Дыши

      Говорят, человек в критической ситуации может открыть в себе доселе неизвестные ему черты характера. Или скрытые возможности. В случае Алана ничего подобного не произошло: в кабинете инспектора полиции он не обрёл суперсилу и не придумал, как ему выкрутиться, чтобы поскорее отпустили. Наверное, причиной тому стала встреча с Эриком, которая его окончательно подкосила. Хотя в то же самое время именно это и стало последней каплей на долгом и запутанном пути, состоявшем из вранья пополам с искренними попытками помочь всем окружающим людям.       Смит решил быть честным, насколько это возможно. Начав издалека, он рассказал инспектору всё. Они были одни в кабинете. Взглянув на родителей и сделав несколько необходимых пометок в бумагах, мужчина попросил их покинуть помещение и дождаться окончания разговора в коридоре.       Было тихо. Алан слышал щелчки: моргала люминесцентная лампа где-то за стенкой. В кабинете полицейского пахло горелым кофе. Смит сидел на стуле перед широким и массивным столом, на котором возвышался древний компьютер. В хаосе лежавших по всей поверхности бумаг с трудом угадывалось, что это полиция, а не какой-нибудь кабинет издателя или их школьного завуча.       Мужчина сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Сначала он продолжал делать какие-то пометки в блокноте, но когда голос Алана зазвучал увереннее, прервался, поймав зрительный контакт, и стал слушать молча, не задавая наводящих вопросов.       Ситуация устраивала обоих: Смит говорил то, что полицейскому, по всей видимости, требовалось услышать. Он начал издалека, об их с Левински знакомстве. Потом перешёл к описанию взаимоотношений в его семье, рассказал, как развелись родители, и как Ричи остался один. Упомянул про переезд, и что они на какой-то промежуток времени прекратили общаться.       Полицейский слушал, изредка кивая, и Алану не требовалось объяснять, зачем он говорил обо всём этом так подробно. Ему даже на мгновение показалось, будто он на исповеди. Сидящий напротив средних лет мужчина вполне походил на священника: стоило только сменить офицерскую форму на черный костюм, нацепить пасторский воротничок — и вуаля.       Возможно, сработал небезызвестный эффект попутчика. Смит видел этого человека первый и, если повезёт, последний раз в жизни. Его ситуация требовала говорить о ней вслух, и он, наконец, нашёл чужие заинтересованные уши.       От рассказа про Ричи Алан постепенно переключился на Эрика. Он выложил всё, что знал о его семье, успехах в школе, о том, как началось их общение, как они сблизились, и как сильно это не понравилось его бывшему лучшему другу.       Здесь Смит всерьёз ожидал недоумённого вопроса, но полицейский, к его величайшему удивлению, отреагировал иначе.       — Вы с Хартманном состояли в отношениях? — вот так просто, безо всяких прелюдий и вводных фраз, офицер полиции ударил Алана в лоб.       Разумеется, парень не видел смысла отказываться от своих слов или пытаться выставить ситуацию иначе, ведь и так к этому вёл. Смит признался, что Хартманн действительно был его парнем, и что у него самого возникли проблемы, когда Левински связался с наркотиками. Было непривычно говорить об отношениях в прошедшем времени, но он продолжал.       Алан объяснил, что пытался отговорить друга от распространения, умолчав только про его связь с Рафаэлем. Он подчеркнул, что Хартманн понятия не имел о ситуации в целом, и добрался до истории, когда Левински пришёл в школу под кайфом.       С этого момента Смит немного опередил события, сообщив, что у него с Эриком произошла размолвка на почве ревности, и он остался с Ричи наедине.       Кто бы мог подумать, что получится вот так спокойно говорить обо всём этом, учитывая обстоятельства? Смит рассказал, что «нестабильное» состояние Левински могла подтвердить Виктория, которая встречалась с ним с небольшим перерывом на протяжении всего этого времени. И в конечном итоге признался, что сам был огорошен известием, что Ричи имеет к нему какие-то чувства.       