Дыши

      К концу учебного дня Алан изрядно накрутил себя предстоящим визитом к Левински. Он не был у них с момента переезда, а ведь прошло уже больше полугода, и парень даже не знал, как обустроилась их семья! Выйдя на крыльцо школы, он быстро сбежал по ступенькам и вышел за территорию, чтобы перекурить и успокоить нервы.       Было желание позвонить Ричи, но останавливали мысли: «А что он ему скажет?»       «Привет, ты хоть и послал меня на хуй, но твоя мама всё равно пригласила меня на обед? Ах да, она же не в курсе, как мы с тобой теперь общаемся!»       А вдруг Левински не будет дома? Но в таком случае это будет выглядеть странно, ведь его мама звонила с утра, а значит, они разговаривали либо когда он вернулся, либо перед школой, в которую он так и не пошёл…       Алан покопался в телефоне, проверяя, правильно ли записал адрес, а затем прыгнул в метро и проехал несколько станций.       Ричи говорил, что район, в который они переехали, когда дом в Нью-Джерси отобрали за долги, когда-то относился к самому бедному округу Нью-Йорка. Смит понятия не имел, где Левински отыскал эти данные: может, копался в статистике или просто слушал чужие сплетни? Он уверял, что почти сорок процентов населения находились за чертой бедности, и квартал числился самым криминальным районом города. В семидесятые здесь устраивали поджоги, грабили и убивали, поэтому большая часть населения покинула свои дома. Но те времена ушли, и сейчас уже почти не осталось пустующих зданий, да и по уровню преступности район давно не был на первом месте.       Ричи рассказывал, что здесь было уныло, совершенно нечего делать, почти не на что смотреть и как-то особенно грязно на улицах.       Алан вышел из метро неподалеку от дороги, и первым, что он заметил стало большое количество желтых такси, которые редко встретишь за пределами Манхэттена. Он не успел задаться вопросом, откуда столько? Ответ оказался прост — рядом находился большой таксомоторный парк. Смит прошёл вдоль забора, за которым тусовались водители: тут же ремонтировали и обслуживали желтые машины. На противоположной стороне улицы мерцала огромная вывеска заведения с танцующими девочками.       Поморщившись, парень ускорился, минуя непрезентабельную сетку-рабицу, порванную в некоторых местах. Ричи был прав, места навевали уныние и какой-то подсознательный страх. Возможно, Алан был излишне мнительным, но он пожалел, что отправился сюда без колёс. Ехать по улице на машине было бы куда спокойнее.       За небольшим пустырём, отделяющим промзону от жилых кварталов, показались невысокие кирпичные дома. Наверное, там сейчас по большей части жили те, кто всё потерял. Такие, как семья Левински или бывшие работяги с семьями. Последних, по словам Ричи, здесь было меньшинство. В основном район принадлежал тем, кто учился сводить концы с концами.       Смит не без труда отыскал нужный четырехэтажный дом среди нескольких очень похожих друг на друга, и вошел в подъезд с широкой лестницей без лифта. Квартиры предназначались для рабочих фабрики, которая располагалась неподалеку, но её уже давным-давно забросили. Дом отчаянно нуждался в ремонте. На стенах местами были видны разводы от потекших труб, рисунок на некогда красивой плитке, которой были выложены лестничные пролеты, давно стерся. Перила на лестницах погнула местная молодежь, впрочем, она не забыла и о стенах. Между квартирами красовались надписи, свидетельствующие о том, кто здесь живет, о политике, спорте и об отношении к жизни. Алану показалось, что там мелькнули какие-то строчки из известных песен.       Он поднялся на третий этаж, сверился с телефоном и номером квартиры на стене, записанным ранее, а затем протянул руку и коснулся кнопки звонка.       Было удивительно тихо, он даже решил, что никого нет дома и уже сделал шаг назад, как вдруг дверь перед ним резко распахнулась.       В нос ударил запах пригоревшего масла и табачного дыма. Алан увидел миссис Левински и рефлекторно отшатнулся. Хотя женщина улыбалась той самой улыбкой, которую он помнил с детства, его всё равно не покидало чувство, что это кто-то другой. Словно в сосуд, носивший её имя и фамилию, поместили копию, которую научили улыбаться точно так же, чтобы всё еще узнавали знакомые…       — Добрый вечер, — замешкавшись, Смит шагнул в квартиру, испытывая непреодолимое желание заткнуть себе нос.       Миссис Левински тепло его поприветствовала. Осторожно приобняв парня за шею, она отвела руку с зажатой между пальцами сигаретой подальше.       Раньше эта женщина никогда не курила в доме, ругаясь на отца Ричи на чём свет стоит. Парень вообще видел её с сигаретой лишь раз, на дне рождения, когда вся их семья жила в собственном доме.       Квартира производила такое же унылое впечатление, как и весь дом и район в целом. Старая мебель, протёртый ковролин, которым были устланы все комнаты, не считая кухни, какие-то фотоснимки в рамках, висящие на стенах в коридоре. Несколько кадок с цветами, которые отчаянно молили о воде. Ханна Смит любила комнатные растения всю свою жизнь, поэтому Алан неплохо разбирался в том, как должны выглядеть здоровые листья.       — Проходи на кухню, вот тебе тапочки! — с этими словами миссис Левински выложила перед ним видавшую виды домашнюю обувь. — Как было в школе? — спросила она уже из кухни.       Квартирка была маленькая, из коридора просматривался накрытый стол и часть кухонных полок, почти у входа располагался небольшой комод с зеркалом и вешалки, чуть дальше две двери: по его предположения, комната Ричи и его мамы.       Смит прошел на кухню и устроился за столом.       — Все хорошо, мэм, — осторожно начал он, оглядываясь по сторонам.       