***
Ричи с трудом уговорил себя не принимать ничего на ночь. Заместо этого он курил обыкновенные сигареты, слушал музыку и старался отвлечься. Даже спрятал приставку, чтобы при взгляде на неё лишний раз не болело в груди. Но едва он начал забываться беспокойным сном, телефон вдруг завибрировал, оповещая о новом сообщении. Левински сощурился, пытаясь разблокировать экран и уставился на строчки, от которых кровь в жилах забурлила с такой силой, что с кровати его аж подбросило. В эту же самую секунду Алан стоял возле входной двери и ждал, пока он откроет! Перед воспаленным взором пронеслись с тысячу причин, зачем Смит решил так поступить. И Ричи побоялся верить хотя бы одной из версий, чтобы не давать себе ложных надежд. В каком-то роде беспокойство Смита утешало Левински, но парень отказывался признать, что тому было дело до старого, сбившегося с пути школьного приятеля. Их пути разошлись, и он сам отчасти тому поспособствовал. К тому же между Ричи и Аланом стоял Эрик Хартманн, и этого уже никак нельзя было изменить. — Забыл чего? — он глубоко вдохнул перед тем, как открыть, и потому голос прозвучал тихо и спокойно. Встав в проходе, Левински придержал дверь, чтобы та ненароком не заскрипела. Не хватало ещё разбудить мать. — Поговорить надо, — ответил Смит и в резко дернул ручку на себя. — Ты с ума сошел, время час ночи! — не ожидая такой скорости, Левински сделал шаг назад. — Мама спит? — игнорируя тихое восклицание, спросил Алан, стаскивая кроссовки и снимая куртку. Ричи ошарашенно кивнул, смущаясь. Перед тем, как лечь в кровать, он успел снять шорты и футболку, и сейчас находился перед Аланом в одних только боксерах. Оставалось надеяться, что следы засосов и укусов от последнего секса с Рафаэлем будут не так заметны в полумраке коридора. Ему на мгновение показалось, что он бредит. Или видит сон, в котором сбылось то, о чём он в тайне мечтал. Алан пришёл к нему домой сам… — Ты уже спать собирался? — зачем-то поинтересовался Смит, пользуясь своим неожиданным появлением и заворачивая прямиком в комнату. — Что тебе надо? — Левински резко шагнул следом, прикрывая дверь, и неожиданно уткнулся носом ему в затылок. Шея была ещё холодной с улицы и пахла туалетной водой, которую парень хорошо помнил. От неожиданности он отпрянул, стараясь унять дрожь во всем теле. — Я же сказал, поговорить, — Алан продвинулся вперёд, замерев напротив кровати. Ричи шагнул следом, застыл и нервно обхватил себя руками. Так почему-то было легче стоять. На постели лежал раскрытый ноутбук, из наушников, тянувшихся к подушке, играла тихая музыка. Он ведь пытался расслабиться после ухода Алана! Почему-то хотелось сохранить сознание ясным, и, как видно, не зря. В их неожиданной встрече правила бал какая-то таинственная интимность. Воздух вокруг будто заряжался электричеством, как перед грозой. Вот-вот должна была сверкнуть первая молния. — Что у тебя было с Рафаэлем, Рич? Ответь честно, — ожидаемый разряд рассек пространство у Левински перед глазами. Вслед за ним в ушах грянул гром. Щёки парня вмиг стали горячими и наверняка покрылись алыми пятнами. Так было каждый раз, когда он злился. Особенно, если дрался или вот-вот готовился атаковать. — Какого хера ты возвращаешься с такими вопросами посреди ночи?! Я неясно выражаюсь? — он шагнул к Алану ближе, закусив губу, а затем выплюнул. — Не твое собачье дело! — Это из-за него ты связался с метом? Он снабжает тебя этим дерьмом? — А ты, я смотрю, шибко догадливый? — Ричи выдерживал чужой взгляд, выдыхая кислород из легких маленькими порциями. — Ты же понимаешь, что я вижу, как ты боишься? Даже сейчас, Рич, — спокойно продолжил Смит. — Ты в очевидном дерьме по самые уши, но терпишь до последнего, пока не сможешь пожаловаться взрослым? Только вот проблема, братан, ты сам уже вырос и жаловаться некому! — он очень старался говорить шепотом и наверняка бесился, что не мог повысить тон. Левински не отвечал, глядя на Алана прямо, почти с вызовом. О, как ему хотелось кричать! К абсурдности ситуации