Дыши

      Происходящие со Смитом в последние дни события всё больше напоминали ситуацию с бросанием камней в воду. Круги, появляющиеся в момент столкновения, расходились в стороны, как и в его жизни, распространяя вокруг себя резонанс. И этот самый резонанс затрагивал слишком многое.       Алан так и не придумал, как назвать это иначе. Цепная реакция? Эхо?       Уроки, которые он вынес из случившегося, на проверку оказались удивительно простыми, почти прописными истинами, о которых он слышал, но никогда не имел «счастья» испытывать наяву.       Человек действительно ко всему привыкает. Что бы не происходило в жизни Смита, как бы плохо и горько не было по ночам, когда он ворочался в постели, пытаясь заснуть, — мир не стоял на месте и двигался дальше. Частично он двигался мимо, не вовлекая Алана в круговорот, однако так или иначе напоминал о собственном существовании.       Способы, чтобы заставить реагировать на окружающую действительность, были самые разные.       После разговора с Ричи, наутро у Алана состоялся не менее интересный разговор с мамой. Она поинтересовалась, как долго тот курит, на что пришлось ответить честно, потому что парень хотел сдержать данное самому себе обещание об откровенности.       — А отец в курсе? — уже не особенно заботило, что может влететь, Смит, скорее пытался нащупать дно, на которое падал.       Или хотя бы измерить расстояние, которое ещё предстоит пролететь, на глазок.       — Он просил узнать, где ты сделал татуировку.       — Там был проверенный мастер, Эрик помогал с рисунком и поиском салона, — Алан пересказал маме всю историю, на что она лишь улыбнулась и покачала головой.       — Папа всё равно упорно требует, чтобы ты съездил к врачу и сдал анализ крови.       И хотя Смит не протестовал, неприятные ассоциации, связанные со сдачей анализов, так или иначе всплывали в глубине подсознания.       В тот же день им удалось посетить больницу.       Нога почти не болела, поэтому Алан решил отказаться от процедур в физиотерапевтическом кабинете, ограничившись беглым осмотром у врача. Когда он сам предложил сдать кровь, мама настояла на экспресс-тесте, за который заплатила сама. Пока они ждали результатов, сидя в кафе неподалеку от клиники, она расспрашивала, что произошло с Ричи.       Было сложно поддерживать разговор на такую тяжёлую тему в людном месте и Смит, быть может, предпочёл поведать ей об этом в более спокойной обстановке, но мама настаивала.       Её реакция, когда он рассказывал о Рафаэле, была вполне ожидаемой. Алан умолчал про убийство, но про их взаимоотношения всё же решил выложить начистоту.       Сначала мама задавала всякие наводящие вопросы, но спустя какое-то время замолкла, а затем и вовсе побледнела. Смит даже немного испугался, когда сообразил, что рассказывал о случившемся чересчур откровенно.       — Бедный ребёнок… — пробормотала женщина себе под нос, но Алан всё равно услышал.       Ему было нечего добавить, он только сказал, что, возможно, Ричи не настолько уж бедный, ведь никто не заставлял его заниматься тем, чем он занимался, даже несмотря на обстоятельства.       Возможно, Смит был жесток, но их драка прочно засела в памяти, и Алан ждал ответной реакции. Ждал, когда Левински, наконец, сделает свой грёбаный шаг в правильном направлении. И чем больше Смит ждал, тем сложнее было верить, что душа Ричи была такой уж чистой, как он предполагал.       Результаты анализов оказались в порядке. Врач посоветовал витамины и запретил физические нагрузки до конца месяца.       Алан с досадой вспомнил о баскетбольном матче, который должен был состояться через неделю: он капитально пролетел даже с тренировками.       В школе было на удивление тихо. Он общался с Викторией, которая после их откровенного разговора почему-то не отходила от него ни на шаг.       