Дыши

      Эрик сидел напротив Алана и думал о покере, состязания по которому часто показывали по кабельному, когда он был маленьким. Покер, равно как и бокс, был их с отцом тайным хобби, так как мама не очень одобрительно относилась к азартным играм и насилию.       Находясь в хорошем настроении, Юрген, бывало, учил сына играть, объяснял, что такое блеф и как должен выглядеть тот самый «покер-фейс». Он сравнивал его с маской, которую человек надевает на лицо, чтобы избежать выражения эмоций и не быть разгаданным соперником. Застывшее, бесстрастное выражение лица. Но маска отнюдь не означала отсутствие непрерывного мыслительного процесса где-то там, куда соперник не мог заглянуть, как бы ни пытался.       Хартманн сделал «покер-фейс» едва Алан сел к нему за стол.       Наверное, он давно его заметил, ведь Эрик наблюдал за очередью на линии раздачи и специально пришёл раньше, чтобы быть готовым. Виктория предупредила, что Смит появится в школе.       Алан потратил некоторое время, пока собирал свой обед, а затем, видимо, озадачился вопросом, как дойти с едой до стола, используя только одну руку. У Эрика кольнуло в груди при виде костыля. Впрочем, Смит довольно умело с ним передвигался. Хартманн понятия не имел, что происходило все дни, что они не виделись и мог только гадать о возможном переломе или другой травме.       Виктория выручила Смита и помогла донести поднос туда, где уже расположились Мару с Филом. Сначала Алан пошёл вслед за ними, а затем резко сменил курс. Ребята увидели, куда он направился, и, заметив Эрика, принялись недоумённо переглядываться. Тот ни разу не упоминал, что они поругались, и всю неделю обедал с ребятами за одним столом. Происходящее, наверное, не укладывалось в их головах.       Увидев утром смс, что Смит возвращается в школу, Хартманн подавил в себе неожиданный приступ наивной надежды, что всё будет хорошо. Он ненавидел себя за попытки как-то оправдать Алана, за мысли, что между ними ещё может что-то быть. Но в эту минуту, как и вчера, вдруг показалось, что когда Смит посмотрит в его сторону — что-то изменится.       Но ничего не менялось, и Эрик по-прежнему оставался дьявольски зол. Алан снова попытался поймать его взгляд и непроизвольно улыбнулся.       Стало гадко.       Хартманн медленно пережевывал кусок мяса, который не хотел проходить в пищевод и, кажется, вознамерился застрять в глотке, лишив его воздуха. В ответ на тщетные попытки проглотить пищу у него свело желудок, а во всём теле будто разом напряглась каждая мышца.       Взгляд скользнул по костылю, в который Алан вцепился так, что побелели пальцы.       Он тоже нервничал.       Наконец, справившись с едой, Хартманн отложил приборы в сторону и аккуратно вытер рот салфеткой, не отрывая взгляд от подноса. Так, словно Смит перед ним был чёртовым привидением.       Эрику хотелось, чтобы они встретились, но когда это произошло на самом деле — парень оказался не готов. Губы задрожали, он начал нервно потеть, а в горле после проглоченного мяса будто застрял кусок наждачной бумаги.       Хартманн думал произнести банальное «привет», но уже заранее знал, что все его попытки обречены на провал.       И хоть он сотни раз представлял, каким выйдет их разговор, пытаясь смоделировать возможные ситуации, собственное тело подвело.       Впрочем, не только тело.       Хартманн был в смятении. Безэмоциональное выражение лица давалось с трудом, едва оставались силы, чтобы скрыть дрожание рук, и поэтому он схватился за поднос, рассчитывая встать, отнести грязную посуду и тем самым избежать продолжения разговора.       Краем глаза Эрик отметил, как Смит сжал ладонь в кулак и чуть подался вперёд. Словно хотел помешать или чтобы Хартманн уже не смог игнорировать его присутствие.       — Привет, — прозвучало слишком тихо, но Алан всё же начал первым.       Хартманн так и остался сидеть, удерживая поднос обеими руками.       У него осталось совсем немного времени, маска всё еще находилась на месте, однако Эрик на мгновение допустил промах и получил брешь в защите. Он не ожидал, что Алан вообще осмелится что-то сказать.       — Нам нужно поговорить, — начал Смит, чуть дрожащим голосом. — Как ты смотришь на… — он запнулся, оглядываясь и, видимо, наконец, соображая, что шумная столовая не очень подходила для таких целей.       — А нужно ли? — собственные слова резанули ножом. Какая-то часть Эрика тоже хотела поговорить, но другая отчаянно протестовала, призывая прекратить этот фарс немедленно.       Он резко поднялся со стула. Вместе с этим движением в груди что-то упало и разбилось на тысячу мелких осколков.       — Мне бы хотелось кое-что объяснить, — воскликнул Алан, вскакивая следом и морщась от боли. Видимо не совсем привык к костылю.       — Кое-что, — утвердительно заметил Хартманн, шагая в сторону стола, куда относили грязную посуду.       — Эрик, чёрт, выслушай! — Смит старался поспеть за ним, но у него не получалось идти также быстро.       Хартманна начала мучить совесть. Он убегал от хромого парня, который всего лишь хотел оправдаться.       Мысли в голове пустились в галоп, Эрик нервничал, как школьник на первом важном экзамене. Алан позади неловко оступился и цветисто выругался.       А затем, наверное, от злости, он повысил голос.       — Стой! Чёрт подери, это нечестно! — выпалил Смит, огибая какую-то парочку счастливо смеющихся подружек. — Выслушай меня!       Эрик и бровью не повёл. Он передал поднос улыбчивому дежурному, повернулся, не глядя на Алана, и устремился к выходу.       — Подожди меня после школы! Какой у тебя последний урок? — тот не унимался, не замечая ничего вокруг и периодически сталкиваясь плечами с теми, кто торопился к линии раздачи, боясь не успеть пообедать.       Хартманн упрямо шёл к дверям, ведущим в вестибюль, а Смит с трудом поспевал где-то позади. Быть может, они привлекали излишнее внимание. Однако вскоре их чуть не разделила группа каких-то галдящих младшеклассников, из-за чего Алану, по всей видимости, пришлось прибегнуть к крайним мерам и ухватить Эрика за рукав рубашки.       Тот раздражённо выдернул свою руку из чужого хвата, да так резко, словно до него дотронулся какой-нибудь грязный бездомный. Смиту удалось остановить его на мгновение, и Хартманн уже было планировал разразиться возмущенной тирадой, как вдруг ему в голову пришла другая мысль.       — Это, по-твоему, нечестно, м? — в его глазах на мгновение блеснул гнев. — Нечестно, блять?! — интонация, с которой он говорил, была похожа на нечто среднее между холодным безразличием и обжигающей ледяной яростью.       Алан рефлекторно вжал голову в плечи. Это действительно прозвучало громко: заинтересованные взгляды нескольких школьников сразу же обратились в их сторону. Поблизости стояли охочие до сплетен девочки и парочка парней с параллели. Виктория, медленно отложила приборы, и, кажется, уже готовилась оказаться рядом.       Они стояли в проходе и мешали людям. Похоже, отступать Смит вовсе не планировал. Повисшее молчание, сбившее обоих с толку, прошло и Эрик продолжил негромко, так, чтобы эти слова услышал только Алан.       — Нам не о чем разговаривать.       — После школы, возле выезда с парковки, — Смит хмурил брови, упрямо глядя ему в глаза. — Я буду ждать там.       Хартманну стало физически больно видеть чужую реакцию, чувствовать, как Алан сдерживается, не выплескивая эмоции наружу. Он даже подумал, что было бы легче, если бы Смит на него накричал. Он сам изо всех сил боролся с собственной злобой, с ощущением жгучей несправедливости, ненависти к собственной, так некстати проявившейся эмпатии, к склонности всё идеализировать…       В мгновение, что они стояли в проходе, время тянулось, как вата.       Кто-то будто нажал на паузу, смазав краски окружающего мира и добавив резкости каждой чёрточке на лице Алана. Эрик отчетливо различил мешки под его глазами, красную сеточку сосудов. Почему он плохо спал?       Все естество тянулось к Смиту, желая ощутить запах, почувствовать тепло тела, обнять. Но разум возмущался, протестуя против подобного положения вещей. Сердце ожесточенно спорило с рассудком и твердило "тебя предали, предали".       