приплеталось ещё и блядское возбуждение. В полумраке комнаты Ричи видел пульсирующую жилку на чужой шее и будто слышал пульс. Но биение сердца раздавалось в такт движению секундной стрелки: в отличие от него, Смит был почти спокоен. — Пошел ты на хуй, пидор! — неожиданно для себя Левински сказал это очень чётко и ясно, словно всю жизнь репетировал. — Кто будет вытаскивать твою задницу из проблем с зависимостью, а? — Смит не сдавался, — подумай о том, каково будет другим, узнай они, что тебя прибили где-нибудь в переулке?! — У тебя забыл спросить, что мне делать и думать! Ему никогда не раскрыться перед ним. Не сейчас. Не под обстрелом из обвинений и упреков. — К чёрту меня, Рич. Что скажет Виктория? Ты ведь не сообщил ей о своём небольшом деле, не так ли? Это стало последней каплей. Руки Ричи потянулись вперёд, подхватывая ткань и приподняли Алана вверх. Позади оказалась так необходимая сейчас стена, он услышал глухой стук и увидел, как Смит хватанул воздух ртом, раскрыв свои темные глаза широко-широко, в каком-то искреннем, глубочайшем удивлении. — Придурок, Ал. Ты самый настоящий придурок! Ни хрена ты не понимаешь! — Левински говорил это, не отпуская и слабо впечатывая парня в стену с каждым новым словом. — Кто, мать твою, просил лезть тебя в мою жизнь, а?! Кто просил искать? Какого хуя ты оказался в той квартире со своим ебырем? — Твоя мать беспокоилась и звонила мне! — зашипел Смит в ответ. Со стороны они, должно быть, смотрелись комично: драться и разговаривать на повышенных тонах не получалось, шуметь тоже было нельзя. — Мне пришлось отмазывать тебя и твоего пидораса! Думаешь, Раф обрадовался, узнав, что двое каких-то шкетов в один день поставили под угрозу целую партию его товара?! — Ты сам сказал, что им невыгодно нас убивать! Им было плевать на нас! Ричи остановил себя, отпустив Алана и сделав такой нужный сейчас шаг в сторону. Ещё немного, и он мог сболтнуть лишнего, завраться ещё больше… На целое мгновение на лице Смита отразилась тень отчаяния и тоски… Он словно раздумывал над возможным продолжением разговора. Или над тем, что возвращаться сюда было заведомо бессмысленно — Какого лешего ты обо мне печешься, Ал? — Левински встретился с ним взглядом спустя секунду. Лицо больше не горело огнём, но всё тело по-прежнему было напряжено. Парень поправил толстовку, отступая от стены. Оба были словно две натянутые струны на расстроенном музыкальном инструменте, и мелодия разговора между ними не выходила, как бы они ни старались. Ричи не понимал, как это произошло? Только что он был готов ударить, а через мгновение ему хотелось броситься на чужую шею с объятиями и разрыдаться. Глаза защипало. — Когда всё это началось, м? — Алан спросил тихо, отступая к приоткрытому окну. Наверное ему тоже хотелось глотнуть свежего воздуха. — Что ты имеешь в виду? — Ричи устало потёр лицо руками, а затем подошел и встал рядом, приподнимая фрамугу. Смит осторожно коснулся его предплечья. — Когда мы перестали быть друзьями? Левински дёрнулся, как от удара, но руки не убрал: они замерли, соприкасаясь плечами. Ладонь Алана крепко сжимала его запястье. Эта секунда длилась для Ричи целую вечность. Он смотрел на чужие длинные пальцы, на чуть сбитые костяшки, которые хотелось поцеловать и обработать мазью. Ответить на вопрос было не так-то просто. Ричи не помнил. Как и не помнил момента, когда начал испытывать к Смиту нечто иное… Это не была какая-то блядская влюблённость, при виде Алана у него не замирало сердце… — Я… не знаю, — Левински сглотнул, ощущая холод в том месте, где прежде была тёплая ладонь. — И я тоже, но ведь… Глупо, — искренне и как-то растерянно пробормотал Смит. — Угу, — согласился Ричи, прихватывая пачку сигарет с подоконника. Не спрашивая, он прикурил одну, протягивая её Алану, и принялся за следующую. Смит принял сигарету и чуть нагнулся вперёд, стараясь курить так, чтобы дым не летел в комнату. Левински забрался на подоконник, согнув в колене и подтянув к себе одну ногу. Так было привычнее. За окнами не было