Дыши

      Паркет негромко скрипел под ногами, шторы на окне беззвучно колыхались, подхваченные сквозняком: то неестественно поднимались, то опускались вниз, и без того усиливая нереальность происходящего.       Эрик запускал руку в его волосы, притягивая ближе к себе, чтобы ощущать тепло, чувствовал, как нижняя половина тела немеет, покрываясь мурашками, как член пульсирует в чужом горячем, влажном рту.       Алан отсасывал ему медленно, с чувством, как будто наслаждался каждым мгновением, лишь изредка прерываясь, чтобы вдохнуть немного воздуха и посмотреть наверх. А затем снова продолжал — сладко, с пошлым причмокивающим звуком.       Он стоял перед Хартманном на коленях. Белая школьная рубашка была расстёгнута полностью и свисала с плеч. Эрик смотрел на его плоский живот, на сокращающиеся мышцы пресса. Пиджак валялся на полу неподалёку.       Тот факт, что сам он был абсолютно голым, волновал в наименьшей степени. Так случилось, что они оказались одни, и Эрик начал его целовать, а что произошло дальше — он не помнил.       Хотя в комнате было темно, он всё равно мог разглядеть чуть припухшие, блестящие от слюны губы. Видел глаза Алана, сверкающие каждый раз, когда тот поднимал взгляд, будто спрашивая:       «Нравится так?»       «Хочешь ещё?»       — О да, блядь… Ещё как хочу… — Эрик дышал через раз, чувствуя приближение долгожданного оргазма. Затем, чтобы усилить и без того нахлынувший прилив удовольствия, Хартманн прихватил Смита за волосы на затылке, насаживая рот на член быстро и резко, совсем забыв о том, что Алану, быть может, неприятно.       Однако его ладони тут же легли к нему на ягодицы и смяли мышцы цепкими пальцами. Он двигался так, как хотелось: с нужным темпом, то втягивая в рот глубоко, то сжимая головку губами. Идеально. Так восхитительно хорошо, что Эрик почти скулил от удовольствия, умоляя, чтобы Смит не останавливался.       Кажется, он так и делал. Эрик не помнил точно, ведь мышление фиксировало только ощущения, в которых он плыл, не откликаясь на реальность.       Хартманн вдруг подумал о том, чтобы кончить Смиту на лицо. Почувствовал себя последней свиньёй, но от этой мысли в голове будто что-то перемкнуло. Возбуждение вмиг сделалось невыносимым, он едва успел оттянуть Алана за волосы назад, чтобы успеть осуществить задуманное, как струя спермы брызнула тому на щёку. Эрик наблюдал, как она стекала вниз по губам и подбородку. Белёсые мутные капли попали даже на шею и ключицы.       Он смотрел, словно завороженный. Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в висках и очень сильно хотелось упасть. Эрик с трудом держался на ногах. Смит облизнул губы, и Хартманн рефлекторно потянулся к его щеке, размазывая сперму по коже подушечкой большого пальца.       Слишком горячо. Слишком пошло. Слишком тесно от мыслей в голове.       — Я хочу ещё… — шептал Алан Эрику в губы, целуя, хватая того за руку и утягивая в сторону кровати. — Растяни меня, — он упал на матрас и принялся ласкать себя: раздвинул ягодицы пальцами, встал на колени спиной к Хартманну и прогнулся, чтобы тот видел всё. — Пожалуйста…       Он говорил хрипло, с придыханием — Эрик не мог отказывать и трахал его, словно безумный, слыша шлепки бёдер об задницу и оттого заводясь еще сильнее.       Было мучительно больно где-то в груди, но он не мог остановиться, их стоны звучали в голове, словно печальная музыка.       Теперь Алан был под ним, и его ноги оказались закинутыми к Эрику на плечи. Он упирался ладонями в матрас, стискивая простыню и вбиваясь в него резкими толчками.       — Ещё… пожалуйста! Ещё! — Смит начал стонать, срываясь на хрип, а Хартманн вдруг испугался, потому что ему всерьёз показалось, что Алан на самом деле плачет.       Во всём происходящем было столько неправильного! Столько бессмысленной похоти, пошлых, пустых, ничего не значащих слов и просьб, что Эрику в момент стало противно от самого себя.       Но он не мог прекратить даже когда чужие стоны превратились в тихие всхлипы. Алан сжал его внутри, сильно, при этом впиваясь в лопатки ногтями, да так, что Эрик даже вскрикнул.       А затем резко сел на кровати, понимая, что всё это был сон.       Спина покрылась липким холодным потом. Он дышал учащённо, хрипло, словно только что бежал. В комнате было тихо и холодно: из-под фрамуги задувал сильный ветер, кажется, Хартманн забыл закрыть окно, когда ложился.       Сердце барабанило, член в трусах стоял так, что было даже немного больно.       Он вылез из кровати, первым делом закрыл окно, а затем вытер пот со спины и лица попавшейся под руку футболкой. Прислушавшись к тишине в доме, Эрик посмотрел на электронные часы.       Половина четвёртого, на улице ещё темно.       Когда Хартманн думал, что ночи уже не станут хуже, он и представить не мог, что будет чувствовать себя ТАК. Не просто разбитым, а напрочь уничтоженным собственным желанием.       