Здесь было чисто, однако парень сразу заметил знакомые ему по внешнему виду бумаги — счета за электроэнергию, прикрепленные магнитами на старом холодильнике. Взгляд скользнул по кухонным полкам, заставленным разнообразными баночками и посудой, по старому домашнему платью миссис Левински, которое Алан помнил ещё со времен младшей школы, и затем остановился на Ричи.       Тот вошел в кухню неслышно и замер в дверном проеме, молча созерцая обстановку задумчивым, и, как показалось Смиту, чуть усталым взглядом.       — Привет, — Алан поздоровался, но тот лишь сухо кивнул в ответ.       Мама разложила по тарелкам картофельное пюре и несколько небольших стейков. Смит подумал, что они жарились на том самом масле, запахом которого пропиталась, кажется, вся квартира. Очень захотелось открыть окно, но ему было неловко об этом просить.       Ричи почти не разговаривал, увлеченно поглощая ужин, и болтала, в основном, его мама.       Алан лишь изредка вставлял комментарии и сразу понял, что рассказывать о своей семье он не станет хотя бы потому, что этой темы старательно избегала и сама миссис Левински. Она только и делала, что вспоминала об их прошлом: о детстве, о совместных поездках за город и о прочих, ничем не омрачённых моментах.       Смит доел быстрее, наверное, потому что ни в коем случае не хотел задерживаться. Особенно непривычно было ловить на себе испытующий взгляд Ричи. Он будто бы раздумывал над тем, чтобы что-то сказать, но не хотел этого делать при матери. Алан понимал, что разговор, скорее всего, коснется произошедшего в субботу, и испытывал подсознательный страх.       — Спасибо, всё было очень вкусно! — Левински отложил вилку и поднялся из-за стола, помогая матери собрать грязные тарелки.       Смит тоже подскочил, чтобы изобразить бурную деятельность, но Ричи ловко управился без него. Когда он повернулся, Алан заметил, что кожа под его глазом и левой скулой чуть темнее. Возможно, сыграл роль тусклый свет кухонной лампы, а возможно Левински успел с кем-то подраться.       Ричи быстро, без лишних слов, чмокнул маму в щеку, взял со стола пачку сигарет и закурил возле вытяжки над плитой. Алан даже не успел удивиться, что его мать была в курсе этой пагубной привычки.       Парень смерил его взглядом с легкой, едва заметной полуулыбкой, как бы ожидая ответных действий. Закурит ли он вместе с ним или испугается? Смит отчетливо различил в его глазах превосходство и на мгновение некоторую надменность и гордость.       Может быть, он сделал так, потому что чувствовал себя неловко за выставленную на всеобщее обозрение другую сторону жизни? И поэтому ему хотелось превзойти Смита хоть в чем-нибудь?       Сигареты лежали в кармане куртки, но Алан за ними так и не пошёл. Миссис Левински включила радио и начала мыть посуду, тихонько напевая себе под нос, а Смит наблюдал за тем, как его друг выпускает под потолок облачка дыма. Садиться больше не хотелось, но он чувствовал себя дураком, глазея по сторонам посреди маленькой кухни.       — Пойдём, — Левински наконец-то затушил сигарету и поманил за собой.       Парень пробормотал что-то в знак благодарности его матери, кажется, дежурное: «Было очень вкусно».       Зайдя за Ричи в комнату, он долго не мог привыкнуть к темноте. Парень щелкнул выключателем настольной лампы, и Алан обомлел на долю секунды.       Комната была примерно такой же по размеру, как и его собственная: тесновато, но достаточно, чтобы вместить полутораспальную кровать, встроенный книжный и платяной шкаф, и небольшой компьютерный стол с ноутбуком. Но удивило не это: в глаза бросилась огромная плазма на стене напротив кровати.       Ричи заметил, что Алан рассматривает его вещи, и усмехнулся.       — Нравится? — спросил он, усаживаясь на край кровати. — В том месяце приобрел.       Смит посмотрел на полку книжного шкафа: на ней в беспорядке валялись фигурки из мстителей, которые они собирали в детстве. Те стояли рядом с наградами за школьные писательские конкурсы.       Всё это и прежний образ того Ричи, которого он помнил, так не вязалось с тем, что Алан видел сейчас, что волна негодования прихлынула к горлу и заклокотала, запросившись наружу.       — Моя мать оплатила большинство счетов за электричество и нас не отключат за неуплату на зиму, — как бы невзначай заметил Левински, когда взгляд Смита упал на пакетик со знакомой застежкой зип-лок, приветливо выглядывающий из приоткрытого ящика стола.       — Это неправильно, — ответил парень, поджав губы.       — Тебе ли судить? Обеспеченный мальчик, — ровным тоном продолжил Ричи. — Дом — полная чаша, родители вкалывают, как проклятые, чтобы оплатить твою учёбу, и даже больше! — он картинно всплеснул руками, — пророчат тебе поступление в престижный колледж! Что можно пожелать? Успехи в спорте, конечно же! И они есть! Не хватает только подружки, в роли которой, о боже, — симпатичный мальчик, сын дипломата, которого можно трахать в его фешенебельном особняке, пользуясь всеми удобствами!       Алан резко подался вперед, хватая Ричи за ворот кофты. Дыхание сбилось, ярость застелила взор, и он с трудом остановил себя.       — Девочки уже надоели? — выплюнул ему в лицо Левински.       — Какое… твое… дело, блядь? — Смит ухитрился приподнять его над полом.       Пальцы рук затекли, но он продолжал держать Ричи так, что его кофта смялась. Противно заныли запястья.       — Тебе ли судить о том, что неправильно?! — озлобленно прошипел он, и Алан отпустил его.       — Мы вытащили тебя из такого говна, Ричи, что я имею право высказаться! — Смит на всякий случай отошел в сторону, к окну, хрустнув костяшками.       — Вы нажили мне проблемы, — сухо отозвался тот, поправляя на себе одежду. — У меня ушло приличное количество времени, чтобы утрясти ситуацию!       — Давно? — спросил Алан.       — Что — давно? — Ричи поднял на него усталый взгляд.       — Сколько ты занимаешься этим дерьмом?       — Почти с начала года. Это работа, Алан. Такая же, как и любая другая.       Он прошёл к письменному столу, извлекая из ящика стеклянную курительную трубку. Затем невозмутимо всыпал в отверстие несколько светлых кристалликов и подержал над зажженной зажигалкой, продолжая при этом пристально разглядывать Смита.       — Будешь? — спросил он, и парень брезгливо покачал головой.       Ему было больно видеть весь этот фарс. Он догадывался, что миссис Левински знает, чем занимается сын. И, возможно, она даже покрывала его в школе.       Ричи сел обратно на край кровати и сделал несколько затяжек.       — Мне пора домой, — сухо заметил Смит и уже хотел было выйти из комнаты, но Левински вдруг остановил его.       — Постой-постой, — он широко улыбнулся. — Я еще не договорил, Ал, — он похлопал по матрасу рядом. — Присядь, пора нам с тобой кое-что обсудить.       Не видя другого выхода и предполагая, что Ричи может прийти в ярость, если его не послушать, Алан подчинился. Матрас прогнулся и натужно скрипнул, когда он сел.       — У меня есть для вас работа, — начал Левински, откладывая трубку в сторону. Белки его глаз быстро покраснели.       — Какая еще, к чёрту, работа?!       — Обыкновенная. Нужно доставить товар.       — С какого хера мы будем это делать? — возмутился Алан.       — Вас разве спрашивали? — улыбка Ричи контрастировала с его словами так сильно, что по спине Смита пробежался холодок. — Вы потревожили поставщиков, им пришлось сменить адрес, босс недоволен, он потерял выручку, — он загибал пальцы на руке. — Какой из этого следует вывод? — Алан молчал, поэтому Левински закончил за него. — Товар надо сбыть, как можно быстрее, и этим займетесь вы, дорогие мои голубки!       Он рассмеялся каким-то странным, лающим смехом. В тот момент парень понял, что сидящий рядом человек не был Ричи… Он словно видел кого-то чужого.       — Я отказываюсь этим заниматься.       — У тебя нет выбора, Алан, — на мгновение, Смит заметил в чужих глазах огонек сочувствия.       — Выбор есть всегда, Рич, — парень поднялся с кровати.       — И ты свой уже сделал, братан. Ты, конечно, можешь уйти сейчас, но ребята, которым вы помешали, вас не оставят. Твои проповеди о том, что правильно, а что нет — лишь временная отсрочка.       Алан подошёл к двери и уже хотел покинуть комнату, но вдруг развернулся.       — Не смей трогать Эрика, иначе я тебя убью, — спокойным тоном произнёс он, однако, с силой стискивая хромированную поверхность ручки.       Ричи только усмехнулся в ответ. Смит вышел в коридор, прикрыв за собой дверь, и наткнулся на миссис Левински: та держала в руках поднос с двумя чашками чая и тарелкой пирожков.       — Солнышко! — её взгляд отразил удивление, наверное, лицо Алана сейчас выглядело не самым лучшим образом. — Куда ты?       — Извините, мэм, — он спешно влез в кроссовки. — Плохо себя чувствую.       — У меня есть аптечка, что у тебя болит? — она поставила поднос на комод возле входа.       — Ничего не нужно, я справлюсь, — Алан уже накидывал куртку.       — А как же чай? — она всплеснула руками.       — Было очень приятно вас видеть! — он проговорил это с трудом, стискивая зубы, и не смог посмотреть ей в глаза.       Ему казалось, сделай он это, и она точно уговорит остаться, а этого хотелось меньше всего. Смит думал о том, чтобы как можно скорее покинуть это жуткое место. В голове всё перемешалось. Счета за электричество, плазма на стене комнаты Ричи, кристаллы метамфетамина и таблетки, эта сраная работа, черт возьми!       Алан быстро потянулся к миссис Левински и чмокнул растерянную женщину в щеку.       Сбегая по лестнице, он успел осознать, почему она так изменилась. Ведь Алан запомнил её ещё когда был маленьким, и они не виделись почти год, а за это время в семье Левински произошло слишком многое, и это не могло не отразиться на её внешности. Мама Ричи попросту постарела…       Ричи было на что злиться. Они перестали общаться как раз тогда, когда в его жизни начался хаос. Может быть, он считал, что Алан предал его и потому потерял надежду на помощь? Он ведь и раньше умел найти нужных людей, и, вероятно, в один прекрасный день эти связи вывели его на торговлю наркотиками?       Смит не хотел оправдывать Левински, но не мог иначе: ему не верилось, что лучший друг стал таким. Что его мать, его жизнь, стали такими…       Дрожащей рукой Алан достал из кармана мобильный, затем с трудом привел в норму дыхание, остановился на автобусной остановке возле входа в метро, прикурил и позвонил Эрику.       Тот взял трубку со второго гудка.       — Мне очень надо тебя увидеть, — без всяких приветствий начал Смит. — Встретимся у меня дома, через час, — добавил он и отключился.       К горлу подступали не то рыдания, не то кашель. Парень не узнавал сам себя. Больше всего хотелось оказаться под душем, как следует отмыться и соскрести с себя всю эту грязь…       Слишком поздно. Они с Эриком вляпались и затишье не продлится долго. Он не знал, как поступить и корил себя за то, что как маленький ребёнок, отчаянно хочет найти утешение в чужих объятиях.       Хартманн не перезванивал с вопросами — это могло значить, что парень всё понял и уже направлялся к нему.       В вагоне поезда Смиту с трудом удалось подавить дрожь в кончиках пальцев. Руки еле слушались, оказавшись возле двери собственной квартиры, он с трудом вставил ключ в замочную скважину.       Поздоровавшись с предками, скинув рюкзак и ботинки, Алан первым делом зашел в ванную, встал под горячие струи воды и замер на какое-то время.       Через полчаса в квартире раздался долгожданный звонок.