видно не зги, только фонари, освещавшие пустынную часть улицы с проезжей частью. — Помнишь, как мы познакомились? — спросил Алан, не глядя в его сторону. Ричи едва заметно кивнул, затягиваясь. — Я чаще тебя влипал во всякие неприятности, — он слабо улыбнулся. — Это нас и связало, Рич. — Да, мы постоянно оказывались в дерьме одновременно. К чему ты клонишь? — он покосился в сторону парня. — В дерьме. Не одновременно, но в дерьме сейчас оказался ты. Я не знаю, что мною движет, Рич. Возможно, старая память о детском обещании помогать. — Мне не нужна твоя помощь, — тихо ответил тот, радуясь, что мог отвернуться так, чтобы Алан не видел слёз, предательски собравшихся в уголках глаз. — Как знаешь… — так же тихо ответил Смит, видимо, понимая, что снова наткнулся на непроходимую стену. — Останешься? — спустя мгновение поинтересовался Левински, глядя на часы на стене. — Завтра ведь в школу… Я могу постелить. Парень как-то растерянно кивнул, глядя куда-то в сторону. Ричи засуетился, смаргивая слезы и наскоро вытирая лицо тыльной стороной ладони. Он достал матрас, как обещал, расположив тот возле кровати и кинув сверху одеяло с подушкой. Алан умылся, Левински сбегал в ванную следом за ним. Минут пять пришлось держать голову под прохладной струей воды. Это не привело в чувства, но немного остудило его мечущееся сердце. Они всё делали молча, даже не советуясь друг с другом, словно между ними и не было нескольких лет отчуждения. Словно Алан всегда был где-то поблизости, а Ричи всего-то навсего не мог протянуть руки, чтобы его коснуться. «Один ёбаный альтруист пытается помочь тому, кого считал лучшим другом, а другой построил вокруг себя стену, через которую уже не может выбраться». Когда они легли, Левински внезапно поймал себя на ощущении дежавю. Давным-давно оба частенько оставались друг у друга на ночь, но те времена казались теперь такими далекими… словно то была не их жизнь, а чья-то ещё. — Не спишь? — тихим шепотом поинтересовался Алан. Он знал, что Ричи не спал. Парень неопределенно хмыкнул, поудобнее устраиваясь на диване. — Слушай… Прости, что лезу в твою жизнь. Я бы и рад исчезнуть, но что-то мешает, понимаешь? Может быть, я дохуя сентиментальный, но когда-то мы называли друг друга братьями и обещали не оставлять в беде. На глаза снова навернулись слёзы, но в темноте их можно было не бояться, и потому Левински позволил себе беззвучно плакать. — Считай меня кем угодно… чёрт с тобой, Рич. Но если случится настоящая беда… Та, из которой ты не сможешь выбраться. Или… — Алан вдруг замялся, словно подбирая слова. — Или если не будешь видеть выхода. Обещай, что расскажешь, чтобы я смог быть рядом, и мы выбрались бы из этого дерьма, как в старые добрые. Хорошо? Ричи кивнул, но Смит никак не смог бы этого увидеть. Вдруг захотелось перелечь к тому на пол. Слезы катились по щекам, нос мгновенно забился, и парень принялся дышать ртом, чтобы не выдать себя. Вскоре Алан уснул. Это стало понятно по его размеренному дыханию и позе, которую он принял. Смит всегда спал на спине, расслабленно подогнув одну ногу. Рука была лениво закинута за голову. В детстве Ричи смеялся над этим, потому что ему казалось, что так его друг похож на спящую балерину. Вытерев заплаканные глаза уголком одеяла, Левински осторожно сполз с кровати, нависая над ним и едва дыша. Лицо Алана было таким красивым, а поза такой расслабленной и умиротворенной… Очень хотелось его поцеловать, но Ричи знал, что если будет возиться, обязательно разбудит и придётся оправдываться. Поэтому он коснулся своих губ двумя пальцами, а затем очень осторожно, стараясь, чтобы не дрогнула рука, дотронулся ими до чужой щеки. В эту ночь кошмары, мучавшие его столь долгое время, наконец-то отступили.***