Наконец, Эрик собрался с силами и тяжело вздохнул, никак не отвечая на предложение Алана о встрече. Развернувшись, он покинул столовую, оставляя парня в полнейшем замешательстве.       Пока он продвигался по коридору в толпе, сердце забилось с бешеной силой, а в ушах загудело. Шум голосов перемешивался с отдалённым звоном посуды из столовой, свет школьных ламп вдруг показался ему нестерпимо ярким, а глаза начало щипать.       Эрик хотел посмотреть назад. Съеденный обед запросился наружу. Внутренний голос кричал в агонии: «Куда ты идёшь, почему не выслушаешь?». Но ладони упрямо сжались в кулаки. Хартманн ещё раз напомнил себе о встрече с Левински, о наркотиках, которые тот ему подбросил, долгие расспросы в полиции и жуткие картины, которые он рисовал в собственном воображении всю последнюю неделю.       Последний урок показался каторгой. Эрик ждал звонка, глядел на часы, висящие над доской, и считал полные обороты секундной стрелки, которые та совершала вокруг своей оси. Виктория сидела рядом, и ему было ясно, что девушка смотрит в его сторону и хочет что-то сказать. Но он понятия не имел, что ответить, и был благодарен за молчание.       Все, о чём он мог думать — что нужно успеть пройти мимо парковки раньше, чем там окажется Алан.       Он боялся, что Смит всё-таки перехватит его там, и не знал, как отреагирует на это.       Наконец, прозвенел долгожданный звонок. К этому моменту Хартманн успел сложить все вещи в рюкзак и рассчитывал, что если не будет подходить к шкафчику, чтобы оставить там какие-то из книг, ему удастся опередить Смита.       Было ли это трусостью с его стороны или поведением руководила обида?       Солнце на улице светило предательски тепло и ярко. Снег уже начинал таять и в воздухе пахло весной.       Эрик шёл быстро, стараясь не оглядываться по сторонам, но замедлился, завидев знакомый силуэт. Алан даже не накинул куртку и стоял возле какого-то автомобиля, опираясь на костыль.       Что он собирался ему сказать? Начнёт с извинений или сразу же сообщит, что у них с Левински давняя любовь?       У Эрика мелко задрожали руки. И не холод был тому виной, он ужасно боялся, одновременно с этим ненавидя себя за робость в присутствии Алана.       Тот прекрасно знал, что другого пути к автобусной остановке не было, и поэтому занял эту позицию.       Вдруг вспомнилось, что Смит уже был на улице без верхней одежды, когда бежал за ним из спортивного корпуса… Это случилось в его день рождения, после игры, и тогда же Хартманн впервые поцеловал его.       — Эрик, — Смит избавил его от мучений в виде непрошенных образов, — я знаю, что облажался, но не делай из этого драмы и…       Услышав ненавистное слово, Хартманн поджал губы, глубоко вдыхая. Драму устроил не он. Если бы Алан потрудился быть хоть чуточку более честным, они бы решили всё ещё давным-давно! Никакого «мы» бы не случилось, Эрик спокойно продолжил бы учиться, закончил школу и поступил в университет где-нибудь на западном побережье. Никакой боли, страданий и таких ненужных угрызений совести!       — И я хотел объясниться… — тем временем продолжал Алан. — А еще извиниться за то, что не посвятил тебя во все детали, когда… ну… — ему было сложно говорить, он даже слегка заикался и тем самым бесил Хартманна ещё больше.       — К хуям собачьим эти детали, Алан. Знаешь, не нужно! — прервал он и нервно махнул рукой. — Никаких оправданий, брось! В жопу засунь себе такие извинения!       Смит опешил, потому что это было впервые. Эрик ещё никогда не разговаривал с ним так, впрочем, самого Хартманна вышибло из колеи куда сильнее, чем он рассчитывал. Однако он словно с цепи сорвался.       — Иди ты на хер со всем своим враньем, с Ричи, с ебаной наркотой, с отмазками, с тем, как ты себя вёл! — он подошёл совсем близко, рассчитывая схватить Алана за рубашку и как следует встряхнуть.       Но тот отшатнулся назад, а Эрик неожиданно для себя замахнулся и ударил Смита по лицу. Шок сменился приятным чувством садистского удовлетворения. Пусть почувствует, как это – мучиться ожиданием, убеждать самого себя, что никакого обмана нет, и это всё чёртовы загоны и старая паранойя.       — Зачем тебе это? Что за цирк ты пытался устроить из того, что называл отношениями?       Алан остолбенел. На щеке, в месте, куда пришёлся удар, покраснела кожа.       — По-твоему, ты можешь присаживаться ко мне за столик как ни в чём не бывало? Можешь просить у меня подождать после школы?       Смиту удалось сглотнуть и тихо промямлить:       — Я представляю, что ты… чувствовал все эти дни.       — Да какое тебе, блять, дело, что я чувствовал?! Ты себя сам как чувствовал, пока был с ним?! — выплюнув это, Эрик опомнился и обернулся.       Виктория стояла на предпоследней ступеньке лестницы, возле главного входа и высматривала их. Рядом топтались Мару с братом и Дейв с Джеком из баскетбольной команды. Их, к счастью, пока не заметили.       — Эрик…       В эту секунду Хартманн подумал, что даже если Смит скажет ему о своих чувствах, если признается в любви — это будет выглядеть, как попытка идти all-in в покере, когда ничего не остается, кроме как поставить последние сбережения и открыть все карты…       Бестолково. Потому что никаких чувств между ними не было.       Эрик прошёл мимо Алана, грубо и ощутимо задев того плечом, так, что парень неловко переступил с одной ноги на другую, забыв про костыль.       Хартманн скривился, будто ему самому стало больно. После всплеска эмоций он словно погружался в вакуум, теряясь в окружающей реальности. Вдруг заметил, как к ним наперерез спешит Виктория, услышал, будто она спрашивает Смита о чём-то, но смысл отдельных фраз долетал до него как сквозь толщу воды.       Он тонул или ему мерещилось?       Виктория взяла растерянного Алана под руку и силой потащила обратно в здание школы.       Автобус впервые за долгое время подъехал вовремя, избавив Хартманна от перспективы наблюдать за тем, как Смит хромает, беспрерывно оглядываясь. Вскоре школа скрылась за поворотом, и Эрик прислонился лбом к холодному стеклу, крепко зажмурив глаза.

***

      — Тебе нужно поехать домой и отдохнуть. Я провожу, — Алан, наконец, понял, что говорит девушка.       Он пришёл в себя в вестибюле школы возле шкафчиков. Виктория привела его сюда и заставила взять свою верхнюю одежду. Щека горела огнём.       — Не стоит, спасибо тебе, — механически отозвался Смит. — Обещал маме заехать на работу.       — Ты уверен? — Виктория пытливо заглянула ему в глаза.       Любая ложь с недавних пор вызывала у Смита приступ паники, а слова, которые он произносил, будто шипами раздирали горло. Однако сейчас он чувствовал, что так было нужно. В мозгу словно сработала некая программа, и он чётко следовал намеченному плану действий: сообщил Виктории, что напишет, как только как доберётся до родительского офиса, а затем обещал быть завтра в школе.       Ему даже удалось выдавить из себя некое весьма жалкое подобие улыбки.       — Ал, всё хорошо, ты молодец. Он отойдёт, и вы поговорите нормально, — она улыбнулась и вдруг осеклась. — Я понимаю, что это немного не вовремя, но… Я тут хотела с тобой кое-что обсудить.       — Что? — за разговором они собрали вещи и вышли за территорию школы. Когда девушка помогла ему преодолеть лестницу к автобусной остановке, Смит с наслаждением прикурил.       — У Мару день рождения через неделю, и она очень хотела тебя пригласить. Мы собирались прогуляться по Кони-Айленд. Там скорее всего ещё не открыли некоторые аттракционы, сезон ведь не начался. Но она настояла, и мы решили, что будет неплохо в любом случае…       — Прекрасно, — отозвался Алан. — Не вижу в этом проблемы. Не подскажешь, что ей лучше подарить?       Судя по тяжелому взгляду Виктории, проблема все же была. Девушка мялась, прежде чем сказать и нервно теребила брелок на своей сумке.       — Там будет и Эрик тоже…       Смиту понадобилось всё его самообладание. Он медленно выдохнул дым через нос, опустив голову и на секунду уставившись на трещинки в асфальте.       — Не вижу в этом проблемы, — повторил он, поймав обеспокоенный взгляд подруги. — Я приду.       — Хорошо! — она просияла. — Я отпишусь тебе на фейсбуке с советами насчет подарка. Мы думали скинуться, но потом я узнала, что Мару хочет сразу несколько мелочей, поэтому…       В этот момент к остановке подкатил автобус, следующий в центр.       Алан быстро приобнял Викторию за талию и прижался щекой к её. Девушка снова успела шепнуть, что всё будет хорошо.       А затем Смит стал забираться в салон. Водитель смотрел на его попытки нетерпеливо и скептически, но от комментариев воздержался, за что парень был ему благодарен.       У него уходило слишком много сил на сохранение самообладания, в то время как досада и злость в буквальном смысле разъедали внутренности изнутри. Алан боялся, что случайные прохожие могут стать жертвами неконтролируемой вспышки ярости, и потому забился в самый конец салона, заткнув уши музыкой из плеера.       Мимо проплывали знакомые здания, по которым он безразлично скользил взглядом. Комиссионные магазины, прачечная, небольшая итальянская пиццерия, в которой они с Эриком как-то раз обедали после школы.       Напоминания о Хартманне теперь будут преследовать Смита не только дома, но и на улице, куда бы он ни пошел.       «Он даже шанса тебе не дал», — быстро пронеслось в голове.       Алан шмыгнул носом и скрестил руки на груди.       Ему хотелось поступить правильно, поговорить, помириться… Но его понятие справедливости шло вразрез с представлениями Эрика, и он, разумеется, не ожидал, что всё получится так легко. Первая же встреча после всех случившихся событий обернулась ссорой, и Смиту было горько осознавать, что он сам являлся её причиной. Но было ещё кое-что: человек, которого он не собирался оставлять. Пусть с Эриком вышло не так гладко, ему было некогда страдать.       Ричи Левински пропал, и он собирался найти его, чтобы высказать всё, что думает тому прямо в лицо.       Когда автобус притормозил возле нужной остановки, водитель всё же не удержался от едкого комментария в адрес Алана, пока тот спускался по лесенке, стараясь не скатиться кубарем на асфальт. Не выдержав, тот показал ему средний палец, но двери уже закрылись, и мужчина вряд ли увидел нехороший жест.       Смит обернулся в сторону жилого квартала, в котором оказался. Весной здесь все выглядело ещё хуже, чем поздней осенью. Каша из грязного снега, раскиданного по обочинам дороги, облезлые рекламные щиты. Унылый, тягостный пейзаж промышленного района. Шоссе, по которому неслись машины, отделяло промзону от жилых кварталов, но и это не спасало от впечатления сырой безысходности, которой дышало буквально всё, мимо чего Алан следовал.       Подходя к нужному дому, он представил, как будет подниматься на третий этаж, и выругался. Вконец вымотавшись, когда остановился возле двери, Смит отдышался, нажал кнопку звонка и прислушался.       Конечно, он не ожидал, что ему откроет Ричи. Но надеялся, что хотя бы его мать окажется дома и сможет ответить на пару вопросов. По крайней мере в отличие от полиции, для Алана она могла сделать исключение.       Спустя целую минуту раздался скрежет несмазанных петель, железная дверь приоткрылась. Смит оказался в полоске света, льющегося из окна кухни.       — Миссис Левински, добрый день, — начал было он, но после его слов дверь практически тут же с шумом захлопнулась. Щёлкнул замок.       Алан не растерялся и спустя какое-то время принялся колотить в дверь кулаком. Звук ударов эхом раздавался в тишине подъезда. У него не было цели привлечь внимание, он только надеялся, что матери Ричи этого самого внимания и так хватает с лихвой, и барабанящий в дверь подросток точно окажется неуместным.       Дверь открылась не сразу, но Смит предусмотрительно ухватился за неё, придерживая.       — Мне нужно поговорить. Это насчёт вашего сына, я хочу помочь, — настойчиво начал он.       — Ты и так сделал достаточно, — зло процедила женщина.       Он с трудом различал её черты лица. Судя по всему, миссис Левински была пьяна — исходящий от неё запах говорил красноречивее любых слов.       Однако, немного подумав, она всё же пропустила его в квартиру.       — Можешь не разуваться, — женщина вернулась на кухню, и Смит, не медля проследовал за ней.       