Быть может, они с ней были, что называется, в одной лодке. Откровенность по поводу неудачных отношений позволила сблизиться и понимать друг друга без слов. Так или иначе Смит был очень благодарен девушке. Особенно в моменты, когда та изо всех сил старалась отвлечь его внимание, если Хартманн оказывался неподалеку.       Первые несколько дней после разговора на парковке это больше походило на пытку.       В горле саднило, Алан весь будто съёживался изнутри при первом появлении Эрика на горизонте. Он очень боялся, что случайно встретится с ним взглядом и снова ощутит на себе презрение. Боялся, что, с одной стороны, хотел повторения разговора, а с другой, понятия не имел, как объясниться.       Виктория иногда пыталась выспрашивать, в чем дело, но Смит молчал, словно партизан. Как стало понятно позже, молчал он просто потому, что боялся признаться даже самому себе.       Между ними всё кончено.       Алан не мог смириться с этой мыслью.       Но мир не стоял на месте. Приходилось посещать занятия, делать домашние задания и худо-бедно общаться с преподавателями.       Дома царила атмосфера холодной войны. Отец общался с матерью, игнорируя присутствие сына. Чтобы облегчить ему задачу, Смит стал просыпаться на час раньше, занимая ванную комнату до того, как вставал Джозеф. Завтракал он, когда тот ещё только брился. А одевался, когда отец уходил на кухню пить кофе.       Одним словом, Алан не мозолил ему глаза от слова совсем.       С мамой было проще. Она ждала после уроков (хоть это и было отчасти по настоянию отца в целях контроля) и кормила вкусным обедом. Они разговаривали о самых разных вещах: с тех пор, как не стало секретов, их общение перешло на новый уровень, чему Алан был необыкновенно рад.       Но самые сложные часы существования наступали ночью.       Перед отходом ко сну Смит всеми силами старался заглушить дурные мысли. Он делал уроки, читал, бездумно сёрфил в интернете, забивая голову уймой бесполезной информации, только чтобы уснуть без задних ног.       Но не выходило.       Он много думал над тем, что именно ему сказал Эрик. Думал о них и о том, что сам натворил, чтобы отношений больше не было.       Временами к горлу подступал ком из жуткой смеси обиды пополам с жалостью к самому себе. А иногда Алан пытался представить, как именно следовало бы попросить прощения.       Но легче не становилось ни капли. Вся эта недосказанность висела над ним тяжким грузом, и он понятия не имел, как с ним поступить.       Алан ненавидел себя в моменты, когда вставал с постели посреди ночи, не в силах заснуть, и шёл к шкафу, в очередной раз доставая футболку Эрика. Он прижимал её к лицу, вдыхая глубоко в себя и крепко зажмуриваясь. Чувствуя слабый запах Хартманна, он начинал беззвучно плакать и скулить, словно побитый щенок.       Никто не видел этого. Смит никому не говорил, что с ним происходило по ночам, но к утру ему становилось чуточку легче, а новый день начинался с той же самой ноты, что и предыдущий.       Погода стремительно улучшалась. Антициклон принёс проливные дожди, но те быстро прекратились, сменившись сильным ветром. Снег стаял окончательно, появилась зеленая трава, на деревьях уже вовсю набухали почки.       Несмотря на хорошую погоду и толпы радостных учеников, снующих вокруг, все дни так или иначе слились для Алана в одну серую массу. Из рутины вырывали только периодические разговоры с Викторией, и то, чаще всего их темы затрагивали будущее поступление в университет, а это, к несчастью, было последним в списке вещей, о которых Смит собирался подумать.       Последним занятием на сегодня стояла литература. В этот раз Алан задержался в кафетерии, доедая обед, и опоздал, явившись в класс уже после начала урока. Он прошёлся по кабинету, уселся за заднюю парту и не заметил, что Хартманн находился аккурат перед ним.       