— Знаете что-нибудь об Эдварде Холле? — Локерсон выдержал театральную паузу.
В классе было так тихо, что Смит услышал, как у Деррека Уайта, сидящего впереди, урчит в желудке от съеденной на обед тушеной капусты. Нахмурившись, он покосился в сторону Эрика, надеясь увидеть хоть что-нибудь на тетрадном листке, который тот удачно прикрыл локтем. Они расположились в самом последнем ряду, сдвинув одиночные парты так, чтобы удобнее было играть в морской бой. Локерсон говорил интересно, но Алану все время хотелось чем-то занять руки… или мысли. По какой-то причине он не мог сидеть спокойно, особенно в последние дни.
— Он антрополог, который первым указал на зависимость между расстоянием двух людей, поддерживающих беседу и их взаимоотношениями между собой, — тем временем продолжал преподаватель. — Каждый случай достаточно конкретен.
Хартманн только что убил последний двухпалубный корабль Смита, и тот чертыхнулся вслух, слегка помяв от негодования листок с картой. Понять, как этот беловолосый засранец расположил свои корабли, было решительно невозможно! Они сидели достаточно близко друг другу, и Алан уже думал сжульничать, чтобы разобраться, по какой причине он до сих пор не мог отгадать местоположения ни одной из лодок?
— Социальная дистанция между незнакомыми людьми составляет от одного до трех с половиной метров. Достаточно, чтобы услышать и понять, о чем говорит собеседник, но не слишком близко, чтобы различить запах его шампуня.
По классу пронеслись немногочисленные смешки. Эрик тоже ухмыльнулся, только повод был другим: Алан снова промазал по предполагаемому расположению корабля. Парень окончательно потерял терпение, наклоняясь вперед, а беловолосый, в свою очередь, ещё сильнее загородил лист, и его локоть уперся Смиту в грудь.
— Это то расстояние, которое обычно соблюдают, разумеется, если ситуация это позволяет. За примерами далеко ходить не нужно. Достаточно посмотреть на очередь в супермаркете, на остановке общественного транспорта. Или даже на очередь желающих попасть в туалет.
— А вы когда-нибудь видели общественный транспорт в Токио? — с первого ряда к Локерсону обратился дотошный Деррек Уайт. Как только Смит услышал знакомый писклявый голос, его передёрнуло.
— Конечно видел, но мы берем примеры из городов со среднестатистической плотностью населения, хотя, вариации между различными культурами, как правило, незначительны.
Алан окончательно потерял нить рассуждений преподавателя и её связь с обсуждаемыми событиями в романе. Хартманн разбил его последний корабль, и Смит незаметно толкнул парня ногой под партой, возмущенно фыркнув. Беловолосый нахально ухмыльнулся в ответ, демонстрируя четыре пальца. Четыре корабля были безвозвратно потоплены.
— Вы думаете, что между героями что-то есть только потому, что он не мог шептать ей с расстояния более, чем в метр? — тем временем, вопрос задала какая-то из девушек с первых рядов.
— Однако он вполне мог это сделать, находясь на так называемой личной дистанции, которая составляет от метра до сорока пяти сантиметров. Её соблюдают в общении с друзьями и приятелями.
— То есть вы хотите сказать, что по положению двух собеседников можно определить, были ли они близки?
— Да, есть так называемая интимная дистанция. При этом люди оказываются настолько близки друг к другу, что даже не могут держать в постоянном фокусе лицо собеседника.
Услышав последние слова Локерсона, Алан резко отодвинул свою ногу от Эрика и сглотнул ком, застрявший в горле. Ему показалось, что несколько человек обернулись на устроенную ими возню.
— Кроме того, они обязательно чувствуют его запах и даже ощущают тепло тела. Эта дистанция обычно зарезервирована за теми, кого любишь, либо за членами семьи.
Сердце забилось где-то в горле: Смит шумно втянул ноздрями знакомый парфюм и понял, что всё это время ему было жарко не потому, что он забыл снять пиджак, тот уже давно висел на спинке стула. Они действительно сидели СЛИШКОМ близко друг к другу последние десять минут.
— Алан!
Его имя, произнесенное губами Хартманна, начисто вышибло весь дух и стало последней каплей. Парень резко поднялся, сопровождаемый знакомым недоуменным взглядом, и попросил у Локерсона разрешения выйти.
Учитель отрывисто кивнул на дверь, продолжая что-то рассказывать, но Алан уже не слушал. Он выскочил из класса с такой скоростью, словно его мочевой пузырь должен был вот-вот лопнуть. На самом деле всё было немного иначе, но Смит был бы рад, если остальные подумали бы о недержании.
Уже в туалете ему удалось более-менее прийти в себя. Умыв лицо ледяной водой, он уперся ладонями в края раковины, пытаясь удержать равновесие. Голова кружилась. Парень постоял смирно, глядя на своё отражение в зеркале какое-то время, пока не отпустило.
Дистанция между ними.
А была ли она когда-нибудь?
Возможно.
Когда они только познакомились? На площадке, где Алан увидел, как беловолосого парня избивали двое? Когда он вмешался, чтобы дать отпор и тем самым переключил что-то у себя в голове?
С тех пор Эрик Хартманн стал неотъемлемой частью жизни Алана Смит везде, куда бы тот ни шел, за исключением уроков, которые они посещали отдельно друг от друга.
Дистанция.
Она стала сокращаться, когда Алан подумал, что Эрик мог умереть на его руках с рассеченным затылком в том переулке? Когда он признался, что гей? Когда они ночевали вместе у Смита дома, лежа в одной кровати?
Когда Хартманн поцеловал его в раздевалке после матча?
— Когда, блядь?! — прошептал парень, сжимая фаянс побелевшими кончиками пальцев и глядя куда-то в водосток.
Ему было жутко от неизвестности, расстилавшейся за всеми этими мыслями.
Алан старался не заострять внимания. Старался не думать о том, что было между ними всё это время. Не как сейчас. Этот страх не был ему знаком.
Прозвучал оглушительный школьный звонок. Смит поднял голову и снова встретился со своим отражением, чувствуя, что на него медленно, но верно накатывает паника.
Он прополоскал пересохший рот водой, сплюнул в раковину и заметил кровь. Потрогав нижнюю губу кончиками пальцев, Алан обнаружил, что как следует прикусил её.
— Соберись, рохля, — проворчал он, хлопая себя по щекам. — Домой скоро!
К счастью, в тот же самый момент в туалет зашла компания оживленно переговаривающихся ребят, и он поспешил вернуться в класс.
— Эй, у тебя, всё нормально?
Течение времени вернулось в норму, руки больше не дрожали. Смит посмотрел на учебники и тетради, сложенные в стопку, а затем на Эрика, который протягивал ему вещи, и заметил, что пытается не смотреть тому в глаза.
— Да, что-то живот разболелся, — вяло ответил он, перехватывая книжки и сгребая со стола письменные принадлежности.
— Виктория и Мару будут ждать нас у выхода, мы кое-что запланировали во время обеда, — краем глаза Алан заметил, как Эрик обошел стол и встал рядом с ним.
Вдруг захотелось воспользоваться рулеткой и измерить расстояние, о котором говорил Локерсон. Неужели так мало?
Смит постарался собрать в кулак все своё самообладание.