В голове гудел ураган. Эрик до сих пор пережидал момент болезненной эрекции, пытаясь хоть как-нибудь отвлечься, но выходило слабо. Лицо Алана не покидало воображения и никак не выветривалось из головы.       — Боже, ты конченый извращенец, — вздохнул он, стоя посреди комнаты, а затем потёр лицо руками.       У него не было выбора. Он начнёт ненавидеть себя наутро, но терпеть такое сейчас уже нет сил.       Хартманн достал из рюкзака пачку салфеток, лёг обратно в кровать и принялся дрочить.       Через минуты две, кончая себе на живот, он согнулся пополам, стыдливо прикусывая нижнюю губу, чтобы не будить своими стонами весь дом.       В этом не было абсолютно никакого удовольствия: только тягучая боль в паху и пустота в груди. Вытерев живот салфетками, он отбросил комки в сторону и свернулся калачиком, подтянув колени к груди.       Хартманн всё же подумал о Смите в момент оргазма. На долю секунды вспомнил его взгляд, когда отсасывал ему посреди кабинета химии. Этого хватило, чтобы перестать мучиться и наконец-то кончить.       — Идиот… какой же ты идиот и фрик… — шептал Эрик, закрыв глаза и молясь, чтобы остаток ночи ему больше ничего не снилось.       Утро субботы встретило противным писком будильника и ноющей головной болью, засевшей где-то далеко в затылке.       Хартманн принял холодный душ, наскоро обтёрся полотенцем и влил в себя чашку чёрного кофе. Дома было тихо. Виктория написала, что будет ждать Алана возле станции метро в половину десятого, а на Кони-Айленд все должны подъехать к одиннадцати утра.       Встреча намечалась на полдень, но девушка хотела подготовить для Мару сюрприз с воздушными шариками, поэтому подговорила остальных приехать чуточку раньше.       Он сидел на кухне, допивал остатки кофе из чашки и задумчиво просматривал ленту новостей в мобильном. Попадались одни только бессмысленные картинки и ничего, что зацепило бы взгляд. Кроме песни.       Эрик обновил свой профиль, добавив ссылку на музыку, прислушался к словам и задумался.       Он ведь уже не злился на него. Остыл сразу после того, как дал в морду, и теперь сожалел, что они не поговорили нормально.       Алан по-прежнему ходил на занятия и общался с Викторией. Та иногда передавала Эрику, что Смит направляется домой сразу после школы. Левински пропал, и его действительно разыскивала полиция, так что Хартманн теперь слабо верил в их со Смитом связь, хотя так и не разобрался, что случилось, до конца. Ослеплённый гневом и ревностью, он не дал Алану ни единого шанса.       Может стоило? Хотя бы объясниться, уточнить…       Он спохватился и посмотрел на часы. Родителей не было дома, а без их привычной рутины он прозевал все на свете.       Музыка звучала в наушниках, пока Эрик бежал до такси. Часть слов из припева, которые он успел запомнить, буквально въелись в сознание.

«Что хорошо для тебя, где ты находишься?

Знаешь ли ты, где проходит твой путь?

Ты можешь найти себя, как ребенок,

Который не ищет, а начинает?»

      Вдруг пришло смс от Фила.       Тот предлагал встретиться в центре, и Эрик вспомнил, как обещал объяснить, зачем ему понадобилось сбегать с уроков.       Они столкнулись возле лестницы, ведущей в подземку. Хартманн резко затормозил возле парня, прошёлся пятерней по растрёпанным волосам, пытаясь кое-как пригладить непослушные вихры и вытащил наушник из уха.       — В наше время джентльмены больше не снимают шляпу! — усмехнулся Фил, склоняя голову вбок.       — Даже хуже, — улыбнулся в ответ Хартманн, впрочем, так и не решив шутить про сексуальные предпочтения. Сон всё ещё оставался свежим в памяти.       — Мир перевернулся с ног на голову! — брат Мару дёрнул Эрика за рукав, уводя в сторону от каких-то прохожих. — Пойдём, я уже пятнадцать минут тебя жду, засранец!       Хартманн извинился, вместе с тем не ощущая ни капли раскаяния. Настроение отчего-то было приподнятым. Пока они ехали в поезде, он раз за разом прокручивал в голове слова песни, наверное, надеясь отыскать в них какой-то скрытый смысл.       Мелодия не казалась ему грустной, каждая строчка находила отклик в душе, и он уже почти парил над сиденьем, но приятель остудил его пыл, когда они добрались до пересадочной станции.       — Да что с тобой такое, Эрик? — он нахмурился. — Ты какой-то рассеянный! Хартманн и вправду плёлся чуть позади и глупо улыбался, то и дело отводя взгляд и устремляя его в пол. Наверное, выглядел жутковатым психом.       — Смита исключили из сборной. В полуфинале.       — Погоди, что?! — Эрик остановился, и в него врезалась какая-то женщина. — Как это?! Почему?       — Ты мне скажи, — Фил посерьёзнел. — Вы перестали общаться, и тут — неожиданность! — он выдержал театральную паузу, — открылись шокирующие подробности личной жизни Алана!       — Мне, пожалуй, стоит рассказать, как есть, — Хартманн вздохнул.       — Чувак, если ты скажешь, что вчера побывал на другой планете, я, пожалуй, не удивлюсь, — Фил сошёл с эскалатора. — Вон наш поезд, скорее! — он побежал вперёд, надеясь успеть попасть в вагон, но двери захлопнулись перед самым его носом. Эрик с трудом умудрился ухватить парня за плечи, предотвращая неизбежное столкновение со стеклом.       — Чёрт, осторожнее! И кто из нас рассеянный?!       — Это просто знак свыше, — Фил задумчиво потёр нос ладонью.       Они сели на лавочку в ожидании следующего состава на этой линии.       — Мы с Аланом…       — Поругались? Это я уже заметил. Сестра все уши прожужжала, что надо бы выяснить, в чём дело и помирить вас, — парень подался вперёд и упёрся локтями в колени. — Только вот, подозреваю, всё не так уж просто?       — Правильно подозреваешь, — согласился Хартманн. — И прости, что тогда воспользовался твоей помощью, чтобы свалить с уроков.       — Херня, — парень поморщился. — Я сначала думал на тебя наехать, а потом появился Смит с костылём и…       — Это не моих рук дело, — заметил Эрик.       — Алан молчит, как партизан, но у него что-то случилось, да? С этим ведь связана история с Ричи и наркотой?       — Ты был в курсе? — Хартманн удивился. Эту новость даже в школьном совете постарались замять во благо репутации школы.       — Ходили слухи среди парней. Я нацеплял то там, то сям, — уклончиво ответил Фил. — И я тоже умею делаю кое-какие выводы.       — Я надеюсь, это не повлияет на наше дальнейшее общение? — уточнил Эрик.       — Чувак, — Фил рассмеялся. — Ты никогда не задумывался, какого чёрта со всеми нами происходит?       — Иногда я думаю, что у кого-то там наверху весьма скверное чувство юмора на мой счёт, — он усмехнулся.       — Такие истории творятся на наших глазах… с ума сойти!       Они замолчали. Кажется, оба подумали об одном и том же, но не высказали ни слова вслух.       Спустя пару минут подъехал следующий поезд, а весь дальнейший путь Эрик провёл, наблюдая за бесконечной пляской проводов в туннеле.       В груди кольнуло от внезапного осознания, что он увидит Алана прямо сейчас, всего через каких-нибудь десять минут.       Вдруг тот каким-то магическим образом прочитает его мысли?       — Вы хотя бы вид сделаете? — тихо попросил Фил, когда они поднимались по лестнице. — Сестра расстроится, если на её праздник придут две кислые рожи.       — Угу, — пробурчал Эрик, опуская голову и утыкаясь носом в воротник ветровки.       — Я уверен, что и он тоже будет стараться. Просто будь лапочкой, а я постараюсь не разорваться между вами, — брат Мару с силой хлопнул Хартманна по плечу и обогнал, устремляясь вперёд через группу людей.       Эрик кивнул сам себе, уже не веря, что идея пойти на день рождения была такой уж хорошей.       Они ждали их возле выхода из метро, и Алана он увидел не сразу. Наверное, потому что тот накинул на голову капюшон от толстовки. Она была черная, чуть больше, чем полагалось по размеру и, как обычно, мятая.       Но даже несмотря на эту небрежность, он всё равно выглядел шикарно и немного странно рядом с остальными среднестатистическими американскими подростками. Они все были ему не ровня. Но Эрик думал об этом в хорошем смысле, ведь Алан никогда не кичился тем, что красив. Наверно, Смит даже не подозревал об этом.       — Мы выбрали жёлтые и фиолетовые! — радостно объявила одна из подружек Мару, имен которых Эрик никак не мог запомнить.       Шарики, которые она держала в руках были сплетены между собой ленточками и красиво переливались на солнце. Эрик поздоровался с девушкой и пообещал себе, что постарается не переходить грань общения, когда все начинают хотеть с тобой подружиться.       — Почему жёлтые? Фиолетовый её любимый цвет, — Виктория повела их вдоль улицы по заранее намеченному маршруту, который показывала Эрику на карте ещё в школе.       — Привет, — он вздрогнул, хотя сразу понял, что это произнес не Алан.       — Салют, Джек, — пожав руку одному из участников баскетбольной команды, которого, кажется, прозвали Громила, Хартманн растерялся, не зная, о чём поговорить, и спрятал руки в карманы, молча следуя за девушками.       — Фиолетовый да, но жёлтый просто такой солнечный, а сейчас хорошая погода, вот мы и решили…       Остальной трёп он пропустил мимо ушей. Алан сначала шёл с правой стороны от Фила, а затем ускорился, догоняя Викторию, и о чём-то непринужденно заговорил. Девушка то и дело громко смеялась.       Вскоре они замедлились, и к Смиту присоединился Фил.       — Слушай, насчёт вчерашнего, — начал было он.       — Не бери в голову, я вас больше не побеспокою, — чуть резковато ответил Алан.       — Мы в дерьме, чувак, — брат Мару словно констатировал факт, с которым Алан даже не собирался спорить.       