялся на локтях, почувствовал тошноту, подступающую к горлу. Спустя секунду, когда он перевалился через матрас, чтобы встать и найти ванную, его вырвало прямо в собственные ладони.       Кто-то подсунул таз прямо ему под локти, и Ричи, понимая, что уже поздно смущаться, вывернул остатки содержимого желудка в ёмкость.       — В-воды… — прошептал он, с трудом разлепив губы. От сухости и помойного привкуса во рту сблевать хотелось еще больше.       — Пей медленно, — чья-то рука вложила в его ладонь стакан с мутным содержимым.       — Ч-что это… — вытирая слипшиеся от слез глаза, поинтересовался Ричи.       — И сейчас тебе есть дело до того, что в стакане, mi chico?       Левински содрогнулся, поднимая голову и непонимающе уставившись на Рафаэля. Мужчина был перед ним в домашних шортах и футболке, и по его лицу нельзя было сказать, рассержен он или расстроен? Взгляд Ричи забегал: в квартире ничего не изменилось, пахло какими-то духами, все вещи по-прежнему лежали на своих местах, как в рекламной брошюре Икеа, хоть сейчас снимай.       — Как я здесь оказался? — без сомнения, вопрос был наитупейший, но Ричи хотел спросить хоть что-нибудь, чтобы понять истинную реакцию любовника на всё происходящее.       — Я нашел тебя на улице, возле клуба, — Рафаэль кивнул на стакан. — Пей.       Ричи послушался, чувствуя, как чуть солоноватая вода приятно увлажняет горло. Наверное, какое-то лекарство.       — И что я там делал? — поинтересовался он, когда допил. Голову будто сдавило стальным обручем, ему очень хотелось прилечь, но находиться в этой квартире не было никакого желания.       — Это ты мне скажи, что ты там делал? Эй, — мужчина заметил попытку парня пройти к входной двери и перегородил путь.       — Раф, — у Ричи не было сил выбирать выражения. — Отвали.       — В каком это смысле отвали?! — наконец, его невозмутимость дала трещину. Пока       Левински искал взглядом свою одежду, мужчина продолжил: — Я нахожу тебя в компании трансвестита на парковке возле клуба, и ты на ногах еле держишься, на мои звонки все выходные не отвечаешь… Как это понимать?!       От его повышенного тона разболелась голова. Ричи наклонился, подавив желание стошнить, и принялся надевать обувь.       — Куда это ты собрался?!       — Домой, — выдавил он, внутренне ликуя, когда получилось зашнуровать первый ботинок.       — Ты хоть в курсе, сколько времени? Какой сейчас день?!       — Понедельник? — придерживаясь за стенку, Левински удалось встать.       — Сегодня вторник, Ричи. Ты проспал почти сутки! Ночь на дворе!       — Мне завтра в школу.       — Какая школа в таком состоянии, тебе надо ко врачу! — Рафаэль схватил его за плечи, но парень неожиданно для собственного состояния ловко вывернулся.       — Это тебе надо ко врачу! Это тебе надо узнать, здоров ли ты, блядь! Это ты больной! На всю голову больной! Сутенер! — выкрикнув это, Ричи схватил было куртку и потянулся к дверной ручке, но его грубо одернули назад.       — Что ты принимал, Ричи? — голос раздался над самым ухом и растекся по венам, словно ядом.       — Не трогай меня… я тебя знать не хочу… Я тебя… — он отмахивался из последних сил, но Рафаэль держал крепко.       — Кто такой Алан?       Левински замер, не двигаясь. В голове вспыхнуло недавнее воспоминание-сон, которое он видел так ярко… Вслед за ним, словно в замедленной съемке, пронеслись события, предшествующие тому, как он оказался в туалете ночного клуба.       А потом он увидел самого себя, втягивающего дым и кашляющего от собственной слюны. В голове эхом разносился его лающий, надтреснутый и какой-то обреченный смех.       — Не твоё дело, кто он такой, — Ричи постарался взять себя в руки и придать твердость дрожащему голосу.       — Я тебе покажу, что моё дело, — Рафаэль больно дернул его за руку, разворачивая, а затем толкнул в сторону ванной. — Немедленно в душ, и в постель.       Пришлось послушаться. Слабость в теле накатывала волнами, страх потонул под осознанием собственной глупости и сожалением, что всё так вышло. Левински действовал рефлекторно, не задумываясь. Он умылся, почистил зубы и принял душ, вытершись широким полотенцем.       Ему нужно было уходить, но как это сделать? Парень посмотрел на себя в зеркало и внутренне содрогнулся. В бледном и каком-то осунувшимся лице с трудом узнавалось его собственное.       — Где мой мобильный? — поинтересовался он, выйдя из ванной.       — Он тебе не понадобится.       — Но я хочу позвонить хотя бы маме…       — В ПОСТЕЛЬ. ЖИВО.       Ричи не осмелился спорить. Раф лежал в домашнем поверх одеяла, но что-то в нём вдруг напугало парня до одури. Какое-то первобытное чувство, наверное, доставшееся ему от далеких предков. Предупреждение об опасности… Что-то было не так…       Мужчина похлопал рукой по покрывалу возле себя, и Левински с ужасом понял, что физически не может лечь рядом. Он и в метре от этого человека находиться не хочет!       Но дверь была заперта, и парень чувствовал: если сейчас ослушается, случится плохое. Он подходил к кровати со стойким ощущением, что собирается положить голову в открытую пасть ко льву.       — А сейчас мы спокойно поговорим, малыш, — начал мужчина, когда Ричи улегся на соседнюю подушку, отодвинувшись на относительно безопасное расстояние.       — Я не хочу с тобой разговаривать, — начал было он.       — А тебе придется, сладенький, — Рафаэль повернулся на бок и коснулся его волос, забирая их со лба назад кончиками пальцев. — Знаешь, что я больше всего не люблю, милый?       Парень поморщился от этого вроде как ласкового, но вместе с тем, собственнического, требовательного жеста.       — Я не люблю, когда меня наебывают сопляки вроде тебя, — тихим, ровным голосом продолжил он. — Думаешь, ты первый такой? Милый молодой мальчик, который в конечном счете попробовал воспользоваться моими деньгами? Знаешь, где все эти мальчики сейчас?       Ричи помотал головой, прикрывая глаза. Ему было плохо, но спать уже не хотелось. От близости Рафаэля трясло, а выбора не было.       — Где они?       — Ты уверен, что хочешь знать? — мужчина, гладящий его по волосам, вдруг больно прихватил за прядку, натягивая и насильно поворачивая голову парня к себе. — Кто такой Алан?       — Мой одноклассник… пусти… — выдавил Ричи сквозь зубы.       — Давно вы учитесь вместе?       Левински сообразил, что не стоит рассказывать подробности их детской крепкой дружбы, но понятия не имел, что успел сморозить в алкогольно-наркотическом бреду.       — Мы дружили, но сейчас перестали общаться, — почти не соврав, ответил он.       — Перестали в понедельник утром? — Рафаэль бил наверняка. Вдруг стало жутко от мысли, что он мог следить за ним всё это время. Если не он, то кто-нибудь из его людей…       Ричи поймал себя на мысли, что кроме душещипательной истории о несчастном пуэрториканском мальчике, он не знает о своем любовнике ровным счетом нихуя. А подробности, которые дошли до него в ночном клубе и те могли быть правдой лишь наполовину…       — Что тебе от него надо, а? Я общаюсь с ним по делам школы, — Левински старался говорить, как можно более безразлично.       — Что произошло, mi chico? — голос Рафаэля немного смягчился. — Как ты оказался в столь дурной компании?       — Не помню… — соврал Ричи. — Я напился там… И всё. Наверное, тот чувак вывел меня на свежий воздух.       — Он говорил, вы собирались ещё куда-то.       Хват на волосах ослаб, и ладонь мужчины легла к парню на шею. Начни Рафаэль его душить сейчас, Левински бы вовсе не удивился.       — Слушай… мне плохо. Я не помню ни хрена…       — Отдохни, — согласился мужчина, резко поднявшись с кровати.       Ненадолго воцарилась тишина, затем парень услышал звук застегивающейся молнии.       — Куда ты? — спросил Ричи, когда звякнули ключи.       — Надо съездить по делам. Еда в холодильнике.       Хлопок двери и лязг замочной скважины заставили парня поёжится. Постель, в которой он лежал, казалась холодной как лёд, и почему-то преследовало ощущение, что Ричи легко отделался.       Он с трудом сел, слегка ошалело озираясь по сторонам. Затем нашел-таки свой мобильник на тумбочке возле кровати. Как это мило — он был заботливо подключен к зарядке, и Левински впервые в жизни порадовался наличию на нем пароля. Если бы он установил сканер отпечатка пальца, Рафаэль бы смог воспользоваться телефоном, пока Ричи спал.       На экране уведомлений было пусто. К счастью, кроме матери, ему никто не звонил и не писал.       — Алло? — в трубке раздался хриплый сонный голос.       — Мам, привет, — Левински сел обратно на кровать, чтобы хоть как-то унять вновь начавшееся головокружение.       — Ричи! — женщина всхлипнула. — Солнышко… с тобой всё в порядке? Где ты находишься?       — В порядке, ма… Я сейчас у друзей. Не приду сегодня. Завтра с ними поедем в школу. Не переживай. Прости, что не звонил.       — Милый… это ты меня прости.       Ричи опешил. Он впервые за долгое время слышал, чтобы мать перед ним за что-либо извинялась. Это было почти пугающе странно.       — Я понимаю, жизнь у нас с тобой в последнее время не сахар… — с горечью заметила она. — Да и я совсем расклеилась, дорогой. Мне очень стыдно…       — Ты держишься, мы же это уже обсуждали… — пробормотал Левински, вспоминая, как они говорили о том, что ей следует бросить пить.       — И я держусь благодаря тебе, солнышко, — она тихонько всхлипнула. — Прости, у меня неспокойно на душе. Я так за тебя переживаю…       — Что-то не так? — настороженно поинтересовался Ричи. В голове одна за другой пронеслись различные предположения о том, мог ли Рафаэль с ней связаться?       — Ты часто пропадаешь… То учеба, то работа… Устаешь, и я тебя совсем не вижу, — вздохнув, продолжила она. — Мы так давно не проводили время вдвоем… С того момента, ну… как…       — Да уж, давненько, — согласился Ричи, надеясь, что она сейчас не вспомнит его папашу.       — Может, сходим на выходные в Центральный парк? Погуляем там… съедим по мороженому? — она немного смутилась. — Хотя я уже, наверное, не могу пригласить своего взрослого сына поесть мороженого?       — Нет, ма… — Ричи почувствовал, что у него зверски защипало в глазах. — Конечно можешь. Обязательно сходим.       — Хорошо, родной.       — Я буду дома завтра после школы.       — А я буду ждать…       Они попрощались, и Ричи уронил телефон на пол. Кусок из пластика и металла неожиданно легко выскочил из его ослабевших пальцев. По щекам одна за другой, градом покатились горячие, крупные слезы, парень свернулся на кровати калачиком, подтянув колени к груди и задавая себе один и тот же вопрос:       — Мама, почему я такой?..

***

      За окном проплывали привычные глазу пейзажи, школьный автобус ехал неспешно и будто лениво: с трудом выползая из-за поворотов, останавливаясь на каждом светофоре и натужно поскрипывая. Алан смотрел на прохожих, ежащихся от колючего ноябрьского ветра, на деревья, с которых облетали последние листья, на рекламные вывески, мелькающие то тут, то там. Пестрое оформление знакомых кафе смотрелось странно, на контрасте с серо-коричневым индустриальным пейзажем всё выглядело как-то сюрреалистично и не по-настоящему.       А может, он просто не до конца проснулся, выйдя из дома, и снова погружался в сладкую дрёму? Он и не думал о чем-то конкретном, мысли блуждали, перескакивая с одного на другое.       Сегодня должен был состояться первый в этом году баскетбольный матч, но Алан не нервничал вовсе: в день игры его наоборот отпускало. Мандраж возвращался лишь за несколько минут до начала, но со временем Смит научился его подавлять. Волнение пряталось под толстым слоем внешней невозмутимости и шуток, к тому же, сегодняшнее утро было из ряда вон, и он чувствовал себя не в своей тарелке по многим причинам.       Алан всё никак не мог уложить в голове три вещи: как он умудрился оказаться в одной постели с парнем, с ним же проснуться, пускай позже, но позавтракать точно вместе. И как всё это не вызвало в нем ни малейшего возмущения?       Он вспомнил улыбку Эрика с утра, их ночной разговор, который никак не вязался в его голове ни с чем из вышеперечисленного. Ему было странно, неловко и волнительно поначалу, но как-то спокойно, уютно и тихо в конце. Однако услышанное откровение о смерти Штефана Вебера до сих пор холодом разливалось по грудной клетке. Наверное, так было потому, что для Смита подобные события являлись шоком? Он не терял никого из близких так внезапно: бабушка скончалась, когда он был совсем маленьким, и то от затяжной болезни, с которой, по словам мамы она боролась долгие годы…       А бывший Эрика? К такому ведь невозможно быть готовым!       Смит покосился на Хартманна, сидевшего рядом: тот поймал его взгляд, легко улыбнулся и открыл рот, спрашивая о чем-то. Алан обратил внимание на прядь волос, выбившуюся из-под шапки, слегка съехавшей на затылок. Всё время казалось, что она вот-вот спадет с головы.       — А? — он запоздало вытащил наушник из уха.       — Что ты думаешь о Виктории? — наклоняясь ближе и озираясь по сторонам, переспросил Эрик.       — Э… В каком плане? — Смит нахмурился: — А что я должен о ней думать? Что это бывшая девушка Ричи?       — Ну… кажется, ты ей нравишься. Причем всерьез.       — С чего ты взял? — Алан хотел было договорить, но почувствовал, как захлебнулся словами от удивления.       — Она посещает курсы по живописи вместе со мной, и уже которое занятие подряд рисует тебя, — беловолосый снисходительно улыбнулся. — Так что… Она тебе нравится?       — Нет, — не раздумывая ответил Алан. С трудом перестроившись с мыслей о самоубийстве на их общую знакомую, он поймал себя на ощущении, что словно прокатился на американских горках.       — П-печально, — Хартманн вздохнул.       — Почему печально?!       Парень почувствовал, что уже устал чему-либо удивляться. Он не был готов к рассказу о самоубийстве, к нахождению с Эриком в одной постели, к тому, что придётся откровенничать с ним по дороге в школу…       — Она, вероятно, планирует признаться тебе в этом в ближайшее время, — снисходительно, но как-то печально улыбаясь, Хартманн осторожно боднул его плечом.       — Учитывая, что Вики тебе не симпатична… постарайся смягчить отказ, хорошо?       — А с чего ты взял, что я откажусь? — Алан не сдержал возмущения в голосе, и от него не укрылось, как изменился взгляд Эрика в это мгновение.       — Вероятно она думает, что ты не такой козел, как твой друг… — Эрик осёкся. — Извини! Это её слова!       — Она что-то рассказывала о Ричи?       — Ну… что он обидел и бросил её, перед этим использовав по полной программе. И еще добавила, что не верит, что ты такой же, несмотря на то, что его лучший друг.       — Был, — вырвалось у Алана.       Чуть притормозив на повороте, автобус свернул влево, и, объезжая выбоину в асфальте, противно заскрипел рессорами. Мотор зарычал громче, натужнее. Толпа сонных школьников возмущенно заворчала, а Эрик кивнул в сторону остановки, возле которой они остановились.       — Как бы там ни было… Будь помягче, — сказал он, когда водитель открыл переднюю дверь.       Алан сразу же заметил Викторию, поднимающуюся по ступенькам. Девушка улыбалась, входя в салон и ослабляя большой шарф, небрежно повязанный на шее. За ней, смеясь и толкаясь, поднималась Мару.       — Ого, кто тут у нас! — сестра Фила сразу же выделила парней среди других школьников и плюхнулась на соседнее сиденье.       — Поживее, не спим, молодые люди! — возмущенно заворчал водитель, ожидающий, пока подростки наконец-то рассядутся по местам.       — А где брат? — поинтересовался Алан, наклоняясь вперед. Эрик наоборот отодвинулся, прижимаясь к спинке сиденья.       — Он сегодня на машине. А почему вы едете вместе? Эрик же обычно позже заходит… — Мару вопросительно изогнула бровь, и Смит нервно сглотнул: он не был готов к такому вопросу.       Ответить честно было бы проще всего, но он почему-то не смог сделать это с самого начала. Пауза затянулась, Виктория, оживленно переговаривающаяся о чем-то с какой-то девочкой, наконец, тоже обратила на них внимание.       — Я заезжал к маме на работу, распечатать реферат, — вдруг пояснил Эрик. — Алан был по дороге, решили поехать вместе.       — У тебя что, нет дома принтера? — Мару отмахнулась от Виктории, когда та попыталась поинтересоваться в чём дело.       — Сломался, — Хартманн невозмутимо пожал плечами.       Разговор прервался, девушки отвлеклись на чей-то смех, переключив пристальное внимание на компанию в конце автобуса. К величайшему облегчению Алана, через некоторое время на горизонте показались знакомые стены кирпичного здания школы.       — Спасибо, — коротко бросил он, когда Эрик уже поднимался, небрежным жестом закидывая рюкзак за плечо.       — Без проблем, — каким-то безразлично-спокойным тоном ответил он.       Смит не знал, правильно ли поступил, умолчав об их совместной ночи? Могло ли быть что-то постыдное в том, что друг остался у него? Хартманн ведь переступил черту, когда можно было не говорить о нём, как о хорошем знакомом? Но оправдания и отмазки нужны лишь в том случае, если в ситуации было что-то предосудительное, а Эрика он пригласил сам…       — Эй! — Алан окликнул Хартманна уже на крыльце. Тот обернулся, перед этим бросив взгляд на электронные часы над входом в здание. — Извини… Я просто как-то растерялся.       — Ты о чем? — непонимающе переспросил он.       В этот момент какой-то парень в белой толстовке и небрежно расстегнутой куртке вырос справа от них, протягивая Эрику руку. Он стоял боком, лица было не разглядеть за наглухо надвинутым капюшоном.       — Ну… о вчера. Я хотел сказать, что ты был…       Эрик отвлекся, отвечая на заданный незнакомцем вопрос, а потом их окружила толпа спешащих на первый урок. Момент был потерян, Смит покачал головой, на ходу отмечая, что чувак в капюшоне носил странное кольцо на безымянном пальце. Белое, пластмассовое, немного широкое. Зачем? Это должно было что-то значить? Пожалуй, он держал Хартманна за руку чуть дольше, чем необходимо для простого приветствия, да и сам Эрик как-то уж слишком любезничал… Они шли чуть впереди, разговора не было слышно из-за стороннего шума, как бы Смит не пытался напрячь слух.       Возле лестницы он осознал, что им нужно было расходиться на уроки в разные концы здания.       — Увидимся на обеде, Ал! — Хартманн обернулся, махнув ему рукой и как-то устало, будто вымученно улыбнулся.       Смит едва не вывернул шею, ожидая, что этот странный новый знакомый Эрика снимет-таки треклятый капюшон, чтобы можно было разглядеть лицо. Но парень будто назло шёл, спрятавшись, и только поднявшись на пару ступенек выше, вдруг провел ладонью по макушке, смахивая ткань. Удалось различить шапку темных волос и аккуратно выбритый затылок, как вдруг Смит ощутил толчок в плечо: в него врезалась какая-то девочка. Скомкано извинившись, она продолжила свой путь, но парень даже не обратил внимания, следя взглядом за белой шевелюрой Хартманна. Тот смеялся, закинув голову назад, а «выбритый затылок» в белой толстовке возбужденно жестикулировал.       — На обеде, говоришь? — зло пробормотал себе под нос Смит, — ну ладно…       Он даже не понял, что его так рассердило. Дойдя до своего кабинета, Алан швырнул тетрадь на парту с такой силой, что та, проскользив по деревянной поверхности, глухо шлепнулась на пол.       Все уроки он провел, слушая преподавателя вполуха и рисуя какие-то закорючки на полях. Периодически тяжело вздыхая, парень поглядывал на телефон, спрятанный под книгой, но тот как назло молчал.       До игры оставались считанные часы, но Смит начисто забыл о том, что его тревожило, без остановки размышляя об увиденном в школьном коридоре. Почему его так возмутило, что Хартманн с кем-то общается? Ведь доверие, которое возникло между ними этой ночью вовсе не гарантировало, что парень превратится в его закадычного друга! К тому же, большая часть предметов посещалась ими раздельно, неудивительно, что Эрик общался с кем-то ещё. Вообще совершенно не странно, что Хартманн имеет свой собственный круг общения. С чего Алан взял, что заслуживает право монополии на его внимание?       Разум твердил всё эти доводы, и Смит был рад, что мыслит логически. Но ему всё равно было как-то необъяснимо и совершенно иррационально неприятно от увиденного.       Спускаясь в кафетерий, Алан подумал, что никоим образом не хочет видеть Хартманна в компании того «выбритого затылка». Здравый смысл одерживал верх над эмоциями с переменным успехом: Смит про себя ругался за собственную нелюдимость и нежелание общаться с новыми людьми. Однако, заметив, как Эрик машет ему из очереди, будучи в гордом одиночестве, парень вздохнул с облегчением.       Выбрав обед, они расположились с подносами за одним из свободных круглых столов по центру помещения. Усевшись, Алан обнаружил, что у него пропал аппетит. Свиная отбивная выглядела прекрасно, а пахла так вообще восхитительно. Картошка была свежей, только что из фритюра, и Смит надеялся, что желание поесть проснется, когда он возьмёт в руки вилку, но нет. Ему, что называется, кусок в горло не лез.       Вскоре в дверях показались Виктория и Мару. Последняя толкнула девушку плечом, указывая на них: пришлось помахать рукой. Хартманн похлопал по спинке свободного стула рядом, приглашая. Заметив этот, в общем-то вполне дружелюбный жест, Алан снова подумал о том, что становится социопатом. И он искренне надеялся, что сегодня у него просто не было настроения общаться с людьми. Окончательно запутавшись в собственных ощущениях, парень ухватился за упаковку сока, с остервенением разворачивая и разрывая зубами соломинку из блистера.       Девушки отстояли очередь за едой и присоединились к обеду. Завязалась непринужденная беседа, одна из тех, которые Смит ненавидел больше всего. Ему не нравились бессмысленные разговоры об учёбе и домашних заданиях, уже порядком набивших оскомину. А обсуждение последних школьных слухов, вечеринок и чьих-то отношений и вовсе вызывало желание сблевать.       В какой-то момент Алан отвлекся от содержимого тарелки, которую созерцал, словно музейный экспонат, и огляделся по сторонам, вспоминая о Ричи.       Он надеялся, что, как обычно, увидит его в самом конце кафетерия, в гордом одиночестве. Конечно Смит не планировал неожиданно вставать из-за стола, чтобы поздороваться, но на какое-то мгновение ему захотелось оказаться рядом просто потому, что с Левински всегда было уютно помолчать.       Но того нигде не было видно.       