— Идём, — выдохнул он, в который раз облизывая пересохшие губы. На языке снова почувствовался привкус металла, но он уже не обращал внимание на такие мелочи.
Кажется, Эрик заметил его взвинченное состояние, хотя по какой-то причине не торопился делать на этом акцент и что-то спрашивать, и Алан был рад, ведь он понятия не имел, что сказать.
Он шел за Хартманном по коридору, но внимание то и дело ускользало. Взгляд блуждал по сторонам, тело казалось неповоротливым и чужим. Смит даже успел потрогать лоб, пытаясь решить, нет ли у него температуры?
— Так что насчёт вечеринки? — он услышал голос Эрика и с удивлением обнаружил себя на площадке перед входом в главный корпус школы. Потребовалась минута, чтобы вспомнить, как он спускался по лестнице. Паника усилилась.
— У тебя дома столько места, а предки часто отсутствуют по выходным! Мы думали, что Марк согласится купить нам бухла!
Пронзительный голос Мару и её взбудораженный внешний вид говорили о том, что от идеи она не отступится. Смит с трудом вспомнил, как они обсуждали это в кафетерии, когда он усиленно вникал в параграф по математике, а затем неожиданно встретился взглядом с Викторией.
Девушка искренне улыбнулась, и уже только от этого парню захотелось провалиться сквозь землю.
Со дня его рождения прошло недели две, и первую Алан провалялся дома с простудой. Он так и не ответил на её послание в открытке. Она не писала ему на Фейсбуке. Наверное, боялась навязываться?
Зато Эрик появился на пороге его дома уже на второй день!
Но, пожалуй, Алан и сам был не против: болеть дома в одиночестве казалось смертной скукой. С того момента, как Хартманн стал приходить, время летело незаметно, словно мотыльки на огонь.
Алан просыпался, дожидаясь, когда предки уйдут на работу, переписывался с Эриком, пока у того не закончатся уроки. А потом беловолосый притаскивал ворох домашки и свежие новости. Родители были рады видеть его, когда возвращались домой, и всякий раз кормили их ужином. Пару раз миссис Смит спрашивала о других одноклассниках, видимо, уточняя, насколько широк их круг общения. И возможно, лишь разок вскользь обронила вопрос, нет ли у Алана подружки? Конечно, в тот момент он отшутился, но именно сейчас на него накатило осознание, что вместо милой девочки, похожей на Викторию, к нему всю неделю приходил парень. И они смотрели кино, валяясь на одной кровати…
Дистанция? Всё полетело к чертям.
— Ладно, но с вас машина, потому что мы совершенно точно не дотащим такое количество продуктов в одиночку, — вязаная шапка Эрика мелькнула впереди. Рядом шагала Мару, с важным видом записывая в телефон всё необходимое для вечеринки.
— Они решили устроить в пятницу, после школы, — вкрадчиво заметила Виктория, и Алан быстро глянул в её сторону.
Девушка шла совсем рядом, выдерживая темп и лишь изредка вклиниваясь в разговор.
Её присутствие не раздражало, но допекало едва ли не сильнее, чем отвлеченные мысли об Эрике.
Алан понимал, что рано или поздно ему придется что-то сказать. Или отказать.
Он не имел опыта в подобных делах, в отличие от Левински. Вспомнив Ричи, парень вздохнул: тот уже наверняка дал бы пару дельных советов… Может, стоило ему позвонить? Хотя Смит понятия не имел, как бы он преподнёс подобную новость? «Эй, дружище, я понимаю, что мы с тобой в последнее время ни то, ни сё, но на меня тут, кажется запала твоя бывшая. Не подскажешь, как быть таким же засранцем, чтобы кинуть её?»
Казалось, у него будет достаточно времени, чтобы разобраться в себе, решить, как поступить с девушкой и поспеть с уроками. Всю неделю Смит старался избегать общения. Не считая занятий, он проводил время у себя дома, игнорируя даже Эрика.
Однако пятница наступила вопреки всему: неизбежная вечеринка перестала быть призрачным событием на горизонте.
У родителей Алан отпросился запросто: едва его отец узнал, что мероприятие пройдёт у Хартманна, все последующие вопросы мгновенно снялись. Джозефу Смиту очень нравилось, что сын завел связи в «дипломатической среде». И хотя парень не раз упоминал о том, что Эрик увлекается искусством, а не политикой, мужчина всё равно причислял того едва ли не к международной элите.
Алан не мог обвинить своих родителей в расчетливости, они были счастливы, что наконец-то смогли дать сыну возможность вращаться в кругах, куда сами мечтали попасть всю свою жизнь. И он уважал их за то, чего они добились, но не хотел пользоваться чужими достижениями.
Его раздражало, что он ни черта не сделал сам. А судя по тому, что творилось в последнее время… он не достиг бы такими темпами ничего.
В доме Эрика царил кавардак. Приехав раньше времени, Смит застал Мару, Викторию и каких-то незнакомых ему ребят за финальными приготовлениями. Они носились по комнатам, подготавливаясь к приходу гостей: Мару была довольна и уверяла, сообщая всем и каждому, что ей самолично удалось раздать более тридцати флаеров.
Стараясь лишний раз не попадаться на глаза девчонкам, он поднялся на второй этаж и обнаружил Эрика в спальне. Парень что-то увлеченно рисовал в знакомом чёрном скетчбуке, не обращая внимания на шум и голоса.
— Привет. Не боишься? — он усмехнулся при виде Смита, спешно захлопнул блокнот и отложил его в ящик стола.
— Чего это? — буркнул Алан, не поздоровавшись.
— По твоей социофобии будет нанесен решительный удар сегодня ночью.
Шутка ли, то, что он упомянул о его нелюдимости именно сейчас? Неужели понимал, что Смит намеренно отклонял все звонки и сообщения?
Задумавшись об этом, Алан кисло поморщился и бросил рюкзак с вещами в угол комнаты, к шкафу. Они даже не успели толком поговорить: сразу после этого в комнату вбежала одна из подружек Мару и начала спрашивать у Эрика про тарелки для закусок. Беловолосый подхватил её под локоть, с улыбкой выводя из комнаты, и Алан остался один.
Вздохнув, он оглядел уже знакомую обстановку ещё разок. С учётом произошедших событий отметились кое-какие детали. Например, несмотря на ясную осеннюю погоду, шторы в комнате по-прежнему были опущены. Смиту стало интересно, открывал ли их Хартманн хоть когда-нибудь целиком?
Они, конечно, редко бывали у него дома, зато Эрик очень часто приходил к Алану, заверяя, что его маленькая комната-клетушка куда уютнее просторных хором, в которых нечего делать.
Парень оглядел всё пространство: большая двуспальная кровать, на которой ему даже довелось поспать, тумбочка с одним ящиком, письменный стол, старый книжный шкаф. Мольберт в противоположном углу. Кажется, к нему Эрик почти не притрагивался. Или хорошо убирался? А может, его семья могла позволить себе домработницу и потому во всем доме царила такая чистота и порядок?
Смит сжал руки в кулаки, подавляя в себе внезапный порыв снова сесть на широкую (раза в два больше, чем его собственную) кровать. Вместо этого он начал ходить взад-вперед по комнате. Его раздражали бесконечные вопросы без ответов, они без разрешения лезли в голову, заполняя и вытесняя собой все прочие мысли. Хартманна становилось слишком много.