Эрик пробежался взглядом по ученикам, заметил Алана и уверенно пробрался вглубь салона автобуса. — Доброе утро. — И тебе, — от голоса Смита в груди становилось так горячо, словно там что-то плавилось… Может, то были рёбра, которые с трудом сдерживали биение сердца? Однако теперь, помимо тепла, чувствовалась и тревога. С Аланом творилось что-то странное: он посмотрел в сторону Эрика мельком и слегка нахмурился, возвращаясь к созерцанию пейзажа за окном. Снова вспомнились неприятные мысли, посетившие, когда Смит не ответил на сообщения, отправленные поздно вечером. Он отреагировал лишь с утра, сославшись на недосыпание и недовольство бесконечными приставаниями предков. Это было странно, хоть и ожидаемо, потому что Алан за последнее время уже получил от них нагоняй за отсутствие дома по ночам, а ведь Хартманн отчасти являлся тому причиной. Едва улыбаясь, он незаметно накрыл ладонь Алана своей собственной. Когда их пальцы переплелись, Эрик на мгновение почувствовал себя целым, словно всё встало на свои места, и та тревога, что поселилась в груди на мгновение, бесследно прошла. — Ты как? — тихо спросил он, не поворачиваясь в сторону. — Нормально, — ответил Смит, чуть сжимая его пальцы. — А ты? — Тоже ничего… Они помолчали какое-то время. Школа показалась из-за поворота, и Хартманн подумал, что у него есть всего несколько минут, чтобы выяснить, в чём дело. Смит наверняка понял, что Эрик заметил, как тот расстроен… Странное, гложущее чувство снова вернулось. Это было похоже на волнение, замешанное в коктейль с идиотскими подозрениями, что Алан о чём-то не договаривает. — Эрик… — тихо позвал он, отвлекая парня от дурных мыслей. — У нас после большой перемены общий открытый урок. — И что? — Я не готовил доклад, а ты? Хартманн неопределенно кивнул, пытаясь освежить в памяти, что именно он вчера так бестолково пытался состряпать в текстовом редакторе на ноутбуке, в то время как Смита внезапно осенило. — Зайдешь в кабинет химии, который на первом этаже за администрацией? — Вместо открытого урока? — сообразил Эрик. Тот кивнул и поднялся с места. Автобус уже притормозил возле школы, и большая часть учеников столпилась возле передней двери. Не чувствовать его ладони в своей было непривычно, но Хартманн пообещал себе, что восполнит все недостающие прикосновения после большой перемены. Время до неё, как водится, тянулось особенно долго. Эрик успел передумать с тысячу различных сценариев того, что скажет, но, когда увидел Алана в дверях, все внутренности в груди будто стянулись в тугой узел. — Как прошел вчерашний вечер? — парень сложил учебники на пустующем учительском столе и прошел к доске. — Хреново, — честно ответил Смит, устраиваясь на одной из парт — А твой? Эрик взял мел и принялся выводить на доске какие-то узоры. Рисование помогало отвлечься и не зацикливаться. Весь сегодняшний день он замечал, что Алан будто выискивал глазами кого-то в толпе. Напряженно всматривался в лица, а когда замечал внимание Эрика, как-то странно отшучивался. Хартманн решил быть честным. — Вчера я думал, что злюсь на тебя, ведь я… позвонил тебе домой, — мел в его руке дрогнул на мгновение. Краем глаза парень заметил, как Смит напряженно закусил губу. — Родители сказали, ты задерживаешься на тренировке, а потом вы вместе едете в магазин. Так что я заранее знал, что мы не увидимся. Алан почесал в затылке и виновато потупил взор, однако, не комментируя ситуацию. — Это ничего, — Эрик вздохнул. — Просто бывает, когда ты скучаешь и не знаешь, чем себя занять. Грустные мысли сами лезут в голову. Смит поднялся и в несколько шагов сократил разделяющее их расстояние. — Ты чего? — Эрик замер, отложив мел обратно на доску. Алан обнял его, крепко сцепив руки в замок внизу живота, в опасной близости от ремня. — Я очень по тебе скучал, — признался парень, шепча на ухо. — Весь вечер про тебя думал, — он провёл носом вдоль его шеи. Запах одеколона сводил с ума, и Хартманн вдыхал его так отчаянно, словно хотел, чтобы тот пропитал его насквозь. Было паршиво и хорошо одновременно. Внизу живота скапливалась приятная тяжесть, тело хотело близости, но разум бил странную, такую непонятную в данной ситуации тревогу. «Что не так?» — Ал, — Эрик повернулся в объятиях, собираясь спросить об этом, и столкнулся с парнем носом. Он всё же не