Сплочённая баскетбольная команда, по всей видимости разделилась на два лагеря перед самым финалом и являлась хреновой перспективой для победы. Эрик слышал, что полуфинал пройдёт в соседнем районе, и там сыграют две сильные сборные. В школе уже имели соображения насчёт того, кто выйдет победителем, и такая перспектива не радовала никого. «Тигры» из Бруклина славились своей поистине зверской игрой. Хартманну даже захотелось, чтобы их «дьяволы» с достоинством отошли на третье место, не связываясь с лишними проблемами без непосредственного участия главного нападающего.       — Сюда забежим, мальчики, вы пока подождите нас!       За размышлениями Эрик потерял счёт времени и расстоянию, обнаруживая себя возле магазина каких-то товаров для праздника и досуга.       Алан зашёл внутрь с остальными, а они с Джеком и Филом остались возле дверей.       День намечался тяжёлый. С каждой минутой Хартманн понимал это всё отчетливее, словно пробуждаясь от какого-то счастливого, но весьма глупого забытья.       Мару не ожидала сюрприза и едва не расплакалась от радости, когда увидела сноп из фиолетово-желтых шаров разных форм и размеров. Вручив ей подарки, Виктория устроила фотосессию, умудрившись даже их с Аланом заставить позировать на камеру.       Улыбаться, делая вид, что веселится, гуляя с человеком, с которым полторы недели назад Эрик разговаривал на повышенных тонах, было сложно. Но, как оказалось, возможно, хотя и стоило определенных усилий.       Мару ведь ничего не знала и вопросы задавала поистине неудобные.       — Ал, боже мой, да ты вообще ешь? — она, смеясь, ткнула Смита в щёку. — Смотри, какой худой стал. Может, ты как Джессика?       — А что Джессика? — удивленно переспросил тот, когда они входили на территорию Луна-парка.       Мару изобразила характерный жест, поднеся два пальца ко рту, и её подружки встретили подкол дружным взрывом хохота.       В ту же секунду Эрик задумался, что ему самому надо почаще вставать на весы и вспомнил, что утром застегнул ремень на джинсах ещё туже, чем раньше, даже не обратив внимания.       Задержавшись возле пары ларьков с какими-то идиотскими забавами типа выстрели из рогатки по мячикам, чтобы выиграть игрушку, они решили начать день с небольшого ланча в знаменитом кафе «Натанс-фэмоус». По словам Фила, здесь готовили лучшие хот-доги в Нью-Йорке.       Снаружи было много свободных столиков, но Мару сразу потащила всех к барной стойке, чтобы сделать заказ и уже потом рассесться.       Эрик заметил, что Алан озадаченно смотрит на меню, висевшее у них над головами, и ему вдруг отчаянно захотелось подойти и спросить, а что здесь взять? Этот хот-дог с чили и вправду острый? А какой выбрать лимонад? Какую порцию картошки, политой сыром, стоит взять? Они со Смитом всегда брали две большие, потому что одна на двоих уминалась слишком быстро и приходилось идти за добавкой.       Но теперь Хартманн не мог к нему обратиться и поэтому просто стоял и ждал, пока остальные сделают заказ и передвинутся к стойке выдачи. Он глядел в окно и наблюдал за тем, как чайки с канала летают над пляжем в поисках того, чем бы поживиться.       — Молодой человек, что у вас? — он обернулся на голос кассира и быстро продиктовал заказ, запоздало соображая, что женщина обращалась не к нему, а к Алану.       Она потыкала в экран пластиковой картой, оформляя произнесённые слова.       — А вы? — спросила кассирша, обращая на себя внимание Смита.       — То же самое, — быстро произнес он, перемещаясь к группе ожидающих.       У Эрика снова ёкнуло в груди, а от запахов, доносящихся с кухни, вдобавок заурчало в желудке. Он понадеялся, что Алану понравится местная фри… Раньше ведь нравилась?       — А пить что будете? — крикнула кассирша вдогонку, недовольно закатив глаза.       — Лимонад! — Хартманн вздрогнул, когда они сказали это одновременно.       — Большой? Средний? — женщина невозмутимо постучала карточкой по монитору в ожидании.       — Большой. И два стакана, пожалуйста, — Эрик достал бумажник, понимая, что попал в очень неловкое положение.       Смит должен был заплатить тоже… Или сейчас выйдет так, что Хартманн заплатит за него, а он бы хотел избежать подобного поворота.       — С вас семнадцать пятьдесят. Наличными или кредиткой? — Эрик протянул кассирше двадцатку, одновременно с этим ощущая вибрацию мобильника в кармане джинсов.       Пока женщина отсчитывала сдачу, он извлёк телефон и быстро глянул на экран: на панели уведомлений высветилось сообщение, что Алан перевёл ему ровно половину озвученной суммы.       Потрясающе. Теперь они общались банковскими переводами и немного ментально… Чудо, а не жизнь!       Остальные уже вовсю уминали еду на улице.       Эрик был последним, кто подхватил поднос, и с осторожностью донёс тот до столика. Сейчас было вдвойне страшно опрокинуть стаканы с лимонадом. Виктория помогла ему расставить еду, когда он подошёл и подвинулась на лавочке так, чтобы оказаться между ним и Аланом.       