Он вдруг замер, вспомнив, что Эрик и сам говорил об этом совсем недавно. Их общение дало ощутимую трещину, но что с этим делать, оставалось для парня загадкой.
— Алан! Спускайся к нам! — крик донесся из коридора.
Он выбежал из комнаты, чуть не столкнувшись с Викторией лбом и поймав её за плечи. Впрочем, девушка сама отскочила от него, как от огня.
Постепенно начали приходить гости. Брат Мару настроил музыкальный центр в гостиной, и теперь стены дома сотрясались от подключенных усилителей. Не забыли и об иллюминации: по стенам коридора и гостиной тянулись разноцветные гирлянды, комнаты поочередно мерцали всеми цветами радуги. Мару приготовила чашу с безалкогольным пуншем и расставила нехитрые закуски на барной стойке.
Зайдя на кухню, Алан обнаружил каких-то малознакомых парней, с хихиканьем подливающих в напиток водку.
— Эй, хочешь заценить? — спросил один из них, наполняя пластиковый стакан и протягивая его Смиту.
Секунду посомневавшись, тот вдруг подумал, а почему бы и нет? В конце концов, не алкоголь ли поможет расслабиться?
Его окружали крики, веселье, чей-то безудержный смех… Сплошные танцы, знакомства, улыбки и ухаживания. Алан видел это множество раз, но почему-то именно сейчас ему всё казалось неправильным и ненастоящим.
Парень заводил разговор то с одной компанией, то с другой. Поначалу в гостиной и в кухне царила поистине идиллическая дружелюбная атмосфера. Алан был удивлен, каким образом девочкам удалось собрать и заинтересовать такую разношерстную компанию людей? Здесь были одноклассники с их параллели и даже ребята на год младше.
Смит не помнил, каким образом, но стакан в его руке всегда оставался полон. Вроде бы ему наливали все, к кому бы он не подходил. Кто-то хвалил за умение играть в баскетбол, кто-то спрашивал о будущих матчах. Но Алану было нечего сказать: в связи с предстоящей рождественской суетой, руководством школ было решено объявить перерыв и возобновить соревнования сразу после зимних каникул. К тому же он никогда не строил прогнозов и любил не ставки, а саму игру.
Хартманн пропал, а может, Смит сам старался не сталкиваться с ним лишний раз, постоянно перемещаясь по дому. В какой-то момент ему приспичило в туалет, но комната на первом этаже оказалась занята, и поэтому он, не раздумывая, поднялся наверх.
Из спальни Эрика до него неожиданно донесся приглушенный женский смех: полоска света из-под приоткрытой двери так и манила заглянуть внутрь. Алан услышал знакомые голоса, одновременно с этим понимая, что его сильно пошатывает. Туалет находился чуть раньше. Справив нужду и отговорив себя от затеи подслушивать чужие разговоры, он вышел и упрямо зашагал в противоположном направлении.
Очередной взрыв предательски громкого девичьего смеха достиг его уже возле лестницы.
Какого черта его так ебёт, с кем там Хартманн?! Смит в сердцах стукнул кулаком по стене и решил, что ему срочно нужно выпить ещё. Его ожидаемо повело в сторону, но на плечо вдруг легла чья-то холодная маленькая ладонь.
— Алан, всё хорошо?
Парень обернулся и сфокусировал взгляд на Виктории, неожиданно отметив, что девушка выглядит весьма привлекательно. В черном коктейльном платье, волосы собраны в милый хвостик, глаза подведены, но не слишком вульгарно. На шее симпатичная цепочка с каким-то камушком.
Алан начал понимать, почему Ричи на неё запал. Он рефлекторно накрыл её ладонь своей, губы растянулись в пьяной улыбке. Судя по всему, Виктория вышла из комнаты Эрика, ведь дверь позади оказалась открыта сильнее.
— Не хочешь посидеть с нами? — переведя взгляд на ладонь Алана, Виктория чуть смутилась. — Мы там хотели поиграть…
— Во что? — парень предположил, что она тоже изрядно выпила, иначе точно не пошла бы искать его.
В том, что она собиралась это сделать, Смит был уверен на все сто.
— В покер… Мне только нужно еще пару человек.
— Парней, полагаю? — пошатнувшись, он стянул её на ступеньку ниже, неловко обнимая за талию.
— Д-да…
На первом этаже творился самый настоящий бедлам. Смит подхватил со стола какую-то бутылку и чистые пластиковые стаканы. Ему не терпелось увидеть, какого черта Хартманн захотел поиграть в покер на раздевание?
Они быстро нашли компанию желающих: все понимали, что значит играть в карты в замкнутом пространстве чьей-то спальни на вечеринке. Особенно вместе с симпатичными девочками.
Войдя в спальню, Алан пропустил Викторию вперед и устроился рядом с ней на полу возле кровати. Хартманн сидел напротив, облокотившись на стену: Смит отметил, что на нем были надеты футболка и джинсы. Из-за большого скопления народу, в комнате быстро стало жарко.
Недолго думая, Смит тоже стащил с себя толстовку, глядя на беловолосого, но не задавая вопросов.
Пока парень по имени Гэвин, которого они привели, раскидывал карты, девочки тихонько хихикали, перешептываясь между собой. Всего их было шестеро, получалось трое на трое. Они быстро условились играть в самую простую разновидность покера — техасский холдем.
Ставкой была, разумеется, любая, даже самая незначительная часть одежды или аксессуары.
Девочки воспользовались преимуществом, при первом проигрыше снимая с себя бижутерию, а Эрик и Алан очень быстро остались без футболок. Гэвин, ведущий игру, не снял с себя ничего, и кажется, был настроен всерьез. Смит же ловил себя на мысли, что-то и дело сверлит Хартманна взглядом.
Они пили то, что Алану удалось раздобыть на первом этаже. Это был джин, возможно, взятый кем-то из бара мистера Хартманна, но сейчас всем было абсолютно плевать на подобную неосторожность. Кто-то разбавлял напиток тоником, а Смит будто назло самому себе глотал его залпом.
Беловолосый тактично отказывался от каждой предложенной порции, и это бесило.
Одна из девочек проиграла и, наконец, должна была снять с себя платье, но вдруг отказалась продолжать. Гэвин начал спорить, Виктория вступилась, и очень скоро Алан обнаружил, что они вышли из комнаты в коридор, а он так и остался сидеть возле кровати, не выпуская стакана из рук.
— Может, тебе уже хватит? — вопрос Эрика вывел из ступора, однако, возмутил целую волну непонятно откуда взявшегося протеста.
— Слушай, Хартманн, — вдруг резко огрызнулся Смит. — Сколько надо, столько и буду, это не тебе решать.
— Ты говорил с Викторией? — беловолосый выпрямился, потягиваясь, а затем скрестил ноги по-турецки.
— О чём?
— Судя по тому, как ты её обнимал, мне можно вас поздравить? — вдруг сухо заметил он, и Алана словно током тряхнуло.
— Какого черта тебе до этого дело есть?! Или это была твоя идея?
— Идея чего?
— Собраться тут с девочками… поиграть в покер на раздевание. Серьёзно?! — он подался вперёд и перед глазами всё тут же поплыло. — Какого чёрта до этого, а? Тоже по девочкам пошел?!