***

      — Алан, к тебе пришел твой одноклассник! — Хартманн снимал ботинки, когда навстречу ему вышел Джозеф Смит и протянул ладонь для рукопожатия.       Эрик улыбнулся по возможности открыто, хотя знал, что его лицо выражает совсем не те эмоции, что положены при визите к однокласснику в столь позднее время. Судя по ароматам, семья ужинала и наверняка не ждала гостей.       Он вежливо ответил Смиту-старшему на какие-то дежурные вопросы, миссис Смит предложила чай, но вышедший из-за угла Алан громко отказался и, выхватив у Эрика рюкзак, поманил его в комнату.       — Эй, что случилось? — Хартманн заметил волнение и взял парня за руку, когда они оказались внутри.       Но Смит ничего не пояснил, только бросил рюкзак на пол возле кровати, а затем молниеносно развернулся, схватил Эрика за плечи и впечатал спиной в дверь, жарко целуя.       Разумеется, против такого Хартманн не возражал, и его руки дрогнули лишь раз и то, скорее от удивления, нежели чем от протеста. Алан целовал глубоко, прижимаясь всем телом, так сильно, словно боялся, что Эрик вот-вот исчезнет. Тот запустил пальцы в мокрые волосы на затылке Смита, придерживая его за спину другой рукой.       — Дверь… — прошептал Алан и потянулся вперед, щелкнув крохотным замком под ручкой.       — Ал, что мы… — начал было спрашивать Хартманн, когда парень развернул его и толкнул на кровать.       Он настолько оторопел от происходящего, что даже не понял, как оказался без кофты и снял со Смита футболку. Эрик осознал это, уже когда ощутил тепло чужой кожи. Все было как вчера ночью, но одновременно немного иначе. В прошлый раз Алан смущался, двигался робко и осторожно, а теперь ему словно было нужно всё и сразу. Он вдруг прекратил целовать и прижался к Эрику, пряча лицо между его шеей и плечом. Его возбужденный член упёрся парню в бедро.       — Алан, — Хартманн осторожно уложил Смита на спину и устроился на боку. — Что случилось?       Тот виновато коснулся его щеки пальцами, не произнося ни слова. На лице были написаны страх и волнение, и Эрик решил, что пока не стоит задавать лишних вопросов. Он стал гладить парня спокойно и медленно, как это делала его мама, когда он был маленьким и боялся спать один.       — Тш-ш-ш, — спустя какое-то время, когда дыхание Алана выровнялось, Хартманн осмелился коснуться его шеи губами. — Расслабься, — он провел ладонью сначала по его плечу, а затем по груди.       Смит нервно сглотнул, и Эрик подумал о возбуждении, которое оба испытывали, но побоялся предложить с этим помочь.       Вместо этого он продолжал гладить и медленно спускался поцелуями вниз. Сначала между ключиц, затем чуть ниже ребер, рядом с пупком, и возле самой резинки штанов… Это было так обжигающе близко, что он не удержался и аккуратно провел языком по коже возле самой кромки ткани. Смит простонал, отворачивая лицо в подушку.       — Расслабься… — Эрик не знал, кому говорит, себе или Алану? Он приподнялся, снова оказываясь на одном уровне с его лицом.       — М-м, — Смит промычал что-то сквозь закушенную губу. Его глаза были крепко зажмурены.       Хартманн провел ладонью по впалому животу и, окончательно осмелев, накрыл пах. От его внимания не ускользнуло, как парень напрягся. Его сердце стучало, как ненормальное, кожа внизу живота покрылась мурашками.       — Все хорошо? — шепнул Эрик на ухо, словно спрашивая разрешения и, наконец, получил его. Алан отрывисто кивнул, и Хартманн поцеловал его в губы, одновременно с этим запуская руку в штаны и сжимая крепкий, горячий член в своей ладони.       Тепло внизу живота расползалось все выше, согревая изнутри. Алан целовал в ответ, наконец-то выровняв учащенное дыхание.       Эрик осторожно водил по члену ладонью, ритмично, вверх-вниз. Смит слегка помог ему, приспуская спортивные штаны и сгибая ноги в коленях. Наверное, ему было очень страшно? Хартманн не мог вспомнить, как это случилось впервые у него? А может быть и не хотел. Самой главной сейчас была мысль, что они вместе. Когда Смит простонал, толкнувшись в его ладонь сам, и открыл глаза, всё остальное потеряло значение       Эрик чуть улыбнулся и потерся носом об его, снова целуя.       Смит кончил в ту же самую секунду, прошептав его имя, а затем повернул голову и уткнулся лбом в его грудь, чтобы скрыть свои постыдно пылающие щеки.       Он выглядел потрясающе, но Хартманн решил, что ещё слишком рано об этом говорить.       Они лежали, будто обездвиженные, минут пять, прежде чем Эрик услышал шаги за стенкой и мягко подтолкнул успевшего уютно засопеть Алана.       Тот подскочил, как ужаленный, однако успевая натянуть спортивные штаны и открыть замок на двери. Хартманн кое-как, дрожащими от волнения руками справился с кофтой.       Миссис Смит постучала, прежде чем войти, но задержалась за порогом на смешных три секунды, прозвеневшие в голове Эрика, словно колокол.       — Мам, Эрик останется у нас на ночь, у нас завтра сложная контрольная, будем готовиться! — протараторил Смит, подлетая к ней и едва ли не толкая несчастную женщину обратно в коридор.       — Контрольная? — она удивленно перевела взгляд на Хартманна, словно ища подтверждения словам сына.       Тот незамедлительно покивал, восхищаясь неожиданной сноровистостью Смита.       — А вы успеете? — полюбопытствовала она спустя мгновение.       — Конечно! — заверил тот, приглаживая влажные волосы, которые уже начали высыхать.       — Тогда оставайся, разумеется! — миссис Смит закивала, и у Хартманна словно камень с души свалился.       Интересно, его родители ничего не заподозрили? Эрик чувствовал, как горят его щеки, и знал, что румянец слишком хорошо выделяется на бледной коже. Всего лишь минуту назад он слышал, как дрожал голос Алана, трогал его тело, целовал и почти сгорал от желания получить взаимные прикосновения. Ему стало так легко и радостно, что он едва вслушивался во всю эту чушь про подготовку к зачету по математике и занятиям…       — Парни, есть хотите? — голос отца донесся с кухни, и Эрик только сейчас уловил приятный запах жарящегося мяса.       Он отрывисто мотнул головой, и Алан крикнул, что им ничего не нужно.       — У нас только матраса нет, — миссис Смит нахмурилась, будто припоминая что-то. — Я же отвезла его сестре, мы собирались к ней на Рождество! Вы разберетесь, как лечь? Я принесу еще одно одеяло! — она развернулась и исчезла в полумраке коридора.       