Дыши

      Ему снова снилось что-то странное. Шаткий мостик, ведущий в туман, холод с одной стороны и бешеный жар с другой. Мир, склеенный из двух неподходящих частей, как несоответствующие друг дружке детали паззла. Алану очень хотелось увидеть, что там, по ту сторону? И он брёл вперед, придерживаясь за канатные перила мостика, даже не боясь упасть. Но затем в голове вспыхивала мысль, назойливая, словно муха.       «Посмотри вниз. Посмотри вниз. Посмотри».       Смит проснулся от яркого, режущего глаз, солнечного света и, досадливо поморщившись, перевернулся на другой бок. Ощущения от странного сна постепенно исчезали, на смену им приходили другие, куда более волнующие и приятные.       Он вспоминал знакомую песню, играющую по старому радиоприёмнику на кухне, и Эрика, стоявшего к нему спиной. Тот подтанцовывал, и, кажется, едва слышно подпевал. Это было утром, после ночи, когда между ними произошло это.       Алан боялся даже в мыслях озвучить, чем они занимались и радовался, что их отношения не претерпели изменений после.       Смит боялся своих желаний и реакций. Возбуждение, которое он испытывал той ночью, сейчас заставляло краснеть до кончиков волос. Значило ли случившееся, что ему нравятся парни? Значило ли, что Эрик Хартманн, танцующий утром на его кухне, мог быть там хоть каждый день, стоит только захотеть?       Каждый день и вечер. Стоит только захотеть быть рядом.       Встречаться с Эриком Хартманном?       В паху болезненно заныло. Смит потёр лицо руками, стараясь отогнать навязчивые мысли. В конце концов, последние пару недель у них не было возможности побыть наедине нормально: Алан бывал у Эрика дома, когда поблизости находилась мама. Они занимались уроками, а потом смотрели какой-то фильм в гостиной. Поцелуи, конечно, присутствовали, но не как в ту ночь. Тогда они походили на желание сожрать друг друга или… вылизать изнутри. Мысли об этом вызывали смущение и дурацкий, истерический смех.       Хартманн проявлял заботу, от которой Смит чувствовал себя неловко. Он не знал, как принимать ухаживания. Хотя, маленькие знаки внимания, вроде купленной шоколадки или забавного рисунка на полях тетрадки вряд ли можно было приравнять к ухаживаниям, как таковым… В кафе они всегда ходили большой, шумной компанией, а ещё Эрик не пропускал ни одной тренировки Алана, отсиживаясь на задних рядах с Мару или с вездесущим Дерреком Уайтом.       В остальном же, жизнь шла своим чередом.       Дождавшись, пока спадёт возбуждение, Алан вылез из тёплой постели, переоделся в уютную домашнюю одежду и, позёвывая, вышел на кухню.       За окном крупными хлопьями падал снег. В Нью-Йорке наступил канун Рождества, и всё вокруг дышало предпраздничным ожиданием. В это время город в прямом смысле слова расцветал сотнями нарядных елок, миллионами гирлянд, свечей, лампочек и прочих новогодних украшений, ослепляющих обывателей на витринах универмагов и бутиков Пятой Авеню.       Эти дни всегда помнились ему особенно, потому что мама традиционно вытаскивала их с отцом в бесконечные походы по магазинам. Она составляла списки с подарками, готовила меню для праздничного ужина, заставляла убираться в квартире…       Парень ждал этого времени с небольшим содроганием. Однако сегодня, в утро последних предрождественских выходных, женщина стала вести себя иначе.       — Солнышко, а ты уже завел себе подружку? — спросила она, поставив возле него чашку с дымящимся свежезаваренным кофе.       Смит вздрогнул, накладывая себе остатки омлета. С вилки на тарелку шмякнулся слишком большой кусок.       — А почему ты спрашиваешь? — он насторожился.       — Завёл, значит, — иронично улыбаясь, заметила она и уселась за кухонный стол напротив.       — Ну-у, не исключаю…       За это мгновение Алан успел понять две вещи: что его щеки залились предательской краской, и что он совершенно не умеет врать.       — Какая она? — мама размешивала чай в кружке, а Смит, чтобы не выдать своего волнения, сосредоточился на ритмичном звоне ложки об стенки посуды.       — Красивая…       — Учится с тобой?       — Да, мы ровесники.       — А опиши, как она выглядит? — мама прекратила помешивать и отпила из чашки.       — У нее светлые волосы.       — Блондинка?       — Нет, крашеная, — моментально осекся он.       — Ну… сейчас это модно… — как бы не осуждая его выбор, заметила мама.       — Ещё у нее голубые глаза. И очень густые ресницы, и брови.       — Хорошо учится?       — О, лучше многих на нашей параллели!       — Как здорово! — мама тепло улыбнулась. — А приведешь её к нам домой?       Алан замешкался с ответом. Аппетит резко пропал, ладони вспотели. Он занервничал, когда в кармане домашних треников завибрировал мобильник. Это было совсем не вовремя.       — Ну, а как вы проводите время?       — Гуляем… смотрим кино, — начал он и тут же добавил: — В основном, у неё дома.       — Доброе утро! — положение спас отец.       Войдя в кухню, он первым делом спросил, что на завтрак. Мама отвлеклась, а Смит, чтобы не вызывать лишних подозрений, быстро набил рот остатками омлета и проглотил его с такой скоростью, что заболело в горле. Глава семейства разместился за столом и лениво развернул утреннюю газету.       Его предки работали не жалея сил и времени, так что их сегодняшний затяжной завтрак был скорее исключением из правила, однако подобное безделье уже дало неприятные плоды: ему стали задавать вопросы. Пора было уходить.       Однако едва парень поднялся из-за стола, чтобы отнести тарелку в раковину, мама остановила его.       — Алан, я хотела попросить вас об услуге… Ты не мог бы, вместе со своей девушкой разумеется, пройтись по магазинам и купить для меня пару вещей к празднику?       — У Алана появилась подружка? — отец оторвал взгляд от утренней газеты, а Смит уже был готов провалиться сквозь землю.       Пришлось соглашаться, ведь сопротивление и отказ повлекли бы за собой еще больше вопросов, к которым он не был готов. Мама снабдила его списком, Алан быстро вернулся в комнату, переоделся, а затем посмотрел на себя в зеркало ванной. Пригладив непослушные вихры на макушке, он махнул рукой, вспоминая о том, что они все равно примнутся от шапки.       Крикнув дежурное: «Я пошел!», парень хлопнул дверью и с грохотом сбежал по ступенькам лестницы.       Улица встретила сыростью. Смит глубоко вдохнул, выпустил изо рта густое облачко невесомого пара и, словно в укор непраздничной и нерождественской погоде, широко улыбнулся. Привычно затягиваясь очередной сигаретой и заткнув уши плеером, Алан слушал какие-то недавно скачанные рождественские песни.       Состоявшийся с родными разговор немного сбил его с толку. За подобными вопросами ведь последуют и другие. Хорошо, что его матери не пришло в голову спросить, как зовут эту эфемерную особу, иначе он бы точно не нашелся с ответом и ляпнул, как есть. А это означало бы крах всего.       Алан был не готов к подобным грустным мыслям, вдобавок, у него и так хватало проблем помимо чувств… В канун Рождества все ощущалось особенно остро, и виной тому была людская суета, а может, празднично украшенные улицы. Смит не хотел думать о плохом, и, уже будучи в метро, когда ему в очередной раз стало казаться, что не хватает воздуха, он вооружился телефоном. Погрузившись в чтение очередной книжки, он и не заметил, как доехал до центра.       Они договорились встретиться возле триумфальной арки на Вашингтон-сквер. В это время года парк был особенно красив. Припорошенный недавно прошедшим снегом, с неизменной, переливающейся миллионами огней новогодней елкой, окруженный толпой туристов и местных, он словно жил своей собственной жизнью.       Алан остановился недалеко от шумной толпы народу, когда на его плечо сзади осторожно опустилась чья-то ладонь. В другое время парень бы вздрогнул от подобного жеста. Но за тот недолгий период, в который им довелось узнать друг друга получше, Смит привык и без особого труда отличал прикосновение Эрика от сотни других.       — Привет! — чужие пальцы сжались, сминая ткань куртки, губы оказались возле самого уха. В нос ударил запах, успевший стать любимым, но с какими-то новыми нотками.       Смит не сразу нашелся с ответом, потому что перед его лицом оказалась очищенная половинка мандарина.       — Это что — мне? — он удивлённо воззрился на фрукт, попутно отмечая, что новый запах исходил от него. — Тебе, дурень. Ты что, встал не с той ноги?       Копна выбеленных, торчащих из-под черной шапки волос всколыхнулась, яркие-голубые глаза сверкнули, губы растянулись в знакомой улыбке, от которой в очередной раз стало тепло где-то в груди. Алан вдруг подумал: «Прости меня, мама», — и широко улыбнулся ему в ответ.       — Ну не хочешь, я сам съем, — беловолосый усмехнулся, пожав плечами, и запихнул половинку мандарина себе в рот. Смит не успел и слова сказать, жутко смутившись от собственной оцепенелости. — Какие планы? — Эрик с подозрением изогнул бровь и помахал перед его лицом ладонью. — Алло, Земля вызывает Хьюстон. Хьюстон, ответьте, приём!       Вместо ответа Алан достал из кармана сложенный пополам листок бумаги.       — Это что? — Хартманн развернул его и пробежал взглядом по строчкам. — Ух ты, список покупок! — его лицо озарила восторженная улыбка.       Эрика не пугало хождение по магазинам. В отличие от Смита, Хартманн не терялся в торговых рядах крупных гипермаркетов, отлично ориентировался в размерах одежды и к тому же имел потрясающий гардероб, которому Алан даже немножко завидовал.       У них было полно времени, чтобы погулять, и они решили воспользоваться выходным днем по полной. На следующей неделе им грозили предытоговые школьные аттестации.       Нью-Йорк и в обычное время славился своей иллюминацией, а уж на Рождество здесь происходила настоящая вакханалия. К вечеру Смит заметил, что горящими разноцветными гирляндами была опутана буквально каждая веточка каждого дерева.       Он восторженно разглядывал паутины яркого света, свисающие со зданий и над улицами, Эрик фотографировал украшенные елки, они глазели в витрины магазинов, соревнующихся друг с другом в фантастических световых шоу, останавливались перед фасадами зданий…       После кино они перекусили в первом попавшемся кафе, а затем Хартманн привел Смита в большой универмаг. По его словам, здесь они должны были найти всё, что нужно.       В одном из магазинов Эрик начал примерять шапки, и в результате они застряли минут на пятнадцать, смывшись только под укоризненными взглядами утомленных продавцов. Зато на телефоне теперь хранилось штук тридцать идиотских фотографий в зеркале. Вдобавок к сотням таких же, ведь Алан стал фотографировать Эрика когда только мог.       Когда они шли по одной из аллей универмага, нагруженные разноцветными бумажными пакетами, Хартманн вдруг толкнул его плечом, обращая внимание на лавочку возле двух симпатичных мигающих елок.       — Устал? — поинтересовался Алан, усаживаясь и понимая, что его ноги передали привет размеренным гудением.       — Есть немного… — Эрик уткнулся лбом в его плечо.       