Мару неожиданно завела разговор об игре, Эрик начал задавать вопросы о том, как проводятся матчи и сколько их будет всего.       — До конца года будут играть. Это чемпионат в нашем районе, но я точно не помню, сколько участвует школ, об этом лучше спрашивать Фила.       Виктория вела себя куда более тихо, чем обычно. Один раз Смит поймал на себе многозначительный взгляд Хартманна, видимо, просящий о том, чтобы он поскорее включался в беседу. Но вместо этого Алан будто назло ему решил сосредоточиться на обеде.       Они вдруг все попытались его подбодрить, Мару даже предложила съесть чего-нибудь сладкого, предполагая, что это подстегнет энергию перед матчем.       — Ты какой-то задумчивый, это не дело! — ворчала она. — Посмотрел бы на моего братца, вот он лопает за обе щеки!       Смит кисло улыбнулся, тыкая вилкой в кусок мяса. Разумеется, Бостон трескал картошку, с лихвой запивая её газировкой и возбужденно при этом что-то рассказывая. Но на самом деле парень знал, что Фил делал это от нервов. Он прекрасно помнил, как вся команда поджидала его под дверью сортира, который он оккупировал каждый раз после подобных «зажоров».       Все справлялись со стрессом как могли…       — А вы слышали, чем славится эта команда? — вдруг заговорила Виктория. — В прошлом году они жестоко избили ребят прямо перед матчем, в раздевалке! Дженни мне сегодня сказала, они часто так делают… — голос девушки дрогнул от волнения.       — Какой ужас! — Мару прикрыла рот рукой. — И как они после такого? Смогли играть? — Виктория несколько раз кивнула в ответ.       — Я бы не хотела, чтобы с вами что-нибудь случилось… — после сказанного, она поймала взгляд Алана на долю секунды, будто ища одобрения.       Тот выдержал зрительный контакт и постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. Он понятия не имел, как девушка отреагирует на его поведение, с учётом того, что узнал от Эрика. Смит постарался найти в ситуации что-нибудь положительное, однако, мысль о том, что он нравится бывшей своего друга, заставляла его только морщиться.       О тех хулиганах, избивших игроков, парень, разумеется, слышал. Только надеялся, что в этом году сменился состав всей команды соперников, и подобного не случится.       Он с трудом отсидел пару занятий и после звонка на негнущихся ногах подошел к зданию спортивного зала. Вокруг него уже было людно. На парковке поблизости стояло множество машин: чьи-то родители, девушки, младшие братья и сестры, которых привели поглазеть на шоу: все они собирались возле крыльца небольшими группками.       У дверей смеялись болельщицы из группы поддержки Красных Дьяволов: проходя мимо, Смит увидел среди них Дженни. Девушка многообещающе подмигнула ему, послав воздушный поцелуй, и остальные поддержали этот жест восторженным улюлюканьем.       В раздевалке уже собралась вся команда, включая тренера. Дейв и Фил стояли позади скамьи, Джек сидел на ней, сосредоточенно выстукивая по коленкам какой-то незатейливый ритм. Питер, как обычно держался особняком, однако, это была лишь иллюзия, Алан знал, что парень впитывал информацию от тренера, словно губка.       Стив Милс выглядел так, будто возомнил себя древнеримским полководцем: он вдохновенно рисовал что-то на плане, возбужденно жестикулируя и показывая ребятам стратегию, которую хотел бы видеть на сегодняшнем матче.       — Смит! — заметив парня, рявкнул он. — Чтоб через минуту видел тебя в форме, в коридоре на разминке! Ты какого черта опаздываешь, а?!       — Простите, — пробормотал Алан, скидывая рюкзак и доставая из него одежду.       Переодеваясь, он продолжил слушать тренера уже вполуха. На деле Милс, разумеется, был очень толковым мужиком, не зря же его взяли в высшую лигу. Вот только у парня сегодня хреново выходило сосредоточиться. Мысли блуждали вокруг разговора с Левински, вчерашней ночи с Эриком, этим его дурацким утренним упоминанием о том, что он нравится Виктории, загадочным парнем со странным кольцом на пальце…       А Ричи, наверное, был зол на него… Смит ведь даже не скрывал, что тусуется теперь с его бывшей подружкой! Это же могло быть причиной гнева друга в их прошлую встречу, и как он раньше об этом не подумал? Собравшись и заправив майку в шорты, Алан решил найти и поговорить с Левински сразу после матча. Он не собирался прекращать общения с кем бы то ни было, однако, ему хотелось обозначить приоритеты. Ричи был важен для него, Эрик оказался прав, когда советовал попробовать всё обсудить ещё раз.       — Эй, хлюпик, ты как? — Фил отвлёк его от размышлений. — Милс сегодня жестит, кажется, решил выжать из нас все соки.       Алан поднял голову, обнаружив, что тренер ушел, а все дожидаются только его.       — Да он боится, что Смит обосрется в первые пять минут! — Джек толкнул Алана плечом, проходя мимо, и немедленно отхватил от того порцию ругательств.       Проследив, чтобы команда покинула раздевалку, Смит снова наклонился и с трудом завязал шнурки дрожащими пальцами. Глянув на часы, он понял, что у него оставалось еще пять минут, и решил смочить горло водой. Напиваться жидкости перед игрой было плохой идеей, но и выходить на поле с языком, присохшим к нёбу тоже.       Вывернув вентиль фонтанчика с питьевой водой, он ухватился за края небольшой раковины и наклонился, с наслаждением прополаскивая рот живительной влагой и заодно умываясь.       Именно поэтому до его сознания не сразу долетел звук открывшейся двери. Алан пропустил момент, когда позади него вдруг отчетливо ощутилось чье-то присутствие. Он развернулся, протирая глаза и посмотрел на подошедшего снизу-вверх: в мозгу отпечатались ярко-красные, с нарисованными по бокам языками пламени, мартинсы.       — Ну и ну, это и есть тот самый Смит? — елейно проговорил противный, едва ли не писклявый голос. — Я думал, он будет больше… Это же совсем неинтересно!       Первый удар пришелся в подбородок и вышиб из Алана весь дух. Он отшатнулся назад, больно ударился об фонтанчик с питьевой водой и нелепо взмахнул руками. Взгляд сфокусировался на нападавших не сразу: их оказалось двое. В ярком свете ламп Смит разглядел, что оба были одеты в похожие короткие спортивные куртки, волосы у каждого выбритые почти под ноль.       В руке одного из них сверкнул кастет.       Смит встал ровнее и тут же увернулся от очередного удара, который с грохотом пришелся в железный корпус питьевого фонтанчика. Парню удалось отскочить в сторону раньше: в это же место сию секунду ударила струя воды. Однако напарник нападавшего не растерялся, не взирая на лужу, он мгновенно подлетел к нему, замахиваясь ещё раз.       В голове пронеслось запоздалое: «…жестоко избили ребят прямо перед матчем, в раздевалке …»       — Какого хуя?! — возмущенно выкрикнул Алан, блокируя удар и принимая на себя вес чужого тела.       Он бил в ответ почти наотмашь, не заботясь о точности и прочих тонкостях драки в рукопашную в замкнутом пространстве. По движениям этих ребят Смит быстро понял: они были намного шустрее. Куда более подготовленные к тому, что происходит. Его же могла спасти только скорость, если и не слишком хорошо сочетающаяся с силой, то способная хотя бы застать этих ублюдков врасплох.       Его задели по касательной, чем-то острым, вероятно кастетом, прямо по шее: боль распространилась по позвоночнику вниз, парень вскрикнул и чуть не упал, ухватившись за одного из них. С шумом и ругательствами оба повалились на пол. Правую руку прошил острый импульс, Алан ударил левой, но, разумеется, для противника это был, что комара укус.       