Эрик не верил собственным ушам. Весь остаток дня он мучился от невыносимой ревности, а теперь они на совершенно законных основаниях могут спать рядом?! В паху сладко ныло, он помнил прикосновения к чужому горячему члену. Чёрт возьми, тот стоял почти колом! Губы от поцелуев по-прежнему пекло.       — Штаны смени, — вдруг заметил Хартманн, наблюдая за Смитом и не сдерживая тихого хохота. Сперма впиталась и проступила пятнами сквозь неплотную ткань.       — Твою ж мать! — Алан выругался, метнулся к шкафу и по-солдатски быстро переоделся. Эрик едва успел полюбоваться на мелькнувшую подтянутую и аппетитную задницу, как в комнату вошла миссис Смит.       — Вот, — она бросила на кровать большое пуховое одеяло.       — Спасибо, мэм! — парень вежливо улыбнулся, скромно переминаясь с ноги на ногу возле двери.       — Чистое полотенце в ванной. Большое, красное, — женщина вдруг по-доброму потрепала его по волосам. — Учитесь, дети мои, — усмехнувшись, она ушла, чуть прикрыв за собой дверь.       Алан остолбенело глазел по сторонам, наверное, также с трудом осознавая, что Эрик остался на ночь.       При родителях.       Посреди недели.       Официально на одной, блядь, кровати.       — Смотрю ты радуешься, как чёрт, — иронично заметил Хартманн, а затем поднял рюкзак с пола и вытряхнул тот на покрывало, выискивая нужные тетради. — Давай хотя бы сделаем вид, что занимались? — он мельком глянул на Смита, по-прежнему наблюдая стену непонимания. — Ал, отвисни.       — Да, да, точно! — тот вдруг горячо закивал и принялся вываливать следом едва ли не все учебники, какие были на книжной полке над письменным столом. — А ты не голодный?       — Нет, я пообедал в кафе с ребятами, — Эрик открыл тетрадь по алгебре и на секунду погрузился в чтение.       По правде говоря, Смит не соврал о контрольной. Он просто не упомянул даты: та должна была состояться послезавтра.       — Как прошел визит к Левински? — якобы не отвлекаясь от цифр, поинтересовался Хартманн. На деле визит к Ричи интересовал больше всего, но он боялся давить.       — Если честно… — Алан вздохнул, опускаясь на пол и упираясь в кровать спиной, — хреново.       Эрик прилёг на покрывало, и его рука легла к парню на макушку. Пальцы рефлекторно поиграли с прядями, Смит зажмурился, чуть отклоняя голову и позволяя гладить ещё.       — Расскажешь?       — Я даже не знаю, с чего начать, — ответил Алан, жмурясь и подставляясь под прикосновения.       Никак не удавалось связать в голове все происходящие события. Эрик так упорно пытался абстрагироваться от своей ревности и плохих мыслей, что ему действительно начало казаться, что между визитом к Левински и его сегодняшней встречей с Аланом прошло как минимум несколько дней.       Он опустил ладонь к Смиту на плечо, подумав при этом, что если кто-то зайдет в комнату, их застанут в несколько странном положении.       — Ричи рассказал что-нибудь о субботе?       — Всё куда хуже, чем я предполагал, — Алан начал говорить с закрытыми глазами.— Он не только распространяет, он употребляет сам.       — Этого… следовало ожидать, — Эрик на мгновение задержал дыхание, испугавшись, не слишком ли резко прозвучал подобный комментарий?       — Я понятия не имею, что могу сделать, ведь даже его мать не настолько глупа, чтобы не догадаться! А если она догадалась или, того хуже, знает о происходящем, то ничего не предпринимает! Как ты думаешь… — Смит на секунду притих и добавил уже чуть тише, — ему можно как-то помочь?       — Сложный вопрос, — Эрик вздохнул и ткнулся в затылок Алана носом. — Я немного думал об этом… Понимаешь, Штефан… — ему было противно приплетать к этой ситуации Вебера, но выбора не оставалось. — Он, конечно, употреблял только таблетки и в основном сидел на чем-то вроде вашего прозака….       — Это успокоительное?       — Сильный антидепрессант, со сложным синдромом отмены. — Хартманн поморщился. — Прежде чем судить Ричи, тебе нужно понимать, почему он так поступает? Это должно быть не поверхностное суждение. Я с этим обжёгся. Нужно глубоко понимать, чувствовать человека и знать всю его жизнь.       — Ты знал Штефана? — вздохнув, поинтересовался Алан.       — И да, и нет, — тут же ответил Эрик. — Я знал, как он живет. Знал его условия и мне было нечего предложить ему взамен того образа жизни, который привёл к поиску стимуляторов. Если бы мы не были детьми…       Он осёкся, решив, что это не лучшие темы для совместного вечера. Воспоминания о Штефане ничуть не выигрывали у рассуждений о плачевном состоянии семьи Левински и наркотической зависимости. Нужно было срочно менять тему, но Хартманн не знал как.       — Алан, — он чуть сжал плечо парня. — Это тяжело.       — Угу…       — Подумай, может, ему просто нужен ты? Как раньше. Ведь вы были хорошими друзьями, а сейчас ему тяжело.       — Я знаю. Именно поэтому я не могу винить его целиком и полностью. Хотя он уже взрослый.       — И взрослым тоже нужна помощь…       Эрику было почти физически больно говорить всё это, однако он то и дело осекал себя тем, что Алан познакомился с ним совсем недавно. В сравнении с их общением, Ричи был другом Смита так давно, что фактически, тот должен был чувствовать к тому нечто сродни братской привязанности.       Они пролежали в объятиях еще немного. Потом Хартманн сходил в душ и вернулся уже переодетый в домашнее. Смит улыбнулся, увидев его в собственных шортах и футболке, и Эрик сдержал смешок, смущаясь собственной радости, когда напяливал эти шмотки в ванной комнате.       Родители ушли в спальню, из-за чуть приоткрытой двери доносились звуки выстрелов и визг шин по асфальту. Наверно, смотрели какой-нибудь остросюжетный боевик.       — Чай будешь? — спросил Смит, когда они решили наведаться на кухню.       Здесь было очень уютно. Горела только подсветка и гирлянда на окне, которую, по словам Алана, забыли снять ещё с прошлого Рождества. Не дождавшись ответа, парень поставил чайник и открыл кухонную полку, комментируя, что здесь у него любимое имбирное печенье. А потом они отнесли чашки и сладости обратно в комнату.       