До конца урока он так и не смог отвести взгляд от знакомой шеи и плеч, от взлохмаченной белой шевелюры и сводящего с ума запаха, из-за которого периодически то бросало в пот, то скручивало и будто разрывало изнутри.       Эрик не подавал никаких сигналов. Никак не выражал своё отношение к происходящему: сидел смирно, почти не двигаясь и даже головой не шевелил. С одной стороны Смит был счастлив, что Хартманн не видит его. А с другой — боролся с сумасшедшим искушением дотронуться.       Наклониться вперёд, втянуть ноздрями запах, ощутить тепло тела, почувствовав, как прикосновение отдаётся покалыванием на кончиках пальцев…       К концу занятия Алан в кровь искусал нижнюю губу, сломал карандаш и смял три комка вырванных из тетради страниц, на которых пытался написать Эрику… сам не зная зачем.       На него накатила апатия. После звонка Смит очнулся, словно выйдя из комы, и усиленно потёр лицо руками. Когда он прекратил и поднял голову, обводя взглядом класс, понял, что Хартманна уже и след простыл.       Зато на него во все глаза смотрел мистер Локерсон. Мужчина готовился что-то сказать, но, видимо, ждал, когда же его ученик, наконец, сконцентрирует внимание.       — Алан, ты уже получил результаты SAT?*       Его вопрос выбил Смита из колеи окончательно. Он вспомнил день, когда писал тест, расставляя варианты ответов в случайном порядке, и его снова прошиб пот.       — Нет, сэр, я еще не проверил почту.       — А как нога? — участливо поинтересовался Локерсон, глядя на его кроссовки.       Фиксирующую конструкцию Алан давно оставил дома, впрочем, как и костыль. Ногу нужно было расхаживать, и сегодня он как раз собирался посетить спортзал, чтобы понаблюдать за тренировкой, а заодно перекинуться парой слов с тренером.       Ему было стыдно, что он не сделал этого раньше, ведь тот наверняка беспокоился.       — Нога в порядке, сэр, немного хромаю, но это пройдёт! — отозвался Смит, поднимаясь со стула и собирая мусор с парты.       Мистер Локерсон уткнулся в экран мобильного на секунду, а затем посмотрел в окно.       — Ты свободен после занятий? — вдруг поинтересовался он.       — Хотел сходить на стадион, — ответил Смит, внутренне напрягаясь.       — Не хочешь выпить по чашечке кофе в кафетерии?       Он вздохнул, вспоминая, что раньше частенько беседовал с этим преподавателем обо всём на свете. Локерсон советовал много статей и книг и вообще производил сильное впечатление по части литературы и английского языка.       — Простите, сэр, мне правда надо в зал, но я могу попробовать вернуться быстро… А вы сейчас пойдете обедать?       Пройдя несколько шагов мимо парты Эрика, Алан покосился вниз, замечая на той смятый лист бумаги. И вдруг поймал себя на мысли, что всеми силами старается унять собственное бешеное сердцебиение.       — Как хочешь, Алан! Я пойду перекушу, а потом поеду домой проверять сочинения с твоей параллели. Если успеешь, буду рад поболтать! — с этими словами он шумно поднялся со стула.       Смит, кажется, кивнул, в то время как его пальцы, мелко подрагивая, тянулись к клочку бумаги.       Он развернул листок, сглатывая застывший в горле ком, и глупо понадеялся увидеть там что-то, связанное с ними. Что-то важное.       Локерсон тихо прикрыл за собой дверь.       На бумаге был какой-то узор. Воспалённый мозг Алана, разумеется, отметил, что линии чем-то напоминают рисунок его татуировки, отчего сразу потеплело в груди. Он понятия не имел, о чём Хартманн думал, когда водил карандашом по бумаге, но изо всех сил надеялся, что хотя бы часть его мыслей на последнем занятии была о нем.       Он аккуратно сложил листок бумаги, спрятав его в собственную тетрадку, и вышел из класса.       