удержался и коснулся его губами в легком поцелуе. Смит улыбнулся и сжал его плечи, разминая их, словно чувствовал невысказанное напряжение. От таких желанных и вместе с тем мучительных прикосновений все мысли выветрились из головы в мгновение ока. Хартманн продолжил целовать Смита в ответ всё сильнее, обводя контуры губ, сплетаясь языком и воскрешая в памяти всё, что было между ними. Крепкое, горячее и такое близкое тело, было всем, чего он в данную минуту хотел. В движениях Алана, в том, как он прижимался к нему, было спокойствие и правильность, в которых Эрик отчаянно нуждался. Его ладони опустились вниз к животу Смита и зацепились за брюки. Парень рефлекторно толкнулся вперёд, и оба почувствовали, что возбуждены до предела. С этим хотелось что-то сделать, причём немедленно. Не отдавая отчёта в своих действиях и повинуясь внезапному, охватившему, словно огнём, желанию, Эрик опустился перед Аланом на колени. Затем, прихватив того за бёдра, мягко провёл носом по ширинке, ощущая, как твёрдый член рефлекторно вздрогнул в ответ на ласку. — Эрик… что ты делаешь? Мы же в школе… — чуть севшим, но таким чертовски сексуальным голосом спросил Смит. Толика разума, ещё способная протестовать, давно и бесповоротно проигрывала возбуждению от одной только их позы. Глядя на Алана снизу вверх, Эрик видел лоб, слегка покрытый испариной, дрожащие руки и ладони, которые тот не знал, где пристроить. Улыбаясь и в некотором роде наслаждаясь ощущением собственного превосходства, Хартманн умело и ловко расправился с застежкой на чужом ремне, а затем одним движением приспустил с парня трусы. Это завораживало. Смита будто потряхивало от предвкушения: ему наверняка не верилось в происходящее, хотя Эрик прекрасно знал, что будет дальше. Он осторожно обхватил крепкий, возбужденный член, про себя отмечая, что у Алана ещё не было ничего подобного. Взгляд парня отчаянно метнулся к двери, он, быть может, попробовал оценить, каковы шансы, что в кабинет вдруг решит кто-то зайти? — Блядь… — Смит сдавленно зашипел, когда Хартманн наконец взял в рот, и ударился затылком об доску позади. — Осторожнее… — Хартманн улыбнулся, касаясь напряженной головки кончиком языка. Алан закусил губу, смешно пыхтя и тщетно стараясь восстановить сбившееся дыхание. Эрик ведь всерьез хотел отсосать ему прямо здесь. В этом чертовом, богом забытом кабинете химии. Пальцы Смита потянулись к его волосам, осторожно цепляясь и направляя. Горячие губы вновь медленно обхватили напряжённый член. Вдохнув поглубже, Эрик притянул парня к себе, придерживая за задницу и услышал, как у того из груди вырвался глухой стон. Это было так неправильно, так не вовремя, и так блядски красиво! Хартманн отсасывал, прерывался и завороженно поднимал взгляд на Алана, отмечая то, как он жмурился. Прикосновения к волосам, лёгкое давление на затылок и беззвучная мольба продолжать буквально кружили голову. Ноги Хартманна подкашивались, и он с трудом заставлял себя держаться. Перед глазами всё плыло, у него больше не находилось подходящих описаний для того, чем они занимаются… Смит, кажется, тоже потерялся в ощущениях горячего, влажного рта, слух Эрика выхватывал только собственные пошлые причмокивающие звуки. Ладони скользили вдоль чужих бёдер, сдавливая, подтягивая к себе, так, чтобы взять ещё глубже. — Эрик… — выдохнул Алан, прихватив его за волосы. Хартманн послушно поднял взгляд, не выпуская член изо рта: Смит посмотрел вниз, и, едва встретившись с ним взглядом, охнул, кончая. Если бы Эрик не придерживал его, парень точно бы грохнулся в обморок от удовольствия, а может быть, от стыда. Им бы, наверное, следовало гореть в аду за то, что они вытворяли… — Эрик, зачем ты… — Алан запнулся, глядя на то, как Хартманн облизывает губы и вытирает их носовым платком, предусмотрительно вытащенным из кармана брюк. — Застегнись, — он поднялся, улыбаясь и замечая, что Смит растерялся. — Эй, настолько понравилось? — Д-да… — выдохнул тот, спешно застегивая штаны. — Вот и хорошо, — Эрик легко засмеялся. — Спорю, что