Разговаривать о плохом не хотелось, вместо этого Смит начал показывать Эрику свои детские фотографии. Среди них были и те, что они сделали вместе с Ричи, и, несмотря на предвзятое отношение, Хартманн всё равно погрузился в чужие воспоминания и смеялся вместе с Аланом вполне искренне. Тот говорил о прошлом слишком ярко: картинка живо появлялась перед глазами, было видно, что парень рад делиться каким он был и чем интересовался. Хартманн, в свою очередь, добавлял комментарии, что делал в то же время, когда жил в Германии.       Они говорили о друзьях, о любимой музыке, о том, чего хотели от жизни, когда им было четырнадцать. О первых драках и неприятностях, об экспериментах с алкоголем и о первых влюбленностях.       Время перевалило за полночь, чай закончился, и они съели все печенья.       Смит поправил одеяла и подушки, а потом они пошли чистить зубы. Уже в ванной Хартманн поймал себя на мысли, что ему нравится делать это вдвоем. Алан посмотрел на него в зеркало, усмехнулся, не вынимая зубной щетки изо рта и игриво пихнул в бок.       Это было новое чувство, потому что Эрик впервые проводил с кем-то так много времени. Родители были не в счет, ведь с ними он прожил всю жизнь…       Забравшись под одеяло, он заметил, что Алан запер дверь, и его сердце сделало в груди очередной немыслимый кульбит. Смит прошел к кровати, сел на край, отодвигая второе, выданное его мамой одеяло, и улегся на бок, повернувшись к Хартманну лицом.       — А ты спишь в пижаме? — поинтересовался Эрик, приподнимая край одеяла.       — А… ну… — парень замешкался.       Хартманн подавил тихий смешок и принялся стаскивать с себя одежду, с удовольствием отмечая, как завороженно Смит за ним наблюдает. В конце концов, Алан тоже решился снять с себя майку, и Эрик залюбовался на то, как свет ночника падает на рельеф мышц спины. Ему наконец удалось разглядеть фигуру Смита как следует. Не слишком мощная, он был даже сказал стройная. Когда-то они рисовали греческие скульптуры: преподаватель говорил, что символом мужской красоты в то время были безволосая грудь, бархатистая кожа, широкие плечи и крепкие ягодицы. Практически всё то, что парень лицезрел прямо перед собой.       Алан осторожно, но ловко стащил с себя шорты, оставаясь в черных трусах-боксерах и нервно сглотнул.       — Красивый, — не выдержал Эрик, улыбаясь уголком губ и разглядывая Смита так беззастенчиво и пристально, что к щекам того прилила краска. — Тебе не холодно? — он потянул его к себе и накрыл уютным пуховым одеялом.       Алан помотал головой, и Эрик приобнял его одной рукой, уткнувшись носом в шею. Он шумно втянул ноздрями приятный запах и только сейчас понял, что его член уже давным-давно топорщил трусы.       «Предатель чертов…» — мелькнуло в голове, однако он всё же осмелился на очередной рискованный шаг и чуть раздвинул ноги Алана коленом, приподнимаясь на локте. Тот обнял его в ответ, и Хартманну вдруг стало так хорошо, что исчезли все страхи. Тёплый свет от ночника падал Смиту на лицо, тёмные пряди разметались по подушке, в глазах читалось любопытство и желание.       — Спать будем или?.. — усмехнувшись, поинтересовался Эрик, и Алан нахмурился, возмущенно хмыкнув.       Оба понимали, насколько возбуждены.       — Ты нарочно, да? — вдруг спросил Хартманн, когда ладонь Смита скользнула по его боку вниз, к резинке трусов.       — Что нарочно? — удивленно переспросил тот. Прикосновение отдалось покалыванием в кончиках пальцев.       — Нельзя же быть таким… — он потянулся к лицу Смита. Носы смешно стукнулись, и Эрик чуть было не заржал, когда соприкоснулись губы.       Смех застрял в горле, мышцы живота напряглись, и он почувствовал язык Алана у себя во рту. Это было слишком жарко. Пальцы Смита ловко оттянули резинку трусов и отпустили назад со звонким хлопком.       — Боже… — выдохнул Хартманн в поцелуй, касаясь чужих плеч и груди.       Смит как с цепи сорвался. Его вело, словно пьяного, и он уже наверняка не контролировал, что творил. Руки Хартманна, впрочем, тоже изучали ещё так недавно находившееся под запретом. Губы касались теплой кожи, пальцы ощупывали крепкие мышцы, мозг посылал телу импульсы, которые кричали о том, что ему нравится. Нравится тело Алана, нравится слышать звук его голоса.       Эрик пришёл в себя, когда Смит потянул его за плечи вниз и через мгновение сам оказался сверху. Он даже не заметил, как пошло парень тёрся об его пах своим.       — Алан… я… — Хартманн шумно выдохнул и сжал чужие плечи. — Я так…       — Извини, — Смит тут же перелег на бок, подложив руку под голову и прекратив.       — Дурень, за что ты извиняешься? — Эрик прикрыл глаза ладонью, тихо смеясь.       Обстановка, секунду назад казавшаяся наэлектризованной, немного разрядилась.       — Ну… — Смит принялся водить ладонью по его животу, постоянно задерживаясь возле трусов. — Это так странно… — улыбаясь, начал он. — Изучать друг друга, боясь сделать что-нибудь не так.       — Мне всё нравится, не волнуйся, пожалуйста! — Эрик придвинулся ближе. — То, что ты делал только что, очень нравится, и я хочу… — он положил ладонь к нему на поясницу и медленно повел вниз. — Я хочу тебя.       — А как мы… — Смит запнулся на середине фразы, когда до него дошел смысл сказанного.       — Вот так, — Эрик поймал его ладонь и положил к себе между ног.       Сначала робко, но затем немного увереннее, Смит все же начал стягивать с него трусы. Где-то под окнами вдруг завизжала сигнализация, и это прозвучало как единственное напоминание о реальности. О том, что они в постели, близко-близко друг к другу и уже почти голые…       Эрик не выдержал, помог Алану раздеться и прижался сильнее. Смит целовал слишком сильно. Он кусал его губы и рефлекторно двигал бедрами, что было до одури возбуждающе.       — Ал… — Эрик не узнал собственный голос, когда навис над его лицом.       — М-м?       — Можно? — не дожидаясь ответа, он облизнул ладонь, опустил ее вниз, обхватывая оба члена, и начал неспешно водить рукой вдоль.       Смит едва успел выдохнуть, но Хартманн тут же наклонился, затыкая его губы очередным поцелуем. Мысли неслись с такой скоростью, словно он был на карусели. Она поймала его вместе со всем его внутренним миром, кружила, как бешеная, и не отпускала.       Он толкнулся в его ладонь ещё раз. И ещё…       Движения ускорялись, становились всё более напористыми, Эрик сжимал оба члена сильнее. По его телу словно бежали электрические разряды. Алан подался вперед, стараясь сам двигаться ему в такт. Он поцеловал его шею, и Эрик вытянул её так, чтобы парню было удобнее. Ладони замерли на спине, а затем поползли ниже и стиснули ягодицы. Хартманн чуть не кончил от чужого приглушенного стона. Смит повернул голову, тяжело дыша, и уткнулся лбом в подушку.       