В школьном спортзале было шумно. Оказавшись в здании, Алан миновал вход в раздевалки и прошёл через широкие двери, как обычный посетитель. На трибунах, разумеется, не оказалось зрителей, поэтому топот, издаваемый всего четырьмя парами ног, разносился по помещению с особенно гулким эхом. Смит непроизвольно улыбнулся. Привычная атмосфера, запахи, звуки, стук мяча о прорезиненную поверхность поля — всё это вызывало в голове целый спектр приятных ассоциаций. Едва завидев игроков, он захотел бросить рюкзак и, как есть, в школьной форме, выбежать на поле, чтобы размяться вместе с ними.       Джек и Дейв сейчас бегали из одного конца зала в другой навстречу Питеру и Филу, выполняя упражнение резкой смены направления по свистку, поэтому не заметили присутствия постороннего на поле. Алан прошёл к трибунам в первом ряду, уселся на скамейку запасных и стал наблюдать, как мистер Милс муштрует красных дьяволов от всей души.       Их тренер был толковым мужиком. Алан редко слышал от него много слов, говорил тот всегда по существу и попадал в самую точку. Он был в меру строгий и превосходный стратег. Парни уважали его, слушаясь, даже если во время матча он орал на них, срывая глотку. Все знали, что Милс никогда не повышал голоса почем зря.       Даже сейчас, заметив Смита, мужчина свистнул два раза, коротко мотнув головой парням в сторону стеллажа с мячами, и все поняли его без слов. Два коротких сигнала означали продолжение разминки с одиночными забрасываниями в кольцо.       Дождавшись, пока команда займётся делом, Милс зашагал в сторону Смита.       — Как поживаешь? — бросил он, усаживаясь на скамью чуть поодаль и продолжая внимательно наблюдать за полем.       — В порядке, сэр, но тренировки запретили до конца месяца, — отрапортовал Алан, в душе предвкушая момент выхода на поле.       Он уже несколько раз подумывал отойти в другой конец зала, чтобы просто взять в руки мяч и хотя бы пару раз забросить тот в кольцо.       — Слышал об этом, — сухо бросил Милс, и душу Смита вдруг кольнуло неприятное предчувствие.       Тренер помолчал какое-то время, видимо, подмечая чью-то ошибку, и покачал головой, отчётливо цокнув языком. Алан хотел было спросить, в чём дело, так как нарушения не заметил, но мужчина не дал ему такой возможности.       — У нас был общий сбор на прошлой неделе. Родительский комитет и всё такое.       Смит замолчал, боясь вставить хоть слово и ожидая, пока тренер закончит.       — У тебя вышли какие-то проблемы с законом, не так ли? — мужчина обратился к нему, бросив один короткий взгляд, и недобро нахмурился.       — Никак нет, сэр! — глаза Алана непроизвольно расширились. — Проблемы не у меня!       — Это хорошо, Ал, — Милс кивнул, — я тоже не поверил во всю эту историю о твоей связи с наркотиками. Кажется, это был твой лучший друг, не так ли?       — Левински, сэр. Я только давал показания в полиции.       — И нога — это последствия?       — Долго объяснять, но почти…       После небольшой паузы тренер прокашлялся и заговорил снова.       — Алан, боюсь, я буду вынужден исключить тебя из состава сборной до конца года.       В голове зашумело, сердце ухнуло куда-то вниз, словно он катался на аттракционах, а сейчас падал с самого крутого виража американской горки.       — П-почему, с-сэр? — только и удалось выдавить ошарашенному Смиту.       — У парней могут возникнуть проблемы с тобой, — тренеру тоже с трудом давались слова. — Они в курсе, что у тебя отношения с каким-то… — он замялся и решил не продолжать. — К сожалению, я не смогу смотреть на это сквозь пальцы, и мне не нужны стычки в команде перед самым финалом.       Старший брат Мару уже заметил Алана и теперь то и дело косился в их с тренером сторону. Остальные ребята тоже обратили внимание на его присутствие, кое-кто, видимо, отпустил какой-то едкий комментарий. Раздался дружный гогочущий смех.       Фраза, видимо, адресовалась ему.       — Надеюсь на твою сознательность и обойдемся без лишней драмы, идёт? — Милс поднялся со скамьи и поднёс свисток ко рту.       Вот так просто, лишая всякой надежды, он разрушил последнее хорошее, что Смит думал у него осталось.       Алан был обескуражен до такой степени, что продолжил сидеть на лавке, уже когда тренер ушёл к игрокам. Какое-то время он пялился на носки своих кроссовок, сжимая ладони в кулаки. Ему хотелось выйти на поле и прокричать в лицо каждому, что он думал. Только вот… в этот момент в голове вертелась лишь всякая чушь о несправедливости, предвзятом отношении, которое, как Смит уже понял, будет преследовать всю его жизнь.       И так продолжится до тех пор, пока он не отречётся от слухов. Пока не начнёт отрицать и сможет сказать: «Да бросьте, парни, я не из этих»!       «Я не из этих долбящихся в задницу пидорасов…»       Алан глубоко, но прерывисто вздохнул, поднимаясь со скамейки. Обводя взглядом зал в последний раз, он решил зайти в раздевалку, чтобы забрать вещи из шкафчика.       Ему бы лучше сделать это сейчас, пока он не успел разозлиться.       В помещении пахло потом и сыростью. В душевой за следующей дверью было слышно, как капает плохо закрученный кран. Смит прошёл к железной дверце и стукнул по той кулаком, но не со злости. Кодовый замок барахлил, и ему всегда приходилось ударить, чтобы открыть.       Горло перехватывало, Алану казалось, он едва держится, и самому было противно от слабости, вышибающей из-под ног всю привычную почву.       Он никогда не был таким рохлей, как сейчас. Слишком многое давило на плечи, и совсем не осталось сил, чтобы противостоять всему, что происходит.       Бросая вещи в рюкзак, он не расслышал, как ребята вернулись с тренировки.       На его плечо тяжело опустилась чья-то ладонь. Смит обернулся, набирая в легкие побольше воздуха. Перед ним оказался Джек по прозвищу Громила. Парень впечатал его в стенку с такой силой, что металлические края распахнутой дверцы впились в лопатки, а острая боль прострелила вниз по позвоночнику.       — Это что ещё за херня, Смит? — выплюнул он ему в лицо.       Алан заметил ребят, проходящих к своим шкафчикам. Они не переодевались, молча наблюдая за развитием событий.       — Эй, чувак, остынь, — старший брат Мару всё-таки вмешался, подходя сзади.       — Отъебись, Фил! — Громила отвлёкся на долю секунды, но Алан и не думал убегать. Он отступил на шаг от шкафчиков и напряжённо уставился на присутствующих.       — У тебя какие-то проблемы, м? — процедил он, убирая ладонь Громилы со своего плеча.       — Пидорас, — Джек вытер руку об шорты, словно только что случайно вляпался в дерьмо.       Смиту захотелось дать ему в морду. Схватить за шиворот и прокричать на ухо, о том, что его личная жизнь не имеет никакого отношения к происходящему на поле, и что они играли с ним всё это время, даже не подозревая обо всём, что происходит.       Но их школа славилась традиционными взглядами. Подобных Алану здесь старались избегать, даже несмотря на относительно толерантное отношение руководства. И Хартманну поначалу пришлось нелегко, но со Смитом выходило хуже.       — Не знали, что ты у нас большой любитель мужских задниц, — сказал Дейв, хлопая дверцей своего шкафчика.       Алан не стал поправлять его, доказывая, что задница, которую он любит, была только одна. У него не находилось желания объяснять им, что он не собирается бросаться на каждого встречного мужика.       Однако атмосфера и без этого накалилась до предела.       — Твоя задница последняя в списке, Дейв, даже если наступит конец света, — зло процедил Смит, поднимая с пола рюкзак.       В глазах потемнело от удара, и он скривился от боли, когда кулак Громилы прошелся по его скуле, которой и без того досталось с двух прошлых раз. Джек хотел добавить ещё, замахиваясь, но Фил остановил его, вовремя схватив за руку.       — Остынь, братан. Пусть уходит.       Смит злобно сплюнул на пол, глядя Громиле прямо в глаза. Затем посмотрел на остальных, ища каплю адекватности хоть в ком-нибудь. Фил только коротко кивнул ему в сторону выхода.       Тренер был прав. Алану просто не позволят играть. Парни не уживутся с ним после такого, они только и будут, что спорить, чьи задницы ему нравятся больше.       — К чёрту, — пробормотал Смит, покидая здание спортзала и громко хлопая каждой дверью, встречающейся на пути. В горле стоял ком.       Хотелось курить. Он поспешил к стоянке, чтобы побыстрее покинуть здание школы.       На ходу достал пачку сигарет дрожащими пальцами и запоздало заметил мистера Локерсона, стоявшего прямо на остановке.       В другое время Алан бы выкинул сигарету из рук со скоростью звука. Но сейчас ему стало глубоко наплевать, что подумает преподаватель, ведь дерьмо, в котором Смит находился, уже не давало ему никаких шансов на реабилитацию.       Грехом больше, грехом меньше, какая разница?       Он закурил, подходя к мужчине.       — Дерьмовый день? — спросил тот, улыбаясь уголком рта.       — Есть такое, — Смит затянулся, выпуская изо рта струйку дыма.       Не хотелось, чтобы Локерсон спрашивал дальше, он устал от бесконечных вопросов к самому себе, не то что от окружающих…       Но, к счастью, они молчали, поглядывая в сторону дороги в ожидании автобуса. Алан нетерпеливо пинал асфальт мыском кроссовки. Вдруг пришла в голову отчаянная мысль рассказать преподавателю об Эрике. Быть может, спросить совета? Но он понятия не имел, с чего начать.       — Неужели действительно так необходимо быть непременно честным и поступать соответственно? — после недолго молчания горестно спросил Смит.       — Это в некоторой степени облегчает жизнь, хоть и не всегда приятно, — Локерсон поправил лямку сумки на плече, а затем сложил руки на груди.       — Если я рискую головой, встречаясь с неправотой людей, которые сильнее меня, разве оно того стоит? Разве не проще делать как остальные? Прятать голову в песок, молчать и просто плыть по течению?       — Как бы банально ни прозвучали сейчас мои слова, Алан, — начал мужчина, — если у тебя болит душа, и ты знаешь, что прав, то чего колебаться? Правда всегда победит, пускай поначалу кажется, что это не так. В конечном счёте ты заслужишь уважение окружающих за свою честность.       — А если я слишком много врал? Если человек, который для меня важен, не хочет меня даже слушать?       Локерсон склонил голову вбок, глядя в сторону Смита. Из-за поворота показался автобус, и парень с сожалением вздохнул, понимая, что важный для него разговор неизбежно прервётся.       — Не хочешь зайти ко мне в гости на чашку чая? — вдруг спросил преподаватель, когда они уже поднялись в салон. — Я живу неподалёку.       — Серьёзно? — вдруг удивился Алан. Он никогда не задумывался, что Локерсон может жить где-то поблизости.       — Я снимаю квартиру в небольшом комплексе возле метро. Если тебе по дороге…       — Не совсем, но… — парень запнулся, глядя на мобильный. У него было в запасе ещё пару часов. — Знаете, я не против!       Мужчина кивнул, перехватывая сумку и пропуская вперёд себя какую-то пожилую женщину.       Они и правда доехали довольно быстро, но почти не разговаривали по пути. Алан обдумывал, как лучше продолжить пассаж, который начал на автобусной остановке, но ничего путного в голове так и не родилось.       Подходя к высотному зданию, в котором, по словам Локерсона, находилась его квартира, он негромко присвистнул. Стало интересно, откуда у их учителя литературы и английского такие средства? Он, конечно, не располагал информацией о зарплатах преподавателей, но чтобы жить в подобном доме, определенно требовался высокий доход.       Может, Локерсон женат на какой-нибудь бизнес-леди?       