стены этого кабинета ещё долго не смогут отойти от увиденного. К тому же… у нас ведь здесь были уроки в начале года! — он огляделся по сторонам, указывая на предпоследнюю парту в дальнем углу. — Мы ведь там сидели, помнишь? — Угу, — кивнул Алан, отступая от доски, которая служила ему опорой некоторое время, пока он приходил в себя. — Ой, дай посмотрю, вдруг ты испачкался в меле! — Хартманн повернул его и заботливо отряхнул спину с задницей, игриво шлепнув несколько раз. — Будешь вспоминать об этом, если кого-нибудь из нас вызовут к доске в следующий раз? — спросил он, придерживая парня за плечи. Алан кивнул, стараясь улыбнуться в ответ, но вышло как-то странно. На душе Хартманна снова заскребли кошки. Ощущение, что Смит будто вывернут наизнанку, не отпускало. Он выглядел так, словно большая часть его моральных сил уходила на то, чтобы это состояние оставалось незамеченным для Эрика. В голову вдруг пришла мысль, что всё тайное рано или поздно становится явным. Алан не сможет скрывать вечно, и рано или поздно Эрик узнает для себя что-то… новое? Вот только — будет ли он рад? Однако, мысли о плохом прервались на следующей неделе, когда в школе началась последняя в этом году промежуточная аттестация. Они оба были настолько поглощены учебой, что дни для Хартманна слились в один, разделяемый лишь на приёмы пищи, чтение учебников и короткие перерывы на сон. Первая неделя февраля пролетела незаметно. Он проводил время на уроках, посещал занятия по живописи три раза в неделю, приходил домой и падал спать, едва сделав домашние задания и ополоснувшись в душе. Не было сил думать о чем-либо плохом, и Хартманн искренне радовался каждой полученной от Смита весточке. Они довольно часто болтали, гуляли после школы, прогуливались по парку, пока не промерзали насквозь, а потом забредали в книжные магазины, чтобы погреться. За одной неделей последовала другая. Во время одного из занятий по живописи Виктория вдруг обратила внимание, что Левински пропал: про его отсутствие даже начали спрашивать некоторые учителя. Она выглядела взволнованной, говорила, что парень не отвечает на сообщения, и что на него это совсем не похоже. Эрик стал бы думать о Ричи в последнюю очередь, но вид нервничающей подруги, то и дело хватающейся за телефон, выводил его из себя. Он решил спросить об исчезновении Левински у Алана, однако тот отреагировал так резко, что разговор пришлось спешно свернуть. Всё это оседало в голове Хартманна тяжким грузом, однако, ровно до того момента, как он растворялся в знакомом ему бешеном ритме баскетбольной игры, радуясь очередной победе Красных дьяволов, или забываясь за шелестом страниц очередного учебника. Временами, когда он замечал, что Смит с кем-то активно переписывался, у него возникало иррациональное желание заглянуть через плечо в чужой телефон, но Эрик осекал себя, вспоминая, как резко парень отозвался о Ричи в последний раз. Он сказал, что это не его дело. И что пусть этот придурок катится ко всем чертям, он не его мать, чтобы вытирать ему сопли. К середине февраля Эрик зачастил к Смитам под предлогом подготовки к тестам. Разумеется, всё было задумано не из тяги к знаниям, — это было их единственной возможностью побыть наедине, потому как предки Алана всерьез взялись за его контроль. Отец Смита словно каким-то шестым чувством догадывался, что между его сыном и Хартманном что-то происходит, и всячески участвовал в подготовке. Джозеф Смит осведомлялся об алгебре, экономике и испанском, периодически муштруя Алана, будто какого-то рядового на построении. Эрик шутливо вступался, ловя на себе подозрительный взгляд и, возможно, от этого становилось только хуже, но парень старался гнать подобные мысли прочь. После занятий и общения с родителями Смита на кухне, они по-прежнему беззаботно шутили, сидя на полу возле кровати в комнате Алана. Толкали друг друга в бок, смеялись, пытались по очереди пересказать выученный материал… Словом, вели себя, как подобает подросткам, в чью комнату в любой момент могла ворваться