Полицейский уточнил, является ли состояние ноги Смита следствием их разговора, и тот молча кивнул. Мужчина не стал делать предположений, зачем Левински хотел подставить Эрика, наверное, причина была для него ясна. Напоследок Алан ещё раз уточнил, что Хартманн никогда не имел никакого отношения к наркотикам.       В кабинете на долю секунды стало очень тихо. Инспектор наклонился к столу, сделал несколько пометок в блокноте, а затем попросил снова пригласить родителей.       Смит встал и, хромая, доковылял до двери. У него отлегло от сердца, но это была лишь временная передышка. Грозный взгляд отца и поджатые губы матери не предвещали ничего хорошего, и он старался держаться.       Полицейский дождался, пока мужчина с женщиной сядут, а затем быстро, но и не избегая немаловажных деталей, передал всю историю Смита его родителям.       Сказать, что Алан опешил, значило не сказать ничего.       Он был в ужасе.       Из уст инспектора все слова прозвучали сущей нелепицей, и Смит ещё раз убедился, каким идиотом был всё это время. И хотя полицейский подтвердил его непричастность, сославшись на то, что показания, данные Эриком ранее, не противоречили показаниям Алана, легче не стало. Мужчина обещал, что снова проверит свидетелей и вызовет на допрос Левински, если его удастся найти. А затем пожал руку ошарашенному отцу и пожелал всем удачи.       Они выходили из здания в гробовом молчании. Даже в машине ехали в тишине. Мама была за рулем, но так и не решилась включить радио. Только возле дома отец вдруг поинтересовался, не нужно ли купить хлеба в ближайшем супермаркете, а затем попросил женщину притормозить и вышел из машины, оставив их с Аланом наедине.       Припарковавшись возле подъезда, мама вылезла из машины и дождалась сына. Его передвижения затруднялись неловкостью в обращении с костылем и перемежались с болью в ноге, но даже они сейчас волновали в меньшей степени.       Куда больше интересовал банальный, но важный вопрос. Что скажет отец?       Разговор неизбежно состоится, вот только Смит понятия не имел, каким он будет? Ситуация осложнялась его неожиданным каминг-аутом. Эпизод с полицией, косвенные связи с наркотой, повреждённая нога… Всё это, конечно, служило почвой для размышлений, и отец не просто так вышел пораньше, чтобы зайти в магазин и прогуляться пешком.       Он наверняка хотел подумать об этом, как следует.       Мама открыла дверь, пропуская сына вперед, сняла куртку и сапоги, и затем механически, словно робот, отставила ботинки Алана на коврик. Спросила, не голоден ли он. Охрипшим с непривычки после долгого молчания голосом Смит ответил, что нет.       Женщина кивнула, молча направляясь из коридора на кухню. Через минуту уже загремела посудой.       Смит остался стоять на месте, растерянный, уставший и опустошенный изнутри. У него больше не было сил соображать. Последнее, на что парень ещё был способен — попытка принять душ и нормальный сон в собственной кровати.       Но его планам помешали. Отец вернулся, когда он выходил из ванной комнаты: они столкнулись в коридоре. Взгляд, которым его наградил родитель, говорил красноречивее любых слов. Однако оба промолчали. Мужчина раздевался, а Смит прошёл мимо него в кухню. Хотелось пить.       Мама убирала контейнеры с едой в холодильник, негромко работал телевизор. Пахло картофелем, запечённым с каким-то мясом.       — Алан, присядь, пожалуйста, — войдя в кухню и передав матери пакет с эмблемой местного супермаркета, отец отодвинул стул.       Смит допил воду, сполоснул стакан и молча опустился на предложенное для него место. Страха как такового уже не было. Может, из-за обезболивающих или потому что он рассказал полиции всё, что знал. Так или иначе его семья была в курсе и скрывать было уже нечего.       Отец сел напротив и заговорил спокойным, ровным тоном.       Слушая его, Алан, не переставая, смотрел на мать. Та стояла позади, облокотившись на кухонную тумбу, и держала полотенце в руках. Видеть её такой было больно. Потерянная, бесконечно уставшая, словно за этот день постарела на целых десять лет.       Слова отца делали хуже и хуже. Они оседали в голове, цепляя извилины, будто в тиски, мучали безысходностью и отвратительным, но справедливым стыдом. Мужчина не стал задавать лишних вопросов (хотя Алан был уверен: задал бы с тысячу, но постаралась мама), только выразил мысль, что с этой минуты не желает видеть в доме Ричи Левински и уж тем более — слышать о том, что они общаются в школе.       