С одной стороны, Хартманн был готов сказать ей спасибо. А с другой — страдал по полной программе, не отдавая себе отчёта, что вообще-то находился на чужом празднике и ему бы впору сделать лицо попроще…       Он не особенно следил за разговором, вылавливая только то, что изредка говорил Алан. Иногда фокусировался на его лице, украдкой, пока не видели другие. Ругал себя на все лады, но ничего не мог с этим поделать.       Смит был словно призрак. Так близко: протяни руку и можно коснуться, но в то же самое время так далеко… Слишком далеко, с пропастью между ними, на дне которой протекал ров, заполненный пираньями и аллигаторами.       От собственных сравнений Эрику вдруг стало очень смешно.       Ирония состояла в том, что они были вынуждены делать вид, будто всё в порядке, смеяться над общими шутками и как-то реагировать на окружающую действительность. И ему, признаться честно, последнее давалось хуже всего.       Следующим пунктом на повестке дня Мару стояли аттракционы. Они прокатились на гигантском Колесе чудес и посетили Луна-парк, в котором побывали на американских горках со старинными деревянными вагончиками.       Эрик ни разу не посещал Кони-Айленд, но катался в парках аттракционов где-то в Европе с родителями в далеком детстве. Он только помнил, что остался в восторге, проведя там чуть ли не весь день. А сейчас впечатления смазывались, теряясь, и не задерживались в голове надолго, потому что всё, о чём он мог думать, была фигура Смита впереди.       Устав от горок, девочки предложили заглянуть в небольшую комнату страха. Заплатив в кассе, они по очереди вошли в темный, узкий коридор, разветвляющийся на несколько ходов.       Снаружи здание показалось гораздо меньше, чем было внутри. Хартманн быстро запутался, петляя из поворота в поворот, и то и дело натыкаясь на кого-то из их компании. Девчонки визжали, ощупывая его, где-то слышался звонкий хохот Фила, кажется, поймавшего одну из них за задницу.       Эрику показалось, что он различил шевеление за шторкой, за которой, по задумке создателей, на него должен был выпрыгнуть скелет в лохмотьях. Недолго думая, он шагнул в проход, но вместо белых костей и звона цепей вдруг врезался во что-то мягкое и рефлекторно выставил руки вперед, чтобы не сшибить человека с ног.       — Простите! — голос Хартманна утонул во взрыве хохота поблизости, а знакомые ладони прошлись по его спине снизу вверх, ощупывая.       Осознание, кто это был, пришло к нему не сразу. Вынужденные «объятия» продолжались, быть может, секунд пять, в течение которых Эрик рефлекторно подался вперёд, едва ноздри уловили до боли знакомый запах. Как во сне, события которого вспомнились мгновенно, будто по щелчку пальцев резко стало тепло внизу живота. Кровь резкими толчками приливала в пах. Здесь было тесно и темно — идеальная почва для разыгравшегося воображения. Хартманн мучительно прикусил губу, а Смит отшатнулся, обходя его так неожиданно, что закружилась голова.       Или ему просто не хватило воздуха, потому что он не дышал?       Наверное, это стало последней каплей для них обоих.       Эрик вышел на улицу первым. Щурясь от яркого света, он отыскал Мару, горячо пожал той обе руки, наплёл какую-то несусветную бредятину про неотложные дела и поймал такси домой.

***

      Алан горько усмехнулся, глядя вслед удалявшейся машине. Стоявшая рядом Виктория заметила его выражение лица и незаметно ухватила погладила по плечу.       — Держись, — шепнула она ему, проходя мимо, чтобы вернуться к Мару и остальным девочкам.       Всё это время Смит пытался поймать взгляд Хартманна и прочесть в нём хоть что-нибудь. Как ему поступить? Что делать дальше?       Без толку. Эрик ушёл, будто его и не было. И в этот момент Алан почувствовал себя настолько невозможно одиноким, что не нашёл ничего лучше, чем предложить остальными пойти в какой-нибудь бар, где могут не вполне легально налить подросткам .       Ему до одури захотелось напиться. Чтобы не думать о том, что происходило между ними, чтобы не ощущать больше этой постыдной трусости, переполнявшей изнутри, и не чувствовать себя слабым.       К закату начали открываться первые питейные заведения. Девочки были не против, ведь Алан с Филом идеально сошли за взрослых. Им продали несколько коктейлей, которые они успешно пронесли на пляж, где и распили один за другим, по очереди передавая друг другу.       Первыми компанию покинули подружки Мару. Та попросила их забрать шарики, а Виктория с Джеком отправились провожать девочек к станции метро. Алан остался наедине с Мару и Филом.       Они допили остатки и молча смотрели на потемневшие воды канала, которые блестели в свете многочисленных фонарей на набережной. Мару начала икать, и брат то и дело её передразнивал.       Кругом царила атмосфера всеобщего веселья, и она абсолютно не вязалась с тем, что творилось у Смита на душе. Опьянение подступало к сознанию медленно. Он начал говорить, и, к его удивлению, язык развязывался куда сильнее, чем хотелось бы. Накатил резкий порыв ветра: в его состоянии такое событие стало знаком свыше.       — Мне кажется, о последних новостях про меня не в курсе только самые отчаянные задроты, — устало усмехнулся он.       — Ты про что? — Мару снова икнула, уложив голову к нему на плечо. — Только попробуй заржать Фил! — она пригрозила брату кулаком.       Тот хмыкнул, удобнее усаживаясь на лавочке, и скрестил ноги по-турецки.       — Про то, что я вроде как пидор.       — Чего-о? — девушка резко выпрямилась, уставившись на Алана во все глаза. — Да ты гонишь!       — Правда, — он улыбнулся уголком губ.       — Фил, блядь, серьёзно?! Ты знал? — она обратилась к брату, сама не замечая, как выругалась. В обычном состоянии от неё не слышали подобных слов.       — Ага, — тот наклонил голову, — и сегодня я даже догадался, в чём проблема, чувак. Смит вытащил из кармана пачку сигарет.       — Эй, по шее настучу, здесь нельзя курить! — Мару зашипела на него, вырывая пачку из рук.       — Бухать, в общем-то, тоже нельзя! — Алан рассмеялся, заметив Викторию и Джека. — Смотрите-ка. Несут что-то!       Парень с девушкой действительно шли к ним с каким-то бумажным пакетом.       — Купил возле метро, — Джек извлёк на свет бутылку из тёмного стекла.       — Так, ребятушки, стойте! — Мару возмущенно оглядела всех. — Моё восемнадцатилетие происходит именно так или мне кажется?!       — Что конкретно тебя удивляет? — Смит веселился уже вовсю. — Что мы бухаем на набережной, нарушая, как минимум, пару статей административного кодекса, или что я вдруг заявляю тебе о том, что влюблён в парня?       — А ты влюблён? — внимание Мару резко переключилось. Теперь она сосредоточилась на Смите и ухватилась за рукав его ветровки.       — Есть такое.       — Сестрёныш, ты уже такая большая, а всё ещё глупая, — заметил Фил. — Сложно не понять, что объект его любви уехал домой пару часов назад.       — Погодите… — Мару насупилась. Кажется, алкоголь не шёл на пользу её сообразительности. — Это Эрик, что ли?!       — Ну наконец-то, — Виктория откупорила бутылку и приложилась к горлышку.       — Эй-эй, полегче! — Джек выхватил виски у неё из рук, отпивая следом.       — Раз уж сегодня вечер откровений, — тихонько рыгнув, она вытерла себе рот тыльной стороной ладони. — Я встречалась с наркоманом!       Громила расширил глаза в неподдельном изумлении, в то время как Алан принял бутылку у девушки из рук.       — А я безнадежно влюблён в парня, который не хочет меня видеть, — подытожил он, передавая бутылку Филу.       — Вот придурки… — Мару наблюдала за всеми с нескрываемым шоком.       — И что ты будешь делать, Ал? — Фил поморщился, делая глоток.       — А ты так спокойно воспринял эту информацию?! — не унималась его сестра. — А как же… гомофобия? Это так называется, да? Что там говорил наш папа?       — Что голубых нужно сжигать на костре? — предположил Смит, уставившись на Джека.       — Что они не заслуживают права на существование и всех надо выселить на отдельный полуостров, — подытожила Мару, кривясь лицом.       — Чё ты на меня-то смотришь, чувак?! — Громила потупился. — Ладно-ладно, я вспылил тогда в раздевалке, ты ждёшь ещё каких-то извинений?       — Иди нахуй, — добродушно отозвался Алан, и Джек слегка оттаял.       — Как-то радикально, учитывая, что тринадцатая поправка к Конституции была принята аж сто пятьдесят лет назад, и нас больше никто не угнетает, — усмехнулся Фил, добавив, — я не признаю унижения в любой форме, будь рабство, цвет кожи или вероисповедание.       — Какой ты, однако, широко мыслящий человек… — задумалась его сестра.       Они начали говорить о какой-то политической фигне, вникать в которую у Алана не было никакого желания и сил. На душе было паршиво. Он стискивал в руке бутылку, то и дело отпивая, и уже даже не морщился от вкуса дешевого пойла.       — Я люблю его, ребят, — внезапно сказав это, он поёжился. То ли от очередного порыва ветра, то ли из-за откровенности собственного признания.       Алкоголь брал своё. Остальные не стали комментировать его слова, наверное, отнеслись с пониманием, за что Алан в конечном счете начал благодарить их.       Когда окончательно стемнело, а из Луна-парка стали выходить последние посетители, они с трудом добрались до станции метро. Спустя половину пути до центра, им пришлось выйти на улицу, потому что Виктории стало плохо. Она буквально висела у Джека на плече, и без того затрудняя передвижение. Фил вызвал такси, благо ехать им всем было почти в одну сторону.       Скинувшись оставшимися наличными, они отправили домой сначала девушку, взяв с Громилы обещание о ней позаботиться.       Такси уехало, а Фил вдруг похлопал Алана по плечу.       — Чувак… Я серьёзно, насчет сегодняшнего. Ты клевый игрок, и мне жаль, что наша команда будет без тебя в полуфинале.       — Брось, — парень махнул рукой, когда к ним подъехала следующая машина.       — Я поговорю с ребятами и с тренером! Может, надумают взять тебя обратно!       Смит оставил его реплику без комментариев.       Проследив за тем, чтобы Мару с братом добрались до двери своего дома, он продиктовал водителю собственный адрес.       Его нынешнее состояние оказалось далеко от простого опьянения. В тот день Алан впервые в своей жизни нажрался.       Мир перед глазами перемещался с ужасающей скоростью: он делал всего лишь шаг, но поверхность под ногами оказывалась раньше. Предательски раньше, чем этот факт регистрировался мозгом. Он топал по асфальту, как раненый слон, нелепо переступая с ноги на ногу.       Уже в подъезде дома Смит тщетно попытался сфокусировать взгляд на ступенях. Он уже забыл, как вышел из такси. Голову тянуло вниз, и парень всерьёз испугался, что упадет, скатившись с лестницы между третьим и четвертым этажом. Сценарий, в котором его найдут шокированные соседи, вовсю разворачивался в голове, когда он всё-таки достиг двери квартиры.       Соображал Алан также медленно, как и передвигался, поэтому крики, доносящиеся изнутри, дошли до него позже, чем он перевалился через порог, спотыкаясь об отцовские ботинки.       Разговор на повышенных тонах сейчас вела мама. Смит замер, цепляясь за куртки на вешалке в прихожей, и прислушался.       — Так больше не может продолжаться, Джозеф! Он твой, чёрт возьми, сын! Возьми себя в руки, я устала находиться между двух огней!       — Не моя вина, что мой сын решил вести такой образ жизни, ты слишком много ему позволяла в детстве!       — Джозеф, сейчас не время мериться прогрессом в воспитании детей, я уделяла ему внимание, равно как и ты! И наш сын — не чудовище, каким ты его себе вообразил!!! Он нормальный мальчик!       — Нормальные мальчики приводят домой подружек! Делают им детей! Играют свадьбы!!!       — Если наш сын решил иначе — это не повод делать вид, что его больше не существует!!!       Алан не смог удержать баланс, так и не сообразив, что произошло: кажется, от куртки оторвалась петелька, и он с шумом повалился на пол вместе со всеми вещами на вешалке.       — Вот! — через некоторое время он услышал взбешенный, почти срывающийся на хрип, голос отца прямо над собой. — Вот, что происходит, Ханна! В нашем доме, прямо сейчас!       Ему с трудом удалось подняться на ноги, но тут он вспомнил о валявшейся на полу куртке и наклонился, чтобы поднять её. К горлу подкатил ком.       Подумалось, что надо сказать какие-то слова, но изо рта вырывалось только нечленораздельное бормотание. Язык распух и едва шевелился.       — Я больше этого не вынесу! — отец выхватил куртку у Алана из рук (тот даже не разобрал, что всё это время держал её) и пулей вылетел из квартиры, шумно хлопнув дверью.       На мгновение воцарилась почти неестественная, замогильная тишина. Смит глубоко вдохнул, стараясь сконцентрироваться на том, чтобы стащить с себя кроссовки. Затем снял ветровку и успешно повесил ее мимо крючка.       — Ал, — мамин голос донесся будто издалека. Затем он увидел её руку и сообразил, что она повесила одежду за него.       — Мама, — только и удалось выговорить Смиту.       — Боже, как от тебя разит, — она тяжело вздохнула. — Пойдём-ка.       С этими словами она мягко, но настойчиво ухватила сына под локоть, утягивая в ванную. Там она стащила с него кофту вместе с футболкой и заставила наклониться над ванной, велев крепко держаться за бортик. А затем принялась поливать прохладной водой из душа.       — Тошнит? — спросила она, когда Алан вздрогнул. — Если что, давай прямо сюда, я потом уберу.       Он помотал головой и, пересилив себя, принялся умывать лицо. Ему действительно полегчало, в голове неожиданно прояснилось и, наконец, удалось произнести какие-то членораздельные звуки.       — М-м, с-пасибо, хватит, — из прохладной вода постепенно превратилась в ледяную.       Услышав мольбы, мама закрутила кран и набросила ему на голову большое махровое полотенце.       — Таблетку попозже дам, перед сном. Я буду на кухне.       Она вышла, оставив его в покое. Алан вытер волосы и плечи, а затем обернулся, поймав в поле зрения собственное отражение в зеркале.       Боже, а ведь и правда, Мару не шутила. На кого он был похож? Белки глаз в сосудистых сеточках (от перенапряжения, когда его вырвало в какие-то кусты по дороге к дому), лицо бледное — круги под глазами на таком контрасте выглядели ещё ярче.       И когда это у него так заострились скулы? Неужто и правда похудел?       Он коснулся собственной щеки пальцем и слабо поморщился. Накатил очередной приступ головокружения. Отложив полотенце на стиральную машинку, Смит поспешил на кухню.       — Крепкий чёрный чай, — когда он уселся на стул, мама поставила перед ним чашку с дымящимся, вкусно пахнущим содержимым.       Она больше ничего не говорила. Молча вымыла посуду, тихонько включила радио. Алан услышал, как поднялась оконная фрамуга. Мама закурила так, чтобы дым не летел в его сторону.       