мама. Впрочем, так оно и было, их действительно часто беспокоили. То чаем, то печеньем, то фруктами… Миссис Смит взяла две недели отпуска и не отходила от них практически ни на шаг. По её словам, Хартманн производил впечатление уверенного в себе, знающего и уравновешенного молодого человека. В отличие от сына, разумеется. Эрик был чуть ли не мерилом нравственности, примером, на который Алан должен был равняться, чтобы стать хорошим. Иногда после подобного рода проповедей, пряча покрасневшие лица в ладони, они смеялись до слез. А потом целовались так жарко, что у обоих болело в паху от продолжительной эрекции. Заняться сексом при таком контроле, разумеется, не получалось. Тот раз в кабинете химии, казалось, случился миллиарды лет назад. За пару недель таких посиделок у Алана, они успели задуматься о совместном выборе университета. Эрик хотел куда-то в теплые края, если представится возможность. Они принялись изучать университетские программы на западном побережье, особенно те, где имелось хорошее общежитие и относительно крупный город поблизости. Тогда же Хартманн впервые задумался, что его отношение к Смиту обретало вполне серьезные намерения. По крайней мере, мысль о том, что он всерьез встречался с этим парнем, больше не казалась какой-то странной. Он привык к нему. Когда они были вдвоем, не покидало ощущение, что им под силу любое препятствие. День святого Валентина наступил незаметно. Они не особенно рассчитывали на празднование, потому что на следующий день у Алана должен был состояться важный баскетбольный матч и контрольная по математике, с которой в последнее время были проблемы. Однако тем же вечером, в уже ставшее привычным для них время, Хартманн притащил к нему домой несколько сумок с продуктами и заставил помогать с готовкой. Миссис Смит в этот момент была на кухне и не без интереса наблюдала за тем, как Эрик командовал, что и в какой последовательности делать для приготовления салата, ловко орудуя ножом и нарезая овощи. Он запоздало подумал о том, как это выглядит со стороны, и побоялся, что для мамы Алана не так уж и трудно заподозрить неладное. Однако менять линию поведения, вызывая ещё большие подозрения, было просто бессмысленно. Судя по выражению лица Смита, тот думал о том же, помогая молча, стиснув зубы и слушая поручения. Не сказать, чтобы он был зол, вовсе нет. В последнее время это стало привычно. То, как они делали какие-то бытовые вещи вдвоем, не пугало, а скорее завораживало. Наконец, закончив с готовкой, они разложили салат в миски, подхватили бутылку колы с парой стаканов, и, под заинтересованные взгляды мамы, утащили снедь к Алану в комнату. — А с чего ты праздник решил устроить? — спросил тот, расставляя тарелки на письменный стол. — Никогда не видел, как ты режешь помидоры, — Эрик усмехнулся, забираясь на кровать с ногами. — Будешь колу? — парень отвернул крышку, раздался шипящий звук. — Разве в такой романтический день пьют сладкий сироп? — Хартманн хитро улыбнулся. — Ну, если у тебя припасена бутылка чего покрепче… Эрик с радостью кивнул и попросил Алана посмотреть кое-что в его рюкзаке. В тот вечер они начисто потеряли счет времени и связь со всем остальным миром. Алан признался, что ему понравилось всё. Находчивость и оригинальность в виде заранее спрятанной бутылки вина и пластиковых бокалов. Тепло Эрика, когда они сидели плечом к плечу, уплетая салат и произнося шутливые тосты в честь праздника. Его голова на плече в момент, когда страшный маньяк-убийца преследовал свою жертву на экране ноутбука. Пальцы, стискивающие чужое предплечье. Запах волос, то, как Хартманн прижимался ближе, когда ему было страшно. Под конец фильма он сказал, что у него никогда не было ничего подобного. И дело даже не в том, что это происходило с парнем. Смит никогда не испытывал такой близости с каким бы то ни было человеком вообще. Хартманну тоже было спокойно. Он расслаблялся, периодически поворачивался и довольно целовал темную, вечно взлохмаченную шапку волос. Сердце разрывалось на части