Потом он заметил, что формально и юридически Алан до сих пор находился под их ответственностью, так как не имел собственных средств к существованию. С этим нельзя было поспорить. Мужчина заключил, что впредь перемещения Смита между учебой и домом будут строго контролироваться вплоть до окончания учебного года. Сказанное означало домашний арест на добровольных началах.       Отец не попросил, он потребовал, чтобы Алан согласился. Мама позади мужчины незаметно кивнула.       — Как давно это длится? — вопросы Джозефа Смита были похожи на лезвия ножей, которые он всаживал в сына одно за другим.       — Полгода, — тот отвечал ему, чувствуя, что пытается безуспешно защититься.       — Кто знает об этом в школе?       — Никто… наверное.       — То есть ты утверждаешь, что употреблял с Левински полгода, находясь при этом в отношениях с другим парнем, — утвердительно заключил отец, сцепляя руки в замок на столе перед собой. На его лице заиграли желваки.       — Эй! Нет! Я ничего не употребляю, я же сказал! — выпалил Алан. Во рту пересохло, а язык снова прилипает к небу. — Мы не…       — Раздевайся, — в голосе мужчины послышались металлические нотки.       — Чего? — ошарашено переспросил Смит.       — Не употребляешь, значит чистый. Раздевайся, кому сказал! — отец начал злиться.       Алан снова поймал взгляд мамы. Но, не найдя там так нужной сейчас поддержки, он молча поднялся из-за стола.       — Руки покажи, — велел отец. Парень со стыдом покорно вытянул запястья перед собой.       — Дальше надо? — процедил он.       — Всё снимай, и штаны тоже!       — Дорогой, у него повязка на ноге, это не очень… — попыталась вступиться мать.       — ДА МНЕ НАСРАТЬ, ЧТО У НЕГО ТАМ! — от крика, кажется, задребезжали стёкла.       Смит без лишних слов стащил футболку и подцепил пальцами резинку домашних спортивных штанов, спуская те до колен. Отец оглядел его с головы до ног, не вставая со стула. На долю секунды его взгляд задержался на рисунке тату, который украшал предплечье. Но, наверное, сейчас это не показалось ему особенно важным…       Алан испытывал стыд, но и злоба душила так, что щипало в глазах. Он прекрасно понимал, почему это происходит, но, даже несмотря на уверенность в собственной «чистоте», всё равно чувствовал себя грязным. Будто запачканным изнутри.       Ему не хватало только разрыдаться, стоя перед отцом в одних трусах.       — Ты доволен? — сквозь зубы пробормотал Алан, сглатывая ком, застрявший в горле.       — К врачу завтра поедешь, — безапелляционно заявил мужчина, ударяя ладонью по столу.       — Зачем? — раздался тихий мамин голос.       — А я почем знаю, что у этого немца? Спидозники тут сплошь и рядом.       Алан молча одевался и глотал подступавшие к горлу спазмы.       Не то чтобы у него был выбор… Вдруг захотелось горько усмехнуться. Он ведь собственноручно похоронил всё то, за что боролся. Чего ещё ожидать? Что родители закроют глаза на такое поведение, а Эрик вернётся, как ни в чём не бывало?       В тишине, нарушаемой репортажем новостей, идущим по телевизору на минимальной громкости, стало слышно, как скрипнул стул. Отец сказал, что не голоден, поцеловал маму в щёку и удалился в спальню. Та отложила полотенце и сложила руки на груди, всё так же молча глядя на сына.       — Что ты хочешь услышать? — устало спросил её Алан.       — Я вижу, что тебе нечего сказать, — она горько покачала головой.       — Мы всё решили? — он попытался обойти стол и тихонько вскрикнул, по привычке наступив на больную ногу.       Мама наблюдала за его передвижениями с болью во взгляде. Алан чувствовал, что ей хочется сказать куда больше, но она не позволяет себе этого. Как и отец.       Наверное, они держались молодцом, ведь в голове Смита рисовались куда более худшие сценарии.       Он вернулся в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Облокотившись на нее спиной, простоял так, тупо разглядывая предметы мебели, словно видел их впервые. Затем лёг в кровать прямо в одежде, поверх одеяла и забылся тяжёлым сном.       