Первое, что бросилось в глаза, — обилие грязной посуды, ёжик из окурков в пепельнице, пара пустых банок из-под пива и одна, уже початая бутылка Джима Бима на кухонной тумбе. Кажется, Алан застал её за процессом распития этого напитка.       — Миссис Левински, выслушайте меня.       Женщина подошла к бутылке, игнорируя слова, и налила немного виски в стакан. Подумав с секунду, она пригубила напиток и обернулась.       Смит ужаснулся произошедшим с ней переменам. Осунувшееся лицо без намека на косметику напоминало маску, спутанный куль волос, сформированный в подобие пучка на макушке, выглядел как гнездо, а старая, растянутая футболка с логотипом The Rolling Stones, кажется, не стиралась уже несколько месяцев.       Тихо играло радио, приятная знакомая песня контрастировала с жуткой атмосферой квартиры и её владелицей. Мама Ричи достала бычок из пепельницы и посмотрела на него, словно оценивая, осталось ли в нём хотя бы на пару затяжек?       — Курить есть? — она обратилась ко Смиту не глядя.       Тот вытащил сигарету из пачки и протянул ей вместе с зажженной зажигалкой. Затем повторил те же манипуляции, прикуривая и затягиваясь.       — Мне нужно найти вашего сына. Вы же тоже этого хотите? — начал Алан.       — Зачем? Чтобы упечь его за решётку? — она выдержала его взгляд. — Думаешь, мой мальчик недостаточно настрадался?       — Нет, мэм, — про себя Смит, само собой, подумал иначе. — Я просто хочу, чтобы он вернулся домой. По возможности целым и невредимым, — он сделал ударение на последнем предложении, и слова возымели успех. Женщину передёрнуло.       — Не знаю, где он может находиться. Он оставил мобильный дома, но полиция ничего не сможет сделать с телефоном без его отпечатка пальца или пароля.       — Вы не могли бы дать его мне? — Алан постарался скрыть резкий интерес в голосе.       Попытка не пытка, он также, как и Ричи, помнил несколько из его старых паролей. Была вероятность, что подойдет хотя бы один.       Женщина кивнула, скрылась в коридоре и вернулась спустя минуту с телефоном Левински в руках.       Смит разблокировал его и уставился на цифры.       Внезапно его осенило, что Ричи, возможно, знал, что Алан будет его искать, и поэтому упростил задачу до минимума, оставив телефон, набранный пароль к которому подошел с первой попытки. Или он тоже слишком давно его не менял.       Смит усмехнулся, когда после разблокировки увидел перед собой открытое приложение с гугл-картами и координаты. Оставалось только нажать на поиск.       — Ну что? — вяло поинтересовалась миссис Левински. Кажется, алкогольное опьянение брало верх, и качели её настроения перевесило в сторону от агрессии к апатии.       — Ничего, благодарю вас, — Алан переслал координаты на свой телефон, а затем бегло просмотрел список исходящих вызовов. Ничего знакомого. На всякий случай он сделал скриншот и, отправив его себе, положил телефон на стол.       Уже собираясь уходить, парень вдруг услышал, как миссис Левински слабо всхлипнула. Он замер в дверном проеме, не зная, как реагировать на её слёзы, и вспомнил о своих родителях, в особенности о матери. Не стоило, наверное, оставлять эту женщину одну в таком состоянии: Левински пропал, и она потеряла всякую надежду. Находясь в растерянности, люди с зависимостью, могут найти в ней утешение.       — Всё покатилось к чёрту, — причитала женщина, — Джек нас бросил. Оставил ни с чем… Я звонила ему, когда приходила полиция. Они сообщили, что Ричи пропал, и что его обвиняют в торговле наркотиками…       — Мэм, — начал было Алан, собираясь сказать что-то ободряющее, но вдруг замешкался с подбором слов.       — Джек сказал, что это моя вина! Я воспитала такого сына! — миссис Левински шмыгнула носом, схватила мятое кухонное полотенце и утёрлась им. — Катись к чёрту, Алан, — она подняла голову, — ноги твоей в этом доме чтобы больше не было! СЛЫШИШЬ МЕНЯ?!       Смит поспешил уйти, на ходу отмечая, что сегодня его посылали к чёрту уже дважды. И возможно, пошлют и в третий раз, ведь он собирался поехать к тому самому чёрту на кулички, в поисках Левински, нарушив предписанное отцом возвращение домой строго после занятий.       