Смит нашел в себе силы встать и достал из кармана смятую пачку сигарет. Эрик молчал. Парень обошел его и открыл окно, подняв фрамугу насколько это было возможно. В грудь ударил ледяной ветер с улицы. Затем он перекинул одну ногу через подоконник, кое-как устроившись на нем, и чиркнул зажигалкой.
Он не спросил разрешения, закурив в чужой спальне, и ему было всё равно, что беловолосый на это скажет.
В комнату вдруг вернулась одна из девочек, хихикая и отбиваясь от Гэвина, следующего за ней по пятам.
— Ой, а у вас тут всё ещё занято? — игриво поинтересовалась она, окидывая комнату осоловелым взглядом.
— Нет, — сухо ответил Хартманн, продолжая сидеть на полу и разглядывая парочку снизу вверх.
— А давайте сыграем в «я никогда не»? — вдруг заговорщически предложила девушка.
— Джуди, тебе уже хватит игр, — Гэвин настойчиво потянул её за талию в сторону выхода.
— Ну пожалуйста! Мне понравился покер, но это ведь так интересно! — заныла она, всё-таки выпутываясь из чужих рук, а затем забралась в кровать Эрика с ногами.
Алан поморщился, выпустив тоненькую струйку дыма в открытое окно. Он уже не чувствовал холода.
— Ладно, — смирился парень. — Вот бутылка, — с этими словами он протянул Эрику какую-то пластмассовую ёмкость с неаккуратно оторванной этикеткой.
— Что внутри? — полюбопытствовал тот.
— Лучше не знать, — и парень, и девушка оба усмехнулись ему в ответ.
Суть игры заключалась в том, чтобы озвучить утверждение, которое вынудило бы другого игрока выпить. Строить фразу нужно было с «я никогда не…» и затем рассказывать, чего ты никогда не делал. Если хоть кто-то из присутствующих делал озвученное — ему полагалось пить.
Они начали с банальностей. Как ни странно, выпивали каждый по очереди, но быстро выяснили, что никто из них не прыгал с парашютом, не попадал под арест и не употреблял наркотики. Алан выпил, когда Гэвин сказал, что никогда не ломал руку. Эрик сделал глоток, когда девушка заметила, что никогда не бывала в Европе.
Постепенно фантазия игроков иссякла. Хартманн выглядел мрачнее тучи, Смит скурил уже две сигареты, подумывая о том, как бы слезть с подоконника и сходить в туалет.
— Я никогда не целовался с парнем!
Алан вздрогнул, и посмотрел на Гэвина, который, судя по всему счёл это утверждение удачной шуткой.
— Это нечестно! — смеясь, возмутилась девушка.
— Пей, Джуди, пей!
Смит покосился на Хартманна, когда тот начал невозмутимо подниматься с пола. Отметил, как твердо он стоял на ногах, в отличие от остальных, и как резко выхватил у Джуди бутылку.
— Воу! — воскликнул Гэвин, поднимая руки вверх, будто собрался защищаться.
Эрик пил медленно, словно нарочно, упрямо и пристально глядя Алану прямо в глаза. В этот момент парню показалось, что он даже слегка протрезвел, но ситуация не продлилась и тридцати секунд.
— Ничего себе… Вот дерьмо! — Гэвин подскочил с кровати.
— Что-то не устраивает? — Хартманн отбросил опустевшую тару на пол, и та звонко ударилась об ножку стула.
— Не знал, что ты пидорас, — парень отмахнулся от Джуди, которая пыталась его утихомирить.
Оба стояли напротив, совсем близко друг к другу. Атмосфера в комнате накалилась, несмотря на холодный ветер из окна, и Смит уже думал вмешаться.
— Нам всем нужно успокоиться! — громко воскликнула Джуди. — Гэвин, пошли отсюда! Не забудь, что это хозяин дома!
— Фу, блядь, — выругался тот, всё же сбавляя обороты и отступая вслед за девушкой, которая тащила его на выход с удивительным упорством.
Алан про себя похвалил её настойчивость: сердце в груди колотилось, как ненормальное. Он проследил за Эриком, который медленно пошёл вслед за ними и тихо щёлкнул ручкой входной двери, прикрывая её.
Отвернувшись, Смит стал выдыхать одну струйку дыма за другой, делая затяжки, пожалуй, даже слишком быстро. Музыка с первого этажа доносилась тише, он различил приближающиеся шаги.
— Опять простынешь, идиот, — тихо сказал Эрик, останавливаясь рядом.
— А тебя ебет всё, что касается моей персоны? — прошипел Смит, однако, чуть не подавившись дымом.
— Ты напился, — констатировал он.
— Пожалуй, — согласился Алан, прикрывая глаза. — Эрик, скажи… тебя ведь не интересуют девушки? — он повернул голову, чтобы посмотреть на него и, поймав кивок, продолжил: — И весь этот концерт с покером был организован…
— Виктория попросила, — Хартманн уперся ладонью в стену совсем рядом с головой Смита.
— Так и подумал… — вздохнул тот, сделав еще одну глубокую затяжку. В голову вдруг стрельнула шальная мысль. — Слушай…
— М-м?
— А как ты себя представляешь в постели?
Эрик посмотрел куда-то в сторону, его брови едва заметно дрогнули и нахмурились.
— Я про то, что у вас ведь бывает… кто кого? Сверху или снизу? — Смита начало нести. — Актив или пассив, правильно?
— Зачем ты спрашиваешь это, Ал? — как-то устало и хрипло поинтересовался беловолосый.
— Интересно. Ты, кажется, говорил, что у вас со Штефаном что-то было, да?
— Это не твое дело, — в его голосе послышались стальные нотки.
— А я похож на него? — Алан всё не унимался. — У тебя же на столе фотография! Кажется, у него карие глаза, как и у меня, да? Ты поэтому полез целоваться в раздевалке?!
— Заткнись… — Эрик едва слышно ударил в стену рядом с его головой.
— Охо-хо, какие мы агрессивные! — Смит выкинул сигарету куда-то за окно и свесил ноги с подоконника, внимательно разглядывая Хартманна.
— Если тебе так хочется убедиться в том, что я могу с тобой сделать, то давай! Снимай штаны и ложись на кровать, мудила! — кулак Эрика с силой врезался в оконную раму. Он поднял на Алана тяжелый взгляд: — Думаешь, у меня не хватит смелости? В отличие от тебя… трус!
Последнее слово было словно выплюнуто в лицо. Смит догадался, что Хартманн имел в виду ситуацию с Викторией, но ему отчего-то не хватило сил ответить. Он неожиданно всерьез испугался и частью относительно трезвого сознания понял, что мог обидеть Эрика своими глупыми нападками. В конце концов, какое ему дело до того, кто он в постели?!
Алан опустил взгляд. Он захотел извиниться, но в горле пересохло. Прошло не более минуты, Эрик убрал руку от стены, отступив на пару шагов назад.
А затем резко повернулся и вышел из комнаты.
Вдруг стало очень холодно. Парень наконец слез с подоконника, ощущая укол совести и запоздалое чувство вины. Он вовсе не так хотел провести вечер… И ему, похоже, действительно есть дело до беловолосого. До всех его мыслей, суждений, рисунков и того, что он рассказывает, даже до всей истории со Штефаном!
Алан сделал пару шагов в сторону кровати, потирая замёрзшие плечи.
Чёрт возьми, ему есть дело даже до того, что произошло между ними в раздевалке!