Смит давно перестал обращать внимание на их физическую близость. Конечно, иногда это было довольно заметно для окружающих. То, как Эрик прижимался к нему, как невзначай касался тела или кистей рук. Иногда он задумывался, как это выглядит со стороны?       — Ал, а как ты отмечаешь Рождество? — вдруг спросил Эрик.       — Обычно ужинаем вместе с семьей, а на следующий день гуляем по городу, — ответил он, без опаски приобнимая Хартманна за плечо. В универмаге, сплошь заполненном нервными покупателями, кому-то вряд ли пришло бы в голову обращать внимание на двух парней на лавочке за ёлками.       Хартманн вздохнул, а Смиту вдруг вспомнился утренний разговор с матерью.       — Слушай, — неуверенно начал он, стараясь побороть в себе страх. — Хочешь, встретим Рождество вместе?       — А как же рождественский ужин?       — Я отпрошусь у родителей, сходим куда-нибудь.       — А они не обидятся?       — Ну… я могу сказать, что иду гулять не один. Сегодня мама решила, что… — парень осёкся.       — Что?       — Что у меня появилась подружка.       Эрик неопределенно хмыкнул. Алан не смог отнести его смешок к какой-либо из категорий и несколько растерялся.       — Могу соврать, что иду гулять с подружкой, и они не станут задавать лишних вопросов.       — Лишних вопросов, — тихо повторил за ним беловолосый, в результате чего Смит стушевался еще больше.       — Слушай, я хотел спросить… — он понял, что сморозил глупость, но отступать было уже некуда. — Мы с тобой… ну…       Эрик приподнял голову от его плеча, и они встретились взглядами. У Смита тут же пересохло во рту: он не знал, ожидал ли Хартманн этого вопроса и не успел подумать, стоило ли его задавать?       Но он уже не мог иначе! Поцелуи и та ночь… всё это должно было что-то значить? Пускай для беловолосого это происходило не впервые, но для него-то наоборот!       Смит не мог подобрать слов и не хотел задавать вопрос напрямую. Пристальный взгляд льдисто-голубых глаз буквально сводил с ума.       — Мы с тобой… — сердце стукнуло, и Алану на секунду показалось, что оно сделало это в последний раз. — Мы вместе?       — Конечно вместе, — вдруг как-то легко и быстро ответил Эрик. Смит аж сглотнул, не ожидая такой скорой реакции. Хартманн широко и нагло улыбнулся.       — Я тут волнуюсь, а он лыбится! —заворчал он.       — Почему ты волнуешься?       — Вот дурень, я тебе тут… да я почти… тьфу! — Алан потупил взгляд, уставившись на чужие ботинки.       Ему всегда нравились эти высокие Мартинсы. Смит хотел себе такие же, но мама не одобряла: она называла их военной обувью, из года в год выбирая для него классические найки.       — Алан, — вдруг позвал Эрик.       — Что? — он резко поднял голову.       — Возьми меня за руку.       Смит рефлекторно сделал, как тот просил, и нервно хохотнул.       — А мы что… клятву приносить будем? А где ритуальные кинжалы?       Эрик посмотрел на него с укоризной, но его взгляд быстро потеплел.       — Козлы для жертвоприношения закончились, так что в другой раз, — он улыбнулся, мягко переплетая их пальцы и чуть сжимая ладонь в своей.       — Ладно, ты прав, глупо, — Алан как-то ещё больше растерялся. — Совершенно не та атмосфера! А что надо сделать?       — Не знаю, — Эрик пожал плечами, и, выдержав паузу, добавил: — Можешь поцеловать меня, а потом мы пойдем гулять дальше, — он хохотнул, поймав, должно быть, глупый и неуверенный взгляд.       Набравшись смелости, Смит крепче сжал его ладонь, потянулся и поцеловал его прямо в губы.       Похоже, Хартманн этого всё-таки не ожидал и вздрогнул так, словно собирался отпрянуть. Они находились посреди гигантского торгового центра с кучей народу, и Алан это прекрасно понимал. Но потом он ощутил вкус его губ и мятной конфетки, которую они купили в ближайшем ларьке. Волосы на затылке зашевелились, тело покрылось мурашками.       Через тепло ладони передавалась странная пульсация.       Только спустя несколько секунд до него дошло, что так стучит его сердце.       «Мы вместе».       Смит осознавал это постепенно. Оторвавшись от губ Хартманна и вернувшись в шумную реальность универмага в центре города. Почувствовав, как Эрик ласково лохматит ему волосы, так, что непослушная челка падает прямо на лоб. Услышав собственный смех и понимая, что делает то же самое с белыми волосами в ответ.       — Идиот! — Эрик отпрянул назад из-под руки и тряхнул взлохмаченной шевелюрой.       Никто не смотрел в их сторону. И почему Алан так волновался раньше? Весь мир сейчас сузился до размеров этой лавочки, — крохотного островка безмятежности, который, как ему казалось, запомнится навсегда.       И сколько таких «навсегда» будет в их жизни дальше? Смит радовался, потому что ничего не мог сказать наверняка. В этих отношениях никто не был ведущим или ведомым, каждый шаг, который они делали, был новым для обоих, и он чувствовал, что Эрик тоже это понимает.       — Пошли уже, — Хартманн вырвал его из плена мыслей, поднялся и подхватил часть пакетов с покупками.       — Нужно отвезти всё это домой, поможешь? — спросил Смит       — Представишь меня, как подружку? — смеясь, вопросом на вопрос ответил Хартманн.       Парень покачал головой, не скрывая улыбки, и устремился к выходу.       Еще многое предстояло решить. Многое хотелось спросить у самого Эрика, но теперь это не казалось таким уж страшным. Поначалу Алан думал, что наслаждается внезапно нахлынувшим на него безумием, а теперь это безумие превратилось в неотъемлемую часть его жизни, и он вовсе не собирался от него отказываться.       