Алан никогда не спрашивал у учителя о его личной жизни. Во многом потому, что это было не принято и не имело абсолютно никакого отношения к образованию. Да и в конце концов, ему было неловко такое спрашивать. Они не являлись такими уж хорошими друзьями, и в том, что Смит так легко согласился пойти на чай, было только его собственное отчаяние и жажда разговора хоть с кем-нибудь, кто не судил бы предвзято.       — Как красиво! — Алан глазел по сторонам, оказавшись в просторной, чистой прихожей.       Локерсон положил сумку на скамейку под вешалками при входе, кивнув в сторону чёрных кожаных тапочек.       — Надень пока эти, — он разделся, проходя куда-то в глубину квартиры и по пути зажигая свет.       Пахло чем-то приятным, новым. Как после ремонта. Смит прошёл за ним, рассматривая картины на стенах.       — Мы переехали недавно, — бросил преподаватель, хлопая дверцей холодильника и доставая из него графин. — Хочешь лимонад?       Алан обвёл взглядом просторную кухню с барной стойкой, как у Эрика, и круглым обеденным столом возле окна.       — Спасибо, у вас очень уютно, — он кивнул, соглашаясь, и замялся, решая, куда бы сесть.       — Располагайся! — Локерсон достал два высоких стакана, в то время, как Смит, наконец, выбрал место у окна.       — Ну? — мужчина поставил лимонад у него перед носом. — Кажется, мы прервались?       — Да, — Алан отпил немного, судорожно пытаясь вспомнить, о чём говорил на автобусной остановке.       Локерсон уселся напротив, подперев подбородок рукой. Было непривычно говорить с ним в подобной обстановке, но другого выхода не было, в конце концов, Смит сам согласился приехать.       — Знаете, это ведь так банально, — парень вдруг усмехнулся собственным мыслям.       — Что именно? — учитель выразил готовность слушать. — Кстати, если захочешь курить, придётся выйти на балкон. Там есть пепельница, мы не курим в квартире. А я и вовсе, но…       — Нет-нет! Никаких проблем! — заверил его Смит. — Знаете… Дело в том, что мне нравится один человек из нашей школы. То есть… как нравится. Мы встречались некоторое время.       — Какой он? — Локерсон сделал несколько глотков лимонада и откинулся на спинку стула.       — Он знает толк в хорошем кино и в комиксах… мы любим одни и те же сюжеты, слушаем похожую музыку… У него самое доброе сердце из всех людей, что я встречал. И он очень сдержанный, но в последний раз я так облажался, что он…       Алан вдруг почувствовал себя настолько эмоционально беззащитным, что просто не понял, как справлялся со всем этим в одиночку раньше. Его начало нести.       — Знаете, он потрясающий… Добрый, забавный, со способностями к рисованию и невероятно острым умом и сарказмом… Он так хорошо выглядит и так одевается, что я постоянно завидую, и пытаюсь соответствовать, но… у меня не выходит. Я лажаю из раза в раз и вот… я подвел его.       Смит потёр лицо руками, ощутив, как сильно они дрожат.       — Значит, вы поссорились? — уточнил Локерсон.       — И разошлись, — добавил он. — По моей долбаной вине. Потому что я накосячил так много, что в один прекрасный момент не заметил, как сам себя закопал и не смог выбраться…       — Никогда не поздно поговорить об этом, — заметил учитель, на что парень лишь горько усмехнулся в ответ.       — Я пытался, сэр. Но всё гораздо сложнее. Я даже не знаю, как рассказать вам дальше.       Хлопнула входная дверь, и Алан обернулся на звук. По полу прошёлся сквозняк, в прихожей кто-то откашлялся, и он неожиданно услышал хрипловатый мужской голос.       — Джеральд, у нас гости? Где мои тапочки?       — Ученик зашёл, возьми запасные! — Локерсон отвлёкся, в то время как Смит обалдело таращился на дверной проём, пытаясь понять, кто же пришёл.       В коридоре раздался шум, кажется, открылись дверцы шкафа. Затем послышались приближающиеся шаги.       — Алан, — Локерсон улыбнулся входящему. — Знакомься. Это мой муж, Холден. Холден, это тот самый Смит.       Чернокожий мужчина в строгом деловом костюме замер в арке при входе на кухню и улыбнулся Алану во все тридцать два зуба. Парень чуть не опрокинул стакан с лимонадом, но вовремя спохватился, удерживая тот обеими руками, и постарался улыбнуться в ответ.       — Джеральд рассказывал мне о твоих работах, — мужчина невозмутимо прошёл к холодильнику. — Вы еще не обедали? У меня чудесная индейка! А соус вообще пальчики оближешь!       Смит никак не мог выдавить из себя хотя бы слово. Только продолжал тупо глядеть на эту двухметровую груду мышц в костюме, которая вызывала в его голове ассоциацию с агентами из «Людей в чёрном». Он вдруг подавился смехом, представляя, как Холден оборачивается к нему, извлекая из кармана интегратор памяти, и говорит какую-нибудь чушь, чтобы тот всё забыл, даже не пытаясь уложить в голове эти безумные мысли.       Его учитель! Человек, чьё мнение он уважал и ставил превыше всего женат на мужчине! А он сидит у них на кухне, попивая лимонад, и собирается рассказать о своём бывшем?       — Ал, у тебя такой вид, будто ты сейчас привидение увидел, — Локерсон усмехнулся, — прости, что так вышло, я не ожидал, что Холден вернется раньше.       — Блядская трагикомедия… — Смит не сдержался и хрюкнул в стакан с лимонадом.       — Я прервал какой-то важный разговор? — поинтересовался муж Локерсона, созерцая контейнеры с едой, во множестве хранившиеся в холодильнике. — Вы есть-то будете?       — Я бы не отказался, а как ты? — учитель пытливо посмотрел в сторону Алана.       — Не возражаю, — наконец, выдохнул тот, неосознанно и, наверное, очень неуместно сейчас улыбаясь.       — Вот и ладушки! — с этими словами Холден загремел посудой, а всего через каких-нибудь десять минут Смит уже вовсю наслаждался потрясающей индейкой, запеченной в каком-то сметанном соусе.       И это действительно было вкусно. Он успевал только слушать о том, что рассказывал Холден, периодически отвлекаясь, чтобы выпить лимонад и вытереть губы салфеткой.       Они говорили о литературе и кино, невозмутимо обсуждали какие-то светские сплетни и насущные проблемы. Алану было странно находиться рядом, но он не чувствовал себя лишним. Напротив, было уютно и по-домашнему, так, словно он знал этих людей всю свою жизнь.       Обед прервался звонком мобильного. Смит извинился, вышел в коридор и достал телефон из кармана.       — Алан, — это была Виктория. — Звоню, чтобы напомнить о завтрашней встрече.       Парень издал в ответ нечленораздельный звук и с трудом проглотил непрожеванный кусок индейки.       — Кони-Айленд, Мару, день рождения, помнишь? — девушка, кажется, рассмеялась, но на другом конце было очень шумно, и Смит не расслышал.       — Да-да… я помню.       — Отлично, мы встречаемся на Стилуэлл-авеню, уже на месте. Но если хочешь, можешь пересечься в метро на 238-й.       — Давай у нас, — согласился он.       С кухни раздался взрыв дружного хохота.       — Алан, а где ты сейчас? — вдруг удивленно спросила Виктория.       — Если расскажу, ты всё равно не поверишь, — усмехнулся тот.       — Я много во что теперь поверю, Ал, — она засмеялась в ответ.       — Слушай… — вдруг стало любопытно, и он нашёл в себе силы спросить. — А Эрик ведь в курсе, что я приду?       — Да, конечно, — легко согласилась девушка.       — А что он сказал?       — Ты не поверишь, — Виктория не выдержала и расхохоталась. — Он сказал то же, что и ты. Это не будет проблемой, — она даже передразнила его интонацию и повесила трубку, оставляя Смита в полнейшем недоумении.       Алан постоял ещё с минуту, вспоминая о недоеденном куске индейки на кухне. На душе потеплело.       Завтра он, по крайней мере, увидит Эрика снова.