от нежности, которую Эрик понятия не имел, как выразить. Какой-то ещё относительно адекватной и не захмелевшей от вина частью сознания он осознавал, что в комнату в любой момент может постучаться мама. На этот случай, Смит заранее предусмотрительно приподнял оконную фрамугу, открывая доступ свежему воздуху. Бутылку они спрятали за спадающим с кровати покрывалом. Разумеется, его предки знали, что они пьют. Но не вино. И не из бокалов, сидя на полу, в компании друг дружки. И не целуя в шею, и не обжигая кожу своим раскаленным дыханием. Много-много «не» окружало их буквально с каждым доводом рассудка. — Эрик… — голос Алана охрип, когда парень в очередной раз прикоснулся губами к пульсирующей жилке на его шее. — М-м? Смит повел плечом, как будто ему было щекотно, и тут же заулыбался. Фильм закончился: на экране уже какое-то время мелькали финальные титры. Время близилось к полуночи. Еще немного и родители Алана станут задавать вопросы, не собирается ли Эрик у них переночевать? — Не нравится? — Хартманн снова уткнулся носом между чужой шеей и плечом. — Нравится, просто я так захочу… — Смит смутился от того, что собирался сказать. Внизу живота Эрика предательски заныло. — Захочешь? — шепот обжег мочку чужого уха, и следом послышался глухой смешок. — Какой же ты невыносимый засранец! — Алан отодвинулся, собирая с пола тарелки. Пока он суетился, включая свет и пряча пустую бутылку из-под вина Хартманну в рюкзак, тот по-прежнему сидел на полу, наблюдая. Смит изредка косился в его сторону, и мысли Эрика, само собой, неслись совершенно не в том направлении, в котором он планировал их вести изначально. Мозг подкидывал с тысячу различных сценариев, в каждом из которых выходило, что родителям Алана такой расклад не понравится. Хартманн злился, что они злоупотребили их доверием ранее, к тому же он и так проводил у Алана почти каждый вечер, что, в связи с идеей остаться ещё и на ночь, неминуемо вызвало бы тучу вопросов. — Я вызову такси… — раздосадованный Эрик нашарил в кровати мобильник. Парень не знал, как объяснить Смиту, как сильно он скучал по их близости. И как его рвало на части от осознания, что он не имеет возможности что-то решать. Хартманн поднялся, разминая затекшую спину и нажимая кнопку подтверждения заказа. — Слушай… — Смит вдруг бросил затею с уборкой, оставив весь мусор, собранный в кучу на столе, и подошел к нему. — Ал, я понимаю, — Эрик встретился с ним взглядом. — Мне паршиво от этого, честно. Я понимаю, что ты сейчас думаешь, —признался он. Хартманн едва заметно кивнул и шагнул ближе, протягивая руки. Они обнялись, и он спрятал свое лицо у парня на плече. Будто сам пытался спрятаться, стать частью Смита и забыть про весь окружающий мир… — Ал, ты бы хотел, чтобы мы поступили в один колледж? — пробубнил он, не открывая глаз. — Очень, — тот закивал, не отлипая от него. — Значит, надо потерпеть всего-то несколько месяцев. До весны, и еще после, пока уладятся все формальности с экзаменами… — как-то не сговариваясь, они снова вернулись к теме поступления и возможного переезда. — Ничего страшного, если ты тоже хочешь, это всё ерунда! — А ты? — Эрик собрался с духом и посмотрел Алану в глаза. Парень ласково ему улыбнулся, и они чуть соприкоснулись носами. — Я бы хотел, чтобы мы уехали. Вместе. Они постояли в обнимку посреди комнаты еще немного, молча вслушиваясь в шум улицы за окном и в размеренное дыхание друг друга. Потом Эрик напрягся, тихонько вздыхая. — Ал, у тебя все в порядке? — наконец, подал голос он. Кажется, Смит ждал этого вопроса, однако, вместо быстрого и уверенного ответа, прохрипев какое-то бесполезное «В смысле?». — Ты о чем-то думаешь… — тихо заметил Хартманн. — Я беспокоюсь, потому что временами ты будто ищешь кого-то в толпе… Или уходишь в себя. И… — он запнулся, сбиваясь с ритма фразы. — Я не хочу выглядеть глупо, спрашивая это и проводя кое-какие параллели… — Эрик, — Алан собрался было прервать его речь, но вибрация мобильного предрешила исход их беседы. Такси уже ожидало возле дома.