Полиция позвонила рано утром. Смит проснулся от пронзительной трели домашнего телефона, открыл глаза и резко сел в постели, напрягая слух.       Мама отвечала коротко и сухо, Алан понял, что это копы, судя по её вопросам. «Не нашли?». «Хорошо, я буду держать вас в курсе, если он объявится в поле зрения». «Да-да, сын сообщит мне, не сомневайтесь».       Они говорили о Ричи. Он пропал, полиция позвонила ему домой, но там не было даже матери. Они должны были искать и её тоже.       Судя по вчерашним разговорам в полиции, Левински избавился от телефона и машины. Интересно, куда он пошёл?       Смит поднялся с кровати, хватаясь за костыль и помогая себе встать на ноги. Прошёл до туалета, затем умылся и нехотя вышел на кухню. Болели и нога, и голова. Последняя натужно ныла, при каждом неловком движении отстреливая куда-то в бедро.       — Завтракать будешь? — без пожеланий доброго утра поинтересовалась мать.       — Не хочется, — ответил Алан, наливая себе крепкий черный кофе из стеклянного чайника.       — Полиция звонила, не могут найти Левински.       — М-м, — промычал он, делая глоток.       — Тебе что-нибудь известно? — женщина стояла у раковины, мыла какую-то посуду и не смотрела в сторону сына.       — Нет, — ответил тот и хотел было уйти в свою комнату.       — Они сообщили в школу, — эти слова заставили его замереть с кружкой посреди дверного проёма.       — Что?       — Сообщили о сути дела. В подробностях.       Видимо, мама имела в виду весь его вчерашний рассказ полиции.       — Руководство и учителя знают, Алан.       Что ж. Дело за малым — как скоро об этом узнают ученики…       Он стиснул в руке чашку. Вспомнил о ребятах из своей баскетбольной команды, понял, что придется пропустить полуфинал. Он ведь состоится через две недели, а Смит вряд ли будет в состоянии играть.       — Они сказали, что выделят кого-то, кто будет носить тебе домашние задания.       — Хорошо, — согласился Алан, про себя умоляя, чтобы это оказался Эрик.       Это стало бы верхом абсурда… Конечно, они не отправят к нему домой его… чёрт возьми. Глазам стало горячо, Смит набрал в легкие побольше воздуха.       — Тебе нужна какая-то помощь по дому?       — Нет, Ал, иди к себе, — устало ответила мама.       Он кивнул, закусывая губу, и постарался доковылять до комнаты, не расплескав весь кофе по дороге.       При движении постоянно поднывала нога. Алан старался наловчиться обращаться с костылем, так, чтобы не вызывать неприятных ощущений, но пока выходило хреново.       Он не знал, чем заняться. Сначала открыл ноутбук, по привычке заглянув в социальную сеть. Ноль непрочитанных сообщений. Никого в сети, все сейчас в школе.       Наклонив голову и подложив руки под лоб, Алан потёр лицо, пытаясь понять, чего ему не хватает. Чем он занимался, когда сидел дома один? Когда-то читал книги… Но сейчас был уверен, что попросту не сможет ни на чём сосредоточиться. Вариант с общением в социальной сети отпадал, потому что во всех общих чатах сидел Хартманн.       Смит отодвинул ящик письменного стола и уставился на собственный портрет, сделанный рукой Эрика. К горлу подкатил ком. Тут же вспомнилось, что в шкафу лежала его футболка. Алан выпросил её пару недель назад, потому что ему очень нравился бренд, но из-за высокой стоимости он даже не мог заикнуться родителям о покупке…       Взгляд скользнул к полке с учебниками, где он различил тетрадку с конспектами Хартманна. Диск с фильмом, который они так и не посмотрели…       Нужно ведь как-то передать ему эти вещи? Но он не сможет позвать Эрика к себе домой. Точно не сейчас.       На мгновение чувство одиночества стало настолько сильным и всеобъемлющим, что Алану показалось, будто кто-то выкачал из лёгких весь воздух. Тишина давила, в груди стало тяжело и больно, захотелось открыть окно. Но он даже покурить не вылезет в таком состоянии. Пошевелив больной ногой, Смит выругался и поморщился.       Так и не придумав, чем заняться, он вытянулся на кровати и уставился в потолок.       Мыслей было слишком много, по-прежнему. Одна сменяла другую, в лихорадочном вихре от воспоминаний до попыток решить, как ему себя вести и что делать дальше.       