Его приятель позади вдруг закричал, что-то с грохотом снова врезалось в злосчастный фонтанчик. Вода была уже повсюду на полу, заставляя подошвы кроссовок предательски скользить по кафелю. Смит не смог посмотреть, что произошло, занятый борьбой: ублюдок, напористо толкающий его, казалось, был вдвое тяжелее. Он уже перевернул Алана на спину, вдавив плечи в пол с такой силой, что он испугался, как бы не треснули рёбра.       — Fickt euch, ihr Idioten!!! — он снова услышал чье-то натужное пыхтение, а затем стены раздевалки огласил надрывный крик боли, который, впрочем, тут же прервался и странно затих.       Кто-то схватил громилу, повалившего Алана, за шиворот, и он наконец-то вдохнул долгожданного воздуха, ошарашенно уставившись на то, как знакомая беловолосая шевелюра мелькнула перед глазами. Он даже не сразу сообразил, что Эрик всё это время кричал что-то на немецком, отдаленным уголком сознания подмечая, что увидел его, словно впервые.       Хартманн ударил поднявшегося здоровяка с такой силой, что тот снова потерял равновесие.       Он был в рубашке, и Алан успел подметить, что на той не хватало верхних пуговиц: из-за ворота проглядывали чуть выступающие ключицы. Его прическа, почти идеальная по утрам, растрепалась, прядь волос прилипла к вспотевшему лбу, глаза холодно блестели. Он тяжело дышал, оглядывая двух валявшихся возле Смита парней.       Алан успел испугаться, что если эти дебилы очухаются, с Эриком может повториться то же самое, что случилось почти месяц назад.       Спас эффект неожиданности, спустя секунды после того, как всё неожиданно закончилось, в раздевалку, наконец, прибежал тренер. Один из напавших довольно ретиво подскочил с кафеля и, спотыкаясь, успел-таки смыться, но тот, которого завалил Эрик по-прежнему лежал в луже.       Впрочем, Смит и сам валялся на полу, ощущая, что у него намокли шорты и разглядывая звездочки под потолком. Хартманн сориентировался очень быстро. Он развернулся к тренеру, ошарашенно осматривающему помещение, и дал все необходимые показания. Да, их было двое, да, он видел, как они вошли, и может описать сбежавшего. Что он сам тут делал? Почувствовал неладное, кто-то пустил слух о возможной драке среди учеников во время ланча в кафетерии.       Алану было страшно вставать. Кожа на шее горела, запястья и костяшки противно ныли. Постепенно схлынул адреналин и пришло ощущение боли.       В раздевалку влетел Дейв с запыхавшимся Джеком, тренер велел одному оттащить несчастного, оглушенного Эриком, с пола, а другому немедленно доложить ситуацию администрации и задержать начало матча. Смит немного обрадовался: он не хотел, чтобы игру отменили, ведь тогда по школе пошел бы слух, будто его отмудохали до состояния невозможности держать в руках мяч. Хотя он не был уверен, всё ли так хорошо на самом деле?       Стоявший в проходе Хартманн отступил на шаг назад и впервые за всё это время вопросительно посмотрел Смиту прямо в глаза.       — Эй! — Алан поморщился, когда голова Эрика нависла над ним, загораживая свет люминесцентных ламп. — Давай, поднимайся, — он подал ему руку.       Парень ухватился за нее, боязливо глянув ему в глаза. На долю секунды вспомнилось, как Хартманн орал и бил, показалось, что это и не Эрик вовсе…       — Осторожно. Медленно. Я понял! — он нагнулся ещё ниже, так, чтобы Алан смог ухватиться за его плечо. — Где болит? Ты цел?       Едва Смит поднялся на ноги, Хартманн тут же начал ощупывать его лицо, поворачивая за подбородок то в одну, то в другую сторону. Это поведение было похоже на него куда больше, чем случившееся пять минут назад, и Смит позволил осмотреть себя, ощущая волны дрожи по всему телу.       — Шея… что там? — пробормотал он, пытаясь при этом пошевелить правой рукой.       — Ссадина… — Эрик коснулся содранной кожи пальцами, и парень в ответ зашипел, стиснув зубы. — Прости-прости! А как рука? — чужие пальцы прошлись по кисти и слегка надавили на кожу.       — Как ты сюда попал, чёрт возьми?       — Шел за ними и за тобой от самой школы, — Эрик продолжал ощупывать его ладонь, а Смит почему-то думал о том, какие холодные у него пальцы. — Голова не болит?       — Ты их прямо как… кэп… — восхищенно и ошарашенно заметил Смит. Он даже не понял, зачем сморозил эту чушь.       — С тебя причитается, — Эрик улыбнулся в ответ, а перед тем, как отпустить его ладонь, на долю секунды пожал её в своей. Так осторожно, что Алан и не заметил бы… только почему-то заметил.       — Причитается позировать тебе голым на рисовании? — он попытался пошутить, но вышло только поморщиться.       — Ловлю тебя на слове, Ал! — Эрик рассмеялся, отступая на шаг.       — Смит! — в раздевалку, будто вихрь, влетел тренер. — Играть сможешь? Ты цел? Начало через пять минут, мать вашу! Там сейчас затянули и забили паузу выступлением группы поддержки!       Эрик вопросительно посмотрел на Алана.       — Да, сэр! — бодро кивнул тот, не успевая сообразить, на что он только что подписался в разговоре с беловолосым. Позировать голым? Что?       — Вот и замечательно. А ты! — Милс обратился к Хартманну. — Живо на выход и на трибуны!       Смит проводил парня взглядом: тот кивнул и покинул помещение раздевалки, не рискуя ослушаться приказов. Тренер сейчас чем-то напоминал сержанта в армии: суровость в его голосе оказывала такое давление, что ослушаться было попросту страшно.       — На поле, Смит. Со всем разберемся после. Теперь у нас точно нет права просрать этим ублюдкам! — Милс даже позволил себе сквернословие, однако Алану от этого стало чуточку легче.       Он нахмурился, потирая кисть правой руки, которую только что трогал Хартманн: на ней до сих пор чувствовался отпечаток его холодных пальцев.       В зале было шумно, Фил и остальные, даже Джек, встретили Смита с беспокойством, но тот лишь отмахнулся. У них не было времени на выяснения обстоятельств: все, что оставалось Алану, это сосредоточиться и вести матч, как он и делал раньше.       К счастью, многие из команды противника, завидев футболку с его номером, как-то растерянно поникли. Кажется, они всерьез надеялись, что его на площадке не будет?       — Хрена с два! Уроды сраные, — сквозь зубы выругался Смит, следуя к центру поля, где должен был разыгрываться матч.       По дороге он быстро осмотрелся кругом, отыскивая знакомые лица на трибунах: Мару с Викторией сидели с другими девочками и радостно помахали, заметив его. Учитель английского, мистер Локерсон, интересующий успехами школы в баскетболе, расположился ниже, вместе с остальными преподавателями. Спортивным комментатором был какой-то парень, на год помладше: сейчас он рассказывал о школьном талисмане.       Пришлось отойти с центра площадки, пока мужик в костюме чёртика, символа их команды, делал первый бросок в корзину. С другой стороны поля снова выбежала группа поддержки. Алан продолжил исследовать трибуны, в надежде найти знакомые лица и наконец увидел: Эрик сидел на самом верху, с краю.       Заметив, что Смит смотрит на него, Хартманн поднял вверх большой палец и улыбнулся.       Алан вспомнил об этой улыбке ещё раз: когда раздался свисток судьи, и когда он забил свой первый мяч. Ощущая неприятное жжение на шее, он вспомнил, как Эрик оттащил от него здоровяка и как ударил его, лишив равновесия и отправив в нокаут.       Смит слышал шум с трибун: чей-то визг, крик пасующего ему Джека. Но в голове было удивительно пусто.       Он видел только Эрика и его ободряющую улыбку.