Мир перед глазами резко закружился. Смит почувствовал подступающую тошноту и уставился на покрывало, которое так и манило к себе. Кожа покрылась мурашками, кажется, только холод все еще удерживал парня на ногах и не давал сблевать.
— Почему я такой придурок? — спросил Алан у стен, пытаясь удержать взгляд хоть на чём-нибудь.
Он хотел, чтобы Хартманн вернулся. Просто хотел видеть его рядом, говорить с ним, хоть о чём…
Постель оказалась мягкой: едва парень упал в неё, вытягиваясь в полный рост, как всё вокруг пропиталось тем самым запахом.
Это и была интимная дистанция. Если бы Эрик лежал рядом, Алан не смог бы держать в фокусе его лицо. Парень укрыл себя, не раздеваясь, и уткнулся лицом в чужую подушку, позволив запаху охватить его целиком. Он закрыл глаза, пытаясь бороться с головокружением, и слушал, как сильно стучит сердце.
— Это я не даю дистанции сократиться, — вывод показался точнее некуда, но перед глазами поплыли разноцветные круги.
Смит погружался в сон и видел странный мир, состоящий из двух противоположных, совершенно непохожих друг на друга плоскостей: с одной стороны лёд, с другой пламя.
Что ему делать? Куда идти?
Алан задремал, и спустя какое-то время поймал ощущение, будто кто-то лег рядом. Он позвал Эрика спросонья, но ответом послужила лишь тишина.
***
Назойливая вибрация разбудила Ричи, возвращая головную боль и привкус желчи во рту. Он с трудом разлепил веки, пытаясь спросонья отыскать источник шума. С третьей попытки удалось нашарить под подушкой мобильный телефон.
Перед глазами плыло, он с трудом сфокусировал взгляд на экране, увидев незнакомый номер и две кнопки.
Ответить или сбросить?
Левински попытался провести пальцем по экрану, чтобы отклонить вызов, и почувствовал за спиной какое-то шевеление.
— Ричи, кто это? — сонный голос Мелани, а затем и его подбородок легли парню на плечо.
— Блядь! — он вздрогнул, телефон выскользнул из рук и упал на пол.
— Алло? Ричи? Ричи ответь мне! — из динамиков донёсся чей-то возбужденный голос.
— Если это налоговая или мой староста, скажи им, что я умер.
— Это не тебя, придурок, спи! — Левински попытался поднять мобильник, но это оказалось не так-то просто.
— Алло? Алло?
Ему удалось дотянуться до телефона, но головная боль вмешалась: в глазах резко потемнело, и парень сполз с кровати на пол, вместе с одеялом. Мелани тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок.
— Кто это? — Ричи прикрыл глаза ладонью: яркий утренний свет, льющийся из окон, расшатывал его паршивое состояние ещё больше.
— ¡¿QUÉ DIABLOS HACES, MI CHICO?!
Левински застыл в неудобной позе, опираясь локтем на грубый дощатый пол, с трубкой возле уха, не в силах пошевелиться: его словно парализовало.
— ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ, КАКОГО ХУЯ Я НЕ МОГУ ДОЗВОНИТЬСЯ? QUIÉN TE CREES QUE ERES?
— Р-раф… — заикаясь, пробормотал Ричи.
Он не был к этому готов.
С того дня, как Ричи принял мет злополучной ночью в баре, прошел без малого месяц. Они с Рафаэлем так и не увиделись, и парень надеялся, — больше не встретятся никогда. Добавить номер в чёрный список казалось таким простым и изящным решением!
После тусовок с Мелани всё как-то позабылось. Левински с трудом помнил, где проводил время: сознание путалось, время и дату удавалось установить лишь после того, как он с горем пополам включал и разглядывал цифры на экране своего мобильного. Впрочем, те очень быстро забывались, а ежедневное веселье продолжалось, засасывая, словно в водоворот.
Он ошивался по чьим-то квартирам, толкал травку и мет парням из школы, не без помощи Мелани знакомился с новыми людьми, вел какие-то бессмысленные разговоры, давал обещания. Приятель представлял его, как своего лучшего мальчика, но Ричи огрызался, потому что это было не так. Трансвестит лишь смеялся в ответ.
Его дни превратились в рутину: утром школа, днем «работа» с Мелани в кафе. По вечерам они накуривались, зависая в его квартире. Он появлялся дома редко, стараясь писать матери, что ночует у друзей, когда находил в себе силы.
По утрам, спасаясь тоннами обезболивающих, Ричи звонил и клялся, что они поужинают вечером, на ходу сочиняя про какие-то школьные проекты и подготовку к Рождеству. Мама верила, разумеется, потому что не могла иначе. Хотя её голос дрожал. В пустой квартире наверняка было невероятно одиноко.
Ричи блокировал подобные мысли неосознанно, впрочем, у него почти не было времени, чтобы обдумать всё как следует и остановиться…
После ночного разговора в квартире Мелани, когда тот спросил его про Алана, парень словно зациклился.
Он начал вспоминать их счастливые детские проделки и первые пережитые страхи. В этих мыслях ему было спокойно и хорошо, не хотелось даже просыпаться. В этих мыслях не было «сейчас», «надо», «так больше не может продолжаться». Ничего, что происходило в реальности, не связывало Ричи с ней, он даже смутно верил в то, что существует.
Будни сливались между собой: бесчисленные упаковки из-под китайской лапши, какой-то притон, парик Мелани, мелькающий у него перед глазами. Вся его жизнь превратилась в искаженную версию реальности, но единственным, что мгновенно вывело его из пограничного состояния, стал этот чёртов звонок.
Сбросив вызов дрожащими пальцами, Ричи подскочил с кровати и в панике начал собирать свои вещи. Мелани спал, никак не реагируя на его суету, а может, намеренно не хотел. Левински было наплевать. Паранойя, головная боль и чувство необратимой подступающей беды делали своё дело.
Ричи пошарил по карманам, и, не найдя никакой наличности, порылся в сумочке Мелани. Выхватив пачку, туго перевязанную резинкой, он стремглав бросился на выход, даже не подумав, откуда та взялась.
Левински слабо соображал, что делать: было страшно, к тому же нехило ломало и очень хотелось чем-нибудь опохмелиться. Телефон звонил ещё пару раз, но он проигнорировал его, пока ловил такси.
Ему нужно было вернуться к маме. Ему нужно было сделать это ещё хуй знает когда! Паника говорила, что Рафаэль может сделать что-то… ведь знает, где они живут. Он может сказать… может рассказать матери о наркотиках.
Ричи размышлял, куда бы податься по дороге в такси. Было неясно, как уговорить мать на переезд. Пачки денег в кармане было бы достаточно, чтобы перекантоваться в каком-нибудь мотеле, он успел пересчитать новенькие двадцатки.
Зайдя в квартиру, Левински с облегчением обнаружил её в спальне, спящую беспробудным сном. В коридоре стоял затхлый запах: алкоголь вперемешку с лекарствами и какой-то испорченной едой.
На мгновение отпустило. Ричи запер входную дверь на все замки, разделся и принял контрастный душ, чтобы протрезветь и прийти в себя. А потом он занялся первым, что пришлось под руку, чтобы унять ломку: перемыл кучу грязной посуды и запустил стирку.