Информация о его отношениях рано или поздно станет достоянием всей школы, и если Эрик Хартманн никого не удивит, то Алан Смит… скорее наоборот. Новость о том, что они встречались, будет иметь эффект разорвавшейся бомбы.       Раньше он очень этого боялся. Пугало, что скажут парни из команды по баскетболу и тренер. Как отреагируют Мару и Виктория…       Мысли замерли, когда Алан подумал о бывшей девушке Ричи. Интересно, а как же она?       Он потянулся за телефоном, разблокировал его и озадаченно уставился в экран. Написать ей? Наверняка подумает, что ему что-нибудь известно и станет спрашивать про Левински.       Палец рефлекторно потянулся к иконке сообщений. Он не знал, что сказать, но ему было нужно поговорить хоть с кем-нибудь… Он ужасно хотел к Эрику. Как будто ещё не до конца осознал, что между ними всё кончено.       А правда ли это? Правда конечно? Он же должен рассказать ему сам. Хартманн заслуживает правды, не той, которую услышал из уст Левински, а от него! Как он может быть уверен, что они больше не вместе, если они даже не говорили об этом?!       Смит убеждал себя ещё полчаса, дожидаясь времени первого школьного перерыва. А затем нажал на иконку с фотографией Эрика.       Раздались гудки.       Алан заметил, что у него быстро вспотели ладони, а сердце забилось где-то в висках. Если он сейчас услышит его голос, станет чуточку легче.       Он возьмет трубку, они поговорят. Смит постарается всё объяснить.       Гудки продолжались.       Сердце сбивалось с ритма, Алан зажмурил глаза, но чуда не происходило. Эрик не отвечал.       Может, он не видит? Не слышит телефона в кармане брюк, ну конечно же!       Алан прекратил звонить и пообещал себе, что сделает это, когда будет следующая перемена. Полежав расслабленно ещё несколько минут, он вырубился с телефоном в руке и очнулся, уже когда мама постучала в комнату.       В желудке урчало, он испытывал сильный голод.       — Алан, к тебе пришли с домашним заданием, — мама открыла дверь, заглядывая в комнату и, видимо, убеждаясь, что сын в приличном виде. — Проходи! — она кивнула кому-то и вскоре в дверном проёме показалась знакомая фигура.       Резкий прилив разочарования, сменился чувством стыда. В комнату вошла Виктория. Она смотрела на него с лёгким испугом, неловко переминаясь с ноги на ногу.       — Привет, — робко начала она, сжимая в руках сумку.       — Привет, — Алан свесил ноги с кровати, скривившись от внезапной боли. По всей видимости пора было принять прописанные доктором таблетки. — Проходи, только, будь добра, прикрой дверь.       Виктория послушалась, так и не выпустив сумки из рук. Затем остановилась возле кровати, оглядываясь по сторонам и не зная, куда её деть.       — Садись, — Смит, морщась, подскочил с постели, поворачиваясь и расправляя покрывало. — Вот стул. Или сюда, — он хлопнул ладонью по матрасу. — Как было в школе?       — Как обычно, но написали пробный выпускной тест… Я принесла тебе конспекты. А что с твоей ногой?       — Повредил немного, — безразлично ответил Смит.       Ненадолго воцарилось молчание. Виктория осторожно села рядом с ним на кровать и уставилась прямо перед собой. Они оба, кажется, хотели что-то сказать, но никак не решались. Парень думал спросить её об Эрике…       — Ал… — тихо произнесла она, — почему я такая дура?       Тот не нашелся, что ответить. Наверное, потому что чувствовал себя не меньшим дураком?       — А что случилось? — вместо этого спросил Смит.       — Ричи звонил сегодня утром. Кажется из телефона автомата где-то на улице…       — И что сказал?       — Что я больше… больше… — она всхлипнула. — Не увижу его.       — То есть? Он порвал с тобой?       Виктория кивнула, вытирая слезы.       — Он говорил что-нибудь ещё? — Алан всерьёз раздумывал, не сообщить ли ей о тайных увлечениях Левински. Хотя, даже если она не была в курсе, то уж точно догадывалась, что у него не всё в порядке.       — Алан, я ничего не понимаю, боже, — она прерывисто вздохнула, а затем продолжила. — Какая же я идиотка… Слепая, глупая, дура! Почему я ничего не сделала с самого начала?!       — Эй… — Смит хотел было приобнять её, но в этот момент Викторию словно прорвало.       