***

      Хартманн закрыл окно и наглухо задвинул шторы: там, на улице уже вовсю сыпал снег. Красиво, конечно, и холодно, но сейчас разглядывать пейзажи не было ни малейшего желания. Духота в комнате вынудила его заняться проветриванием.       Парень прошелся до кровати и почесал в затылке, раздумывая, чем бы заняться. Сегодня была, кажется, самая скучная суббота в его жизни: поездка по магазинам с родителями, уборка дома, а потом занудное, двухчасовое общение в скайпе с его новым знакомым с уроков живописи. Деррек Уайт: странноватый, немного экспрессивный, но талантливый ученик с их потока, в последнее время проявлял к Хартманну настолько повышенный интерес, что парень уже всерьез задумывался, а не решился ли тот за ним приударить?       От этой мысли ему стало смешно, хотя и немножечко лестно. Эрик завалился на кровать, покосившись на потухший экран ноутбука на подушке. Он провел пальцем по сенсору, чтобы вывести железку из спящего режима: в окне социальной сети мигало непрочитанное сообщение.       При виде знакомой фамилии ёкнуло в груди, и Эрик разом забыл все мысли о каком-то там Дерреке. Смит спрашивал, чем он занят.       Хартманн уселся, скрестив по-турецки ноги и устроив ноутбук поверх коленей. Он ответил, что занудствует, и Алан неожиданно сказал, что занимается тем же. Эрик уже начал набирать сообщение, с предложением позвонить, как мобильный вдруг разразился громкой мелодией откуда-то со стола.       — Твою ж мать! — парень чуть не уронил ноутбук, подскакивая за телефоном. Сердце сбилось с ритма, чтобы потом застучать ещё быстрее.       Смит набрал ему сам!       — Что ты так долго, срёшь что ли? — на том конце провода хрипло рассмеялись.       — Да, прямо сейчас, чувствуешь, как пахнет? — съязвил Эрик в ответ.       — У меня уже волосы выпадают, ну ты и токсичный…       Они одновременно рассмеялись. Хартманн вернулся в кровать, ощущая радостное возбуждение. Словно весь день провел в каком-то подобии полусна, и только сейчас Алан пришел и растолкал его для чего-то…       — Как день? — собравшись с духом и уняв безмерную радость, вежливо поинтересовался он.       — Отвратительно.       — Что-то случилось? — поспешно спросил Эрик и сразу осёкся.       — Вообще-то да, — голос Смита вдруг посерьезнел. — Тоска смертная напала, если честно.       — Дай угадаю. Домашка?       — Не-а.       — Дела сердечные?       — Ещё не хватало…       — Предки?       — Почти.       Эрик вытянулся посреди постели и прикрыл глаза, замечая, что вслушивается в чужой голос очень внимательно. Ему казалось, он даже может видеть, как Смит сейчас стоит на знакомой пожарной лестнице и задумчиво курит. По крайней мере звук редких затяжек парень различал.       — Ты кофту накинул? — усмехнулся он.       — Да, мам, отвали, — передразнил Алан.       — Так что с родителями?       — Я даже не знаю, как это объяснить…       — Ну ты попробуй. Думаешь, мои предки с другой планеты? — в груди теплело, Эрик понял, что успел соскучиться по ворчливому Смиту и их периодическим подколам.       — Твои настаивали, чтобы ты занимался живописью?       — Вообще-то это был мой личный выбор.       — Ну вот если бы я решил рисовать, то мой отец сказал бы — ни в коем случае… — мрачно изрёк Смит.       — Как это? — Эрик повернул голову, прижимая трубку к подушке собственной щекой.       — А потом он выбросил бы из дома все кисточки и краски.       — Жестоко… — Хартманн не знал, что добавить.       Воцарилось недолгое молчание, прерванное досадливым вздохом Смита.       — Я, блядь, сейчас сбежать хочу, хоть куда-нибудь. Стены давят… — судя по приглушенному звуку, он ударил ладонью по железным перилам лестницы.       — Так пошли! — Эрик мгновенно сел, оглядываясь по сторонам.       — В час ночи?! — Смит немного опешил. — А предкам своим я что скажу?!       — Ой да брось, будто никогда не сбегал? — Хартманн уже поднялся, одной рукой на ходу стаскивая с себя домашние шорты.       — Услышат, что я ушёл… — Алан задумался.       — Возьми ботинки и куртку к себе в комнату, у тебя под окнами пожарная лестница, можно спрыгнуть, а чтобы залезть обратно, подкати мусорный бак. Просто не запирай окно, и не забудь погасить свет, чтобы родители решили, что ты лёг спать.       — Ты раньше домушником не подрабатывал? — с сомнением в голосе поинтересовался Смит.       — Нет, — Эрик чуть нервно хохотнул.       Он уже держал в руках толстовку, и вдруг замер, испугавшись, что Алан на такое не пойдет. За каким чёртом ему срываться из дома вместе с ним? Всё не может быть настолько плохо… У него чудесная семья, пускай они и поссорились сейчас, Эрик не сомневался, его мама быстро остынет. Насчет отца он бы не стал рассчитывать, мужчина всё же выглядел довольно серьезным, но вот миссис Смит…       — И куда пойдем? — этот вопрос настолько ошарашил Хартманна, что он едва нашелся с ответом.       — Ну, можно посидеть в кафе… Я знаю одно круглосуточное неподалеку от школы!       Молчание на том конце вдруг прервалось возней: Алан забормотал что-то про деньги на такси. Эрик про себя взмолился, чтобы они у парня были. Предлагать заплатить стало бы верхом глупости, хотя он и мог… Но тогда их спонтанная встреча выглядела бы, словно какое-то свидание.       Ночное свидание с Аланом Смитом… Вашу ж мать.       — Я беру верхнюю одежду и спускаюсь. Где мы встречаемся?       В голове была полнейшая каша, Эрик кинулся к ноутбуку, чтобы открыть карту и вспомнить треклятый адрес. Параллельно он уже выдумывал, как сказать обо всём этом маме. Та ещё сидела в гостиной, досматривала сериал и вроде не планировала идти спать.       Они условились быть на месте минут через сорок. Хартманн оделся, на ходу молясь всем известным богам, и быстро спустился по лестнице. Разумеется, пройти мимо арки, ведущей в гостиную, незамеченным было невозможно.       — Куда это ты? — мама окликнула его из полумрака, когда он уже накидывал куртку.       — Тут такое дело… — Эрик решил не дать ей опомниться и при этом, не мешкая, всунул ноги в ботинки. — Мне срочно надо отлучиться, только я очень тебя прошу, не говори ничего отцу, я приду домой раньше, чем он проснется, и клятвенно заверяю, что это не связано с алкоголем или наркотиками! — выдав всё на одном дыхании он заткнулся, хватаясь за дверную ручку.       Хелена так и не встала с дивана, в котором сидела, уютно устроившись под пледом с чашкой чая. Она осмотрела его с ног до головы, проницательно заглянула в глаза, прищурилась, с минуту о чем-то раздумывая.       — Алан Смит, — изрекла она, однако, без тени иронии в голосе.       — Ну мам…       — Просто скажи, что это он.       — Какая разница?! — взмолился Эрик, украдкой поглядывая на время в телефоне и прикидывая, сколько у него уйдет на то, чтобы вызвать такси.       — Во-первых, я обязана знать, с кем посреди ночи шляется мой сын! — она нахмурилась едва различимо из-за полумрака. — И во-вторых, раз уж я собираюсь стать сообщницей в твоей авантюре, я имею право спросить, что за человек так занимает твои мысли, если ты готов сорваться с ним куда-то в столь поздний час?       Эрик закусил губу и потупился. Мама, само собой, была права, но говорить об Алане ему было несколько тяжело… Обычно он всегда рассказывал родителям об их общении, не особенно скрывая, да и было бы что скрывать… Но сейчас парень не знал, как позиционировать свой уход. Как дружескую прогулку? Хелена быстро раскусит, по её заявлению сейчас он понял, что бессмысленно доказывать их «обыкновенную» дружбу…       Мама слишком хорошо его знала: Хартманн не стал бы срываться с друзьями посреди ночи. За всю его жизнь людей, кто мог заставить пойти на такое, ещё не было.       — Да, это Алан. И мы собираемся сходить в кафе, где вкусные шоколадные пончики. Помнишь? Ну то, возле школы.       — Эрик… — женщина хотела было что-то добавить, но отчего-то передумала. — Будь на связи, и чтобы к семи утра я нашла тебя уже в постели, ясно?       Он хотел было броситься ей на шею от радости, но затем понял, что опоздает.       — Ты самая лучшая мама в мире! — бросил он, тенью выскальзывая за дверь на крыльцо.       Вниз по дорожке к входным воротам он нёсся быстрее ветра.       