Мир помутнел, меняя краски. Эрику показалось, что он ослеп или это бешеная карусель засосала его полностью? Он вздрогнул, кончая Алану на живот, и тот через долю секунды кончил следом.       Пока оба приходили в себя, лежа рядом и пытаясь отдышаться, Хартманн услышал тиканье часов в соседней комнате и как шумит кровь у него в ушах.       Он присел, склоняясь к краю кровати, и вытащил из рюкзака пачку влажных салфеток, радуясь, что весьма предусмотрительно захватил их с собой. Вытерев живот, Смит сбегал в ванную, чтобы смыть скомканные салфетки в унитаз, и быстро вернулся в постель.       Дверь они решили не закрывать на случай, если не услышат будильник и кто-нибудь из предков решит-таки их разбудить.       Как назло, не спалось. Алан смотрел на Эрика и едва заметно улыбался. Тот, в свою очередь, никак не мог перестать гладить чужие соблазнительные и обнаженные плечи. Они то и дело посмеивались, целовались и возились, пытаясь улечься.       — Всегда интересовал этот вопрос, — усмехнулся Смит.       — М-м?       — Что происходит в фильме после постельных сцен? Они часто заканчивают кадр на двух слившихся в оргазме телах, но как же всё остальное?       — Ты про то, что мы как два идиота не можем угомониться и уснуть? — Эрик тихо рассмеялся.       — Именно, — Смит приподнялся на локте и достал айпод с полки над кроватью. Включив его, он протянул Хартманну наушник.       — Что это? — прошептал тот, вслушиваясь в приятную мелодию.       — Просто музыка… Я часто слушаю эту композицию перед сном.       — Красиво, — Хартманн почувствовал, что Смит взял его за руку, — будто летишь над облаками…       — Ага, — согласился тот, улыбаясь.       Они замолчали, погружаясь в мелодию целиком, однако, не спуская друг с друга глаз. Это было похоже на волшебство. Эрик осторожно поднес ладонь Алана к губам и поцеловал тыльную сторону.       Ему на долю секунды захотелось кричать от того, как глупо, беспросветно и окончательно он влюбился.

***

      Кошмары обыкновенно начинали мучить его только под утро. Левински видел страшные глаза и лицо. Одно выражение сменялось другим с ужасающей скоростью: то улыбка, перерастающая в хищный оскал, то жуткий смех, то немой крик.       В очередной раз проснувшись на рассвете, Ричи понял, что не сможет в таком состоянии пойти в школу. Ему стало по-детски, наивно страшно. Весь масштаб того, во что он вляпался, окружил густой, липкой пеленой. Хотелось забыться, но не было дозы. Парень подумал, что надо бы сделать заначку как раз на такой случай.       Он хотел отговорить себя от этой затеи, но через пару часов в комнату постучалась мать и огорошила его известием, что пригласила Алана Смита на обед. От наивности хода её мыслей хотелось истерически смеяться, но Левински сдержал себя, принимая страдальческий вид. Он не стал уточнять умозаключений женщины, они и так были ясны. Спорить о том, что Смит последний, кого он хотел бы видеть в этой квартире, было бесполезно, мама ведь думала, что это он его спас.       В тот день, провалявшись в постели до самого обеда, Левински всё-таки дополз до ванной, умылся и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Покопавшись в карманах куртки, висящей в коридоре, он нашарил наличность, которой должно было хватить на пакетик льда. Место, где его продавали располагалось перед станцией метро, неподалёку от клуба для местных забулдыг.       Доза «персонального забытья», как он уже успел её окрестить, требовалась как никогда, ведь вечером он должен был смотреть в глаза Смиту, что-то говорить.       Когда Ричи думал, что справиться с его текущими проблемами нереально, оказывается, он врал сам себе. А точнее, просто не замечал, как быстро приспосабливался к обстоятельствам.       В воскресенье ему удалось наведаться к барыге. День назад вся эта ситуация казалась ему неразрешимой трагедией, но сегодня уже успела стать ерундой, от которой удалось избавиться за пятнадцать минут. И хотя это были весьма болезненные пятнадцать минут, Левински всё же надеялся, что они того стоили.       Он старался поменьше вспоминать об этом: синяки и ссадины мгновенно отзывались противной, ноющей болью, но совсем выгнать эти события из головы ему всё же не удавалось. Стоило прикрыть глаза и перед ним снова представали стены с обшарпанными обоями, сальные следы на дверном косяке, который парень встретил своим лицом, отпечатки чьих-то грязных пальцев на скатерти, которые он успел заметить, хватаясь за стол, чтобы удержать равновесие. Полная пепельница окурков, полетевшая вниз, вслед за ним, и пустые бутылки из-под виски на полу, который принял его в свои жесткие объятия. Смех Мелани и крик о том, что он должен ему денег…       Проблемы не исчезли полностью, они множились, привлекая другие, но день ото дня Ричи продирался сквозь обстоятельства, и единственной загадкой для него оставалось лишь то, каким образом он всё еще находил в себе силы на это?       Каким чудом он смог договориться, чтобы его барыга отвязался от Алана и этого немецкого пидораса? Он решил, что Смиту необязательно об этом знать. Будет лучше, если парень останется на чеку на случай, если придётся работать вместе.       В тот день его довольно серьезно избили, но, в конце концов, Ричи был изрядно пьян, чтобы что-то почувствовать, а ребятам подобное развлечение пришлось даже по вкусу. После этого он был вынужден влезть в косметичку матери и воспользоваться её тональным кремом. И хотя били в основном по животу и ногам, синяк, расцветающий на скуле от удара об дверной косяк, надо было как-то скрывать.       С Рафаэлем все стало куда хуже. Заметив следы побоев, тот пришел в ярость, но к превеликому облегчению Левински, добавлять сверху не стал. Однако трахал он его жестоко, пренебрегая прелюдиями, отчего постоянно преследовало ощущение, будто Ричи был сродни дешевой шлюхе. Наверное, мужчине хотелось, чтобы так оно и было, но парень видел огонь, загорающийся в чужих глазах. Это были не те эмоции, которые испытываешь от простого перепиха. Он хотел Ричи до безумия, до зубовного скрежета, практически не смущаясь, даже когда причинял настоящую боль. Поверх старых синяков на теле постоянно появлялись новые, но ему было не от кого прятать их под одеждой. Левински знал, что Рафаэль чувствует отсутствие реакции на всё, что бы тот ни делал, и подобное равнодушие стало своего рода местью.       