Однако, едва поймав такси и назвав водителю нужный адрес, Алан всё же набрал маме и рассказал, где был и что собирался сделать.       — Так, давай-ка без глупостей, просто сообщи это полиции, — мама заволновалась почти сразу же. — И что я, по-твоему, скажу отцу?       — Не знаю, например, что у меня дополнительные из-за пропусков, и что я навёрстываю материал!       — Предлагаешь врать вместо себя, да? — она усмехнулась в трубку.       — Извини, мам, у меня был паршивый день, — честно признался Смит.       — Вы поговорили? — она сразу же поняла, что он имел в виду.       — Угу, и не очень успешно. Я бы сказал, совсем не успешно.       Мама ненадолго замолчала. Она хорошо знала, когда слова не нужны, но по телефону это звучало несколько странно. Наконец, Алан услышал её тяжелый вздох.       — Делай, как знаешь. Но если ты вернёшься домой позже девяти, я не смогу придумать оправдания лучше и тогда попадёт нам обоим.       — Мам, — Смит вспомнил заплаканное лицо миссис Левински. — Я тебя люблю.       — Эй, милый, всё точно нормально? — встревоженно переспросила та. — Ты куда собрался? Мне тебя ждать сегодня домой?!       Парень тихонько рассмеялся. Он говорил эти три слова очень редко, и решил, что обязательно скажет ещё раз, когда вернётся домой. В конце концов, мама единственная принимала его таким, какой он есть.       Он облажался, обидел важного для него человека, но искренне надеялся всё исправить, и она его поддерживала.       — Спасибо, ма. Правда. Спасибо тебе, — с этими словами Смит отключился, погрузившись в созерцание пейзажа, проплывающего за окном.       Координаты на телефоне Ричи вели к той самой заброшенной фабрике, где Алан с Эриком отмечали Рождество. В этом чувствовалась какая-то ирония. Судьба будто намеренно вела Смита по местам, с которыми было связано больше всего теплых моментов. Впрочем, Левински тоже считал это место сакральным: они проводили здесь довольно много времени сразу после переезда из Нью-Джерси.       Всё происходящее походило на своего рода испытание, которое Алану предписывалось пройти, вот только для чего? Чтобы очистить совесть? Заслужить прощение или доверие, которое он потерял?       Смит не мог дать ответ на все эти вопросы. Слова, сказанные Хартманном на парковке возле школы, въелись в мозг и раздавались в голове ударами колокола.       Почти не верилось, что случившееся реально исправить. Быть может, Алан сейчас трусливо шёл по пути наименьшего сопротивления? Принимал ситуацию, смиряясь, потому что идти дальше, унижаясь и падая на колени, было выше его сил?       Он попросил водителя притормозить возле ворот, ведущих к главному зданию, расплатился и вышел.       Закатные лучи падали на заброшенную территорию, освещая крыши многочисленных цехов и лысые верхушки деревьев. Наваливший за зиму и не чищенный в этих местах снег превратился в лужи, в которых играли солнечные блики. Однако за неохраняемой калиткой показалась вытоптанная тропинка. В эти места захаживал самый разный контингент, и Алан надеялся, что парень вроде него, с костылем, сойдет за какого-нибудь забулдыгу. На всякий случай он поглубже надвинул на голову капюшон куртки.       Левински мог ночевать где-нибудь неподалеку. Шанс, что он тёрся здесь в компании каких-нибудь наркоманов, был слишком мал, хотя исключать подобное значило не приезжать сюда вовсе. Смит предположил, что, несмотря на большую территорию, Ричи всё же выберет ту самую крышу – и оказался прав.       Когда он преодолел подъём на пятый этаж, толкнув хлипкую дверь ведущую на некое подобие смотровой площадки, Левински уже стоял там.       Один.       Сутулые плечи покрывала видавшая виды желтая куртка. Из-под неё торчал заляпанный в чем-то капюшон серой толстовки. На штанинах джинсов виднелись брызги и разводы от грязи.       Алан прошёл до середины площадки, прежде чем Ричи обернулся, замечая его. Лицо исказило некое подобие ухмылки. Шрам на его щеке покрылся бордовой коркой и, кажется, немного воспалился.       