Постоянно преследовало ощущение, что это шутка. Что Смит подумал, будто Эрик прикалывается и не поехал никуда, преспокойно сидя в уютной постели. А его постель… Хартманн вдруг вспомнил темно-синее хлопковое бельё со вкусным запахом и зажмурился, сведя челюсти.       Дома у Смита было уютно. Сам Смит почему-то казался уютным, он вызывал ощущение теплоты где-то в груди, Эрику нравилось его общество, казалось, даже просто иди он рядом с ним, его окружало бы теплым облаком.       Когда парень сел в такси в кармане штанов завибрировал мобильный. Эрик понадеялся, что это Смит, а затем испугался на мгновение, словно тот уже отправил ему смс вроде: «Всё отменяется». Параноидальный страх, что вся затея может обломиться, так и не начавшись, не отпускал.       Достав телефон, он недовольно скривился: сообщение пришло от Деррека Уайта.       «Чем занимаешься?»       Чёрт возьми, они же только что проболтали в скайпе без малого пару часов, какого хрена этот парень так интересуется его личной жизнью?! Эрик хоть и возмутился про себя, на деле ответил на сообщение относительно вежливо и честно. В конце концов, что ужасного в том, что он собирался поесть пончиков в час ночи?       «Я знаю это кафе, я живу в паре домов неподалеку! Хочешь, приду?! Ты уже там?»       Хартманн с досадой откинул голову назад и больно стукнулся затылком об подголовник сиденья. Кто тянул его за язык? Зачем было говорить название кафе? Почему ему так везёт? Он даже хотел выключить телефон, но вовремя вспомнил о маме. Потом ему в голову пришла гениальная мысль: место встречи можно изменить, надо только дождаться Смита.       Увидев знакомую фигуру на перекрестке, он попросил таксиста остановиться чуть раньше, быстро расплатился и вылез, чтобы привести себя в порядок прежде, чем Смит его увидит. Эрик даже похлопал себя по щекам. Ему было невыносимо жарко, спина под курткой и свитером покрылась потом, несмотря на холод на улице. Он нервничал, до сих пор частично не веря, что Алан согласился на эту встречу.       Смит стоял к нему спиной, разглядывая витрину кафе и то, что было видно за красиво оформленными окнами. Хартманн действительно был здесь, вместе с мамой ещё в начале лета. Наверное, это место скорее походило на кондитерскую, с небольшой пекарней, но тут ещё осуществляли доставку на дом. Хелена предложила зайти сюда выпить кофе после того, как они подали документы в школу. Эрик понятия не имел, почему именно это место первым пришло на ум.       — Давно ждёшь? — ему хотелось быть вежливым, но голос, наверное, выдавал.       — Не-а. Машина только что укатила… — Алан выглядел мрачнее тучи, он хмурился, рассматривая вычурные столики: в кафе не было ни одного посетителя, но какая-то девушка за стойкой расставляла ценники у остатков выпечки.       — Все нормально?       — Ну… — он сомневался с долю секунды, украдкой глянув на Хартманна.       — Ну говори уже, — у того похолодело в груди.       — Может мы не пойдем в это кафе? — как-то жалостливо предложил он, добавив: — У меня просто денег не очень…       Эрик чуть было не рассмеялся во весь голос, но вовремя себя одернул. Он огляделся по сторонам, высматривая Деррека: на улице было оживленно, несмотря на столь поздний час. Станция метро неподалеку и множество небольших кафе так и не прекращали свою работу. Хартманн понадеялся, что Уайт, вероятно, передумал сюда идти или же его не пустили родители, но на всякий случай им не мешало перестраховаться…       — Ты кого-то еще позвал? — Алан недоуменно посмотрел в ту же сторону, куда и Эрик.       — Твою ж мать, — увидев знакомый силуэт на горизонте, Хартманн толкнул ошеломленного парня в плечо, спешно заговорив: — Идём быстро-быстро, не оглядываясь, поворачиваем сразу за домом и растворяемся в тени!       Упирающегося Смита удалось сдвинуть с места и направить в нужную сторону как раз, когда Деррек остановился перед пешеходным переходом на красном сигнале светофора. Проехавшие мимо машины скрыли побег, Эрик всё же не сдержался, смеясь от сложившейся ситуации и забыв, что по-прежнему толкал бедного, ничего не понимающего Алана в спину.       — Да кого ты там увидел? Дракулу? Франкенштейна? Сборщика налогов? — возмутился он, когда Хартманн затащил его в какой-то проулок, скрытый от основной улицы широкой вывеской местного салона красоты.       Он уперся ладонями в колени, задыхаясь от смеха и пытаясь прийти в себя, пока Алан оглядывался по сторонам.       — Завёл меня в какую-то подворотню, — пробормотал он.       — Деррек Уайт, — наконец, произнес Эрик.       — Кто, блядь?       — Парень из нашей школы. Мы с ним ходим на живопись.       — Это тот хмырь со странно выбритым затылком?! — осведомленность Алана поразила, Эрик нахмурился, а затем широко раскрыл глаза.       — Откуда ты его знаешь? — удивлённо переспросил он.       — Видел вас, — как-то скомкано заметил Смит, тут же переводя тему: — Ты его звал?       — Боже, конечно нет! — Хартманн поднял руки вверх в защитном жесте. — Это какой-то сталкер! Я с ним два часа сегодня разговаривал! И потом он снова написал, спросил, чем я занимаюсь, и я сказал, что иду в кафе, и случайно назвал место…       — Два часа разговаривали? — Алан вытащил сигареты из кармана куртки.       Эрик заткнулся, присматриваясь к его позе. Ему не верилось в то, что он увидел: какие-то дёрганные, нервные движения, попытка прикурить, тихое, пущенное сквозь зубы ругательство…       — Ты что, ревнуешь? — он не сдержался, спросив первое, что пришло на ум.       Алан одарил его таким взглядом, что тут же захотелось взять свои слова назад. Мимо них с шумом проехала мусорная машина.       — Так и будем тут тусоваться, как бомжи? — Смит затянулся и сделал шаг в сторону тротуара.       — Конечно нет, идём! — Эрик вышел на дорогу вслед за ним, думая, что теперь, если они столкнутся с Дерреком Уайтом нос к носу, ему будет интересно посмотреть, как развернется ситуация.       Судя по тому, как выразительно молчал Алан, она могла развернуться совершенно непредсказуемо. Хартманн спрятал руки в карманы куртки, поравнявшись с парнем.       — Так что случилось у тебя дома? — он решил завязать хоть какой-нибудь толковый разговор.       Алан по-прежнему молчал, сосредоточенно раскуривая сигарету. Несмотря на промозглый ноябрьский ветер, Эрик ощущал жар. Просто идти по улице со Смитом значило плавиться изнутри и было страшно представить, но очень хотелось попробовать: его ладонь такая же горячая, как и тепло, что от него исходит? Или Хартманну просто кажется?       Они дошли до какого-то палисадника и остановились возле железной лавки. Алан затушил об неё бычок, вздохнул, попинав мокрый снег мыском кроссовки.       — Мои предки хотят, чтобы я стал экономистом. В основном отец, у них своя фирма. Я рассказывал, что…       — Да, я помню, мама — бухгалтер, — участливо заметил Эрик.       — Ну и отец видит во мне будущего руководителя. Продолжателя его дела.       — А ты?       — А я в этом не смыслю ни черта! — они встретились взглядами, Хартманн отметил, как глаза Смита блеснули в свете уличных фонарей, и его лицо вдруг будто исказилось судорогой. — Я понимаю, чушью какой-то занимаюсь… книжки читаю, играю в компьютер до ночи… По словам отца я хуйней страдаю! И всё моё время утекает сквозь пальцы, и математику не люблю, как он в его возрасте. Ты вон, охренительно рисуешь…       — Ой, да что я такого рисую… — начал было Эрик, смущенный от неожиданной откровенности.       — Это между прочим он так сказал, — пробурчал Смит. — Увидел портрет, который ты рисовал. И мама подошла, и они тогда так восхищались тем, какой ты, блядь… благовоспитанный, увлеченный юноша! — кажется, он передразнил отца.       Хартманн тихонько прыснул со смеху.       — Благовоспитанный — это точно!       — Да, чёрт возьми! — Алан не сдержал улыбку, зачерпывая ком снега ногой, чтобы тот попал в Эрика. — Сукин ты сын, но я понимаю, через что тебе пришлось пройти, хоть и завидую ужасно!       Парень увернулся от комьев снега вперемешку с дорожной грязью. Ему льстило, что Алан понимал его ситуацию и была приятна его честность. Он искренне хотел как-то поддержать и ободрить Смита, ведь тот сейчас нуждался в этом так сильно… Но методы, которые шли на ум, нарушали личные границы и сводились к его собственным, глубоко спрятанным и подавляемым желаниям. Обнять. Взять за руку. Сказать, что он рядом.       — Как ты смог настоять на своём? — Алан вдруг посмотрел ему в глаза так пронзительно, что засосало под ложечкой.       — Когда я понял, что настаиваю на чем-то, я был уверен в том, чего хочу, — сразу, не мешкая, ответил Эрик.       — А чего ты хочешь? — Смит продолжал смотреть так внимательно, словно готовился сию минуту записать каждое произнесенное Хартманном слово.       — Хочу жить честно, Ал. И заниматься тем, что люблю, ничего не скрывая.       — Ты действительно ничего не скрываешь? — вдруг в лоб спросил Смит.       Эрик отшатнулся от него, вздрогнув, и тотчас же вспомнил обо всех своих мыслях. Ночью в кровати, под одеялом, когда он думал, что скрыт от всего мира, и когда возбуждался, представляя Смита, играющего в баскетбол без майки. Блядство…       — Все чего-то скрывают, — к счастью для Хартманна, Алан не обратил внимания на его реакцию, продолжая рассуждать. — Но рано или поздно тайное становится явным.       — Если твоя тайна никому не угрожает, нет ничего ужасного в том, чтобы хранить её, сколько потребуется? — Эрик почувствовал, что его вопрос звучит, как оправдание.       — И что? Мне мучиться, ненавидя математику, и улыбаться отцу, храня свою ненависть в тайне?       — К тому времени, как ты захочешь сказать ему об этом… без эмоциональной окраски, чтобы не обидеть… Ты просто должен быть готов.       Хартманн задумался о том, что его чувства к Алану рано или поздно тоже станут явью. Хотя сейчас он, кажется, ни о чем таком даже не заморачивался. Смит, видимо, счел его достойным, чтобы поделиться собственным беспокойством, и это в какой-то мере льстило. Но Эрик знал, что так или иначе придёт к тому, что не сможет держать себя в руках, просто стоя рядом… Это случится, это уже начало происходить, и Хартманн ничего не мог с собой поделать.       В обществе Алана Смита его будто затягивало в водоворот, где он терял контроль над своими чувствами. Нет, он, наверное, не влюбился… пока что. Но влечение и интерес, которые просыпались рядом с этим человеком, уже были достаточным поводом для беспокойства.       Похожего состояния с ним не случалось… с тех пор, как он переехал.       — Холодно, — пробормотал молчавший какое-то время Алан.       — Может, вернемся в то кафе? — с надеждой предложил Эрик. — Денег хватит.       — Собираешься за меня платить? — в голосе Смита не прозвучало обиды, скорее какая-то ирония.       — Я просто не хочу, чтобы мы тут замерзли.       «И чтобы ты уходил домой я тоже не хочу».       Вслух Хартманн такого, само собой, не произнес. Но Алан неожиданно согласился на пончик и чай, обещав вернуть в понедельник, когда ему выдадут денег на карманные расходы.       В кафе было тепло, пахло сдобой и корицей. Сонная официантка посмотрела на них с недовольством, Эрику на секунду показалось, что девушка вот-вот спросит об их возрасте или, того хуже, пригрозит вызвать копов. Но она лишь молча приняла заказ, удалившись в подсобку, пока они усаживались за столик в дальнем углу.       Как позже понял Хартманн, официантке было не всё равно лишь по причине нахождения на рабочем месте её бойфренда. Тот прятался за кассой, читая какой-то комикс и периодически перебрасывался с ней словами. Это было мило… Наверное, он ждал, пока закончится её смена, чтобы вместе отправиться домой.       Наконец, девушка поставила к ним на стол пузатый чайник с двумя чашками в мелкий горошек, а затем принесла тарелку с дымящимися пончиками.       Алан сосредоточенно осмотрел их, затем взял один, подул и поднес ко рту. Хартманн замер в предвкушении. Случилось то, чего он ожидал: от укуса начинка потекла во все стороны, и Смит испачкался в шоколаде.       Его смущенное лицо выглядело невероятно мило. И Эрик был готов любоваться им вечно, но вовремя одумался и протянул парню салфетку.       ― Признайся, ты только за этим сюда и шёл? ― ворчливо поинтересовался он.       — Ага, — Хартманн подумал, что не было смысла этого отрицать. — Но правда же вкусно?       — С этим не поспоришь… — Алан умял остатки пончика в мгновение ока, и, наученный горьким опытом, умело принялся за второй.       Эрик разлил чай и задумчиво отпил горячий напиток, разглядывая улицу за окном. В заведении играла тихая музыка: услышав знакомый мотив, он вдруг почувствовал, как внутри всё переворачивается, распадаясь на части.       — А ты не будешь? — Смит подвинул тарелку с пончиками к нему, но Хартманн с остервенением замотал головой. — Эй, ты чего?       — У тебя не бывает, что какая-то музыка прочно ассоциируется с определенным человеком? — он не знал, как сказать лучше.       Элла Фицджеральд с её песней «Немного помечтай обо мне» напоминала о Штефане и о самом счастливом Рождестве в жизни Эрика. И это, как ни парадоксально, смешивалось с таким ядом в груди, что становилось плохо. До сих пор все эти теплые, добрые воспоминания о Вебере не разделялись с грустью и тоской, которую Хартманн испытывал, вспоминая. Он не мог отличить плохое от хорошего, не умел настроить себя на добрую грусть. Пока что ему было куда проще забыть и спрятать всё это. Похоронить под горой обстоятельств, пока что-то, подобное заигравшей песне, не прорвется сквозь толщу новой жизни и не окунет его головой в ведро со льдом.       — Ну… Бывает. С тобой такое есть.       — Правда? И что за песня? — Эрик был рад отвлечься хоть как-то.       — Мир идёт ко дну, первая, которую я услышал, когда с тобой познакомился. А эта с кем? — он отклонился на спинку стула, прислушиваясь: — О, я её знаю. Это Фицджеральд!       — Я под неё танцевал на Рождество в Берлине… — поняв, что увести разговор с больной темы не выйдет, признался Эрик.       — Красивая мелодия, — Алан подпер подбородок ладонями. — Слушай… А как это вообще?       — Что именно?       — Ну… танцевать с парнем.       — То есть остальные аспекты однополых отношений тебя интересуют меньше? — Хартманн усмехнулся, замечая, что у Смита, кажется, покраснели щеки.       — Просто спросил, — он спрятал лицо за чашкой чая.       Песня сменилась на другую и сразу же стало чуточку легче. Эрик даже уговорил себя съесть один пончик: они и правда были такими же вкусными, как и летом.       Смит сосредоточенно копался в мобильном, не продолжая разговор, и Хартманн снова принялся украдкой изучать его лицо. Он был удивлен, заметив сходство: Алан, как и он сам, был немного подавлен. И хотя они были в таком состоянии по разным причинам, Эрик вдруг понял, что у него найдутся нужные слова.       — Ты же знаешь, что твои родители хотят лучшего для тебя? — он отвлёк его. — Понимаю, звучит банально. Но ты сможешь им что-то доказать только если они увидят, как много добился ты сам в том, что тебе нравится.       — А что если я понятия не имею, что мне нравится? — Алан взлохматил шевелюру обеими руками, устало пропуская волосы сквозь пальцы.       — А баскетбол?       — Я же не стану профессионалом… Я люблю это, но…       — Тебе нравится что-то ещё? — Эрик почувствовал, что начинает допытываться и испугался, что будет выглядеть невежливо.       — Я кое-что пишу, — сказав это, Смит смущенно закусил нижнюю губу и уставился на пустую тарелку, будто сожалея, что вообще начал.       — Это же круто! — Хартманн попытался приободрить его. — Если получается и приносит радость, почему нет?       — Я никому не давал почитать, чтобы было понятно, есть ли в этом толк…       Эрик заткнулся, так и не продолжив свою запланированную тираду поддержки.       — Хочешь, дам тебе? — Алан глянул на него так робко и смущенно, что захотелось погладить его по ладони, заманчиво лежавшей на столе…       — Если ты сам хочешь, — Хартманн с трудом подавил в себе очередной порыв коснуться Смита. — То я с удовольствием.       Парень неуверенно улыбнулся, и Эрик ответил тем же.       — Там вообще-то какая-то чушь про космические корабли…       — Давно не читал фантастики!       — Да брось, ты просто меня поддерживаешь…       — Ну и что с того? На то и нужны друзья!       Эрик подумал, что это прозвучало слишком уж пафосно, и вдруг заметил, что Смит отвел взгляд.       Его лицо выглядело каким-то слишком уж озабоченным мыслями… Их было много, Хартманн хорошо знал это состояние сомнения. Было ли в нем сожаление о сказанном? Любопытство? Интерес? Взаимность, о которой он мог только мечтать?