У него есть парень. Чёрт побери. И девушки никогда не было, а парень есть…       Смит смотрел на него, стоя в вагоне метро перед сиденьем. Эрик держал сумки с покупками на коленях одной рукой, а другой увлеченно копался в телефоне.       А они ведь правда парочка, думал он. Другие пассажиры не прижимаются друг к другу, не обнимают друг друга за талии на переходах между станциями метро. Не чувствуют радостного трепета от дыхания на коже шеи, когда в вагоне толпа.       Ему ужасно нравилось держать Хартманна за руку в открытую, когда они спускались на эскалаторе. Он удивлялся, что никто не обращал на них ровным счетом никакого внимания.       Вспомнив, как они шли до метро, Алан глупо улыбнулся и толкнул Эрика коленкой. Выбеленная челка всколыхнулась, её обладатель поднял голову и вопросительно глянул на Смита. В подземке было шумно, и тому не хотелось наклоняться к его уху, потому что он не знал, что сказать. О том, что все хорошо? Или что сегодня он снова постарается уболтать родителей и оставит его на ночь?       Вместо этого Смит показал ему язык, а Хартманн озорно подмигнул в ответ.       Пусть это Рождество никогда не заканчивается. Пусть это время навсегда запечатлится в памяти, в глазах людей, которые едут с ними в вагоне, прохожих, что смотрят вслед. Пусть они запомнят, как Алан взял Эрика за руку на выходе из торгового центра. Как ему впервые не было страшно делать это.       — Ал, нам пора выходить, — Эрик поднялся, и многочисленная толпа понесла их к дверям. — Почему ты такой загадочный? Всё ещё волнуешься? — спросил он уже когда они оказались на дорожке, ведущей к пятиэтажным кирпичным домам.       Сырая улица ярко освещалась фонарями. Молчание длилось секунды.       — Алан… — прошептал Хартманн, приблизившись.       — М-м? — невнятно промычал тот в ответ.       — Я счастлив.       Снег по-прежнему падал на асфальт крупными хлопьями. Вдали заливалась лаем какая-то псина. По широкой улице мимо пронёсся автомобиль, и никому не было дело, что почва уходила из-под ног, и мир переворачивался перед глазами, расцветая новыми яркими красками.       — Я счастлив, что мы вместе.

***

      Что конкретно происходит в голове, одурманенной наркотиком? Будучи в трезвом состоянии, Ричи всё чаще задавался данным вопросом. С недавних пор некоторые события стали сливаться между собой. Он путал даты, имена дальних знакомых, забывал проблемы, которые обещал решить в первую очередь и данные кому-то обещания.       Поначалу удавалось найти оправдание происходящему: недосып и вынужденная двойная жизнь, своеобразный режим и ритм требовали неимоверных физических и психологических затрат. Левински терялся во времени и пространстве, однако всё ещё не верил, что с ним будет то же самое, что и с доходягами, которые попадались в притоне, по-прежнему надеясь, что в любой момент найдёт в себе силы бросить.       Но некоторое время спустя парочка барыг прижала его, напомнив о долгах, которые даже в страшном сне не представить. Ричи сильно струхнул, понимая, что заврался окончательно, перепутав лёд, который должен был продать, с тем, что употребил сам.       Было страшно и дико от мысли, что его собственное тело ему больше не принадлежит. Он осознанно использовал пакетики, предназначенные для продажи, чтобы скурить самому. Разве ТАКОЕ считалось употреблением в пределах нормы?       С того дня возобновились дурные сны. Он просыпался на рассвете, нервно курил, свесившись в окно, словно собирался вот-вот с собой покончить. Его одолевали самые мрачные мысли.       Ричи перерыл множество источников и даже зарегистрировался, чтобы просматривать посты на каком-то форуме, где писали семьи наркоманов, находившихся на принудительном или добровольном лечении. Случаев счастливого избавления от зависимости было много, но пролитых слез о потерянном родственнике или любимом человеке не меньше. Горести переживались сообща, большая часть из писавших находили на подобных ресурсах значительную эмоциональную поддержку.       Ричи пообещал себе, что напишет пост от лица анонима и расскажет о собственной ситуации, но времени всё никак не находилось. Его отсутствие в школе начали замечать учителя, приходилось напропалую врать о болезни матери, а затем даже перерезать телефонный провод в их квартире, чтобы избавиться от нежелательных звонков. Навёрстывая упущенное с уроками, Левински пытался работать по ночам.       Время летело быстро.       Очередной рассвет он встретил, умываясь в небольшом кафе при заправке. Над зеркалом была приклеена реклама предрождественских скидок в каком-то крупном супермаркете.       Ричи покусал растрескавшиеся губы, затем приблизился, изучая собственное отражение. Пока что, помимо теней, залегших под глазами, он выглядел более-менее живым. Купив себе стаканчик кофе и пончик, он откусил последний и поморщился, когда сладкая сдоба скользнула по пищеводу и упала в желудок мертвым грузом.       После семи утра посыпались сообщения на второй номер: адреса с местами закладок, количество и где взять товар. План работы на следующую ночь был намечен, пока Ричи завтракал. Возле кассы стояла какая-то миловидная девушка. Наверное, из офисного планктона, случайно решив заправить полный бак по пути на работу. Она выглядела свежей и отдохнувшей, улыбаясь кассиру во все тридцать два. Левински показалось, что она и по нему скользнула взглядом, не меняя выражения лица. Парень сжал картонный стаканчик из-под кофе, проводив её взглядом.       