Левински не произнёс ни слова, впрочем, Смит и не ждал. Ускорившись, насколько это было возможно, он подошёл к нему вплотную, на ходу отбрасывая костыль куда-то вбок. С каждым шагом взор застилало знакомым красным туманом.       Он ударил наотмашь, целясь прямо в нос и даже не замечая, что наступил на больную ногу. Слепая ярость захватила с ног до головы.       Ричи отклонился, устояв на ногах. Из его носа показалась струйка густой темно-красной крови, но он не растерялся, продолжая неестественно улыбаться. Кровь очертила его рот, попала на губы. Он ударил почти сразу же, следом за Смитом, целясь в живот, а затем другой рукой, по касательной задевая скулу.       Уже пострадавшую до этого щёку обожгло, но Алан успел напрячь мышцы пресса, принимая удар, так как вовремя его увидел.       Они дрались впервые на его памяти, без единого слова, награждая друг друга тумаками, словно не поделившие чего-то мальчишки. Выдохлись почти одновременно: замерли, вцепившись друг в друга, и столкнулись лбами.       Кровавые лучи закатного солнца пробивались между редкими облаками на горизонте и придавали окружающему пейзажу какой-то странный, сюрреалистичный оттенок. На ум сразу же пришла выставка французских импрессионистов, на которую Алан ходил вместе с Эриком.       Смит тяжело дышал и всё никак не мог отпустить Левински. Тот, видимо, находился в похожем состоянии. Неизвестно, где его носило всю неделю, но, кажется, Ричи скинул пару фунтов. Под тканью его куртки нащупывались одна кожа да кости.       Наконец, Левински первым сделал шаг назад, вытирая кровь рукавом куртки. Они одновременно выпрямились, по-прежнему молча, и уставились на горизонт.       Алан достал сигареты из видавшей виды и изрядно помятой за сегодняшний день пачки. Прикурил одну. Недолго думая, протянул такую же Левински.       Тот взял её дрожащими пальцами.       — Ты разрушил всю мою жизнь, Алан, — хрипло заметил он.       — Мы оба её разрушили, причём сами, — усмехнулся Смит, чувствуя, как боль в ноге возвращается вместе с новой.       Ощупав скулу, он увидел кровь на пальцах и подумал, что дома ждёт очередное тяжёлое объяснение с отцом.       — Долго ещё будешь прятаться, м? — спросил Алан, не глядя в сторону друга.       — Ты говорил копам о нём?       Парень помотал головой, понимая, о чём речь, и Ричи тяжело вздохнул.       — Пришел, чтобы воззвать к совести?       — Не-а, — Смит снова мотнул головой. — Чтобы начистить тебе ебало.       Левински хмыкнул и вроде бы улыбнулся. Солнце почти зашло.       — Сам решай, братан, — Алан сделал глубокую затяжку, всё-таки скользнув по Ричи взглядом.       — Возможно, это наша последняя встреча, — заметил тот, разворачиваясь к нему всем корпусом. — Не обнимешь на прощание?       — Иди-ка ты на хуй, — Смит подобрал свой костыль и заковылял в сторону лестницы, ведущей вниз.       — И тебе удачи, чудила! — крикнул Ричи ему вслед, на что он, не оборачиваясь, показал тому средний палец.       Уже по дороге домой Алан почувствовал, что, несмотря на боль, которая, казалось, пропитала целиком, ему стало чуточку легче.       Он верил, что Левински тоже в конечном счёте поступит правильно. Несмотря на дерьмо, в котором Ричи оказался, его душа по-прежнему была чиста. Алан был уверен, что и он сам об этом прекрасно знает.       Когда-то давно они верили друг в друга. Именно из-за этой веры Ричи не смог бы поступить иначе.       Смит подъехал к дому в пять минут восьмого. Мама встретила его на пороге, перехватила рюкзак из рук и с ужасом уставилась на лицо.       — Что, настолько плохо? — криво усмехнулся парень, вспоминая, что забыл съесть жвачку по дороге. Изо рта, наверное, воняло куревом.       — Это на дополнительных так? — скептический голос отца раздался откуда-то из коридора.       У Алана больше не было сил выдумывать какие-то оправдания. Кривясь от боли в животе, он нагнулся, расшнуровывая ботинки.       — Повздорил с приятелем, — бросил он, проходя мимо отца прямиком в ванную.       Там он разделся, даже не запирая дверь, и пустил теплую воду. Встав под душ, закрыл глаза, упёрся рукой в кафельную стенку, а затем открыл рот в беззвучном крике.