Вдруг захотелось сказать ей спасибо. Одновременно с этим он вспомнил разговор, из-за которого ушёл отец, и до него начал доходить весь ужас сложившейся ситуации.       — Мам, а вы… сильно поссорились из-за меня?       — Нет, Ал, не бери в голову…       Он смотрел на скатерть и на чашку у себя перед глазами. Зажмуриться было чревато очередным приступом боли и тошноты, а ему хотелось оставаться в сознании как можно дольше.       — Я услышал часть разговора. Из-за меня ведь…       — Просто дай ему время, Алан, — мама затянулась.       — Куда он ушел?       — Понятия не имею, — тут же ответила она. — Прогуляется до магазина. Может быть, покурит от досады… Идиот, я хотя бы делаю это дома. А он всё так же прячется.       Смит слабо усмехнулся, вспоминая, как они бросали курить десять лет назад.       — Все будет нормально, мы не собирались расходиться или что-то в этом духе, солнышко. Просто… С ним бывает сложно.       — Из-за меня, — вздохнул парень.       — Нет, не из-за тебя, — мама, кажется, повернулась к нему лицом. Её голос зазвучал отчетливее. — С тобой всё в порядке, ты пойми… отец, он, как и я. Только привык держать всё внутри. Он ужасно переживает… Понимает, что ты выбрал не самый легкий путь.       — Какая разница… никакого пути уже нет.       — Так и не помирились? — участливо поинтересовалась мама.       — Нет… — Алан закусил губу, подавляя накатившие эмоции. — Прости, тебе ни к чему это всё. И так тяжело…       Слова рвались из груди, но он заставил себя заткнуться.       — Алан… ложись, отдохни. Завтра придёшь в себя и поможешь мне по дому. Если захочешь, я всегда рада поговорить.       — Я знаю, мам… — он с большим усилием поднялся со стула. — И правда, пойду прилягу.       Она затушила сигарету и тепло улыбнулась ему.       — Вот и умничка. Доброй ночи.       Смит захотел обнять её, но потом вспомнил, что от него за километр несёт, и решил этого не делать. С трудом передвигая ноги, он добрался-таки до своей комнаты, закрыл дверь и стащил с себя брюки. Мобильник выпал из кармана, брякнувшись на пол.       Наклонившись, чтобы поднять его, Алан чуть не упал сам.       Случайно разблокировав гаджет по отпечатку пальца, он нажал куда-то, падая в постель и пытаясь сфокусировать взгляд на плывущем в темноте маленьком экранчике.       Похоже, он кому-то звонил…       Раздались гудки, он увидел знакомый номер и понял, что набирал Эрику. На дисплее высветилась его фотография.       — Чёрт, — Алан попытался сбросить, но пальцы не послушались. Вместо этого он свернул окно вызова и открыл чёртов калькулятор.       Гудки прекратились. Полоска вызова на панели уведомлений перекрасилась в зеленый цвет.       Хартманн взял трубку…       Смит застыл, кажется, в секунду протрезвев, и задержал дыхание. Затем он прижал телефон к уху, вслушиваясь в тишину на том конце, и испугался издать хоть какой-то звук.       Но сбрасывать вызов теперь было выше его сил.       Наверное, Эрик ждал каких-то слов, раз решил ответить?!       Но он же хотел сделать это не так! Совсем не так! Что он сказал бы в таком состоянии? Он и предложения сейчас адекватно построить не сможет, не то что просить прощения!       И почему Хартманн молчит? Алан посмотрел на экран, чтобы удостовериться, что отсчет секунд идёт по-прежнему.       Эрик не отключался.       Смит прерывисто вздохнул и запоздало заткнул себе рот ладонью. На глаза навернулись предательские слезы. Так хотелось рассказать всё, что на душе!       Если бы это вдруг стало возможно, Алану бы хотелось просто коснуться Эрика, передавая боль, что переполняла изнутри, и сожаление, которое перехватывало горло.       Но даже если получится так, что толку? Это его досада, не чужая. Чтобы просить прощения, нужна смелость.       Смит ведь думал, что Хартманн когда-нибудь скажет ему это… Слова, вроде тех, что      говорят при расставании.       «Прости, но так больше не может продолжаться».       «Извини, но давай будем друзьями, как раньше».       Какой-то финальный аккорд должен был прозвучать. А пока его нет, Алан отказывался верить, что всё закончилось.       Наверное, было бы неплохо поведать ему об этом?       Боль сменилась досадой, а досада злостью. Захотелось вытащить из Эрика хоть слово, но Алан понимал, что сделает тем самым только хуже.       Мобильник вздрогнул, возле его уха сработала вибрация, и пришлось снова посмотреть на дисплей. Звонок завершен. Продолжительность две минуты двадцать две секунды.       Экран поплыл перед глазами, головокружение началось с новой силой. Организм сопротивлялся из последних сил, призывая к спасительному сну.       Последним, о чём Алан успел подумать перед тем, как провалиться в забытье, была странная, но почему-то показавшаяся позитивной мысль.       Плевать, что так вышло. Они давно не были вместе, а сейчас… хотя бы помолчали вдвоём.