Его жизнь когда-нибудь сможет стать такой же? Обычно жизнью, со своими маленькими радостями и надеждами, как у простых людей? Ричи задумывался об этом, когда был трезвым: разумеется, так было больнее, но он ничего не мог с собой поделать. В его грёзах он был обыкновенным школьником, не заботящимся о деньгах и проблемах выживания. Рядом с ним был Алан Смит, и в последнее время всё чаще вовсе не в роли лучшего друга.       Эти мысли поднимали из глубин души такой ураган эмоций, что не было сил их угомонить. Он переключался. Раскуривался, ощущая, как дурман уносит в сказочную страну, и все проблемы уходили.       Но сейчас под рукой не было дозы, и, хоть он ощущал себя как никогда хреново, в школу хотел пойти, чего это не стоило.       Было ещё слишком рано, рождественское оформление города навевало тоску. Его путь неожиданно преградила старая церковь, и Ричи сам не заметил, как обнаружил себя на старых, вытоптанных от времени каменных ступенях. Наверное, ему стало холодно, и он решил немного погреться: до начала занятий оставался еще час.       В небольшом зале было светло и почти пусто: на скамьях в противоположных друг от друга концах помещения сидело несколько человек. Священник негромким, но твердым голосом вещал о чём-то, но его слова едва различались. Левински присел на лавку в последнем ряду, взирая на церковное убранство с какой-то странной, несвойственной ему внимательностью. Как будто он собирался рассказать кому-то, что был здесь, и поэтому стремился запомнить каждый уголок.       Грудь сдавила резкая, острая боль, в глазах стало горячо, но Ричи связал это состояние со специфическим церковным ароматом. В конце концов, здесь жгли свечи.       Неподалеку от него спустя мгновения сел какой-то странный парень. Краем глаза Левински успел отметить, что тот был довольно бедно одет: куртка, накинутая поверх толстовки, была грязной в нескольких местах, левый рукав порвался и являл миру потрепанный лоскут синтепона. Шапка на его голове была чуть сдвинута назад, из-под шерстяной ткани торчали сальные темные волосы.       Ричи отвернулся, стараясь сделать вид, что не замечает его, и нервно сглотнул, когда понял, что парень всё это время пытался придвинуться ближе.       Священник невозмутимо говорил что-то о сыне Божьем, который страдал за чужие грехи. Левински уловил его успокаивающую, почти убаюкивающую интонацию и на мгновение забылся.       — У тебя есть чем подлечиться? — жар чужого гнилостного дыхания обжег шею, и парень вздрогнул, резко поворачивая голову.       На него смотрели красные, запавшие глаза. Грудь нетерпеливо вздымалась, за растянутым воротом толстовки выглядывали острые ключицы и несколько кровоточащих, расчесанных язвочек.       От неправильности происходящего спина вмиг покрылась мурашками, но Ричи даже не успел удивиться. Скорее он до смерти перепугался, потому что ему на мгновение показалось, будто он смотрел на себя в зеркало.       — Возьми… — дрожащие пальцы вытащили из кармана смятую пятерку. Левински сам не заметил, как вложил зеленую бумажку в чужую ладонь и резко поднялся, стремительно покидая стены собора.       На крыльце его немного отпустило. Он боялся обернуться, опасаясь, что этот доходяга пойдет за ним, словно приманенный едой бродячий пёс.       Тем временем город постепенно оживал. Жители суетились в предвкушении долгих выходных, с самого утра перед магазинами выстраивались очереди за подарками, люди встречались в кафе, делились друг с другом новостями и планами, обменивались идеями. Ричи стало совсем паршиво от мысли, что он встретит праздник вот так… без всех.       С трудом отсидев в школе первые три урока, он вышел за территорию и набрал номер, который стоял первым в списке контактов. Он как-то забыл стереть её и, кажется, сейчас это было весьма вовремя.       — Ричи? Я не ожидала тебя услышать… — она показалась чуть напуганной и смущенной.       — Вики, извини. Просто хотел узнать, как ты? — слова Левински прозвучали искренне, но больше потому, что ему хотелось поговорить хоть с кем-нибудь, не считая дружков-наркоманов.       — Я х-хорошо, — заикнувшись, ответила она после некоторой паузы.       — Отвлекаю? Прости, я, наверное, не вовремя! — он спохватился, взглянув на дисплей телефона, на котором отобразилось время. Уже начался четвертый урок.       — Нет-нет! — Ричи услышал её тихий голос. — Я устала. Сейчас писали проверочную, к которой пришлось готовиться всю ночь.       Левински не был в школе последние пару дней и сейчас понятия не имел, что происходит. Отвечать девушке было нечего.       — Ричи, — она позвала его. — А как… ты?       — Хреново, — честно признался он, разглядывая облетевшие кроны деревьев за школьным забором и думая, что где-то за толстыми стенами за одной из парт сейчас сидит Алан Смит.       — И мне тоже грустно… — Виктория восприняла его откровенный ответ не совсем так, как он рассчитывал. — Грустно, что мы разошлись вот так… Ты был напуган, да?       — Наверное… — Ричи вспомнил обстоятельства их разрыва.       Он сказал ей, что возможно, ВИЧ-инфицирован и посоветовал сдать анализы. Но сейчас это заявление вдруг рассмешило своей неправдоподобностью. Они ведь не спали, и даже если бы парень оказался болен, инфекция не передалась бы через слюну. По крайней мере, чтобы быть уверенными, что заражение произошло, им нужно было порезать друг другу языки и слизывать кровь. Видимо, Виктория пришла к тем же выводам, раз говорила обо всём этом так спокойно.       — Я здоров, если ты об этом, — после недолгой заминки добавил Левински.       — Ты боялся меня заразить… да? — робко поинтересовалась девушка. — Думал, что… если я…       Ричи хотелось истерически смеяться от этого цирка с предположениями. Но ему было так одиноко, что он был готов поддержать какой угодно разговор, лишь бы чернота в груди не пожирала последнее, что оставалось в нём от человека.       Их неловкая беседа переросла в разговор по душам. Виктория, наверное, давно вышла из класса и продолжала беседу откуда-нибудь из туалета. Она и раньше нравилась ему тем, что понимает куда больше, чем озвучивает. С ней Ричи не нужно было бояться говорить, и он почти не врал, если брать в целом… Парень скрывал только частности, о которых ей совершенно необязательно было знать.       Неожиданно для Левински они встретились на следующий день и прогулялись по Центральному парку. Виктория говорила о погоде, обещанной в прогнозе на праздники, рассказывала, что собиралась устроить её семья, повеселила его историями о своём старшем брате.       Они перекусили хот-догами, измазали друг друга в кетчупе и посмеялись над каким-то живым выступлением возле озера. Впервые за долгое время Ричи стало чуточку легче. Он был уверен, что реакция Рафаэля на подобное общение вряд ли выйдет за рамки: к девушкам мужчина не ревновал ни капли, поэтому за Викторию можно было не опасаться. Левински остро нуждался в постороннем человеке. С кем можно было обсудить всякую чушь, наконец, вспомнить, что умеешь улыбаться, а не только скрипеть зубами и выживать двадцать четыре на семь. Они целовались возле какого-то дерева: Ричи не чувствовал ничего, кроме её скользкого, нежного язычка и учащённого дыхания. Но девушка прижималась к нему так тесно, что сразу стало уютно и тепло.       Она взяла его за руку, когда они шли к метро. А уже в подземке спросила, что значил сегодняшний день.       Они начали заново?       Ричи зачем-то ответил "да".       Вики выглядела счастливой и улыбалась так искренне, что ему тоже стало хорошо, и он захотел ощущать это чуточку дольше.       Она была чудесной, хотя, наверное, и не заслуживала такого козла, как он. Левински не смог бы дать ей и толики того, что могли остальные, но каким-то непостижимым образом, из всех потенциальных кандидатов девушка выбрала именно его. Такой красавице, как она, больше подошёл бы капитан школьной команды по баскетболу, красавчик, вроде Алана, но вот незадача, последний мутил с белобрысым немцем! Левински находил в этом болезненное, извращенное удовлетворение, ведь он видел, как Виктория страдала. Наверное, она решила остаться с ним, потому что Смит её игнорировал?       Всё сводилось к нему. Все мысли, все наркотические приходы, даже секс с Рафаэлем. Ричи не мог вырезать Алана из своего мозга, но зато мог подпитываться от чужой боли. Виктория была слишком добра к нему.       Придя в тот день домой, Левински вмазался и уснул, так и не ответив ни на одно из её сообщений.

***

      — Ты опоздал, — усмехнулся Хартманн, протягивая Смиту свёрток, обернутый в красную упаковочную бумагу.       — Что это? — тот принял подарок из рук и чуть прихватил его мизинец своим.       Эрик улыбнулся. Они снова стояли возле сияющей новогодними огнями триумфальной арки. Ему не верилось, что всё это происходит на самом деле. Оставалось всего несколько часов до Рождества, и Хелена, разумеется, была не очень рада, что сын проведёт время вдали от дома, но всё же отпустила, пообещав взять отца на себя. Эрик был готов на что угодно: прогулки с родителями по их выбору, уборка подвала или чердака… Сейчас волновал лишь Алан, с удивлением взирающий на блестящую подарочную обёртку.       — Это подарок, балда. С Рождеством тебя, — он усмехнулся, ожидая, пока Смит развернёт упаковку.       — Свитер?! — парень уставился на вышитую спереди маленькую первую букву своего имени. Под ней красовался логотип Железного человека. Свитер был желтого цвета, Хартманн заранее уточнял, какой самый любимый, и теперь волновался, понравится ли?       Наблюдая за реакцией, Эрик расхохотался еще больше, а затем расстегнул куртку и показал, что на нём был надет такой же, с единственным отличием. Его собственной буквой имени и значком кэпа.       — Слушай, — Алан закусил губу, подавляя улыбку. — У меня тоже кое-что есть… Только я немного изменю наши планы.       — Весь во внимании, — Эрик заинтересованно наклонил голову вбок.       Вместо пояснений, Смит потянул его за рукав в сторону метро.       — Мы не пойдем на каток? — удивленно переспросил Хартманн, цепляясь за тёплую ладонь.       — К черту каток, у меня есть идея получше! — Алан таинственно улыбнулся.       Это было немного странно: возвращаться в метро, словно их свидание только что внезапно закончилось, но Эрик старался отогнать от себя подобные мысли. Они слушали музыку, поделившись наушниками друг с другом. Там были любимые песни Алана, вперемешку с его собственными. У них совсем недавно появился общий плейлист на спотифай.       Не добившись от Смита ничего вразумительного о дальнейших планах, Эрик отвернулся и стал разглядывать остальных пассажиров в вагоне. На его губах то и дело мелькала улыбка: Алан играл с его пальцами, перебирая их, один за другим.       Они доехали до нужной станции, и, выйдя на улицу, оказались возле почти безлюдного шоссе. Хартманн принялся удивленно озираться по сторонам, а Смит, без опаски схватив его за руку, упорно повёл в сторону каких-то малоосвещённых кварталов.       — Это, наверное, больше напоминает какой-нибудь европейский город после окончания Второй мировой войны. — Алан поправил на голове шапку.       — Да, твоя правда… — Эрик нахмурился, разглядывая развалины, наверное, бывшие некогда жилым домом. — Как умудрились довести весь район до такого состояния?       — О, это целая история! — Смит будто окунулся в родную стихию. — Если вкратце, то тут сыграло роль сочетание многих факторов: экономический кризис, сокращение социальных программ, жадность домовладельцев, которые неверно оценили последствия этого кризиса… Ещё напряженная социальная обстановка и высокий уровень преступности. Ну и бестолковая городская власть, процветавшая коррупция, совершенно неэффективная работа полиции и других городских служб.       — Ты выучил наизусть статью из Википедии? — Хартманн игриво пихнул парня в бок.       — Нет, я часто здесь бывал раньше.       Эрик на мгновение задумался, что Алан делал тут один, но затем быстро догадался, кто мог составить ему компанию. Поднимать тему Ричи Левински не хотелось по многим причинам. Сейчас всё внимание Смита безраздельно принадлежало только ему. Но его лицо менялось, стоило лишь на секунду вспомнить своего лучшего друга. Они больше не общались, но их общее прошлое то и дело проступало в деталях.       — На всей этой истории с домами ещё хорошенько наживались предприимчивые дельцы и всякие там преступные группы! — невозмутимо разглагольствовал Смит. — Действовала схема, по которой дома в депрессивных районах скупались у предыдущих владельцев за бесценок, оставшихся жильцов различными методами выживали, а пустые дома сжигали при помощи местных банд для получения страховой премии. В итоге почти все сто процентов зданий Южного Бронкса были сожжены или заброшены! И вот, мы наблюдаем то, что осталось.       — А это что? — Хартманн задрал голову, уставившись на высившуюся перед ними старую заброшенную громаду.       — Бывшая фабрика, — ответил Алан, ведя его прямиком к главному входу.       — А охрана? — с опаской поинтересовался он.       — В рождественскую ночь? — Смит усмехнулся. — Тут давно никого не было. Какое-то время местная молодежь использовала стены в качестве площадок для рисования граффити. Еще тут часто ночевали бездомные, и я не знаю, есть ли они здесь сейчас.       — Эй, Ал, — Эрик подёргал парня за рукав, когда они вошли внутрь. Двери, естественно не были заперты. — Ты меня зачем сюда привел?       Смит повернул голову в его сторону и заметил хитрую улыбку.       — Похитил, — игриво ответил он, приобнимая его за талию и ведя через вестибюль в сторону широкой лестницы.       — Ого… — Эрик усмехнулся. — Если соберешься насиловать, будь понежнее.       Он тут же представил то, о чем говорил, и к лицу толчками прилила кровь. У них ведь ничего такого не было… То есть, один раз, у Смита ночью, но после ни единой возможности. Оставались лишь поцелуи и обжимания в углах, после которых Хартманн, уже не стыдясь, дрочил по ночам под одеялом, пытаясь представить, какой у них может быть секс. Эрик не был уверен, что Алан разрешит ему быть сверху, но в принципе допускал возможность побыть снизу самому. Это заводило едва ли не больше.       Под ногами хрустело битое стекло, то и дело попадался какой-то мусор, поломанная мебель и прочие остатки цивилизации. Света, разумеется, не было, но они пользовались фонариками в телефонах.       Поднявшись на пятый этаж, Алан, наконец, толкнул дверь, как оказалось, ведущую на крышу.       Здесь была просторная площадка. И хотя кругом царила разруха и запустение, сверху открывался чудесный вид на поле с одной стороны и на огни большого города с другой.       Погода благоприятствовала: подморозило, туман осел и вместо дождя с неба наконец-таки высыпал снег. Он падал на гудроновое покрытие и быстро таял, однако, выполняя своё предназначение. Было довольно романтично.       Эрик озирался по сторонам, не замечая Смита, с любопытством делая фотографии и сопровождая каждую восторженными возгласами о том, что это место определенно лучше, чем каток.       Алан вдруг попросил его отойти и не поворачиваться, пока он не скажет.       Парень застыл, услышав позади звук расстёгиваемой на рюкзаке молнии. Смит возился какое-то время, то шуршал упаковкой, то носился из стороны в сторону, кряхтя и ругаясь.       — Ал, уже можно? Что ты там делаешь? — Эрик переминался с ноги на ногу, засунув руки в карманы куртки. Он буквально кожей ощущал собственное любопытство и предвкушение от грядущего сюрприза.       — Ещё чуть-чуть! — ответил Смит, пробегая мимо. — Готово!       Он закричал «С Рождеством!» в тот самый момент, когда Хартманн обернулся, и яркие искры от горящих свечей-фонтанов на секунду ослепили его.       — Вау… — он с восторгом оглядел фейерверки, а затем уставился на бенгальские огоньки у Алана в руках. — И тебя с Рождеством… — прошептал Эрик, принимая одну палочку из чужих рук и поднося её к зажигалке.       Они смотрели на яркие разгорающиеся всполохи и молчали, крепко держась за руки.       — Красиво… — Эрик вдруг спохватился. — Надо же сделать фотографию! — Он отбросил догорающий бенгальский огонек и выхватил из кармана телефон.       Этот день почему-то казался очень важным. Он хотел впитать его до дна, запечатлеть со всех возможных ракурсов, запомнить голос, смех, запахи. Сырость и тепло. Свет и мрак. Свое собственное искреннее удивление и счастье в глазах Алана.       