Она заплакала, утыкаясь лбом в его плечо, и продолжила говорить о Ричи. Что знала о его увлечении наркотиками, что он предлагал их ей. Это стало для Алан новостью. Он переспросил, что она ему на это ответила и неловко приобнял за плечо, поглаживая.       — Я отказывалась, когда он звал меня на какие-то тусовки… ждала его возвращения, что он позвонит… Но Ричи ведь всегда сам по себе, — она оторвала голову от чужого плеча. — Я никогда не была нужна ему. Понимаешь? Только как бесплатное приложение, которое помогает с уроками, прикрывает его, выполняя домашние задания. Имитирует отношения, игру в счастливую пару. Знаешь, когда я поняла, что у нас всё не так? — Виктория повернула голову в сторону Смита.       — М-м? — тот прикусил губу, решая, что расскажет всё уже после того, как она закончит.       — Он стал пропадать подолгу. Сначала я могла до него дозвониться, и он рассказывал о какой-то важной подработке по ночам, которую не может пропускать и не хочет терять. Но в какие-то дни его голос сильно отличался от обычного… И я заподозрила неладное. А потом мы чуть было не переспали, но… — было видно, что ей неловко это говорить, хотя Виктория держалась молодцом. — Он не захотел, Ал. Я была шокирована и думала дело во мне… А он был под кайфом.       — Это метамфетамин, — тихо пояснил Смит.       — Что?! — Виктория едва не подскочила в кровати.       — Я был с ним, когда он распространял.       Ему казалось, что после такого она либо просто ударит его, либо ударит и сразу же уйдет. Но, видимо, Алану повезло, или он просто выглядел жалким. Девушка выслушала весь его рассказ молча. Чтобы не шокировать её окончательно, Смит опустил подробности о Рафаэле и умолчал об их с Эриком связи.       Достаточно, что Виктория теперь знала — предчувствия её никогда не подводили.       — Я… он… — она замешкалась с тем, что собиралась сказать. — Ал, он никогда не говорил мне всё это… Неужели это правда? И что мне теперь делать? — она обняла себя руками, начав медленно раскачиваться вперёд назад.       — Ты заслуживаешь лучшего, чем этот мерзавец, — сквозь зубы процедил парень, думая, что сказал бы Эрику тоже самое и в отношении себя.       Повисло тягостное молчание. Смит ещё раз задумался, как ему вылезти через окно на пожарную лестницу. Блядски хотелось курить.       — Ал, я и раньше думала об этом, — вдруг подала голос Виктория. — Спасибо, что сказал это. Стало легче, правда.       Парень кивнул, поднимаясь с кровати, и достал пачку сигарет из рюкзака.       — Не поможешь? — накинув на плечи толстовку, он кивнул в сторону окна.       — Конечно! — девушка подскочила, хватаясь за фрамугу и поднимая её выше.       — Подстраховать тебя?       Смит протянул ей плед, лежавший на спинке стула, попутно вспоминая, что для этих целей им всегда пользовался Эрик.       Виктория помогла выбраться без последствий. Алан поежился, вдыхая в себя относительно свежий, но сырой весенний воздух нью-йоркской улицы. А потом закурил, не без удовольствия выпуская струйку дыма в небо. Виктория попросила сигарету для себя, и он не стал отказывать.       Они курили, стоя рядом друг с другом, и молчали.       — Знаешь, я звала Эрика к тебе сегодня, — вдруг сказала девушка, и Смит чуть не выронил сигарету.       — И что? — осторожно переспросил он, искоса глядя в её сторону.       — Сослался на какие-то неотложные дела и умотал сразу после звонка.       — Ясно, — выдохнул Алан, нутром чуя, что Виктория подняла эту тему неспроста.       — Ал, скажи… — тем временем, девушка подалась вперед, облокачиваясь на железные перила лестницы. — Я тебе когда-нибудь нравилась?       Смит вдруг и сам задумался над этим. Конечно, ему не могла нравиться Виктория, ведь он познакомился с ней, когда она уже была девушкой его лучшего друга. Пусть и бывшего… К чёрту! А что потом? Они постоянно были с Хартманном, и он даже подумать о ней не успевал, какие уж там рассуждения о чувствах…       Воспоминания о совместно проводимых днях в очередной раз неприятно царапнули сердце. Алан отвлёкся, мысленно уносясь в дни, когда они с Эриком ещё не были вместе, просто развлекаясь и гуляя вдвоем.       Виктория повернула голову в сторону Смита, наблюдая, как тот делал затяжку.       — Ты хорошая девушка, — начал он. — Но…       — Я подарила тебе открытку, на день рождения. Помнишь? — поинтересовалась она, и Смит кивнул. — Помнишь, что было в тот день?       Конечно, он помнил, но разве мог рассказать, как есть?       В какой-то момент Алан испытал неимоверное, почти неконтролируемое желание поделиться о своих чувствах хоть с кем-нибудь. Не вываливать сухие факты старшему инспектору полиции, не сгорать со стыда под тяжёлым взглядом матери и молчанием отца, а просто поговорить с живым человеком…       — Вики, — он опустил взгляд, закусив губу и пытаясь подавить дрожь в голосе.       — Ал, я в курсе, — вдруг спокойно ответила она.       — В курсе чего? — Смит недоуменно поднял голову.       — Я знаю про вас с Эриком, — она вдруг тепло улыбнулась. — Я ещё тогда это поняла. Несложно почувствовать себя лишней, Ал, уж в этом я мастер. Я знаю, как это бывает и вижу, на ком сосредоточено внимание другого… К тому же мы с Эриком вместе ходим на живопись.       — Он что-нибудь говорил о нас?       — Ни разу, — Виктория покачала головой. — Но он рисовал тебя. Постоянно. И этого было не скрыть, хоть он и пытался.       — То есть? — Алан докурил одну сигарету и принялся за следующую. Разговор об Эрике волшебным образом прояснял в голове и успокаивал боль в ноге.       — В основном это были портреты других людей с твоим взглядом или улыбкой. Всегда твои руки или твои выражения лица, — девушка усмехнулась. — Я тоже была в тебя немножко влюблена, Алан. Когда-то этого хватило, чтобы увидеть то же, что видел Эрик.       Смит заметил, что улыбается Виктории в ответ. Только радости в нём не было ни капли… Улыбка наверняка получилась какой-то вымученной и усталой. Воспоминания о тех днях хранились в глубинах подсознания и тщательно оберегались от других, а теперь оказалось, что об этом знали не только они.       — Ал, вы поссорились? — от её вопроса у Смита по спине побежали мурашки. — Иногда я спрашивала у Эрика, где ты, если тебя не было в школе. Обычно он сразу находился с ответом и был гораздо веселее, чем… сегодня.       — Мы… — начал парень, думая, как правильно объяснить всё произошедшее.       — У тебя появился кто-то другой? — Виктория била в цель, сама того не зная.       — Не другой, но похоже.       — Расскажи, может, мне удастся помочь? — она наклонила голову, иронично улыбаясь. — Не себе, так кому-нибудь!       — Знаешь… — Смит вздохнул и потушил вторую сигарету об лестницу. — Мне надо подумать, прежде чем говорить об этом тебе. Я смогу, но попозже.       — Хорошо, — тут же согласилась она. — Как будешь готов…       Вернувшись в комнату, девушка снабдила Алана пачкой конспектов и несколькими вариантами теста, чтобы он смог подготовиться. Они немного поговорили о школе. А потом Виктория тепло обняла его и ушла.       Смит ненадолго остался один, разбирая тетрадки, но спустя несколько минут в комнату вошла мама.       — Обед в микроволновке, мне нужно отъехать по делам, — сухо доложила она.       Пока Алан собирался выйти, закрылась входная дверь, и квартира погрузилась в тягостную тишину.       Вздохнув, он доковылял до кухни, нажал на таймер СВЧ-печи и подождал, пока подогреется тарелка с едой. Затем на автоматизме достал телефон и снова открыл окно исходящих вызовов.       Опять захотелось позвонить Эрику. Алан боролся с этим импульсом изо всех сил, ведь понятия не имел, что сказать. Банальное «привет, как ты» сейчас выглядело бы словно плевок в душу.       Но пальцы не подчинились, и он снова слушал гудки.       Хартманн не брал трубку. Будто знал, что Смит не готов ничего сказать. Или потому что и вовсе не хотел его слушать…       Тарелка макарон с сыром пахла восхитительно, но как только Алан вооружился вилкой и отправил кусочек себе в рот, к горлу опять подкатил ком.       С трудом проглотив его, парень резво подскочил со стула.       Его вырвало прямо в раковину. Повезло, что он ничего не ел со вчерашнего вечера: кусок макаронины перемешался с желтоватой, склизкой желчью.       Немного лихорадило, как при простуде. Сильно болела нога. Смит убрал остатки пищи в холодильник, понимая, что поесть у него сегодня точно не получится.