Мама проснулась к обеду. Увидев сына на кухне, она бросилась к нему на шею, но вместо того, чтобы ругаться, неожиданно заплакала. Ричи был настолько обескуражен сложившейся ситуацией, что у него даже не нашлось сил на протест.
— Солнышко, — промокнув глаза салфеткой, женщина шмыгнула носом. — Прости. Я соскучилась…
— Ты плохо выглядишь, — пробурчал он, соображая, что и сам, наверное, не в лучшем виде.
— Да, да… — она ответила отстраненно, глядя при этом в окно.
Ричи обратил внимание на спутанные волосы и отекшее лицо. Так было всякий раз, если она перебирала с дешевой лимонной водкой.
— Снова начала, да? — Левински закусил губу, понимая, что ему не хватало ещё поругаться с матерью.
Однако он ничего не мог с собой поделать: когда женщина находилась в подобном состоянии, в груди занимался пожар, который было сложно и практически бесполезно тушить.
— Я вообще-то завтра выхожу на работу! — обиженно и чуть возмущенно ответила мама, усаживаясь на табуретку.
Ричи слышал этот тон миллион раз, научившись переводить слова по-своему. Завтра — могло быть неделю назад. Она просто потеряла счёт времени, как и он… В одиночестве и забытьи.
— Пожалуйста, мам… — он нашёл в себе силы, чтобы говорить без обиняков. — Тебе нужно куда-то выходить из дома, общаться с другими людьми, а не сидеть здесь, в этой…
Он чуть было не сказал «дыре», но запнулся, оглядывая их маленькую, старую кухню. Миссис Левински уловила ход его мыслей, и, видимо, оценила попытку подбодрить. Морщины на её лбу незамедлительно разгладились, она улыбнулась, кивая.
— Как твои проекты? Как школа?
— Н-нормально, — Ричи удивился, что она не задала ни единого вопроса о том, где он пропадал целую неделю.
Видимо, хотела верить, что у сына всё хорошо?
Ей было плохо, и он понимал почему, ведь сам мучался от того же. Сейчас едва хватало сил делать вид, что всё хорошо, чтобы не навести маму на тревожные мысли. Он опасался за её нервную систему. Что будет, если она узнает о его «подвигах», Ричи даже боялся представить.
Они разошлись мирно, каждый по своим комнатам. Левински лег на кровать и принялся просматривать сообщения и вызовы, пришедшие за то время, что он отсутствовал. Тридцать три пропущенных от Рафаэля с самого утра. «Незнакомый номер» осел холодным комом на дне желудка. Часть прочитанных сообщений касалась наркоты, еще часть — приглашения на работу в различные клубы, занимающиеся оказанием эскорт-услуг весьма сомнительного толка. Он даже не помнил, когда давал кому-нибудь свой номер…
Парень давно разучился верить в чудеса. Ему почти удалось убедить себя в том, что он будет жить и справляться как есть: зарабатывать достаточно, чтобы платить по счетам и приносить домой продукты, раскуриваться с Мелани, тусоваться по клубам.
Но не видеть Рафаэля, а лучше не знать его вовсе.
Вечером, когда маме стало полегче, они в кои-то веки запланировали семейный ужин. Ричи сбегал в магазин, помог с готовкой и накрыл на стол.
Когда в квартире раздался звонок, Левински показалось, что он прозвучал излишне тревожно. Его опасения подтвердились, после того как мама решила открыть сама, попросив его следить за курицей, жарящейся на сковороде.
Рафаэль влетел, подобно вихрю, сметая все на своем пути. Ричи слышал, как мама лепетала что-то про «Ошиблись дверью?» и «Мистер, кто вы такой?».
Именно в это мгновение хрупкая реальность, равно как и сказка, в которую Левински все ещё почему-то верил, начала быстро и необратимо распадаться на части.
Речь, которую Рафаэль выдал его матери, с трудом можно было отнести к разряду адекватных. Возможно, он был пьян? Его голос подрагивал, мужчина то и дело срывался на испанский, а после того, как он раз десять повторил, что ему необходимо поговорить с её сыном, миссис Левински всё же пропустила его в кухню.
Ричи выключил плиту, слушая шаги и считая то расстояние, которое Рафаэлю нужно было преодолеть, чтобы его увидеть.
Восемь, девять, десять…
С тоской глянув на приоткрытую форточку, парень перевел взгляд на дверной проём и застыл.
— Mi chico… — Раф метнулся к нему, схватив за плечи и заглядывая в глаза.
Он выглядел почти нормально. Может, немного уставшим. Так и не снял куртку и не разулся. От него пахло знакомым одеколоном, вперемешку с табаком и кофе.
— Простите, я, кажется, чего-то не понимаю. Ричи? — миссис Левински вошла в кухню следом.
— Мама, это… — парень вывернулся из цепкой хватки и попытался сделать шаг в сторону.
— Por favor, perdóname, mi señora! — мужчина повернулся к женщине, загораживая парня широкой спиной. — Прошу прощения! — тут же оговорился он. — Я задолжал вам объяснения! Ради Бога, простите!
Ричи попытался протиснуться между Рафаэлем и холодильником, но тот, интуитивно ощущая попытку побега, выставил руку.
Миссис Левински переводила взгляд с сына на незнакомого ей мужчину и обратно. Пауза длилась не более десяти секунд, которых Ричи было достаточно, чтобы вспомнить, как молиться.
— Мам, пожалуйста, — начал было он, но Раф перебил.
— Сеньора, мы с вашим сыном вместе.
Парень почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Утренняя ломка вернулась: его начало трясти, он видел, как мать побледнела в одно мгновение, а затем начала медленно оседать на пол.
— Сеньора, Боже! — Рафаэль ловко поймал её одной рукой, придерживая за плечо, а другой отодвигая стул. — Пожалуйста, присядьте.
Ричи так и не отошел от плиты, хотя возможность была. Он думал о том, что испытывает зверь, пойманный в ловушку хищником, его сковал первобытный ужас, горло распухло, он едва дышал.
Рафаэль сел напротив, взяв его маму за руку, и начал говорить.
Слушая его, Левински впервые осознал, что не все окружающие его люди, такие, как он о них думал. Он видел в Рафаэле взрослого, самодостаточного мужчину, который платил за то, что хотел иметь, и совершенно не предполагал, что у него были чувства. Равно как и то, что эти чувства довели его до безумия, в одночасье превратив в психопата.
Мама плакала и вздрагивала каждый раз, когда он немного повышал голос. С его тембром и манерой речи и того было достаточно, чтобы испугаться. Рафаэль объяснил, что между ним и её сыном любовь, в красках расписав, как они с Ричи познакомились в ночном клубе. С его слов выходило, что он откопал паренька в богом забытом месте и едва ли не наставил на путь истинный. Он настаивал, что Левински оступился, что ему необходимо помочь, и, разумеется, только он знает, как.
Информации было настолько много, что под конец, миссис Левински, кажется, полностью потеряла нить. Дрожащей рукой она потянулась за салфетками, и, подцепив одну пальцами, случайно опрокинула остальные.
— Я надеюсь, вы сможете нас принять, сеньора. То, что между нами — серьезно, и я хочу вашему сыну добра. Я переживаю за него так же, как и вы! — закончил он, глядя на то, как женщина вытирает глаза и едва заметно кивает.