Они покривлялись какое-то время, позируя и прыгая вокруг огненной вакханалии. Смит, наверное, здорово разорился на эти фонтаны, и Хартманн уже собирался спросить, сколько именно, но парень вдруг вытащил из кармашка на рюкзаке петарды-жучки. Они принялись швырять их в разные стороны, смеясь после каждого взрыва, как ненормальные, а потом запустили некоторые с высоты.       Когда вся пиротехника закончилась, Алан снова полез в рюкзак.       — У тебя там шляпа фокусника, да? Что вытащишь на этот раз? — Эрик был заинтригован.       — Я прихватил из дома бутылку с домашним глинтвейном, — Смит достал ёмкость из мутно-коричневого стекла.       Они распили на двоих, пристроившись на выступе рядом с бывшим воздуховодом.       — Спасибо тебе, Ал, — Эрик устроил голову у него на плече. — Это замечательное Рождество.       — Я рад! — Смит погладил его по шапке, и Эрик стянул её, снова подставляясь под пальцы. А затем он поднял голову к нему и потянулся, чтобы поцеловать. Пряный вкус губ чуть не свёл с ума.       — У тебя щёки такие красные, — заметил Алан и приложил к ним ладони.       — Это из-за алкоголя, — ответил Эрик, наслаждаясь прохладным прикосновением. — А может, и не только, — многозначительно добавил он.       Смит смутился и замолчал, однако, не отпуская его. Он, кажется, собирался что-то сказать, но Хартманн не хотел торопить. Всё было похоже на волшебство, мгновение застыло в вечности.       — Алан, — Эрик потянулся к нему снова. — Ты просто чудо.       — Хватит, — тот засмеялся, быстро чмокнув его в губы.       — Слышал, что говорили на прошлой неделе про лагерь? Поездка прямо перед новым годом! — Хартманн согрелся мыслями о будущем отдыхе. Пускай он должен был вмещать в себя образовательную часть, сейчас это волновало его в наименьшей степени.       — Да, здорово, что встретим все вместе, — согласился Смит.       — Надо только поселиться в одной комнате, я слышал, что там номера на четверых. Представляешь, целую неделю будем жить вместе! — довольно заметил Эрик.       — Я успею тебе надоесть! В быту я отвратительный! — важно заявил Смит.       — Не хуже меня, — парень усмехнулся. — Я ненавижу убираться.       — А я забываю выключать свет и везде разбрасываю свою одежду. — А убираться за нас будут специальные люди.       — Ненавижу готовить, — добавил Эрик.       — А я… не знаю, — Алан вдруг задумался. — Может, для кого-то я бы и хотел сварганить что-нибудь эдакое.       — Мне понравились твои блинчики, — Эрик обвил его руками и уткнулся подбородком в плечо. — Сделаешь для меня опять?       — В лагере? — парень рассмеялся. — Представляю, как пойду на кухню, вытесняя поваров.       — А потом принесешь мне их в постель.       — Со словами «Вставай, спящая красавица!»?       — И с поцелуем!       — Вот ты губы раскатал!       Смит ткнул его пальцем в живот, но Хартманн перехватил руку.       Снегопад усилился, и он смахнул с его куртки несколько не успевших растаять крупных хлопьев. А затем поймал пару снежинок на ладони и стал смотреть, как они исчезают.       — Алан, — хрипло позвал он.       — Ты не замерз? — с заботой поинтересовался Смит.       — Нет, — Эрик выпустил изо рта облачко пара. — А ты думал о том, что будет дальше?       — Э-э, ты имеешь в виду, думал ли я о нас?       — Не только о нас. О будущем. Куда бы ты хотел поступить?       — Я ещё не выбирал… но, возможно, я подам документы куда-нибудь на филологическое отделение. — Алан немного смутился его вопросам, и парень захотел его подбодрить.       — Хороший выбор! Ты очень силён в английском и литературе!       — А ты?       — Живопись, — Эрик выпрямился и повел плечами. — Разве по мне не ясно?       — Конечно, у тебя круто получается! — бодро согласился Смит, а затем как-то поник. — Всё это будет иметь смысл, если и у меня получится.       — Ты о своих родителях?       — Ну да, они ведь видят во мне экономиста… — Алан достал сигарету из пачки и закурил. — Я помню, что ты сказал. Когда наступит время, я должен быть уверен.       — А сейчас это не так?       — Я ни в чём не уверен, — тихо произнёс Смит, но тут же поправился. — То есть… нет, я уверен, в том, что сейчас, Эрик, не подумай! Блядь, я дебил, прости…       Хартманн покачал головой. Он хотел бы пропустить эти слова мимо ушей, да вот только уже слышал их от другого человека. Это было больно, но честно. У него выпал шанс, чтобы принять себя, у Алана — пока ещё нет. На него давили со всех сторон, он и без Эрика метался, как загнанный зверь…       — Хочешь покажу кое-что? — парень решил сменить тему. Алан виновато покосился в его сторону, наблюдая, как Эрик подтащил к себе свой рюкзак и достал из него потрёпанный скетчбук в черной обложке.       Пролистав несколько страниц, он остановился на самом любимом эскизе и протянул его Смиту.       — О-ого, — невольно вырвалось у него.       — Это на баскетболе, — пояснил Эрик, переворачивая страницу. — А это, когда мы делали домашнюю работу по физике у тебя дома, помнишь?       — Так ты не решал задачу, а рисовал?! — Алан поднял на него чуть ошарашенный взгляд и поймал смущенную улыбку.       — А это… просто так…       На странице были изображены две мужские ладони с пальцами, скрещенными таким образом, что указательный и большие, соединенные между собой, образовывали знак бесконечности.       Хартманн резко закрыл скетчбук, чувствуя, что, быть может, показывает лишнее, но Смит неожиданно сгрёб его в объятия, уткнувшись носом между шеей и плечом.       Эрику было не по себе от мысли, которая поразила его в очередной раз подобно грому посреди ясного неба.       Он ведь правда влюбился. И ему стало чертовски страшно снова все потерять.