Теперь они встречались пару раз в неделю: Ричи появлялся в назначенном месте, обычно то была третьесортная гостиница или мотель, Рафаэль уже ждал его голый, лежа в постели, ещё влажный после душа. Он позволял ополоснуться и Ричи тоже: наученный горьким опытом, тот наловчился растягивать себя самостоятельно, чтобы не было мучительно больно потом. Но Раф не жалел смазки, так что теперь парень отделывался болью лишь вначале. Весь процесс в целом не доставлял ему никаких приятных ощущений, но худшее ждало в самом конце.       Мужчина заставлял кончать, и было неважно, дрочил ли он ему, или Ричи передергивал сам — это было отвратительно всему его существу. Наслаждение выглядело мучением, он испытывал оргазм, от которого потом хотелось только плакать.       Перед тем как уйти, Рафаэль лежал рядом с ним в постели и смотрел, как Ричи курил. Они больше не разговаривали. С тех пор, как мужчина пригрозил, что убьет, если Левински ещё раз пропадёт из его поля зрения, слова казались только ненужным дополнением к озвученной угрозе.       Неделя следовала за неделей. Ричи скрывал, что продолжает употреблять, однако факт, что Раф перестал давать за секс какие-либо деньги, не сыграл на руку. Пришлось зашибать бабло, продавая мет на улицах, но Левински освоился довольно быстро, успевая сбагривать норму, отведенную на реализацию, и оставлять кое-что себе.       Он начал вмазываться перед тем, как встречаться с Рафом: чувствовалось, что так было легче выказывать ему немного взаимности. Подобная реакция послужила началом небольшой оттепели в их отношениях. Мужчина больше не драл его, как последнюю в своей жизни проститутку, а Ричи, в свою очередь, умудрялся даже давать волю фантазии.       В один из дней, лежа на постели спиной к нему и ощущая несильные, но ощутимые толчки, он на мгновение представил, что рядом вовсе не Рафаэль…       Мысль понравилась ему до такой степени, что воспаленное после мета сознание начало дорисовывать детали. И хотя Ричи уже слабо помнил, как ощущались те самые прикосновения, ему показалось на удивление просто преобразовать всё окружающее пространство.       Он больше не видел отвратительные обои в цветочек, не лежал на железной кровати со скрипучими пружинами. Под его животом была мягкая подушка, простыни пахли знакомым кондиционером для белья, которым постоянно пользовалась мама.       Прикосновения стали обжигать, едва Ричи представил, что его сжимают те самые руки. Дыхание на его шее, мягкие губы, слова, которые произносились прямо на ухо и заставляли низ живота сжиматься от сладкого удовольствия, которое концентрировалось в паху.       Левински проехался щекой по подушке, слыша, как с губ срывается рваный, хриплый стон. Затем завел руку назад, нащупывая знакомую, теплую кожу, и шрам на бедре, полученный в результате неудачного падения с велосипеда… Те самые ладони придавили, перехватывая под грудью и лаская чувствительные соски, затем опустились ниже, огладив живот и приподняв так, чтобы ухватиться за член.       Последний стоял колом, словно Ричи не дрочил с неделю.       Он просил ещё, просил входить глубже, просил, чтобы тот не останавливался. Скулил, подмахивая и насаживаясь так, словно всё это было для них в последний раз.       Зажмурив глаза и чувствуя, что вот-вот кончит, Ричи ощутил, как мужчина резко вышел и перевернул его на спину. Не разлепляя веки, он почувствовал прикосновения мягких, сладких губ и перед глазами рассыпались звезды…       Он стонал в его рот, царапая плечи, прижимаясь и умоляя, чтобы тот ни в коем случае не прекращал. Но когда разрядка казалась близкой, тот будто нарочно дразнил, снижая темп и придерживая пальцами возле основания члена. Тогда Ричи просил снова, обхватывал его бедра ногами, скрещивая их на пояснице, словно пытался слиться с ним воедино.       Он что-то лепетал, но ему было так хорошо, что не оставалось сил соображать, к кому он обращался.       Оргазм накрыл его сладкой, долгожданной волной, лишая последних сил, и он будто утонул в ней, вздрагивая, хватаясь за те самые плечи и неожиданно для самого себя шепча, что любит больше жизни.       Резкая пощечина привела его в шок. Он открыл глаза, ощущая, как на них тут же навернулись слезы от обжигающей боли.       Перед ним был Рафаэль, а сладкий мираж, навеянный наркотиками и бурным воображением, ускользал куда-то, рассыпаясь прахом…       — Гадёныш… — он плюнул ему в лицо и резко поднялся с кровати.       Ричи не знал, что будет после, на всякий случай прикрылся простыней и ощутил, как та прилипла к животу, испачканному в собственной сперме.       Мужчина скрылся в душе, даже не смерив его взглядом. Левински попытался прийти в себя за то время, что слышал шум воды, и сообразить, что успел наговорить. Прозвучало ли в его спутанных стонах имя? Или Раф как-то иначе понял, что парень представил в постели кого-то ещё?       Картинка ускользала, мурашки, распространяющиеся по телу, постепенно спадали, оставляя после себя ощущение опустошенности и ненужности.       Он был так близко и так далеко, что хотелось плакать. На самом деле слезы уже давно катились по его щекам, Ричи не мог контролировать происходящее. Его будто ломало откуда-то изнутри. Окружающая обстановка была противна, а человек, находившийся за дверью ванной комнаты, был ненавидим сейчас больше, чем когда-либо.       — Алан… — заскулил Левински, поворачиваясь на бок и зажимая одеяло между ногами. — Я хочу к тебе. Господи, почему я так хочу к тебе?!       Рафаэль застал его в этом положении, давящегося собственными соплями и слезами. Наверное, ему попросту стало противно. Ричи услышал, как ключ с деревянным брелоком упал куда-то за тумбочку. Затем раздался оглушительный хлопок двери гостиничного номера.       Воцарилась давящая, оглушительная тишина.       Ричи пришел в себя спустя какое-то время. Медленно отлепив простынь от живота, он сходил в душ, а затем сел на кровать и покурил, вертя в руках старый мобильный. Глаза горели, но слёз больше не было. Поясница слегка ныла, во всем теле чувствовалась слабость и разбитость.