Ричи заметил, что его мать находится в коматозном состоянии, и соглашается скорее рефлекторно, потому что Рафаэль внушает ей первобытный ужас. Он уже думал заговорить, чтобы выпроводить его, как вдруг мужчина повернулся.
— Простите нас, нам с Ричи нужно кое о чем потолковать.
С этими словами он с шумом поднялся со стула, и, схватив парня за запястье, потащил по коридору в его собственную комнату.
Реальность рассыпалась на тысячи осколков, но еще тогда Ричи не терял надежды, что сможет всё склеить. Он думал, что ему удастся расставить всё по полочкам, извиниться перед Рафаэлем, объяснив, что их отношения были не более, чем фикцией, в один прекрасный момент выгодной для обоих, но ошибся.
И эта ошибка, среди череды других, по его скромному мнению стала для Ричи роковой.
Мужчина не хотел говорить и не хотел слушать объяснений. Всё его красноречие будто испарилось, лицо исказилось судорогой гнева, ноздри раздувались, как разъяренного быка. Резко и умело заломив руки, Раф толкнул парня на кровать и принялся стаскивать с него штаны. Левински попытался взбрыкнуть, за что тут же получил удар в челюсть, глухой болью отдавшийся где-то в висках.
— Молчи сука, убью, — процедил мужчина ему на ухо, наваливаясь сверху и срывая с него трусы.
Прогибаясь и закусывая до крови кулак, чтобы не услышала мама, Ричи зажмуривал глаза до звездочек, пока мужчина насухую вбивался в него так яростно и часто, что парню казалось, он скоро вышибет из него дух.
— Сука… — пыхтел Рафаэль, сжимая его задницу. — Паршивая сука… Ненавижу!
Перед глазами Ричи плыли разноцветные круги, а в голове крутился мотив песни, буквально пять минут назад игравшей по радио. Она была глупой, совершенно не соответствующей происходящему и той боли, что он испытывал, но кричать было нельзя. Он слушал музыку в собственной голове: бесконечно повторяющийся попсовый припев, одни и те же слова, прилипчивый мотив.
Обессиленно упав на кровать, когда Раф, наконец, кончил, Левински попытался приоткрыть глаза. Во рту стоял металлический привкус крови, задница почти буквально горела огнем, прокусанный кулак пульсировал в такт бешеному сердцебиению. Силуэт Рафаэля расплывался в нечеткой картинке.
Боли было достаточно. Спасительная пустота охватила его, показалось, что Ричи будто опустился на дно, где заглушались звуки всего мира. Кажется, в тот момент он, наконец, потерял сознание, а когда очнулся, наступила глубокая ночь, и Рафаэля в квартире уже не было.
Сперва ему подумалось, что всё это дурной сон. Но он лежал на животе, всё в той же позе, со спущенными штанами. Дрожащими пальцами парню удалось кое-как подцепить их. Глаза до сих пор оставались мокрыми от слёз: он плакал и даже не осознавал это. При попытке сесть, скрутило так, что Левински сжался в комок, подтянув колени к груди и тихонько завыл.
Вспышка-воспоминание о том, что помогло бы сейчас заглушить боль, засияла перед глазами словно неоновая вывеска. Ему нужна была доза.
Но не травы.
Ему нужна была доза мета, чтобы забыться навсегда.
Это было единственным, что помогло Ричи подняться с кровати и доползти до ванной комнаты. Он побрызгал в лицо холодной водой, вышел в коридор и с трудом натянул кроссовки. Взяв куртку с вешалки и прислушиваясь к тишине в маминой спальне, парень повернул замок и вышел на лестницу.
Он был словно вне тела. Боль, сжигающая изнутри притупилась, когда в мозгу нарисовался чёткий план действий.
Ричи поймал такси и приехал в притон, где они с Мелани забирали товар. Отдав всю наличность, что была в пачке, он обещал отработать остальное и уговорил ребят, чтобы те, наконец, дали ему заветный пакетик. Над ним смеялись, тыкали пальцем, толкали и говорили, что он идиот.
Левински не слушал.
Раскуриваясь и откидывая голову на спинку обшарпанного дивана, он всё ещё слышал его крики. До сих пор чувствовал, как его разрывает изнутри от мучительной, практически невыносимой боли. Пускай всё это закончилось, но воспоминания остались выжженными прямо на коже.
Рафаэль, его голос, тембр, отзывающийся дрожью в позвоночнике, до сих пор звенел в ушах. Всё тело саднило, будто Левински протащило по асфальту голым пару сотен метров. Стреляющая боль в заднем проходе перекидывалась на поясницу, распространяясь вниз по ногам, вновь и вновь возобновляя странное, мерзкое ощущение.
Ричи казалось, что кожа в местах, где его касался мужчина, теперь проклята. Словно он весь покрылся волдырями, заколдованный злым волшебником из какой-то старой богом забытой детской сказки.
В какой-то степени парень действительно ощущал себя пропащим, ведь дальше, чем сейчас, падать было уже некуда.
Ему хотелось, чтобы его больше не было, но какой-то отдаленной частью сознания он по-прежнему осознавал себя, и это причиняло страдания. Ричи не хотелось больше просыпаться. Не хотелось вообще ничего, в том числе видеть свет, который то и дело мерцал перед закрытыми глазами.
***
Эрик сел на край собственной кровати и потёр озябшие плечи. Алан всё еще спал, он же поднялся ни свет ни заря, чтобы встретить домработницу. Женщина была в шоке от увиденного, и ему пришлось потратить некоторое время, чтобы объяснить ситуацию, извиниться и условиться о том, что родители ничего не узнают.
Он покосился на Смита, затем осторожно потрогал его лоб, проверяя, не поднялась ли у парня температура? Вчера он, конечно, вёл себя как мудак, да и простудиться мог от этого пафосного сидения на подоконнике…
У Хартманна совсем не было сил злиться.
Когда он, вернувшись в спальню после проводов гостей, обнаружил Алана в собственной кровати, что-то сломалось. Смит обнимал
его подушку и бормотал
его имя… Всё это казалось сном и одновременно значило так много, что Эрик не смог противостоять соблазну.
Он помнил, что Алан уже раздевал его после похожих событий на вечеринке, и делал то же самое затаив дыхание, хоть и знал, что парень надрался до чёртиков и вряд ли почувствует хоть что-нибудь.
Эрик думал обо всём, что произошло между ними с того поцелуя, в очередной раз сталкиваясь с мыслью: время нельзя отмотать назад. И хотя ему было бы достаточно Алана-друга, вместо этого, повинуясь какому-то глупому порыву, он решил зайти дальше.
Он любовался им, даже в таком состоянии. Бережно укутав Смита одеялом, Хартманн лёг рядом, однако не осмелившись придвинуться ближе.
О чём же этот придурок думал, когда ложился сюда? Ответа не было, только загадки, которые наводили на мысли: поступки Алана снова и снова дарили Эрику надежду.
Хартманн покачал головой, убрав ладонь со лба спящего Смита, и поднялся с кровати, вздыхая.
Было тихо. Где-то за окнами раздавалось щебетание птиц, Эрик услышал звук проезжающей мимо машины. В этом году выпало довольно много снега, хотя календарная зима толком не успела начаться.
В доме не было слышно ни единого шороха.
Проснувшегося Смита выдал кашель. Эрик покачал головой, глядя на чуть отодвинутую от окна гардину. Разумеется, вчерашняя выходка с курением в открытое окно не прошла бесследно. Задвинув шторы плотнее, он нашел в себе силы, чтобы посмотреть на Алана.
Тот выглядел плохо. Лицо бледное, как у мертвеца, глаза красные, в левом лопнул сосуд. Волосы спутались в воронье гнездо. Рвано вздохнув, парень снова зашелся в приступе, а затем сел на кровати, положив ладонь к себе на грудь.
Восстановив дыхание, он нервно оглядел комнату и обнаружил свои вещи аккуратно сложенными на стуле возле письменного стола.
— Доброе утро, — Эрик начал разговор первым. — Сейчас десять утра. Я выпроводил всех вчерашней ночью, всучив по мешку мусора в подарок. Не считая домработницы. Она убрала остальное.
— А она ничего не скажет родителям про беспорядок? — прохрипел Смит, потянувшись за футболкой. Быстро напялив её на голое тело, он проделал то же самое с джинсами.
— Мы не так уж и сильно намусорили. Обошлось без жертв, но, кажется, кто-то заблевал туалет на первом этаже, поэтому не ходи туда, запах ещё не выветрился.
Алан поднялся с кровати, застегнул толстовку и нашел тапочки.
— Тебе надо выпить чего-нибудь теплого, — Хартманн прошел мимо, заметив, как Смит пошатнулся, и нахмурился, вспоминая, осталось ли обезболивающее в домашней аптечке.
Уже на кухне следовавший за ним парень остановился рядом с раковиной, неловко потоптавшись на месте. Видимо, надеялся найти последствия вчерашнего. Тем временем щелкнул вскипевший чайник, и Хартманн невозмутимо наполнил их кружки.
— Эрик, а у тебя есть мука? — вдруг спросил Смит.
— На полке, наверху, — парень, не глядя, указал направление пальцем, отжимая чайный пакетик.
— А яйца?
— Посмотри в холодильнике.
Ему стало любопытно, что же Алан собрался сделать, поэтому он молча поставил чай на барную стойку и уселся на высокий стул, решив понаблюдать.
Смит распахнул дверцы холодильника, на секунду замер, видимо, оценив объемы и содержимое. Да, мама здорово потрудилась, чтобы сын не бедствовал в выходные… Эрик на секунду смутился того, что Хелена всерьез любила готовить.
В этот момент Смит вытащил пакет молока и яйца, затем довольно быстро нашел свободную миску. Венчик обнаружился в ящике со столовыми приборами. Хартманн даже не подозревал о его существовании и удивленно приподнял бровь.
Пока Алан замешивал какое-то тесто, он включил радио. Тишина не давила на уши, но ему почему-то показалось, что Смиту так было бы легче.
Парень не обращал на него никакого внимания, и Хартманн беззастенчиво разглядывал, как тот орудует на кухне. Похоже, он сильно увлекся, что, впрочем, было только на руку.
Эрик с улыбкой следил за тем, как Смит нашел сковородку, зажег газовую плиту и вылил содержимое для первого оладушка.
— Пахнет неплохо, — он решил, наконец, подать голос.
Алан вздрогнул, поворачиваясь, и едва не выронил лопаточку из рук.
— У меня есть кленовый сироп. Их ведь с ним едят?
— Необязательно… я люблю и с бананом, — ответил Смит, и его бледные щеки залил румянец.
Сдерживать улыбку было всё сложнее, кажется, Эрик не справлялся.
Положение спас странный запах. Алан резко переключил внимание на плиту, убавил огонь и перевернул чуть подгоревший оладушек.
— Блядь… — прошипел он и, Эрик не выдержал, дав себе волю тихонько рассмеяться.
У Алана получилось шесть штук, два пригоревших панкейка без разговоров отправились на его тарелку, а для Эрика он, кажется, выложил самые лучшие.
Хартманн про себя отметил, что они не поднялись, как те, что делала мама, но говорить об этом вслух конечно же не стал. Он обильно полил их сиропом, затем отрезал кусочек, ловко орудуя ножом и вилкой.
Алан задержал дыхание, наблюдая.
— Чего ты? — Хартманн поймал его взгляд уже когда поднес блинчик ко рту.
— Я… просто, — Смит стыдливо уставился на собственную тарелку.
— Не знал, что ты умеешь готовить, — усмехнулся Эрик, прожевав. — Вкусно вышло!
Парень напряженно выдохнул и тоже принялся за еду.
Разговаривать о вчерашнем сейчас не хотелось. С одной стороны Эрик был рад, что и Алан тоже не начинает на эту тему. Но с другой видел — парень испытывает вину. Его выражение лица в данную минуту было довольно легко прочитать, Смит не прятался и вел себя на удивление искренне.
— У тебя несколько раз звонил мобильный, — доев, Эрик отодвинул от себя тарелку и отпил чай. — Я выключил звук пару часов назад, чтобы ты… — он на секунду замялся, — поспал подольше.
— А ты не смотрел, кто звонил? — непринужденно поинтересовался он и, Хартманн отвел взгляд.
— Нет, только выключил звук. Не имею привычки заглядывать в чужие телефоны.
Смит досадливо поморщился, слез со стула и быстро побежал в его спальню.
Хартманн собрал со стола грязную посуду, дав Алану время, пока перемывал её. Затем он всё-таки не выдержал, досадуя на раздиравшее любопытство. Разумеется, он видел кто звонил, это довольно сложно проигнорировать, когда берешь в руки телефон, разрывающийся на части от пронзительного рингтона.
— Так кто это был? — Хартманн остановился в дверном проёме. — Звонили несколько раз с разным временным промежутком.
— Миссис Левински… — ответил Алан, не отрываясь от телефона.
— Что-то с твоим другом? — Эрик облокотился на стену рядом с дверью, смутно предчувствуя беду.
Смит пожал плечами и прислонил телефон к уху. Раздалось всего два гудка, прежде чем Хартманн услышал встревоженный женский голос. Похоже, мама Левински ждала, что он перезвонит. Связь была на удивление хорошей, и Эрик отчетливо слышал все реплики.
— Здравствуй, Алан! —чуть дрожащий голос убедил его в том, что на том конце провода стараются звучать куда увереннее, чем есть на самом деле.
— Доброе утро, миссис Левински, — вежливо ответил Алан, незамедлительно переходя к сути. — Что-то случилось? Ричи со мной не было.
— Ах, вот как… — она нервно усмехнулась.
Это прозвучало так неестественно, что у Эрика по спине пробежался неприятный холодок.
— Знаешь, милый, он не отвечает на мои звонки. Мы немного повздорили накануне, он ушел, но я не дождалась его утром. Может, ты попробуешь…
— Конечно, миссис Левински, я сейчас же его наберу! — ответил Смит, заверив женщину, что волноваться не о чем, и наверняка Ричи затусовался на какой-нибудь из вечеринок.
Положив трубку, он закусил губу, встретившись с Хартманном взглядом.
— Не будешь ему перезванивать? — спросил тот, наконец, входя в комнату и усаживаясь на кровать. — Что такое? Не хочешь?
Алан слишком сильно сжал телефон в побелевшей ладони.
— Эрик, дело не в том, хочу я или нет… — он замялся. — Ричи ведь не было в школе. В пятницу.
— Ну прогулял, с кем не бывает.
— У меня плохое предчувствие. Видишь ли… я кое-чего не рассказал тебе о нём…
